Текст книги "Жертва"

Автор книги: Гарольд Карлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)

Соня тряхнула головой, внезапно лишившись способности говорить, глаза ее наполнились слезами.

«Господи, она всего лишь ребенок!» – пронеслось в голове Марчеллы. И несмотря на все случившееся, ей захотелось обнять ее, успокоить и сказать, что все будет хорошо. Она положила свою руку на руку Сони.

– Что случилось, Соня? Скажи! Может быть, я смогу тебе помочь? – попыталась успокоить ее Марчелла.

Соня закрыла глаза и откинулась назад на белом кожаном сиденье. Когда она их открыла, они были наполнены слезами, в них, как в калейдоскопе, виднелись кусочки красного и голубого цветов. Она беспомощно глядела на Марчеллу.

– Просто позволь мне уйти. Позволь мне жить своей жизнью. Все будет хорошо. Я ничего у тебя не прошу.

В следующие выходные Соня переехала на новую квартиру, через три дня после того, как Марчелла подписала договор о найме квартиры.

Марчелла смотрела, как с помощью Марка и Дональда Соня грузит чемоданы, набитые одеждой, в «роллс».

– Удивительно, – прошептала она Эми, стоя с ней в прихожей. – Она так приблизила меня к себе. На прошлой неделе… произошло одно событие, которое, по-видимому, уничтожило разделявший нас барьер.

– А теперь она уезжает? – спросила Эми. – Слишком много для близости! Однако она всего лишь ребенок, Марчелла, ради Бога. Как ты можешь позволять ей поступать таким образом?

Марчелла покачала головой, глядя, как Марк опустил маленький телевизор на заднее сиденье машины.

– Ты не знаешь, Эми, – сказала она. – Ты просто не знаешь. Она не ребенок. Я не знаю, что она такое, но в ней бушует голод человека, решившего добиться своего во что бы то ни стало. Она ужасно торопится!

– Ей повезло, что она такая красивая, – сказала Эми. – Без такой внешности она была бы довольно бесцветной личностью…

Дональд опустил последний чемодан в багажник. Соня чмокнула Марка и устроилась на переднем сиденье, рядом с Дональдом.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы мы поехали с тобой и помогли тебе устроиться на новом месте? – крикнула ей Эми.

Соня отрицательно покачала головой.

– Пока мы говорим, там два дизайнера развешивают шторы! – прокричала в ответ Соня. – А мне не нужны даже занавески! Пока, Марк! Пока, Эми! Пока, мама, дорогая! Спасибо за все и не забывайте пересылать мне мою почту!

В квартире Марк обнял мать.

– Опять только мы с тобой, – сказал он, крепко прижимая к себе мать. – И так мне нравится больше.

Несмотря на то что ей нравилось, когда он обнимал ее, она освободилась от его рук и повернулась к нему:

– Ты – моя следующая проблема!

Он улыбнулся, словно она подшучивала над ним.

– Нет, я действительно так считаю, Марк! – сказала она, видя, как он, разыгрывая недовольство, шутливо выпятил нижнюю губу. – Иногда мне кажется, что мы чересчур близки, ты и я. Соня сказала, что мы выводили ее из себя! Как ты отнесешься к тому, если в один прекрасный день я кого-нибудь встречу? Кого-нибудь, за кого я, возможно, выйду замуж? Как сможем мы вести нормальную жизнь?

– Нормальную? – Марк разразился диким смехом. – Наша жизнь никогда не будет нормальной. На каждой станции подземки, в автобусах и по всему городу красуются изображения полуголой Сони. Отец в тюрьме!

Твои книги буквально повсюду, а я собираюсь стать известным пианистом!

Марк подбежал к пианино и стоя заиграл сумасшедшую джазовую мелодию, вызвав смех у Марчеллы. Ей пришлось признать правоту сына. Понятие «нормальный» перестало относиться к их жизни с того самого момента, когда Скотт в «Ле Серке» выложил перед ней тот чек.

