Текст книги "Игра по крупному"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

14

Мы подъехали к дому, адрес которого нам дал Алекпер. Небольшой аккуратный домик посреди большого сада, уютное гнездышко для богатеньких любовников.

–   Останови здесь, – сказал я. – Нет, лучше отъедем подальше назад...

Соседние домики, такие же аккуратные и добротные, были освещены мягким желтым светом уличных фонарей. По-видимому, это был престижный район, где селились богатые горожане. Нечто вроде коттеджей американского типа с лужайками, со всеми такими причиндалами...

Солонин вопросительно глянул на меня. Он по-прежнему не понимал, что я задумал.

–   Теперь, Александр Борисович, пора объяснить мне, что происходит.

–   Обязательно, – ответил я. – Хотя у нас и мало времени. Но, похоже, нас пока еще не опередили... Я хочу убедиться, что прекрасная госпожа Амирова не водит нас за нос. Мы сделали вполне разумное предположение, что воркование этой парочки кто-то мог подслушать и потому нашего Алекпера перехватили, когда он ехал на очередное свидание. Так?

–    Более чем, – нахмурился Витя. – И все– таки почему я должен быть в этом уверен?

–   Потому что ты рыцарь, но я-то – следователь! И чтобы в этом убедиться, мы должны посмотреть, нет ли там «жучков», – сказал я.

–   Пока все верно. Продолжайте и дальше держать меня за недоумка.

–    Ничуть! – я положил ему ладонь на плечо. – Она тебя очаровала, я понимаю, как и меня, впрочем, но ты ее спаситель, она тебе признательна, и это помешало тебе, с твоей проницательностью, будучи ослепленным...

–   Понятно, – перебил меня Солонин. – Так что я пропустил?

–  То, что она не захотела этой проверки, – сказал я. – И вот вопрос: почему?

Солонин смотрел на меня с тревогой.

–   Теперь мне следует войти к ним и проверить все самому? – спросил он.

–  Мало того. Мы должны выяснить, не собирается ли кто-нибудь прямо сейчас насовать там, в доме, «жучков», чтобы подтвердились наши предположения, и тем самым госпожа Амирова останется в стороне.

–   Вы полагаете?..

–   Что тебе следует поспешить. – Я показал на домик посреди сада.

Солонин мотнул головой, сразу вылез из машины и пропал во тьме. Я был почти уверен, что мои предположения верны. Я даже посмотрел на часы. На все про все у госпожи Амировой и ее покровителей было еще минут тридцать. Пока она позвонила кому следует, пока там собрались, подобрали нужную аппаратуру... Плюс время на дорогу сюда... Я очень надеялся, что Солонин успеет осмотреть дом до их прибытия.

Витя появился из темноты через полчаса.

–   Пришлось повозиться с замками, – сказал он. – Вы были правы. Ни черта там нет. Никаких подслушек. Похоже, она действительно морочила нам голову. И прежде всего бедняге Алекперу. Только зачем это ей? Такая представительная, приятная дама, знаменитая, столько поклонников. Такой талант актрисы...

–   Вот именно, – сказал я.

И тут мы увидели подъезжавшие с другой стороны две машины.

–    Пригнись, – сказал я, когда их фары полоснули по нашей машине. Мы мгновенно свалились на сиденья. Фары погасли. Я подумал, что следовало бы отъехать еще дальше от этого домика, но не решился. Была опасность привлечь к себе внимание.

Несколько человек вышли из машин, и один из них открыл своим ключом ворота. Потом обе машины въехали во двор.

–   Получается, что вы правы, – сказал Солонин, когда они уехали.

–   Неужели? – откликнулся я. Потом смягчился, заметив его подавленный вид. Все-таки он ей не просто симпатизировал. – Поверь, я хотел бы ошибиться, – сказал я. – Дадим ей еще один шанс. Сходи снова туда. Вдруг они приехали, чтобы отремонтировать водопровод?

Конечно, я мог себе позволить эту издевку. Ему это только на пользу. Самомнение всегда разрушает успех.

Вите явно не хотелось еще раз идти в этот дом. Ему хотелось по-прежнему думать, что госпожа Амирова невиновна, как Нина Арбенина. А пора бы уже подумать о том, кому она рассказала о нас как о русских агентах, косящих под иностранцев. Подумать и кое-что предпринять.

