Текст книги "Люди и нелюди (СИ)"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

– Пока никто ничего не добыл и никого ни от кого не защитил, – парировала мужу Берта, но направилась к сложенным возле амфибии вещам. – И потом, у нас равноправие…

– Было. Если на этой планете будет основана колония, на первое время придется вернуться к традиционному укладу жизни – мужчина добытчик и защитник, а женщина – хранительница домашнего очага и воспитательница его детей… по крайней мере, пока уровень жизни здесь не поднимется до приемлемого.

Обе молодые женщины не стали спорить. В конце концов, когда подписывали контракт на участие в экспедиции, они знали о существовании этого пункта. Это в фантастических книгах писатели придумывают всякие бутыли, где искусственно вызревают младенцы, пока их биологические матери ведут активную жизнь. Реальность показала, что пока самый лучший способ увеличить численность населения – все-таки естественный.

Разбирая вещи, Маша украдкой косилась на мужчин. Она знала, что ей придется выйти замуж на этой планете и родить своему мужу пять, семь, а может и больше детей. Но только сейчас, когда лагерь вот он, вопрос встал перед девушкой во весь рост. За кого? Ей нравился и веселый общительный Его, и надежный немногословный Кнут Бернсон. Но выбрать она должна только одного. Того, с кем будет лучше. А как это определить? Устроить проверку или ждать, когда оно само решится?

«Подожду», – решила Маша.

Ночь наступала медленно, постепенно.

Сначала изменило цвет небо. Из светло-сиреневого оно стало насыщенно-лиловым. Потом подул ветер. Сперва легкий, как сквозняк, он за несколько минут усилился чуть ли не до штормового, но, не успели ученые передать в центр сведения о его усилении – надо было срочно закреплять едва не улетевшие палатки – как он опять стих до приемлемого. Еще через несколько минут, ушедших на то, чтобы привести в порядок лагерь, изменилось свечение. Солнце спустилось к горизонту, меняя свой цвет. Желтый карлик переменного свечения стал вдруг ярко-оранжевым с отдельными вишневыми всполохами.

Первая вспышка заставила людей вздрогнуть. Маша от неожиданности выронила кинокамеру.

– Что это?

– Черт, – Егор, «словивший зайчика», закрывал лицо руками. – Жжется.

– Оставайтесь на месте, Топов, – Берта рванулась к нему, на ходу доставая индивидуальный пакет. – Если это обычный ожог сетчатки, он скоро должен пройти. Присядьте. Вот сюда!

Взяв ботаника за локоть, она усадила его на складной стул и занялась его глазами. Тем временем пришла вторая вспышка, а потом и третья.

– Что же это такое? – Маша первая пришла в себя и направилась к амфибии. – Надо быть осторожнее и заказать всем очки со светофильтрами…

– Или просто как следует изучить это явление, – пробормотал Стас. – Кто-нибудь заметил, откуда эти вспышки исходят?

– Оттуда, – его жена через плечо ткнула пальцем в сторону заката.

– Значит, пока не выясним, что это, на солнце лучше не смотреть… Маша, что там?

– Сейчас-сейчас, – аналитик забралась на амфибию, где оставалась часть нераспакованной аппаратуры и включила ноутбук, подсоединенный к аккумулятору. – Только свяжусь с кораблем…

– Передай предупреждение о вспышках. Пусть обратят внимание на солнце.

– На закатное солнце, – уточнила девушка. – Так-так… судя по всему, мы не единственные, кто это заметил. Группа Серегина тоже зафиксировала вспышки. От них пришло аналогичное сообщение. Хм…странно…

– Что такое? – Стас подошел ближе.

– Да, похоже, это нечто новое…

– Что, совсем нет никаких сведений о вспышках на закате?

– Только одна, – Маша выглядела озадаченной. – В памяти компьютера зафиксировано только одно упоминание. Во время приземления «Мол Северный» попал под… хм… так сказать, поток излучения неизвестной природы. И внешне это сопровождалось аналогичными вспышками. Тогда тоже был вечер, солнце заходило…Но тогда мы решили, что это всего-навсего отражение. Или что вспышки носят локальный характер – мол, есть на планете одно место со странной активностью. А теперь получается, что это не на планете, а на солнце.

