Текст книги "Полночная воительница (СИ)"

Автор книги: Габриэлла Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Так ты снова этим можешь разбудить меня?

– Я же предупреждала. Надеюсь, что смогу показать тебе другие способы. – Гейдж начала сжимать её груди через шерстяную ткань платья. – Вот уж что мешает и не на своём месте.

– Я не сниму его. – Конечно, оно не спасёт, но Бринн почувствовала бы себя совсем беззащитной в её объятиях. – И не проси.

Та удивлённо посмотрела на неё.

– Я хочу, чтобы ты его сняла.

***

– Проснись, Бринн, – прошептала Гейджина. – Раздвинь ноги.

Снова? Словно по сигналу, она почувствовала тепло между бёдер.

Она уже не знала, сколько раз будила воин её в эту ночь. В очередной раз её рот присосался к её груди, пока пальцы доводили её до вершины блаженства. И опять её рот… Она вытянулась в жадном призыве.

– Не теперь, – гортанным голосом произнесла Гейджина. – Скоро рассвет.

Холодное влажное полотно легло между её бедер. Бринн открыла глаза.

– Что ты делаешь?

– Успокаиваю тебя. Сегодня тебе предстоит долгий переезд, а я всю ночь наслаждалась твоей сладкой… – Гейджина помолчала, подыскивая точное слово, но так и не назвала по имени вожделённую часть её тела. Только спросила: – Тебе больно?

– Нет.

Бринн захотелось ощутить в том месте её руки и рот ещё раз, а не её «успокоительное» полотно.

Полотном Гейдж прижала мягкие завитки волос на лобке.

– А грудь больно?

– Нет.

Грудь слегка побаливала. Гейдж припадала к ней, словно голодный ребёнок. Её неистовое посасывание заставило Бринн кончить.

– Твоя грудь очень чувствительна к прикосновению, – хрипло сказала Гейдж. – Она твердеет и набухает, как спелый фрукт. Мне хотелось бы присасываться к ней почаще.

У Бринн перехватило дыхание от её слов. Она представила, как обнажённое тело Гейджины лежит на ней, а её губы ласкают её грудь.

– И этого тебе тоже хотелось бы, – сказала воин. – Посмотрим, что я смогу сделать. – Она отбросила мокрое полотно и протянула ей платье. – Одевайся, быстро. Они скоро проснутся.

Когда же она разделась? Бринн смутно припомнила, что в один из моментов её обуяла страсть снести все преграды, разделявшие их друг от друга, они слишком мешали ей.

Так хотела Гейдж, но нельзя было назвать победой то, что она получила. Её руки держали её обнажённое тело, развлекаясь с ним, как с долгожданной игрушкой.

Она быстро натянула на себя платье. Так лучше. Холодная шерсть, облегающая тело, вывела её из состояния сладостного возбуждения. Гейдж не сводила изучающего взгляда с её лица.

– Знаешь, сегодня ночью я сделаю то же самое. Так будет еженочно. Твоё тело так привыкнет к моим рукам, губам, что ты не сможешь и дня прожить без меня.

Бринн ужаснулась очевидной правоте её слов. Уже теперь её тело тосковало без её прикосновений, она чувствовала себя наполненной им и чувственной, какой не была раньше.

Не глядя на неё, она заторопилась:

– Мне надо разбудить Эдвину.

========== 11 глава ==========

– Раздевайся! – Гейджина была немногословна.

Бринн сняла платье через голову и легла спиной к ней. Прошло четыре ночи, их она уже предвкушала днём. Сможет ли она теперь вообще спать, не чувствуя её рук на своём обнажённом теле? Её большие и чуткие ладони тотчас же обхватили её груди. Обладание.

Иногда воин начинала прикасаться к ним нежно, бережно, никакой дикой чувственности, просто приятное ощущение принадлежать другой.

– Я хочу войти в тебя, – прошептала Гейдж ей в ухо. – Ты разрешишь мне?

Её слова стали привычными, вопрос перед бешеной атакой и штурмом. Она пыталась завоевать её согласие.

– Нет.

Её руки невольно сжали её груди.

– Господи, какая ты упрямая! Почему ты не… – не договорила она, пытаясь успокоиться. – Так не может дальше продолжаться. Ты хочешь меня, чёрт возьми!

Бринн и вправду очень хотела её.

