Текст книги "Игра по крупному"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

15

Хозяин «шестерки» сначала не хотел открывать дверь, все глядел в глазок, и тогда Грязнов выталкивал на передний план Володю Фрязина, как более благообразного, более внушающего доверие. Потом хозяин расхрабрился и решил проверить Володины документы через дверную цепочку.

Вот запугали человека, подумал Грязнов, входя вслед за Володей в квартиру. Хозяин вздрогнул, увидев его, перевел взгляд на Володю, но ничего не сказал.

Грязнов мрачно оглядывал прихожую – тесную и заставленную всяким хламом.

Наконец вышла и хозяйка – она что-то жевала, поправляя халат, расходящийся на ее обширном бюсте.

– Вы только не обижайтесь, но вот у наших соседей тоже так пришли поздно в форме, документами перед носом помахали, а после все ценное вынесли. И еще хозяина заставили помогать...

–  Мы не обижаемся, – сказал Грязнов. – Я сам, когда дома торчу, если позвонит кто, требую документы показать, потом в отделение звоню, проверяю, служат ли там такие и посылали ли их ко мне с обыском без санкции прокурора...

Володя не выдержал и фыркнул.

–  Вам смешно, – поджала губы хозяйка, перестав жевать, – а вот у меня на работе...

–  Потом, – прервал ее Грязнов. – Потом расскажете. А сейчас другое мне скажите: вы машину, когда ее вам вернули, помыли?

–   А как же! – воскликнула хозяйка, не давая мужу вставить слова. – Я сама всю ее перемыла, только коврики не вытрясла.

Коврики не вытрясла – спасибо и за это.

–  Мы хотели бы осмотреть вашу машину еще раз, – сказал Володя.

Хозяин с важным видом стал надевать свою теплую куртку прямо на пижаму.

–  Тыхоть штаны Надень! – сказала жена. – Подождуттебя.

–   Подождем, – подтвердил Володя.

Машина стояла рядом с подъездом. Володя пропустил Вячеслава Ивановича вперед. Стал светить ему фонариком.

Грязнов начал, кряхтя, осматривать коврики и педали машины.

Вот он – след. Не очень заметный и очень уж большой. Кровь засохла и совсем незаметна на буром резиновом коврике для ног.

Если убийцу ждали, то он сел либо рядом с водителем, либо на заднее сиденье. Не на место же водителя.

Володя напомнил ему про отпечатки кроссовок на лестнице. Странно немного: в такой холод – и кроссовки...

–   А ты не стой, – наконец сказал он Володе. – Мы как договорились? Снимай отпечатки пальцев. С ручек, стекол... Конечно, это надо делать с понятыми, да уж столько времени прошло... Много потом на ней ездили? – спросил он хозяина.

–   Еще ни разу, – ответил тот. – Все недосуг. К теще бы надо. Приболела теща.

–   Теща подождет, – сказал Грязнов. – Поймет, если сможете ей объяснить. Скажете, что вашей машиной воспользовались преступники...

Хозяин присвистнул и понимающе кивнул. Нельзя – стало быть, нельзя. Он понимает. Хозяин машины даже сделал шаг назад и чуть в сторону, выражая таким образом почтение к занятию Грязнова и Фрязина.

–   А вы нам в общем-то и не нужны, – сказал ему Володя. – Сами справимся. Не беспокойтесь. Машину запрем и ключи занесем.

Хозяин послушно двинулся к подъезду.

–   Дисциплина, – сказал Володя, глядя ему вслед. – Что-то такое было в его биографии, как вы думаете?

–   Ты руль пудри, ручки, а не мне мозги, – проворчал Грязнов. – И вот что: посвети-ка на педаль. На всякий случай... Мало ли.

–  Думаете, он сам сел за руль? – удивился Володя.

–     Ничего я не думаю. Но исключить такую возможность не могу. Тем более что эта мадам, похоже, педали тоже не протирала...

Грязнов кряхтел, снимая засохшую грязь с педалей. Вряд ли это что-нибудь даст. Но вдруг пригодится. В их деле никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Через полчаса они закончили.

