Текст книги "Игра на опережение"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Григорий Иванович только вздохнул.

– Эрудированный чечен попался, да? – засмеялся Ансар. – А не злой, как у вашего Лермонтова, так?

– Ты только за этим мне позвонил?

– Не только. Помнишь уговор? Как только бумаги будут подписаны, деньги сразу на бочку.

– И как мне тебе их передать? По той же схеме? – уточнил Григорий Иванович.

– Тебе на месте виднее. Схему-то с пленными ты придумал интересную, – в расчете на нынешние гуманные и либеральные времена. Все прозрачно, все в открытую, все во имя права человека на жизнь и свободу, ни к чему не придерешься… Но сейчас нам нужно много денег и сразу. Это ты понимаешь, да? Мне ведь тоже придется тут доказывать нашим фанатикам необходимость будущих инвестиций в нефтяную отрасль, когда мы окончательно изгоним Россию, а им только оружие подавай!

– Ты уверен, что наш разговор не засекли? – Григорий Иванович потянулся к кнопке на столе и сказал, прикрыв трубку: – Надя, Федора Андреевича найди, и сразу ко мне.

– С кем ты там шепчешься? – подозрительно спросил чеченец.

– Успокойся, дорогой, никаких секретов! – ответил Забельский. – Просто хотим проверить, чиста наша линия связи или нет.

– Проверяй, мне без разницы, – усмехнулся Ансар. – Это твои проблемы. Мне тут в Чечне бояться некого. А тебе не позавидуешь… Собственной тени уже боишься, да?

– У кого деньги, дорогой, тому и приходится опасаться всего на свете, – нравоучительно изрек Забельский, нетерпеливо гладя на дверь кабинета. – У тебя их нет, тебе и опасаться нечего… – И показал вошедшему Колобову на свою трубку, по которой разговаривал.

Тот кивнул, подключил прибор, который всегда носил с собой в «дипломате». Посмотрел на шкалу, после чего неопределенно пожал плечами. Кажется, чисто. И тоже уставился на экран, глядя на похороны Бородина.

– Сколько ты можешь дать пленных?

– Повторяю: нам очень много надо! – повторил Ансар. – Столько пленных – сейчас и сразу – здесь не найдешь! Тех, что есть, мне могут и не отдать. Их в большинстве для обмена держат, чтобы родственников из российских тюрем и лагерей вернуть. Где я других возьму? Хоть широкомасштабную войну России на ее территории объявляй для пополнения обменного фонда пленными и уголовниками, а для этого опять же нужны деньги!

– Только не бери меня за горло, – недовольно сказал Григорий Иванович. – У меня сейчас нет для тебя другой схемы. Раз у тебя кончились пленные для выкупа, я не виноват.

– Не для меня, Гриша, а для тебя! – воскликнул Ансар. – Твои бабки вложены, а не мои! Ты их можешь потерять, а не я…

– Но можно бы перейти просто на заложников, – негромко подсказал Колобов. – Почему обязательно пленные? Какая, в сущности, разница?

Забельский прикрыл глаза в знак согласия.

– Ансар, ладно, не горячись, а перезвони мне попозже, – сказал он. – Я обдумаю ситуацию. И потом, сам понимаешь, мне нужно подтверждение того факта, что у Гоголадзе все подписано…

Он отключил телефон и взглянул на Колобова.

– Федя, раз ты у меня теперь в серых кардиналах ходишь, так давай, дорогой, соответствуй, так сказать. Придумай что-нибудь. Ты что-то хотел сказать?

– Все смотрите? – Колобов кивнул на экран. – Никак не наглядитесь?

– Да, – вздохнул Забельский. – Когда уходят

такие молодые, талантливые, в самом расцвете сил… Поневоле испытываешь чувство неловкости, что ли, даже вины: я-то остался, мне повезло, я-то еще поживу…

Колобов молчал, глядя в сторону.