Сиделка Иды заканчивала дежурство и уходила в восемь часов вечера, и обычно Марчелла, занимаясь приготовлением обеда для себя и для Марка, заглядывала в комнату к матери каждые двадцать минут. Если они с Марком обедали в городе, то она оплачивала сиделке дополнительное время. Однажды вечером она застала Иду, когда та возилась у задней панели включенного телевизора. С помощью ножа ей удалось отвинтить два винта.

– Она спалит весь дом, если ты не будешь за ней присматривать, – предупредила ее Эми, когда услышала об этом случае. – Ее действительно необходимо пристроить в хороший дом для престарелых, Марчелла. Ради ее же собственной пользы.

«Ради ее собственной пользы». «Во имя ее интересов». Когда приходит время выбирать между собственными интересами и интересами родителей, мы всячески стараемся найти оправдания подобным мыслям. Марчелла ненавидела эти фразы, считала их лицемерными.

– Не знаю, жду ли я, пока не случится какой-нибудь несчастный случай или что-нибудь еще, – со вздохом призналась она Марку – Ее могло убить током. Если я помещу ее в дом престарелых, это будет таким ужасным финалом! Она там умрет, а мне невыносима мысль, что моя мать умирает в обществе чужих людей.

Эта проблема не давала ей заснуть по ночам. Однажды ночью, когда после раздумий она наконец забылась сном, ее разбудил запах паленого. Марчелла быстро поднялась с постели, схватила халат. Комната матери была пуста. Марчелла бросилась на кухню, где из-под закрытой двери пробивалась полоска света. Распахнув дверь, она увидела мать полностью одетой стоящей около плиты и помешивающей густую кипящую жидкость, налитую в котелок.

– Мама! – Она подбежала к Иде, выключила газ, заглянув в котелок, из которого вытекала густая пастообразная масса, издававшая неприятный запах. Она посмотрела на продукты, стоявшие на столе, из которых Ида готовила свое варево: кетчуп, желе из грейпфруктов, арахисовое масло, майонез и молоко. Ида возмущенно оттолкнула ее в сторону и продолжала помешивать в котелке.

– Ты проголодалась, дорогая? – спросила ее Марчелла. Она буквально упала на стул, глядя на свою мать, слезы навернулись на глазах.

На следующий день Дональд вез Марчеллу в Коннектикут взглянуть на несколько домов для престарелых. Через день она захватила с собой мать посетить лучшие из них, надеясь, что Ида укажет ей, какой из них ей больше по вкусу. Однако Ида невидящим взглядом смотрела на ухоженные сады, намеренно отделанные веселыми цветами комнаты и не проявляла никакого интереса. Марчелла выбрала самый дорогой и самый приятный дом, расположенный на окраине Нью-Хевена.

На следующей неделе домашний врач полностью обследовал Иду.

– Вам известно, что она страдает болезнью Альзеймера? – спросил он немного погодя, когда Марчелла разглядывала диаграмму с результатами исследования мозга. – Взгляните, вот две обширные области, где поражены клетки, – пояснял врач, указывая на участки диаграммы. – Боюсь, что в настоящий момент ее сознательная деятельность крайне ограниченна.

Марчелла возвратила врачу диаграмму и посмотрела на мать.

– Да, знаю, – согласилась она, – я старалась не обращать на это внимание как можно дольше.

– Она страдает недержанием? – спросил он. Марчелла судорожно сглотнула подкативший к горлу комок.

– Иногда. За ней присматривает сиделка.

– Хорошо, что вы решили поместить ее под наблюдение сейчас, миссис Уинтон, – сказал он. – Если вы оставите ее дома дольше, состояние ухудшится, и тогда меньшее количество домов для престарелых согласится ее принять.

Поблагодарив доктора, Марчелла провела Иду по садам, указывая на других пожилых людей, сидящих в креслах на газонах, медленно прогуливавшихся в обществе сестер, поддерживавших их под руки.

– Тебе тут понравится, – сказала Марчелла матери, направляя ее неуверенные шаги. – Появятся новые друзья, а мы с Марком станем навещать тебя каждую неделю, обещаю.

Марчелла аккуратно разобрала чемодан с вещами Иды, который Дональд принес в комнату на втором этаже.

