Текст книги "Игра на опережение"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

9

Капитан Рощин приехал в офис «Сигмы» со своей командой – в черных масках и с короткоствольными автоматами, – как и обещал, в начале третьего. Разыграли все как по нотам: всамделишная драка с охраной – под телекамерами, которые время от времени закрывали широкой пятерней – с битьем морд и стекол. Рощин был в ударе: эффектно разбросал навалившихся на него охранников, те разлетелись в разные стороны. Только после этого им была извлечена на свет санкция прокуратуры на обыск и изъятие документов, что продолжались до самого вечера.

Приехали дорогие адвокаты, известные правозащитники, депутаты-либералы, наконец, примчался встревоженный Забельский, которому сразу под нос сунули несколько микрофонов.

– Это очередная беззаконная и беспардонная акция властей, призванная запугать тех, кто стоит на страже свободы слова и мнений в России! – провозгласил Григорий Иванович. – Я обращаюсь от имени наших сотрудников, от имени тех, кому дороги свободомыслие и инакомыслие в нашей стране, встать на ее защиту!

Когда черные маски увезли документацию, а все остальные, включая адвокатов и депутатов, уехали публично возмущаться на РТВ, куда Забельский успел их пригласить на внеочередное ток-шоу, Григорий Иванович облегченно вздохнул и последовал в кабинет Колобова, где теперь мирно беседовали и пили кофе хозяин кабинета и капитан Рощин – уже без черной маски. Он вернулся в офис через другую дверь по выписанному на его имя одноразовому пропуску, в обычном деловом костюме, делающем его похожим на преуспевающего клерка.

– Сидите, сидите, – махнул рукой Григорий Иванович. – Ну как все прошло? Каковы ваши впечатления? По-моему, нормально, а?

– Вы не знакомы? – спросил Колобов. – Это капитан Рощин, а это и есть мой патрон…

– Забельский Григорий Иванович, его босс и всем известный кровосос, – отрекомендовал себя хозяин. – А также полномочный представитель мировой закулисы. Я любовался на вас, господин капитан. Ван Дамм против вас – детский сад.

– Капитан Рощин… – кивнул, пожав руку, Михаил. – Может, у вас есть какие-то замечания? Где-то переиграли?

– Пожалуй, вам и вашим людям не стоит закрывать все время рукой телекамеры, – сказал, подумав, Забельский. – Это отдает дурновкусием. У нас тут не Венеция, слава богу, а вы устраиваете карнавал масок… А если уж по большому счету, то они все одинаково черные. И еще. Пусть ваши орлы лучше показывают прямо в камеру санкцию от прокурора, чтоб были видны подпись и печать. Тогда это возымеет на думающую общественность куда большее впечатление… – Он посмотрел на часы. – Ну все, я с вами прощаюсь, скоро начнется ток-шоу в прямом эфире, там мы вам и тем, кто вас прислал, такое покажем! – Он шутливо погрозил кулаком гостю. – Не пропустите. Через полтора часа начнется. И, надеюсь, мы с вами еще не раз увидимся.

– Вот такие мы, – кивнул Колобов на дверь, закрывшуюся после ухода Забельского. – Непосредственные, витающие в облаках… Публичный политик, император Нерон, можно сказать, играет на публику, которая должна ему восторженно внимать. И с этим ничего не поделаешь… Скажите, Агеев вас еще не хватился?

– Думаю, нет. Я его предупредил, что отлучусь на сегодняшний вечер… Намекнул на интимное свидание. Таким вещам он верит охотнее всего. Сам ходок тот еще…

– Меня больше занимает, верит ли он вам вообще? – прищурился Колобов.

– То есть вы собираетесь меня использовать как своего человека в его окружении?

Колобов не ответил. Он неспешно достал сигару из коробки, раскурил, потом молча протянул коробку гостю. Тот отрицательно покачал головой.

– Не буду же я ему объяснять, где я и чем собираюсь заниматься…

– И чем же? – спросил Колобов. – Если не секрет?

– Вы провели тестирование, и я пришел сдавать вам зачет, если не забыли. Вы дали мне задание на дом: установить, откуда и каким образом прошла утечка информации о том, что мы прослушиваем журналюгу Бородина.