–    Как думаешь, пальчики у тебя проявятся хоть чьи-то? – спросил Грязнов, вылезая из машины.

–   Хозяев наверняка, – ответил Володя. – А коврик, значит, берем? На нем следы?

–    Гаишники могли наследить... – вздохнул Грязнов. – Это называется отсутствием взаимодействия разных родов войск.

Он взглянул вверх. На балконе стояли бдительные хозяева и смотрели на них.

–   Замерзнете! – крикнул им Грязнов. – Мы сейчас поднимаемся.

Те промолчали. И в этот момент во двор въехала милицейская машина, поблескивая сине– красными огоньками.

–    Уже вызвать успели, – хмурясь, сказал Грязнов. – Позвонили в местное отделение, а там сказали: знать ничего не знаем! И выслали наряд.

–   Вы сами подали хозяевам эту мысль, – ответил Володя. – Помните? «Я сам в отделение звоню, проверяю... »

Грязнов лишь рукой махнул и зашагал навстречу вылезшим из щегольского «форда» милиционерам. Протянул им свое удостоверение, потом обменялся рукопожатием.

–  Все в порядке, Вячеслав Иванович? – спросил старший. – Помощи не надо?

–    Помоги, если можешь, материально, – пошутил Грязнов.

Молодые милиционеры заулыбались и посмотрели наверх, откуда их окликали хозяева.

–    Все в порядке! – крикнули они снизу.

Когда Грязнов и Фрязин поднялись наверх,

дверь им открыли сразу.

–   Ну наконец-то! – расплылась в улыбке хозяйка. – Устали, поди, голодные. А я чай поставила, жду вас.

–   Чай – это всегда хорошо, – сказал Грязнов, – и, пожалуй, мы не откажемся.

Но Володя отказался, заспешил, и Вячеславу Ивановичу пришлось одному выпить чашку чая, потому что хозяева засмущались, отказались: вы пейте, пейте, а мы дома, мы всегда успеем.

К себе в управление он вернулся около восьми вечера. И сразу раздался звонок.

–   Весь вечер не могу дозвониться! – бушевал Турецкий. – Где тебя носит?

–   А еще интеллигентный человек, – упрекнул его Грязнов. – И такие выражения – где носит... Вот тебя где носило все это время? Тут такие дела разворачиваются. Да тебе, поди, неинтересно уже, что происходит в родном отечестве. Вы там все больше международным терроризмом пробавляетесь, вам наши дела да случаи неинтересны.

–   Мне звонил этот господин из посольства – Самед Асланович, – сказал Турецкий. – Говорит, будто у вас там есть гражданин Азербайджана некто Мансуров. Мол, человек известный, а сидит в СИЗО.

–   Отпустить, что ли? – нахмурился Грязнов.

–   Наоборот, просит подержать подольше.

–   Вот так да! – удивился Грязнов. – Обычно из этого посольства другое требуют. Вас там, в Баку, еще не задерживают на улицах как лиц славянской национальности? Документов не требуют?

–    Сюда эта мода еще не дошла, – ответил Турецкий.

–    Мансуров... – стал припоминать Грязнов. – Наглый такой, в Бутырке... Да я этого негодяя вообще никуда не выпущу.

–   Ты уверен, что мы говорим об одном и том же лице? – спросил Турецкий.

–   Я уверен только в том, что разговариваю сейчас с тобой.

–    И то хорошо, – не желая раздражать друга, примирительно сказал Турецкий.

–    Вряд ли этот подонок известная фигура в солнечном Азербайджане, как тебе кажется, – сказал Грязнов, остывая. – Вот только брат его... Будто бы тот подкупает должностных лиц. Есть сведения, что купил двоих наших пленных, чтобы обменять их на своего братца. Если не вмешаемся, то обменяет.

–    Вот-вот, – сказал Турецкий, – значит, не зря я тебе позвонил.

–    Не зря. Значит, этот мерзавец, для которого скупают в Чечне наших пацанов, теперь сидит здесь... Постой, никак не укладывается... Ты понимаешь, что происходит?