– Не навещайте ее первые две недели, – посоветовал врач. – Дайте ей время привыкнуть к новому месту.

– Вы будете давать ей транквилизаторы? – со страхом спросила Марчелла.

– Если она станет чересчур беспокоиться, – он прикоснулся к плечу Иды. – Полагаю, у нас не будет проблем, так, миссис Балдуччи?

Прежде чем уехать, Марчелла опустилась на колени около стула, на котором сидела мать.

– До свидания, дорогая, – сказала Марчелла, целуя мать в щеку. Ида пристально посмотрела на нее и внезапно оттолкнула от себя. Марчелла внутренне была благодарна матери, что та так поступила. Она прошла по коридору, напоследок обернулась и увидела, что Ида даже не смотрит ей вслед.

В машине Марчелла дала волю слезам. Две недели вынужденной разлуки могут стереть из памяти матери последние из возможно оставшихся у нее воспоминаний.

– Вот теперь мы действительно остались вдвоем, – сказала она Марку в тот вечер.

Он обнял мать и спросил:

– Было жутко?

Марчелла не выдержала и расплакалась в объятиях сына.

– Я никогда не поступлю с тобой так же, – пообещал он. – Никогда!

Марчелла взглянула на него умоляюще.

– Не говори так, от таких слов мне делается еще хуже! Неужели ты думаешь, будто я хотела сплавить ее в дом престарелых? Я пошла на этот шаг потому, что боялась, что она причинит себе вред, если не будет находиться под присмотром все двадцать четыре часа в сутки.

Каждый день Марчелла звонила в дом престарелых, справлялась о состоянии Иды. Когда они с Марком стали навещать ее, казалось, она не чувствовала себя хуже, живя в новых условиях. Сидя в саду, они, бывало, говорили с ней, похлопывали по руке. Все это, однако, были односторонние разговоры, и Марчелла могла только надеяться, что они с Марком были для матери хоть каким-то утешением.

Марк и она составили избранный клуб из двух человек. Они вместе обедали, вместе гуляли в парке, ходили в кино. По выходным Дональд отвозил их в Виллидж или в Сохо. Там они бродили, прогуливаясь в толпе. Марчелла сделала ремонт в комнате матери и устроила в ней рабочий кабинет.

Соня превращалась в излюбленный объект всех фотографов. Ее фотография на обложке журнала «Вог» с озорно высунутым языком, а также рассказ о последней моде заявили о ней, как о новом лице в общественной жизни. Вскоре с ежемесячно обновляемых витрин магазинов и афишных щитов на автобусных остановках на жителей города взирали ее фиалковые глаза. Несколько раз Марчелла попыталась поговорить с Соней по телефону, но всякий раз ей отвечал автоответчик. Сама же Соня ни разу не позвонила матери.

Марку шел восемнадцатый год, он стоял на пороге превращения в мужчину. Он был настолько красив, что Марчелла испытывала опасения. Она знала, что ни одному красивому мужчине не давали возможности вести размеренную жизнь. Она переживала, что внешность может затмить его музыкальное мастерство. Пока, однако, он жил жизнью примерного студента. Трудолюбивый и серьезный, он был центром небольшой группы молодых музыкантов, которые вместе ходили на концерты, любили съездить на пикник в парк или прогуляться за город. Они часто ходили на концерты в «Карнеги-холл» и Центр Линкольна. Бывало, Марк после концерта приглашал друзей к себе домой на чашечку кофе. Тихо посмеиваясь, он рассказывал Марчелле о девушках, преследовавших его в школе. Ему было немного жаль их, когда он тактично разочаровывал их, заявляя, что для него самое главное работа. Марчелла изо всех сил старалась не проявлять любопытства к его личной жизни.

– У меня позднее развитие, – загадочно улыбаясь, говорил он ей.

Марк был уверенным в себе, каким бывает мужчина, сознающий собственную привлекательность, но лишенный тщеславия. Иногда Марчеллу тревожило, что Марк не проявляет большого интереса к девушкам, однако она решила, что матери не под силу оценить сексуальность собственного ребенка.

