Текст книги "Игра по крупному"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

6

Володя Фрязин никак не мог привыкнуть к смене часовых поясов. Днем спал на ходу, ночью таращил глаза в темноту, стараясь не злоупотреблять снотворным.

И тем не менее приходилось мотаться в Тюмень и обратно в Москву, пытаясь свести воедино собранные улики по убийству двух тюменских нефтяных «генералов».

Там и там их лишили жизни опасной бритвой – в этом были единодушны эксперты-криминалисты. Опытная, безжалостная и твердая рука. По-видимому, нападавший обладал незаурядной силой.

Бригадное, сам бывший борец, оказался с поврежденными шейными позвонками – с такой силой ему запрокинули назад голову.

Володя отсыпался в самолетах, на аэровокзалах в ожидании маршрутных автобусов, поскольку на такси ему денег родное ведомство не выделяло.

–    Здоровый малый, – говорил он Грязнову. – Мог бы просто свернуть шею с такой силищей. И бритва не нужна.

–   Тоже, поди, бывший борец, – сказал Грязнов. – Причем классик, в тяжелом весе. Таких полно, кстати сказать, на все том же благословенном Кавказе. Я говорю про бывших... Знаешь, такие разъевшиеся, после того как бросили тренировки, махнули рукой на свою форму... Но силу отнюдь не утратили.

–    Что ж, это неплохая зацепка, – сказал Володя, по-прежнему борясь со сном. – А почему вы уверены, что классик?

–    В детстве я увлекался борьбой какое-то время. Ходил на соревнования. Там борьба в партере – обязательный элемент. С такой силищей гнут друг другу шеи... Только хруст стоит.

–    Итак, с одной стороны – бывший борец, с другой стороны – что-то ритуальное в способе убийства жертвы, – сказал Володя, старательно разлепляя глаза. – Кавказ всегда славился своими борцами. В этом что-то есть, по крайней мере какая-то вероятность...

–   Хотя и не факт, – хмуро заметил Грязнов. – Но стоит здесь покопать. У тебя все?

Володя кивнул, и было видно, каких усилий ему это стоило.

–  Иди отоспись, – ворчливо сказал Грязнов. – А я еще обо всем этом подумаю.

–    Один маленький момент, – сказал Володя. – Мне вот какая идея пришла...

–   Ну давай, – устало сказал Грязнов.

–    Вот смотрите... – Володя стал что-то чертить на листке бумаги.

–   Просто Илья Ефимович Репин, – улыбнулся Грязнов.

–  Вот погибший Ивлев. – Володя нарисовал квадратик.

–  Похоже, – кивнул Грязнов.

–   А это его зам... – Володя нарисовал еще квадратик. – А это ранее погибший Абросимов, генеральный директор «Сургутнефтепрома».

–   Тоже горло перерезали? – спросил Грязнов.

–    Этим занималась региональная прокуратура, – ответил Володя. – Не в Москве... И что их всех объединяет?

–   Вот именно – что? – нетерпеливо сказал Грязнов, взглянув на часы.

–    Они же все должны нефть куда-то качать, правильно? – Володя провел несколько линий от каждого квадратика и в том месте, где они сошлись, написал «Транснефть». – Я спросил себя: что у них общего, кроме скоропостижной кончины? И ответил: «Транснефть», государственная корпорация, своего рода монополия, которая вроде бы должна их обслуживать.

–  Ну мало ли, – протянул Грязнов. – А банки, а страховые компании?

–   Возьмем банки, – согласился Володя. —

Их несколько... Пусть это будут кружочки. Кто владеет в них уставным капиталом либо контрольным пакетом акций? Я проверял на компьютере в прокуратуре Тюмени. – Он быстро провел несколько линий от кружочков ко все той же «Транснефти».

–  Допустим, – пожал плечами Грязнов. – Вовсе не факт, но допустим.

–   И последнее, – сказал Володя. – Прокуратура. – И нарисовал большой треугольник. – Вот куда сошлись поданные ими иски на все ту же «Транснефть». Только за последний год...

–   А это что? – спросил Грязнов, когда Володя стал пририсовывать какие-то цифирки к линиям от фирм к прокуратуре.

–   Время передачи материалов различных проверок, ревизий и время гибели «генералов», – сказал Фрязин. – Правда, есть одно исключение. «Регионнефтегаз» во главе с Олегом Томил иным. Кстати, как и убитые Ивлев и Бригадное, он земляк господина Козлачевского, фактического управителя «Транснефти». Этот Томилин жив. Но я не поленился и пошарил в файлах Генпрокуратуры. Так вот недавно Томилин отозвал свой материал о злоупотреблениях.

