Текст книги "Игра на опережение"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

13

Денис Грязнов и Володя Камнев подошли к опечатанной двери квартиры Никодимова и оглянулись по сторонам. Было тихо.

– Может, у соседей спросить ключи? – предложил Володя шепотом. – Или в милицию обратиться?

– Ты знаешь, с кем имеешь дело? – хмыкнул Денис, доставая перочинный нож. – Мне можно. Я частный сыскарь, а не следователь прокуратуры по особо важным делам. Моджахед, можно сказать… Нука в сторонку… И следи за атасом…

Он отодвинул растерянного Володю в сторону, аккуратно отклеил ленту с печатями, достал отмычку, поковырялся в замке, пока тот не щелкнул, и дверь открылась.

– Что смотришь? Откуда у меня отмычка? – угадал вопрос Грязнов. – У дяди на Петровке позаимствовал со склада вешдоков. Только он про это ничего не знает. Семенычу, что им заведует, я сказал: мол, ключ от квартиры потерял, где деньги на рояле лежат. Вечером надо вернуть. А то не даст больше.

Они осторожно проникли в квартиру, прикрыли дверь, сразу прошли в ванну. И только потом включили свет.

– А что мы хоть ищем? – прошептал Камнев.

– Не знаю пока, – отмахнулся Грязнов. – Но, сдается мне, что-то тут должно быть! Они ж пасли его, покойника!

– Да кто «они»? – удивился Володя, раскрывая свой кейс.

– Вот я и хочу узнать кто, – сказал Денис, внимательно осматривая ванную комнату.

– Но здесь уже побывали родственники, милиция… – задумчиво бормотал эксперт. – Я попробую, конечно, взять отпечатки, раз Александр Борисович просил помочь…

– Ты уж постарайся, – заискивающе попросил

Денис. – И побыстрей. Если нас застукают, отнимут ведь лицензию за волюнтаризм и моджахедство…

Камнев около получаса снимал следы и отпечатки в ванной, потом они вышли в коридор и направились к входной двери, когда Грязнов вдруг остановился.

– Что… – испугался эксперт. – Идет кто-то?

– Да нет. Послышалось… Ты бы вот что сделал, для очистки совести, чтоб уж совсем стало спокойно… – горячо заговорил Денис. – Посмотри еще в комнатах, ага? Ну пройдись, как всегда, по любимым точкам наших подопечных, куда они ставят закладки. Вдруг они там еще стоят… Или уже сняли, но пальчики оставили…

– А родственники сейчас не объявятся?

– Пугливый ты не по возрасту. Я в твои годы нахрапом привык брать! Чужое, как свое. А если придут – удостоверениями перед носом помахаем, извинимся на всякий случай… Но ты пойми, другого шанса нет и уже не будет! Ну? Уговорил?

Володя махнул рукой и прошел в первую же комнату.

– Закладок нет, но чьи-то пальцы, похоже, остались, – сообщил он через минуту, закончив свои манипуляции под столом.

– Вот видишь… А с чего бы хозяевам туда лазать, под свой стол, сам понимаешь, – удовлетворенно кивнул Денис. – Давай ищи, как хлеб ищут.

Они уже вышли из квартиры, когда Володя остановился в дверях.

– Стоп… Они же могли войти сюда точно так же, как вошли мы! – сказал он.

– Ну, – согласился Грязнов. – Давай, только быстро…

В квартире напротив щелкнул замок, двери приоткрылись, из-за цепочки выглянула старушка.

– Вы из милиции? – спросила она подозрительно.

– Из милиции, из милиции… – Денис подошел к ней ближе и помахал, как обещал, удостоверением у нее перед носом. – Не скажете, сюда до нас никто в эту квартиру не лазил?

– Что я, слежу за ней, что ли… – пробурчала старушенция, подслеповато присматриваясь к его документу. – С чего вы решили-то?

– Вы же бдительность проявили, верно? – допытывался сыщик. – И правильно делаете, между прочим. Мы вот пришли проверить, не сорвана ли печать, и видим: кто-то квартиру вскрыл. Вот и проверяем отпечатки пальцев… Да вы выйдите, посмотрите сами, если не верите!

