Текст книги "Игра по крупному"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

8

Володя Фрязин прибыл на Чкаловский аэродром за полчаса до взлета «Ил-76» на Тюмень. Рейс был чартерный.

Несколько человек разглядывали командировочное удостоверение, прикрывая его от порывов ветра.

– Гоша, тут мент просится лететь с нами! – Крикнул один из них с бритым затылком, прикрытым широким воротом дубленки.

–  Мент? – спросил кто-то из раскрытого китового брюха лайнера. – Да пошел он...

–   Не, погоди, дай посмотреть, – возразил другой. – Какой еще мент?

И крупный мужик вылез наружу.

–   По какому делу? – спросил он.

–  Командировка, – ответил Володя. – Срочная. Там у вас убийства сплошные, завязанные с Москвой. О подробностях – не имею права.

–   Ну раз не имеешь права, тогда лезь, места хватит, – раздался чей-то негромкий густой голос сверху.

–   И побыстрее, стужу не нагоняй... – сказал еще кто-то недовольным тоном. – Ну ты, Гоша, как не родной! Мента в попутчики... Мало натерпелся?

–   Костюха! – произнес тот же густой голос. – Ты же сибиряк! Или все теперь, в Москве прижился? Холодно ему, слышь...

Володя влез в нутро огромного, как вагон, салона. За ним подъемники стали закрывать задний люк.

Народ в салоне собрался крупный, дородный, все в мехах, больше в шубах, чем в дубленках, и Володя в своем куцем драповом пальто ничего, кроме жалости, вызвать не мог.

–   Что ж ты, мент, взяток не берешь? – спросил все тот же, затыкавший всем рот, судя по всему хозяин. Бугор.

Володя пожал плечами.

–  И шапка у тебя... – помотал головой Гоша. – Даже неловко на тебя смотреть.

У самого Гоши шапка была песцовая, огромная, пушистая. И Володе стало стыдно за свою, облезлую.

–   Да, нехорошо как-то, – сказал Гоша. – Вроде взяли в одну компанию, летим, стало быть, все вместе... Небось знаешь, зачем летим, а? В оперативке сказано, поди?

Володя пожал плечами.

–   На вот, – сорвал с головы свою песцовую Гоша. – Носи! А эту выброси...

–   Ну что вы, – попытался сопротивляться Володя, но его шапку уже сорвали с головы, и она пошла по рукам, туда, где задвигался уже огромный грузовой люк.

–   Бросай! – азартно крикнул Гоша. – Да не боись... У меня таких еще три! А вот пока летим, подумаем, что на тебя надеть. Пальтишко у тебя тоже, знаешь, не фонтан... Да не смотри на это как на взятку! Будь проще! Ну не могу я сидеть в одной компашке с человеком, можно сказать соотечественником, когда он в таком прикиде. Нет, в натуре. Смотри на это как на благотворительность. Тебя как звать?

–  Лучше документы у него проверь, – сказал Костюха.

–    Надо будет, сам покажет, – гаркнул Гоша через плечо. – Может, задание у него секретное? Я правильно говорю? Или тайна следствия? Нельзя, стало быть, невозможно... А я вот, может слыхал, – Гоша. А это все мои кореша. И летим мы на пуск участка нефтепровода, а также на похороны преждевременно ушедшей от меня моей бывшей возлюбленной Елены Томил иной, супруги отсутствующего здесь Олежки Томилина, которому я лично доверил ее по дурости и широте душевной... Еще вопросы будут?

–   Я ни о чем не спрашивал, – сказал Володя.

–    Значит, присоединяйся. Да не обидим мы тебя, в натуре! И мешать не будем. Еще поможем, если хорошо попросишь, верно я говорю?

–    Ну... – кто с насмешкой, кто с ухмылкой, вразнобой ответили кореша.

–   Меня зовут Володя, – сказал Фрязин.