Удовольствие от её ласк было странным и необычным, но в них не было того первобытного совокупления, того дикого слияния, только оно может дать ей полное удовлетворение.

– Всё останется по-прежнему, – помолчав, сказала она. – Пока ты не решишь остановиться.

– ≪Воздержание неестественно для лесбиянки, так что страдаешь ты, а не я≫.

Воин убрала руки с её грудей и легла на спину, глядя на усыпанное звёздами небо.

– Единственное, что правильно и естественно для нас обеих, – то, от чего ты отказываешься.

– Ты берёшь всё остальное силой, почему же не хочешь взять и это?

– Ты знаешь, почему. Когда ты придёшь ко мне сама, то уже не сможешь опять уйти.

– Тебе известно, что этого никогда не будет.

– Из-за смерти человека, которого ты ненавидела? – Гейджина приподнялась на локте и оглядела её. – Я не убивала Делмаса.

Бринн напряглась.

– Ты держала вилы.

– Но ты не видела, как я убивала его, потому что я не делала этого.

Перед Бринн вновь всплыла картина на конюшне, ужаснувшая её.

– Я видела.

– Ты слышала, чтобы я когда-нибудь соврала?

– Нет. – Надежда родилась в её душе, но увиденное на конюшне снова заслонило её слова. – До сих пор – нет. Ты всегда сама твердила мне, что доверяешь только тому, что видишь и можешь потрогать.

– Но ты мыслишь совсем по-другому. Ты веришь в честность и в чудеса. – В её тоне слышалась горькая усмешка. – Так где же теперь твоя честность, Бринн?

Та молчала со слезами на глазах.

Воительница выругалась.

– Может, ты и права, не доверяя мне. Ради тебя я пошла бы и на ложь, и на обман, и на убийство. Только злой рок уберёг меня от того, чтобы прирезать твоего мужа, как свинью, которой он был. Я даже пришла в ярость, что не смогла испытать этого удовольствия.

Слабая надежда снова зажглась в Бринн.

Её с горечью сказанные слова убедительнее всяких заверений в правоте:

– «Ради тебя я пошла бы и на ложь, и на обман, и на убийство».

О чём она? Гейдж уже говорила эти слова с ледяной убедительностью, и вообще, она очень умна. Она сладкоголосая искусительница, торговка, способная купить и продать что угодно, не моргнув глазом. Нельзя себе позволить ослепнуть под лучами её слов, которые она выдавала за правду.

– Ты права, я не могу доверять твоим словам.

Гейджина криво усмехнулась.

– А я и не надеялась. Поэтому в самом начале не настаивала на своей невиновности. Я бы тоже не поверила твоим словам при тех же обстоятельствах. – Она сжала губы. – Но между нами одна существенная разница. Я не брошу тебя. Каким бы ни был твой грех, я повторяла бы себе, что грешна я.

– Мы совсем разные.

– Между нами гораздо больше общего, чем ты думаешь. Мы обе честны, целеустремлённы и безжалостны, когда нам так надо.

Бринн испуганно посмотрела на неё.

– Я не безжалостна.

– В этом отношении ты более жестока, чем любой солдат в моей армии. Ради спасения чьей-нибудь жизни ты перешагнёшь, не задумываясь, полмира.

– Неправда.

– О, ты постаралась бы ступать очень осторожно, чтобы ненароком не наступить на кого-нибудь, но не остановилась бы ни перед чем, сметая всё и всех на своём пути ради того, чьим здоровьем ты решила заняться.

– Ты ошибаешься. Существует много других способов.

– Я права. И ты прекрасно это знаешь. Ты считаешь нужным порвать со мной, потому что веришь, что я виновница гибели измывавшегося над тобой и тобою ненавидимого мужа, но ты слишком дальновидна, чтобы винить себя в смерти Делмаса. – Её голос безжалостно доносил до её слуха каждое слово. – Ты отказываешь мне в доверии, которое проявляешь к Эдвине и Малику. Почему?

– Я видела… вилы.

– Будь честной сама с собой, Бринн.

Слёзы хлынули у неё из глаз.

– Я не могу…

– Тогда тебя останавливает не чувство вины, а что-то другое. Делмас для тебя – просто предлог, чтобы отгородиться от меня. Почему? Ты знаешь, я женюсь на тебе и стану обращаться с тобой с почтением.

– Батшебе…

– Мы одно целое. Почему ты отвергаешь меня?

– Это не так.