–   Итак, сделаем вот что, – сказал я. – Если обнаружишь, что «жучки» только что поставлены... Как лучше поступить: оставить все как есть или снять их, чтобы ее разоблачить?

–   Сначала их надо отыскать, – буркнул Витя и вылез из машины.

Я смотрел ему вслед. Все-таки уже поменьше самоуверенности в спине и походке. Или просто не хочется туда идти?

Интересно, снимет «жучки» или оставит? Чтобы потом их предъявить. Кому? Ясно, Алекперу. Или ей? И перевербовать? Заставить работать на нас?

Солонин вскоре вернулся. С понурым видом сел в машину. Положил руки на руль.

–   Ждешь дальнейших указаний? – спросил я.

–   Я подумал, что лучше их там оставить, – ответил он. – Пусть думает, что водит нас за нос. И Алекперу лучше пока ничего не говорить.

–    Но он ведь ждет, что мы ему скажем. Есть «жучки» или нет. Если есть – значит, его подруга не виновата. Понимаешь? И попробуй докажи, что их поставили чуть ли не у нас на глазах, дабы обеспечить ее невиновность... Он поверит скорее ей, чем нам.

–   Ну почему? – пожал плечами Витя. – Признаться, я запутался во всей этой истории. Но ему попытаюсь объяснить.

–   Ты уж постарайся.

Он повернулся ко мне:

–   Хотите сказать, что мне надо еще раз вернуться туда и забрать их?

–   Сколько можно ходить туда-сюда, – махнул я рукой. – Лучше позвонить сейчас. Говори с ним ты. Все как на духу. Там следы остались от их машин?

–  Да, довольно свежие... Но вот-вот пойдет снег.

–  Звони! – сказал я. – Если не поверит, пусть приезжает. И ведь не лень им было среди ночи ехать сюда, чтобы поставить эти чертовы «жучки».

–  Мы ничем не лучше, – ответил Витя. – Сами не знаем, чего хотим.

Он набрал номер телефона Алекпера. Я еще никогда не видел его столь растерянным. Все– таки он верил Деларе. И вот сейчас нечто подобное должно произойти с ее возлюбленным.

–   Алекпер... – начал Витя. – Просто не знаю, как тебе это сказать. Словом, мой друг оказался прав. Да, подслушивающих устройств там не оказалось... Больше того, мой друг предположил при Деларе, что они существуют, и поэтому твои похитители узнали о твоем маршруте и времени поездки. Мы решили проверить, поискать в доме эти устройства, но Делара не дала, как ты помнишь, адрес... Ты случайно не звонил ей после этого?

Солонин положил ладонь на микрофон и шепнул мне: не звонил, ждал нашего звонка.

–    И вот, Алекпер, мы стали свидетелями, как приехали несколько человек на машинах. Их следы остались возле дома, их можно увидеть сейчас... Так вот они вошли туда и потом уехали. Я зашел после них. Подслушки появились. Понимаешь?

Солонин умолк, слушая, что говорит Алекпер. Выражение его лица было непроницаемым. Я сидел, боясь шелохнуться.

–  Нет, Алекпер, дорогой, я оставил все как есть... В самом деле? Ты знаешь, я очень опасался, что ты мне не поверишь. До свидания. Спокойной ночи... хотя уже утро.

Витя отключил аппарат.

–   Хочу в гостиницу, – сказал он. – Под душ – и в постель. Сегодня с меня хватит. Я не двужильный.

–   Наверное, пришлось расстаться с кое-какими иллюзиями? – спросил я. – Это бывает. До сих пор все шло по твоему сценарию.

Он кивнул, повернулся к рулю и завел мотор. Посыпал снег. Машина ехала сквозь мириады снежинок, которые залепляли стекло, и «дворники» с трудом с ними справлялись.

Я думал о том, что в этой истории чем дальше, тем темнее.

Как и о чем говорить завтра с Деларой? Она «вспомнит» адрес и с очаровательной улыбкой предложит нам проехаться до «гнездышка». И мы поедем, делая вид, что никогда там не были.

А что делать с видеозаписью адюльтера госпожи Мансуровой?

