Текст книги "Игра на опережение"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Я стоял здесь, разговаривал с ней, – показал Рощин. – Она лежала. И тут он ворвался, стал орать, стрелять…

– Все равно странно… Она голая лежала в постели, а вы стояли с ней рядом в пиджаке и бронежилете? – громким голосом задал неприятный вопрос милицейский следователь Озеров, сделав запись в своем бланке.

– Да, лежала, как лежит сейчас. Она плохо себя чувствовала. Потом ворвался этот самый…

– Вы его раньше знали? – Следователь поднял голову от своих записей.

– Понятия не имею. Первый раз его вижу.

– Это Корягин Севастьян Владимирович, торговый предприниматель, шестьдесят шестого года рождения, прописанный в этой квартире… – сказал криминальный эксперт, не без труда перелистывая слипшиеся от крови странички паспорта Севрюги.

– Продолжайте, – обратился капитан Озеров к Рощину. – Не знали так не знали. Бывает.

– Так вот она мне рассказывала, что он ее ревнует, бьет… – продолжал врать Рощин. – И она хотела от него избавиться.

– Вы состояли с ней в интимной связи? – перебил следователь.

– Послушайте, товарищ капитан… – Капитан ФСБ оглянулся на врача и криминалиста, явно прислушивающихся к разговору. – Мы с вами коллеги. Я тоже капитан и тоже занимаюсь оперативно-розыскной работой. И потому прекрасно знаю: подобные вопросы не задаются на первом этапе расследования в присутствии посторонних лиц. У меня ведь может быть семья, дети… Потом все обсудим, хорошо?

– Начните тогда рассказывать с самого начала. – Капитан Озеров заметно смягчился. – Все как было. Когда вы к ней приехали, в какое время? Извините, одну минуту… Какие-то ее документы вы нашли? – спросил он у криминалиста.

– Да, вот паспорт гражданки Соломенко Анастасии Мелентьевны, жительницы города Винница, семьдесят седьмого года рождения, гражданство Украины.

– Продолжайте, – обратился Озеров к Рощину. – Так когда вы сюда приехали?

– Думаете, меня возможно запутать? – усмехнулся Михаил. – Вам не кажется, что мы повторяем сказку про белого бычка? Ладно, еще раз. Примерно час назад она позвонила мне и сказала, что не спала ночь, плохо себя чувствует и у нее болит голова. И еще рассказала, будто вчера сожитель ее допекал и угрожал, что убьет, если она уйдет от него… Словом, боялась и не знала, как от него избавиться. Я приехал, начал с ней разговор, и тут он врывается. Теперь, как я понимаю, согласно вашим инструкциям, вам следует допросить соседей, чтобы проверить мои показания.

Рощин замолчал, услышав новое завывание сирены под окном. Это приехала запоздалая «скорая». Врачи, прежде чем вынести тела убитых, тоже сослались на пробки.

Когда совсем стемнело и Рощин в сопровождении милиционеров выходил из подъезда, ему в глаза ударили лучи ламп и он увидел объективы телекамер.

– Это программа «Уголовная хроника», – сказал юный очкарик, сунув микрофон под нос Рощину как самому представительному из присутствующих. – Скажите, что здесь случилось? Правда, будто здесь произошло столкновение оперативников ФСБ с местными уголовными элементами?

– Ничего подобного… Только не надо в глаза. – Рощин рукой отвел направленную на него камеру. – Здесь произошла решающая битва инопланетян с землянами. Наши победили с большим перевесом.

На другой день, когда показывали «Уголовную хронику», Люся, бывшая у Грязнова в «Глории», даже подскочила, снова увидев лицо Рощина на экране.

– Денис, это же он! – воскликнула она. – Опять он, везде он…

– Кто еще? – Денис оторвался от бумаг и сощурился в сторону телевизора.

– Ну этот самый, что был при разминировании нашего дома и при обыске в офисе «Сигмы»! Неужели забыл?