Чаще всего Марк рассказывал ей о своем учителе, который совсем недавно начал преподавать у них на факультете. Музыканта звали Кол Феррер, он преподавал новый, вызывавший горячие споры курс джаза, свинга, буги и синкопирования. Руководство школы решило, что такой курс поможет ученикам получить более полное музыкальное образование, и многие учащиеся с готовностью стали посещать занятия.

– Говорят, что классический пианист не станет подлинным мастером, не имея представления о джазе, – объяснил Марк Марчелле, вращаясь на стульчике перед пианино и извлекая несколько аккордов мелодии буги. – Буги здорово развивает левую руку.

Марчелла посмотрела на его руки, лежащие на клавишах.

– Понимаю, но ты, надеюсь, не станешь злоупотреблять этим, так ведь, Марк? – спросила она. – Довольно странно слышать такие заявления из твоих уст.

– Феррер довольно суров к студентам, не принимающим этого всерьез, вот почему я тренируюсь, – рассмеялся Марк. – Он настоящий садист. Совершенно не похож на других учителей: тем, как одевается, как разговаривает с нами…

Когда друзья Марка вновь появились у них дома, Марчелла услышала, как они с раздражением обсуждали нового учителя. Однажды Марк признался матери, что, когда он особенно неудачно исполнил произведения Гершвина, Кол довел его до слез.

На следующей неделе в «Санди таймс» Марчелла прочитала статью о Феррере. Его дальнейшая работа в академии ставилась под сомнение в связи с тем, что он начал выступать в вечерних программах в отеле «Карлайл». Он играл и пел произведения Гершвина и Кола Портера, в исполнении которых отличался особым мастерством. Мягко отвергая высказанную в его адрес критику, он заявил:

– Я исполнитель. И играю всюду, где мне платят деньги!

Наиболее обеспеченные из учеников отправлялись в центр города, платили по двадцать пять долларов за входной билет, чтобы вечерами по пятницам услышать игру своего учителя. За шесть недель выступлений Кол Феррер завоевал себе множество почитателей, для которых стал подлинным идолом.

Утром в понедельник он взирал на Марка гипнотическим взглядом своих черных глаз. Нескольким коллегам-преподавателям, пользовавшимся его расположением, Феррер заявил, что у него не было ученика столь талантливого, как Марк. Многие из преподавателей хотели бы узнать, что произвело на Кола большее впечатление – талант Марка или его внешность. Разумеется, Марку нечего было добавить к характеристике учителя, когда он описывал его как «холодного, как лед», или как «высокомерного».

Поэтому Марчелла была удивлена, когда в самый канун Рождества Марк сообщил, что пригласил Кола и нескольких друзей зайти к ним после концерта Шопена в «Карнеги-холле».

Роман Марчеллы «Самая большая любовь» на протяжении многих недель прочно удерживал первое место в списке бестселлеров; теперь, когда подарочные издания книг, приуроченных к Рождеству, заполнили витрины магазинов, спрос на нее стал понемногу падать. Эми донимала Марчеллу вопросами, побуждая взяться за новую книгу. Она же еще не могла найти подходящей темы и под любым предлогом старалась держаться подальше от своего рабочего кабинета.

– Мы устроим прием! – предложила Марчелла. – Кол Феррер знаменитость, не так ли?

Обычно Марчелле нравились молодые люди, которых Марк приглашал домой, особенно девушки, которые бросали на ее сына обожающие взгляды, подтверждая ее высокое мнение о нем.

– Скажи мне, почему ты решил пригласить его в гости, Марк? – спросила сына Марчелла. – Я полагала, что его не любят в школе. Марк подмигнул ей:

– Общественные отношения. Я подумал, если он познакомится с тобой, то, может быть, станет менее суров со мной. Ты, надеюсь, не возражаешь, что я использую тебя, правда, мам? Выгляди так же блестяще, как умеешь только ты!

Полагая, что Марк, должно быть, готовит сватовство, Марчелла решила доставить ему удовольствие и сделать все возможное, чтобы очаровать этого человека, умаслить его так, чтобы он поставил Марку хорошие оценки и создал спокойную жизнь на занятиях.