На Витю смотреть жалко. Чем ему приходится заниматься? Для этого ли его готовили у Питера Реддвея, чтобы гонять здешних рэмбо да подглядывать за амурными сценами в подобных «гнездышках»?

И главное – нас засветили. Наверняка. И будут делать вид, что ничего не знают, просто будут за нами без передышки следить с подачи прекрасной госпожи Амировой. А мы тоже будем делать вид, что ни о чем не догадываемся. И по-прежнему смотрим с обожанием на прекрасную даму, восхищаясь ее достоинствами.

Не подвел бы Алекпер... Он-то не сможет скрьггь, что ему кое-что стало известно, как бы ни притворялся. Женщины такие вещи секут сразу.

–   Что вы все-таки об этом думаете? – Солонин прервал молчание.

–    Пока ничего не приходит в голову, – ответил я.

–    По сути, мы с вами разоблачены, – сказал он. – Причем начиная с того самого приема во французском посольстве. И о каждом нашем шаге кто-то знает. А это значит...

–   Даже не хочу думать, что это может означать! – вспылил я. – Но с другой стороны, если бы были какие-то последствия, мы бы их уже почувствовали. Тебе не кажется?

–    Просто кто-то еще не придумал, что с нами делать, – сказал Витя. – Следят за нашими переговорами, по возможности нащупывают наши связи.

–   Значит, не все так мрачно, – сказал я. – Теперь мы об этом хоть знаем.

–   А что тут знать. Пора рвать когти, пока каждому из нас не перерезали глотку, как Новрузу.

–   В общем и целом мы свою миссию можем считать законченной, – не стал я с ним спорить. – Но рвать когти, как ты выразился, значит – показать, что нам все стало известно. Но если мы, не раскрывая цели нашего пребывания, будем продолжать копошиться на данной территории, отыскивая деловую выгоду, мы еще сможем принести кое-какую пользу отечеству.

–   Какую? – спросил, поморщившись, Витя.

–    Мы уже это обсуждали, – ответил я. – Есть интересы России, в том числе наши пленные в Чечне. Что мы с тобой тут полезного совершили? Застукали пару дамочек, наставлявших мужьям рога и вешающих лапшу на уши возлюбленным? Разве можно с этим возвращаться?

Солонин молчал. Потом не выдержал, остановил машину, вылез и очистил стекла от снега. Мотор ровно урчал, «дворники» с новой силой носились туда-сюда.

–    Мне наши потуги напоминают их работу, – кивнул он на «дворники». – Не успеваем очиститься от одной швали, как набегает новая...

–   Философ, – сказал я. – Спиноза. А ты как хотел? Так и придется поддерживать динамическое равновесие между законом и преступностью, не давая ей выйти из-под контроля. Или ты хочешь одним махом всех убивахом?

Витя, похоже, был в отчаянии. В голосе его слышалось страдание.

–   Освободили Алекпера, потом Делару, а это, быть может, входило в чьи-то планы. Поэтому у нас все так легко и получилось.

–   Ты не привык к неудачам, – сказал я. – К ним и не надо привыкать, а то вся жизнь покажется бессмыслицей. И все же не забывай – неудачи иногда хорошо учат.

Утром мы дозвонились до госпожи Амировой. Она говорила с Витей радушно. Я слушал их разговор с параллельного аппарата.

–   Адрес? Ах да... Сейчас посмотрю. Знаете, у меня, мистер Майкл, такие вещи в памяти почему-то не задерживаются. Я имею в виду цифры. Хотя зрительная память в порядке. Например, помню, как вы храбро защищали меня от моих похитителей. Почему вы молчите?

Я положил руку на Витино запястье. Спокойно. Не сорвись. Держи себя в руках.

–   Я занимался бы этим каждый день, – сказал Витя проникновенно. – Спасать прекрасных дам – это наслаждение.

–   Вам даже не нужна благодарность? – засмеялась она. – Вы настоящий рыцарь, господин Кэрриган! Про таких когда-то писали романы.

–    Например, Дон Кихот, – подсказал Солонин, и я снова положил свою руку на его.

–   Только спокойно... Не сейчас, – произнес я одними губами.

–   Ну... Дон Кихот не вполне удачное сравнение, – сказала он. – Уж скорее – Ричард Львиное Сердце.