–    Ну как, за знакомство? – спросил Гоша, откупоривая бутылку. – Ты только пойми меня правильно, Вовик! – Он разливал в подставленные стаканы. – Душа у меня горит. Как подумаю... Ленки больше нет! Ведь кому доверил, а? Чего скалитесь? Вишь, смешно им, поминки предвкушают за мой счет. А я так не могу. Вот как вспомню ее – и не могу... Выпей со мной, а? А то они надоели мне – все!

–    И мы присоединимся, – ощерился Костю– ха, обозначив щербатый рот.

–   Вот этот, кто больше других выступает, ведь верно говорит, – сказал Гоша. – Выпить по любому поводу у него с братухой – не заржавеет. Но вот с душевной тонкостью помолчать, посочувствовать, чтоб понять чужую тоску, вспомнить из Есенина... – этого у них не наблюдается.

Самолет между тем разгонял турбины, подрагивая корпусом.

А придется, тоскливо подумал Володя, придется с ними пить, хоть и противно. Вячеславу Ивановичу в этом отказывал, ссылаясь на интеллигентное материнское воспитание, а со своими, возможно, будущими подследственными придется... Вопрос, как всегда, в одном. Скорее даже проблема: удастся ли расслабиться, а заодно и получить нужную информацию? Сейчас лучше глазами не постреливать, характерных типажей не отыскивать. Да все они здесь, считай, характерные... На кого ни взгляни.

Володя спокойно смотрел, как наливают ему в граненый стакан. Кажется, «Смирнофф». Если он что-то в этом понимает... Главное, не глотками, а выпить залпом.

–   Ну будем! – сказал Гоша, вдохнув. – Или мы будем, или нас будут!

Сказав это скороговоркой, он опрокинул в себя стакан. Володя попытался было проделать это с такой же прытью, но закашлялся, пролил часть на свое пальто, стал ладонью стряхивать, чувствуя, как на глаза набегают слезы.

–   Нет, не получится из тебя нефтяник! – сказал Гоша под общий смех. – Первый раз, что ли, в Тюмень летишь?

–   Был уже, – ответил Володя. – Недавно был.

–   Видно, плохо встречали, – сказал Гоша, нахмурившись. – У нас не у всех гостеприимство на высоте.

–   Я прилетел обычным рейсом, – сказал Володя, приходя в себя. – Никто не встречал...

–    На наших мусоров это похоже, – продолжал хмуриться Гоша. – Только почему я об этом ни черта не слышал?

–   Так ведь я не по вашему делу прилетал, – сказал Володя, и окружающим это почему-то понравилось.

–   А сейчас, может, по нашему?

–   Заткнитесь, а! – с чувством сказал Гоша. – Умники, мать вашу так... Ты сейчас можешь мне сказать, какого хрена прилетал тогда из Москвы, когда там своих ментов хватает?

–     Вы же сами говорили, что могу не отвечать, – сказал Володя, глядя на подаренную шапку. – Что у меня может быть следственная тайна.

–   Смотря от кого! – воскликнул кто-то сзади.

–   Помолчи, Конопля, – поморщился Гоша. – Не имеет права человек говорить, что ж теперь... Заставить я его не могу, а то получается, будто шапку ему подарил, так вроде он мне теперь по гроб жизни обязан... Я, Вова, – он положил руку на плечо Володи, – чтоб ты знал, уже столько вашего брата купил и перекупил, что даже скучно стало. До чего ж вы все продажные. Вот так смотрю на иного, как сейчас на тебя, а сам думаю: купить его, что ли? Да вроде пока без надобности. Или все-таки купить? Вдруг в хозяйстве сгодится...

Попутчики ржали, хватаясь за бока, мотая головами. Что-то злобное было в этом залихватском смехе.

Хозяин же не смеялся, сидел как каменный, и в его глазах по-прежнему стояла тоска.

–   Значит, не по мою душу туда летишь? – спросил он Фрязина, когда смех умолк. – А то вот он я, вяжи меня, коли нужен.