– А, этот, вездесущий… спортивного сложения, – припомнил Денис. – Действительно, он. Прямо сам нас упрашивает, чтоб его как следует прокачать и идентифицировать. А как он туда попал? И что там делает? – спросил и тут же вытянул руку, предостерегая. – Подожди…

– …Как нам потом удалось установить из информированных источников, – важничал на экране юный тележурналист в очках, – этот представительный товарищ в штатском, только что отказавшийся от комментария, он же капитан ФСБ Михаил Рощин, застрелил негодяя, бывшего уголовного авторитета Корягина, по кличке Севрюга, в его собственной квартире, когда тот убил свою бывшую сожительницу, гражданку Украины Анастасию Соломенко. Самого капитана Рощина спас от пуль бандита бронежилет, кстати, отечественного производства, это я с удовольствием сообщаю с целью рекламы, которая на несколько минут прервет нашу передачу.

– Ну вот, ничего он не скрывается, этот герой телерепортажей, – задумался Денис. – К тому же он, этот Рощин, – герой, застрелил бандита, а сам получил две пули в свой бронежилет. Можно сказать, рыцарь печального образа. Заступился за женщину, заслонив собой. Чуть-чуть эту тетеньку с Украины не спас, а мы опять его подозреваем в чем-то нехорошем…

Он откровенно зевнул.

– Чуть-чуть не считается. А вот я его подозреваю! – Люся встала с кресла. – Все просмотрел?

Тогда до завтра. Завтра утром привезут Одежку… – Ее голос дрогнул. – А послезавтра его похороним… Ты придешь?

– Спрашиваешь.

Во время похорон, стоя над могилой, почувствовав чей-то пристальный взгляд из многолюдной толпы, она непроизвольно подняла заплаканные глаза. Мужчина тут же скрылся за спинами и венками, но ей показалось, нет, она была просто уверена, что приходил сюда и изучал ее все тот же Рощин.

– Он здесь… – тихо сказала она, взяв за локоть Дениса, слушавшего священника.

– Где?

– Только что был… Рощин. И сразу исчез. Боже… Или он мне уже мерещится, потому что причастен к гибели Олега?

И заплакала. Грязнов, успокаивая, обнял ее за плечи.

– Люся, никуда он не денется. Успокойся. Мы обязательно его найдем.

Только на третий день после похорон Олега Бородина в прокуратуру к Турецкому доставили копии записей и аудиокассет из Дмитровой Горы.

– Итак, материалы Олега Бородина бесследно исчезли, районная прокуратура и милиция не могут найти, – констатировал Турецкий на совещании, где присутствовали следователь по особо важным делам прокуратуры Шаравин, пожилой, в очках, по прозвищу сухарь, и Денис Грязнов, когда они прочитали и прослушали доставленные копии кассет Бородина. – И если бы Олега не предупредили, мы бы лишились ценной информации… – Он внимательно посмотрел на присутствующих. – Из этих материалов следует: у заложника-рецидивиста Николая Егорова после его второго освобождения из плена с помощью выкупа и показа по телевизору появились немалые деньги. И он купил и разбил машину. Хотя до этого был безработным… И на этой почве спился и в конце концов умер… Кстати, очень вовремя… Но если в первый раз он действительно был выкуплен из Чечни, где служил контрактником, то во второй раз он только на пару дней уехал и на другой день после показа по телевидению вернулся домой. И только потом получил за это хорошие деньги.

– И всех напоил. Это бывает, – кивнул Гряз-нов. – Это по-нашему. То есть их всех можно будет допросить, да? С матерью Егорова кто-нибудь разговаривал? Она хоть жива?

– Да, думаю, они все подтвердят, – вспомнил запись Олега Шаравин.

– Особенно если их угостить сигаретами или пивом, – уточнил Денис.

– Получается так, что Забельскому в данном случае было нужно срочно продемонстрировать свою гуманность, – сказал Турецкий. – Кому же он ее адресовал?

– Точно! Он уже не мог дожидаться выкупа очередного пленного из Чечни и поэтому снова вытащил под телекамеры Егорова, один раз уже выкупленного, сменив ему фамилию, имя-отчество, адрес, прописку, одежду и прическу! – воскликнул Денис. – Надо было! Вот прямо сейчас! Егоров живет поближе других, рядом с Москвой! И если он хорошо ему заплатил, значит, это позарез нужно было…

– Что? – перегнулся к нему через стол Турецкий. – Что именно позарез нужно? Проявить гуманность? Увеличить свой рейтинг?