– А чего я вам должна не верить? Я отсюда все хорошо вижу, – сообщила старушка, поджав губы. – Сорвана печать, это вижу. Утром еще была на месте…

– Все понятно, бабуля. Дальнозоркость в вашем возрасте вполне соответствует… Так, может, это ваши мальчишки безобразят? – подсказал Денис версию. – Вы ничего такого не видели?

– Да носятся тут с утра до ночи, лифты расписывают… – недружелюбно сообщила она, как если бы подозревала Дениса в этом предосудительном занятии.

– А где сейчас жена и дочь покойного гражданина Никодимова, не подскажете? – Грязнов решил «достать» соседку, хотя она стала уже прикрывать дверь.

– Не знаю, говорят, к родственникам уехали после похорон… – И старушка щелкнула замком.

Денис приложил ухо к ее двери, одновременно прижав к губам указательный палец. Ворчание доносилось сквозь дверь, потом зашумела вода. Судя по всему, звонить в милицию бдительная старушенция не собиралась.

– Гляди веселей! – сказал Денис Володе, когда они сели в лифт, действительно расписанный от потолка до пола. – Кстати, когда доложишь результаты своих прежних изысканий?

Он хлопнул Камнева по плечу. На что тот ответил:

– Слишком много срочной работы. А такого рода идентификация плюс поиск по картотекам занимает кучу времени. Я долго искал, но пока ничего похожего не нашел.

– Это говорит лишь о том, что искомые персоны не имеют отношения к прокурорской клиентуре, – заметил Грязнов.

– Но искать все равно надо?

– Надо!

– А этим мне приходится заниматься помимо основной работы.

– Но наша – самая срочная, – не отступал сыщик. – Ты же знаешь. Слабо положить протокол мне на стол к завтрашнему утру?

– Нет, ничего не обещаю… – не поддавался эксперт. – Ты же сам сказал: это не наша клиентура.

– Слушай… – Денис хлопнул себя по лбу. – А ты сделай вот что: сравни на всякий случай отпечатки, что взяли здесь, и те, что брал у Бородина! Я ничего не утверждаю, но что-то мне подсказывает, что там будут совпадения.

Вечером Денис позвонил по сотовому Турецкому:

– Дядь Сань, докладываю: гости к покойнику таки приходили. Причем те же самые, что навещали Бородина. Володя только что сообщил результат сравнения отпечатков…

– Потом поговорим… – оборвал его радостный отчет Турецкий.

– Не можешь сейчас разговаривать? На ковер уже вызвали?

– Потом созвонимся, – в том же тоне сказал генерал и отключил трубку.

Денис был прав. Александр Борисович находился в кабинете Курбанова, который прослушивал кассету с разговором между Денисом и Никодимовым.

– Это случайно не племянник генерала Грязнова сейчас звонил? – спросил он, глядя поверх очков, после того как отключил диктофон.

– Да, он самый, – подтвердил Турецкий.

– Ты понимаешь, во что ты ввязался? И с кем связался? – Курбанов не сводил с него взгляда. – Мне с самого верха звонят: что, мол, за дела? Сам Турецкий, уважаемый человек, помогает какому-то мальчишке из частного сыскного бюро, как его… «Глория».

– Давай будем переживать неприятности по мере их поступления, – поморщился Александр Борисович. – Можно ли сказать исходя из этой записи, что Грязнов морально запугал, затравил или подтолкнул Никодимова на совершение самоубийства? Потом я отвечу на другие вопросы.

– Пожалуй, нет, – покачал головой Курбанов. – Если это та самая запись. Голоса еще предстоит идентифицировать… Но, судя по услышанному, Грязнов его не запугивал, хотя определенное психологическое давление оказывал… И все равно, де-факто, Грязнов вызвал Никодимова для дачи показаний по ложному поводу, а не для разговора.

– То есть это недостаточный повод для обвинения в запугивании?