Володя пожал плечами, улыбнулся и решил сказать тост. Протянул стакан Гоше.

–   Ого! – удивился тот. – Во вкус входишь?

–  Вы все... – запинаясь, начал Володя, – очень хорошие, хочется думать, люди...

Он чувствовал, что говорит не то. Но не мог не сказать о том, что всем людям, которых он встречал и встречает где бы то ни было, он желает одного – не встречаться с ним в своем кабинете в качестве подследственных...

–   А зачем нам встречаться в твоем кабинете, – сказал Гоша, – если мы все очень хорошие?

–    Вот я и хотел сказать... – наморщил лоб Володя. – А вы меня сбили. Что не хочу никого из вас видеть у себя на допросе...

–   Постараемся, – хмыкнул Русый-старший. – Постараемся, не страдай.

–   Или откупимся! – выкрикнул Русый-млад ший под общий хохот.

–  Ну вот, Конопля, а ты не хотел его брать! – сказал кто-то из полутьмы салона. – Не все же в сику резаться, похохмить тоже охота!

–   Прямо Петросян! Или Задорнов!

–   Это кто? – спросил Гоша.

–   Ну мы еще на сходку их звали по случаю открытия... уж не помню чего, – сказал Коноплев. – На презентацию. И он нам читал, какие американцы дураки против наших... Тоже ржачка была.

–   Так вот и живем, – сказал Гоша Володе. – От жрачки к спячке, от спячки к жрачке, а иногда – к ржачке... А время бежит куда-то. Вот ты, интеллигент, знаешь, чем его остановить? Нет? А я знаю. С Ленкой Томилиной, тогда еще Башкирцевой она была, ночку проведешь – и будто время на неделю остановилось. Веришь? А теперь кто мне его останавливать будет? Вот слушай меня, – он наклонился к Фрязину. – Найди мне, кто Ленку замочил. Никаких денег не пожалею. Ты понял меня? На вот, еще выпей, все поймешь.

–   Мне достаточно... – с трудом сказал Володя, закрывая глаза.

–   Счас сблюет, – сказал Русый-старший. – Тимур, отведи его в клозет.

Кто-то сильный, огромный, как скала, поднялся из полутьмы, где до этого были неразличимы лица, взял Володю Фрязина за шиворот и повел в глубь салона.

–  Осторожно, Тимур, – сказал Коноплев. – Не сломай ему чего-нибудь. Он еще пригодится.

Мне никогда не было так плохо, думал Володя. И так холодно. Почему здесь не топят? У меня теперь новая шапка... Вячеслав Иванович спросит: откуда? Что я ему скажу? А прямо так и скажу. Потенциальный подследственный подарил. Ну тот самый, к кому сходятся все связи тех, кто убит или еще жив. Всех этих «генералов» от нефти... Раньше были от инфантерии, теперь от нефти... Кстати, почему я так легко перемещаюсь в пространстве? Почти лечу... Или это меня несут на руках? Чего ради? Ведь меня жутко мутит, я могу не дотерпеть до туалета...

–   А где здесь туалет? – спросил Володя того, кто держал его за воротник, и вдруг явственно увидел маленькие светлые глазки под опущенными бровями, низкий лоб, жесткую с сединой щетину и почти полное отсутствие шеи.

Незнакомец, его звали Тимур, держал его за шиворот в подвешенном состоянии. Не сломай ему что-нибудь, сказал кто-то. А он может сломать... и тут Володя отключился.

Утром он пришел в себя, когда уже сели. Сквозь иллюминатор светило морозное солнце. Над ним стояли Гоша и Коноплев.

–   Ну ты хорош! – говорил Гоша, хлопая его по плечу. – Давно не пил? Или вообще никогда?

–    Водка несвежая попалась! – сказал Коноплев.