– Неужели ты думаешь, я стала бы бороться с тобой и ради тебя, если бы не была в этом уверена? Чёрт возьми, мне не по душе, когда женщина руководит моей жизнью. Я могу согласиться на такой расклад при условии, если только сама направляю свою жизнь. Мы станем одним целым. Мы уже стали им.

– Я не руковожу твоей жизнью. Делай, что тебе нравится со мной и всеми вокруг тебя.

– А почему я отправилась на этот неприступный остров? Неужели ты считаешь, только ради клада, о котором никто никогда не слышал?

– Ты поверила мне.

– Вернее, хочу поверить, хотя я всё равно бы отправилась в Гвинтал. Ничто не помешает мне теперь дойти до цели.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ответ кроется там.

– Ответ?

– На вопрос, почему ты не соглашаешься быть со мной всегда. Хотя мы обе признаём, что нам суждено быть вместе.

Бринн покачала головой.

– Я уже говорила, что ждёт тебя в Гвинтале. Клад – и ничего больше.

– В самом деле? Посмотрим.

В ответ на её вздох Гейджина опять легла на спину. Странные мысли и сомнения от её слов будоражили душу. Прежде ей всегда удавалось оставаться честной с собой, не лгать себе и не лукавить. Зачем же тогда ей отталкивать Гейдж, когда она призналась себе, что любит её?

Чего же она всё-таки хочет и чего она ждёт? И что с ней случится в Гвинтале? Гейдж, конечно, права, она всегда доверяла Эдвине и Малику, несмотря ни на что. С Гейджиной всё сложнее, она – сама яростная жестокость.

– Я никогда больше не заговорю об этом, – сказала Гейджина. – Но клянусь чем угодно, как и всегда, сегодня ты слышала от меня правду. – Бринн молчала. Гейджина невесело рассмеялась. – А ты ещё утверждаешь, что у тебя мягкий нрав. Ты считаешь, что от таких отношений страдаю только я. Верно. А ты представляешь себе физическую боль лесбиянки, когда она хочет, но не должна удовлетворить своё желание, освободить себя?

Бринн, разумеется, не знала, но догадывалась. Однажды она заметила, как в безумной страсти перекосилось её лицо. Временами Гейджина отстранялась от неё, мускулы её сжимались в комок, а спина становилась несгибаемо твёрдой.

– Ты и вообразить не можешь, какие это адовы муки.

– Тогда не доводи себя до такого состояния.

– Отвергая меня, ты наносишь мне боль. Разве это не оскорбляет твои чувства лекаря?

– Нет. – Ложь. Мысль о физических страданиях Гейдж для неё стала невыносимой.

– Нет? А ведь это твоя вина. Всё, что от тебя требуется, – подчиниться мне, и боль уйдёт. Я выздоровею.

– И слышать не желаю! – в отчаянии вырвалось у Бринн.

– Но не забудешь. – Воительница притянула её к себе. – Ты будешь помнить, Бринн?

Она не забудет. Даже сейчас тугое напряжение её мускулов отдавалось нежностью в её теле.

Она закрыла глаза и приказала себе спать.

Наступило продолжительное молчание, пока Гейдж вновь не позвала её:

– Бринн!

– Давай лучше спать.

– Кайт.

– О чём это ты? – Она не сразу поняла, что воин уже заговорила о другом.

– Когда мы будем в Кайте?

– Завтра или послезавтра. Уже не помню, сколько дней мне пришлось добираться от уэльской границы до Кайта. – Бринн внезапно разозлилась на себя. – Правда, не помню, как долго мы шли после Кайта. Я тоже не Господь Бог, и не жди этого от меня.

Воительница задумчиво сказала:

– Нам не следует идти в Кайт. Мы могли бы сразу отправиться к морю.

– Но надо пополнить запасы, а Кайт – единственная деревня поблизости. С какой стати нам не идти туда?

– Из-за твоей матери.

Бринн почувствовала тяжесть в груди, знакомый холодок сковал её руки.

– Это случилось много лет тому назад.

– Тебя они тоже хотели сжечь, – мрачно напомнила Гейджина ей.

Она и об этом подумала и она, наверное, права. Может, найдётся причина обойти Кайт?

– Думаешь, там нас может подстерегать опасность?

– Не знаю, но мы, без сомнения, отразим любое нападение фермеров и торговцев.

Бринн охватило какое-то безумие и… робость.