– Но это всего лишь тест, – поднял вверх палец Колобов. – Кое-что вы должны были принести в качестве вступительного взноса.

– Это со мной. – Рощин приложил руку к карману пиджака. – Готовы ли вы принять мой ответ?

– Я вас слушаю, капитан, слушаю…

– Еще в прошлый раз вы предположили, что предупредить журналиста Бородина может кто-то из операторов, работающих на прослушке. Таких всего трое. Я узнал их фамилии. Кроме Бородина прослушивали также его соседа журналиста Слепцова, когда тот у него бывал. Всего по Бородину работали три дежурных оператора, из них двое тех, кто прослушивали и Бородина, и Слепцова. То есть третий оператор про Слепцова не знала.

– Не должна была знать… – уточнил Колобов.

– …Поэтому только она, третий оператор, открылась Бородину. Ибо не сказала ему, что его приятеля тоже прослушивают. Слепцов, когда у него в гостях был Бородин, позвонил в соседний дом, задав, казалось бы, странный вопрос: у них меняли батареи? Зачем ему это? Это было нужно только Бородину.

– Пока логично. И кто она, этот третий оператор?

– Екатерина Сивцова. Наверное, вы, Федор Андреевич, забыли одну вещь: нашим операторам строжайше запрещено нарушать служебную тайну, рассказывая о тех, кого они прослушивают.

– Тем более рассказывать тем, кого они слушают, – кивнул Колобов. – Только с тех пор много воды утекло. А также крови. И денег. Вы, Миша, не обижайтесь на мои поправки, назовем их так, и продолжайте. Все, что вы рассказываете, любопытно. Или это все?

– Нет… Я навел справки о Сивцовой. Живет одна с сыном. Он только что вернулся из армии, нигде не работает.

– Не работает или не может устроиться?

– Отдаю должное вашей проницательности, Федор Андреевич, – улыбнулся Рощин.

– То есть она попыталась его устроить в нашу богоспасаемую «контору», но ей там отказали?

– Да, так оно и было.

– Что ж, ничего удивительного… – пробормотал Колобов. – Это наша национальная черта – создавать на ровном месте себе врагов из друзей, а предателей непременно только из своих… Еще что?

– Сивцова влезла в долги, чтобы содержать сына, как-то его одеть. А совсем недавно она часть долгов вернула. В том числе товарищам по работе.

– Хотите сказать, у нее появились деньги?

– Да, – кивнул Рощин. – При этом ее зарплата не повысилась, второй работы у нее нет и быть не может. Из родственников у нее есть только сестра, та просто живет в нищете. А ее сын, повторяю, нигде до сих пор не работает.

– Что и следовало ожидать, – резюмировал Колобов. – Для этого достаточно влезть в ее шкуру. Через уши этих операторов проходят бесконечные разговоры и переговоры о миллионах долларов, о которых походя рассуждают объекты прослушки… Что ж, считайте, что я дал вам рекомендацию. Уверен, Григорий Иванович возражать не будет. Особенно если принесенный вами материал о беседах Агеева с Корецким произведет на него должное впечатление… Кассета, если я верно понял, у вас с собой?

Рощин достал и протянул кассету своему ново-приобретенному шефу.

– Кстати, запись сделана не с самого начала их беседы. Но тему понять нетрудно. И по сравнению с прежней информацией здесь есть существенные дополнения в свете последних событий.

– А вы сами в курсе того, что здесь записано? – Колобов вставил кассету в диктофон.

– Обижаете… – усмехнулся Рощин. – Или это ваш очередной тест? Если скажу, что не в курсе, вы ведь не поверите?

– Зато проверю, – поддержал его тон Колобов. – И если окажется, что врете, выгоню за профнепригодность.

И нажал клавишу на диктофоне.

«…Андрюша, дорогой вы мой человек! – услышали они характерный хрипловатый и слегка грассирующий голос Корецкого. – Ну что мы с вами об одном и том же. Или вы боитесь, что нас прослушивают?» – «В моем кабинете это исключено, Илья Михайлович», – донесся приглушенный голос Агеева. «Ну раз вы так доверяете свои сотрудникам… Тогда скажите на милость, сколько Гриша вам заплатил, чтоб собрать на меня этот пакостный компромат, или напишите сумму на бумаге, что ли… И я предложу вдвое больше». (Ответ Агеева был неразличим.) «И только-то? – В голосе Корецкого слышалось неподдельное удивление. – Вам ведь приходится еще делиться, не так ли? А Гриша как был жмотом, так жмотом и остался. Даже когда стал беззаветным апостолом свободы слова в России».