– Но он никуда никогда не избирался, в депутаты не лез… – заметил Шаравин.

– Да и зачем ему это, если добрый десяток народных избранников у него в кармане? – удивился Денис Грязнов. – Ведь ему плевать на всенародную любовь, как и на ненависть. Для этого он слишком всех нас презирает.

– До рейтинга ему нужно само театральное действо, на публику, – добавил Шаравин. – А не спасение солдата. А в данном случае? Почему он так спешил? И выкинул столько денег?

– Может, хобби у него такое – деньги на ветер? – меланхолично предположил Грязнов. – В кино я видел: миллионы с самолета выбрасывают, на кого Бог пошлет. Много у него их слишком. Кто знает этих Рокфеллеров и какие у них нынче капризы.

– Но зачем ему было дважды демонстрировать этого Егорова? – спросил Шаравин. – Только из-за спешки? Авось никто не заметит?

– Можно подумать, Забельскому платят за каждого освобожденного из неволи русского воина! – поддакнул Денис. – Но ведь все с точностью до наоборот, – это он платит чеченцам.

– Давайте не забывать: у него с некоторыми из них старые связи, – напомнил Турецкий. – Об этом и писал Олег Бородин, и с этого все началось…

– Мы как в лабиринте, – хмыкнул Грязнов. – Ходим по кругу и неизменно возвращаемся туда, откуда пошли – к статье Олега. А ведь его убили из-за нее… Может быть, Забельский подстилает соломку на всякий случай?

– Какой случай? – спросил Шаравин.

– Ну не знаю… – предположил Денис. – На случай завоевания Чечней России, например. Вы меня простите за обывательскую психологию, но я знаю про таких Забельских одно: они всегда рубили и будут рубить бабки в свой карман! От этой печки и надо плясать! А все остальное – от лукавого.

– Все так, но какая-то тут непонятная связь все равно есть… – Турецкий прошелся по кабинету.

– Дядь Сань, ну какая тут связь? – прижал руки к груди Денис. – Хочешь сказать, он тайно принял ислам и теперь бескорыстно финансирует братьев по вере, а широкой общественности пудрит мозги? Как говорят умные люди: о чем бы ни говорили, речь на самом деле всегда идет о деньгах. И вопроса всегда два: кто будет делать и кто будет платить. Так вот вопрос: за что он платит Робин Гудам?

– Кто сказал, что он им платит? – пожал плечами Александр Борисович. – Зачем чеченцам нужны деньги Забельского, если для этого есть арабские шейхи, которые дают их напрямую, из любви к Аллаху?

– Черт его знает… – пробормотал Денис, переглянувшись с Шаравиным. – Может, его заело, что его выгнали из правительства? И он показывает общественности: смотрите, какого ценного кадра лишились? Ведь Григорий Иванович неплохо устроился! Мол, святое дело освободить несчастных солдатиков из чеченских зинданов, и потому не суйте свой нос. А что, нормально, по-моему. Только непонятно, во что там вкладывать?

– Вернее, во что он не хочет, чтобы мы совали нос? Может, в добычу нефти? – предположил Турецкий.

– Но там же идет война! – перебили Шаравин и Грязнов хором.

– А кому мать родна… – хмыкнул Турецкий. – Если он их финансирует, то чтобы потом заработать еще больше… Или…

– Или? – спросил Денис.

– Черт его знает… – хмыкнул Турецкий. – Может, он хочет таким образом свалить нынешний кабинет министров? Вот скажут, к примеру, бандиты: сами видите, мы бы дали миру нашу прекрасную нефть, если бы не русские оккупанты, ведущие войну против народа. А если добыча нефти окажется для нас, чеченцев, выгоднее грабежа и захвата заложников, то и мир в Чечне наступит, и война прекратится. И все от этого только выиграют. И получится, что политика правительства наносит России вред. И только он, Забельский, это понимает.

– Пишите заявление, – сказал Денис. – Прошу принять меня в олигархи. Но даже если дело обстоит именно так, значит, Григорий Иванович – рисковый человек! Словом, мы опять пришли к тому же самому: ответ можно найти только в Чечне, – добавил он после паузы.