–   Не возражаю, – сказал Витя. – Я здесь, как в крестовом походе. Освобождаю Гроб Господень.

Я не удержался и фыркнул. Крестоносец!

–   Мне надо собраться, – сказала Делара, – позвонить Алекперу... Вы же не будете против его присутствия?

Мы переглянулись. Конечно, мы не против.

–   По времени это когда будет? – спросил Витя.

–   После двух часов дня позвоните... – Она зевнула.

Торговаться бесполезно. Полдня псу под хвост. Но, возможно, оно того стоит. Ведь столько всего может проясниться.

Мы приехали за ней около трех. Машина Алекпера с охраной уже стояла возле ее дома.

Алекпер сидел в ней безучастный, слегка кивнул нам, словно не собирался вылезать из машины. Должно быть, этого требовал этикет. Не будет же он являться к своей любовнице прямо домой. Однако это не мешало ждать ее под окнами. Восток, одним словом.

Делара вышла сияющая, нарядная, протягивая к нам руки и как бы не замечая автомобиля возлюбленного. Тоже этикет.

Все чин-чинарем, приехали вчерашние избавители – как ей не радоваться.

Она села рядом со мной. Алекпер со своими ребятами поехал следом за нами. Она пару раз оглянулась назад. Возможно, ей хотелось пересесть к нему. Но чего нельзя, того нельзя.

Я старался не оглядываться назад, на машину Алекпера, и не думать о том, что он сейчас там испытывает.

Мы подъехали к знакомому домику в саду. Делару не удивило, что Солонин ни разу не спросил у нее о том, как проехать. Как будто так и надо. Ее везут – значит, знают, зачем и куда.

Я иногда поглядывал на нее. Интересно, как она это разыграет...

Вошли в дом. Включили свет.

–   Ах, как я давно здесь не была! – сказала она и упала в большое мягкое кресло. Мы молча смотрели на нее. Ложь в красивой упаковке. По– другому и не скажешь...

–   Что вы так на меня смотрите? – спросила она, подняв брови. – Смотрите же, ищите то, что хотели... Не представляю, что тут может быть кроме дорогих для меня вещей...

И послала нежный взгляд Алекперу. Тот смотрел в сторону, скрестив руки на груди. То, что она говорила с нами по-русски, его ничуть не трогало.

–   Ваша мама русская? – спросил я ее, когда молчание затянулось.

–   Один из моих дедушек русский, а мама украинка... Да не все ли равно! Я иногда так тоскую по деревне, где бывала в детстве! Столько лет прошло, вы не представляете... И вообще, меня радует все, что связано с Россией. И потому я так обрадовалась, когда поняла, что вы русские.

–   Кто еще этому обрадовался? – спросил я.

Приоткрыв рот, она растерянно посмотрела

на меня.

–   Чему обрадовался? – не поняла она. – Что вы русские?

–   Да, – сказал я. – Именно так. Кто еще узнал благодаря вам, что мы из России?

–   Никто, – она пожала плечами, – клянусь вам... Алекпер, дорогой, что происходит?

–   Об этом я хотел бы узнать от тебя, дорогая, – произнес Алекпер, сумрачно поглядев на нее.

–    Вы меня в чем-то подозреваете? – спросила она. – Вы же сами говорили, будто наши разговоры здесь прослушивали. И таким образом узнали, когда и где мы встретимся с Алекпером... Я ничего не понимаю. Вы же хотели их найти, эти устройства...

Ее глаза наполнились слезами. Голос дрожал. И чем правдоподобнее это выглядело, тем отвратительнее я себя чувствовал.

–   Так ищите, ищите! Что вы так на меня смотрите? – Она встала, сверкая глазами. – Или отвезите меня обратно!

–   Почему бы вам, госпожа Делара, не поискать эти устройства самой? – сказал Солонин.

–   Мне? – Она прижала руки к груди. – Я должна их искать?

–  Я вам помогу, – кивнул Солонин. – Одно вы найдете в той вазе из-под цветов... загляните, не стесняйтесь. Только протяните руку.

Она боязливо сунула руку в вазу, лицо ее дрогнуло, и вытащила «жука»...

–   Вот видите? – Она положила его на стол.

