Текст книги "Игра по крупному"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

13

–   Ну, вспомнил, где мог видеть мою трубу? – Гоша тяжело оторвал голову от стола и мутными глазами посмотрел на Олега Томилина.

–    Какую трубу? – похолодел Томилин, оглядывая собравшихся.

–   Подзорную, – подсказал Коноплев, которому весьма подходила роль «шестерки».

–    Нет... – Гоша повертел указательным пальцем перед носом Томилина. – Ту, через которую ты у меня вылетишь...

–   Кончай, Гоша, – скривился Костя Русый. – Время, время... Проблема неотложная. А ты опять про какую-то трубу. Далась она тебе.

–    Это ему она далась, – обиженно сказал Гоша. – Пристал ко мне: откуда у тебя эта труба да откуда? Где-то он ее видел. А я говорю: нигде ты ее, Олежка, видеть не мог! Потому что она в единственном экземпляре. Адмирал Нельсон через нее единственным глазом смотрел. При Трафальгаре... Его убили, и она ко мне попала самым непредсказуемым путем. Верно я говорю? – спросил он окружающих. – Вот ты, Костюха, или ты, Леха... Или ты, Коноплев... Извини, по имени не называю, поскольку моему корешу ты – тезка. И как бы вас не перепутать. Так что ты там говорил про «лимоны»? – обернулся он к Русому-старшему. Тебе мало их, что ли? Вон их сколько на вазе! С коньяком самое то!

Гоша куражился, валял дурака, как всегда.

–   Не придуривайся! – зло сказал ему Русый– старший. – Не настолько ты пьян. Прекрасно знаешь, о чем речь. И о ком... Сидим здесь – время только зря теряем. Ответить им надо, понимаешь? Да – да, нет – нет!

Они сидели в Гошином доме впятером при зашторенных окнах и слабом свете ночников. Стол, как всегда, был заставлен яствами.

Томилин чувствовал, как холодная испарина покрывает его лоб. Он-то зачем сюда вызван?

Чтобы напомнить ему про эту злосчастную подзорную трубу?

Где-то он трубу эту все-таки видел. Но после того спора и думать о ней забыл. А вот Гоша не забыл. Братья Русые смотрят зло, не понимают, что здесь делают он и Коноплев. Ну Коноплев – ясно. Смотрит в рот хозяину. Уж не для него ли расчищалась лестница к креслу гендиректора «Сургутнефтегаза»?

Об этом не хотелось думать. А думать надо. Строптивые «генералы» один за другим сходят в гроб, строптивые – по отношению к государственной компании «Транснефть», в которой номинальным правителем является хозяин этого дома...

Когда-то Гоша обитал в полуподвальной коммуналке на окраине Красноярска. Не отсюда ли произросло его стремление построить для себя этот огромный холодный дом, чтобы компенсировать свое детство в тесноте и в обиде?

Сам формальный директор «Транснефти» – далеко, в заоблачной выси кабинетов «Белого дома» и кремлевских покоев. Часто звонит Гоше, указывает, предлагает. Гоша вежливо слушает, соглашается, но все делает по-своему.

Он – фактический хозяин огромного концерна, будучи всего лишь управляющим одного из отделений в Сибири. Но торчит безвылазно здесь, в Москве. От высоких должностей отказывается, от реальной власти – никогда. Ему нет необходимости носиться по высоким кабинетам. Там есть кому его представлять. У Гоши для этого не та анкета. Могут не понравиться властям предержащим его отсидки по разным статьям.

Придет время и такая анкета, быть может, послужит катапультой к вершинам власти. Только такие, как он, проверенные в жизни, с цепкой хваткой, с глубоким зековским пониманием человечьей сути, с умением взять быка за рога выведут Россию из прорыва. Гоша в этом убежден. Но это потом. Сейчас надо разобраться с тем, что есть. С тем, что будет, что должно быть. Вот тот же Баку. Отвалились от России и думают, что они теперь сами по себе. Придется поправить зарвавшихся товарищей. И направить их нефтяные и долларовые потоки в нужном для Гоши, значит и для России, направлении.