Колобов остановил запись.

– Так сколько Агеев отстегивал вам от гонорара, если по совести? – спросил он у Рощина.

– Я знаю, что вы хотите сказать. Вы правы, именно из-за низкой оплаты труда Сивцова нашла Бородина, Агеев – Корецкого, я – вас.

– Но вы, помнится, объясняли это несколько иначе… – заметил Колобов.

– Я все помню. самом деле здесь есть и другая причина. Мне действительно надоело смотреть в рот этому надутому индюку Агееву. Он полагает, будто ему нет равных и лишь он один достоин полноценного вознаграждения. Простите, Федор Андреевич, у вас-то какие были причины ухода из органов?

Колобов не ответил. И снова включил диктофон.

«…Что вас, в частности, интересует?» – послышался голос Агеева. «Прежде всего, какие интересы у Забельского в Чечне. Особенно эта суета с освобождением пленных – это же явно прикрытие, дымовая завеса. Уж я-то знаю Гришу как облупленного. Что именно он прикрывает?» – «Вас понял, – последовал ответ Агеева. – Но ответить пока не могу. Будем искать… А пока, если пожелаете, мы можем передать ему какую-то дезинформацию…» – «Фирма веников не вяжет… – хмыкнул Корецкий. – Не передать, а продать. А у вас, я погляжу, целый ассортимент услуг. Но цена, дорогой мой, зависит от ценности информации о моей персоне, которую вы Грише уже передали, причем за низкий гонорар… Хотя н-не знаю, если честно, да и не хочу знать, что именно вы ему отдали… – продолжал Корецкий. – Теперь эта история с гибелью солдата Капустина, которого Гриша собрался освободить… Освободитель хренов! Что Гриша за просто так, за здорово живешь, не даст ломаного гроша за жизнь неизвестного ему солдатика – это аксиома. И пиар здесь ни при чем. Что вы об этом достоверно знаете?» – «Вы хотите эту историю с Капустиным как-то обыграть?». – «Неослабевающий общественный интерес меня к этому побуждает, – неопределенно ответил Корецкий. – Хотя на первый взгляд там нет ничего такого особенного. Но это, повторяю, только для тех, кто не знает Гришу. Ведь все видели: он и все мы ожидали, когда бедного солдатика ему доставят из Махачкалы. И все видели: он был искренне огорчен, когда этого не случилось. Но Гриша на самом деле был огорчен срывом запланированного мероприятия, а не гибелью солдатика, вы понимаете меня? Так он выглядит, когда у него что-то срывается. Я к этой истории возвращаю вас лишь по причине широкого общественного интереса, который грех не использовать… Кстати, я сейчас подумал: а не послать ли нам туда, в Махачкалу, на место гибели солдата Капустина, телевизионную группу от КТВ! – Голос Корецкого стал выше и возбужденнее. – Чтобы там, на месте, на глазах телезрителя, провести нечто вроде самостоятельного, независимого от военной прокуратуры расследования? Но это нужно как следует подготовить. Вы понимаете меня?» – «И я даже знаю, кто должен будет проводить это расследование… – сказал Агеев. – Ваша несравненная племянница, я прав? Зритель ее любит и поверит каждому ее слову». – «Что ж, отдаю должное вашей проницательности, – помедлив, ответил Корецкий. – А Почему бы нет? У Оли самый высокий рейтинг телевизионной ведущей, к ней замечательно относятся зрители…» – «К Оле Замятиной все относятся хорошо, – согласился Агеев. – И даже слишком хорошо». – «Что вы хотите этим сказать?» – «Например, ваш конкурент, все тот же Забельский. У него, как у собаки Павлова, происходит выделение слюны, когда он ее видит или о ней говорит…»

– Сейчас будет самое интересное, – возбужденно и негромко сказал Рощин.