–   Другое устройство вы найдете, если протянете руку под абажур, – продолжал Витя. – Нет, левее, еще левее...

Она вытащила оттуда точно такого же «жука» и осторожно положила рядом с первым.

–   Боже... сколько же их еще? – вздохнула она. – Но теперь вы убедились?

–   Да, – сказал я. – Безусловно... Странно, что вы не хотите узнать, откуда мистеру Кэрригану известно о том, где они находятся?

–    В самом деле... – прошептала она. – Я ничего не понимаю... Вы сами их туда положили?

–   У нас алиби, Делара, – сказал Витя. – Когда похищали Алекпера, я был в Германии. Мистер Косецки в Москве. А вы были здесь.

–   Хотите сказать, что я их поставила? – Она играла свою роль до конца. И надо сказать, делала это мастерски.

–   Зачем? – спросил я. – Эти устройства поставили этой ночью, чтобы доказать вашу непричастность.

–   Не понимаю, чего вы от меня хотите! – простонала она и упала в кресло. Ее лицо пошло, что называется, пятнами.

–   Могу подсказать, где еще их найти, – сказал Витя. – Кстати, они не работают. У них, как только что сказал мой друг, иное назначение. Так подсказать, где остальные? В ванной – под выключателем, в спальне – под настольной лампой... Будете смотреть?

Она покачала головой. Ее губы мелко дрожали. Она зарыдала, закрыв лицо руками.

–   Они меня запугали... – сказала она. – Я вовсе не думала, что они пойдут на это. Я умолял а их не трогать Алекпера. Но я уже не могла... понимаете, не могла... Они угрожали выкрасть мою дочь... Алекпер ее знает. Я просто запуталась во всем этом!

–  Ты уверен, что «жучки» не подключены? – спросил я Витю. – Нас сейчас никто не слышит?

Он ответил:

–    Еще вчера проверил... Но поглядеть можно, на всякий случай.

–   Сразу надо было смотреть, – проворчал я.

Делара испуганно смотрела на нас, как бы не

понимая, что происходит.

Алекпер по-прежнему молчал и ни на кого не смотрел.

Ждать Витю пришлось недолго.

–   Все отключено, – сказал он, вернувшись.

–    Итак, хотелось бы знать, Делара, кто еще что-то узнал о нас с вашей помощью? – спросил я.

Она все еще казалась испуганной.

–    Наверное, я последняя дура... Но клянусь, о вас никто меня не спрашивал. И я ничего не рассказывала. Только об Алекпере спрашивали. Я даже не предполагала, что кто-то этим воспользуется. Меня просили кое-что узнать у него... Говорили, будто это на пользу делу для нашей республики. Я ответила, что увижу Алекпера завтра и обо всем спрошу. Меня просили сказать, когда точно произойдет встреча, поскольку информация была нужна немедленно. Я и сказала: как обычно. Мы встретимся там, где всегда. Клянусь своей дочерью, я не предполагала, что они его похитят! И когда это случилось, я спросила их... Они только пожимали плечами. Говорили о чеченцах, о какой-то третьей силе. И я поверила, что так оно и есть.

Она умоляюще посмотрела на Алекпера.

–    Кто они, – спросил он по-русски, – и что они хотели от тебя услышать? Ведь я тебе почти ничего не говорил. Мы раз и навсегда договорились: о делах – ни слова. Помнишь?

–   Да, дорогой, но все же ты кое-что рассказывал. Про дележ добычи или раздел продукции, уже не припомню... – Она опустила голову и очень тихо произнесла: – Это все, что я могу вам сказать.

15

Володя шел в общей похоронной процессии, стараясь незаметно разглядеть присутствующих. Народу было много. Большое количество цветов и венков. В это время на этом же кладбище – неподалеку – хоронили Анатолия Чердынцева. Провожающих там было мало, все шедшие за его гробом поглядывали на пышные похороны той, в чьих объятьях его застрелили.

Снег валил с самого утра. От ворот кладбища до вырытой могилы идти было далеко. Гроб Елены Томилиной несли ее муж и Гоша Козлачевский. Они шли впереди. Сзади гроб придерживали телохранители – Аркадий и Тимур. Они были самые надежные и сильные, все другие, пристраивающиеся с боков, больше старались отметиться в глазах будущего губернатора, скользили, едва не падая, и быстро менялись.