–   И потому остался жив? – нахмурясь, спросил Грязнов.

–    Возможно, – уклончиво ответил Фрязин. – Но зато погибла совсем недавно, когда я там еще был, его супруга... Ее и ее любовника зверски застрелили.

–   Застали вдвоем? – спросил Грязнов. – А убили до того, как он отозвал материал о злоупотреблениях или после?

–  Неужели в этом должна быть какая-то связь?

–   Все может быть, – задумчиво произнес Грязнов. – Что-то у тебя не ясно с этой дамой. А в остальном – интересно.

–   Я узнал от тамошних детективов, что сам господин Козлачевский собрался лететь на похороны сегодня ночью на специально зафрахтованном самолете... Вот бы и мне туда, Вячеслав Иванович.

–   На этом же самолете? – спросил Грязнов. – С его командой? Знаешь, все это пока из области фантазий... Хотя картинка мне нравится своей простотой. Главное, центр тяжести обозначился. Что-то я слыхал про этого... Козловского.

–   Козлачевского, – поправил Володя.

–   Пока особой разницы не вижу, – сказал Грязнов. – Вот когда возбудим против него дело, тогда и буду заучивать его фамилию. А насчет полета в одном самолете – не знаю... Засветишься раньше времени. И будут ли там места? Ты ведь отоспаться собирался...

Володя потер кулаками покрасневшие глаза и улыбнулся.

–  Не понимаю, чему ты радуешься, – сказал Грязнов. – Опять будешь мотаться из одних часовых поясов в другие. Мне Борисыч знаешь что завещал? Чтобы я приглядывал за тобой. Мол, чуть что – вернусь и заберу его.

–   Я к нему не хочу, – ответил Володя. – Он прекрасный человек, но в конторе его душно.

–   Вот-вот, а я про что? – обрадовался Грязнов. – Мы всегда тут, как на семи ветрах. Текучка кадров, но зато не закисаем, не погрязаем... Сам в самолет сядешь, в смысле напросишься, или пособить? Какую-нибудь бумаженцию организовать?

–   Хорошо бы бумаженцию, – кивнул Володя. – Мол, командируется сотрудник Московского управления внутренних дел такой-то. Чего прятаться?

–   Не прятаться, а светиться, – поправил Грязнов. – Пойди к ребятам, они знают, как такие бумажки делают. И ничего не бери с собой лишнего, никакой аппаратуры, никаких записей и подобных картинок... Все, надоел уже, иди.

И вялым движением руки указал на дверь. Когда она закрылась, Грязнов встал и прошелся по комнате. Предстоял разговор с Меркуловым. О законности задержания гражданина суверенной и дружественной страны.

Самому, что ли, позвонить? Чего дожидаться милости от прокуратуры? Взять ее – наша задача!

И, полный решимости, он набрал номер.

Костя был на месте.

–   Ты уже освободился? – спросил Грязнов.

–    В общем-то да... Ты про этого, про Мансурова и его брата?

–    Костя, послушай меня. Ведь что получается: мы применяем закон неукоснительно, а в Чечне черт знает что творится: наших ребят в рабстве держат, продают, обменивают, а мы сопим и бездействуем. Ты согласен со мной?

–    С тобой попробуй не согласиться... – вздохнул Меркулов. – Думаешь, я не понимаю?

–    Погоди, не перебивай. Когда ко мне в руки работорговец попадает, я, значит, должен подойти к нему с правами человека наперевес, так, что ли?

–   Мы это с тобой уже обсуждали, – сказал

Меркулов устало. – У тебя против него доказательства есть? Хоть какие-нибудь?

–   Да какие доказательства, если он сам мне предлагал деньги за свое освобождение! – вскипел Грязнов. – Ну было это один на один. Однако если следовать букве, а не духу закона, то пацаны наши так там и останутся, понимаешь?

– Неужели тебе надо объяснять, что закон не состоит из двух частей – духа и буквы? Он един! Газетные дискуссии, что дух иногда может подменить собой букву, давно кончились.

–  Этот ликбез мне ни к чему. – Грязнов не мог успокоиться.

–    Ты лучше скажи, что делать, если генеральному звонят то из Баку, то из посольства, то из «Белого дома». И все спрашивают: как можно держать в СИЗО такого человека, как Рагим Мансуров? С ним, мол, согласован и уже готов к подписанию пакет соглашений... Меня теребят, а у тебя, Слава, ни единого доказательства. И выглядит все это как элементарный произвол.