Для вечера Марчелла заказала во французской булочной, расположенной на Колумбус-стрит, несколько подносов различных пирожных, которые она очень любила, украсила гостиную гирляндами из лилий, роз и орхидей. Десятки свечей мерцали по всей комнате в вечер концерта. Она с особой тщательностью оделась и наложила косметику. Когда в десять сорок пять прозвенел звонок у входной двери, Марчелла была полностью готова к приему гостей.

Мысль о сватовстве улетучилась сразу же, как только Марчелла взглянула на Кола Феррера. Очень редко встречался человек, которого бы она невзлюбила с первого взгляда, однако когда Марк вывел вперед высокого, темноволосого человека, на ее лице застыла улыбка.

– Мама, познакомься, – Кол Феррер, мой самый ужасный преподаватель! – представил его Марк. – Одновременно он твой большой почитатель!

Марчелла удивленно вскинула брови, когда Феррер взял ее руку и приложил к губам. Зная его по фотографиям, она не была готова к его росту, составлявшему около шести футов и трех дюймов, и его командующему присутствию. У него было длинное лицо с сонными веками и глазами настолько темными, что едва можно было разобрать их выражение. Прилизанные назад черные волосы. Стройное томное тело, облаченное в длинный плащ, наброшенный на плечи, подобно оперной накидке. Он был из другого десятилетия, а возможно, и века.

– Рад с вами познакомиться, – прошептал он. – Я читал ваши книги.

Губы его выражали презрение и несколько обвисали, когда он их не прикусывал. Марчелла поежилась, когда они прикоснулись к ее руке, испытав ощущение, словно потрогала ящерицу.

– Мои книги обычно читают женщины! Он весело рассмеялся.

– Абсолютно верно, и до чего хороший у них вкус, – согласился он. – Моя мать прочитала роман «Во имя любви», затем каким-то образом он оказался у меня на ночном столике. Начав читать, я не мог отложить его в сторону. У вас замечательный дар рассказчика! Он-то и заставил меня броситься и купить роман «Самая большая любовь», который мне еще больше понравился. Вы уже начали работать над третьим?

– Пытаюсь.

Сконфуженно она убрала руку. Она чувствовала, что мужчина столь привередливый не расточает множество комплиментов, и она не поверила его попыткам снискать расположение к себе. Она приветствовала друзей Марка, большинство из которых были ей знакомы. По пути на кухню, посмотрев на себя в зеркало, она пожалела, что так нарядилась. Она оделась чересчур ярко для такой небольшой вечеринки.

Когда она внесла в гостиную поднос с пирожными, Кол мгновенно вскочил и взял его у нее из рук.

– Куда мне его поставить?

– На рояль, – указала Марчелла. – Если, конечно, вы не сочтете это святотатством.

Глаза Кола сверкнули, когда он обратил их на нее. Он оглядел ее самым подробнейшим образом, начиная с прически и до самых кончиков туфель, оценивая каждый элемент костюма сообразно собственному вкусу. Затем его глаза пробежали по комнате, проделывая то же самое с каждым предметом обстановки.

– Я вижу, вы увлекаетесь коллекционированием? – Он вопросительно поднял брови. – Позвольте взглянуть?

– Конечно.

Она сделала приглашающий жест рукой:

– А я налью вам горячего шоколада. Или вы предпочитаете что-нибудь выпить?

– Горячий шоколад – это замечательно!

Она не упускала его из вида, дожидаясь, пока Марк разольет шоколад из старинного кувшина датского фарфора, купленного совсем недавно. Она видела, как Кол бродил по комнате, знакомясь с ее книгами, ее мебелью, ее маленькой коллекцией викторианского стекла и фарфора.

Она поднесла ему шоколад, прервав его исследования полки с небольшими безделушками, которые она накупила в Лондоне на рынке антиквариата. «Возможно, он собирается сказать, что они поддельные», – подумала она, видя, как он обернулся.

– Марк сказал мне, что вы очень близки.

