Текст книги "Игра по крупному"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Фридрих Незнанский
Игра по крупному

Эта книга от начала до конца придумана автором. Конечно, в ней использованы некоторые подлинные материалы как из собственной практики автора, бывшего российского следователя и адвоката, так и из практики других российских юристов. Однако события, места действия и персонажи безусловно вымышлены. Совпадения имен и названий с именами и названиями реально существующих лиц и мест могут быть только случайными.

Часть первая.ПОХИЩЕНИЕ СЫНА ПРЕЗИДЕНТА

1

Мне приснилось, будто Костя Меркулов позвонил мне по телефону, но оказалось, что это он звонит в дверь.

Время половина десятого, а это ни свет ни заря для человека, пребывающего в заслуженном отпуске.

Ирина встала, открыла дверь, и я сквозь уходящий сон прислушался к голосам в передней, а рука непроизвольно продолжала искать телефонную трубку. Но когда окончательно проснулся – сразу обрадовался.

Дома! И эти, что пришли, теперь спать все равно не дадут. Слава Грязнов, поди, уже откупоривает бутылку армянского, а Костя снимает фольгу с букета роз для жены, вышедшей к ним в халате...

–    Вот он, космополит безродный! – сказал Грязнов, заглядывая в приоткрытую дверь. – Только посмотрите на этого гражданина мира. Притворяется, будто спит, а сам вчера прилетел инкогнито – ни слуху ни духу, думал, никто не узнает... Думал, спрячется от меня и будет весь месяц лежать на диване и плевать в потолок.

Пришлось встать, сунуть ноги в шлепанцы и обняться с ранними визитерами. И только после этого увидеть, что Слава явился без коньяка, а Костя чем-то озабоченный – без цветов.

–   Есть срочное дело, – сказал Костя в ответ на мой вопрошающий взгляд.

–    Сэр! – поднял вверх указательный палец Слава. – У них там на «Пятом уровне», чтоб ты знал, принято обращаться к начальству только так.

–   Вообще-то я в отпуске, сэр! – сказал я, приняв правила игры. – И не высуну нос из дома, пока не получу на то санкцию генсека Совета Безопасности ООН. У меня билеты на три лица на Гавайи. Я свою семью давно не видел, если это вам интересно.

–    Интересней некуда, – сказал Слава. – Билеты отдашь мне и Косте, а сам полетишь в Баку.

И посмотрел на Ирину. Туда же, куда и я. Мы ждали, что она скажет. Впрочем, ничего нового она не скажет, все ее слова уже известны. Особенно по такому поводу, когда мне надо куда-нибудь срочно отбывать. Новенькое в ее рассказах – это телефонные звонки, которые ее пугают в последнее время. Звонят какие-то люди, не знающие о моем новом поприще. Эти новые хозяева жизни – «новые русские» – полагают, что после работы я буду подрабатывать частным образом, разыскивая их сбежавших подружек или неверных жен. Они не верят, что меня нет дома, предлагают большие деньги, иногда даже рыдают для убедительности в телефонную трубку. Я с ними сталкивался иногда у подъезда, что совсем мне не нравилось. Еще похитят дочку, потребовав, чтобы я занялся делами.

Эти двое на «новых русских» не тянули. Типично старые мои друзья, несколько растерянные от свалившихся на всех нас неразрешимых противоречий. Заявились с мороза и даже не сняли в передней ботинок, отчего за ними в спальню потянулись грязные следы.

–   А в чем дело? – спросил я, нарочито позевывая и потягиваясь.

–    Есть срочное дело, – добреньким голосом сказал Костя. – Вернее, просьба. А если еще верней – поручение.

–   А он тут при чем? – кивнул я в сторону Грязнова. – Или теперь он у нас работает?

–   А я за компанию, – подмигнул мне Слава. – Костя один идти боялся. Еще чем-нибудь тяжелым запустишь. А перед моим личным обаянием ты, как всегда, не устоишь...

И неуловимым движением достал откуда-то из-под мышки бутылку армянского. Костя удивленно на него посмотрел. Я тоже прежде не замечал за Славой таких вот эстрадно-цирковых номеров. Наверное, освоил в мое отсутствие. Что с ним будешь делать – не самый последний человек в своем МУРе, с некоторых пор даже первый, а до сих пор такой несерьезный... Нет, не быть ему министром внутренних дел, как и мне, впрочем, генеральным прокурором.