– У тебя еще есть вопросы? – спросил хозяин после паузы.

– Так, значит, это он, Ансар, расстрелял охрану Гоголадзе? – уточнил Колобов. – Ограбил и напугал его до полусмерти?

– А что он еще умеет? – пожал плечами Забельский, кивнув в сторону своей трубки. – Это поветрие времени: зачем зарабатывать, когда проще отнять у того, кто уже заработал? И пока есть идиоты вроде меня, которые своим горбом делают деньги из ничего, эта эпидемия будет шириться по всему миру и процветать наряду с бессильным недовольством других, кто ни на что неспособен! А в России таких полным-полно. Все хотят всё, но пока далеко не все решаются убить человека, чтобы завладеть его богатством… – грустно закончил он.

– А вы сами что предпочитаете? – поинтересовался «серый кардинал». – Чтобы вас убили и ограбили или чтобы вас ненавидели и шипели вам в спину от бессилия?

– Хороший вопрос. Как гражданин этой страны, я, как ни странно, предпочел бы первое. По крайней мере, это свидетельствует о наличии в стране активных граждан, злых, но неравнодушных, не покорившихся судьбе. Таковыми были английские пираты эпохи Елизаветы, которые в конечном счете спасли Англию. А чеченским Робин Гудам, – он кивнул на свою отключенную трубку, – это вряд ли удастся. Слишком они жадные. То есть я должен вернуться в правительство. В новом качестве. Я знаю, что делать с этой страной.

– Кстати об инвестициях, – заметил Колобов. —

Почему бы вам не попробовать тот же вариант, но уже с заложниками?

– Пленные солдаты интереснее, – отрицательно помотал головой Забельский. – Здесь игра на жалость, бедного солдатика на Руси всегда пожалеют. Отсюда общественный резонанс, которым всегда можно прикрыться.

– Я говорю о детях, – заметил Федор Андреевич.

– Дети? Фу… – поморщился Забельский. – Как такое могло прийти тебе в голову. Похищать детей и везти их в Чечню, в этот кровавый и грязный смрад… Хотя это можно понять. После того как мы отправили своих детей за границу, ради безопасности и образования, чувство жалости к чужим детям из бедных семей у нас притупилось.

– Но их не обязательно туда везти, – возразил Колобов. – Их можно держать в Москве, недалеко от папы и мамы, а звонить по сотовому, как из Чечни. И не надо их мучить. В общем, я это предлагаю на тот случай, если пленные закончатся либо их всех отпустят. Например, похищаем школьницу прямо здесь, в Москве, завязываем ей глаза, долго возим в багажнике машины, держим в таком виде сутки или больше, она от страха теряет временную и пространственную ориентацию, и оставляем здесь же, в Москве, или за городом, да хоть у нас в Чижах… Девочка слышит вокруг себя только кавказскую речь. И потому она полностью верит, что оказалась где-то там, далеко от Москвы и папы с мамой. Потом следует звонок ее папане. Разговор с ним идет на ломаном русском с тем же кавказским акцентом. Затем девочке позволяют сказать плачущим голосом своему родителю пару слов… Папа начинает сходить с ума, клянется, что денег нет, а их и в самом деле у него нет, и он молитвенно просит общественность ему помочь. И вот тут выступаете вы во всем белом, со своим благородным предложением все уладить, а девочку спасти…

– Дальше можешь не объяснять, – оборвал его Забельский. – Я все понял. Ты уж извини, но я даже не говорю о морально-нравственном аспекте предлагаемого тобой проекта… Дети – это дети. В твоем, без сомнения, интересном предложении, Федя, отсутствует главное: ясная мотивация поступка. Любой прокурор, не только Турецкий, который сейчас ведет дело о гибели Бородина и следит за каждым моим шагом, подумает именно так… А мы за ним, кстати, следим?

– По мере сил, – кивнул «серый кардинал». – Стараемся, во всяком случае.