Колобов искоса взглянул на него. Лицо капитана приняло выражение крайней заинтригованНости, а заблестевшие глаза сузились. Колобов выключил диктофон.

– Миша… Я, кстати, так и не спросил: вы не против, если я вас теперь так буду называть?

– Нет, конечно…

– Я не буду слушать дальнейшее без Григория Ивановича.

– Я вас понимаю… – увял Рощин, поняв, что допустил оплошность.

– Есть вопросы профессиональной этики, которые я не могу обойти. И вам не советую. Лучше скажите в нескольких словах: ваш босс сообщил Корец-кому, что мы знаем о, скажем так, тесной дружбе Замятиной с одним из вице-премьеров правительства?

– Здесь – нет, не сказал, – помотал головой Рощин. – И думаю, пока не скажет. Он не такой дурак. Да, ему кажется, будто он ведет, вернее, старается вести двойную игру – и нашим и вашим. И окончательно рвать с Григорием Ивановичем, как я понимаю, он не собирается.

– Старается усидеть на двух стульях? Ну-ну…

Колобов взглянул на часы и включил телевизор.

Обещанное Забельским ток-шоу уже началось.

– Напоминает товарищеский суд при ЖЭКе, вам не кажется? – спросил Колобов через какое-то время. – ЖЭК-потрошитель, можно сказать.

– Похоже… – осторожно произнес после продолжительной паузы Рощин, удивленно взглянув на собеседника. – Кстати, все они были здесь, когда мы производили выемку документов.

– Вот именно… – кивнул Колобов. – И теперь все произносят такие же правильные слова о засилье цензуры и гонениях на свободу, какие говорили здесь. Что вы на меня так смотрите?

– Вы говорили это Забельскому?

– И не один раз, – кивнул Колобов. – А что вас удивляет? Привыкайте. Свобода, блин. Григорий Иванович, правда, не очень любит, когда ему указывают на его недостатки. Поеживается, сердится, может при случае припомнить, но все равно терпит. Назвался груздем, говорит, – полезай в духовку. Но позволяет это далеко не всем. И это вовсе не значит, что он собирается что-то исправлять… Для него это своего рода охаживание березовым веником в парной. Попробуйте ударить его тем же веником в другом месте. Скажем, в офисе.

– Тут же. подскочат секьюрити и мордой в пол? – поинтересовался Рощин, глядя на экран, где как раз показывали присутствующим на ток-шоу сцену вторжения людей в черных масках в офис Забельского.

– Что-то вроде того… Хотите сказать, что с вами такое никогда не пройдет? – рассеянно спросил, глядя туда же, Колобов. – Что это вы их – мордой в пол? Смотрите внимательно, это, никак, вас показывают? А почему вы здесь без маски?

– У вас слишком ретивая охрана, – буркнул Рощин. – Забельский жаждал достоверности, и он ее получил. Пришлось мне снять маску, показать личико вашему секьюрити, когда я предъявлял удостоверение и он сверял фотографию… Считаете, это прокол?

– Не стоит вам лишний раз светиться без особой на то нужды, – посоветовал Колобов. – Все под Богом ходим. Ну да ладно, кто это заметит или возьмет на заметку… Кстати, что вы собираетесь делать с этой дамой, Сивцовой, кажется, которую так лихо вычислили?

– Да вот думаю… А что вы посоветуете?

– Это проблема вашей убежденности, – ответил Рощин. – Если, конечно, вы до конца уверены, что это она… Вам потребуется помощь?

– Как вы понимаете, заводить на нее дело за разглашение государственной и служебной тайны я не собираюсь, – твердо сказал капитан.

10

Денис Грязнов, сидя в своем кабинете, наблюдал по видео, как начальник телефонного узла Никодимов, робко оглядываясь, заводил в свою квартиру подчиненную Горелову. Та ойкала, упиралась, но не слишком убедительно. Денис снял трубку, набрал номер Самохи.

– Коля, снято неплохо, но ее лица почти не видно. А сейчас выгляни, не бродит ли по коридору, как призрак коммунизма по Европе, объект твоей видеозаписи в поисках моего кабинета? И покажи ему дорогу.