Турецкий молчал.

–   Да он у меня отсюда вообще теперь не выйдет! – заорал Грязнов.

–    Ну ты там полегче, – сказал Турецкий. – Он гражданин иностранного государства. Не вздумай устраивать там бучу, а то знаю я тебя.

–   Да ничего ты, Сашка, не знаешь! – в сердцах воскликнул Грязнов. – Тебя не было со мной в камере, где только что они изнасиловали пацана и нагло смеялись мне в лицо! Мой брат, говорит, купит мне прокурора, и я отвечу только в его присутствии... Ты представляешь?

–  До этого, значит, дошло? – серьезно спросил Турецкий.

–   Поэтому, Александр Борисыч, ты мне ничего не говорил, а я ничего от тебя не слыхал. Тут дело моей чести. Что еще?

–   Да вот... – неуверенно произнес Турецкий. – Не знаю, право. Так все совпало. У нас есть запись разговора жены этого Мансурова с одним бельгийским дипломатом, если тебе это интересно... Совсем молодая особа, игривая, смазливая, словом, время не теряла.

–   Ну? – поторопил его Грязнов.

–    Что – ну? – передразнил Турецкий. – Тебе только скажи... Не нравится мне это, о чем ты сейчас подумал. Понимаешь?

–   А откуда ты, Борисыч, знаешь, о чем я подумал? Может, я подумал о наших пацанах, которых этот упырь скупает в Чечне? О том, как их освободить...

–   Однако хватка у тебя...

–   Как у волкодава, – сказал Грязнов. – Заканчивай, не томи.

–   Будешь его шантажировать? – спросил Турецкий после паузы.

–   Ее как звать? – спросил Грязнов.

–   Фирюза.

–    Фирюза так Фирюза, мне без разницы. Значит, если я вас, Александр Борисыч, правильно понял, фотографии постельных сцен эротического содержания из бельгийского посольства вы вышлете мне в ближайшее время по телефаксу?

–   Что ты собираешься с ними делать? – спросил Турецкий.

–   Пока не знаю. Но что буду делать с братцами Мансуровыми – уже знаю. Про каждого в отдельности.

–   Сам-то как? – Турецкий решил переменить тему.

–   Устал как собака, – признался Грязнов. – Не знаю, как во всем остальном, но по концентрации идиотов на душу населения мы рискуем выйти на первое место в мире. Просто обвал, Борисыч! Ты там имеешь дело с интеллектуалами, я тебя понимаю, но вот кто мне посочувствует?

–   Что предлагаешь? – спросил Турецкий.

–   Давай, Сашок, отлавливай последних своих террористов и возвращайся. Без тебя – невмоготу!

–   У тебя в управе столько стоящих ребят, – сказал Турецкий. – Сам говорил...

–   Я и сейчас говорю. И Володя Фрязин – малый что надо. Но мы здесь как последний очаг сопротивления. Ясно тебе? Нас пока не задавили и не купили.

–   Да кто тебя купит? – подначил Турецкий.

–   Хочешь сказать: кому я нужен, старый хрен? – хрипло рассмеялся Грязнов. – Выпить не с кем, вот еще незадача, Борисыч. Костя Меркулов твой смотрит на меня как на врага народа, когда предлагаю... Не с кем душу отвести. А ты говоришь...

–    Заканчиваем, – сказал Турецкий. – Я не для того трачу финансы ООН, чтобы выслушивать твои питейные претензии.

–    Боишься, вычтут из зарплаты? Или спутник за горизонт заходит?

–   Все когда-нибудь уходит за горизонт, – серьезно сказал Турецкий. – Солнце, луна, друзья, родители, ты сам...

И отключил связь.

Грязнов закурил и подошел к открытой форточке. Несмотря на позднее время, большинство окон в управлении горело, что называется, синим пламенем. Где-то там, в лабораториях экспертно– криминалистического управления, сейчас брали на анализ пробы крови и спермы, пота и прочего, что оставляла после себя преступность в своих грязных делах.