– Так вот, он сразу подумает: зачем чеченцам похищать девочку из бедной семьи, да еще везти ее на Кавказ, подвергая себя неоправданному риску? В расчете на доброго и богатого дядю вроде меня, который возьмет да и заплатит им выкуп? А кто сказал, что таковой дядя обязательно найдется? Значит, он уже есть и только ждет, держа наготове пачку баксов, когда ее похитят? А ему это надо? Зачем ему эта головная боль? Словом, чеченцы, скорее, похитят ребенка из богатой, чадолюбивой семьи. Где родители смогут сами заплатить выкуп. Другое дело, когда речь идет о солдатиках, попавших в плен. Они-то уже там, в Чечне, их государство туда завезло. Притом они из бедняков… Поэтому их все жалеют, но, кроме меня, в белом, выкупить некому.

Он вздохнул, подошел к окну.

– Кстати, сейчас придет Жанночка, будет готовить меня к сегодняшнему приему в английском посольстве. Будь с ней повежливее, без солдафонства, она этого не любит.

– Я должен уйти? – Колобов привстал с кресла.

– Ни в коем случае! Ты не понял. Что же касается твоего предложения по поводу похищения школьниц… Словом, по этому поводу думай еще раз.

– Да нет, вы все верно сказали, – согласился

Федор Андреевич. – Логика безупречная, вы, как всегда, правы.

– Я, конечно, падок на лесть, – склонил голову Григорий Иванович, как бы прислушиваясь к сказанному. – Но не до такой же степени.

В это время дверь в кабинет без стука, без предупреждения секретарши Нади открылась, и вошла Жанночка со всем своим парикмахерским набором. Кивком поздоровалась с Забельским, но Колобова как будто не заметила.

– Как вам будет угодно, – холодно согласился Колобов. – Теперь другой вопрос: что мы будем делать с Агеевым?

– А разве с ним нужно что-то делать? Ты знаешь, я о нем как-то стал забывать… – покачал головой Забельский, любуясь на парикмахершу и осторожно гладя ее обнаженную до локтя руку, которой она открывала свою сумку.

– Григорий Иванович, вы мне мешаете… – сказала она.

– Извини, склероз наверное… это я не о тебе, Жанночка, о тебе я как раз никогда не забываю. Я продолжаю наш разговор с Федором Андреевичем, с которым ты опять не поздоровалась…

– Здрасте! – Жанна на секунду обернулась к Колобову, но тот ей не ответил.

– Мы тебе не помешаем? – спросил Забельский, трогая ее коленку.

– Мне все равно, – сказала она. – Сядьте прямо и уберите руку.

– Что ж, продолжим. – Забельский прикрыл глаза, вдыхая ее запах. – Это «Шанель» пятый номер, что я подарил в прошлый раз? – спросил он.

– Я уже не помню. Так как будем стричь? – Она довольно бесцеремонно развернула Забельского к себе.

– Как всегда, на твое усмотрение, – разрешил

Григорий Иванович. – Сделай меня, как в прошлый раз, красивым и сексуальным, чтобы я снова тебе понравился.

– А вы сегодня не ко мне идете, – хмыкнула она. – И с собой в посольство небось меня не возьмете. Все только обещаете.

– В другой раз обязательно, – кивнул Григорий Иванович. – Только зачем тебе в посольство? В следующий раз мы поедем прямо в Париж… Или в Лондон. И ты там будешь меня стричь…

Какое-то время мужчины молчали, глядя, как она справляется с парикмахерскими принадлежностями.

– Может, я пойду? – спросил Колобов и снова встал с места.

– Мы еще не закончили наш разговор, – мягко возразил хозяин. – Ладно. Сделаем так. Ты, Жанночка, сходи пока в бассейн. Я тебе полностью доверяю, но Федор Андреевич не знает тебя так же хорошо, как я тебя. Поэтому не стоит на него обижаться. Сходи поплавай. Время терпит. Я скоро к тебе присоединюсь.