Самоха ответил через минуту:

– Ты угадал. Ходит и ищет, растерянный и вспотевший. Здорово ты его напугал.

– Во-первых, я ему сказал, будто в наши руки случайно попала кассета о его шашнях с молодыми телефонистками, пока жена с дочерью пребывают на даче. И в его интересах, чтобы они эту кассету не увидели, равно как в наших, чтобы он поделился с нами некоторыми фактами.

– И он тебя не послал?

– Во-вторых, он сразу напрягся, когда услышал, что я звоню из «Глории». Как видишь, нас знают, нас уже боятся не меньше, чем Петровки. Ты его подтолкнул в нужном направлении?

– Да.

– Ну так где он там?

– Там по пути мужская комната, наверняка туда зашел, со страху… Кстати, ты его знал раньше?

– Откуда? Зачем, спрашивается, мне знать или иметь дело с начальником этого телефонного узла, если сам я живу в другом районе? – Денис прикрыл рукой трубку, услышав осторожное постукивание в дверь. – Хорош, он уже скребется… Слушай, загляни сюда через пару минут, для понта, будто собираешься стенографировать… Заходите! – сказал он громко.

В кабинет вошел невысокий, сухой и бесцветный человек – выражение его лица полностью соответствовало представлениям Дениса о людях этой профессии – и сразу в ужасе уставился на экран телевизора, где он же подталкивал даму в направлении открытой двери своей квартиры.

– Вы Никодимов Иван Степанович? – Денис сделал приветливое лицо.

– Так точно… – Никодимов осторожно присел на стул, потом встал, поскольку приглашения сесть не поступало, но взгляда с экрана при этом не сводил.

– Да вы садитесь, не стесняйтесь… – разрешил Грязное после паузы, в течение которой изучал посетителя.

А сам вышел из-за стола и прошелся по кабинету.

– Узнаете? – Денис кивнул на экран, наблюдая за его посеревшим лицом. – И наверняка вас интересует, какова цена этой кассеты и о чем я собрался с вами поговорить.

Никодимов судорожно кивнул и вытер пот.

– Ладно… – Денис остановился перед ним. – Так вот, мы ведем, дел о одного клиента, и нас заинтересовали кое-какие обстоятельства, связанные с вашим местом работы… Вот вам, Иван Степанович, бумага и ручка. Напишите все, что знаете о несанкционированном прослушивании ваших абонентов – они же наши клиенты. Даю гарантию, это останется между нами. Полчаса хватит?

– О чем? – робко переспросил Никодимов, впервые оторвав взгляд от экрана.

– Да, мы вас шантажируем, чтобы вам же помочь. В ваших интересах признаться нам, прежде чем вы попадете в руки прокуратуры или милиции. И кассета ваша.

– Но я не знаю… – начал Никодимов, но ручку взял.

– Знаете, – непреклонно сказал Грязнов. – К нам многие приходят сюда за помощью, но не все говорят и потом в прокуратуру попадают как подозреваемые.

– Но я не просил вас о помощи. – Никодимов отложил ручку.

– И кассета вам тоже не нужна? Не хотите, как хотите, мы никого не принуждаем. Но через какое-то время уже не сможем вам помочь, понимаете?

Никодимов вытер пот со лба, хотел что-то сказать, но в этот момент в кабинет вошел Самоха.

– Это наш стенографист, – представил его Денис в том же жестком тоне. – Если вам проще рассказывать, чем записывать, – рассказывайте…

– Да о чем?

Денис выключил видеомагнитофон и склонился, приблизившись к его посиневшему лицу.

– Обо всем, что у вас творится на телефонном узле. Все, что знаете о несанкционированных прослушиваниях граждан, доверившихся вам и вашему ведомству. Напоминаю: к нам обратился гражданин, которого прослушивают с вашего узла. Решил сначала к нам, поскольку речь идет о его частной жизни, а уж потом, если мы что-то подтвердим, он пойдет в прокуратуру. Но, может быть, вы как раз не против прокуратуры? Может быть, у вас совесть чиста, и пусть себе обращается? Тогда я так ему и передам.

Последнюю фразу Денис произнес громко, и Никодимов вздрогнул, оглянулся на Самоху. Тот строго нахмурился.