– Нет, конечно… – пробурчал Курбанов.

– Ты же знаешь, Андрей Владимирович, как это бывает… – спокойно продолжал Турецкий. – Нет заявления от Бородина, и не было формального повода для возбуждения уголовного дела по факту незаконного прослушивания телефонов журналиста Бородина. Сам Бородин рассказал мне, что какая-то женщина преследует его, добивается свидания, и я предложил ему обратиться в частное агентство. Оказалось, эта женщина работает оператором в наших доблестных органах, где занимается санкционированным прослушиванием, в том числе Бородина, и решила ему об этом рассказать.

– А мотив? Она ведь пошла на должностное преступление. Мотив тебе известен?

– Санкции-то от нас на прослушивание не было, – пояснил Турецкий. – Остальное – от лукавого. Этого должно быть предостаточно, чтобы в прокуратуре заинтересовались данной историей, не так ли?

Курбанов хмуро молчал, глядя мимо Турецкого. Что-то чертил на бумаге.

– Я слушаю, слушаю…

– И вот что из этого вышло. Сначала в доме Бородина меняли батареи, потом в его же подъезде нашли якобы заложенную бомбу. Это дает повод предположить, что сначала Бородину закладку поставили, потом ее сняли во время проведения указанных мероприятий. И на другой день после обезвреживания бомбы телефон Бородина стали прослушивать уже через телефонный узел, где работал Никодимов. Может, это и совпадения. Но ты же никогда не верил в фатальные совпадения!

– И сейчас не верю… – кивнул Курбанов. – Но пока что у нас есть только показания человека, которого уже нет в живых. Ни один суд не примет к рассмотрению показания Грязнова. Любой начинающий адвокат поставит их под сомнение, поскольку они были записаны теми, кто заинтересован в их подтверждении, то есть Грязновым.

– Есть еще эта женщина – оператор…

– Ее фамилия?

Турецкий ответил не сразу.

– Извини, но не мне тебе рассказывать об участившихся случаях утечки информации из нашей конторы, особенно в последнее время, когда затрагивались интересы отдельных известных и весьма влиятельных политических и общественных деятелей…

Курбанов неопределенно молчал, по-прежнему глядя в сторону и постукивая карандашом по столу.

«Все мы в разной степени находимся между молотом и наковальней, – невольно подумал Турецкий. – Одни в большей, другие в меньшей. Курбанов в большей, чем я. И не все имеют возможность выбирать между одним и другим. Курбанов такой возможности не имеет. Или почти не имеет. Кажется, прокуратура прочно увязла в политике. И чем дальше, тем больше. И неясно, как нам оттуда выбираться».

– Конечно, мы все уже начинаем бояться собственной тени, – продолжал Турецкий вслух. – Но что прикажешь делать? Можно отсидеться, а можно, как Грязнов, копать до конца…

– С твоего ведома, – уточнил Курбанов.

– Да, с моего. Но, согласись, благодаря этому разговору с Никодимовым подтвердились наши первоначальные предположения: журналиста Бородина незаконно прослушивали государственные структуры, выполняя чей-то заказ.

– Чей? – снова перебил Курбанов.

Александр Борисович пожал плечами:

– Наверное, того или тех, чьи интересы журналист Бордин чем-то задел в своих публикациях… А это всегда большие люди.

– Ладно, я не спрашиваю, читал ли ты его статьи, чтобы так говорить. Наверняка читал. И знаешь, кого именно он задел, ты уже вычислил заказчика, но мне, пока дело не возбуждено, это-не интересно. Мне все понятно, и у меня нет больше к тебе вопросов… Но это – пока.

– А у меня к тебе есть.

– Валяй… – потянулся, расслабился в кресле Курбанов. – Только коротко.

– Скажи, откуда ты узнал о самоубийстве Никодимова? – спросил Александр Борисович и добавил, предупреждая готовый ответ: – Ведь его не было в официальной сводке ГУВД.

…Оставшись один, Курбанов снял очки, протер, потом достал глазные капли, закапал в глаза, наконец посмотрел на себя в зеркало. Недовольный увиденным, он нахмурился, поднял трубку местного телефона, набрал номер.