Гоша умеет схватить проблему, увидеть ее в целостности и нераздельности в отличие от тех, кто может разглядеть лишь небольшой фрагмент. Этого у него не отнимешь. Но бедная Россия, неужели ей не обойтись без таких, как Гоша?

Томилин поерзал на своем стуле. Какое несчастье, что когда-то я учился с ним в одном классе. Вот не повезло, хотя поначалу казалось иначе.

Теперь Гоше нужны такие, как Коноплев. Своих корешей Ивлева и Бригаднова он за строптивость замочил. Не сам, конечно, по его приказу. Какая разница? А теперь его, Томилина, возможно, ждет то же самое... Не за трубу эту треклятую, нет. Труба – предлог. Просто не знает, к чему придраться. Гоша совершит то, что задумал. В «Метрополе», где остановился он, Томилин, это не пройдет. Всякий раз, прежде чем открыть дверцу «вольво», шофер заглядывает с помощью зеркала под днище, потом проверяет мотор. Люди смотрят и смеются. Пусть смеются. Береженого Бог бережет.

А может, поговорить с Гошей по-хорошему?

И не здесь, не в Москве, где все дышит продажностью и предательством, а там, в родной Сибири, где-нибудь у костра, после рыбалки, которую Гоша так обожает...

Думая об этом, Томилин даже проникся теплым чувством к своему однокашнику, с которым не раз ездил на Енисей рыбачить. И тут же вздрогнул – Гоша ткнул его локтем.

–    Уснул? Сейчас говорить с ними буду, понял? Два «лимона» им! Ни хрена себе...

Русый-старший набирал коды и номера телефонов. Все терпеливо ждали.

–   Как его, напомни, – сказал Гоша, беря трубку.

–   Ибрагим Кадуев, – подсказал Леха Русый.

–   Ибрагим? – строго сказал Гоша в трубку. (Ну будто совсем не пил!) – Я говорю, я... Узнал? Так вот слушай сюда, Ибрагуша... Не дам я тебе двух миллионов. Понял меня? Все ты делал до сих пор на благо чеченского и русского народов. А вот цену завысил. А это нехорошо, дорогой. Ты дослушай сначала, потом будешь перебивать. Ты мне одно объясни – вот не дам я тебе ни копья, что делать будешь? Отпустишь охрану этого президентского сынка? И что дальше? Пусть скандал будет, да? Пусть нефть через Турцию погонят, да? Нет, ты мне скажи, если такой умный! Кто я? А тот, кто твоего самого главного замочил! Ну да, бомба с самолета... А кто направил его? Да не бомбу – самолет этот. Вот также направлю на тебя, хочешь? А очень просто. Сейчас отзвоню в полицию Тегерана и скажу, что ты со своей бандой захватил сопровождающих лиц сына Президента дружественного Азербайджана. И насильно их удерживаешь, полагая в ближайшие часы захватить самого сыночка... Хочешь, прямо сейчас сделаю? Ты учти, мой хороший, ты – крутой, а я – еще круче. Со мной и такими, как я, ты еще дела не имел! Все понял? Понял. Значит, сделаешь это все бесплатно. На общественных началах. А то я заставлю тебя самого заплатить, чтоб я молчал. И чтоб я не слышал больше с твоей стороны неприличные угрозы в мой адрес!

Гоша положил трубку. Коноплев первый, за ним братья Русые восторженно зааплодировали.

–    Вот так надо, – сказал Гоша. – Только такой разговор понимают... А ты, Олежек, чего не аплодировал? Опять выделиться хочешь? Опять хочешь идти своим путем? Не как все?