–    О деле потом, – ворковал Слава, откупоривая коньяк, – Ириша, не стой, неси куда налить... Костя с утра не пьет, значит, нам больше достанется. Или налить? Или тебе на доклад?

И уже через минуту разливал коньяк в рюмки.

–    С возвращеньицем, Александр Борисыч, в родные пенаты! А то не успел человек продрать глаза – и ему сразу о работе... – Он укоризненно посмотрел на Костю. – Разбегутся от такого твоего отношения кадры. Кто в ООН, кто еще дальше.

Пришлось выпить. Приятное тепло побежало по жилам. Замечательное, почти забытое ощущение.

–   Вот теперь бы кофейку! – потирал руки Грязнов, который в роли змея-искусителя был не менее талантлив, чем в своей сыскной роли. – И потом можно поговорить... .

–  Есть неофициальная просьба Президента Азербайджана к нашему Президенту, – сказал Костя, когда мы выпили по чашечке и Слава наконец угомонился. – В Баку среди белого дня похитили председателя нефтяного консорциума. Он же – сын президента.

–   А я туг при чем? – спросил я.

–   Ты в этом не замешан, – ответил Слава. – У тебя самое железное алиби среди всех прочих «важняков». И потому тебе решили доверить это дело. Вернее, есть такая просьба.

Я знал, что бывают просьбы куда более обязательные, чем приказ. Судя по суровому виду Кости Меркулова, именно так обстояло дело и на этот раз.

–    Если не веришь, можешь связаться с Реддвеем, – сказал Костя, кивнув на мой спутниковый телефон. – С ним согласовано.

–   Я тебе верю, – пожал я плечами. – Но кое-что я бы у него расспросил.

–   Вы бы присели, ребята, – сказала Ирина, пока я набирал номер. – Знаете, сколько он наберет цифр? Успеете позавтракать.

–   И все – на память? – восхитился Слава, следя за моими манипуляциями. – Вот это да!

В Вашингтоне, куда я звонил, Питер имел обыкновение быть в это время дома. Но мог и не быть. И я обрадовался, услышав его голос:

–    Хелло, Александр, я знал, что ты позвонишь. Меня тут без тебя взяли в оборот. Мол, только ты сможешь раскрутить эту историю. Я говорю про похищение в Баку. Кстати, это входит в рамки наших интересов. Поэтому я им сказал: валяйте, ребята! Но только если он согласится. Я не потерплю, если моим сотрудникам начнут выкручивать руки. Так ты согласен?

Я мельком взглянул на своих посетителей. Слава напряженно прислушивался, Костя интеллигентно смотрел в сторону.

–   Попробуй тут не согласись, – вздохнул я.

Мне нравилось быть гражданином мира.

Какое-то время. Потом надоело. Не пришей кобыле хвост. Болтаешься по странам и континентам, отлавливая тамошних урок-террористов, а сам ловишь себя на мысли: как там дома? Как их там ловят в моей стране без меня? Сейчас принято валить все на русскую мафию, и многие, похоже, этому рады, всех это устраивает...

Наших, в малиновых пиджаках – для реноме, для паблисити, для раскрутки или для чего-то там еще... А всяких «якудзу» и «коза ностра» – для прикрытия, есть на кого валить.

Вот такой путь прошла матушка Россия в нынешнем столетии – от малинового звона колоколов до малиновых пиджаков...

–   Ну что? – отвлек меня от патриотических мыслей Питер. – Берешься, нет? Ты же на Гавайи собирался, если мне не изменяет память.

–   Да, собирался, – вздохнул я, мельком взглянув на Ирину, которая хранила ледяное спокойствие. На Гавайи или на Колыму... На Гавайи надо приготовить супругу шорты, солнечные очки, а на Колыму – телогрейку, ушанку, теплые кальсоны.

А так – без разницы. На Гавайи, кстати говоря, она со мной собиралась, поехала бы на Колыму – это еще вопрос.