– Но я туда недавно был назначен…

– После того, как посадили за взятки вашего предшественника, я в курсе… – нетерпеливо прервал его Денис.

– Я совсем немного там проработал.

– Немного – это сколько?

– Четыре месяца…

– Мало работали, но уже много знаете, не так ли? – сказал Самоха.

Никодимов снова беспокойно оглянулся на грозного Самоху.

– Коля, ладно, спасибо, ты свободен… Значит, вам есть что рассказать? – сощурился Грязнов, склонившись к посетителю. – Пишите, Иван Степанович, – ласково добавил он, поскольку испытывал сейчас облегчение после удавшегося блефа. – И ничего, и никого, пожалуйста, не забудьте. Чтоб все как на духу. Вы поняли меня?

– Извините, – негромко и неуверенно сказал Никодимов, делая еще одну слабую попытку освободиться от его напора. – Но по статье четырнадцатой закона Российской Федерации о связи мы обязаны в соответствии с законодательством оказывать содействие и предоставлять правоохранительным органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, возможность проведения оперативно-розыскных мероприятий на сетях связи…

– Наизусть помните, поди, всю ночь учили, перед тем как сюда явиться? – насмешливо спросил сыщик. – Там же сказано: в соответствии с законодательством. А о чем оно нам говорит? Похоже, вы не все статьи в этом законе прочитали… – Денис достал с полки толстый сборник законов и открыл по закладке нужную страницу. – Вот, например, статья тридцать вторая… Читаю: «Прослушивание телефонных переговоров, ознакомление с сообщениями электросвязи, задержка, осмотр и выемка почтовых отправлений и документальной корреспонденции, получение сведений о них, а также ограничения тайны связи допускаются только на основании судебного решения». Вам предъявили такое решение суда? Покажите!

Никодимов растерянно молчал.

– Вот и подумайте хорошенько над всем этим. Стоит ли покрывать тех, кто вас подставляет? А я вас пока оставлю. Я буду здесь рядом, недалеко. Позовете, когда закончите. И учтите, наша охрана следит за вами через мониторы…

И, выйдя из кабинета, прижался спиной к двери.

– Фу-у… – Он прикрыл глаза. Потом снова открыл их, встретившись взглядом с Самохой, прошептал: – Я, если честно, сначала решил, что все, провал… Никогда еще не видел столь честных глаз у негодяев.

– Ну ты как бульдог, – покачал тот головой. – Вцепишься, и уже тебя не оторвешь… Какой-то он весь испуганный и зажатый, тебе не кажется? И на вора непохож…

– Наверняка подставная фигура. Зиц-председатель, помнишь такого из «Золотого теленка»? Прежнего посадили за взятки, этого припугнули, и теперь те же дела творятся за его спиной.

– Ты на этом взял его на пушку? – негромко спросил Самоха. – На взятках?

– Это проще всего… – небрежно отмахнулся Денис. – Взятки… К такому обвинению такие зиц-председатели всегда готовы. Попробуй докажи! Поэтому я, по примеру одного уроженца славного города Симбирска, пошел другим путем. Сначала проверил его на вшивость, вижу, что колется, и поставил вопрос ребром. И он сразу слинял…

Никодимов писал около часа. Все, что он записал, Денис читал не больше пяти минут, найдя и отметив для себя нужные фамилии. Все сходилось, в том числе по хронологии событий.

Неужели я, какой-то частный детектив, нагнал на этого дядю столько страху? – думал он. Больше, чем эти ребята из органов госбезопасности?

– Вы мне точно поможете? – спросил Никодимов.

– Не сомневайтесь. Сейчас идите домой или на работу, еще раз все хорошо продумайте, и, если вы согласны, завтра же подпишем с вами договор на разумных условиях.

– Я могу от вас позвонить на работу?

– Ну конечно! – пожал плечами Денис и впервые сочувственно посмотрел ему в глаза. – Странный вопрос. Вы могли вообще не приходить. Но, если вы не против, я вас еще раз приглашу для заключения договора. А сейчас возвращайтесь на работу и никому ни слова о том, где вы были и что здесь написали.