–   И ведь шубу моему Тимуру облевал, – сказал Гоша. – Вот он тебе ее и подарил, – он кивнул на груду желто-серого меха, лежащего возле ног Володи. – Почистишь, будет как новая. Что смотришь? Осквернил ты ее, понял? Он теперь носить ее не сможет. Аллах ему не позволяет. Ты еще спал, а он уже с ходу выпрыгнул, только трап подали. В город поехал другую покупать. Хорош ты вчера был, нечего сказать. А уж наговорил всего... Все как на духу! Но мы понимаем. Все между нами – намертво. Верно, Конопля?

 – Ну! – поддакнул Коноплев.

–    В общем, надевай – и поехали. Нельзя экипаж держать. Им назад лететь. А мы растолкать тебя не могли. Поехали, говорю! В городе заедем в химчистку, там при тебе почистят.

–   Я ее не возьму, – сказал Володя. – Я свое пальто надену... Где мое пальто?

–   Там же, где и шапка, – ответил Гоша. – Выбросили. Где-нибудь на елке красуется или в болоте, километрах в тридцати отсюда...

Они смеялись, глядя на его растерянное лицо.

Вот это влип, сказал себе Володя, надевая гигантскую шубу. Погряз в коррупции... Попробуй скажи им теперь слово. Все припомнят... А все-таки интересно было побывать в их среде. Посмотреть на них. Кое-кого я приметил, несмотря на выпитое.

–   Что ты там бормочешь? – спросил Гоша, поддерживая его под руку по дороге к трапу.

–   Хочу спросить... – остановился Володя. – Я что теперь, вами купленный?

Гоша озадаченно уставился на него.

–   Кто это тебе сказал?

–    Ну пил с вами. Шуба эта вот, шапка...

–   Да это от чистой души! – Гоша прижал руки к груди. – Симпатичный ты мне человек! Носи на здоровье. Чего мне тебя покупать, ну сам подумай? Был бы ты генеральным прокурором или министром внутренних дел. Что с тебя взять– то? Пошли, говорю!

И они снова двинулись к трапу.

–   Все равно мне это не нравится, – говорил Володя. – Вы хотели меня купить. Тем более что я в пьяном виде проболтался, зачем сюда лечу.

Гоша молчал. Пожалуй, зря я это сказал, подумал Володя. Теперь они, пожалуй, догадаются, что моя командировка касается их.

–   Опохмелиться бы тебе, – сказал Гоша.

–   Вы ведь имели какое-то отношение к погибшей Лене Томилиной? – спросил Володя.

–   Слушай, не будь занудой, – сказал Гоша. – Давай сначала выберемся отсюда. Не в самолете же устраивать допрос?

В машине, которую подали прямо к трапу – шикарный, длинный, многодверный «кадиллак», – Гоша, севший на переднее сиденье, повернулся к Володе.

–   Какое отношение к ней имел? – сказал он. – Спал я с ней.

–   И муж из-за вас ее застрелил? – спросил Володя.

–    Ну ты подумай, а? – воскликнул Коноплев. – Его как человека взяли на борт, поили, кормили, одевали, а он уже прямо в машине допросы устраивает.

–   Вы мне не ответили, – сказал Володя. – Муж узнал о вашей связи? Так?

–   Ты хоть бы с делом познакомился сначала, – сказал Гоша. – Ее застрелили в постели с одним парнем. Ее и его. Я тут ни при чем.

– Мне просто интересно, – пробормотал Володя. – А дело я почитаю. Обязательно.

9

Витя прибыл лишь под утро и сразу завалился спать. Я не стал его будить, хотя не терпелось посмотреть, что он там заснял. Наверняка какую– нибудь порнографию. Впрочем, адюльтер есть адюльтер. Там все держится на силе беззаконной страсти. А это возбуждает тех, кто подглядывает. А мы с Витей тут монашествуем, поскольку держим марку заграничных штучек, инопланетян, прилетевших на эту грешную Землю из иной цивилизации.

