Текст книги "Люди и нелюди (СИ)"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Внезапно Лерой Му развернулся и кинулся на Георга, который, по своему обыкновению, держался чуть в стороне, подпирая плечами стену у входа:

– Вы! Вы должны отомстить! Мы с вами не были друзьями, но во имя справедливости, во имя высшей цели я готов забыть о вражде и примириться с вашими воззрениями! Ибо нет ничего важнее человеческой жизни… Томия была гениальной! Она была необыкновенной, и вы должны отомстить за ее мученическую смерть! Как она умерла? – последовал такой резкий разворот в сторону Наты, что та чуть было не отпрыгнула, прячась за мужчин.

– Ее… судя по повреждениям скелета, ее съели…

Карликанин испустил еще один горестный вопль.

– Съели! Ее съели дикие звери! Те самые дикие звери! Они напали на них, на беззащитных людей…

– Людей? – не сдержался Георг.

– О! – воскликнул Лерой Му. – Я вас понимаю! Вы нас, карликан, не считаете людьми! Мы для вас всего-навсего карлики… уродцы… гуманоиды… Что нас жалеть? Но мы тоже люди, хотите вы того или нет! Мы честно выиграли этот тренд. Мы вложили средства… мы отдали этой планете наши жизни…

– Кхм…

– Готов согласиться, – тут же перестроился карликанин, правильно поняв чье-то двусмысленное покашливание за спиной, – что и вы, земляне, тоже…м-м… дорого заплатили этой планете. И ваша цена, если можно так выразиться, тоже оказалась высока…Но во имя гуманизма, во имя разума, во имя торжества науки и техники, во имя прогресса, эволюции и… и добра вообще! Взываю к этим понятиям, если прочие не доходят до ваших сердец! Вы должны! Обязаны уничтожить людоедов!

Пафосная, напыщенная и кажущаяся неестественной в своей патетике речь карликанина, однако, произвела впечатление.

– Если мне позволят напомнить, – осторожно произнесла Грета Борн, – то отмечу, что кости ног той землянки мы так и не нашли. Так что можно предположить – и остатки костяка подтверждают это – что она тоже могла стать жертвой хищников, – она помолчала, давая остальным переварить намек. – Вы уже получили данные генетических лабораторий?

Вопрос относился к Нате. Она покачала головой:

– Пока нет. Мне должны были ответить сегодня вечером… или, в крайнем случае, в ночь, но, видимо, задание оказалось сложнее, чем я думала. Нет, пока ответа не поступало.

– Значит, мы пока не знаем, кем была эта землянка?

– Генетически – нет. Ответ дадут только на Земле. А до нее…

– А до этого может произойти что-нибудь еще! – снова рванулся в бой Лерой Му. – И кто знает, не станет ли кто-нибудь из вас его следующей жертвой!

Он обвиняюще ткнул пальцем в землян, и Ната вздрогнула – острый ноготок карликанина почти уперся ей в грудь.

Георг почувствовал на себе взгляд капитана Тимменса. Заметив, что командир отряда его понял, он сделал ему знак отойти.

– Я слушаю.

– Надеюсь, вы понимаете, что ваша прямая обязанность… – начал капитан.

– Знаю, – кивнул Георг. – Прямая обязанность… в случае возникновения прямой угрозы людям…

– Только в случае прямой угрозы?

Что-то странное было в голосе капитана. Георг посмотрел в глаза мужчине, который при других обстоятельствах был равен ему во всем – и по возрасту, и по званию. Во всем, кроме боевого опыта.

– Вы правы. Угроза может быть и непрямой, – медленно произнес он.

Глава 16

Место они выбрали неудачно. Это стало понятно в первый же день, когда, обойдя окрестности, охотники вернулись всего с двумя прыгунами и одним ползуном. Женщины и подростки в отсутствие охотников облазили окрестности, но в ручье, протекавшем в овраге, не водилось плавунов, и нашлось только несколько слизняков, да какая-то водяная мелочь, которая не могла насытить взрослого, даже если тот весь день просидит, просеивая воду сквозь пальцы. Разве что детенышам нашлась забава. Мало было кореньев, а для плодов еще не настало время. Те немногие, что нашлись, уже почти высохли, их мякоть, защищавшая семена, стала приторной, вязкой и жесткой, а кожура утолщилась и трескалась. Пока наберешь горсть, пока разжуешь, выплюнув несъедобные семена… С голодухи самки и подростки пробовали эти семена грызть, но кончилось все тем, что у едоков так разболелись животы, что охотников встретили стоны и крики.