– Вношу предложение, – встал Шаравин. – Надо разыскать кого-нибудь из этих пятерых солдат, тех самых, кого Забельский совсем недавно выкупил у чеченцев и продемонстрировал по ящику.

– Пожалейте ребят! – перебил его Грязнов. – Сейчас следят за каждым нашим шагом! Не успеешь их найти, как они окажутся в морге. В результате несчастного случая и за минуту до твоего появления.

– Найти их все-таки надо, но быть предельно осторожными, – заметил Турецкий.

– Что и говорить… – вздохнул Денис. – Пасут они нас, бойцы невидимого фронта, вплотную. Я бы даже так сказал: прессингуют по всему полю. Поговорили мы всего ничего с Екатериной Сивцовой, мол, жду нашей встречи, сударыня, к обеду, а с ней несчастный случай на мосту тем же утром.

Турецкий навел на него указательный палец.

– Кстати, утром поезжай к сестре Сивцовой в Ховрино и обо всем расспроси, – сказал он. – И хорошо бы завтра дождаться результата дактилоскопии от Володи Камнева. Подгонять его не надо, но лучше бы получить результат побыстрее.

– А чем заняться мне? – спросил Шаравин.

– Своей непосредственной работой, – серьезно ответил Турецкий. – За которую деньги получаешь. Бородин как-то рассказывал про начальника отдела безопасности Данилина, если не ошибаюсь, работающего у них в редакции…

– Долотин, – поправил Денис.

– Верно, Долотина. Узнать бы о нем поподробнее. Возможно, в вашем отделе кадров что-то есть. В каком Управлении ФСБ или КГБ он работал, под чьим началом, с кем вместе…

– Как раз этим Люся занимается, – сообщил Денис. – Она мне сегодня звонила в «Глорию». Мол, обратилась к близким друзьям в редакцию «Гражданской» с просьбой найти данные на Долотина в отделе кадров. Обещала все разузнать.

– Ладно, – согласился Турецкий. – Люся так Люся. Я, признаться, не хотел ее втягивать, думал, она раскисла, никак не отойдет… Да, и пусть она найдет у себя видеозаписи, где показывают этих пятерых, которых выкупил Забельский. Может, там есть какие-то следы. Найди хотя бы одного парня из этой пятерки… – продолжал Турецкий, обращаясь к Шаравину. – Но старайся не повторять ошибку Олега, не представляться напрямую: мол, я работник прокуратуры.

– Это ты его поучи. – Шаравин указал на Дениса. – Меня учить не надо.

Утром Люся Бородина привезла Турецкому видеокассеты, где был запечатлен капитан ФСБ Рощин. В том числе самая последняя видеозапись, когда он подвергся смертельной опасности, спасая гражданку Украины.

– Александр Борисович, я единственная из вас, кто его видел воочию, – заявила она. – И ясно вижу: это он, тот самый, что был возле нашего дома, когда там нашли взрывчатку. И даже не спорьте. Кстати, где сейчас Денис? – спросила она у Турецкого.

– Он с утра поехал в Ховрино, – посмотрел на часы Турецкий. – Второй день туда ездит вместе с экспертами, хочет разгадать тайну гибели Екатерины Сивцовой. Обещал появиться в ближайшие часы… Потом, с утра нигде нет эксперта Володи Камнева, мы все еще ждем от него результатов экспертизы…

Еще раз взглянув на часы, Турецкий набрал номер на сотовом.

– Слушаю, – откликнулся Денис. – Дядь Сань, это ты?

– Мы уже собрались, ждем тебя… Володя, кстати, с тобой?

– Это замечательно, что вы собрались! – возбужденно сказал Денис. – И Володя всегда со мной, как тот сурок из опуса Людвига ван нашего, сами понимаете, Бетховена… Кое-что мы с ним на пару нарыли, приедем, расскажем и покажем, вы меня слышите? А пока извините и передай мои извинения всем нашим и Люсе, я тут занят с одной дамой.