– Но это явление наблюдается только на закате? – настаивал Стас. – А что насчет излучения?

– Данных мало. Может быть, оно присутствует только на определенной высоте? Скажем, лучи солнца преломляются в верхних слоях атмосферы и создают такой эффект, а мы просто пролетели сквозь него… Надо поговорить с физиками. Они занимались анализом состава атмосферы. Я отправлю им запрос. Плохо, что у нас с собой нет нужной техники…

– Надо сообщить, чтобы группа проверки принесла и установила у нас и на стоянке Серегина малый лабораторный комплекс. Это излучение требует изучения.

Маша невольно улыбнулась, услышав этот неказистый стишок. Но сам Стас Ткаченко был далек от романтики и поэзии. Он подошел к Егору и Берте, которая все еще хлопотала над глазами ботаника:

– Как дела?

– Ожог сетчатки, как я и предполагала. До утра походит в повязке. Зрение должно восстановиться, но, насколько серьезны повреждения и требуется ли медицинское вмешательство, выясним только утром, – сказала женщина.

– Не везет мне, – Егор попытался улыбнуться из-под повязки. – Первый настоящий вечер на планете, а я ослеп…

– Будем надеяться, что не навсегда, – Берта похлопала его по руке и потянула за локоть, помогая встать. – Пошли к палатке.

Там, внутри, уже хозяйничал Бернсон. Он пропустил первую вспышку потому, что вместе с Машей обставлял внутренности палатки. Самих «домиков» было три – одна палатка для женщин, вторая – для мужчин и эта, общая, для обеда, отдыха и работы. Часть оборудования пока оставалась на амфибии, для нее завтра хотели устроить отдельный модуль. Часть полога этой палатки была откинута, чтобы можно было входить и выходить без помех. Егора усадили на лавку, и к нему тут же подсела закончившая передавать сообщение Маша.

– Болит, да? – девушка погладила парня по запястью.

– Немножко… – тот невольно порадовался своей травме и слегка приосанился. – То есть, сначала болело, а потом… сейчас вполне себе терпимо.

– А на что это было похоже? Ну, когда тебя ослепило?

– Ни на что. Я даже не понял сперва. Просто возникло напряжение… как будто кто-то давит на глазные яблоки. Больно давит. А потом погас свет.

– А вспышка?

– Я ее не запомнил. Просто сначала – давление, а потом… потом погас свет. Просто погас.

– Но тебе было больно?

– Когда давило на глаза – да.

– Все пройдет, – грубовато бросила Берта. – Маша, помогите накрыть на стол.

Женщины в четыре руки захлопотали у стола. Мужчины топтались на месте, ожидая, когда их позовут. Егор, чувствуя себя выключенным из активной жизни, тянул шею и вертел головой, пытаясь слухом и обонянием компенсировать отсутствие зрения.

– Чем это пахнет? – поинтересовался он.

– Едой, – Бернсон шумно сглотнул.

– Нет, – послышался голос Стаса Ткаченко. – Это цветы.

– Что? – ботаник подпрыгнул на месте. – Цветы? Но…

Он вспомнил те крохотные бледно-зеленые лепесточки, найденные механиком. Они не издавали запаха. И это были единственные цветы. Но откуда…

– Деревья, возле которых мы поставили палатки, – пояснил командир группы. – У них на каждой ветке распускаются такие… ну, прозреешь, увидишь.

– Дай! Дай мне один! – Егор рванулся вскочить.

Стас шагнул за пределы палатки.

– Ах ты…черт! – послышался его голос.

– Что? Что? – насторожились все. Берта невольно схватилась за оружие.

– Тут что-то летает. Маленькое… вроде насекомого! Вот… м-мать…

Теперь уже видели все. В воздухе возле распускающихся цветов кружились какие-то крылатые силуэты. Одни, мелкие, перелетали с цветка на цветок, а другие, покрупнее, преследовали мелких летунов. Стас шагнул поближе к деревьям и чуть не подпрыгнул – прямо под его ногой по земле прошуршал какой-то зверек.