Он обратился к присутствующим:

–   А что вы хотите – из интеллигентной семьи. Все не как у людей. Машину свою с некоторых пор посылает водилу проверять, тот под днищем на пузе ползает.

Снова первым засмеялся Коноплев, но братья его на этот раз не поддержали.

–   Боится, что бомбу под него подложат, – продолжал Гоша. – И вообще боится. А это значит – рыльце в пушку. Значит, есть чего бояться.

–   А что ты всех на пушку берешь? – нахмурился Русый-старший. – Мы кто тебе? Члены Политбюро при товарище Сталине?

–   А иначе нельзя, – замотал головой Гоша. – Пойми, мой хороший, у нас иначе нельзя! Я с умными людьми там, за проволокой, разговаривал, они мне все как есть разъяснили. А что твой товарищ Сталин? Банки грабил за милую душу, срок мотал не хуже других, – он повернулся к Томилину: – Вот ты высшее образование получил, а у меня пять классов. Ну и что? Ведь я тебе, а не ты мне – и должность и жену-красавицу.

–  Колет тебе глаза его диплом, колет... – засмеялся Русый-старший. – Ну давай еще по одной. За тебя, Гоша!

–   Давай, – мотнул головой хозяин, снова становясь пьяным.

Удивительной была эта его особенность. Трезвый может притвориться напившимся, но как пьяному притвориться трезвым? А Гоша это мог.

–   Так чего ты от меня хочешь? – Он смотрел пьяными глазами на Томилина. – Говори, чего пришел? И почему опять без Елены?

–   Так ты же меня одного позвал, – затравленно глядя на Гошу, ответил Томилин.

–   Я? Так оно и есть. Хотел сам посмотреть, как твой водила на брюхе под «вольво» ползает.

Коноплев, как заведенный, снова стал давиться от смеха.

–   Да купи себе шестисотый! – продолжал Гоша. – Денег нет? Так я дам! Я ж тебе задолжал. За то, что ты меня из наперсточников вытащил.

–   Ты мне ничего не должен... – Томилин растерянно смотрел на Гошу.

Хуже нет потерять лицо. Показать, что испугался. Раздавит, как червяка. Да не нужны Гоше друзья детства. Никакая рыбалка его, Томилина, уже не спасет.

–   Это я тебе должен, – сказал Томилин. – За полтора миллиона тонн нефти, которые ты будто бы прогнал через свои трубы. За должность, за жену.

–     А на самом деле? – сощурился Гоша, придерживая рукой Русого-старшего. – Погоди, Костя, пусть скажет.

–   Ничего я тебе не должен! – выпалил Томилин. – Ни копейки! Можешь меня ободрать как липку, ты уже кинул меня на пятьдесят тысяч тонн. Кому ты их продал?

–    Пока, Олежка, не подпишешь годовой баланс, я отчитываться перед тобой не буду, – спокойно и снова став трезвым, ответил Гоша. – Кому загнал, кому продал – не твоего ума дело.

–   Твой баланс, твой, – сказал Томилин. – А все-таки так с друзьями не поступают.

–  Детский сад... – ухмыльнулся Русый-старший, толкнув локтем задремавшего младшего брата. – Слыхал? Вот ты мне тоже говорил: так с родными братьями нельзя... А отделяться от старшего брата можно?

–   Вот-вот, – закивал Гоша. – Учись, Олежка, пока мы живы... Ну давай еще по одной, потом разберемся.

Выпили. Томилин не допил, и Гоша неодобрительно посмотрел на него.

–   Значит, сейчас все дружно – в сауну! – скомандовал Гоша. – С обслуживающим персоналом. Тайский массаж. Не пробовали еще? Рекомендую... Но сначала вы мне, братики, отчитайтесь по Баку. Насчет того, что случилось в Акапулько, я все понял. Прокольчик. Но дело поправимое. Я вот думаю: этот Ибрагим не подведет? По-моему, он меня правильно понял. И с сынком этим все будет как надо.