– С какой еще дамой ты там занят? – повысил голос Турецкий. – Ты чем там занимаешься? Ты не выпил случайно? Тон у тебя больно игривый…

– Все, пока, и не надо лишних слов. Приеду, сам все расскажу…

…Денис отключил трубку и обернулся к Зинаиде Павловне, сестре покойной Екатерины Сивцовой. Они сидели втроем в ее небольшой квартирке на Весенней улице, где Олег Бородин впервые услыхал подробности слежки и прослушивания своей скромной персоны, и пили чай.

– Извините великодушно. – Сыщик прижал руку к сердцу. – Еще раз, это очень важно… Вы только что обмолвились, будто Екатерина Павловна в последнем телефонном разговоре с вами сказала, будто собирается переходить железнодорожные пути на платформе Ховрино по мосту?

– Ну да, – подтвердила Зинаида Павловна. – А что особенного-то? Сказала и сказала. Я ей тогда говорю: может, через подземный переход пойдешь? Она говорит: нет, так быстрей.

– Класс… – выдохнул Денис, переглянувшись с Володей. – Извините, я совсем в другом смысле это сказал, – добавил он, заметив, что губы хозяйки дрогнули, а глаза снова покраснели и увлажнились.

– Что ж тут классного, по-вашему? – спросила она. – Может, если бы Катя пошла, как я говорила, ничего бы с ней не случилось!

– Вынужден вас огорчить, Зинаида Павловна, – вздохнул Грязнов. – Но боюсь, в любом случае произошло бы что-то подобное…

– Что, в любом случае перила моста бы рухнули? – не понял теперь Володя.

– Вспомни народную мудрость: без причины за просто так и прыщ не вскочит… – Денис положил руку на плечо Володи. – Вот это мы с тобой сегодня в конце концов должны узнать: рухнули бы они или нет, если бы покойная госпожа Сивцова пошла не по мосту, а по подземному переходу? Может, там бы ей обвалился на голову потолок! Или машина ее случайно сбила. Или еще что… Я уверен на все сто: она была обречена.

– Господи… – Сестра покойной прикрыла губы рукой. – Вы что такое говорите? Откуда вы это взяли?

– Только между нами… – Грязнов прижал руки к груди. – Получается так, что ваш разговор по телефону подслушали коллеги вашей покойной сестры! И узнали из вашего разговора, что она пойдет по мосту. Неужели вы это до сих пор не понимаете… – с горечью продолжал Денис. – Там же профессионалы работают! А до этого они вычислили, что именно Екатерина Павловна рассказала журналисту Олегу Бородину, теперь тоже покойному…

– Господи… А с ним-то что? – У хозяйки округлились глаза.

– Погиб, – развел руками Денис. – Разве не слышали? В газетах, по телевизору… везде было. Напали грабители, избили, вещи и деньги забрали.

– Такой молодой… Дети, наверное, остались?

– Да… А я ее, между прочим, предупреждал в то утро… Кстати, она вам ничего не говорила о своих опасениях?

– Не помню, нет, наверное… Катенька всегда старалась меня лишний раз не беспокоить… – Женщина всхлипнула. – Отзывчивая ко всем была, а уж как наших племянников и племянниц любила. Но ведь там и другие люди погибли? – В ее голосе вдруг появилось нечто вроде надежды. – Старик и молодая женщина? Их что, тоже хотели убить?

Грязнов вздохнул, переглянулся с Камневым. Кажется, хозяйке было бы легче, если бы ее несчастная сестра погибла случайно, а не в результате покушения.

– Вы просто не представляете, на что эти люди могут быть способны, – сказал он негромко. – Им жизнь человеческая – тьфу! Это же элементарная маскировка, понимаете? Покушение на ее жизнь замаскировали под несчастный случай, а ее смерть – гибелью еще двоих человек.

Они молча допили чай и снова переглянулись.

– Спасибо. – Денис встал первым. – Нам пора. У вас и правда очень вкусное варенье. Олега вы ведь им угощали? Он очень потом хвалил.

– Нет, то было брусничное… – грустно сказала Зинаида Павловна. – А это из крыжовника… Только вы их найдите обязательно, кто ее убил!