С этими мыслями я снова заснул, а проснулся буквально через час, услышав характерные охи и стоны, доносившиеся с Витиной стороны. Окончательно проснувшись, я понял, что он просматривает отснятый материал.

–   А ничего, – сказал он мне, не отрываясь от экрана, на котором блаженствовала сладкая парочка. – Муж сам не прочь на это посмотреть. Он собирает на нее компромат. Хочет развестись. Поэтому, прежде чем раскошелиться, будет долго трясти нам руку в знак признательности.

–   Ты хочешь сказать... – начал было я.

–  ...Что шантажировать следовало бы эту дамочку?

–   Она тебе нравится? – спросил я осторожно.

–    Не в моем вкусе, – ответил он. – Но не могу не признать ее сексуальных достоинств.

–   Ты рассказывай, не отвлекайся, – сказал я.

–   Так вот, – начал он. – Когда я приступил к съемкам, туда же на чердак, где я расположился, проникли два подростка с фотокамерой. И тоже через какой-то им ведомый лючок стали фотографировать. Для меня они были конкурентами, от которых надо было отделаться. Когда я их прижал, они сказали, что их нанял сам господин Мансуров, ибо нуждается в компромате для бракоразводного процесса.

–    Отсюда следует, что она развода не хочет? – спросил я.

–    Но это не мешает ей заниматься тем, чем она занимается, – кивнул Солонин, стараясь не смотреть на происходящее на экране. – Есть такие дамы – наставляют мужьям рога, чтобы было за что крепче держаться.

–   А раз так, то надо подумать, как принять ее в наши ряды, – сказал я. – Словом, что она может нам предложить, если будем молчать?

–   Был бы спрос, а предложить ей есть что, – ответил он.

–   Проблема в другом, – сказал я. – Не может ли она предложить нам кое-что посущественнее. Скажем, какие-то делишки мужа, информацией о которых она располагает...

–    Противно все это, – вдруг взорвался Солонин. – Красивая женщина, создана для любви! А пара козлов смотрит, как она реализует то, что дано ей природой, и размышляют: как бы еще чего от нее поиметь.

–   Ну-ну, – сказал я. – Давай разряжай накопившиеся внутренние противоречия, и побыстрее. Нам надо успеть все продумать еще до завтрака.

–   А что тут думать? Взять ее за горло – раз, грубый шантаж – два. Только меня от этого увольте. Я прошел свою часть пути. С меня довольно. Очередь за вами.

–    Очередь за Славой Грязновым, – сказал я. – И я не могу его не поддержать в том, что касается наших пленных. А ты об этом постоянно забываешь.

–   Я бы не торчал там всю ночь, если бы забыл, – проворчал Солонин. – Давайте уж для ясности условимся, Александр Борисович, – кто кому начальник? Мне легче, когда парадом командую я. Так я вживаюсь в уготованную мне роль. А вы время от времени стараетесь принизить меня, поставить на прежнее место.

–   Витя, мы это уже обсуждали, – сказал я. – Мне тоже не нравится, что меня держат за безродного космополита, в то время как моя Россия загибается от свалившихся на нее бедствий и проблем. Сэр Питер Реддвей, слава Богу, далеко, ему страдать за свою страну не приходится, и потому он вряд ли поймет, что сейчас нами движет.

–   Договорились! – с облегчением сказал Витя. – Я-то думал, что вы присматриваете за мной в том плане, не выбрасываю ли я денежки ООН на неблаговидные цели, придерживаясь какой-то одной стороны.

–   В этом слабость того, что мы с мистером Реддвеем затеяли, – сказал я. – Но в этом и сила... Итак, мистер Кэрриган, что мы на сегодня имеем?

–   А имеем мы дамочку, которая держится за богатенького супруга, что, однако, не мешает ей погуливать на стороне, – ответил он. – И на вашем месте, мистер Косецки, я бы подумал, что можно из этого извлечь, и доложил бы мне о результатах ваших раздумий.

Я выключил телевизор и прошелся по комнате.