–   Будут штурмовать посольство? – спросил Русый-младший.

–   Зачем? – сказал его брат. – Просто заберут его оттуда. Документы у них есть – взяли у этих, которых захватили. Переоденутся, побреются...

–   Надо спешить, – сказал Гоша. – А то восстановят связь, узнают, кто есть кто... Придется сынка мочить. А не хотелось бы.

–  Ибрагим свое дело знает, – уверил его Русый-старший.

–   Ты, Костюха, мне такие же слова и про Серегу с Андреем говорил, – перебил его Гоша. – Мол, комар носа не подточит.

–   Нажрались, сукины дети, – проворчал Костя, – расслабились. Думали, оттуда убежать невозможно. Есть еще вариант. Запасной. Мы с Лехой, – он опять потормошил засыпающего братца, – его хотели предложить. Там у этого сынка баба в Баку. Мы видели ее на приеме, хороша, сука, хотя уже за сорок. Артистка тамошняя. Так этот Алекпер, ну этот, сынок президентский, от нее без ума. Совсем крыша поехала. Серега рассказывал: здоровый мужик, а слезы по ней лил и стихи тайком писал. На русском языке, представляешь? Утопиться из-за нее хотел.

–    Нехорошо, – сурово сказал Гоша. – Ну взяли в заложники и взяли, а зачем измываться теперь?

–   Так мы подумали, может, ее взять? Отпустить этого малахольного к папе, а ее взять и предупредить: мол, слово скажешь...

–   А зачем он нам? – скривился Леха, продрав глаза. – Мочить – и все дела!

Гоша налил себе коньяка и выпил, уже никого не приглашая.

–   Просто-то как, – сказал он. – Замочить президентского сынка! А последствия за тебя дядя будет считать? Если уж знают, кто похитил, будут знать и кто замочил. И что папаша сделает, представляешь? России – полный поворот кругом. А мы о ней должны думать, о матушке. И о себе немного. К тому же он – председатель международного консорциума! Кого на его место поставят, не догадываешься? Другого сынка. Или племянника. Их там до черта. И наверняка заклятого врага России. Нужно нам это на переживаемом этапе? Я тебя спрашиваю?

Леха что-то пробубнил в ответ. Вроде согласился, но как-то без энтузиазма.

–  Мне нужно, чтобы свою паршивую нефть они через мои трубы погнали, – склонился через стол к братьям Гоша. – Вот Олежка ноет, будто я приписал ему какие-то тонны, извелся весь, будто я его уже по миру пустил, а того не понимает, что я решаю стратегическую задачу. Как обустроить Россию, ставшую мне вместо матери, когда я вышел на свободу. Так вот этому щелкунчику, что из Акапулько сбежал, надо дать понять: бабу его в порошок сотрем, если соглашения не подпишет, или армяшкам танки дадим, как того они просят. Мы ведь общими усилиями их придержали, когда они на Баку поперли, а сейчас никого держать не будем. Поэтому мне ваш вариант с этой актрисочкой нравится. Всецело одобряю и поддерживаю. И более того – готов раскошелиться. Но! – Он поднял вверх указательный палец. – Нравится ваш вариант, но как запасной.

–   Неужели снова сможешь затеять войну в Карабахе? – с сомнением спросил Костя Русый.

–   Да хоть сейчас! У меня в Сибири целый завод танковый, девать их некуда, все окрестные леса забиты. Армяшки, чечены, абхазы да грузины так и вьются вокруг. А люди там пятый месяц без зарплаты сидят. Я им говорю: спокойно, квоту вам всегда выбью, если по моей команде забастовку начнете. Продам пару сотен Карабаху, полсотни в кредит абхазам... И куда они после этого нефть погонят?

–    Силен! – восхитился Костя. – Прямо выдающийся государственный деятель и видный военачальник. Откуда что берется.