– Ну, ты все понял, да? – спросил сыщик Володю, когда они вошли в лифт. – Они услышали, где именно Сивцова пойдет, сообразили, где и как лучше это сделать, и вот…

– Но я смотрел уже результат экспертизы, – пожал плечами Володя. – Там причина однозначная – изношенность конструкции, усталость металла…

– А никто не спорит, – кивнул Грязнов. – Я дважды там на мосту был, хоть он теперь закрыт, и все посмотрел. И кое-что просек… Все там есть в наличии – изношенность и усталость металла. И вроде больше говорить не о чем, так? Но именно на это они и рассчитывали. А если этому усталому металлу еще и помочь, чтоб рухнул наверняка? Так вот мне показалось, что там подпилили кронштейны. Я могу и ошибиться. Лупа у тебя с собой?

Камнев кивнул.

– Вот ты теперь там все внимательно осмотри, как профессионал.

17

– …вот этот самый Гоголадзе, – сказал Ансар по-чеченски и показал своим боевикам фотографию нестарого, но тучного и лысого человека. – Это он повезет завтра бумаги о строительстве нефтепровода на подпись их президенту. Ему больше всех надо дать на лапу… – Он сказал это по-русски. – Я уже говорил с ним по сотовому, как с человеком! Не пугай меня, говорит. Я ваших бандитов совсем не боюсь. У меня охрана лучшая в Грузии… Лучше, чем у президента.

– Жалко, Ходжа с нами нету, – сказал кто-то.

– Жаль, – согласился Ансар. – Это ведь ты, спрашивает, убил Зураба? Какого еще Зураба, удивляюсь?

Боевики засмеялись.

– Ты сам знаешь какого, отвечает. Или ты мне отстегнешь, – сказал это слово опять по-русски, – сколько говорю, или у нас с тобой никогда никакого разговора не было! И не угрожай мне. На этом отключил свой мобильный и даже не попрощался, представляете? Не умеет себя вести, невоспитанный человек, как с ним разговаривать? И я тогда подумал: а зачем давать этому человеку то, что мы можем оставить себе? Наше дело правое, верно? Мы хотим поднять экономику великой Ичкерии и посадить на нефтяную иглу зажравшуюся, трусливую и прогнившую Грузию. Сейчас от него, – он ткнул пальцем в фотографию, – от этого жирного борова, зависит, как он подаст эти документы своему старому президенту! С каким предисловием и выражением лица. А это уже от нас с вами зависит, какое выражение у него при этом будет. Намекнуть ему надо… – Последние три слова он опять произнес по-русски, и они рассмеялись.

– Сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться, – выкрикнул самый молодой, четырнадцатилетний боевик.

– Правильно, хорошо говоришь, Иса… А теперь смотрите… – Ансар достал из бардачка и расстелил карту на капоте своего джипа.

Четверо сгрудились вокруг него, трое остались на своем месте – на ближайших дубах, откуда просматривалась местность. Их машины с заведенными моторами стояли у выезда из Панкийского ущелья.

– Это карта Тбилиси. Вот здесь, у въезда в город, мы должны его завтра встретить, когда он будет возвращаться с дачи на трех машинах с охраной.

– А точно в это время он будет возвращаться? – спросил Иса, приободренный вниманием Ансара.

– Нам на месте подскажут, – усмехнулся Ансар, пригладив бороду. – И нас поправят, если что не так. Позвонят от его дачи, когда он будет выезжать, неужели непонятно? Приятно работать с прогнившими людьми в прогнившей стране. А когда-то грузины были лучшие воины на Кавказе! За хорошие деньги они чего только не сделают против родного государства и его высших чиновников! Братья, смотрите дальше… Вот здесь, видите, шоссе идет в гору, а там дальше посадки… Значит, ты, Мовлади, – он указал на самого старшего, плотного и бородатого, – завтра утром побреешься, борода потом вырастет, Аллах тебя простит, – (они рассмеялись), – наденешь милицейскую форму, возьмешь жезл, притормозишь их.

– Ансар, а где мы возьмем форму и жезл? – спросил Мовлади, у которого была самая пышная борода. – Мне не всякая подойдет.