Одной самке, Кхи, было совсем плохо. Она была постоянно голодна, вечно что-то жевала и порой готова была есть даже листву, лишь бы жевать. Первая накидывалась на еду, последняя бросала измочаленные кости и куски шкуры, да и то после того, как обмусолит и обсосет их дочиста. Она не просто слопала все разгрызенные косточки, но и подобрала их за остальными, выгрызая из них мякоть, и теперь стонала и кричала от боли, хватаясь за живот. Из глаз ее текли слезы, на губах выступила пена.

Испуганные, растерянные, сами чувствуя себя не очень хорошо, остальные самки и подростки столпились вокруг нее. Самочка-подросток тоненько пищала и мяла свой живот – он у нее тоже начал болеть, и она боялась, глядя на Кхи. Кто-то из детей потянулся потрогать выступившую на губах Кхи пену – мать сердито шлепнула его по пальцам и заворчала. Редко, кто ел семена, заключенные в твердую скорлупу – обычно они были горькими и от них болели животы. Такие семена надо есть, пока скорлупка мягкая и легко грызется. Это знали все. И, если бы не голод, никто не стал бы пробовать их. Кхи об этом забыла, за что и поплатилась.

К тому времени, как вернулись охотники, она перестала кричать и кататься по земле, колотя себя по животу, и лежала неподвижно, только иногда постанывая и сплевывая зеленоватую пенящуюся слюну. Старая Во, самка вожака Хыха, прошлась по оврагу и даже выбралась на поверхность, пытаясь по запаху отыскать траву, от которой живот быстро очищается от содержимого. Если переесть этой травы, из тебя с вонью и жидкостью выходит все, что ты съел накануне. Эту траву иногда жевали – у нее был приятный вкус – но при этом следили, чтобы не перестараться. Воняло от того, кто съел ее слишком много, просто нестерпимо, да и ослабеешь сильно. Но зато вылезет из живота все. И старая Во думала, что эта трава выгонит у Кхи из живота всю боль.

Но травы не было. Вернее, нашлось всего несколько стебельков, которые Во притащила, вырвав с корнем и, присев на корточки, стала насильно запихивать в приоткрытый рот Кхи. Остальные самки и детеныши вытягивали шеи, любопытно фыркая и ворча. Самочка-подросток, догадавшись, что старая Во не просто так заставляет есть Кхи, попыталась стянуть одну травинку. Это ей удалось, но когда она, осмелев, протянула руку за следующей, ее встретил злобный оскал и такой удар, что воровка покатилась по земле, жалобно хныча. Мать ее, оскалилась на старую Во, но не двинулась с места – кроме младшего детеныша, к ней сейчас прижимались в поисках тепла и участия, двое малышей несчастной Кхи.

Сидевшая в стороне Уалла первой заметила охотников и подала сигнал, что те возвращаются. Вожак Хых шагал впереди. Рядом трусил его последний сын. Он вырвался вперед, спеша рассказать остальным о том, как прошла охота, но старая Во встретила сына неласково. Ей удалось кое-как пропихнуть остальную траву в приоткрытый рот Кхи, но больная так ослабела от боли, что еле-еле жевала и почти не могла глотать. Неизвестно, проглотила ли она траву, а если проглотила, то нужное ли количество.

Тем не менее, оживление при появлении охотников захватило и ее. Когда самки вскочили на ноги и поспешили к охотникам, крича и повизгивая, она кое-как приподняла голову и негромко ухнула.