– Тогда отправляемся в Кайт.

– Ты подумай ещё. Не будет ли тебе страшно?

– Я уже сказала, это было давно, и мы спокойно можем ехать в Кайт. – Бринн прикрыла глаза. – А сейчас я устала от этих ненужных разговоров и хочу спать.

***

До деревни Кайт они добрались к концу следующего дня. В тени Кайтского замка притаились дома с соломенной крышей, всё, как в любой другой деревне. Обычная мирная деревня. Тишина. Вопли.

Треск пламени. Запах, о Господи, запах!

– Что с тобой? – прошептала Эдвина, взглянув в лицо Бринн. – Ты выглядишь, как…

– Я не могу быть здесь. – Бринн задыхалась.

– Гейджина говорит, что нам надо купить у жителей деревни провиант и пополнить запасы.

– Вот пусть она этим и занимается, а я не могу здесь ни минуты оставаться.

Бринн развернула коня и пустила его галопом. Она слышала, что Гейджина окликнула её, но не остановилась, пока не отъехала на несколько миль от деревни. Она едва успела спешиться, как её вырвало. Дым. Стоны.

– Господи! – Гейджина обняла её, поддерживая за талию, пока её выворачивало буквально наизнанку.

Наконец Бринн, подняв голову, еле произнесла:

– Я не вернусь обратно. Не могу… – Она еле говорила.

– Никто не просит тебя об этом, – с горечью произнесла Гейдж. – Не стоило мне слушать тебя, я ведь спрашивала, но ты решила поступить так, будто ничего не случилось, чёрт возьми!

– Я не была уверена… Я не думала об этом. – Пошатываясь, она добрела до дерева и привалилась к стволу. – С той ночи я не позволяла себе вспоминать об этом кошмаре.

– Ты же знаешь, что я не позволила бы ни одному из деревни подойти к тебе.

– Знаю… – Бринн закрыла глаза, она по-прежнему держалась за дерево. – Они почти забыли обо всём.

– О чём ты?

– Я чувствую. Такое свершилось зло, а они едва помнят о нём. Подскажи им, и они почувствуют злость… удовлетворение и удовольствие. – Она со стоном стала раскачиваться. – Удовольствие!

Руки воина обхватили её, Гейджина прижала её голову к своей груди.

– Ш-ш-ш!

– Она была доброй. Она хотела помочь, вылечить…

– Хочешь, я их сожгу?

Бринн в испуге посмотрела на неё снизу вверх.

– Что?

– Они сожгли твою мать. Мне тоже спалить деревню дотла?

– Ты не смогла бы…

– Посмотри на меня.

Воительница. Жёсткая.

Безжалостная.

– Смогла бы.

– Они причинили тебе боль. Месть облегчит страдания. – Холодная, дикая улыбка появилась на её лице. – Дать тебе факел?

Бринн вздрогнула.

– Нет.

– Точно?

Она уверенно кивнула.

– Даже если бы я захотела им отомстить, мать бы постаралась оттуда остановить меня. Она хотела помочь им.

Воительница покачала головой.

– Тогда ты дурочка, если повторяешь её судьбу.

– Может быть. – Бринн судорожно глотнула. Рядом со всем этим ужасом она не могла спорить с ней. Нелегко было вспоминать о матери, когда в глазах вспыхивали картины её смерти. – Мы можем уйти отсюда?

– Как только Малик вернётся с новыми припасами. Я велела ему поторопиться. К ночи нам надо быть далеко отсюда.

– Можешь возвращаться, если надо. Я обойдусь без тебя.

– Оставайся здесь, я принесу воды и тряпку – вытереть тебя.

Бринн не смогла бы и шага сделать, даже если бы захотела. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой слабой. Гейджина быстро вернулась, умыла её словно малого ребёнка, дала воды прополоскать рот.

– Лучше? – спросила она.

– Да. – Бринн ещё шатало, но тошнота прошла. – Мне просто хочется скорее уйти отсюда. Я не могу выносить… Она была такой доброй, а они обо всём забыли…

– Успокойся. – Гейджина села и притянула её на колени, нежно прижав к груди. – Расскажи мне о ней.

– О той ночи? Я не могу…

– Нет. О своей матери. Какая она была, твоя мать?

– Зачем тебе знать?

– Я тоже хочу помнить её. Как её звали?

– Мейрл.