– Он только что был у меня, – сообщил Курбанов без всякого предисловия. – Подоплеку этой истории со сменой батарей и бомбой в доме Бородина я услышал, кстати, от него, а не от вас.

– Думаете, меня поставили в известность? – буркнул собеседник.

– Словом, Александр Борисович не сразу, но теперь уже по уши влез в дело, так как понял, что в этой мутной воде можно поймать весьма крупную рыбу. Хотя самого дела у нас еще нет… И теперь он закусил удила. Его хватка вам известна. Это вам не пацан, который играет в Шерлока Холмса на том основании, что он племянник генерала МВД. И вряд ли Турецкий теперь отступится, уж я его знаю.

– И каково ваше мнение?

– Боюсь, нам придется занять сторону Турецкого. Вернее, я этого не боюсь, ибо в конце концов мы все стоим на страже закона, так ведь?

– А если более конкретно?

– Когда основания для возбуждения уголовного дела будут достаточными, постараемся взять его на себя и поручить Турецкому, чтобы снять его подозрения. Он, кстати, уже задал мне вопрос: откуда мне стало известно о самоубийстве начальника телефонного узла, если об этом ничего не сказано в сводках. Тут мы прокололись. Все-таки мы имеем дело с настоящим профессионалом. Если встать на его точку зрения, можно предположить: информацию об убийстве Никодимова мы имеем непосредственно от его убийц. Или заказчиков убийства. Понимаете, что получается?

– Он же покончил с собой.

– Не важно… – поморщился Курбанов. – Назовем это по-другому: мы получили информацию о самоубийстве Никодимова практически одновременно с теми, кто его на это толкнул.

– И что вы ответили Турецкому?

– А что я мог ответить? Теперь нам ничего не остается, как ему подыгрывать. Мое ощущение: они действительно что-то нашли. Словом, мой вам совет: вы вправе умыть руки. Вы сделали, что могли. Вас ведь не спрашивали, когда затевали эти идиотские акции с батареями отопления?

– Не спрашивали, – подтвердил собеседник.

– Вот поэтому дальше – каждый за себя. Хотя декларировать вслух это не стоит. Мол, обстоятельства сильнее нас. Пусть думают: мы делаем, что можем…

– Но на самом деле так оно и есть, – согласился собеседник. – Вы правы. Ничего другого не остается, как спустить все на тормозах.

– Словом, в том, что касается неправомочности действий Турецкого, я бы на вашем месте не спешил с выводами. Хотя я понимаю, чего от вас ждут. Можете сказать, что нет достаточных оснований.

– Я сам решу, что следует делать, – недовольно парировал собеседник. – Держите меня в курсе дела. И докладывайте самым подробным образом.

– Обязательно, – пообещал Курбанов.

Вечером того же дня Денис позвонил Турецкому домой:

– Дядь Сань, добрый вечер, извини, если поздно. Я тут вот о чем подумал. Если они с Никодимова начали зачистку местности, кто будет следующим?

– Главное сейчас – кто они, – сказал Турецкий. – И что ими движет. Тогда можно попробовать и это вычислить.

– Кто, кто… Благодетель наш, выкупающий несчастных заложников, кто ж еще.

– Это не телефонный разговор… Завтра встретимся и поговорим.

– Но завтра может быть поздно! Время пошло на часы, а то и на минуты, – продолжал настаивать Денис. – Не опередят ли нас снова? Кстати, Бородин еще не вернулся из Дмитровой Горы, и от него нет звонков.

– Я тоже думал о том, – Турецкий взглянул на часы, – кто следующий. Уже старался представить себя на их месте.

– И кто, как ты считаешь?

– Возможно, это та самая женщина, с которой все началось…

– Совпадает, – с тревогой согласился Грязнов. – А значит…

– …Что завтра же утром ты должен поехать к ней домой. Ее адрес у тебя есть?