–   Я сказал, что его брату грозит вышка, если Панкратов не выживет.

–   Не о брате сейчас речь, – перебил его Меркулов, – а о самом Рагиме Мансурове. Из посольства отозвали заявление о его хулиганском поведении. Потерпевший тоже отказывается подтвердить свои прежние показания, изобличающие Рагима Мансурова. Так что надо, не затягивая, освобождать его.

Грязнов положил трубку. Поговорили... Чего доброго, и младшего подонка освободят. Рагим Мансуров сейчас развернется на свободе.

Он представил, как усмехнется этот младший Мансуров, когда его передадут азербайджанской стороне... Ну что? Чья взяла? – спросит этот насильник. Тут уж и духу, и букве, и самому закону каюк.

Но старшего Мансурова освобождать надо. Туг уже все формальности соблюдены.

И все же он медлил. Пару раз рука тянулась к телефонной трубке, потом снова опускалась на стол. Конечно, не он распоряжается свободой или несвободой господина Мансурова – для этого существуют следователи прокуратуры, но все в курсе развязанной им борьбы. Все ждут, что предпримет он, Вячеслав Грязнов, гроза всякой нечисти.

Надо позвонить Борисычу, сказал он себе. Турецкий – человек мудрый. Зря, что ли, позвали его бороться с мировым терроризмом? Вот так всегда: не можем решить свои проблемы – беремся решать мировые.

Вячеслав Иванович набрал номер в Баку.

Наверное, торчит в гостинице, боится нос высунуть. Как бы друзья Мансурова не взяли его в заложники. Хотя при нем Витя Солонин. Этот сам кого хошь возьмет...

Турецкий сразу откликнулся.

–   В общем, деваться мне некуда, Борисыч, – начал Грязнов. – Придется отпускать Мансурова. А там, возможно, и его братцу дадут условно или передадут азербайджанской стороне.

–    А я тебе что говорил? Помнишь наш разговор? – спросил Турецкий.

–   Такое не забудешь... – вздохнул Грязнов. – Ты был прав. Только что теперь делать? Голова почти не работает. Проблема на проблеме. А тут еще – выпить есть что, а не с кем.

–     Сочувствую, – отозвался Турецкий весело. – Ну, выкладывай свои беды.

Они говорили недолго. Грязнова потрясло, что друг его почти слово в слово повторил доводы Меркулова. Если коротко, то закон есть закон и выше его не прыгнешь.

–    Ты заработался, – сказал Турецкий, – неужто так уж совсем не с кем выпить?

' – Не хочешь ты меня понять, Саша. – Грязнов скрипнул зубами. – Выпустят этого монстра, и завтра он уже будет в Баку. И тогда ищи-свищи ветра в поле. А про наших пленных ребят придется забыть. Вот что меня гложет.

Через полчаса, успокоившись, Грязнов позвонил в ДПЗ.

–     Пал Антоныч, не выпустил еще Мансурова? Уже на старте стоит? Ну ладно, пусть идет по холодку. Но скажи ему, что не как арестованный или задержанный, а как свободный гражданин он может зайти ко мне. Попрощаться, скажи. Для его же пользы. Так и скажи. Думаю, придет. Для собственной пользы отчего не прийти?

Мансуров появился в его кабинете, небритый и осунувшийся, уже минут через двадцать.

–   Ну что, есть претензии к следственным властям? – спросил Грязнов, глядя на визитера. – Да вы садитесь.

–    Нет, претензий никаких, – помотал головой Мансуров.

–    И со своими в посольстве поладили, надо полагать? С этим, как его, Самедом Аслановичем. Интеллигентный молодой человек, таких теперь редко встретишь. Приятное производит впечатление.

Мансуров молчал, глядя поверх головы Грязнова.

–   Дело против вас будет прекращено. Но что касается вашего брата, то все остается по-прежнему. Состояние Панкратова тяжелое, если он не выживет, вашему брату грозит самое худшее...

–    Вы об этом уже говорили. – Мансуров помолчал и добавил: – Я думал, что вы хороший человек, Вячеслав Иванович...

–  Разочаровались?

–   Ваши условия? – Губы Мансурова дрогнули.

–   Вы их слышали.

–   Пленные? Сорок человек?

–   Сделайте мне такое личное одолжение, – сказал Грязнов, глядя прямо в глаза Мансурову.