Володя Фрязин понес туда то, что удалось взять в машине. Грязнов не верил, что удастся найти какие-нибудь зацепки в этой чертовой «шестерке», в которой удирал преступник, умело наводя на версию о подгулявших подростках. И потому запутал сотрудников милиции.

Но – посмотрим. Хотя уже пора. Пока бы уже знать, почему Бригаднова, предпринимателя– нефтяника, зарезали здесь, в Москве, таким архаичным способом, оставляющим, как правило, множество следов? Тем же способом лишили жизни и его предшественника на посту руководителя той же компании в Тюмени?

А мы еще ничего не знаем о погибших, думал Грязнов. Кто они? Может, это всего лишь разборка? Месть за что-то среди своих?

У горских народов это запросто. Он про это читал и слышал. А если это не чеченцы? А если кто-то под них косит? Тогда – зачем?

В дверь постучали. Володя, кто же еще... Пора бы уже открывать дверь ногой, когда тебя начальство ждет не дождется.

Володя вошел, робко глядя на начальника.

–   Ну что там? – спросил Вячеслав Иванович нетерпеливо.

–   Вы были правы... – сказал Володя. – Вот бы никогда не подумал...

И сел в кресло, придерживая бланки с результатами анализов.

Грязнов резко выхватил из его рук акты биологической и криминалистической экспертизы. Так и есть, обнаружены капли крови на коврике и на педали газа угнанной машины, совпадающие по группе и прочим составляющим с образцами крови, изъятыми на лестнице дома, где был убит Бригаднов. Таким образом, заключали эксперты, в обоих случаях обнаружена кровь потерпевшего Бригаднова.

–   Ну и что это дает? – спросил Грязнов. – Это же кровь убитого. А где следы убийцы?

–   На коврике след, – сокрушенно, будто был в этом виноват, сказал Володя.

-Чей?

–   Убийцы, – сказал Володя. – Там, Вячеслав Иванович, есть дополнения к акту экспертизы. Они наводят на мысль, что убийца, выходит, был один. Сам убил, сам сел в машину, которую оставил в соседнем дворе...

–   И что это значит?

–    Возможно, это опытный, если судить по его действиям после убийства, преступник. Он постарался самим способом убийства навести нас на след убийцы неопытного...

–    Ну да, взял у погибшего кошелек... – нахмурился Грязнов. – Мол, бомж какой-нибудь с вокзала притащился, зарезал богатенького с виду клиента, так?

–    Вы нарочно так говорите, Вячеслав Иваныч, – сказал Володя. – Конечно же не так. Не бомж. Наводка на злого чечена, который умеет таким образом – от уха до уха – мстить врагам.

–  Какой-то смысл в твоем предположении есть, – сказал Грязнов. – Но я вспоминаю одну байку. Так вот, один малый работал на стройке и все время что-то возил на тачке. Его заподозрили, что он ворует стройматериалы. А уличить никак не могли. Даже однажды тачку разобрали на части, но ничего не нашли. Прошли годы, малый уже не работал на стройке. И вот встречает его полицейский: ладно, мол, дело прошлое. Скажи мне, что ты воровал? Ничего тебе не будет, никакого наказания. Только скажи. И что ты думаешь? Воровал, сознается. Что? Тачки, говорит. Их и воровал. Вот я всегда эту байку вспоминаю, когда очень красивые и сложные загадки возникают. Проще иногда надо на дело смотреть. Преступник чаще всего не дурак. Старается лишних движений не делать. Лишние движения – лишние следы. А чем проще сделает, тем более сложным путем следователи за ним пойдут. Мы считаем, будто его на какую-нибудь «ауди» пересадили из «шестерки», а он просто бросил ее и до ближайшего метро пехом. А «шестерку» эту угнало наше подрастающее поколение. Преступник это увидел и сел в свою тачку, когда им надоело кататься. А мы тут головы ломаем...