– Да, я же все нашел тогда, и домашний адрес, и телефон на Сретенке, и адрес ее сестры в Ховрине. Позвоню ей домой, что ли… Только еще не знаю, как ей представиться. А Олегу ничего там не угрожает, как по-твоему? Что-то засиделся он на Иваньковском водохранилище, тебе не кажется?

– Может, рыбалкой увлекся?

– Я дважды звонил на его сотовый, но он в отключке… Черт… Надо было мне с ним поехать, – встревожился Денис.

– Вы с его женой хронику смотрели? – спросил Турецкий. – Что-нибудь нашли? Только скажи: да, нет?

– Да. Есть там один тип… Надо бы еще раз повнимательнее его разглядеть. Похоже, он вездесущ, везде мелькает, принимал непосредственное участие в разных акциях, по разминированию и по обыску в «Сигме», кроме того, побеседовал с Никодимовым незадолго до его смерти, представляешь?

– Напомни, о чем идет речь?

– Ну как же! Сам говорил: в записи моего разговора с Никодимовым, ты же слышал, он говорил мне: один офицер ФСБ был у него на работе в телефонном узле, когда поставил вопрос о прослушивании телефона Олега, а потом Никодимов узнал его в этом самом «маски-шоу» по телевизору, когда этот офицер проводил обыск в конторе Забельского! Он там снял маску, когда показывал охране удостоверение.

– Теперь припоминаю, – отозвался Турецкий. – Еще раз повтори, это очень важно. То есть там на выемке документов у Забельского действительно был тот же тип?

– …Что и возле дома Олега, когда там искали бомбу. Люся стояла там среди жильцов и увидела его, когда он садился в машину. А потом вместе со мной увидела его же на видео… И Никодимов говорит то же самое… Вездесущий, а? Фигаро здесь, Фигаро там.

– Но здесь может сказаться твое субъективное, от нетерпения, желание выдавать кажущееся за действительное, – заметил Александр Борисович. – Такое в моей практике бывало. У тебя в глазах случайно не двоилось от этих просмотров?

– Люся обещала сделать для меня копии, – обиделся Денис.

– Ладно, давай не занимать телефон, вдруг Олег тебе звонит, – миролюбиво предложил Турецкий.

– Заканчиваю. Что-то не нравятся мне эти игры на свежем воздухе для детей школьного возраста. Чует мое ретивое: то ли еще будет.

– И уже самое последнее, – подытожил Турецкий. – Тебя засекли после истории с Никодимовым. И наверняка уже нашли иной способ прослушивания. Поэтому с сегодняшнего дня все телефонные переговоры только о служебных делах, месте и времени встречи.

…Капитан Рощин снял наушники и вопросите ль-но уставился на Гену.

– Я не все понял, поэтому придется тебе еще поработать над снятием помех.

– Если бы они разговаривали по сотовому… – Гена виновато кивнул: – Помехи удалось бы отсечь. А тут на телефонной линии старая аналоговая аппаратура, еще с шаговыми искателями шестидесятых годов. Но можно понять одно: они тебя засветили. И моя аппаратура здесь ни при чем.

Они сидели в кузове «рафика», где у Гены были установлены приборы.

– Это мои трудности, – пренебрежительно ответил Рощин. – Главное, я четко разобрал: об этой чертовой грымзе, что нас заложила…

– Это кто такая, напомни?

– Склероз замучил? Она наш оператор, а у них теперь – главный свидетель. Я сам вычислил, что это она все рассказала Бородину, – буркнул Рощин. – Агеев мне не поверил. Только улыбался… Я ему говорю: Сивцова на нас настучала! А он мне в ответ: не может того быть. Столько лет безупречной службы!

Гена хмыкнул, переключая аппаратуру.

– Но я настоял, и по моему ходатайству ей недавно вручили Почетную грамоту и медаль за выслугу лет, – продолжал капитан. – А также подарили именные кварцевые часы с встроенным микрофончиком и передатчиком… Она даже слезу пустила от умиления. Может, даже собиралась публично раскаяться, черт ее знает… Но ведь не дали. Сплошные речи, цветы и поцелуи. Главное, ей популярно объяснили, как менять батарейку в подаренных часах, чтобы они шли, не останавливаясь.