А я бы ее на Колыму и не взял. Она жена «важняка», а не декабриста. И нечего ей там делать.

–   Питер, только без обиды, – сказал я. – Берусь, никуда не денусь. Но отпуск – за мной!

–   Договорились... – В его голосе мелькнуло разочарование. – Валяй. В Гонолулу махнешь после Нового года. Могу взять тебя с собой. Я знаю там такие местечки... – Он хохотнул.

–    Вот с ним и поедешь, – сказала Ирина. – А мне после Нового года отпуск никто не даст. С ним и будешь шляться по местечкам.

Я всегда подозревал, что у нее превосходный слух, но не до такой же степени. Краем глаза я заметил, как переглянулись Костя и Слава. Они ничего не слышали и были в недоумении от слов Ирины.

–   Кто тебе нужен? – спросил Питер. – С кем бы ты хотел работать в паре?

Я заметил, как напряглась Ирина. Должно быть, поняла по игривому тону Реддвея, что тут не все чисто. Что кое с кем я охотнее поработал бы вдвоем, чем с прочими. Все-таки много месяцев меня не было дома. Не может быть, чтобы, напряженно работая в команде Питера, я не обратил внимания на какую-нибудь красивую девушку.

–   Мне нужен Витя Солонин, – сказал я несколько поспешно, пока Питер не ударился в предположения, кто мне нужен.

Питер смолк, соображая.

–    Но он тоже – блондин, – заметил Питер. – Пара блондинов среди миллионов жгучих брюнетов – это уже перебор. Я давно говорил, что нам не помешало бы иметь парочку арабов в нашей команде.

–    Весь вопрос в легенде, – сказал я. – Пусть Солонин будет полномочным представителем международного нефтяного картеля, а я, так и быть, буду при нем советником или телохранителем.

–    Это мне нравится, – загрохотал смехом Питер. – Представляю тебя в роли телохранителя при Викторе! Я-то полагал, что наоборот...

–   Куда мне до него, – сказал я. – С его умением ориентироваться, находить варианты решений, плюс ко всему его обаяние. Кто устоит?

–   О'кей, – согласился Питер. – Для Виктора я приберег кое-что другое, но так и быть... Что скажешь насчет Джека Фрэнки?

Я не знал, что ответить. Питер отдавал мне лучших из лучших. Наверняка он был осведомлен о важности предстоящего дела. И потому был столь щедр. И потому ждал моего звонка, понимая, что он непременно будет. А я еще ничего толком не знаю и не решил.

–   Три блондина – уже перебор, – сказал я. – Вот если бы Гарджулло...

–   У него неотложное задание.

–   Представляю... – хмыкнул я. – На пару с Кати?

–   У них это здорово получается. Пожалуй, это будет первая свадьба в нашей команде... О, черт, твоя жена понимает по-английски? Еще подумает Бог знает что.

–    Боюсь, что Джеку в Баку нечего делать. Компьютерная связь там на уровне эпохи динозавров. А ноутбук у него попросту сопрут, не представляя, для чего он предназначен. Но мы должны с ним связываться, когда потребуется какая-либо информация. Пусть сидит где-нибудь поближе к информационным центрам. Хотя бы в Лэнгли.

–   Кажется, все, – выдохнул Питер. – Солонин вылетает завтра. Тоже, как ты, будет рад возвращению в Россию, как бы там ни было плохо. Что вы за люди, русские! Чем у вас хуже обстоят дела, тем сильнее вас тянет домой. Чем больше для вас создаешь комфорта, тем больше вы страдаете по своей помойке... Удачи тебе, Александр!

Старина Питер наверняка пустил сентиментальную слезу. Он очень привязывался ко всем, на кого во время работы имел обыкновение орать. Я тоже привязался к нему и его команде. Но что я могу поделать, если привязанность к картофелине в мундире для меня сильнее, чем к гвардейцам в мундирах времен королевы Виктории.

–    Вот когда ты пожалел, что заставил меня учить английский, – не удержалась Ирина. – Уж говорили бы по-русски, что ли.

–   Сэр! – поднял палец вверх Слава, стараясь ее дополнить.

–  Это для тебя он – сэр! – огрызнулась Ирина. – А для меня муж, который таскается невесть где и с кем в обстановке полной секретности...