Два охотника – вожак Хых и Гу – подошли к ней и тоже присели на корточки, глядя на заболевшую. Иногда кто-нибудь заболевал и либо выздоравливал, либо умирал. Обычно стадо бросало больных – тех, кто не мог самостоятельно передвигаться и продолжало заботиться лишь о детенышах, да и то забота больше была со стороны матерей и остальных самок – но сейчас их осталось слишком мало и надо было измениться. Кхи была еще молода. Она еще могла рожать. Более того, в ее животе, как и в животе Уаллы, тоже рос новый ребенок, хотя он и должен был появиться позже, чем малыш подруги Буша. И Гу, отец этого ребенка, волновался сильнее всех. Он заглядывал Кхи в закатившиеся глаза, гладил ее по руке, потом сорвал какую-то травинку и сунул ей в рот, чтобы та пожевала. Старая Во забормотала что-то невнятно, но не прогнала Гу. И так было понятно, что Кхи не может больше ничего есть.

Но есть могли остальные. Как ни мало было добычи, все-таки два прыгуна и ползун – как-никак, еда. И постепенно остальные стали подтягиваться все ближе и ближе, сглатывая слюну и посматривая на вожака Хыха. Ему надлежало разделить добычу, дав каждому его долю.

Тот, отвернувшись от Кхи, привычно подсел к сваленным в кучу тушкам и уже протянул к ним руки, чтобы распороть им шкуры, но внезапно замешкался. Рядом находились Мам, самый крупный и сильный, хотя и не самый агрессивный охотник, и молодой Буш. Эти двое как-то незаметно выдвинулись – сила Мама и копье Буша во многом заставляли с ними считаться. Правда, спокойный и немного ленивый Мам не лез никуда и легко мог отступить. А вот Буш…

Охотники встретились взглядами. Буш почувствовал угрозу в глазах вожака Хыха и ощутил, как на затылке встают дыбом волосы. Он невольно подобрался, напрягаясь для возможной драки. Когда-то он присматривался к вожаку Хыху, смутно надеясь однажды побороться за главенство в стаде. Его опередил Мрачный, забрав себе не просто часть власти, но и часть стада. Под водительством вожака Хыха осталось не так много охотников и самок, одна из которых, к тому же, заболела. Влияние вожака пошатнулось. Если бы Буш хотел, он мог сейчас поспорить за власть, и старик бы уступил молодому. Но это драка. Это новое сражение, после которого стадо лишится еще одного члена. А их и так осталось мало.

И Буш отвернулся, отводя взгляд и показывая, что не будет сражаться. Уалла, присевшая рядом, судорожно вцепилась ему в руку всеми десятью пальцами и тоненько заскулила. Она тоже почувствовала что-то такое и понимала его. Но ее сочувствие сейчас казалось неуместным, поэтому Буш оттолкнул самку, впрочем, не сильно. Просто стряхнул ее пальцы со своего локтя и отвернулся еще и от нее.

Напряжение разрядил маленький зубоскал. Зверек не понимал того, что происходит между членами его новой стаи. Как любой ребенок, он хотел есть и не стал терять времени даром – подкрался и вцепился крохотными зубками в хвост ползуна.

Словно очнувшись, вожак Хых пинком откинул заверещавшего малыша и, подхватив с земли камень, решительным жестом распорол брюхо ближайшего прыгуна, обнажив внутренности. Те повалились из разреза, привлекая внимание остальных, и вожак Хых принялся разделывать тушу, расширяя разрез, вырывая кишки, желудок, печень и легкие, а также подпарывая шкуру в стремлении добраться до мяса.

Буш, как и все, вытянул шею и придвинулся ближе, чтобы не упустить свою долю. Обычно вожак Хых первым делом наделял самок, которые уже потом давали по кусочку самым младшим детенышам. Но в этот раз, едва на землю вывалились еще теплые внутренности, вожак Хых резким рывком отделил целиком печень прыгуна и, не колеблясь, протянул ее Бушу.

– Ы!

Буш вздрогнул. Печень была вкусная. Обычно ее съедала старая Во вместе со своими отпрысками, да вожак Хых отделял от нее свою часть. Только если было убито несколько животных или, как недавно, громадный полосатый броненосец, у которого печенка была громадной, у остальных тоже имелся шанс попробовать редкое блюдо. Но чтобы ему! Одному! Целиком! Да еще сам вожак Хых!