– Как она выглядела? Светлая, как и ты?

– Нет, темнокожая, с красивыми синими глазами. У неё была чудесная улыбка. Она всегда радовалась… пока отец не ушёл от нас.

– Она любила тебя?

– Очень. Она говорила, что мы не только мать и дочь, а словно сёстры.

– Сёстры?

– Ну, как тебе объяснить? Мы были на равных, мы обе занимались знахарством. Мы будто находились внутри круга, куда вход для всех остальных был заказан. Она всё время повторяла: «Не беспокойся, Бринн. Они не могут переступить черту и войти в наш круг, но мы можем выйти к ним». – Бринн сжала её руку. – Но когда она вышла из круга, чтобы помочь им, они сожгли её. Ей никогда не надо было делать этого. Я предупреждала её. Я видела, как они обозлились на неё, узнав, что она спала с Роарком.

– Кто такой Роарк?

– Сын булочника. Ему было всего девять лет. Он упал с дерева и страшно разбился. Думаю, у него был перелом позвоночника. Он умирал. Травы действовали только как снотворное. Она знала, что надо лечь с ним, положив на него руки.

– Как ты с Маликом?

– Да, как я… – Бринн замолчала. О чём это она? Слова лились в порыве откровения. Многое стало понятным, пока она лечила Малика, но ей пора замолчать. Разве смерть матери её ничему не научила? – Нет, травы тоже помогли. Прикосновение просто облегчает страдания, но не…

– Продолжай! – поторопила охрипшим голосом Гейдж. – Тебе надо выговориться. Долгие годы ты всё переживала молча. Доверься мне. Разве ты до сих пор не поняла, что я никогда бы не посмела тебя обидеть?

Сущая правда. Воспоминания… Она упорно гнала их от себя, но они пропитали её горьким ядом, и она не могла…

– Не бойся. Мне больно, когда ты боишься.

Бринн не хотела причинять ей страдания. Она никогда не желала этого. Она смотрела ей в глаза, и в её взгляде светились искренность, нежность и преданность. И всё же, рассказывая, она не осмеливалась поднять на воина глаза. Её голова лежала у неё на груди.

– Травы очень помогают. Но ещё важнее – правильно их применять. – Помолчав, она резко добавила: – Но и прикосновения лечат.

Воительница ничего не ответила.

– Зачем я тебе всё это говорю? Ты ведь веришь только в то, что можешь потрогать.

– Тебе нужно выговориться мне.

Гейдж, несомненно, была права, и, возможно, что её недоверие только подстёгивало её откровенность.

– Никакого чуда нет. Мне кажется, это идёт от Бога. Думаю, он выбирает некоторых людей и передаёт им свой дар, чтобы они им пользовались. – Её голос внезапно зазвучал твёрдо и решительно: – Здесь нет ничего сверхъестественного. Ничего особенного, вроде природного дара красивого голоса, или умения владеть мечом, или грациозных движений. Это просто… необычно.

– Но люди этого не понимают. А когда ты узнала, что у тебя есть дар?

– За год до отъезда из Гвинтала. Я не испугалась. Мать говорила мне, что он передаётся от матери к старшему ребёнку, и, возможно, пришёл ко мне, когда я была совсем маленькой. Мать почувствовала прикосновение божественного, когда ей было всего семь лет.

– А почему тебя могло это испугать?

– Потому что я ощутила этот дар, когда пришлось лечить Селбара.

Воительница напряглась.

– Так могу я, наконец, узнать, кто же этот Селбар?

– Волк. Я нашла его раненным в лесу, его плечо и шея были разорваны. Олень рогами поддел его.

Гейджина широко раскрыла глаза.

– Волк! – Она не смогла удержаться от смеха. – Волк?

– Прекрасный зверь. Он умер бы, не приди ко мне дар целительства.

Воительница перестала смеяться.

– Но ты ведь могла погибнуть, ухаживая за своим прекрасным зверем.

– Мне передали дар, и я должна была его применить.

– Полагаю, мать простила бы тебя, если бы ты не взялась лечить Селбара.

– Но мне бы тогда было стыдно самой, не помоги я волку. Особенно после того, как этот дар пришёл ко мне. – Бринн мысленно вернулась к тому дню. – Я очень странно почувствовала себя. Руки покалывало, ладони стали почти горячими, и когда я положила их на рану волка, то почувствовала, что тело Селбара тоже стало теплее. Я пробыла с ним всю ночь, а утром поняла, что волк будет жить.