–    Но вы же понимаете, что это невозможно. Пленные находятся по деревням, их прячут, используя как работников...

–    Но если пройдет слух, что появился дядя с тугой мошной, который платит хорошие деньги... Мне ли вас учить, господин Мансуров?

–    Это очень большие деньги. – Лицо Мансурова потемнело. – Просто не знаю. Придется брать кредит.

–   Я вас очень прошу, – наседал Грязнов. – Коля Панкратов очень плох... Молитесь вашему Аллаху, чтобы он остался жив.

–    Но я уже дал кое-какие обязательства вашим деловым и правительственным кругам. Это миллионные расходы.

–    А я прошу о личном одолжении. – Грязнов даже ему нежно улыбнулся.

–    Извините, Вячеслав Иванович, у меня есть пес пит-бультерьер... Вы чем-то сейчас его напоминаете.

–    Уж лучше бы волкодава, – согнал улыбку с лица Грязнов. – А чего это ваш пес на меня похож? Хорошая собака должна быть похожа на своего хозяина.

Какое-то время они оба молчали.

–   Наш разговор останется между нами? – спросил Мансуров. – Какие вам нужны гарантии?

–   А меня о гарантиях вы не спрашиваете? – усмехнулся Грязнов.

–   Вам я почему-то верю, – сказал Мансуров.

7

Солонин подъехал к бельгийскому посольству, когда на часах уже было начало второго ночи. Благодаря инфракрасным очкам, которые он надел еще в автомобиле, Солонин быстро сориентировался. Перелез через высокий бетонный забор с помощью тонкого троса. Когда был на гребне забора, огляделся. Улица была пустынна, охранники в будке возле въездных ворот курили, и огоньки их сигарет мерцали голубоватыми точками.

Первым делом надо на время вывести из строя электронную сигнализацию.

Солонин включил миниатюрный генератор дециметрового диапазона. Сейчас у них на экране перловая каша... Сирены садняще ревут, там жмут на кнопки и хватаются за тумблеры, щелкая и переключая... Но вот все прояснилось. Все – чисто. И на территории, и вокруг особняка.

Он недаром мерз в своей машине столько времени. Выследил, как госпожа Мансурова вышла из своего дома, а вот как добралась до посольства, не видел, но представлял себе.

Великая штука этот прибор ночного видения! Чувствуешь себя зрячим в стране слепых либо невидимкой в людской толпе.

Правда, госпожу Фирюзу он толком не рассмотрел. Тогда на приеме, краем глаза заметил, что она довольно изящна, но не от природы, а скорее от усиленных занятий аэробикой, от которой эти богатые бездельницы тащатся, как прежние скучающие барышни тащились от танцев на балах.

Цепляясь за выступы на стене особняка, прижимаясь к стене всякий раз, когда тусклый зрачок телекамеры бездумно смотрел в его сторону, Солонин забрался наконец на крышу, потом через слуховое окно на чердак. Здесь пахло, как пахнет на всех чердаках мира, начиная от хрущоб и кончая посольскими особняками, – запустением и пылью. Здесь было очень тепло, почти жарко, так что пришлось ему расстегнуть куртку. Он отмерил, согнувшись, чтобы не удариться головой о скат крыши, девять метров.

Атташе, или кто там он по чину, живет где-то здесь...

Виктор быстро собрал миниатюрную дрель, предварительно подключив ее провода к кабелю. Чуть-чуть поискрило, когда закрепил на обнажившихся проводах «крокодилы», и дрель тоненько завизжала.

Это был ответственный момент. Не дай Бог, если на спящих, если только они спали, посыплется штукатурка. Обороты у дрели сумасшедшие, но все равно даже пылинка не должна просочиться.

Наконец тончайшее сверло провалилось в пустоту, он быстро его втащил и замер. Кажется, не заметили. Он вставил в отверстие припасенную оптическую нить из стекловолокна. Такую штуку обычно вставляют в кишечник больному при операции.

Вот они, голубчики. Самому смотреть – незачем да и противно. Присоединил портативную видеокамеру. И решил передохнуть.

Закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать.

Впервые он увидел госпожу Мансурову обнаженной и почему-то при этом вспомнил о госпоже Амировой. О ее многообещающей улыбке.

Он привез ей ее возлюбленного из Тегерана. Их почти официальная связь наверняка возобновилась, обновленная и потому еще более страстная, но этот ее взгляд почему-то не уходил из памяти.

Он не решался даже назвать себе то, что испытывал к ней... Вот у кого природная грация, женственность и обаяние, несмотря на возраст и отсутствие занятий шейпингом и бодибилдингом.