Он принял чашку с поклоном, присаживаясь рядом с ней на софу, немного в стороне от молодежи.

– Конечно, я немного преувеличиваю. Моя мать – мой самый замечательный друг, и я не могу себе представить, как бы я смог сейчас жить с кем-нибудь другим, хотя многие находят это странным. Она, балуя, портит меня, разумеется. Так же, как, я уверен, и вы Марка!

– Не думаю, чтобы я испортила его, – нахмурилась Марчелла, закуривая сигарету. – Я делаю все, чтобы облегчить ему жизнь, предоставить больше времени и сберечь больше сил для учебы.

– Он настоящий гений, надеюсь, вам известно, – добавил Кол как бы между прочим, – а у гениев свои собственные правила.

Сердце Марчеллы радостно забилось, и она почувствовала, как улыбка расплывается по ее лицу.

– Вы действительно так думаете? – спросила она.

– Если бы я так не считал, то не был бы с ним так суров, – ответил Кол. – Разве он не жаловался, какой я негодяй? Марк демонстрирует поразительные способности к джазу. Совершенно неожиданные в человеке, получившем классическую подготовку.

– Но разве джаз не является лишь подспорьем к классическому образованию? – спросила Марчелла. – Он никогда не отказывался от намерения стать концертирующим пианистом. Добиться стипендии Джанни…

Кол с удивлением посмотрел на нее.

– Наверняка вы обсуждали с ним все это? – Он вопросительно поднял брови.

Он отпил шоколад.

– Это восхитительно! Промокнув рот салфеткой, он спросил:

– Вы добавили немного мускатного ореха? Миссис Уинтон…

Он осторожно поставил чашечку и повернулся к ней.

– Однажды я учил мальчика, который играл Баха, как ангел. Он мог стать величайшим органистом мира. Он удивил меня, став ведущим певцом «Контрол» – есть такая рок-группа. Они до сих пор выпускают альбомы, которые становятся хитами, и он уже мультимиллионер.

Марчелла стремительно подалась вперед.

– Марку никогда не потребуется пренебрегать своей музыкой, чтобы зарабатывать деньги! У меня хватит для него денег!

– Успокойтесь, – кивнул Кол. – Но сегодня молодые люди хотят сами зарабатывать деньги, вы не замечали? Поэтому Марк должен делать то, что он хочет. Я познал посредством своей значительной преподавательской практики, что вы можете подвести музыканта к музыкальному пюпитру, но вы не сможете заставить его играть…

Кол покончил со своим шоколадом, а она, не отрываясь, смотрела на него, взволнованная. Сказанные им слова зловеще висели в воздухе.

Марк приблизился к ним и спросил:

– Как насчет того, чтобы сыграть за свой ужин, мистер Феррер? Моя мама никогда не слышала вас…

Феррер встал, стряхнул крошки с колен.

– Вне стен школы я Кол, – поправил он Марка. Пирожные убрали с рояля и открыли крышку. Когда Кол сел за инструмент, среди гостей зашикали. Он мягко взял несколько аккордов.

– Какой замечательный звук! – похвалил он.

Как только Кол начал играть, Марк взял мать за руку. Он играл Гершвина так, что Марчелла никогда прежде не слышала. Он играл с утонченностью и уважением, привитым благодаря Дебюсси и Шопену. Он сделал собственные оранжировки некоторых мелодий, привнеся дополнительное звучание, которое изменило отношение Марчеллы к этой музыке. Она всегда считала Гершвина страстным романтиком, автором ностальгической музыки для кинофильмов или для воскрешения забытой эры коктейлей. Феррер играл хорошо известные пьесы с такой свежестью, что Марчелла не могла не восхищаться им. Она видела, как Марк смотрел на него. «Неужели Марк обожает этого человека?» – подумала она. Марку не хватало любящего, заботливого отца, но, конечно же, не было худшего претендента на роль отца, чем Кол Феррер.

– Доедайте, пожалуйста, все пирожные, – умоляла Марчелла. – Я не усну сегодня, если буду знать, что они остались не съеденными.

Она мечтала, чтобы всё разошлись, чтобы она могла высказать свои опасения Марку и чтобы он успокоил ее.