– Да тут полно живности! – удивился он. – Откуда она только берется? Блин, – он шлепнул себя по щеке. – Тут и кровососы есть!

– Всем быстро обрызгаться репеллентом! – распорядилась Берта и принялась обрабатывать незрячего Егора, который стенал и ломал руки, переживая, что не может вот прямо сейчас своими глазами увидеть цветы. Сунутый Машей в руку букетик он чуть было не отшвырнул с досадой прочь. И угораздило его ослепнуть в первый же вечер! Теперь он пропустит все самое интересное.

Чем темнее становилось вокруг, тем больше оживала природа. Маша сыпала соль на раны ботаника, поминутно сообщая о новых цветах и многочисленных ползающих, бегающих и летающих существах. Некоторых Стас пристрелил, чтобы препарировать и доставить на корабль для изучения. Откуда-то издалека послышался низкий хриплый звук, который можно было идентифицировать, как призывный крик какого-то зверя. Тем временем солнце окончательно спряталось за горизонт, высыпали крупные звезды. Среди них нежно-розовым цветом выделялся серпик одного из двух естественных спутников планеты. Вторая луна, видимо, была с другой стороны планеты.

– Ночной мир, – сказал Стас Ткаченко, когда люди снова уселись в палатке вокруг стола. Добытые образцы местной фауны и несколько цветов уже были уложены в контейнеры, а фотографии пересланы на корабль. – Днем, при свете солнца, все затихает, и оживает только в темноте.

– Как романтично… – вздохнула Маша.

– Значит, нам тоже придется приспосабливаться к ночному образу жизни? – Берта смотрела на жизнь трезво.

– Может быть, – пожал плечами Стас. – Здешняя природа дает нам подсказку…

– Но человек – дитя солнца! Наша эволюция… наша биохимия… все наши биоритмы приспособлены к дневному образу жизни! Нет, и у нас на Земле тоже многие животные и некоторые растения приспособились к сумеркам, но… это ведь не одно и то же?

– Как знать. Все это требует изучения, – Стас посмотрел на Машу. Девушка понятливо закивала головой:

– Я обязательно посмотрю записи. Но только утром, хорошо? Сейчас уже поздно. Все устали…

Люди невольно покосились на выход. Полупрозрачный полог «общественной» палатки был опущен, и сквозь него было плохо видно, но всем казалось, что они видят какие-то тени в кустах. Непуганые местные обитатели, доселе никогда не видевшие человека, либо не обращали внимания на палатки, либо бесстрашно шастали мимо них туда-сюда.

– Тогда отбой… для женщин и Егора. Мы с вами, Бернсон, будем сторожить лагерь.

– От кого? От хищников?

– Может быть!

Словно подтверждая его слова, откуда-то издалека донесся еще чей-то рев.

Рэм Вагуцкий нашел капитана Каверина у аналитиков.

Остававшийся на корабле «за старшего» Глеб Петрович Палкин – Петрович – не выглядел довольным. Трое его коллег отправились с тремя группами исследовать планету, а теперь непрерывно слали ему информацию для анализа, обзора и выводов. Он безвылазно сидел за пультом, выползая лишь поесть, поспать и наведаться в уборную. Когда Рэм вошел, они, склонившись к экрану, смотрели на бегущую строку символов.

– Здравствуйте. Можно?

– Что у вас?

– Да вот… астрофизики кое-что нарыли…И я хотел…

– Нет!

– Что? – изумился Рэм.

– Нет. Не могу. Не сейчас! Не сегодня, – Петрович не отводил глаз от экрана. – У меня и так много работы. Я один остался. Понимаете? Один! Все разбежались! Все меня бросили и завалили работой!..

– Это ненадолго, вы же знаете, – Каверин выпрямился. – Когда экспертная группа выявит наиболее удачный участок для основания поселка, мы обязательно одного из аналитиков перебросив вам на подмогу.

– Не на подмогу, а вместо меня! Пусть сами посидят здесь, не разгибаясь хотя бы три денька без сна и отдыха, а я на них посмотрю! Я вам не мальчик уже, между прочим!