– По дороге найдем… – беспечно махнул рукой Ансар. – А по размеру подберем. Там возле Тбилиси мы много гаишников встретим… Эти шакалы как раз на охоту выходят, чтоб проезжих грабить штрафами… Сбил ты меня… Значит, мы трое останемся здесь, на этом холме, с этой стороны, а вы четверо – на другой стороне, но метров на пятьдесят подальше, где развилка. Там, видите, должны быть кусты. Ты, Мовлади _?как они остановятся, сразу на землю падай. Мы откроем огонь, если они от нас оторвутся, повернут влево, то наскочат на вас. Только не стреляйте в нашу сторону, понятно? И теперь главное: он неверный, нехороший, невоспитанный человек, но, во имя Аллаха, убивать его нельзя. Он поедет в бронированном «кадиллаке», его охрана в двух джипах. Вот по джипам, по самой лучшей на всем Кавказе охране – весь огонь. Его попугать только. По шинам можно, по дверям. Но бронебойно-зажигательных патронов у меня даже не просите. – Ансар шутливо погрозил молодым боевикам пальцем. – Все равно не дам. Знаю, любите смотреть, как русские «Уралы» горят. Но сейчас не тот случай. Понимаете? Это не большая война, а большая политика. Нам не нужен другой, молодой и честолюбивый министр, что давно метит и придет на его место! К нему опять придется искать подходы, узнавать, сколько запросит, какая у него охрана. Что он пьет, в какой ресторан ходит, кто у него любовница, какая семья и когда они возвращаются с дачи. Нам нужен этот перепуганный насмерть, жирный и протухший Гоголадзе! Кого мы давно и хорошо знаем. И он пусть теперь знает, что с нами лучше не связываться.

Они снова рассмеялись. И в приподнятом настроении сели в машины. Дальше они ехали практически без остановок. Пару раз их остановили здешние гаишники, по одному, по двое. Ансар небрежно совал им пяти-десятидолларовые купюры, все равно они были фальшивыми, и вопросительно смотрел на Мовлади. Тот отрицательно мотал головой: размер их камуфляжных серо-голубых курток ему не подходил, и они ехали дальше.

Лишь когда уже проехали Мцхету и до Тбилиси оставалось совсем немного, каких-то тридцать километров, Мовлади сам указал им на гаишника, который и не собирался их останавливать. Он сидел возле дороги на седле своего мотоцикла и закусывал.

Он не сразу понял, чего от него хотят эти бородатые люди, вылезшие из остановившихся джипов. Они переждали, пока протарахтит мимо старенький сельский автобус, натужно взбиравшийся в гору, помахали руками тем, кто там сидел – в основном старики. Потом задушили понравившегося Мовлади гаишника удавкой, чтобы не испачкать его форму.

К намеченному пункту возле Тбилиси они подъехали вовремя. Человек, который должен был передать Ансару сведения, ждал их, как и условились, возле развилки. В руках он держал сотовый.

– Только что передали: они выехали, – сказал он шепотом, боязливо косясь на Мовлади: в отличие от других, молодых, бородатых, в спортивных костюмах, он был плохо выбрит, с порезами на подбородке и щеке, в ментовском камуфляже, делающем его неотличимым от всех гаишников на пространстве СНГ.

Ансар кивком поблагодарил, передал ему несколько фальшивых сотенных купюр с портретами великого американского ученого и благосклонно махнул рукой: иди с Богом.

Далее все произошло, как в американском боевике столь же местного производства, как купюры, которыми Ансар здесь со всеми расплачивался.

Мовлади поднял жезл, но машины не остановились по его требованию, лишь невольно притормозили, после чего на глазах удивленных пассажиров гаишник вдруг бросился на асфальт.

– Аллах акбар! – крикнул Ансар. И первый дал очередь.

Сначала они расстреляли передний джип, потом открыли огонь по заднему. Передний проехал еще полсотни метров. Трое охранников вывалились из открывшейся двери в другую сторону, как раз под прицелы другой группы, распластались на дороге, перекатились, как их учили, в сторону, но открыть огонь не успели. Несколько автоматных очередей выбили искры из асфальта и намертво пришили их к дорожному полотну. Бронированный «кадиллак», не останавливаясь, прогрохотал дальше на ободах, прожевав остатки простреленных шин, в сторону Тбилиси, мимо окровавленных охранников, и, когда он скрылся за поворотом, все стало тихо.