Позднее, когда друзья Марка собрались наконец уходить, Кол Феррер взял ее руку и искренне сказал:

– Моя мама будет вне себя от восторга, когда я ей расскажу, что познакомился с вами! Мы оба с нетерпением ждем вашей следующей книги!

Она вместе с Марком подождала у лифта, провожая гостей. Как только двери лифта закрылись, Марк вопросительно повернулся к ней.

– Ну? Что ты о нем думаешь?

Пока он вел ее обратно в гостиную, взяв под руку, его сочно-голубые глаза изучали ее лицо в поисках признаков одобрения.

– Ты сделал поворот на сто восемьдесят градусов! – удивилась она. – А он, бывало, повергал тебя в ужас!

– Я научился использовать юмор! – усмехнулся Марк. – У него такое странное чувство юмора, и ему нравится, когда перед ним вытягиваются по струнке!

Марк налил себе немного вина и добавил льда.

– Кроме того, мне был необходим пинок под зад – в музыкальном смысле! Я начал становиться немножко снобом. Ты же слышала, каким замечательным может быть Гершвин, если его исполнять с правильной музыкальной чувственностью! Кол очень интересный человек.

Марчелла отвернулась, чтобы закурить сигарету и чтобы Марк не разглядел выражения ее глаз. Каждый из них знал, когда другой говорил неправду.

– В высшей степени культурный. Он англичанин? Мне показалось, что у него заметен акцент.

– Он три года преподавал в Лондоне, – сказал Марк. – И там подцепил акцент.

– Он очень высокого мнения о твоей игре, Марк.

– Господи, если бы я мог играть, как он! – сказал Марк, убирая со стола тарелки. – Как-нибудь мы пойдем в «Карлайл» послушать его!

Марчелла проследовала за ним на кухню, держа в руках полный поднос.

– Но ты же не собираешься слишком много играть этой музыки, не так ли, дорогой? – спросила она. Он вернулся в гостиную за следующей порцией тарелок, и она направилась за ним следом.

– Не знаю!

Марк составил горкой несколько тарелок, а затем с размаху бросился на софу и растянулся, сбросив ботинки.

– Джаз, блюз и регтайм сегодня практически составляют классический репертуар. Знаешь, что исполнил на «бис» Ганс Дитер на сегодняшнем концерте? «Саммэ-тайм»!

– Но это не является классическим репертуаром для стажировки у Франко Джанни, – напомнила ему Марчелла.

– Именно это тебя беспокоит? – Марк сел на софе и одарил ее останавливающей сердце улыбкой, такой, какой улыбался только он. Вскочив на ноги, он подбежал и расцеловал ее в щеки.

– Мама, ты же знаешь, как упорно я трудился ради этой стажировки! Конечно, Шопен прежде всего! Даже без всякой лирики!

В следующую пятницу вечером, захватив с собой Эми, они отправились в «Карлайл». Зал был набит до отказа, аудитория шикала, словно боясь пропустить эхо одной из нот, исторгаемых Колом. Марчелла была вынуждена признать, что он был выдающимся пианистом и певцом. Она смеялась, глядя, как Марк после каждой песни аплодировал, подняв руки высоко над головой. «Если это и обожание героя, оно, конечно же, безвредное», – подумала она.

В антракте Кол подсел к их столу вместе с несколькими типами из компании звукозаписи, которые старались соблазнить его отказаться от нынешнего имиджа. Марчелла и Эми нашли его спутников совершенно очаровательными, с их бренчащими золотыми украшениями и повергающей в уныние речью.

Кол извинился, когда они наконец ушли.

– Прошу прощения за этих типов из Лас-Вегаса, но они обеспечивают маме и мне ренту. Я должен быть осторожным.

Марчелла и Эми не смогли удержаться от смеха, слыша в его голосе нотки уставшего от жизни человека. Марк внимал каждому слову Кола.

– Просто этап, через который они проходят, – успокаивала Марчеллу Эми по дороге в дамскую комнату.