Гоша был недоволен. Двигался крупными шагами, задавая темп, так что за ним еле поспевали, и что-то недовольно выговаривал директору, шагавшему с ним рядом.

–  Что, ближе места не нашлось? Я тебя просил как человека... – донеслось до Володи.

–  Ничего не мог поделать, – оправдывался тот. – Родственники возражали. Там у нее бабушка похоронена. Ну что я мог? Что?

–   Надо было ко мне обратиться, – сердито говорил Гоша. – Небось яма, где воды по колено... А Чердынцева где? Почему они за нами

г идут? Я же предупреждал, чтобы в разное время.

–  Да хватит тебе... – вмешался Томилин. – Не до этого.

–  Тоже мне, горем убитый, – с издевкой сказал Гоша.

Могила оказалась вырытой в низине. И как ' предполагал Гоша, была полна воды, покрытой тонким ледком.

–   Нет, так не пойдет, – взбрыкнул Гоша. – А у Чердынцева где? На пригорке?

–  Перестань... – сказал Томилин. – Не нужно затевать скандал в такую минуту.

–  В какую такую минуту? – вытаращил на него глаза Гоша. – Ты что, милый, хочешь ее в эту лужу положить? Чердынцева – сюда!

Священник с крестом, готовившийся сказать свое напутствие, покачал головой.

–   Не дело могилы менять, Георгий Семенович, – сказал он.

–   Сам знаю, что дело, а что не дело... Придержи! – Он уступил свой угол гроба Коноплеву.

И зашагал, расталкивая встречных, туда, куда направлялась похоронная процессия с гробом Чердынцева.

Фрязин обратил внимание на реакцию окружающих. В основном все безропотно ждали. Мать погибшей всхлипывала, ее поддерживали под руки сестры Елены в черных платочках. Все молча стояли и чего-то ждали.

Гоша поднялся наверх. Там еще продолжалась работа, из могилы вылетали комья земли.

Володя тоже стал подниматься туда, наверх.

–   Ну все, все... – Гоша совал деньги в руки матери покойного. – Что было, то было... И не забудьте, что из-за вашего сына ее убили. Но забудем, забудем... У вас священника нет? Вот наш и отпоет. Я сам ему заплачу. А вы... – Он присел перед могилой на корточки, глядя вниз на могильщиков. – Вы о чем там думаете, а? Хотите с убитой горем матери еще по стольнику содрать?

Они что-то ответили, но их слов Володя не разобрал. Только комья из могилы полетели быстрее.

–   Даю пять минут, – вполголоса сказал Гоша, выпрямившись. – Или будете рыть могилу себе. Мое слово вы знаете...

Гроб с телом Чердынцева понесли к могиле, предназначенной Елене. И гробы с телами любовников встретились, почти столкнулись в тесноте кладбища, покачнулись на руках тех, кто их удерживал.

–   Господи... что он вытворяет! – простонал едва слышно Томилин.

Гоша был несколько растерян. Смотрел со стороны на то, что происходило. Елена и Чердынцев снова были рядом.

–   Ну подай чуть назад, дай пройти! – сказал Гоша. – Наклони немного...

Гроб с телом Чердынцева опустили ногами вниз, и его голова качнулась вниз, как если бы он поклонился своей последней любви, уступая ей дорогу.

Наконец гробы разминулись. Елену понесли наверх, на пригорок, Чердынцева опустили возле бывшей ее могилы.

Все переглядывались, перешептывались, неодобрительно поглядывая на Гошу.

А мать Чердынцева горько, в голос заплакала, и священник, начав было службу, вынужден был смолкнуть.

–   Ты и после смерти нам покоя не даешь... – сказал Томилин Гоше.

–    Помолчал бы... – прошипел, оглядываясь по сторонам, Гоша. – То труба тебе моя подозрительна, то похороны не такие... Я за все заплатил! И за похороны твоей жены тоже! И ты теперь для нее никто! – Он уже кричал, распаляясь. – Я еще узнаю, кто их пришил...

И пошел вслед за гробом Елены наверх, где спешно заканчивали рыть могилу.

Томилин с ненавистью смотрел ему в спину. И вдруг вздрогнул, ощутив тяжесть чьей-то руки, опустившейся на его плечо.