– Он мог бы выжить и без тебя.

– Конечно, если Господу было бы так угодно. Я не утверждаю, что дар срабатывает каждый раз. Легче лечить детей или таких людей, как Малик, у которых разум ясный. Но иногда больные не возвращаются к нам. Бывает, они погибают, уходят в мир теней…

– Но сын булочника не умер?

– Нет, он остался жив и выздоровел. Через четыре месяца он опять лазил по деревьям. Сначала они назвали это чудом. – Бринн закрыла глаза. – А потом сказали, что здесь кроется что-то другое.

– Колдовство.

При этих словах Бринн вздрогнула.

– Она не была ведьмой. И я тоже. Это дар.

Воин молчала, прижимая её к груди с умиротворяющим спокойствием.

– Ты всё ещё не доверяешь мне?

– Хотелось бы. Если бы это было в моих силах, я дала бы тебе всё, что ты от меня хочешь. – Гейджина встряхнула головой. – Я знаю, ты не ведьма, ты добрая, милая и хочешь только блага для всех. И я не перестану сражаться до конца своих дней во имя твоей защиты и ради того, что ты называешь даром. Довольно с тебя?

Нет, она по-прежнему пребывала одна в своём круге. Её дар оставался для всех подозрительным. Гейдж услышала её рассказ и не испытала ни отвращения, ни страха, который она встречала на лицах тех, других, слышавших о её даре. Для воина неважно, чем она занималась, Гейджина принимает её и всегда защитит. Бринн почувствовала облегчение, словно с её плеч сняли непосильную ношу.

– Я не могу просить тебя. Дар предназначен мне, так уж получилось.

– Я сама предложила тебе помощь и защиту. – Воин прижала её к груди. – А теперь помолчи. Отдохни и постарайся не думать о прошлом. Скоро мы уйдём отсюда. Мы далеко от деревушки рыбаков?

– До Селкирки? Полный день пути. Сегодня нам надо переночевать здесь.

– Разве теперь ты руководишь моими людьми? Я повторяю, мы отправимся в путь сразу же, как только добудем провиант. Мы будем ехать всю ночь и к рассвету дойдём до жителей деревни, где я смогла бы договориться о лодках.

Гейджина никогда не совершала переходов ночью, все знали, как они опасны и для людей, и для коней. Она решилась на это только ради неё. Бринн закрыла глаза, отдаваясь чувству близости, сердечного родства. Теперь она не одинока. Наверняка они ещё не раз столкнутся в споре, но она примирится с её всепоглощающим уютом.

***

Ночь выдалась пронзительно-холодной. Свирепо завывал ветер, когда к рассвету они добрались до Селкирки.

Деревня показалась Бринн совсем маленькой. Она помнила её многоголосой, шумной, а сейчас в ней оказалось домов двадцать, беспорядочно разбросанных по побережью. В столь ранний час на улицах почти никого не было, но Бринн заметила две небольшие лодки, качавшиеся в море, наготове стояли ещё четыре.

– Что такое? Ты чему-то удивлена? – спросила Гейдж. – Разве мы не туда попали?

– Туда. – Бринн не могла ошибиться. – Тогда деревня казалась гораздо больше.

– В детстве всё кажется больше. – Гейдж повернулась к Малику. – Не знаю, как долго пробудем здесь, так что поищи, где мы могли бы остановиться. На побережье чертовски холодно.

– А ты чем займёшься? – спросил Малик.

– Тем, что умею делать лучше всего – торговаться. – Гейджина пришпорила лошадь. – Хочу перехватить рыбаков до их выхода в море, иначе придётся торчать без дела до заката, пока они не вернутся.

– «Торчать без дела? Гейдж понятия не имеет, что это значит», – с грустью подумала Бринн.

Такой неугомонный характер всегда будет в вечном движении.

За долгие недели её борьбы за спасение жизни сарацина Гейдж из-за вынужденного добровольного безделья ещё больше привязалась к другу.

– Поехали, – сказал Малик. – Укроем вас, женщин, от этого дикого ветра. Эдвина просто посинела от холода.

– Очень любезно с вашей стороны, – едко заметила Эдвина, – но мне не так уж плохо. Вы сами, как я заметила, дрожите, словно лист на ветру.

Слова Эдвины задели Малика.