– Вот почему следаки так беспокоятся о ее здоровье, – отозвался Гена, колдуя над тумблерами, регуляторами и глядя на экран осциллографа.

– Кстати, на их месте я бы ночи не спал… – заметил Рощин.

– Уж другого такого свидетеля им не найти… – поддакнул собеседник.

– Вот и надо, чтоб ее не нашли… – изрек капитан, глядя в сторону.

– Ну это уже твои дела… – отвел взгляд Гена. – Мое дело вон… – Он кивнул на аппаратуру.

– Конечно, мои. Вот и думаю: этого бульдожку из «Глории» надо бы опередить. И как можно быстрее-Теперь войди в нашу сеть и посмотри, что там есть самое последнее на Сивцову? Там должны быть записи ее прослушивания… Самые последние меня интересуют.

Пока Гена возился с компьютером, Рощин молчал, глядя на часы, но его не поторапливал. Потом Гена приник к наушникам.

– Ага, вот самая последняя запись… Как раз вчера она созванивалась с сестрой на Весенней улице, это в том самом Ховрине, – докладывал Гена. – Сивцова завтра свободна от смены, и они договорились, что утром к десяти она приедет к сестре. Часа полтора трепались. Хочешь послушать?

– Некогда… Лучше завтра расскажешь своими словами. К тому же такие вещи нужно знать точно. Знаешь, как это бывает у баб? Договариваются к десяти, а сами опаздывают на час, а то и на два.

– Они с сестрой куда-то собрались к двенадцати. Навестить кого-то в восемьдесят первой больнице, двоюродную племянницу, если не ошибаюсь.

– Черт… – озабоченно пробормотал Рощин. – То есть она будет везде средь бела дня и толпы… А тянуть нельзя, если этот бульдог собрался к ней в гости. Больше ничего интересного там нет?

– Ничего… – Гена слушал несколько минут. – Все-таки послушай, может, найдешь зацепку. – И он протянул наушники Рощину. – Вот отсюда… Там все больше треп, а здесь есть конкретика.

… – Кать, а как ты завтра добираться-то будешь? Ведь у электричек после девяти перерыв.

– Да, я помню. А поспать утром охота… Ну ладно, встану пораньше. Соберусь, в магазин зайду, апельсинов килограмм куплю и поеду. Она же апельсины просила. Килограмма хватит?

– Хватит. Да я их сама здесь куплю. Привези просто чего-нибудь вкусненького. У вас там в центре бывает…

– Бывает. А ты наши цены знаешь? У вас подешевле.

– Ладно, Катюш, я все сама куплю. Ну так как мы с тобой договоримся? Ты электричкой приедешь или на метро?

– Электричкой надоело… А на метро как?

– На метро до «Речного вокзала». А там сто восемьдесят восьмой автобус по Фестивальной до платформы довезет. Ну и под землей, через подземный переход пройдешь… Ты ж так ездила уже?

– Ездила, да уж забыла. Зин, а мост там вроде был, чтоб перейти? Не люблю я эти подземные переходы, особенно ваш. Там всегда темно, тесно и воняет. И бомжей полно. А на мосту воздух свежий.

– Мост этот есть, стоит еще. Ну это. ты сама решай. Как захочешь. Можешь через мост.

– Ну ладно, договорились, значит, хорошо?

Рощин отключил диктофон, задумался.

– Дела… А что, придется играть на опережение… – сказал он. – Только как? Ладно, будем думать, ночь впереди.

– Все-таки Миша, ты бы не отмахивался, раз следаки взяли твой след, – посоветовал Гена после паузы. – Они засекли тебя пару раз в теленовостях, что ли… Я там не все расслышал.

– Я тоже не все понял, – кивнул капитан. – Зато понятно одно: пора обрубать концы.