–    Но я крови не хочу. – Гоша прижал руки к груди. – Пусть наши мальчики больше не гибнут за чуждые им интересы. Так вот мне ваш вариант, говорил уже, нравится. Сказали бы раньше, как он сопли распускает по этой бабе, давно бы дело сделали... А где, кстати, Серега? Почему его не вижу? Хочу полюбоваться на его загар мексиканский. Что он прячется от меня? Скажи ему, Костя, пусть придет ко мне, не трону. Только в глаза его бесстыжие посмотрю. И на загар. Может, сам на все плюну и в Акапулько махну... Я чего не так сказал?

Братья переглянулись, показали ему глазами на Томилина.

–   Забыл, что ли? – негромко спросил Костя.

Томилин похолодел. Он здесь уже посторонний. Как, наверное, посторонним стал и Серега, прежде сиживавший с ними за этим столом, как и погибший на мексиканском пляже Андрей.

–   А, ну да, да, – мучительно поморщился Гоша. – Ну хоть венок, я ведь специально заказывал, ему на могилку положили? Не забыли?

–   Положили, – кивнул Костя. – И на памятник деньги собрали, все честь по чести.

–    Представляешь, а убийцу до сих пор не нашли, – повернулся к Томилину Гоша. – Все ищут. Как думаешь, найдут?

14

–    Перерезают глотку глубоко, вместе с трахеей, так что человек захлебывается кровью и не может даже ничего выкрикнуть... – сказал я Солонину. – Типично бандитское убийство, некий ритуал, схожий с жертвоприношением. Похоже на месть.

–   Косят под чеченцев? – спросил Солонин.

Мы снова сидели у нас в номере, уже брезжило за окном утро, пили кофе.

–   Хоть бы ванну принять, – вздохнул Солонин. – Так опять горячей воды нет.

–   Зато Новрузу больше не на что жаловаться, – сказал я. – Жаль парня. Это была наша единственная связь, если помнишь... А что наш общий друг Джамиль ибн Фатали?

–   Даже не проснулся. Как и его охрана. Но уважаемого ибн Фатали хотя бы утомила женщина, с которой он спал.

–   Ты разглядел ее? – спросил я.

–   Только после того, как поменял батарейки в его гвоздике.

–  И кто же она? – спросил я, чувствуя беспардонность своего вопроса. Неужели Делара? Это было бы величайшим разочарованием в моей жизни – такая женщина...

Витя ответил не сразу. Выдержка – стопроцентная, притом что та женщина ему явно нравилась.

–    Все-таки было темно, – ответил он. – Свет я не зажигал. Но это не та, о ком ты подумал. Не наша общая знакомая. Какая-то дамочка из гостиницы. Такие тут не переводятся.

–   Так что будем делать? – спросил я.

–   Что будем делать? – зевнул Солонин. – Пожалуй, надо поспать.

–    Ничего другого не остается, – согласился я. – Но следует хотя бы дослушать, о чем они говорили в машине.

Витя с сомнением посмотрел на меня.

–    Передатчик там маломощный. Иначе его не удалось бы спрятать среди лепестков, – сказал он. – Если вы заметили, с удалением машины звук ослабевал. Послушать, конечно, можно, но не больше пяти минут.

–   А что делать? Пять – значит пять... Но может, далеко они не уедут?

–   Попытка – не пытка, – сказал Витя и включил магнитофон.

Опять пошли шумы, потом прорезались голоса наших соотечественников.

«Два миллиона долларов! – убеждал, похоже, старший брат. – Скажи ему, жмоту уголовному, всего-то два миллиона на общее дело! Меньше эти чечены не возьмут. Я их знаю. Не даст – нефть потечет по усам мимо рта».

Леха как мог перевел. Так, мол, и так. Подайте на бедность. Надо заплатить этим бандитам, чтобы придержали наследного принца Алекпера.

«Он там у себя миллиарды гребет! – добавил с пролетарской ненавистью старший брат. – А тут двух «лимонов» ему жалко».