Буш взял, ощущая пальцами ее мягкость, тепло и влажность и вдыхая пряный терпкий запах. Запах сводил с ума, и он впился в печенку зубами, торопясь отхватить как можно больше. Вожак Хых тем временем раскидывал в стороны другим внутренности, оставив только сердце, не менее вкусный и лакомый орган, который он протянул старой Во.

Уалла тоненько заскулила, не сводя глаз с пожираемой Бушем печенки. Оберегая свой большой живот, она не лезла вперед, туда, где малышня и старики дрались за кишки и желудок, и даже не спешила отнять его кусок у малютки-зубоскала. Она просто очень хотела печенки. И Буш, помедлив немного, протянул ей недоеденный кусок. После чего, как ни в чем ни бывало, потянулся за новым куском мяса, ногтями разрывая одну из задних ног прыгуна.

Пиршество продолжалось, пока на обглоданных костях и кусках шкур оставалось хоть немного мяса, жира и вкусного костного мозга, который они добывали, раскалывая кости о камни. Несмотря на то, что было съедено все подчистую, все-таки они не ощущали полной сытости. Каждому досталась примерно треть того, что обычно съедалось после охоты. И, хотя голод удалось заглушить, никто не успокаивался, несмотря на то, что темное время почти прошло, и над головой уже начало сереть, а сбоку уже зеленела заря – знак того, что скоро опять вызреет и откроется Злой Глаз. Спасаясь от него, погаснут вверху крохотные глазки, уйдет, закроется Добрый Свет, от которого осталась уже половинка, спрячется все живое. И они тоже должны забиться в тень, укрыться на дне оврага в расщелины между камней и норы, чтобы их не увидел Злой Глаз.

Но в этот раз все было иначе. Впервые за долгое время охотники не обращали внимания на наступающий рассвет, и впервые никто не собирался искать себе место для дневки. Все забыли про Злой Глаз, столпившись возле Гу, так и сидевшего на корточках возле Кхи.

Самка лежала неподвижно, вытянувшись, одной рукой обхватив чуть выступающий живот и запрокинув голову. Сперва она стонала, елозила на земле, снедаемая болью, потом ее вырвало чем-то желто-зеленым, в месиве плавала скормленная ей старухой Во трава. Гу, брезгуя, отскочил было подальше, но потом вернулся.

После того, как ее стошнило, Кхи ненадолго успокоилась, затихла. Но на подсунутые верным Гу куски никак не реагировала, закатила глаза и заснула. Но сон ее был слишком глубок.

Потревоженное недобрым предчувствием, стадо столпилось возле тела самки. Отпущенные дети Кхи кинулись к телу матери, затормошили ее, прижимаясь к бокам самки, но отпрянули, испуганные и недоумевающие. Кхи не пошевелилась, не прижала к себе малышей, самца и самочку. Никак не отреагировала даже на то, что они в волнении несколько раз шлепнули ее.

Наконец, старшая, самочка, что-то поняла. Она отступила, села, сжавшись в комочек и, запрокинув голову, завизжала. Ее вопль подхватила вторая самка, которая до этого опекала детей Кхи. За нею заголосила старая Во. Вздрогнул Буш – сидевшая рядом Уалла разразилась целой трелью горестных воплей, крича прямо ему в ухо. В хор голосов плачущих самок и детенышей влилось прерывистое рычание – это кричал Гу.

Все еще крича, стадо попятилось от затихшей навсегда Кхи. Все дрожали. Детеныши жались к матерям. Старая Во оттащила детей Кхи. Гу, не зная, как выразить и что делать с переполнявшими его чувствами, запрыгал на месте, хватая все, что попадется под руку. Зацепив за куст, сломал ветку и, несколько раз ударив ею по земле, швырнул ветку в Кхи, вымещая на неподвижном теле злость, страх и разочарование.

Этот его порыв неожиданно подхватили. Все стало ломать ветки и кидать в мертвую самку. Зеленый свет рассвета еще не успел смениться на желтый, а над ее телом уже выросла целая куча. Только когда она целиком скрылась под ветками, все немного успокоились. Становилось все светлее. Мир затихал, готовясь к новому дню. Надо было жить дальше.