– Ты всегда замечаешь только плохое и не хочешь видеть того, что бросается в глаза. Почему бы тебе не обратить внимание, как великолепно я смотрюсь на своей лошади. Или, скажем, оценить моё остроумие. Нет, я, видите ли, чувствителен к холоду. У меня на родине не бывает таких убийственных северных ветров.

Эдвина опустила глаза, прикрыв их длинными пушистыми ресницами.

– Я рада, что вы так понятно объяснили мне свои достоинства, и не стану больше укорять вас за то, что вы неженка.

– Неженка? – повторил Малик, не веря своим ушам. – Разве есть хоть капля слабости в…

– Эдвина, может, и примирилась с холодом, а я так вся дрожу, – вступила в разговор Бринн. Её забавляли перепалки между ними, так и подмывало послушать дальше, но на этот раз она слишком устала. Пережитое в Кайте, длинный переход утомили её. – И потом я хочу спать.

– Я мигом! – Малик махнул рукой Лефонту, и они поскакали в деревню.

***

Жители встретили их с крайним недоверием и неохотно торговались. Битый час Малик пытался уговорить их, прежде чем нашёл то, что искал. Недовольный собой, он вернулся к ожидавшим его Бринн и Эдвине.

– Гейджине станет не по душе, если здешние мужчины станут торговаться так же яростно, как и их жёны. Мне удалось договориться всего о пяти домах, да и то втридорога. – Малик кивнул на небольшой домик на берегу. – Для Гейджины и для тебя, Бринн, – сказал он и, повернувшись к Эдвине, добавил: – Вы с Алисой займёте вон то жилище, а Лефонту с его людьми придётся разместиться в трёх остальных.

– А как же ты? – спросила Эдвина.

– Лягу у вашего порога.

– Как это?

– Только так я смогу доказать, что не неженка. – Малик принял героическую позу. – Свернусь у дверей, подставив лицо холоду, всегда готовый отразить любую беду от вас, даже под угрозой схватить жуткую простуду, которая унесёт меня из этого бренного мира, – мрачно добавил он.

– Разрешаю тебе пролежать часа два! – усмехнулась Эдвина.

– Увидишь. – Малик завернулся поплотнее в накидку и направился к Лефонту. – Идите в дом и согрейтесь, пока я займусь размещением всех остальных на этом заброшенном побережье. – Он вздохнул. – Кроме себя самого.

– Он что, и вправду решил улечься у дверей? – нахмурилась Эдвина, глядя ему вслед.

– Я бы не удивилась, – ответила Бринн.

– Надо помешать ему, – встревожилась Эдвина. – Он только после болезни, и упрямство не доведёт его до добра.

– Он сейчас здоров, как никогда.

– И всё же это безумие. Скажи ему, чтобы он не вздумал сделать так, как пообещал.

– А почему ты сама ему не скажешь?

– Потому что только этого он и ждёт от меня. Хочет услышать, как он силён. Так вот, я не стану ничего говорить.

– Но почему?

– Потому что он каждый раз… Не стану, и всё! – Эдвина окликнула Алису, разговаривавшую с Лефонтом. Рядом стоял Малик. – Нам есть где укрыться, Алиса. – Эдвина с вызовом посмотрела на Малика. – И наверняка там найдётся тёплый уютный очаг.

– Не сомневаюсь, – мрачно заметил Малик.

Эдвина пробормотала что-то себе под нос и направилась к дому.

– Она сердится? – спросила Алиса, подойдя к Бринн.

– Понятия не имею, – уклонилась от разговора Бринн. Между Маликом и Эдвиной сложились непростые отношения, и порой трудно было понять их взаимные чувства. – Почему бы тебе не спросить у неё самой?

– Мне она вряд ли скажет, – ответила Алиса. – Она не разговаривает со мной о Малике.

На них обрушился сильный порыв ветра. Алиса поёжилась и торопливо зашагала к дому. Алиса полнеет день ото дня, посмотрела ей вслед Бринн. Поездка пошла подневольной любовнице на пользу. И держаться Алиса стала уверенно, с чувством собственного достоинства. Куда и девалась робкая, забитая служанка Эдвины, что боялась собственной тени! Обе женщины вели себя как настоящие подруги, и им обеим такая дружба пошла на пользу. Бринн бросила взгляд на берег. Там сидела Гейдж на перевёрнутой рыбацкой лодке, разговаривая с небольшой группой деревенских жителей, собравшихся около неё. Гейджина яростно жестикулировала, иногда улыбалась, стараясь убедить и перехитрить их. Её волосы отливали густым иссиня-чёрным цветом. Под серым безрадостным небом ветер безжалостно трепал волосы Гейджины. Уж если её ураганные порывы пронизывали Бринн, укрывшуюся возле дома, то у воды она наверняка просто сбивала с ног и резала, как кинжал.