–    С этим можно соглашаться или не соглашаться, Вячеслав Иваныч, – пожал плечами Володя. – Общие это рассуждения, хотя и небезынтересные. Меня другое смущает. Точно такое же убийство до этого было в Тюмени. Совсем недавно. Как будто нам кто-то загадку постарался загадать. Вот, мол, вам – и почерк один и тот же.

–   Думаешь, разные люди это сделали? – спросил Грязнов.

–   Думать можно что угодно. Если бы знать! Хоть что-нибудь в этом деле знать бы наверняка, – ответил Володя.

–   Тут я с тобой целиком согласен, – вздохнул Грязнов.

Часть вторая. ПОКА СПУТНИК НЕ ЗАШЕЛ ЗА ГОРИЗОНТ

1

Ждать Солонину пришлось недолго. Он то и дело поглядывал в сторону азербайджанского посольства, сидя в лавке, торгующей бронзовой и серебряной посудой старинной работы, и листая страницы древних рукописей. Он надеялся, что они вот-вот появятся.

Он только что прилетел из Баку и решил не искать по городу, где скрываются бандиты, а встретить их там, куда они неизбежно должны были явиться...

Ну наконец-то!

Сунув продавцу пару сотен долларов за сосуд с тонким, затейливо изогнутым горлом, из которого можно было ждать появления злого джинна, он спортивным шагом двинулся к посольству.

У него был для этого повод – письмо к послу от фирмы, которую он будто бы представлял.

Те ребята, которых он поджидал, тем временем показывали свои документы стоявшим у входа на территорию посольства полицейским. Солонин не успел перехватить их на входе, как собирался, но подумал, что это и не столь важно. Всего-то четыре человека.

Наверняка еще с десяток или больше ждет их за углом. Не хотелось бы бить посуду и стекла внутри особняка, но что поделаешь, так даже лучше, их соратники или соучастники – потом разберемся – не успеют вмешаться.

–    Салям, салям... – помахал он перед носом полицейского своим приглашением к послу, но тот, нахмурившись, взял приглашение в руки и буркнул себе под нос:

–  Ассалям...

Солонин огляделся по сторонам. Прошли три женщины, упакованные до самых пяток в чадры, паранджи и что-то там еще. Не дай-то Аллах увидеть подобное в Баку и его окрестностях... Впрочем, нас не спросят.

Наконец его пропустили в особняк.

–    Но посол назначил вам другое время, – сказал служитель на ломаном английском. – Вы опоздали на полчаса...

–   Я немного не рассчитал... – ответил Солонин, глядя на тех четверых, что обошли его при входе и теперь сидели с отсутствующим видом в ожидании президентского сына.

–    Кого я вижу! – воскликнул Солонин на русском языке. – Товарищ Кадуев! Какими судьбами?

–    Вы с ума сошли! – тоже на чистом русском, видимо растерявшись, откликнулся служитель, а полицейские у входа расставили ноги на ширину плеч, как на уроке физкультуры.

–   Да нет же, не ошибся! – продолжал Солонин. – Это он, вернее, они! Угнали самолет, на котором я летел! Мне пришлось вмешаться, поскольку я опаздывал на деловую встречу...

Ибрагим Кадуев медленно повернул к нему голову. Сейчас его было трудно узнать. Так, во всяком случае, уверяли его здешние имиджмейкеры, готовившие его и его группу к этой операции. Но оказывается, возможно.

Этот русский шайтан опять сорвет все дело. Уже полицейские потянулись за пистолетами. На полицейских можно было не обращать внимания, но как быть с этим, преследующим его, Кадуева, как в страшном сне?

–   Их арестовали, сдали властям! – горячо доказывал Солонин. – У вас же по законам шариата за такое... Ложись! – вдруг заорал он и грохнулся на пол, увлекая за собой служителя.

Он увидел, как раздвинулись в ухмылке губы Ибрагима Кадуева, а рука молниеносно выхватила израильский «узи».

В это время открылась боковая дверь где-то наверху и выглянуло чье-то бледное лицо с короткой рыжеватой бородкой... И туг же дверь захлопнулась.

Автоматная очередь разнесла барьер, за которым служитель только что препирался с посетителем, выбила все стекла, выходящие в сад.