Она пожала плечами и быстро вышла. Забельский смотрел в окно, где было видно, как она раздевается.

– Люблю наблюдать, как она это делает… – вздохнул он. – Нимфа…

– У меня к вам просьба, – строго сказал Колобов. – Приглашайте меня либо после ваших парикмахерских процедур, либо до них. И вообще, я бы проверил ее лояльность.

– Не об этом сейчас речь… – нахмурился Забельский. – Я заметил: ты готов всех подозревать, к кому я привязан.

– К вам привязываются, да так, что не отвяжешь… – уточнил «серый кардинал».

– Потом обсудим. Я так и не понял: Агеев, он что, перестал на меня работать?

– Наоборот, – пожал плечами Колобов. – Он меня уже замучил потоками информации о Корецком.

– Почему тогда я ее не вижу, а ты мне ничего не сообщаешь? – отвлекся от лицезрения бассейна, с плавающей в нем нимфой Забельский.

– Я вам ее не показываю. Явная дезинформация, мы уже проверяли.

– А зачем тогда о нем упоминать? – рассеянно спросил Григорий Иванович, снова повернувшись к окну.

– Надо решать, что с ним делать. Если ему не платить, он наконец сообразит, что мы все поняли. Информацию-то я у него по-прежнему беру, чтобы раньше времени не спугнуть, но дальше что?

– А что мы поняли? – пожал плечами Забельский. – И что мы знаем или не знаем? Он работает на двух хозяев, ну и что? Сейчас все работают на двух работах. Я, как всегда, не говорю о присутствующих.

– Боюсь, он сейчас работает только на одного Корецкого.

– Да нет, он не такой дурак…

– Он – полный дурак, – поправил Колобов, неожиданно повысив голос. – И напыщенный болван.

– В тебе, Федя, сейчас говорит злоба, – погрозил ему пальцем Григорий Иванович. – А это нехорошо. Все-таки он твой бывший подчиненный, про которого ты любишь вспоминать только одно: как ты посылал его за водкой. Но теперь он сел на твое место. Обидно, я понимаю. У меня точно такая же история с Анисимовым. Еще недавно он мне в рот смотрел, ходил за мной, по ночам звонил, во всем советовался… А где благодарность? Меня сняли по делу: я смешивал государственную службу с частным бизнесом. А как мне снять его? Или тот же Корецкий. Когда я был в правительстве, он у меня государственные ссуды на коленях вымаливал. И я ему давал. И за то поплатился. А сейчас он нос воротит и хочет увести «Телекоминвест» у меня из-под носа. Это-то и обидно. И между нами говоря, твой Агеев и здесь метил на твое место, хотел второй раз тебя подсидеть. Или ты этого не знал?

– Догадывался… – неопределенно сказал Колобов. – И что?

– Черт знает что он мне про тебя наплел. Сейчас уже не вспомню. И в этом ты прав, когда он осознал, что ни о какой замене не может быть и речи, он сразу перекинулся к Илье… Словом, мне нужно подумать. Дай мне эти материалы, что он передал, и через пару дней я тебе скажу, как мы с ним поступим. Что у тебя еще?

– По поводу «Телекоминвеста», вы правы, на последнем заседании правительства решено, что курировать акционирование холдинга будет Петр Анисимов.

– Все-таки он… – Забельский озабоченно посмотрел на часы. – Надо отдать должное дальновидности Ильи Михайловича. Сначала будто ненароком познакомил перспективного и подающего большие надежды экономиста, кандидата в вице-премьеры со своей неотразимой племянницей Оленькой Замятиной, установил за ними слежку и, как завершающий аккорд, пробил его на должность председателя комиссии по акционированию самого лакомого холдинга в России. И небось думает, что он у него уже кармане. Ну да ладно, еще не вечер. Да, чтобы не терять время. Набери мне телефон Любезнова, а то от него ни слуху ни духу. Что он там телится, в самом-то деле…

Любезнов услышал трель звонка, находясь в служебной машине, когда направлялся на прием к вице-премьеру правительства Петру Анисимову.