На следующий день от тела Кхи стал исходить неприятный запах, а еще позже на него набрели падальщики. Мелкие хвостоколы и кусаки, крадучись, пробирались в овраг и тыкали носами в кучу веток, наваленную над мертвым телом. Сползались черви, проскальзывая сквозь настил длинными гибкими телами. Даже маленький зубоскал, и тот не остался в стороне. Он так и вертелся поблизости, нюхая воздух, трогая кучу лапкой и норовил прокопать проход внутрь. Уалла и остальные гоняли его и прочих падальщиков, кидая камни и ветки. Одного кусаку удалось подбить, и самки с детенышами разделили его поровну, хотя никому не лезло в рот вонявшее падалью мясо.

Чем дальше, тем больше все понимали, что оставаться тут нельзя. Стадо гнал прочь не только запах и падальщики, которых становилось все больше. Наступал сезон дождей, задували холодные ветра, и однажды на рассвете Злой Глаз не блеснул сверху, как обычно. Его взгляд закрыли облака, пришедшие откуда-то. Бело-серая, постепенно темнеющая мгла залила все наверху. В темных пятнах, которые постепенно стали проступать, что-то ворчало и грохотало. Животные притихли, и даже после заката не спешили выбираться из логовищ в поисках пропитания. Стадо впервые за долгое время легло спать впроголодь – если не считать нескольких корешков и тех самых вонючих падальщиков, в их желудки не попало больше ничего.

Дождь хлынул вечером, после того, как стало темнеть. Сперва ударили первые капли, которые остались незамеченными охотниками, по привычке отправившимися за добычей. Но потом вода полилась с такой силой, что самки, которые тоже выбрались из оврага на поиски еды, поспешили криками созвать детенышей и кинуться под защиту деревьев и кустов. Но вода лилась так густо и сильно, что вскоре даже детеныши, которых матери закрывали своими плечами и спинами, промокли до нитки. Особенно худо приходилось осиротевшим детям Кхи – несмотря на то, что в стаде оставалось еще пять самок, они в первую очередь старались укрыть от дождя своих детенышей. Брат и сестра нашли, наконец, приют у самой старой, Бу, которая была старше даже Во, самки вожака Хыха. Но и тощее тело старухи не давало им защиты – она сильно ослабела и, прижимаясь к сиротам, дрожала мелкой дрожью, а потом начала кашлять. Этот кашель многое говорил остальным – если непогода не уйдет, скоро их станет на одну меньше.

В тот первый день дождь лил, однако, недолго и вскоре прекратился, так что охотники вернулись хоть и с пустыми руками, но после того, как он перестал. Высохшая земля жадно впитала влагу до последней капли, и ее еще было мало, так что даже трещины, появившиеся местами, не затянулись грязью. Но нечего и думать было о том, чтобы снова идти на охоту, и вожак Хых задержался на краю оврага, не стал спускаться вниз. Заколебались и остальные охотники. Только Гу и второй, самец, Пух, а также младший сын Хыха, который спешил к матери, начали спуск, приветствуемые самками. Остальные задержались, посматривая на него.

– Гам! Гам-гам! – крикнул вожак Хых. – Ау!

– Га! Га! – откликнулись снизу.

– У-а-а! Ар! – он несколько раз махнул рукой с зажатым в ней копьем, указывая вдаль.

– Гам!

Постепенно, поняв, что хочет сказать вожак Хых, к нему присоединились и остальные охотники. Самки отвечали им снизу. Перекличка продолжалась какое-то время, после чего, сообразив, что вожак не собирается спускаться, к нему полезла старая Во. За нею устремился ее сын. Потом старуха Бу, не желавшая отставать от подруги, а за нею поспешили сироты Кхи и, конечно, только-только спустившийся вниз Гу. Вожак Хых встретил Во и младшего сына приветственными криками, кинулся обниматься, и тут уже остальные самки и детеныши, толкая друг друга и вереща, стали карабкаться наружу.