– Но я уже сказал на работе, что иду в частное агентство «Глория»… А у нас многие про вас слышали и считают, что здесь работают порядочные люди…

– И они не ошиблись! – подтвердил Грязнов, – Скажете коллективу, если спросят: речь шла о том старом деле о взятках, за которые уже сидит прежний начальник, и всплыли неизвестные прежде обстоятельства, о которых вы ничего не знаете. Для понта, то есть для вашего прикрытия, мы потом пригласим сюда для разговора парочку ваших работников. Повторяю, это в ваших же интересах. И никаких адвокатов. Вы поняли меня?

Сыщик склонился к Ивану Степановичу через стол:

– Поскольку вы здесь все чистосердечно описали, то с этого момента лучшего адвоката, чем я, частный сыщик Денис Грязнов, вы не найдете. И очень вам советую, Иван Степанович! Уходите с этой работы, пока вас окончательно не запутали и не втянули в преступные махинации.

Тот послушно кивнул.

– Но не раньше, чем мы закончим это дело… – удовлетворенно сказал Денис, опустившись в кресло. – Кстати, вас могут припугнуть разоблачением во взятках, которых вы не брали. Это блеф, и не более того. А уж мы со своей стороны постараемся отделить мух от котлет. Взятки – это взятки, а несанкционированное прослушивание без судебного решения – уже из другой оперы.

– Меня могут судить?

– Возможно. Но не обязательно. Если вообще дойдет до суда. Если там вы поможете разоблачить незаконную акцию правоохранительных органов, это будет принято во внимание.

Грязнов постучал карандашом по столешнице, раздумывая.

– Значит, только Бородина и его соседа Слепцова в течение последней недели прослушивали на вашем узле и прослушивают до сих пор?

– Слепцова потом с прослушивания сняли…

– Остается Бородин. И как долго это будет продолжаться?

– Этого я не знаю…

– Вы могли бы описать тех офицеров ФСБ, что приходили к вам с этим требованием?

– Зрительная память у меня, знаете ли, слабая… – смущенно ответил Никодимов.

Ну куда тебе, милый, быть начальником, посочувствовал про себя Денис.

– Но если бы увидели еще раз, вы бы узнали? – спросил он вслух.

– Возможно… – рассеянно ответил Никодимов. – Кстати, одного из них недавно показали по телевизору, мельком… Там демонстрировали обыск в офисе компании, где этот, Григорий Забельский. И он там был, участвовал в обыске.

– Вы его точно узнали? Они же были в масках?

– Нет, как раз он ее снял, на минуту, когда предъявлял удостоверение. По-моему, все-таки это был он… А что, он разве не офицер ФСБ? Они действовали под их видом?

– По сути, именно это мы как раз хотим установить, – кивнул Денис. – Настоящий ли он офицер или не настоящий. Все, на сегодня вы свободны! И смотрите на жизнь веселей, Иван Степанович! Вот разоблачим негодяев, и сразу всем нам станет легче…

– Спасибо… – Никодимов встал и, не зная, что еще сказать, немного замялся. – Спасибо за ваше доверие…

Не скрывая облегчения, он направился к двери.

…Никодимов вышел из здания прокуратуры и уже повернул в сторону ближайшей станции метро, когда рядом с ним плавно затормозила черная машина – «судзуки» последней модели.

– Добрый день, Иван Степанович! – вежливо поздоровался с ним в приоткрывшуюся заднюю дверцу капитан Рощин.

– Здравствуйте… – похолодел Никодимов, узнав в нем того самого офицера, о котором только что говорил сыщику Грязнову.

– Садитесь, я вас подвезу. – Капитан Рощин теперь распахнул дверь машины во всю ширь.

– Но я сегодня уже разговаривал с одним вашим сотрудником… – замялся Никодимов.

– Именно поэтому. Он нам передал, что хорошо вас проинструктировал и вы все поняли… Теперь, после вашего посещения агентства «Глория», мы должны это проверить и закончить тот разговор, надеюсь, на оптимистической ноте. Да садитесь же… На нас смотрят! Из «Глории» вас могут увидеть, и ведь один Бог знает, что про вас подумают.

И, резко схватив за руку замешкавшегося Никодимова, буквально втянул его внутрь салона.

– Гена, трогай, – сказал Михаил водителю и, как только машина, набрав скорость, свернула за угол, обернулся к Никодимову.