Она не выдержала и прыснула в кулак.

–   Да ну вас! – И выбежала на кухню.

–    Так что это за человек, о котором хлопочет Президент Азербайджана, и почему о нем надо хлопотать на таком уровне? – спросил я.

–  Сын Президента Азербайджана, сэр, – произнес Слава. – Говорили уже.

–   Слушай... прекрати, – поморщился я. – Еще раз обзовешь «сэром», обижусь.

–   Ты должен вылететь в Баку уже завтра, – сказал Костя. – А сейчас мы должны поехать в их посольство, где тебя детально ознакомят с тем, что произошло. Насчет легенды для тебя и Солонина надо подумать. Что-то тут есть.

–   А почему все-таки я, – спросил я Костю, – что у них, своих следователей нет?

–  Во-первых, кланы, – ответил Костя. – Любой прокурор, любой следователь – чей-то человек. А в связи с тем что нефтяной пирог оказался донельзя жирным, борьба между кланами обострилась. Делиться никто не желает. Впрочем, тебе это объяснят сегодня лучше меня.

–   А во-вторых? – спросил я.

–     Во-вторых, фамилия тебя подвела, – встрял Слава. – У них там усилилось турецкое влияние. Возможно, прослышав про тебя, решили, что ты потомок янычаров. А что? Было дело?

–    Как раз наоборот. Один мой прапрадед всю жизнь воевал с турками и любил рассказывать односельчанам об этом. Прозвище стало фамилией. Что теперь делать?

–    Это бывает, – кивнул Слава. – Но только не вздумай их там разочаровывать. Пусть думают – потомок янычаров. Как Остап Бендер. Тебе же лучше. У меня, кстати, тоже история с фамилией. Мой прапрапра... ну, словом, еще при крепостном праве носил фамилию Князев. С такой фамилией его и продали помещику, который был всего коллежским асессором. И тот по пьянке как-то возроптал: это почему ты Князев, а я всего лишь Пристаншцев? Из грязи да в князи? Нет уж, если из грязи, то и будешь Грязнов!

Мы с Костей вежливо посмеялись, поглядывая на часы. Времени, судя по озабоченному виду Кости, оставалось в обрез. А я еще не завтракал. Ирина же без этого меня из дома не выпустит. Поэтому я быстренько натянул на себя джинсы, свитер, дубленку... И мы крадучись добрались до входной двери. Но тут мне в спину ударил окрик, похожий на лязг автоматного затвора:

–   Турецкий! Марш завтракать!

Пришлось вернуться.

2

На улице мы разошлись: Грязнов – в свою контору, мы с Костей – в посольство Азербайджана.

–   Договоримся так, – сказал Слава, крутя мою пуговицу на дубленке, чего я терпеть не могу. Ведь будет крутить, пока не открутит. – Я прикрою твой тыл здесь, в Москве. Сейчас у нас в столице, считай, половина населения солнечной республики. И буду поддерживать с тобой связь, если подаришь мне свой спутниковый.

–    Чего захотел! – сказал я, оторвав его руку от своей пуговицы. – Пусть тебе Президент Азербайджана подарит... А кто будет координировать?

–   Если ты не возражаешь, то я, – улыбнулся Костя, открывая дверцу ожидавшей нас машины.

Вот теперь я почувствовал по-настоящему, что я дома. Дома – это когда вокруг твои друзья.

–   Тогда все будет путем, – сказал я и ткнул Славу кулаком в плечо.

–    Э-эй... – Он замахал руками, едва устояв. – Наблатыкался там со своими рэмбо... В общем, звони, не пропадай. Мне там в посольстве, как ты понимаешь, делать нечего, а ты мне потом доложишь... сэр! – закончил он, отходя на безопасное расстояние.

Уже из салона машины я погрозил ему кулаком, чувствуя, что теплое чувство, как недавно от коньяка, заполняет меня изнутри.

Дома! Даже Баку – мой дом, как для многих азербайджанцев – Москва.

В посольстве, после непродолжительных формальностей, нас провели в небольшую комнату с портретом Президента на стене, с большим телевизором «Сони» и огромным телефаксом, не говоря уже о компьютере с черным экраном, по которому блуждали, переливаясь, какие-то разноцветные морские звезды, хотя это могли быть и виртуальные пауки.