Я представил себе состояние ибн Фатали. Сидят рядом две уголовные рожи из этой ужасной русской мафии и требуют два миллиона, будто бы на общее дело... А что может быть общего у него, кровного племянника султана, с этими урками? Только одно – как бы нефть не потекла через Турцию.

«Я дам вам ответ через неделю», – сказал ибн Фатали».

«У него при себе нет, – перевел Леха Костюхе. – Но через неделю обещал дать, если будем себя вести достойно».

«Неделя – много, – сказал Костюха. – Неделю они не продержатся. Или сынок этот сбежит, или они его замочат. Было уже такое, проходили... Пусть чек выпишет через свой банк в Швейцарии, и черт с ним. Сами справимся».

Солонин выключил запись.

–    Ну и ну, – сказал я. – Чеченцы теперь нарасхват. За два миллиона готовы снова захватить этого Алекпера. И продержать его сколько потребуется, пока его папа не подпишет, что им нужно. Ты понимаешь, что происходит?

–   Понимаю, что зря теряю время, – пожал плечами Солонин. – Мне уже пора возвращаться в Тегеран.

–    Быть может, стоит попросить мистера Реддвея о подкреплении? – спросил я.

–   Обойдемся, – ответил Солонин и начал знакомую процедуру по облачению себя в амуницию весом не менее сорока килограммов.

–   Скоро утро, – сказал он. – Первый самолет в аэропорт Мехрабад, если не ошибаюсь, около восьми утра по местному. Завтра самолетов не будет. А на чартерный рейс меня уже никто не подсадит. А вам бы, Александр Борисыч, чем смотреть на меня с тоскливым выражением, позвонить бы его превосходительству временному поверенному господину Самеду Аслановичу и доложить о случившемся. Только советую без подробностей. Ему плохо станет, когда начнете живописать. Мол, остались здесь одни без всякой опоры на местное население.

–    Ну почему, а Делара? – лукаво спросил я. к – Я на красивых дам не опираюсь, – сказал Витя серьезно. – Они в моем понимании выполняют иные задачи.

Он не стал уточнять, какие именно, а я не стал расспрашивать. Вместо этого я набрал код и номер нашего общего знакомого.

–  Господин Самед? – спросил я. – Это господин Косецки из Баку.

–   А что случилось? – пробормотал он спросонья. – Что-нибудь срочное?

–   Убили Новруза...

–    Что? – закричал он, и что-то там грохнуло, должно быть, он вскочил и опрокинул стул.

–    Сегодня ночью, – сказал я. – Мы успели туда до прихода вашей следственной бригады. Ему перерезали горло.

Самед молчал. Мне было слышно, как он всхлипывает.

–   Простите, – сказал он через минуту. – Он был моим лучшим другом и наставником. Это я способствовал тому, что его обнаружили. Он предупреждал меня...

–   Вы ему позвонили? – спросил я.

–   Да, около часа ночи. Он тревожился, что наш разговор могут засечь. Я уверял его, будто современные телефоны, цифровая кодовая связь и прочая чушь недосягаемы. Они запеленговали и... Не исключено, что засекли и наш с вами разговор, господин Косецки.

–    Но у него-то телефон обычный, – вполголоса сказал Солонин, остановив свои сборы. – Потому и засекли через местную телефонную станцию. А сейчас мы разговариваем по спутниковой связи. И там и здесь – код. Не должны засечь.

–  Вот господин Кэрриган, он понимает в этом больше меня, уверяет, что этого не может быть, – сказал я. – Поверим ему и продолжим наш разговор. Теперь у нас нет связников. Конечно, господин Новруз Али-заде был незаменим. Но все-таки мы хотели бы еще с кем-то контактировать.

–   Я подумаю, – вздохнул он. – Моя вина, что я натворил... Незачем было ему звонить в такое время.

–   А действительно, какая была в этом надобность? Если не секрет?