– Леня, какие трудности? – услышал он характерную хрипотцу Григория Ивановича. – Как там у нас с Анисимовым?

– С утра ничего такого с ним не случилось, – ответил Любезнов. – Вот как раз через полчаса смогу в этом удостовериться…

– Ты сейчас у него в приемной?

– Нет, я как раз к нему еду, – ответил редактор «Свежих новостей». – Он все время был занят, и я никак не мог записаться к нему на прием. Извини, Гриша, я за рулем и потому не могу долго разговаривать по телефону. – Он подмигнул водителю, встретившись с ним взглядом в зеркальце заднего обзора.

– Ты прав, Леня, не мне тебя учить, как разговаривать с такими людьми, – согласился Григорий Иванович. – Позвони мне сразу, как только освободишься. Странно… – Забельский прошелся по кабинету. – Странно он со мной разговаривал. Федя, не сочти за труд выяснить одну деталь. Леня сказал мне, что он не может разговаривать по мобильному, поскольку за рулем.

– И что тут особенного? – не понял Колобов.

– Знаешь, мне показалось, что он просто не желает. С чего бы?

– Может быть, он уже настроился на предстоящий разговор и потому решил, что ему только повредят ваши инструкции и наставления?

– Допустим… – согласился Григорий Иванович. – Мелочь, конечно, но все равно не люблю, когда врут! Особенно в мелочах. Жить рядом с таким человеком, быть с ним соседями… Ну ты понимаешь, о чем я. Поэтому я тебя прошу: сейчас его машина подъедет к Белому дому, ее марку и номер твои ребята знают, верно? Пусть свяжутся со своими коллегами, что там дежурят. И посмотрят, есть там водитель или Леня действительно вел ее сам.

Колобов позвонил боссу от себя через пятнадцать минут:

– Вы правы, как всегда. Машина редакционная, ее вел его постоянный водитель. Так что выводы делайте сами, Григорий Иванович.

– Уже сделал, – пробормотал Забельский. – Когда человек врет по мелочам… Ладно, посмотрим.

18

Любезнова проводили в кабинет вице-премьера, где Анисимов встал ему навстречу, протянув руку для рукопожатия.

– Добрый день, Леонид Анатольевич, присаживайтесь…

– Здравствуйте, Петр Сергеевич, извините, если отнимаю время.

– Что делать, о проблемах СМИ нам надо постоянно напоминать… – развел руками вице-премьер. – Хотя, признаться, я не совсем понял из нашего телефонного разговора, чем я-то могу помочь вашему изданию, которое я всегда и с удовольствием читаю? Профиль ведь не мой. Или в Минпечати вам в чем-то было отказано?

Любезнов глубоко вздохнул и с сожалением посмотрел на Анисимова. Неужели этот обаятельный, доброжелательный умница не догадывается и до сих пор не понимает либо не желает понимать, что, согласившись на этот пост после смещения Забельского, он приобрел себе могущественного врага? И теперь у всех на виду их отношения? Каждый его шаг, каждый его поступок, жест и слово могут, как в той ритуальной полицейской формуле, быть обращены против него?

– Что вы так на меня смотрите? – улыбнулся Анисимов, взглянув на часы.

– Вы очень спешите? – спросил Любезнов.

– Да, я сегодня приглашен на прием в английское посольство, все-таки день рождения королевы. Самому не хочется, но кому-то надо отбывать эту протокольную повинность… Еще надо заехать за супругой. Я вас слушаю, говорите.

– Петр Сергеевич, разговор касается целиком только вас. И потому он сугубо конфиденциальный и останется между нами.

– Слушаю, слушаю…

– В мои руки попал один материал, касающийся вашей частной жизни… – Редактор пристально смотрел в глаза вице-премьеру. Неужто не понимает, о чем идет речь? Или уже научился держать себя в руках и не подавать виду?