За столом сидел юный улыбающийся господин, почти мальчик, в черном костюме, при галстуке, с четками в руках, которые он постоянно перебирал. Мне это было до фонаря. Ну косит этот холеный, домашний мальчик под правоверного, так это к делу не относится.

–   Самед, – представился он.

Присаживаясь, я еще раз невольно взглянул на его блестящие темно-вишневые четки. Игрушку нашел. Значит, сняли мы комсомольские значки и прочие советские отличия и нацепили православные крестики? А они – четки в руки? Наверняка был комсомольским активистом. Я таких узнаю по выражению губ – что-то в них циничное, капризное и нетерпеливое. Им все сразу вынь да положь.

Впрочем, полноват для молодежного лидера. Те всегда в бегах, всюду им надо поспеть. Оттого поджарые и немного потные. Этот благодушный улыбался, поглядывая на меня. На Костю – ноль внимания.

–   Я таким вас себе и представлял, Александр Борисович, – вежливо улыбнулся Самед и, спохватившись, снова принялся перебирать эти свои четки, которые начали меня доставать.

Я переглянулся с Костей. Все-таки я сейчас инкогнито. Засекречен, как разработчик лазерного оружия. А оказывается, пользуюсь широкой популярностью в узких кругах азербайджанского дипломатического корпуса. Пожалуй, Питер от меня откажется, как только узнает. Зачем ему рассекреченные сотрудники?

–     Я читал о вас, – продолжал Самед, улыбаясь. – Ведь о вашей деятельности пишут книги. Правда, вы там под другой фамилией, но разве трудно понять, кто есть кто? Но можете не беспокоиться. Это не выйдет за эти стены.

Ну да, зато будете держать меня на крючке, подумал я. Впрочем, этого следовало ожидать. Было немало громких дел, писали в газетах, какие-то борзописцы успели накатать романы... Я предупреждал. Что толку секретить тех, кто уже стал известным? Я не ученый, чтобы запирать меня в кабинете или в лаборатории типа Лос– Аламос. Я должен мотаться по миру, бывать в разных городах, столицах, где меня вполне могут опознать те, кто про меня читал.

Я, конечно, не поп-звезда, чтобы за мной бегали толпы поклонников, требуя автографа, но рано или поздно меня могли узнать. И вот пожалуйста.

–   Вы здорово говорите по-русски, – сказал Костя Меркулов, чтобы прервать затянувшееся молчание. – Будто всю жизнь прожили в Москве.

–    Спасибо за комплимент, но я его не заслужил, – произнес Самед, вежливо склонив набриолиненную голову с косым пробором.

Прямо реклама патентованного средства от перхоти.

–   Я родился и вырос в Москве, – продолжал Самед несколько высоким для мужчины голосом. – После того как наша страна провозгласила независимость, я вернулся в Баку, но там на меня были совершены два покушения, и мой Дядя отправил меня сюда обратно, полагая, что со временем я займу здесь пост посла.

Мы с Костей, как по команде, посмотрели на портрет Президента.

–    Нет-нет, – покачал головой будущий полномочный посол. – Мой дядя Мешади всего лишь двоюродный брат Президента.

–    Простите, а за что? – спросил я. – Что вы такого сумели натворить, чтобы на вас покушались?

–    За то, что я племянник своего дяди, – вздохнул Самед, но, спохватившись, быстро натянул на свое округлое личико сладкую улыбочку, которую наверняка считал дипломатической. – Вернее сказать, меня хотели похитить. Как похитили сына Президента, моего троюродного брата. – Тут он сделал небольшую паузу и сообщил его возраст: – Ему уже за сорок.

–   Это политика или криминал? – спросил Костя. – Я хотел сказать: за него просят выкуп или хотят оказать давление?

–    Где сейчас кончается политика, где начинается криминал, вы можете сказать? – Самед поднял глаза к потолку. – У вас в России еще можно это разделить, у нас, – он снова вздохнул, – уже никак... Сначала похищают, потом думают, что из этого можно извлечь.