–   Секрет, но только не для вас, – снова вздохнул он. – Мне звонил из посольства в Тегеране Алекпер. Он ждет, что за ним прибудут его охранники, понимаете? Он не мог дозвониться в Баку, все было заглушено, и он позвонил мне.

–    В это время спутник мог вполне уйти за горизонт, – сказал, глядя на часы, Солонин.

–   Вот наш общий друг мистер Кэрриган опять уверяет, что ничего подобного быть не могло, – сказал я. – Спутник просто ушел в тень от Земли. Так бывает. Лучше поговорим о несчастном Новрузе, господин Самед. Итак, его телефон быстро засекли. Значит, его подслушивали, за ним следили.

–  Возможно, это из-за его контактов со мной, – сказал Самед.

–    Ну да, вы человек Президента, – поддакнул я. – Но точно так же могли засечь его контакты с нами. Как вы думаете?

–    Не исключено, – сказал он. – Бедный

Новруз... Он же всегда был осторожен. Очень осторожен. И хорошо знал наших врагов.

–   Давайте, пока я здесь, еще раз попробуем определить – прослушивают нас или нет, – шепнул мне на ухо Солонин. – Я имею в виду здешний телефон, а не ваш спутниковый. Замерю нагрузку и сравню ее с нагрузкой на остальные телефоны. Отключитесь на пару минут.

–   Давайте прервемся, – сказал я Самеду, – проверим наши аппараты здесь, в гостинице. Хорошо бы выяснить, прослушивают ли их. Мистер Кэрриган, будучи крупным специалистом в этой области, полагает, что это надо сделать.

–    Телефоны в «Интуристе» прослушиваются еще с советских времен, – сказал Самед. – Можете мне поверить как троюродному племяннику бывшего генерала КГБ. Следует также опасаться микрофонов в ресторане «Полистан».

Солонин невозмутимо продолжал собираться.

–    Итак, если я правильно понял, сын Президента третий день сидит в посольстве Азербайджана в Тегеране, ждет тех, кто должен его сопровождать, и не может связаться с Баку, – констатировал я. – И боится из этого посольства выйти.

–    И правильно делает. – Витя остановился в дверях, прислушиваясь. – Можно по телефаксу переслать фотографию членов охраны. На всякий случай. И мою тоже. Пусть Алекпер сравнит их с теми, кто явится его сопровождать.

После короткого перерыва наш разговор с Самедом возобновился.

–   Мой коллега только что опять подал здравую идею, – сказал я. – Позвоните сюда, в Баку, в ведомство охраны Президента. Пусть передадут

Алекперу фото его избавителей. Без этого не стоит даже открывать им дверь.

–   О чем вы говорите! – заволновался Самед. – Кто, как и когда это сделает? И есть ли соответствующая аппаратура? А что, господин Кэрриган тоже направляется туда? Это вселяет надежду.

–   Тогда не будем терять времени, – сказал я. – Счет идет на часы. Или даже на минуты. Возможно, похитители вашего родственника уже где-то там рядом. Боюсь, они вывезут его уже не в Акапулько. Нужен пароль для мистера Кэрригана, понимаете? Хорошо, если бы вы передали в посольство Тегерана какие-нибудь опознавательные слова для него.

–   Откуда вы все-таки взяли, что Алекпера собираются выкрасть? – спросил Самед.

–   Я бы так поступил на их месте, – сказал я, не скрывая своего нетерпения. – Это во-первых. Во-вторых, они пока не столковались в цене с похитителями. Возможно, они еще торгуются. А может быть, уже и столковались. Во всяком случае, намерения у них такие были – мы прослушали запись их разговора. Но что с тех пор произошло между ними – неизвестно.