Дамочку мы имеем... Вопрос, сколько мы имеем времени. Плохо, что мы сейчас разделены с Грязновым. Нет возможности поговорить с ним с глазу на глаз. Поэтому надо рассчитывать на себя и Витю. И эту задачку решать самим. Не сегодня завтра нас могут разоблачить. Витя с умным видом сидит на разного рода конференциях и приемах, кивает, что-то записывает в свой ноутбук, в который потом даже не заглядывает. А на него уже смотрят с нетерпением...

Мы так и не узнали, кто и как похитил сына Президента. Хотя знаем, кто собирался похитить его вторично... Алекпер стоит поперек дороги всем, начиная с Мансурова, кончая нашими деятелями, которые спят и видят, как нефть из-под Каспия потечет через Россию транзитом, включая мятежную Чечню. Хотя вряд ли их мечты сбудутся.

Мансуров – вот кто мог быть заинтересован в похищении Алекпера! Чтобы оказать давление на его отца...

Но, с другой стороны, Мансуров был в Москве, когда было совершено нападение на посольство в Тегеране... Ну и что? Он мог быть где угодно, если нападение было организовано заранее.

Солонин дважды сталкивался с чеченцами, и оба раза в Тегеране. Причем во второй раз – когда они, по идее, должны были мотать уже срок. С другой стороны, если Алекпер не был сторонником перекачки нефти через Россию, зачем его было похищать этому Мансурову? Они были почти союзниками. И потом, что за бред с этим Акапулько? Разве Мансуров не мог припрятать Алекпера где-нибудь поближе? У сочувствовавших ему турок? В том же Иране, где его братья чеченцы пользуются почти дипломатической неприкосновенностью? Даже больше того. Нашкодивших дипломатов высылают из страны пребывания, а здесь этих бандитов просто отпустили...

В этой истории с Акапулько виден размах, купеческая широта. Мансуров, судя по тому, что рассказывает о нем Слава, прижимист. И если вспомнить, что Алекпера там караулили и пели ему песни о выгоде маршрута нефтяных потоков через Россию наши парни, достаточно приблатненные, можно с долей уверенности сказать: похитили Алекпера наши, русские.

И ведь наверняка уговаривали его из патриотических побуждений, надо полагать, не только из узкокорыстных.

Поэтому одно можно сказать определенно: общих интересов у русских мафиози с Мансуровым нет. Наша мафия хотела заткнуть рот Алекперу с помощью чеченцев. И навряд ли оставит эти попытки...      

Вот как все переплелось.

Значит, наша мафия неплохо ладит с чеченскими бандитами? Ничего удивительного, если вспомнить, какой жирный куш предстоит разделить.

Сейчас сын Президента для них – вне досягаемости. Но это не значит, что они оставят попытки как-то повлиять на него.

Как? Это другой вопрос... Будут искать слабое место у Алекпера. Семья? Дети? Делара?

Я посмотрел на Витю. Тот спокойно встретил мой взгляд, но на всякий случай сомкнул брови. Мол, не забывай, что я твой начальник.

–   Они ведь не оставят Алекпера в покое, – сказал я ему. – Они убили Новруза, его человека.

–   Ты что-то путаешь, – сказал Витя. – Новруз – человек Самеда.

–    Пусть так... Но ведь был у Самеда разговор с Алекпером. И после этого разговора Новруза лишили жизни.

–   Ты опять путаешь, – покачал головой Витя. – Новруза зарезали после его разговора с Самедом. Хотя до этого он говорил и с Алекпером.

–    Кому Алекпер рассказывал о своей мечте побывать в Акапулько? Кто мог это узнать?

–   Говорит, никто, кроме Делары, не мог этого знать, – ответил он.

–    Получается интересная вещь, – сказал я. – Кто-то знал, когда и где будет их следующее свидание, а также знал о его сокровенной мечте.