Глеб Петрович действительно был одним из самых старших членов экипажа – ему уже исполнилось тридцать девять лет. Для космолетчика – предпенсионный возраст.

– Хорошо. Двоих сюда, а вас – в поселок, – кивнул Каверин. – И я сам тоже разомнусь. А то мы все тут засиделись.

– Скорее бы! – аналитик дождался окончания бегущей строки, запустил анализ по второму кругу и повернулся к мявшемуся в дверях Рэму:

– Ну, что у тебя там?

Тот неловко шагнул вперед, протягивая флешку.

– Вот. Физики кое-что заметили… в озоновом слое.

– А что не так с озоновым слоем?

– Да там… элементы какие-то не те.

– Что значит «не те»?

– Да они сами не могут понять, как так вышло! Думали сначала, что аппаратура барахлит. Хотят, чтобы вы подтвердили или опровергли…

Аналитик принял у Рэма флешку, вставил в свободный разъем и погрузился в изучение информации. Рэм терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу.

– Вы от физиков? – поинтересовался Каверин. – А почему сами пришли, а не по почте прислали? Быстрее же! И время не тратится.

На «Моле Северном» оставалось не так уж много народа, и оставшиеся были порой вынуждены совмещать две-три профессии. Отчасти это была своего рода тренировка – ведь из двадцати восьми человек двадцать должны будут остаться здесь, на этой пока еще безымянной планете, чье рабочее название «Мола» – пока не прижилось среди людей.

– Так у него тут все заблокировано!.. – пожал плечами Рэм. – Почта не проходит.

– Ага, – кивнул Петрович. – Я нарочно ее заблокировал.

– Почему?

– А чтобы всякую ерунду не слали.

– Это моя-то информация – ерунда? – вскипел Рэм.

– Нет, тут действительно кое-что интересное… – аналитик вместе со стулом переехал к другому терминалу, полез в его память. – Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то тут что-то непонятное.

– А я про что? – всплеснул руками Рэм.

– Объяснитесь, – потребовал Каверин.

– Озон… Вы вот это видите? – Петрович вывел на экран несколько световых линий. – Это – спектры озона. Ничего не замечаете?

– Я не физик, – признался капитан.

– Вот, – аналитик ткнул пальцем. – Этот оттенок. На каждой третьей молекуле озона он присутствует.

– И что это значит? – Каверин не стеснялся признаваться в том, что не всеведущ. Как ни странно, людям это нравилось.

– А то, что здешний озон отличается от нашего, земного. И спектральный анализ свидетельствует о том, что в нем наличествуют кое-какие примеси.

– Аргон, – сказал Рэм.

– А? Что?

– Примерно треть молекул озона связаны с молекулами аргона, – сказал он.

– Но это же инертный газ! Этого не может быть!

– Физики сказали то же самое. Они хотели, чтобы вы проанализировали их открытие и выяснили, может ли такое быть? А еще они выяснили, что здешний озоновый слой… он как бы везде.

– То есть?

– Ну, есть только максимальная граница, выше которой молекул озона нет. А минимальная… эти молекулы встречаются даже у поверхности земли, разве что в минимальной концентрации.

Каверин медленно выпрямился.

– Почему это выяснилось только сейчас, почти через две недели после того, как мы высадились на планету? – промолвил он.

– Пробы воздуха брались на разной высоте. Либо там, – Рэм ткнул пальцем вверх, либо у самой земли роботами. Там на десять заборов всего две или три молекулы озона.

– М-да, подкинула нам планета сюрприз… Что ж, разбирайтесь! Справитесь? Или вам кого-нибудь отрядить в помощь?

– Отрядите, – кивнул Палкин.

– Я могу пока помочь, – предложил Рэм.

Петрович без слов указал ему на свободное кресло.

Каверин вышел.