Через два часа, когда боевики отъехали от места засады достаточно далеко и убедились, что за ними никто не гонится, Ансар позвонил Гоголадзе:

– Автандил, дорогой, ты живой еще, а? Как себя чувствуешь?

– Кто это… – охрипшим, тихим голосом спросил Гоголадзе.

– Не узнаешь уже старых друзей? – удивленно, под смех боевиков, спросил Ансар. – Не узнаешь лучшего друга Ансара? Помнишь, как ты меня год назад называл, когда мы в «Арагви» с тобой и покойным Зурабом на брудершафт пили?

– Так это ты… – еще тише спросил Гоголадзе. – Ты зачем убил моих людей?

– Это была твоя охрана. Самая лучшая охрана в Грузии. Я решил проверить: так ли это, хорошо ли они тебя берегут. Оказывается, плохо. Скажи мне спасибо и найди себе новых. Сам виноват, дорогой, не надо было хвастаться. Зачем ты так их назвал?

Гоголадзе молчал, но Ансар различил другие голоса.

– Автандил, дорогой, скажи своим ментам: все равно меня засечь вы не успеете. Даже не пытайтесь. Мой тебе совет: иди домой, прими ванну, выпей антидепрессант фирмы «Бавария», ты ведь только его пьешь? А завтра с утра, с новыми силами, на прием к президенту, куда ты уже записался на одиннадцать тридцать… Я прав, дорогой? И ничего не спутал? И уж постарайся быть убедительным, Автандил. В отличие от Зураба. Или Республика Грузия получит другого министра, более достойного и понятливого… Ты все понял»?

…Вечером другого дня Ансар позвонил в Москву Забельскому.

– Здравствуй, Григорий Иванович! Ну ты, наверное, все уже знаешь?

– Ансар, здравствуй… – Забельский разговаривал, не отрывая глаз от экрана телевизора. Он смотрел в записи похороны журналиста Олега Бородина. – Слушай, а ты, оказывается, страшный человек! Страшнее и опаснее, чем я думал.

– Это ты о чем? – не понял чеченец.

– Не прикидывайся, – буркнул Забельский, по-прежнему глядя в телевизор. – Сегодня по всем каналам показывали вчерашнее покушение на министра экономического развития, так он называется, и, если не ошибаюсь, президента государственной нефтяной корпорации Автандила Гоголадзе… Я давно его знаю, это хороший человек, что он тебе плохого сделал?

– Прости, уважаемый Гриша, а я тут при чем? Ты меня с кем-то путаешь. И какие-то непонятные инсинуации и подозрения вокруг моего имени. Я с Автандилом только что разговаривал. И утром с ним беседовали… Он живой и здоровый. И ничего такого про покушение на свою жизнь он не рассказывал.

– Да, но мне передали: он чудом остался жив, но его охрана вся перебита. По телевизору показали.

– Вся беда в нашем мире от переизбытка информации, – философски заметил Ансар. – Я стараюсь телевизор не смотреть, да и некогда. Кто за меня мои дела будет делать, если я еще буду его смотреть? А вот ты, Гриша, даже не поинтересовался: подписал Автандил у президента наши бумаги или не подписал?

– А если спрошу?

– Подписал, Гриша, все подписал. Он молодец, Автандил. Настоящий менеджер! Современный, обучаемый, с чувством ответственности. Чувствует необходимость перемен. И адекватно отвечает на вызовы времени. Все бумаги президент подписал. И Автандил еще меня поздравил и просил тебе передать лично свои поздравления!

– Прекрасно! А с чем он меня поздравил? Откуда он знает про меня и мою роль в этом деле? Я же просил тебя не раскрывать мое участие в этих планах раньше времени.

– Да чего теперь нам скрывать, Григорий Иванович, – хмыкнул чеченец. – Это здесь уже стало секретом Пульчинеллы. Деньги не спрячешь. Тем более от их хозяина. Тем более когда они такие большие.

– Полишинеля, ты хотел сказать? – уточнил Забельский.

– Полишинель – у французов. У итальянцев, чей язык, культуру и литературу я долгое время изучал факультативно, когда еще учился в МГУ, говорят: Пульчинеллы.