В целом он вел себя как на дипломатическом рауте. В этом отношении посол из него мог получиться. Глядя на него, мне стало неловко за свой затрапезный свитер. Ведь говорила жена: костюм надень, все-таки в посольство едешь. Вон Костя всегда при галстуке, а ты как босяк...

Но галстуки меня всегда душат, лишают свободы. А я полагаю себя в какой-то степени творческой натурой, ставлю на воображение и интуицию и не люблю себя сковывать. Особенно в чем-либо отказывать. Вот захочется, к примеру, ночью поесть – встаю, сажусь на табурет напротив раскрытой дверцы холодильника и наворачиваю. И плевать хотел на все диеты Ирины Генриховны. Лишний километр лучше потом пробегу...

–   Как это выглядело, – спросил я, – ваше похищение?

–  Как в кино, – улыбнулся он, показав не совсем здоровые зубы.

Наверняка не затащишь в зубоврачебный кабинет этого маменькиного сынка.

–    Знаете, нам только-только стали показывать по телевидению эти голливудские боевики с киднеппингом, то есть с похищением детей... – Он пытливо посмотрел на нас, как бы выясняя нашу реакцию на его познания в криминальных терминах. – Словом, вот только вчера вечером посмотрел этот фильм... забыл его название... и потом утром все увидел по-новому, будто записал его по видео, представляете? Будто испьггал дежа вю...

Он снова внимательно посмотрел на нас. Мол, понимаем ли? А меня уже начинал раздражать этот начитанный ребенок.

–    Состояние, как если бы вы уже нечто подобное видели, либо испытывали? – сказал я нетерпеливо. – Вы нас извините, но мы не хотели бы отнимать у вас, столь занятого человека, много времени. Итак, эти бандиты посмотрели фильм, а наутро решили воспользоваться изложенной в нем методикой похищения детей богатеньких родителей. Я правильно вас понял?

Он растерянно посмотрел на меня. Никуда он особенно не спешил. Всего и делов-то – перебирать до обеда четки в одну сторону, а после обеда – в другую. Ну еще поговорить с русскими сыскарями насчет того, как у них там похищают средь бела дня. А вечером уткнуться в видак. Хорошая работа.

–   Ну да... – Он посмотрел теперь в сторону Кости, как бы желая заручиться его поддержкой. Мол, только хотел рассказать со всей обстоятельностью... А меня перебили самым хамским образом. А я так не привык.

И Костя посмотрел на меня осуждающе.

–    Итак, как это происходило? – спросил я уже помягче.

–   Нас обогнали две машины, стали разворачиваться, чтобы перекрыть дорогу. Но одну занесло, она ударилась о столб и сразу заглохла. Из нее выскочили двое в черных масках с автоматами, но один зацепился маской за дверцу, и она у него соскочила. А вторая машина не смогла перекрыть нам дорогу, поскольку стала юзить и едва не перевернулась.

–   И тоже заглохла? – спросил я.

–   Ну да, а откуда вы знаете?

–   Нетрудно догадаться, – усмехнулся я. – Ведь с тех пор прошло лет пять, не так ли? Тогда вы ходили в школу. Похитители, стало быть, на заре независимости еще гоняли на отечественных «Жигулях».

–   Это были «Москвичи»! – сказал он с некоторым вызовом.

–   Еще лучше, – кивнул я. – А эти колымаги для подобных гонок непригодны. Вас-то везли на «Волге»?

–   А откуда вы знаете? – повторил он свой вопрос.

–   Ну не на «Запорожце» же, – ответил я. —

Но вашего троюродного братца похищали уже на «БМВ», не так ли?

–   «Вольво», белая, и две «девятки» цвета мокрого асфальта, – поправил он, довольный тем, что я ошибся.

–   «Девятки» да еще мокрого асфальта – вполне бандитские машины, – согласился я. – И наверняка ни одна из них в столб не врезалась?

–   Верно, – сказал он. – И не заглохла.

–    И никакого кино до этого по телевизору уже не показывали, – продолжал я. – Все уже по уши загрузились информацией про то, как это делается... Я-то думал, все ваши бандиты здесь, в Москве, а оказывается, кое-что вы оставили себе.

Он обиделся. Надул губы. Что было равнозначно ноте протеста.