Прошло больше двух недель с тех пор, как «Мол Северный» сел на планету, пока названную Молой в честь корабля. Люди понемногу осваивались. Было основано четыре временных поселка – один развернут прямо на месте посадки корабля, тут в основном были лаборатории, и три стояли в стороне от него. Экспертная группа выждала положенные трое суток и отправилась с инспекцией, которая должна была продлиться еще девять дней – по три дня группа должна была прожить в каждом поселке, изучить местность и условия жизни. Потом будет составлено заключение, согласно которому два из трех поселков будут свернуты, и их обитатели переселятся в последний, заложив начало колонии. Корабль должен будет оставаться на месте в течение минимум половины оборота планеты вокруг местного светила. И только после этого, убедившись, что все идет хорошо и люди начали адаптироваться к местным условиям, «Мол Северный» стартует в обратный путь, к Земле. Следующий корабль прибудет только через несколько лет, привезет новую партию колонистов, оборудование, технику, вакцины – в общем, все, что потребуется новопоселенцам. При условии, конечно, что колония здесь будет основана и просуществует достаточно долго. А то ведь были случаи…

Владигор затряс головой. Он не хотел об этом думать, но следовало учитывать и тот факт, что космос иногда подкидывает людям неприятные сюрпризы. Из шести колоний выживали только четыре.

И, словно подтверждая его опасения, дорогу ему заступила Мария Краснохолмская.

Главный врач экспедиции была одной из немногих, кто практически не покидал корабля – лишь несколько раз выходила она наружу, и то наблюдая за самочувствием членов экипажа. Но при этом зорко следила за их состоянием и регулярно брала у них на анализы кровь и другие жидкости, а также мониторила общее состояние системы. Если не сидела в лаборатории, она сновала по кораблю, отлавливая коллег для медосмотра.

– Что, я пропустил свою очередь? – попробовал пошутить Каверин, когда врач устремилась ему навстречу.

– Не помешало бы, – кивнула Мария. – Но я хотела попросить вас об одолжении. Даже о распоряжении.

– Я вас слушаю!

– Отправьте меня наружу. На планету!

– Что?

Обычно врача приходилось чуть ли не силой выпихивать из корабля. Что же произошло?

– Произошло то, что половина экипажа вот уже несколько дней круглосуточно находится на поверхности планеты практически без средств защиты, подвергая организмы влиянию местной окружающей среды! – отчеканила Мария Краснохолмская. – Пока они находились возле корабля и могли в любой момент вернуться в его привычную среду, я была спокойна, но теперь… Неизвестно, какие сюрпризы готовит нам планета! Какие микробы и болезни ждут поселенцев! И неизвестно, чем уже успели заболеть будущие колонисты! Мой долг, как врача, хотя бы приостановить развитие эпидемии…

– Какой эпидемии? – опешил Каверин. До сих пор он был уверен, что ему докладывают обо всем. И вдруг…

– Пока еще не знаю, – отмахнулась Краснохолмская. – Сведения, которые мне поступают, весьма скудные. Я должна убедиться на месте, что не происходит ничего серьезного…

– Но что происходит-то?

– Слепота. В трех опытных группах – четыре случая временной слепоты.

– Люди ослепли?

Каверин задохнулся. Вот тебе и удачливый капитан! Они на планете только две недели, а из двадцати восьми человек четверо уже выведены из строя!

– По счастью, явление оказалось временным, – отмахнулась Краснохолмская. – По крайней мере мне так доложили. Я хочу отправиться на места стоянок и осмотреть пострадавших.

– Вы? Но ведь в группах есть врачи…

– Всего два квалифицированных специалиста и один помощник, – отмахнулась женщина. – Что они могут? Оказать первую помощь при травме, сделать укол, провести искусственное дыхание. Тоже мне, специалисты! Нет, я возьму с собой кое-какую аппаратуру и блок-анализатор.

– Я отправлюсь с вами, – решил капитан.

Глава 3

Егор осторожно пробирался сквозь заросли, отводя голыми руками ветки. Согласно инструкции по технике безопасности не следовало прикасаться к незнакомой растительности без защитных средств, но ботаник в последнее время сознательно пренебрегал инструкциями. С некоторых пор он поставил себе за правило не обращать на них внимания.