– Куда вы меня везете? – спросил Иван Степанович. – Мне надо на работу.

– К вам домой. Вы нас не приглашаете?

Никодимов неопределенно пожал плечами.

– Я так и думал, – ухмыльнулся Рощин. – Но сначала ответьте мне на один вопрос: о чем вас там расспрашивали и кто именно?

– Денис Грязнов, частный сыщик. Поговорили насчет прежнего дела о взятках, потом я ушел.

– И все? И только-то? И вы сами, добровольно, к нему пришли? Вы хоть знаете, что это не обязательно?

– Знаю… А что тут такого? Я только недавно на узле работаю.

– Да, это странно… – вздохнул капитан. – Не при вас завели дело о взятках, но вас почему-то о нем расспрашивали… Ну-ка повернитесь ко мне на минуту…

Рощин пригляделся, сощурившись, к пиджаку Ивана Степановича.

– Вот здесь у вас, извините, какая-то небрежность… Нитка какая-то торчит… Или волосок. Вы позволите?

Он осторожно и аккуратно вытащил из лацкана пиджака Никодимова какой-то бесцветный и гибкий проводок с утолщением на конце.

– Гена, что это, как ты думаешь? – спросил он у водителя, вертя в пальцах проводок.

Водитель коротко глянул в зеркальце заднего обзора, пожал плечами:

– Черт его знает… знаешь, это похоже на миниатюрный микрофон с передающей антенной.

– Вот и я того же мнения, – согласился Рощин, внимательно глядя на Никодимова.

– Хотите сказать, мне это подсунули в «Глории»? – похолодел тот.

– Ну что вы… – отмахнулся Михаил. – Стоит ли так дурно думать об этих пацанах – любителях поиграть в Шерлоков Холмсов… И потом, откуда у них деньги, чтобы закупать такое оборудование? Сейчас меня смущает один вопрос: где находится приемозаписывающее устройство?

– Ты будешь смеяться, но, совершенно случайно, оно оказалось у меня в бардачке… – отозвался Гена в том же тоне, открыв одной рукой бардачок, а другой держась за руль. – И включено, ты представляешь? И все-все записывает…

– Ладно. Это все потом, – небрежно отмахнулся Рощин, не сводя взгляда с белого как мел Никодимова. – Потом расскажешь про свой рояль в кустах. Лучше следи за дорогой… Сначала довезем Ивана Степановича домой, отпустим его, а сами пока послушаем, что он там в «Глории» наговорил… И сравним то, что он сказал нам сейчас, с тем, что сказал Грязнову, кстати, племяннику уважаемого человека, генерала милиции. Пивка бы захватить, как ты думаешь, пока сидим? А то жарковато сегодня будет.

– Но я ничего не знаю! И никакого микрофона не брал!

– Да, конечно, не вы… – усмехнулся Рощин. – Кто ж в этом сомневается? Вы, как я вижу, не большой знаток и любитель детективов. А зря. Иначе бы сразу поняли: наш офицер, с кем вы беседовали сегодня утром и который представился вам Павлом Лаврентьевичем, ненароком вставил вам эту штуковину в лацкан пиджака, когда тот висел, скажем, на спинке стула. Или когда, прощаясь, дружески похлопал вас по плечу. Было дело?

Никодимов молчал, глядя в сторону.

– Зря вы соглашались идти на руководящую должность, – сочувственно заметил Рощин. – Вы неплохой, опытный специалист, были на своем месте, вас уважали… Платили, правда, плохо. Ну а кому сейчас хорошо? Жена, наверное, уговорила принять это предложение?

Никодимов по-прежнему не отвечал. Когда остановились неподалеку от его дома и он хотел открыть дверцу машины, Рощин придержал его за плечо:

– Вы все поняли? Тогда идите. Мы поднимемся к вам попозже. Ваши ведь на даче? Я даю вам время принять единственно верное, мужское решение. Как вы понимаете, мы должны сначала прослушать запись вашего разговора в агентстве «Глория». Надо проверить, не сказали ли вы что-то лишнее. Очень хочу надеяться, что вы нас не подставили. Но если окажется, что вы нас обманули… Обманули ведь?