–   Продолжайте, Самед Асланович, – вежливо сказал доселе молчавший Костя.

Если бы мы сидели с ним за столом, он обязательно пнул бы меня ногой: зачем обижаешь маленького, пусть даже временно поверенного?

–  Поймите меня правильно, – сказал я. – Хочу одно понять – по зубам ли мне это? Правильно ли будет с моей стороны ввязываться во внутренние дела суверенного государства?

–  Дружественного государства! – Самед поднял указательный пальчик.

–   Члена СНГ, – добавил Костя.

–   Ну пусть дружественного, пусть СНГ... – согласился я. – Если я за это берусь, я должен знать свой статус, понимаете? Кто я? Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации или еще кто? Каковы рамки моих обязанностей и прав? Пользуюсь ли я неприкосновенностью, должен ли взаимодействовать с вашими органами – и если да, то в каких рамках? И нужен ли я там вообще? Разве у вас своих следователей нет? Есть.

Он слушал меня, кивая и порываясь что-то сказать.

–   Вопросов будет много, – сказал Костя. – И боюсь, все именно сегодня мы с вами не разрешим. Все можно оговорить без спешки. Правильно?

Самед согласно кивнул.

–    Вам нечего бояться, – сказал он мне. – Это дело под контролем нашего Президента. Не то чтобы он не доверяет нашим правоохранительным органам... – Он пожевал пухлыми губами, выбирая выражение, – просто надо понимать специфику того, что у нас происходит... Трудно найти людей нейтральных, преданных только закону. Наше общество слишком еще политизировано. А тут еще неудачная война в Карабахе... А вы, если верить имеющейся у нас информации, сегодня нейтральны и объективны, Александр Борисович. Я имею в виду ваш новый статус и положение.           _«

Он пытливо посмотрел на меня, я – на Костю. Тот отвел глаза. Ему бы поскорее продать меня дружественному государству.

Что уж тут говорить, раз Президенты между собой договорились. Но откуда этот мальчуган все-таки знает про мой теперешний статус безродного космополита, как недавно выразился Слава Грязнов?

Впрочем, пусть об этом болит голова у Реддвея или у генсека ООН. Я предупреждал. Рано или поздно это должно было произойти.

–   Мы вам хорошо заплатим, – продолжал Самед. – У вас будет дипломатическая неприкосновенность.

Мол, что вам еще надо? Будто не понимают, что их бандюгам, как, впрочем, и нашим, плевать на эту неприкосновенность. И еще я собираюсь втянуть в эту историю Витю Солонина! Пусть и его раскроют, так, что ли? Раз он со мной.

–   Что-нибудь не так? – спросил Самед, склонив голову к плечу.

–   Пока все так, – ответил я. – И не так.

–    Наполеон в таких случаях предлагал ввязаться в сражение, а там, мол, посмотрим! – улыбнулся Самед.

Опять демонстрирует эрудицию. Наверняка входил в команду КВН своего института, посылал вопросы на конкурсы всезнаек-бездельников, коих расплодилось видимо-невидимо.

–   Наполеону было полегче! – сказал я. – Он ввязывался, а под пули шли другие. Словом, я хотел бы посмотреть материалы дела. И тогда поговорим обо всем остальном.

И поднялся из кресла. Самед бросил жалобный взгляд на Костю Меркулова.

–   Сядь! – негромко сказал Костя. – Разговор не окончен. Что ты как красна девица? Просьба Президента, что тут непонятно?

Я сел. Хотя кто такой для меня нынче Костя Меркулов, чтобы мне приказывать? Друг – да. Но уже не мой непосредственный начальник. Хотя и мой непосредственный сегодня утром дал добро. Словом, обложили меня начальники со всех сторон. Как волка красными флажками. Мол, можете отказаться, но не рекомендуем. Еще утром, дома, я был почти согласен. Но здесь понял, что меня запихивают в банку с пауками, которые непременно захотят меня использовать друг против друга. И мне стало не по себе. У них там подковерная борьба, а я, значит, должен во всем разобраться. Было бы у них нефти поменьше, никто бы у нас не проявил к этой истории интереса. Но тут идет дележ пирога, да какого – миллиардов на сто, не меньше.