Первые сутки после того, как его поразила странная слепота, были кошмарными. Сознание мутилось, он с трудом различал, где верх, а где низ. Головная боль сводила с ума. Он то проваливался в мучительное забытье, то, стиснув зубы, терпел ее приступы, усиленно делая вид, что ничего не произошло. Берта доложила о его состоянии на базу, но сказала лишь то, что выдал ей сам Егор, не рискнув делать выводы исключительно на основе своих наблюдений. Возможно, это побочный эффект от воздействия на зрительные центры в мозгу, когда его поразила слепота.

Сам Егор даже под угрозой расстрела не стал бы рассказывать врачу обо всем, что чувствовал в эти сутки. Если бы он добросовестно перечислил все, что ощущал, его бы ждал изолированный бокс и позорное возвращение на Землю. Возвращение без Маши Топильской, которая останется тут со своим Кнутом Бернсоном, который был здоров, как бык. Егора мучила мысль о том, что его любимая девушка ускользнет от него, и он готов был рискнуть жизнью и здоровьем, лишь бы не разлучаться с нею.

На вторые сутки слепота, однако, стала проходить. Жжение в глазах ослабло, головные боли, правда, остались, но сознание больше не мутилось. Разве что начал подводить вестибулярный аппарат. Егор заметил, что теперь ему приходится внимательно смотреть на ложку, чтобы доносить ее до рта. Стоило отвлечься на разговор, как рука «промахивалась» и попадала то в щеку, то в подбородок, а один раз он чуть было не выплеснул суп-концентрат себе в нос.

Тем временем жизнь в лагере шла своим чередом. Пока Маша и Берта хлопотали по хозяйству, Бернсон и Стас Ткаченко бродили по окрестностям, изучая новый мир, и почти ежечасно приносили то образцы минералов, то какие-то кости, то просто пробы почвы и воды. Бернсон, заметив, что ветер тут дует практически в одном направлении, мастерил мельницу-ветряк специально для того случая, когда закончатся запасы топлива. Стас расставил несколько ловушек, но пока в них попалось только несколько зверьков, которых по ряду признаков можно было отнести к примитивным сумчатым млекопитающим. По крайней мере, у них была шерсть, а у одного даже нашлась складка на брюхе явно для детенышей, но чешуйчатый панцирь и особое строение лап и челюстей заставляли усомниться в их классовой принадлежности. Из ручья, где тоже установили мельничное колесо, выловили несколько мелких рыбешек, тоже оснащенных панцирями, и каких-то беспозвоночных, имеющих раковины. Люди понемногу приспосабливались к новой жизни. Днем, при свете солнца, вокруг царила тишина и безмолвие – редко-редко мелькнет какое-нибудь насекомое или прошмыгнет мелкий зверек. Можно было ходить без опаски, даже не глядя под ноги – все равно ни на кого не наступишь. Лишь к вечеру, после того, как солнце спускалось к горизонту, мир оживал.

Кстати, солнечные вспышки повторялись не только по вечерам. Рассвет тоже отмечался ими. Они происходили в то время, когда солнце поднималось на определенную высоту, но требовалось длительное изучение странного явления природы.

Сам Егор, когда стал хорошо видеть – зрение и координация полностью восстановились на четвертые сутки – решил посвятить себя ботанике. Пока он болел и с трудом, на ощупь, передвигался по лагерю, было взято несколько образцов почвы и, проанализировав их все, он решил, что наиболее плодородный участок находится ниже по течению ручья, на одной из террас, с трех сторон закрытой нагромождениями камней и зарослями кустарника. Сейчас он как раз туда направлялся.

В густых зарослях, под кронами местных деревьев, ему было хорошо. Лучи солнца рассеивались, просачиваясь сквозь листву, и у самой земли царил приятный полумрак. Егор время от времени присаживался на корточки и жмурился, давая глазам отдохнуть. Да, зрение восстановилось, но на ярком свету перед газами вскоре начинали мельтешить какие-то черные точки, и начиналась головная боль. Чтобы его не дисквалифицировали и не списали на корабль, он обманывал Берту, говоря, что чувствует себя прекрасно.