– Ну… И что? – спросил Анисимов.

– Начну издалека, чтобы вас подготовить к тому, что собираюсь вам рассказать… – вздохнул Любезнов. – Все ведь знают, где и когда вы перебежали дорогу Григорию Ивановичу Забельскому.

– Ну что вы… – Анисимов откинулся на спинку кресла. – Не могу сказать, чтобы мы дружили, но, как мне кажется, наши отношения не выходили за рамки… И он мне помогал освоиться на его посту. Никогда мне не отказывал. Да вот же недавно совсем была показана по его каналу РТВ передача о моей семье!

– Он сам просил вас о том, чтобы сделать передачу о вашей семье?

– Да… И о чем это говорит? Конечно же он лично ко мне обратился и был очень любезен. До этого, я знаю, у них снимали и потом показывали других наших министров и депутатов, точно так же, в кругу семьи, и просьба всегда исходила от продюсеров программы.

– Большой же чести он вас удостоил. Ничего не скажешь…

– О чем вы? – не понял Анисимов. – Мы потом всей семьей смотрели. Правда, в видеозаписи, поскольку я прихожу домой поздно… И нам понравилось. Там все было сделано деликатно, тонко, с легкой иронией. Честное слово, никогда еще не видел себя таким… Так все-таки, Леонид Анатольевич, почему и откуда возник у вас этот вопрос, по которому вы решили меня навестить?

– Я не сам приехал, – сказал Любезнов. – В смысле не по своей воле. Меня к вам прислал, в качестве парламентера, тот самый Григорий Иванович, о котором вы только что так хорошо говорили. Меня, знаете ли, он тоже в свое время удостоил высокой чести… И я попал в расставленный им капкан… А, ладно, – махнул он рукой. – Не обо мне сейчас речь. Дело в том, что Григорий Иванович лично попросил вас сняться для своего канала, как только в его руки попала одна видеозапись, запечатлевшая вас в некоем ночном клубе с Олей Замятиной, племянницей Корецкого Ильи Михайловича.

Редактор говорил, стараясь не смотреть на вице-премьера. Но, замолчав, все-таки не выдержал, взглянул. И, к своему удовлетворению, увидел: Анисимов не испугался и, похоже, оправдываться не собирался. Его лицо окаменело, глаза ввалились, только на обтянутых гладкой кожей скулах непроизвольно заходили, задвигались желваки.

– Только не надо мне ничего объяснять или передо мной оправдываться, Петр Сергеевич! – прижал руки к груди Любезнов. – Я сам эту кассету видел. Он мне ее специально показал. И если он смонтирует и покажет – сначала вы в кругу семьи, а потом вы же на тайном свидании с любовницей – и все, включая вашу супругу, увидят и услышат, о чем вы там разговариваете, все однозначно оценят происходящее. На этом и строится его расчет.

– Вы узнали ее? – спросил Анисимов.

– Да. Но не это важно. Поймите меня правильно, Петр Сергеевич, при всех моих к вам симпатиях: ваш разговор с Олей Замятиной воздействует похлеще любых постельных сцен. Ибо здесь – неподдельное, искреннее чувство. И потому это тем более воздействует на телезрителя. Здесь Забельский, как опытный интриган, все верно рассчитал. Я повторюсь: сначала он вас вознесет в глазах телезрителя как прекрасного человека и семьянина, а потом сбросит с этого пьедестала, продемонстрировав на всю страну эту тайную видеозапись, если…

– Если? – наклонил голову вбок, как бы прислушиваясь, Анисимов. – Кажется, я начинаю понимать, в чем состоит его условие. А какой ваш интерес в этом шантаже? – сухо спросил Анисимов. – Почему вы согласились принять участие в этом бесстыдстве?

– Вы правы. – Любезнов поднялся с кресла. – Это самое настоящее бесстыдство. Я виноват перед вами, но прежде всего перед собой. И своими близкими, когда поддался его шантажу.