Уалла из-за своего большого живота поднялась наверх самой последней. Буш ждал ее наверху и, когда она, поднимаясь на четвереньках, неловко вскинула одну руку, нашаривая опору, придавил ее ладонь своей. Уалла тут же вцепилась в его запястье второе рукой, обхватив так крепко, что Буш невольно отшатнулся. Но, рванувшись прочь, он невольно помог и Уалле, которая благодаря этому легко одолела последнюю, самую тяжелую для нее, часть подъема. Выпрямившись, она с тревожной заботливостью потрогала свой живот, тихо заухала и заворчала, прислушиваясь к тому, что происходило у нее внутри.

– У? – Буш с тревогой заглянул ей в лицо. – У-гу?

– Ху! – тихо выдохнула Уалла, растягивая губы в беспомощном оскале. – Ху-у.

Буш заволновался. Он понимал, что подруга хочет ему что-то сообщить, но не знал, что именно.

– Ай? Ай?

– Ху! Ху-у! – повторила она, продолжая наглаживать свой живот. Буш осторожно потрогал его. Раньше такой мягкий, упругий, он вдруг показался ему твердым, как бок броненосца. Разве что у броненосца там был панцирь, а тут – кожа. Но кожа твердая. Он даже попробовал постучать по ней и тут же получил шлепок по пальцам, а Уалла, милая, кроткая Уалла вдруг злобно оскалилась и завизжала.

– Ы! – отскочил Буш.

– Ар! Ар! Буш! Ы! – послышались крики.

Стадо успело немного отойти от оврага, оставив пару на краю, но потом кто-то оглянулся и заметил, что молодой охотник и его подруга так двигаются с места.

Будь стадо большим, как раньше, вряд ли пропажу заметили. Но сейчас, когда их число уменьшилось больше, чем наполовину, когда была потеряна Кхи, а старая Бу все еще дрожала и покашливала после дождя, каждый член маленькой группы оказался на виду.

Стадо остановилось, насторожившись и покрикивая. Ночь кончалась, еще немного – и небо зазеленеет, а потом пожелтеет и наверху снова появится Злой Глаз. Надо было идти дальше, задерживаться некогда. Почему эти двое не двигаются с места?

Уалла знала, почему. Знали это и старая Во, а также ее подруга Бу. Помедлив, они двинулись назад, окружили молодую самку, поглаживая ее живот и трогая за руки. Уалла отвечала им на ласку робким оскалом улыбки и причмокивала губами. Буш, которого оттерли в сторонку, топтался рядом и все порывался придвинуться ближе, заглядывая в глаза подруге, но никак не мог поймать ее взгляд.

Постепенно Уалла успокоилась. Живот ее стал немного мягче, она задышала ровнее, и старые самки отпустили ее руки. Но, когда молодая тронулась в путь, спеша присоединиться к остальным, так и зашагали рядом, словно охраняя.

Метеорологи предсказали изменение погоды за двое суток до начала дождей, но все равно первый ночной ливень, пусть и короткий, застал экспедицию врасплох. Правда, он закончился буквально через полчаса, но за это время на землю успело вылиться столько воды, что она чуть было не протекла внутрь палаток. Хорошо еще, что технику успели загнать под навесы.

– И что, теперь всегда так будет? – поинтересовался Георг утром, осматривая горизонт, затянутый облаками. Просветов почти не было, день начинался сумрачный и серый. Даже немного похолодало. Совсем чуть-чуть, но в купальнике уже не побегаешь и позагорать не получится.

– Обычный сезон дождей, – ответил Тим Уотс, который, почти не покидая лагеря, как раз и служил источником всех новостей. – Наступает зима.

– Слишком быстро она наступает. Вчера же было лето?

– Вчера была осень. Сухая, но все еще теплая осень.

– А сейчас зима?

– Зима. Тропическая зима. К сожалению, никто не располагает долгосрочными наблюдениями и нельзя сказать, характерно ли для этой планеты такое резкое изменение погоды или это единичный случай…

– Единичный или нет, но на наши планы он повлиять не должен, – отрезал Георг. – Лично я намереваюсь продолжать поиски.

– Продолжать поиски или заставить других продолжать поиски? – уточнил Тим Уотс.