–    Слушай, что ты всем недоволен? – спросил его Тимур. – Все тебе не так, все тебе мало... Такую женщину хороним! Жену свою, которую тебе Гоша, как родному, доверил, не уберег. И еще чего-то выступаешь... Нехорошо, дорогой. Очень нехорошо... Иди, не стой, простись с ней. Такая красивая, молодая была... Вай, Аллах, что делается...

Володя Фрязин задержался возле гроба Чердынцева. Здесь же стоял Аркадий, телохранитель Томилина. Он печально смотрел на Чердынцева, и губы его шевелились, как если бы он читал молитву. Друзья, подумал Володя, переживает. Забыл даже про своего хозяина. И смотрит так грустно. А вот Тимуру хоть бы что, никаких эмоций, видно, привык хоронить. Спокоен, деловит, не отходит от хозяина ни на шаг.

Мать Чердынцева плакала, только она смотрела сейчас на сына, а все другие следили за другими похоронами, где плакали громче и венки были пышнее.

Гроб с телом Чердынцева опустили в могилу, но он встал на образовавшийся лед, который чуть слышно треснул, но не поддался.

Могила не принимала тело. Вода через трещину постепенно заливала лед. Могильщики переглянулись и стали бросать вниз замерзшие комья глины. Лед продолжал потрескивать.

Мать погибшего с ужасом смотрела, как лед наконец раскололся и гроб сначала одним углом, потом другим косо съехал под воду.

Она закричала, забилась в руках таких же одиноких, несчастных старух.

Аркадий все стоял, будто впав в забытье, не двигаясь с места. Кто-то его Позвал. Очнувшись, он торопливо стал подниматься наверх, к другому плачу, более многоголосому и сильному.

Гоша стоял с рухнувшим лицом над раскрытым гробом и, не отрываясь, смотрел на покойницу. Он загородил собой ее мужа, и казалось, это он ее супруг, убитый горем...

Володя поежился. Странные похороны. Зрелище не для слабонервных. Хоть бы этот Гоша уступил место, дал попрощаться Томилину. Кое– кто уже подсказывает, но Гоша ничего не слышит и не видит.

Но вот Гоша наклонился и поцеловал Елену в лоб. И наконец отошел.

Володя увидел, как Томилин склонился над гробом жены и тут же отпрянул, распрямился и отошел в сторону.

Будто чего-то испугался, подумал Фрязин. Во всяком случае, страха больше, чем горя. Что бы все это значило?

Гоша будто отсутствовал. Томилин, напротив, без конца оглядывался, кивал, принимая соболезнования, гладил по плечу несчастную мать погибшей супруги, всхлипывал и вздыхал. И при этом дрожал. Дрожал всем телом, словно переживал охвативший его ужас, которому не было конца.

Он не был похож на убийцу собственной жены. Володе казалось, что убийца должен был бы выглядеть иначе. Во всяком случае, на кладбище это должно было открыться... Сюда бы Александра Борисовича, подумал Володя, он увидел бы все, что надо. И объяснил бы эту дрожь, пронизавшую Томилина.

Он продолжал дрожать и на поминках жены. Гоша хотел от душевной своей широты пригласить на поминки и родственников Чердынцева, но Томилин был решительно против.

...Они справляли поминки в огромном зале ресторана гостиницы «Сибирь». Гоша усадил Володю рядом с собой. Приглашенные с удивлением поглядывали на незнакомца.

–   Ну что? – время от времени склонялся к нему Гоша. – Кого-нибудь заприметил? Нет?

–  Да что я могу заприметить? – пожимал плечами Володя. – Что я, экстрасенс? Вам нужно было ясновидящих пригласить.

Гоша махнул рукой.

–    Были, приглашал... Только деньги рвать могут прямо из рук. Валюту им подавай. Колдуны бесчестные. Всю душу мне вывернули. Предсказывали, будто миллиардером должен я стать в этом году. Что смотришь? Не в рублях же... Слушай, а что Олежка Томилин, муж ее, такой бледный и дрожит?

–   Температура у него, – сказал сидевший по другую сторону от Гоши Тимур. – Видишь, пот прошиб. Простудился. Грипп.

–   Это он тебе сказал? – спросил Гоша.