–   То, что они встречаются, знал весь Баку. А вот где они встречаются, знали немногие. Каждый раз, не доверяя телефону, прежде чем расстаться, они договаривались о будущей встрече.

–    И если исключить предательство Делары как правдивой и независимой женщины...

–   То, значит, там, где они бывали, находилось подслушивающее устройство, – закончил Солонин. – И те, кто пользовался им, отправили нашего Алекпера загорать в Акапулько.

–   Вот теперь кое-что сходится, – согласился я. – Из тебя получился бы неплохой аналитик... И все же здесь пока много неясного. Убийство Новруза, например. Зачем кому-то, кто это сделал, нужно было раскрывать то, что они записывают разговоры Самеда?

–    И само убийство... – добавил Солонин. – Демонстративное и вызывающее. Вот, мол, что кое-кого ждет. Уж не нас ли с вами, мистер Косецки?

–    Запугиваете, начальник, – сказал я. – И так голова кругом. Мне бы сейчас мудрую голову Славы Грязнова, когда он в хорошем подпитии... А что, если ему позвонить?

–   Звоните, – «разрешил» Солонин. – А я бы пока занялся другим делом... Следовало бы поговорить с госпожой Амировой, вам не кажется? Пусть покажет мне их гнездышко, сколь бы засекреченным оно ни было. Уверен, что там все прослушивается... Ведь не лень же было кому-то установить там подслушку.

Очень уж он вошел в роль, думал я, набирая цифры номера и шифра, предвкушая, что сейчас услышу драгоценный голос своего старого друга.

–   Да... – хрипло сказал Слава. Его голос был великолепно слышен, как если бы он был где-нибудь рядом.

–   Здорово, – сказал я. – Что у тебя слышно по нашим общим делам?

–   А ничего хорошего, – ответил он устало. – Голова разрывается. Бандиты до того обнаглели, что не просто убивают клиентов, а норовят демонстративно перерезать горло. Для устрашения человечества.

–   И у вас тоже?

–   Тоже? – переспросил Слава. – Что это значит?

–    Ну у нас это вроде как положено, – сказал я. – В традициях восточных головорезов. Так убили недавно друга нашего общего знакомого Самеда.

–   У нас – двоих, – вздохнул Слава. – Одного тюменского «генерала» и его заместителя. Ив– лева – в Тюмени, его зама, Бригаднова, – в Москве.

–   Ты обратил внимание, кто сел на их место?

–   Надо бы... – сказал Грязнов. – Все руки не доходят.

–    Не узнаю тебя. С этого надо было начинать.

–    Стареем, – сказал Слава. Но кое-что знаю... Может, слышал про такого Гошу Козлачевского?

–   Не один раз, – ответил я. – Он сел на место погибших?

–    Ему и у себя хорошо. А сел как раз его бывший подельник, с ним вместе он когда-то мотал срок. И что характерно, этот Коноплев прежде никакого отношения к нефти не имел. И в Сибири никогда не жил.

–   Пешка?

–    Проходная, – хмыкнул Слава. – Мне недавно оттуда, из Тюмени, Фрязин звонил. – Набрался дури и полетел с ними в одном самолете в Тюмень. И все-все в том самолете разглядел. Говорит, что Коноплев не более чем «шестерка», в рот хозяину смотрит.

–    Но ведь фирма, – сказал я. – Акционерное общество. Есть собрание акционеров, просто так лишь бы кто не пройдет.

–    Я тебя умоляю... – остановил меня Слава. – Вопрос в другом: у кого пакет? Не у того ли, с кем не могли поладить предыдущие «генералы»? Сейчас все твои акционеры сидят и смотрят, чья возьмет. После собрания, конечно, поворчат, когда будут расходиться... Теперь с этим поездом, будь он неладен. Говорил тебе, нет?

–   Напомни.

–   Цистерны с песком пришли. И никаких следов. По накладным вроде адресат в Тюмени. Тот же «Сургутнефтегаз», где теперь этот Коноплев... Ты меня слушаешь или нет?