– Вас он тоже в чем-то уличил? – спросил Анисимов, продолжая сидеть в той же позе, но и не приглашая гостя снова сесть.

– Я взял у него беспроцентный кредит, чтобы выкупить дом в дачном поселке Чижи, который он основал. Там много таких, как я…

– И у всех беспроцентный кредит?

– Вы правильно поняли… У всех нужных ему людей.

– Чего он от меня хочет? Да вы сядьте, не стойте.

– Он мне не сказал. Но я, кажется, догадываюсь. И вы тоже. Возможно, речь о выставленном на Торги «Телекоминвесте», где вы будете председательствовать. И он хочет, чтобы вы ему подсудили.

– Иначе?

– Откуда мне знать, – опустил голову Любезнов. – Вы человек молодой, плохо помните то время, время эйфории от дарованной нам сверху свободы! За что теперь мы расплачиваемся… Тогда мы были пьяны и слепы от открывающейся перед нами новой жизни и новых возможностей. Мы думали о себе и о других лучше, чем есть на самом деле. И кое-кто сумел эффективно воспользоваться нашей благоглупостью… И сесть нам на шею. Извините, я лучше пойду. Спасибо за вашу честность и прямоту, за то, что я устыдился своей роли в этом грязном деле. Но хочу вас предупредить: Забельский ни перед чем не остановится! Он обязательно снова повторит передачу о вашей семье, а потом покажет вас в обществе Оли Замятиной в интимной обстановке… И обоснует это тем, что мы живем в свободной стране, и потому общественность имеет право знать, кто нами руководит – люди с двойной моралью! А уж если я потом не дам в своей газете рецензию об этой инсценировке… Он меня и мою семью просто раздавит. Это его подлинные слова. Он сделает это, поверьте, если…

– Если? – как эхо повторил Анисимов. – Опять же если контрольный пакет «Телекоминвеста» не попадет в его карман? Он это хотел мне передать через вас? Я правильно понял?

– В общем, да. Думаю, на самом деле он метит выше. Он рассчитывает, что сработает эффект домино. Упадете вы, за вами упадет правительство. И он по-своему объяснит широкой общественности причину. И предложит свой вариант правительства президенту.

– Я сам подам в отставку, – решил Анисимов и поднялся с места. – Как только проведем эти торги, сразу же и подам. А сейчас, извините, мне надо ехать.

– Если ему не дать понять, что вы приняли его условия, он покажет видеозапись еще до торгов. Все-таки вы плохо представляете, с кем имеете дело.

– Посмотрим! Спасибо, что предупредили. Чего-то такого, признаться, мне бы следовало ожидать, – добавил он глухо. – А разве вы, Леонид Анатольевич, не едете туда же на прием? Я видел списки приглашенных. По-моему, вы там тоже есть. Я вас подвезу.

– Спасибо, действительно, я там тоже есть. Но я поеду на своей редакционной машине, она меня ждет.

Они вместе вышли из кабинета, прошли секретариат, вышли в коридор.

– В своей газете я не буду публиковать материал об этой гнусной истории, – глухо сказал Любезнов. —Пусть изгоняет из своих Чижей, наплевать. У меня еще есть двухкомнатная квартира, переживем.

– Кстати, Забельский там тоже будет, – напомнил Анисимов. – И придется делать вид, будто я… Я что, ничего не знаю? Черт, даже не знаю, как теперь себя с ним вести. С подлецами как-то не приходилось, знаете ли… Может, посоветуете?

В английское посольство они приехали по отдельности, в разное время. Анисимов с женой, Любезнов один.

Григорий Иванович скользнул внимательным взглядом по лицу Любезнова, потом, широко улыбнувшись, устремился навстречу вице-премьеру, которого жена держала под руку.