– Не вижу разницы. Во всяком случае, для вас!

Лаборант обиделся, но промолчал. В самом деле, Диана Рудная и Теяр Шаню, увлекшись сбором новых видов животных, по сути, свалили на него всю техническую часть.

Георг, посчитав разговор законченным, отошел. Планы у них действительно были, и планы обширные. Торопиться заставляли карликане. Как выяснилось внезапно, парочка их военных кораблей действительно висела на орбите, «на всякий пожарный случай». Сначала они держались с противоположной стороны, закрытые от шаттла самой планетой, но то ли не рассчитали скорости вращения, то ли в дело вмешался случай, но их зафиксировали выпущенные еще на подлете спутники. Их было всего два, они кружили каждый по своим, заранее заданным орбитам с небольшими уклонениями в ту или иную сторону, чтобы постепенно, круг за кругом, охватывать для подробной съемки, максимальную поверхность планеты. Каждый круг длился почти двадцать два часа, и один из них, заходя на пятый или шестой круг, зафиксировал присутствие чужих кораблей. Но понадобилось еще два круга – и почти двое суток – прежде, чем данные были уточнены.

Конечно, карликане отпирались, как могли. Дескать, они знать не знали и ведать не ведали об этой «группе поддержки». Выслушав сбивчивые оправдания, капитан Тимменс отправил два запроса – один для карликанских кораблей, а другой – на базу, сообщив о проблеме. Ответ с базы пришел буквально пару часов назад – было принято решение перенаправить в сторону Планеты Мола Северного ближайший патрульный крейсер. Что же до карликанских кораблей, то они хранили полное молчание.

И из-за этого теперь следовало спешить, форсируя события. Патрульный крейсер придет только через несколько дней – слишком велико расстояние – и за это время все может измениться. Землянам необходимо успеть найти новые доказательства пребывания на планете экипажа «Мола Северного» или хотя бы стоянку шаттла.

Поэтому утром, несмотря на то, что прогноз опять предупреждал о возможном дожде, вездеходы отправились в путь.

По дороге пришлось сделать небольшой крюк и заехать к новому лагерю – времянке, оборудованной на том месте, где была найдена «хижина», а в ней – останки ученицы Лероя Му. Как выяснилось, в кустах поблизости отыскались останки и других карликан, убитых явно обитателями стоянки. В задачу людей входило собрать все костные останки, идентифицировать их и подготовить либо для отправки на Карликанию, либо похоронить. Все понимали, что карликане будут настаивать на похоронах, таким образом, застолбив планету за собой. И присутствие двух их кораблей должно этому способствовать. Но в планы Георга это не входило. Надо было во что бы то ни стало задержать работы – дескать, вопрос не может быть решен окончательно, пока не будут найдены все останки. А к тому времени и патрульный катер землян подоспеет, и сообщение с Земли дойдет, изменив соотношение сил.

Именно поэтому он и решил отправиться в новый лагерь, чтобы переговорить с археологами.

Те устроились в двух палатках, установленных рядом с «хижиной». В одной жили люди, в другой в отдельные ящики складировали найденные останки. Работы прервались, когда вездеходы протаранили кустарник, подъезжая.

Георг первым спрыгнул с брони:

– Руководитель экспедиции где? – крикнул он палеонтологам, которые копались в земле рядом с остатками «хижины».

Патрик Словиш не спеша выпрямился:

– Имирес Чех! К вам приехали!

Ната вышла из палатки, где сортировала утренние находки.

– Что случилось?

– Мне необходимо с вами поговорить, – решительно шагнул к ней Георг. – У вас найдется свободная минута.

– Я не знаю, – она оглянулась на палатку и складной стол, на который выкладывала образцы. – Может быть, вы…

– Это был не вопрос, а утверждение, – перебил Георг, беря ее под локоть. – У вас есть свободная минута. Давайте отойдем в сторонку.

Крепко держа женщину за локоть, он потащил ее в кусты.

– Эй! Вы куда? – окликнула его Нонна Понго. – А как же наша работа?