Он, Солонин, был поклонником античной красоты. Рубенсовские телеса его не влекли, как и спортивная худоба.

И никогда не помышлял о том, чтобы подсматривать либо готовить компромат на кого– то... Однако пришлось.

Представил себе на секунду, что кто-то вот так же снимал бы на пленку его с госпожой Амировой. Он даже протянул руку, чтобы отключить камеру. Но остановился.

Говорят, господин Мансуров имеет связи где– то в Чечне. И может освободить русских пленных благодаря своим деньгам и знакомствам.

Александр Борисович тоже такой вот компромат не одобряет, но понимает, что это от безвыходности. Сказал недавно: представь, мы сидим здесь, а наш паренек откуда-нибудь с Вологодчины сидит в яме и получает корм, который сбросят сверху эти его хозяева. А держава по имени Россия, со всеми ее межконтинентальными ракетами, атомными подлодками и спутниками-шпионами, унижаясь, просит этого хозяина-бандита, чтобы он пожалел парнишку, отпустил его во славу Аллаха...

–    Мне легче пойти самому туда и освободить этого пацана, – сказал тогда Солонин, – чем заниматься всей этой клубничкой и собирать компромат на подонка...

–   Я тебя понимаю, – сказал Александр Борисович. – Но нет другого выхода, Витя. Я тоже лучше бы сам пошел выручать наших ребят. Но как это сделаешь? В этих горах всякий чужак на виду, у всех вызывает подозрение. Ну освободишь одного, ну двух, трех... И тебя в конце концов окружат, расстреляют с этими ребятами вместе. И твое умение там окажется столь же ненужным, как не нужны там все наши атомные подлодки и другие достижения военной техники. Вот чего не учли наши бездарные стратеги, когда пошли на них войной. Вот почему нам теперь порой приходится собирать этот компромат, чтобы обратить его во благо. Чтобы спасти молодые жизни – потерпим, побудем немного в шкуре мерзких циников.

Турецкий прав, хотя трудно с ним согласиться. Особенно когда камера снимает, ты сидишь на чердаке, а внизу – запретная, греховная любовь. Даже если не любовь, а просто блуд – все равно твоя роль не из лучших.

Он продолжал сидеть, зажмурив глаза, заткнув уши руками, чтоб ничего не видеть и не слышать, и потому не сразу заметил, что на чердаке появились люди.

Пришедшие, похоже, что-то искали. Солонин услышал скрипы и шорохи, когда они были уже совсем рядом.

– Вот здесь, – сказал один из них. – Здесь находится этот люк...

Затаив дыхание, Виктор следил за происходящим. И это продолжалось минут пять, прежде чем он понял, зачем они пришли...

Эти люди явно были не из посольства. Интересовал их тот же объект – госпожа Фирюза.

Видимо, им тоже был нужен компромат, чтобы шантажировать ее, пока, правда, непонятно, с какой целью. По-видимому, они неплохо знали, что и как здесь устроено. Нашли люк, который искали, приоткрыли его и стали снимать с помощью фотоаппарата все происходящее внизу.

Солонину стало не по себе. Чем он лучше их? Экипирован лучше, подготовлен тоже, аппаратура у него самая современная, да и цель – наверняка куда выше. А в остальном ничем не отличается.

Наверное, они тоже хорошо подготовились к этой акции. Следили за ней. Кто еще в городе знает о связи жены известного нефтепромышленника с бельгийским дипломатом?

Если это стало секретом полишинеля, можно ожидать, что появятся еще желающие, готовые ее скомпрометировать. И труды Солонина не будут стоить и гроша. И те, ради которых он пошел на это сомнительное дело, останутся в рабстве.

Что-то надо было делать. Никакой конкуренции не допустим, сказал себе Солонин и осторожно, оставив камеру работать дальше, отполз со своего места в сторону пришельцев.

Подобравшись к ним сзади, он натянул на себя маску – так будет страшнее... Но не вспугнуть бы их. А то поднимут крик, переполошат тех, кто внизу.

Итак, их всего двое. Через прибор ночного видения он различил их молодые, безусые лица. Надо решительно и аккуратно действовать.

Он сунул им обоим стволы двух пистолетов под ребра.

–   Только тихо, – сказал на фарси. – Осторожно поднялись и, не привлекая к себе внимания, пошли, – закончил он по-русски. И ногой отшвырнул подальше их карманный фонарик.