А мне надо браться за дело, которого я даже в глаза не видел.

–   Там есть хоть свидетели? – спросил я. – Или они тоже чьи-то люди?

Самед прикрыл глаза и покачал головой, что означало: свидетелей нет.

Ладно, дело знакомое, обойдемся без свидетелей.

–   А хоть какие-то вещдоки, отпечатки пальцев, хоть что-то там есть?

Он пожал плечами.

–    Поймите меня правильно, Александр Борисович, – сказал он. – Я могу показать вам дело лишь после того, как вы дадите согласие. А не до того. Мне следовало сказать вам об этом сразу, но, по-моему, это было уже оговорено с господином Меркуловым... – Он посмотрел на Костю, тот согласно кивнул. – Вы вправе взять с собой сотрудников каких пожелаете, у них будет тот же статус, что и у вас.

Я почему-то тут же подумал о Ларе Колесниковой. Вот бы снять с ней на пару номер люкс в каком-нибудь «Интуристе». В том, что в Баку наверняка имеется гостиница «Интурист», я не сомневался.

Но тут же отбросил эту мысль. Я же собирался втянуть в эту историю Витю Солонина. А Лара, поди, забыла про меня за время моего долгого отсутствия. Я бы на ее месте забыл. Не тот я рыцарь на белом коне, по которому сохнут до гробовой доски.

–    Мы обсуждали с вами, Самед Асланович, и другой вопрос, – сказал Костя. – Я говорю о легенде для господина Турецкого. Исключено, что он поедет к вам под своим именем.

Лицо хозяина кабинета сразу стало кислым. Явный лодырь, подумал я неприязненно, наверное, сразу представил себе, как заскрипит от неудовольствия проржавевшая чиновничья машина, которую надо постоянно подмазывать. Охота им заниматься моим новым паспортом, моей легендой... Но Костя прав. Только под чужим именем. Питер усек это сразу. Для профессионалов здесь нет вопросов. Только под чужим именем. Именно так. Я просто не с того начал.

–   Собираетесь ли вы менять внешность? – спросил Самед.

–   Еще чего! – воскликнул я.

–  Подумаем... – сказал Костя, погасив мое возмущение. – Мы обсудим в своем кругу, как именно это сделать.

–    Думаю, этот вопрос будет решен положительно, – важно сказал Самед. – Хотя непонятно, чего вы так этого боитесь.

–   Есть чего опасаться, – сказал я. – Речь идет не о моей шкуре. Речь идет о тех, кого я сейчас представляю. И не будем больше это обсуждать... Итак, я хотел бы посмотреть это дело.

–    Можно ли вас понимать так, что вы согласны? – спросил Самед, облегченно вздохнув.

–   Да, – сказал за меня Костя Меркулов.

–    Но хотя бы своими словами немного об этом деле, – попросил я, испытывая вместе с хозяином кабинета какое-то облегчение. Кости– но «да» как бы освободило меня от сомнений.

–    Произошло это на площади Ахундова, почти в центре, возле памятника поэту. Три машины, как я уже сказал, обогнали машину моего троюродного брата, Алекпера. Притормозили, взяли в клещи.

–    Ну да, две «девятки» цвета мокрого асфальта, – вспомнил я. – Вы уже говорили. И «вольво» белого цвета. На какой же машине следовал ваш родственник?

–    Прежде всего – это родственник нашего Президента. – Впервые за всю беседу в глазах моего собеседника появилась жесткость. Он даже свои пухлые губы каким-то образом вытянул в ниточку.

–  Мне это, чтоб вы знали, абсолютно все равно, – сказал я. – Если я берусь за дело, то сразу отметаю в сторону, кто кому дядя или свояк. Придет время – поинтересуюсь. Итак, повторяю вопрос: на какой машине следовал к месту события ваш родственник? Ваш. Когда буду обсуждать это с вашим Президентом, спрошу у него то же самое.

–    Он был в шестисотом «мерседесе», – ответил Самед Асланович. Мол, еще спрашивает! В какой другой машине мог находиться столь важный человек?

–   Бронированный? С охраной? А испугался каких-то «Жигулей» цвета мокрых куриц?