–   Сам вижу... – усмехнулся Тимур.

В это время зазвонил сотовый. Володя попытался встать, чтобы, воспользовавшись случаем, выйти, но Гоша придержал его:

–   Сиди. Ты мне будешь нужен... Для эксперимента.

– Ну слушаю, слушаю... – сказал Гоша. – Что у тебя? Опять что-то не так? У них же недавно был взрыв в метро, осенью, неужели запамятовали? Вот люди! Намека не понимают... Ну что с ними делать, прямо не знаю. А кто там опять воду мутит? Мансуров? Он же, ты говорил, в Бутырке. Отпустили на все четыре? Ну что я могу? Придется повторить... Я на прошлой неделе был у грузин в посольстве – шашлык, да, все путем... Но это в другой раз. Ты уж сам как-нибудь... На поминках я. .Да, информация у тебя верная. Любимая женщина. Никого так не любил! А вот Мансурову надо бы организовать что-нибудь, чтобы понял... Он думает, я не знаю, кто троллейбусы мне в Москве пытался взрывать... Думает, я не понял. Людей жалко, вот что. Они-то за что страдают? Я ему, главное, втолковывал уже... Ну ладно, потом, после, говорю! Все-таки поминки. Неудобно.

Он отключил сотовый, посмотрел на притихших гостей.

–    Даже в такой день покоя не дают. Что за люди! Я грузинам говорю: неужели вам вашего Президента не жалко? Старый уже, вы бы его охраняли получше. Хотите, я вам его охрану организую? Но не просто так, за так ничего не бывает. А нет, так и не обижайтесь... Хотели терминал нефтяной в Поти строить, представляете? А мне абхазы телефон оборвали: только у них в Сухуми! Да мне не жалко! Но о России я должен подумать, верно? И вот результат – как и чувствовал. Чуть ихнего Президента не взорвали. Машину рядом рванули, но ничего, обошлось... Но они хоть с понятием. Больше о терминалах не заикаются.

–   Вот люди! – поддакнул Коноплев. – Объясняешь им, объясняешь... Пока по мозгам не получат – никакого понятия.

–   Ну, – сказал Гоша, – давайте выпьем! А то с этой политикой и экономикой забудешь, зачем собрались... Ну, пусть земля ей будет пухом.

– Только не чокаться, не чокаться! – закричал Коноплев, когда Гоша, забывшись, протянул свою рюмку к рюмке Фрязина.

Володя внимательно смотрел на происходящее. Все усиленно работали челюстями, закусывая. Только Томилин ничего не ел. Дрожал, сжимая посиневшие губы.

–  Может, скажешь чего, Олежка? – ласково спросил Гоша Томилина. – Ты, я смотрю, совсем плохой. Температура?

Тот кивнул утвердительно.

–   Может, тебе, Олежка, прилечь? – спросила мать погибшей, участливо глядя на зятя. – Или чаю с малиной?

–   Водки ему с перцем! – смеясь, присоветовал Коноплев.

–   Ты где находишься? – цыкнул на него Гоша. – Ну раз желающих нет, скажу я...

Он налил себе водки и встал, следя взглядом, как поднимаются со своих мест остальные.

Гоша смотрел цепким взглядом, будто фотографировал, кто сам вовремя поднялся, кого пришлось подталкивать.

–   Если бы можно было, я бы с тобой, родная моя, поменялся, – сказал Гоша, и слезы выступили на его глазах. Он шумно всхлипнул. – Нет мне без тебя никакой радости от этой жизни! Ничего не осталось! Только проклятое дело да мать Россия! И еще долг – найти того, кто это сделал. И если... если он здесь, среди нас... – в полной тишине он обвел тяжелым взглядом присутствующих, – я клянусь тебе, родная, что найду его! И брошу его мерзкое тело к твоим ногам.

Сказал и с размаху ударил опустевшей рюмкой об пол. И Коноплев тут же это за ним повторил. И Тимур.

Томилин рюмку бить не стал. Поставил ее дрожащей рукой на стол, не допитую.

–   У нас, Томила, пьют до дна, – сказал Гоша. – Пей, ,Олежка, больше нам не видать нашей Еленки...

И заплакал, протянув руки через стол к несчастному Томилину.