…Вечером того же дня Михаил Рощин заехал к бывшему криминальному авторитету из Дегунина Севрюге, ходившему у него в должниках. Когда-то, работая следователем, он вывел Севрюгу под амнистию, когда районная прокуратура расследовала дело об убийстве и ограблении нескольких азербайджанцев, торговавших на местном мелкооптовом рынке.

Сначала в обитой дерматином металлической двери потемнел глазок, потом защелкали замки. На пороге стоял Севрюга – гладкий, потолстевший и полысевший.

– Должок свой еще не забыл? – спросил Рощин вместо приветствия, оглядывая квартиру, обставленную новой мебелью. Он задержал взгляд на молоденькой девушке, выглянувшей из соседней комнаты. Та засмущалась, прикрыла дверь.

– Миш, ты меня, в натуре, за кого принимаешь? – обиделся хозяин, беспокойно оглянувшись.

– Это кто ж такая? – Рощин кивнул в сторону прикрывшейся двери. – Что-то не припомню… У тебя ж раньше постарше марухи были. Все больше с площади трех вокзалов. А эта? На фотомодельный бизнес перешел?

– Да какой там! У меня в палатке работает, с Украины только недавно…

– Забурел, а? – покрутил головой Рощин. – Торговлей занялся, надо же… Никак, в завязке? Под амнистию с чистой совестью?

– Да вот, пора, думаю, решил легализоваться. С твоей, Миша, помощью… – неохотно сообщил Севрюга.

– Так, может, познакомишь? – Рощин кивнул на дверь. – Пусть посидит с нами. Принесет чего выпить, потом поговорим. Серьезный разговор к тебе будет…

– Настя, – позвал Севрюга. – Выйди, чего спряталась… Вот, знакомься, это Миша, мой лучший друг…

Настя, выйдя из комнаты, несмело, опустив глаза и покраснев, протянула ладошку. Рощин взял ее не сразу, потом долго не отпускал, глядя на девушку.

– Ну-ка собери нам на кухне… – сказал Севрюга после томительной паузы.

– Как всегда, поближе к холодильнику держится… – сказал Насте капитан Рощин и шутливо толкнул хозяина в круглый, как арбуз, животик.

Они зашли на кухню, закурили в форточку…

– Торговлишка к тебе не от тех азеров перешла? – сощурился Рощин. – По наследству…

Севрюга, которого на самом деле звали Сева, Севастьян Корягин, беспокойно оглянулся на дверь.

– Может, они завещание на тебя написали? – не унимался Рощин. – Лежа в морге? Или на мусульманском кладбище?

– Миша, кончай, – негромко попросил Севрюга, когда они присели возле столика. – Ближе к телу… Ты же знаешь меня. Про должок я не забыл, но вот чем отдавать, ты еще не сказал.

– Ну не свободой же… – протянул Рощин. – Свободу никому нельзя отдавать. Даже мне.

Он замолчал, поскольку в кухню вошла Настя и, опустив глаза, стала накрывать на стол. Богатая расписная скатерть, столовое серебро, фарфоровая посуда, отметил про себя Рощин.

– …Разве что натурой, – глубокомысленно произнес капитан, открыто разглядывая девушку.

Они ужинали втроем, Рощин говорил тосты, рассказывал анекдоты и истории, с каждым разом, с каждой рюмкой все фривольнее, и Настя смеялась и краснела, отводила взгляд… Севрюга сначала тоже посмеивался, потом курил в форточку, мрачнел, и Настя в эти минуты исподлобья смотрела на гостя, уже не отводя взгляда. Со временем из нее может получиться классная телка, подумал Михаил, положив под столом руку между ее гладких, твердых колен… И почувствовал, как сначала они чуть раздвинулись, а потом снова свелись вместе, когда Севрюга обернулся.

Теперь Настя уже не краснела. А так и сидела с румяным лицом и проясневшими глазами от выпитой водки и возбуждения от нескрываемого внимания гостя.

Наконец Рощин с Севрюгой перешли в большую комнату, сели в кресла, какое-то время смотрели телевизор, пока Настя убирала со стола и мыла посуду.