Вернувшись в тот вечер домой, Марчелла лежала без сна, обдумывая новую идею для книги. Атмосфера, царившая в тот день в дамской комнате отеля, а также странные соотношения между классической и популярной музыкой каким-то образом запустили в ход механизм ее воображения. Кол дал ей прототип нового оригинального персонажа, над которым следовало поработать. Он был крупнее, чем в жизни, драматичнее! Если существенно улучшить его внешность, сделав его привлекательнее, мужественнее, сильнее, ввести в роман красивую юную ученицу, которая безнадежно влюбится в него… сделать его жестоким, симпатичным, требовательным учителем музыки… она может поразвлечься с любовью, вспыхнувшей между ученицей и учителем. Включив ночник, Марчелла принялась делать наброски. Она сможет воспользоваться всем, что узнала от Марка о мире музыкантов, заставив романтическую историю развиваться два десятилетия назад в концертных залах Европы и Америки. Баланс силы между ученицей и учителем изменится, когда ученица станет всемирно известной. Название возникло почти мгновенно: «Музыка любви». Скотту оно понравится, поскольку в названии присутствует слово «любовь», а ее читателям понравится развлекательное чтение, когда она вовлечет их в рассказ так, что они будут не в силах отложить книгу в сторону, пока не прочитают ее до конца.

Марчелла не представляла, как сильно ей будет не хватать присутствия матери. Прежде она столько раз отрывалась от работы, чтобы заглянуть в комнату матери и проведать ее, чтобы посидеть за чашечкой кофе с сиделкой, чтобы самой убедиться, что все делалось должным образом. Теперь целыми днями она была совершенно одна, имея возможность работать с утра до позднего вечера, прерываясь, чтобы перекусить бутербродом, не выходя из-за рабочего стола. Одиночество помогало работе. Марк читал отдельные части романа и давал рекомендации относительно музыкальных аспектов. Работая целыми днями, нередко все семь дней в неделю, Марчелла вдруг обнаружила, что написала целый роман за поразительно короткое время – четыре с половиной месяца.

– Ты что, романородящая машина? – изумленно вздохнула Эми, когда прочитала рукопись в конце апреля. – Мне с каждым разом требуется все больше и больше времени, чтобы написать очередную книгу. Разумеется, моя новая книга «У меня между ног» требует огромного количества изысканий!

Марчелла рассмеялась.

– То была счастливая случайность, – скромно прокомментировала она. – Посмотри сначала, понравится ли она тебе, прежде чем дружески похлопывать меня по плечу.

– Еще один хит, Марчелла! – пропела в телефонную трубку Эми несколько дней спустя. – Итак, мы должны отпраздновать это! Самое время устроить отдых, и я как раз тот человек, который познакомит тебя с Европой.

– С какой частью Европы? – с сомнением спросила Марчелла.

– С Майоркой! – воскликнула Эми. – Миндальные деревья в мае будут покрыты цветами. Воздух, насыщенный сосновым ароматом, бирюзовое, кристально чистое море! Ты не сможешь отказаться. О, Марчелла, приходи ко мне сегодня в восемь, я тебе расскажу.

Когда тем же вечером Марчелла поднялась в апартаменты Эми, к стене в столовой была приколота карта Испании. Средиземноморский остров Майорка был обведен пурпурным фломастером.

Эми усадила Марчеллу, поставила рядом бутылку ледяного шампанского и тарелку с восхитительнейшими штучками, которые можно было только грызть, затем встала около карты, держа, как указку, серебряную вилку.

– Наша цель! – объявила она, указывая на Пальму – столицу острова. Затем Эми провела вилкой линию от острова по водам Средиземного моря до испанского берега.

– После нашего перелета в Барселону мы совершаем тридцатиминутный перелет над морем. Майорка – самый настоящий, волшебный и загадочный остров – один из наиболее охраняемых секретов в Европе! От американцев, я имею в виду; европейцы знают о нем все!

Марчелла потягивала шампанское, расслабленно лежа на подушках, которые Эми подложила ей под спину. За окном Центральный парк был покрыт темно-зеленой листвой, башни зданий выстроились рядами, сияя огнями по периметру.