–    Эй, русский, дай нам уйти, слышишь, нет? – крикнул Кадуев. – Или мы всех тут перестреляем, прежде чем ты нам что-то сделаешь!

–     Черт с тобой! – в сердцах ответил Солонин. – Вали отсюда! И чтоб никаких заложников! Ты понял меня? Мало тебе самолета, да? Иди-иди, не трону. Не было бы женщин, так бы ты здесь и остался.

–    Не появляйся больше на моем пути, русский! – Кадуев подвигался к двери. Он не видел лежавшего Солонина и пытался ориентироваться на его голос, при этом он водил автоматом из стороны в сторону.

Фокус был довольно прост. Хотя технологически сложен. Тонкая, в несколько метров, нить была отброшена в сторону от говорящего. Она заканчивалась микрорупором, воспроизводящим его голос. Создавалось впечатление, что говорил сам пол, на котором в обломках стекла отражались солнечные лучи. Кадуеву показалось, будто он сходит с ума. Где этот русский?

Не выдержав, он дал очередь в направлении голоса.

–   Ну и дурак же ты! – засмеялся русский. Засмеялся на том самом месте, куда только что вонзилось с десяток пуль. – Уймешься ты наконец? Говорю тебе: уходи по-хорошему. Еще один выстрел – и пеняй на себя!

Чеченцы уходили, оглядываясь, на пути обрывая провода телефонов и компьютеров.

Упустил, подумал Солонин. Моя промашка. Надо было ждать их внутри посольства, а не на улице. Вот и господин посол недоволен моим опозданием. К тому же мебель попортили... Но кто знал, как они будут себя вести. Все ли войдут в особняк, или часть останется на улице? Только убедившись в том, что вошли все, можно было что-то предпринимать...

Мистер Питер бы не одобрил. Господин Ту– редкий – тоже. Но посмотрел бы я на этих теоретиков на моем месте.

Солонин помог подняться служителю.

–   Извините, – сказал он. – Я хотел кое-что передать сыну вашего Президента...

–   Что именно? – спросил голос сверху, из той самой двери, которая только что открывалась.

–   Покажитесь, тогда отвечу, – сказал Солонин по-английски.

Он стоял в простенке, следя через окно за передвижениями чеченцев, и не мог видеть говорившего наверху. Чеченцы бежали, озираясь, через улицу.

Служитель хватался то за голову, то за телефоны. И не мог дозвониться.

–    Возьмите мой... – протянул ему Солонин спутниковый. – Не тратьте зря время. Зовите полицию.

Алекпер, а это он был наверху, спускался по лестнице. На фотографиях у него был более цветущий вид.

–   Опасность миновала, – сказал Солонин, когда нападавшие скрылись за углом. Преследовать их он не мог. А где же хваленые стражи революции, эти моджахеды, чьи повадки он столько изучал на курсах мистера Реддвея? Где суд шариата? Или верх взяла все та же революционная целесообразность? И братьев по борьбе с неверными, захватившими самолет, попросту отпустили?..

–   Что вы собирались мне сказать? – Алекпер медленно приближался к нему. Красив все-таки возлюбленный госпожи Амировой, ничего не скажешь. Пожалуй, только чересчур изнежен.

–  Всеблагостный! – по-русски сказал ему Солонин, вытирая пот с лица.

–    Поднимемся ко мне, – указал ему наверх Алекпер.

–   Они захватили ваших людей. – Солонин перешел на английский. – Захватили их документы, собирались захватить вас. До этого я был свидетелем, как они пытались захватить самолет. Эти же самые люди.

–    Вы их узнали? – спросил Алекпер. – Это точно они? -

–  Мы зря теряем время. Их надо схватить! Иначе один Аллах знает, что они могут натворить.

Алекпер спокойно смотрел на него. И в самом деле, чего я дергаюсь, подумал Солонин. Опасность уже миновала.

В это время к особняку подъехали на старых, потрепанных джипах здешние стражи с американскими автоматами старого образца, которыми была вооружена еще полиция шаха.