– Не знаю, Миша, с чем ты пришел… – глухо сказал Севрюга, не глядя на гостя. – За долгом или еще за чем. Но теперь ты, вижу, передумал, да? На мою бабу глаз положил? Типа, в качестве долга ее хочешь трахнуть… – Он кивнул в сторону кухни, откуда доносился шум воды. – Может, как-то по-другому решим? Оставь ее при мне. У тебя таких всегда полно было… А я отработаю или выплачу, как скажешь…

Рощин ответил не сразу, а некоторое время смотрел на хозяина квартиры, сощурясь и будто прикидывая, что с него можно получить.

– Есть, пожалуй, один вариант, – соизволил он наконец произнести. – Если сделаешь одно дело, оставишь девку при себе. И ты мне ничего не должен. Но дело, предупреждаю сразу, мокрое. А ты, никак, в завязке, верно?

– А точно больше не буду тебе должен? – заворочался в кресле, засопел Севрюга. – Типа, расписку можешь дать?

– Может, еще к нотариусу сходим? Ушам своим не веришь? Моего слова достаточно, ты понял? А ее оставишь при себе, если только другие не уведут…

– Что хоть за клиент? – угрюмо поинтересовался Севастьян после паузы. – Я его знаю?

– Ты ее не знаешь, – серьезно сказал Рощин и протянул ему фотографию Екатерины Сивцовой. – Это пожилая баба.

Корягин некоторое время молча ее разглядывал.

– Вот эту? Чем же эта бабка могла тебе насолить? – спросил он, одновременно испытывая недоверие и облегчение. – Ей уж на пенсию пора…

– Главный свидетель, – ответил Рощин, не обращая внимания на то, что шум воды на кухне затих и послышались легкие шаги Насти. – Настучала. А твоя – не настучит?

Когда она вошла, Михаил живо повернулся в ее сторону.

– Это кто? – Она ловко выхватила фотографию из рук своего хозяина.

– Насть, пойди посмотри видик, что ли… – посоветовал ей Севрюга, вырвав снимок. – Кто, кто… Баба в пальто, не видишь? Нам бы еще поговорить надо. Кофейку сделай…

– Так вы, Миша, старухами интересуетесь? Никогда бы не подумала… – Она обидчиво поджала губу, глянув на гостя, крутанула аппетитным, туго обтянутым задом, вышла, слегка хлопнув дверью.

– И не стой там за дверью, не подслушивай! – крикнул Корягин. – Ты меня знаешь, не люблю я этого.

Рощин даже не взглянул ей вслед – Севрюга проследил это краем глаза.

– С кем эта бабка живет? – спросил «должник». – С дедом?

– Одна, – ответил капитан. – Прописана с сыном. В однокомнатной квартире. Сын после армии, нигде не работает, живет у какой-то марухи, в другом районе.

– Ну дак проще простого… – недоверчиво хмыкнул Севрюга. – Тут паре пацанов делать нечего… Чем хоть она хоть тебе насолила? Ладно, это твои дела. Дай адресок, и…

– Не спеши. Ее надо замочить завтра же утром, до десяти часов. Желательно, чтоб это выглядело как несчастный случай. Вроде электричка сошла с рельс, понял?

– Типа, крушение электрички организовать? – Севастьян вытер вспотевший лоб. – До завтрашнего утра?

– Это мы отдельно с тобой подумаем, – кивнул «благодетель». – Успеем. Еще ночь впереди, чтоб все подготовить… То есть для достоверности хорошо бы с ней вместе окочурились еще несколько человек. И тогда, Сева, я не то что твой долг спишу, но еще тебе приплачу. Это мое условие. Пять штук зелеными, ты понял? И ты прав, лучше всего здесь справятся твои пацаны. Есть у тебя такие?

– Найдутся… – пробурчал Севрюга. – Только свистни.

– А сейчас давай посмотрим, как и где это лучше сделать… Бумага найдется, чтобы нарисовать схему?

В комнату вошла с подносом Настя и стала очень уж старательно разливать кофе, обиженно не глядя в сторону гостя.