–   Слушаю, слушаю...

–   Тебе неинтересно, я понимаю, – сказал Слава. – Тебе международных авантюристов ловить интересней. Но все равно эти ребята, про которых я рассказываю, доберутся когда-нибудь и до Баку, понимаешь?

–   Уже добрались.

–   Тогда слушай, – продолжал Слава. – Этому Коноплеву – все до фени. Пропал эшелон с нефтепродуктами – так не он же виноват... Он и так всю бухгалтерию разогнал, свою, говорит, команду набирать буду.

–    Это он тебе сказал?

–   Не мне. Фрязину. Володя в Тюмени сейчас безвылазно сидит. Иногда звонит. Ничего тебе это не напоминает?

–   Надо подумать, – сказал я. – Разговор нешуточный. Во всяком случае – не телефонный... Что-то такое вспоминается, когда все вспомню, позвоню.

И положил трубку.

–   И что? – спросил Витя.

–    Как в сказке, – сказал я. – Чем дальше, тем страшнее. И не мельтеши перед глазами.

–   Чапай думать будет! – хмыкнул он и стал напяливать на себя свою амуницию, явно куда-то собираясь.

–   Ты куда? – спросил я.

–   А вы что, не слыхали про пресс-конференцию, которую собирает наш общий друг Алекпер. Он прислал мне приглашение. Думаю, как мой телохранитель вы обязаны следовать за мной.

–   Время у нас еще есть? – спросил я.

–   Полчаса, – кивнул он.

Я лег на диван и прикрыл глаза. Что же мне пришло в голову, когда зашла речь об этом эшелоне, состоящем из цистерн с песком? Что-то такое было у нас в Генпрокуратуре, что успешно похоронил предыдущий генеральный, сам ныне коротающий свои дни в Лефортове.

Итак, где-то в Белоруссии, то ли в Мозыре, то ли в Полоцке, есть некий нефтеперерабатывающий завод... Некто соединил на бумаге свои скважины с этим заводом и назвал это концерном, холдингом, картелем, неважно... И по межэсенговским соглашениям получил полное право беспошлинно катать свои цистерны с нефтью на этот завод. И вот тут начинается самое интересное... Нефтепродукты от этой переработки идут куда угодно, только не хозяину. Идут, скажем, в Польшу, или в Литву, или в Калининград. Возможно, в Калининград, через Литву. Значит, тоже, считай, беспошлинно.

А уж из Калининграда – куда душе угодно. Хоть в Германию.

Нашему генеральному, в силу теперь уже выясненных причин, это показалось малоинтересным. Ну не вернулись нефтепродукты и не вернулись. Сам-то хозяин не вопит, не рвет на себе волосы, мол, ограбили. Нет факта хищения? Нет. Этими ли вопросами на современном этапе должна заниматься возглавляемая им прокуратура?

Теперь представим себе, что там стали осторожнее. И цистерны как бы стали возвращаться, перемазанные нефтью. На таможне зафиксировали: ага, эшелон ушел, эшелон вернулся. Лазить туда, заглядывать, есть ли там в наличии нефтепродукт, вроде положено, но кто сказал, будто мы обязаны делать то, что положено? И потому на песочек до самой столицы никто не обратил внимания...

Тогда, помнится, кто-то у нас прикинул, сотню долларов с каждой тонны можно иметь. И ведь кто-то имеет.

И если бывшие, ныне убиенные директора подняли, допустим, хай, значит, это делалось без их ведома. Или обидели их при дележке, что тоже не исключено. А этот новый, Коноплев, всем хозяину обязан. И потому будет покладист. Тем более что сам он – ноль. И никогда не возропщет.

Я даже заворочался на диване, так мне захотелось взяться за это дело. Видимо, проснулся во мне «важняк» в этой шикарной бакинской гостинице, в которой так и не появилась горячая вода. Захотелось действовать, заниматься расследованием серьезных преступлений.