А он прав, подумал Солонин. Надо подняться к нему, пока не поздно. Доказывай потом, что не верблюд. Только очень уж он отрешенный. И потому не зря боится полиции – за травку здесь казнят.

Солонин поднялся вслед за Алекпером в его кабинет.

Запах анаши ударил в нос с самого порога. Чуть дымился оставленный возле низкого диванчика кальян.

Сын Президента, подумал Солонин, может себе это позволить. К тому же экстерриториальность гарантирует ему...

О том, что экстерриториальность, иначе говоря – дипломатический иммунитет, ни черта не гарантировал, он убедился уже через минуту, когда стражи исламского порядка ворвались в комнату Алекпера.

На Солонина навели автоматы. Именно на него. Сына Президента для них как бы не существовало.

–   Он мой гость! – заявил Алекпер на фарси. – Он спас меня от похищения.

–  Я гость, – подтвердил Солонин. – Только сейчас вошел. Никаких наркотиков – можете обыскать. Я прогнал террористов!

Зря он это сказал. Теперь они захотят разобраться в том, что за террористы были здесь.

–   Скажите же им, не молчите, – обратился Солонин к Алекперу. – Меня госпожа Амирова просила помочь вам! – крикнул он в отчаянии, когда стражи жестами велели ему подняться.

Лицо Алекпера выражало возмущение.

–    Вы нарушили экстерриториальность посольства Азербайджана, – сказал он величаво. – Этот человек меня спас. Он не приносил наркотики. Курил кальян я один.

–    Но нас послали сюда спасать вас, – сказал самый толстый страж, судя по всему, старший. – Нам сказали, что сюда ворвались неверные экстремисты.

–    Экстремистами как раз были правоверные, – попытался объяснить Солонин. – Я приехал сюда, поскольку знал,, что на сына Президента готовится покушение. Я его предотвратил. Это вам подтвердят здешние работники посольства.

–     Что здесь происходит? – В комнату вошел бледный чернобородый человек во фраке, должно быть, посол.

«Ну наконец-то! – сказал себе Солонин. – Только бы не отправили меня в здешний участок объясняться».

–    Вы нарушили территориальную неприкосновенность республики Азербайджан, – сказал между тем посол стражникам. – Я вынужден сейчас же позвонить в ваше Министерство иностранных дел.

Но незваные гости талдычили свое:

–   Чтобы разобраться, кто проносит наркотики в ваше посольство, мы должны этого господина забрать с собой.

–   Это наше внутреннее дело, – стал убеждать их посол, но как-то очень уж интеллигентно. Почти как на творческих вечерах где-нибудь в московском клубе.

Придется самому брать все в свои руки, уныло подумал Солонин.

Итак, он выпрыгнет отсюда в окно, сядет в их машину и дунет через ворота в ту сторону, куда только что скрылись чеченцы... Глупость, даже думать об этом не стоит. В аэропорту его уже будут ждать. Можно, конечно, захватить самолет вместе с пилотами и стюардессами...

Но это так, в порядке бреда, для пиратских видеокассет.

Можно, конечно, на пути в аэропорт, оторвавшись от погони, свернуть в сторону и где-нибудь отсидеться, пока не стихнет шум. Но это еще большая глупость.

Надеть черный парик, приклеить усы, творить намаз на коврике, который он даже не прихватил на всякий случай.

Опять же вариант для триллеров, которые показывают в дневные часы по местной программе. Даже если что-то получится, сколько он потеряет времени? Куда успешнее сесть в здешнюю тюрягу, выслушивать на допросах бред о ввозимых им наркотиках, принять здешнюю веру, прежде чем наденут петлю на шею, и бежать прямо с эшафота...

Кто за него здесь, в стране, поощряющей терроризм, заступится?

Итак, вывод только один: он не имел права так влипать. Это первое. И второе – он не мог не влипнуть.

Алекпер протянул стражам руки:

–   Арестуйте меня. Я курил анашу на территории своего государства. У вас больше оснований арестовать меня, чем этого человека, который только что прилетел сюда, чтобы спасти мою жизнь.