В зеленоватом полумраке прибора был виден смертельный ужас на их лицах. Выражение такое, будто перед ними предстало привидение.

А так и есть. Под привидение в таких ситуациях работать лучше всего. Тем более что призрак, приходящий в этот особняк по ночам, хорошо вооружен и прекрасно говорит на двух понятных им языках.

Он поставил их к стене, метрах в пяти от места, где они были застигнуты врасплох.

Они смотрели прямо на него. Наверное, особенно жуткими им казались очки – огромные, как глаза у пришельца.

–     Кто вы? Кто вас прислал? – спросил Солонин на русском, который на них, как ему показалось, действовал особенно подавляюще. – Ну?

И еще сильнее прижал, буквально вдавил стволы в их податливые животы. В кромешной тьме голос его звучал глухо и грозно.

–   Хозяин приказал... – всхлипнул один из них. – Велел за ней наблюдать. Мы подумали, что он решил с ней разводиться.

–    Обещал нам заплатить хорошо, – всхлипнул второй. – Велел сделать к его возвращению из Москвы. Сегодня звонил, спрашивал. Она часто сюда приезжала, а мы все никак не могли...

Они свободно говорили по-русски.

–    И давно он ее подозревает? Да опустите руки. Давно, спрашиваю, выслеживает?

–   Не знаем, – вздохнул один из них.

–   Почему он вам это поручил? – спросил Солонин.

–   Мы агентство открыли. Сыскное. Выслеживаем дамочек, которые изменяют мужьям. Или наоборот. Ему нас рекомендовали.

–   Хорошо заплатил? – спросил Солонин, опустив пистолеты.

–   Да... А вы нас отпустите? – Голос спросившего прозвучал жалобно.

–   Оружие, – сказал Солонин. – Живо выкладывайте все, что в карманах. И без шуток. Я вас вижу – вы меня не видите!

Они вытащили и протянули в темноте что-то вроде старого дамского «бульдога» и выкидного ножа.

Он не решился взять. И подался в сторону на случай, если кому-то из них захочется выстрелить или ударить в темноте... Но это была излишняя предосторожность. Особой угрозы они не представляли. Тем более что друг друга они не видели. И это снижало их способность к отпору.

–  Как вы сюда попали? – спросил Солонин. – Тут сигнализация, охрана.

–   Есть старый подземный ход, – сказал тот, что стоял слева. – О нем тут не знают. Он идет сюда издалека, от древней крепости.

Солонин смолк, раздумывая. Кто он для них? Вопросов они не задают, не решаются. Возможно, они полагают, что он служит здесь, в посольстве.

–   Ну что мне теперь с вами делать? – спросил Солонин.

–   Отпустите нас, – попросил тот, что стоял справа. Его товарищ вздохом поддержал просьбу.

–    Почему я должен вас отпускать?

–   Мы больше сюда не вернемся. Обещаем.

Солонин подумал о том, что не худо бы самому воспользоваться этим древним лазом, чтобы уйти отсюда. Но кто знает, не будут ли они поджидать его там, у этой древней крепости, когда он начнет выбираться.

Итак, все остается как есть.

–   Выметайтесь! – сказал Солонин.

–  А фотоаппарат? – спросили они в один голос.

Эти юные сыщики, наверное, все свои сбережения отдали за этот аппарат. А тут еще придется возвращать деньги этому мужу, господину Мансурову...

–   Скажите спасибо... – начал Солонин и вдруг получил удар по ногам, отчего отпрянул назад, стараясь устоять.

Значит, разглядели его в темноте? Кинулись от отчаяния, поскольку терять уже нечего? А он потерял бдительность, полагая, что к этой тьме египетской глазам невозможно привыкнуть...

Он настиг их у слухового окна, через которое они, по-видимому, сюда забрались и теперь решили удрать, прихватив свой аппарат. Идиоты. Они же привлекут внимание охраны к себе и к нему! Но не объяснять же им, кто он такой.

Он свалил их и скрутил так быстро, что они даже не поняли, что он по-прежнему один, без сообщников.

–   Черт с вами, забирайте свой аппарат, – сказал он шепотом. – Только без шума.

–   А вы кто? Вы здесь работаете?

–   В настоящий момент – да, – ответил Солонин.

–   Вы русский?

–   А почему ты спрашиваешь?

–   Я сам русский... – сказал парень со вздохом, как если бы сделал трудное признание.

Солонин какое-то время смотрел им вслед. Пацаны. Тоже, можно сказать, попавшие в плен к своим.