– Я вам не мешаю выполнять свою работу, а вы не мешаете мне выполнять мою, – отрезал Георг, буквально заталкивая Нату за деревья. Та попыталась сопротивляться, но куда там! Мужчина был гораздо сильнее.

– Немедленно прекратите! – она, тем не менее, попыталась отцепить его руки. – Что за самоуправство?

– Это не самоуправство, а мера предосторожности, – с этими словами он решительно отстегнул шлем, распустил свой пояс и рванул застежку на комбинезоне, открывая поддетую под него облегающую водолазку. – Приведите себя в беспорядок.

– Что? – ахнула Ната, но руки мужчины уже начали шарить по ее телу. Молния на бриджах разъехалась в стороны, водолазку небрежно выдернули из-за пояса, после чего ей решительно взлохматили волосы.

– Спокойно, – Георг перехватил ее запястья. – Все должно выглядеть естественно.

– Но…м-м-м…

Рука в перчатке зажала ей рот. Ната захлебнулась воздухом, натолкнувшись спиной на корявый ствол какого-то дерева. В следующий миг ее прижало к стволу мужское тело, и жаркий шепот ударил в ухо:

– Слушай и не перебивай. Есть проблема. Отвечай коротко, да или нет. Поняла? Кивни, если да!

Ната послушно дернула головой вверх-вниз.

– Так вот. Вопрос первый. Вы собирались захоронить тела здесь? Да или нет?

Ната сначала покивала, а потом не менее энергично замотала головой.

– Не понял, – он чуть ослабил хватку.

– Уф… тьфу! Прекратите меня лапать! – она попыталась спихнуть с себя чужие руки.

– Буду лапать! У нас мало времени. Ну? Что вы хотели сделать с телами?

– Собрать… идентифицировать… потом отдать карликанам…

– Зачем?

– Затем. Пусть поступают с ними, как хотят.

– Они хотят их похоронить.

– Ну… это их право!

– Дура! Они хотят похоронить их здесь!

Уже собравшаяся обидеться на «дуру» Ната похолодела:

– Но…

– Без комментариев. Вы должны этому помешать.

– Как?

– Не знаю. Потяните время, например…

Ната уже хотела спросить, что это даст, но внезапно ее осенило:

– Чтобы вы успели вовремя?

Георг услышал это «вы» и понял, в чем его подозревают. Что ж, эта женщина недалека от истины. Может быть, с нею даже можно иметь дело.

Он всегда, с тех пор, как стал себя осознавать, делил женщин на две категории – те, с кем можно иметь дело и те, от кого надо держаться подальше. Ко вторым относились мать, ее подруги, большинство его ровесниц, многие «на гражданке». Что до первой, то в нее вошли все женщины, служившие в армии, а также врачи и некоторые шлюхи, у которых он имел сомнительную честь быть постоянным клиентом. Женщины вообще находились у него в числе тех, от кого происходили проблемы и помещались в шкале ценностей где-то между детьми и домашними животными. То есть, если придется решать простейшую задачу – кого вытащить из огня первым, женщину, ребенка или собаку, если можешь спасти только кого-то одного, – Георг про себя знал, что женщину он при любом раскладе вытащит второй.

Что же до этой женщины… Хм. А ей бы пошла форма «звездной кошки». В этой форме только подчеркивалась ее грудь и бедра, которые, хочешь-не хочешь, а он чувствовал, когда прижимался к ней. Обычно форму нарочно делают асексуальной, чтоб подчеркнуть, что тот, кто внутри – в первую очередь военный человек, а потом уже – мужчина или женщина. Многие «звездные кошки» становились совершенно неузнаваемыми, когда внезапно переодевались в платья. Георг сам помнил, как ошибся, приняв собственного инструктора по тактике за женщину легкого поведения, когда встретил ее в баре в увольнительной. Он успел к ней подкатить, оплатить выпивку и даже, пощупав колени, осведомиться о цене за час, пока она не срезала его одной фразой: «За час работы я только зачет могу поставить!» Нет, потом они все-таки договорились и приятно провели время в номерах, поскольку Георг зачет накануне сдал самостоятельно, но с тех пор у него вошло в привычку у каждой встреченной в баре дамочки сначала спрашивать номер ее части. А что, если…