Впервые стражники переглянулись. Арестовать сына Президента дружественного государства?

–  Вы сегодня прибыли в нашу страну? – спросил старший Солонина.

–   Да. Можете проверить, – сказал Солонин, протягивая удостоверение на имя мистера Кэрригана. – Звоните в аэропорт. Там подтвердят мои слова.

Стражники молча смотрели на него. Американец, отлично говорящий на фарси, кто он?

–   Я родился здесь, в американском посольстве, – сказал Солонин. – Знаю ваш язык с детства. С тех пор я полюбил вашу прекрасную страну, и меня постоянно тянет сюда под любым предлогом. Понятно теперь?

Чужеземец. Так бы сразу и сказал, говорили их взгляды. Действительно, стоило ли лететь из самой Америки, чтобы привезти сюда щепотку наркотиков? Все равно что в Тулу со своим самоваром. В Америку со всего мира везут наркоту, а не из нее! Наркотики – оружие Аллаха против белого дьявола, чтобы уничтожить физически и духовно его подрастающее поколение...

И они вернули Солонину его документы.

Когда Солонин остался один на один с Алекпером, тот закрыл дверь своей комнаты и указал жестом на диванчик. Сел рядом с Солониным и как ни в чем не бывало сделал пару затяжек из кальяна.

Затянулся с явным блаженством, прикрыв глаза. О Господи, подумал Солонин. Еще, чего доброго, предложит курнуть из чувства гостеприимства...

Алекпер, не зная его опасений, протянул трубку.

Как бы не обидеть, подумал Солонин, может, сказать, что вообще бросил курить?

–   Можете не курить, если не желаете, – сказал Алекпер.

Он произнес это на превосходном английском.

–  Вы спасли мне жизнь, – продолжал он, когда Солонин взял протянутую ему чашечку кофе.

–   Вы ответили мне тем же, – сказал Солонин, отхлебнув горячего аромата. – Мы квиты, вы согласны?

–  Наверное, вам проще говорить на русском? – спросил Алекпер, выразительно глянув на гостя.

–   Вам, по-моему, тоже, – ответил Виктор по-русски, и оба рассмеялись.

–   Странно, сначала русские меня похищают, потом спасают, – сказал Алекпер. – Из этого можно заключить, что Россия до сих пор раздираема противоречиями.

–   Как и любая другая страна, – дипломатично заметил Солонин.

–   Но у вас – другое дело. Очень мощные структуры делают одно, другие, не менее мощные, нечто иное.

–   Я не принадлежу ни к тем, ни к другим, – сказал Солонин, отставив чашку. – Замечательный кофе. Наверное, у вас есть рецепт, не так ли?

Алекпер кивнул: есть.

–    Вот так и у нас. У каждого свой рецепт немедленного счастья. И чем это счастье стремительнее, тем больше желания облагодетельствовать этим знанием других. Таковы мы, русские.

–   Но вы не такой, – сказал Алекпер.

–   Я – да. Я склонен оперировать интересами. Это негуманно, это противоречит нашим вековым традициям, но эхо единственное, что позволяет избегать конфликтных ситуаций.

–    Приятно иметь дело с такими, как вы, – вздохнул Алекпер, откинувшись на спинку дивана. – Если бы вы видели тех, кто держал меня в Акапулько! – Это не люди, а позор великой русской нации с ее величайшей культурой.

–   Вот и рассказали бы про них, – осторожно предложил Солонин.

–     Ваш отец попросил помощи в вашем освобождении, – не вдаваясь в подробности, ответил Солонин. – К счастью, в основном вы справились сами.

–    Мне помог случай. И полное разгильдяйство моих тюремщиков. Они пили и развратничали с местными девушками. Их боялись, им все сходило с рук...

Он говорил негромко, иногда слегка вздрагивая, как бы освобождаясь от пережитого.

–   Я вас на секунду перебью, – сказал Солонин. – Могу я включить запись нашего разговора?

Алекпер с удивлением посмотрел на него. Запись? Но никакого магнитофона у русского вроде бы нет.