Посидев под каким-то деревом, он встал было, чтобы идти дальше, но внезапно в глазах потемнело, как в первый раз. Голова закружилась, и, чтобы не потерять равновесия, Егору пришлось опереться на ствол. Что такое? Подобных приступов с ним еще не было! Может быть, это от того, что он слишком резко встал? Но как же болит голова! И эта резь перед глазами… Ботаник попытался выпрямиться, даже сделал шаг, но тут его повело в сторону, он покачнулся и рухнул на землю, теряя сознание.

– Обед! Обед! – прокричала Маша и несколько раз ударила по металлической опоре. Гулкий звон разнесся над лагерем. Сегодня была ее очередь разогревать пайки, пока остальные работали.

На призыв откликнулась только Берта, которая возилась с образцами в лабораторной палатке.

– Семена всходят! – сообщила она, появляясь в столовой. – Уже начали набухать. Похоже, местная вода пошла нашей пшенице на пользу.

– Значит, мы через полгода будем…э-э… делать хлеб? Настоящий, не из брикетов? – Маша посмотрела на ровные брусочки темно-коричневого цвета. В полете они питались такими концентратами и успели к ним привыкнуть. Но девушка еще помнила, как дома, на Земле, пробовала булки и пирожки с джемом. Конечно, рано или поздно, тут тоже будут цвести яблони, но пока придется довольствоваться этим.

– Да, через шесть или семь месяцев, – кивнула Берта. – Как получится… Интересно, где все наши? – присев к столу, она бросила взгляд через плечо.

В лагере девушки были одни.

– Стаса я видела, он шел в долину, – Берта указала рукой направление. – Обещал вот-вот вернуться. Кнут где-то у ручья, а Егора не видела.

– Где он может быть? – Маша огляделась по сторонам. – Егор! Егор?

– Придет, не маленький, – отмахнулась Берта.

– Я все-таки за него переживаю. Эта его слепота… и головные боли… Как думаешь, могло ему стать плохо?

– Не больше, чем нам всем, – Берта поморщилась и потерла лоб.

– Что, тоже голова болит? – участливо спросила Маша.

– А у тебя нет?

– Ну… побаливает иногда… вечером. На закате.

– Дать таблетку?

– Давай!

Они проглотили по капсуле, посидели, прислушиваясь к своим ощущениям. Тишина в лагере стояла мертвая. Разве что мерно гудел генератор, шуршали листья под ветерком, да журчал ручеек. Обычные звуки природы.

– Егор! Кнут! Ста-ас! – вдруг закричала Маша, запрокинув голову.

– Не ори, – Берта сжала виски ладонями. – Черт. Не помогает. Аж в глазах темно!

– Может, аллергия на лекарство? – предположила Топильская и тут же прикусила язык. В экспедицию отбирали только тех, у кого нет и не может быть аллергии.

– Не знаю, – огрызнулась Ткаченко. – Ума не приложу, что делать!

Она встала и вдруг покачнулась, хватаясь за край стола, чтобы не упасть.

– Берта? – Маша рванулась к ней, но и у девушки внезапно земля ушла из-под ног. Ужас – что же с ними происходит? – сковал ее тело. Она рухнула на лавку, жадно ловя воздух ртом. Только бы не потерять сознание. Только бы не…

– Ох, – как издалека, донесся слабый голос Берты, – вроде отпустило. Ты как?

Маша помотала головой. Говорить пока не хотелось.

– Это, наверное, от солнца. Оно такое яркое… и ни облачка, – продолжала Берта. – Неудивительно, что все местные животные от него прячутся.

Маша пожала плечами, жмуря глаза. Открывать их она почему-то боялась. Вдруг все опять поплывет? А если плохо станет кому-то из мужчин? Если где-то в лесу потеряет сознание Егор? Если не вернется в лагерь ушедший в долину Стас? Или Бернсон…Он может упасть в ручей и захлебнуться. Ну и что, что тут мелко! Для лишившегося чувств человека достаточно… наверное.

Страх заставил девушку выпрямиться:

– Мы должны их найти!

– Найду, – Берта поднялась, провела ладонью по лицу. Поморщилась, почувствовав под пальцами шелушащуюся кожу. Когда она успела обгореть? Да, несмотря на то, что тут отнюдь не пустыня, солнце палит, как в Сахаре. – А ты – сиди. Или лучше сходи в палатку, возьми аптечку и жди наших. Вдруг кто первым придет.