–    Вы меня убедили, – подумав, сказал осторожный Самед. – Я дам вам пароль. Спросите у моего дяди, какую книгу я больше всего люблю. Алекпер ее тоже знает. На триста седьмой странице этого издания, которое есть у него и у меня, восьмая строчка сверху. Пятое слово, если считать справа. Об этом будете знать вы и Алекпер. Больше никто. Это и будет пароль. Можете прямо сейчас позвонить моему дяде Мешади. Он передаст по спутниковой связи в наше посольство для Алекпера.

Солонин, все еще стоявший в дверях, недовольно поморщился: еще одна головная боль – какой-то пароль...

–  Не хотелось бы больше тратить время, – сказал я Самеду. – Мы прямо сейчас позвоним вашему дяде.

–  И последнее, – сказал Самед. – Я отниму у вас еще минуту, не больше. Речь пойдет о нефтепромышленнике Мансурове. Он сейчас здесь, в Москве. Что-то затевал, безобразно себя вел, как если бы власть уже была у него в кармане. Пришлось сдать его в милицию. У вас есть связи. Нельзя ли его подержать там как можно дольше?

Эта просьба мне не очень понравилась, и я ничего не пообещал Самеду. А вот дядюшке позвонил сразу.

–    Всеблагостный, – назвал он слово пароля. – Только не удивляйтесь. Самед тщательно штудирует мировые религии. Новый завет является его любимой книгой. Я позвоню в Тегеран.

–  Всеблагостный, – повторил за мной Солонин. – Ладно, посмотрим, как там все обернется с вашими таинственными словечками.

Он ушел, а я снова включил магнитофон. Спать уже не хотелось. Столько событий за одну ночь. Какой тут сон? Следовало бы еще послушать наших братцев...

« ...Скажи ему, что мы тоже люди подневольные, – произнес Русый-старший, чей голос я уже свободно различал, несмотря на сильные помехи. – За нами тоже кое-кто стоит. – И набросился на брата: – Переводи! Сколько бабок я вложил, чтобы ты английский выучил. Переводишь через пень колоду... »

«Я знаю, кого вы представляете, – вежливо ответил ибн Фатали, выслушав перевод. – С этим человеком я беседовал прошлой осенью на сессии ОПЕК в Вене. Там он был в скромной должности советника председателя вашей делегации. Кстати, очень сведущий, волевой и с широким кругозором, несмотря на относительную молодость... Помню, к нему председатель обращался по-семейному – Гоша».

«Ну раз знаете, – сказал Леха, – то вы должны и нас понять».

«Что ты ему сказал?» – спросил Костюха.

«Насчет хозяина, – ответил Леха. – А что, нельзя?»

«Я веду разговор, – заявил старший брат, – твое дело только переводить, а не лезть поперек батьки в пекло».

«Думаю, этот Гоша далеко пойдет», – сказал, переждав их распри, ибн Фатали.

«Если не остановят? – снова не удержался Леха. И брату: – Он говорит, мол, Гоша пойдет далеко. А я говорю: пока не остановят».

Переводчик был явно пьян, лез не в свое дело, путал английские слова с русскими.

Я выключил магнитофон. Машина удалялась, звук слабел. К тому же Леха своими пьяными комментариями затмевал смысл сказанного.

Итак, снова всплыл этот Гоша. И неспроста его упомянул заморский гость Джамиль ибн Фа– тали. Почему же он знает этого Гошу, а я не знаю? Своего соотечественника, которого наверняка ищут органы?

Этот пробел следовало устранить. Можно было бы позвонить в Москву и расспросить Меркулова. Может, у них в прокуратуре есть что-нибудь об этой популярной в определенных кругах личности?

Я взглянул на часы. Куда сейчас звонить... В Москве только семь утра. За окнами там сплошная темень. Метель и мороз одновременно, если верить сводкам погоды.

Все-таки надо поспать. Это не я себе сказал, а мой организм заявил об этом. В школе Реддвея были специальные тренировки для быстрого засыпания. В то утро они мне не понадобились: уснул мгновенно, как камнем ушел в воду.