Гейдж продрогнет до костей, а если верить Малику, вернётся она, похоже, не скоро. Своим ожиданием на ветру и волнением Гейджине не поможешь, и Бринн быстро зашагала к дому, на который ей показал Малик.

***

Гейджина вернулась с побережья только с наступлением темноты.

Бринн стояла у очага. Увидев её, она заволновалась.

– Ты ужасно выглядишь! Закрывай дверь и иди к огню. – Она поспешила ей навстречу.

Щёки Гейджины обветрились, а в уголках рта от усталости пролегли глубокие морщины.

– Огонь? А что это такое? – Воин пыталась улыбнуться, но застывшие губы плохо повиновались. Она потянулась к очагу. Почувствовав тепло, закрыла глаза. – Ага, теперь припоминаю.

Бринн расстегнула её накидку и положила на стул.

– Снимай доспехи.

– Подожди.

– Снимай. Ты просто валишься с ног от усталости. Мне не стащить с тебя эти тяжёлые нагрудники.

Гейдж попыталась было отстегнуть металлические застёжки, но пальцы не гнулись.

– Стой спокойно! – Бринн выпрямилась на носках и отстегнула доспехи на её боках, а потом стянула их через голову. – Теперь разденься совсем, а я велю принести воды.

– Воды?

– Чтобы ты вымылась. Час назад Лефонт приказал своим солдатам нагреть её.

Гейджина смотрела на неё непонимающим взглядом.

– Как мило с его стороны! Я не замечала раньше, чтобы Лефонт так заботился обо мне.

– Разденешься – полезай туда. – Бринн кивнула на неглубокий деревянный бочонок, который ей удалось выпросить в деревне. – Он, правда, попахивает вином, но больше мне ничего не удалось найти. Женщины приняли меня за сумасшедшую, когда я сказала, что буду мыться в нём.

– Уж пусть лучше пахнет вином, чем рыбой, которой от меня несёт весь день.

Бринн потянула носом. С ней вместе вошёл и рыбный дух.

– Тебе пришлось нелегко, – сказала она и, открыв дверь, вышла.

Вернувшись, Бринн застала Гейдж сидящей в бочонке. Она хмурилась от нетерпения.

– Давай скорее! – сказала она. – Я чертовски устала и боюсь, что вообще не выберусь из этого корыта, так я окоченела.

– Ничего, на этот случай у нас есть топоры. – Бринн показала на двух солдат, внёсших вслед за ней котлы с водой – из котлов валил густой пар.

Окунувшись в горячую воду, Гейдж через четверть часа со вздохом облегчения привалилась к стенке бочонка.

– Согрелась? – Бринн намылила её широкую спину и окатила водой.

– Да, а то я уже и верить перестала, что вообще согреюсь когда-нибудь. Господи, какой жуткий ветер!

– Ты же привыкла к холоду. Ведь Норвегия не в тёплых же краях?

– Верно, но я давно уехала оттуда. В Византии тепло, а в Нормандии вполне сносно. Интересно, и зачем понадобилось Гевальду забираться так далеко на север в поисках своей земли обетованной?

– В Гвинтале не так холодно. Я говорила тебе, что остров защищён высокими скалами. – Бринн поднялась с колен. – Чище мне тебя не вымыть в этом маленьком бочонке. Вставай, я вытру тебя.

Недовольно ворча, Гейдж вылезла из бочонка.

– Еле-еле.

– Что ты сказала? – спокойно спросила Бринн, растирая её полотном.

– Ещё чуть-чуть, и тебе пришлось бы звать Лефонта с топором.

Бринн обернула её в большой сухой кусок полотна.

– Хорошо ещё, что вообще удалось найти хоть что-то. Не надо было вырастать такой огромной.

– Это наследственное. Хардраада был выше двух метров ростом.

Бринн покачала головой.

– Поразительно! Посиди у огня. Сейчас солдаты унесут бочонок, а потом я накормлю тебя похлёбкой.