В теле еще ощущалась слабость, но она все-таки кое-как собрала снаряжение. Повязала голову самодельной косынкой, добавила темные очки из комплекта сварщика. Стало немного легче, даже головная боль отступила. «Слишком много времени провожу на солнце, – подумала Берта, выходя из лагеря. – Правы местные звери – на этом солнце долго находиться не стоит!»

– Только ты возвращайся поскорее, ладно? – крикнула ей из палатки Маша. – А то мне одной страшно!

– Кого тут днем-то бояться? – откликнулась Берта, прибавляя шаг.

Она помнила, в каком направлении ушел ее муж, и шла по следам, внимательно глядя по сторонам. Но первым, кого женщина увидела, был Кнут Бернсон. Тот сидел у ручья, весь красный и тяжело дышал. По его крепкому широкому лицу струился пот. Берта никогда не видела, чтобы человек так потел – даже в финской сауне. На глазах Берты механик дотянулся до ручья, горстью зачерпнул воды и вылил себе на голову. Второй пригоршней смочил горло и ключицы.

– Кнут? Ты в порядке? – окликнула она его, подходя.

– Ага. Уже. Да, – невнятно пробурчал он. – Голову, наверное, напекло.

– Надо быть осторожнее.

– Жара…

– Таблетку дать?

– От головной боли? Давай!

Он тоже проглотил капсулу, запил водой.

– Ветряк ставил, – помолчав, заговорил Кнут. – Потом в глазах потемнело. Я упал. Очнулся, дополз до воды. Напился, смочил голову. Вроде стало легче. А тут – ты…

– Стаса не видел?

– Нет.

– Он в долину пошел. Я за ним. Вдруг у него тоже голова закружилась. Мы с Машей вас потеряли.

– Маша… она… с ней все нормально?

– Да. Когда я уходила, все было хорошо.

– Я в лагерь иду, – Бернсон с усилием поднялся. – Только ветряк доделаю…

– Может, не стоит? – Берта встала тоже.

– Надо. Голова – ерунда, пройдет. А ветряк… он нужен всем!

Слегка пошатываясь, он двинулся туда, где между камней высилась сборная конструкция. Лопасти ее слабо шевелились под ветром. Пожалуй, слабенький переменный ток давать сможет.

Несколько минут Берта сидела у ручья, наблюдая, как механик заканчивает работу. Когда же Бернсон, собрав инструменты, направился к лагерю, решив отложить натяжение проводов до завтра, она встала и направилась в долину, на поиски мужа.

Собственно, долиной это место назвать было трудно. Просто поросшая островками леса равнина, полого, сглаженными временем уступами спускавшаяся к далекому морю, чем-то похожая на земные саванны. Ветра, кстати, дули как раз в ту сторону. Несколько десятилетий или, может быть, даже около сотни лет тому назад здесь произошла какая-то катастрофа – часть берега либо была сметена в море, либо просто просела. Росший тут густой лес почти исчез, и те заросли, что попадались тут и там были всего лишь попыткой природы залечить рану. Когда группа выяснила это, было решено доложить экспертам о своем открытии и либо перенести поселок выше по склону, либо совсем перебраться подальше от сейсмически неустойчивого района. Они уже приняли решение, но последние события заставили об этом забыть.

«Как много мы либо забыли, либо отбросили за ненадобностью, – с непонятным раздражением подумала Берта. – А теперь придется вспоминать…»

Прищурившись, она посмотрела вдаль, напрягая зрение. Что-то не давало ей покоя. Что-то… странное. Какое-то смутное беспокойство. Может быть, это как-то связано с тем, что она забыла?

Холмистая равнина выглядела безжизненной. Кроме растений, ничего и никого живого. Кроме нее и слабо колеблемых ветром листьев, никакого движения.

– Стас! – крикнула она и тут же зажала себе рот ладонью. Собственный голос показался чужим. Кроме того, она неожиданно для себя раскашлялась.