– Вот кого я давно не видел! Здравствуйте, молодые люди! Мне мои телевизионщики говорили, что вы на редкость очаровательная и телегеничная супружеская пара. Мол, таких, как вы, у нас еще не было! И вот я сам в этом убедился… Ну как, вам понравилась передача? Мне – очень.

– Вы знакомы? – спросил Анисимов, представляя супруге Забельского. – Аня, это Забельский Григорий Иванович, собственной персоной… Жена моя Анна Семеновна.

– Очень приятно, – улыбнулась Анна Семеновна, подав руку Григорию Ивановичу, которую тот галантно поцеловал. – Вы не обращайте на Петю внимания. Когда он устает, он всегда не в духе.

– Смотря что или кто меня утомляет, – пожал плечами Анисимов. – Григорий Иванович, мне тоже весьма понравилось, как это было сделано. Чувствуется рука мастера. А сейчас нас извините, у меня здесь намечена деловая встреча… Пойдем, Аня, я познакомлю тебя с мистером Симмонсом… Еще увидимся.

Они отошли, и Григорий Иванович с некоторой грустью посмотрел им вслед. Потом обернулся и увидел стоявшего здесь же неподалеку Илью Корецкого, в чьей благородной лысине отражался свет хрустальной люстры.

– Илюша! – развел руки Григорий Иванович, изображая несказанную радость. – А почему ты один? Где твоя очаровательная племянница?

– Гриша! – еще громче отозвался Корецкий, так что все обернулись в их сторону. – Олечка сейчас далеко отсюда, она в командировке, выехала в Чечню, хочет снять репортаж о спасенных тобой солдатах российской армии…

– Что ты говоришь… Что ты говоришь… – покачал головой Забельский. – Как жаль, что я не увидел ее, нашу красавицу… Я же помню ее девочкой, вот такой… – Он показал рукой от пола. – Представляю, как она бы сейчас блистала! – Он обвел рукой зал. – И всех бы затмила, так что мужчины забыли, по какому поводу сюда пришли… Неужели в Чечню, в самое пекло?

– Нет, конечно. Сначала они с группой обоснуются в Дагестане, там безопаснее… Ты хотел мне что-то сказать?

– Отойдем, есть приватный разговор… – вздохнув, шепнул Забельский и снял пару бокалов с шампанским с подноса у ближайшего лакея.

– Будем пить за здоровье ее величества или как? – поинтересовался Корецкий, когда они отошли к камину, где было меньше народу.

– Сначала за встречу, – хмыкнул Григорий Иванович. – А уж потом за здоровье царствующей особы, благодаря которой мы сейчас можем не изображать борьбу нанайских мальчиков на потеху широкой публике, а поговорить, как два давно знающих друг друга человека, чьи интересы когда-то сходились…

– Это было золотое время, – вздохнул Корец-кий. – Хочешь сказать, что, когда мы выйдем из посольства, наша нанайская борьба начнется сначала?

– Непременно, – кивнул Забельский. – А как иначе?

Он достал из внутреннего кармана фрака несколько листков тонкой бумаги.

– Что это? – заинтересовался Корецкий.

– Вернее, кто это, – поправил Забельский. – Это донесения на твою персону в мой адрес со стороны небезызвестного начальника третьего отдела ФСБ господина Агеева.

– Меня не интересуют всякие сплетни обо мне, – поморщился Корецкий. – Гриша, скажи прямо то, что ты хотел сказать.

– Я одно хочу сказать, Илюша! Не будь идиотом. Эта дезинформация в нашем узком кругу успеха не имела. Слишком бездарна. Тебе ведь он тоже стучит на меня, как дятел. Причем каждый день, но это он делает уже не с моего ведома и не с моей подачи. И помолчи; пока я не закончил. Я одно хочу спросить: нам с тобой это надо? Он несет мне дезинформацию о тебе, а тебе – информацию обо мне, но высосанную из собственного пальца, что, по существу, все та же дезинформация… Можем мы с тобой заключить конвенцию о недопущении к своему уху этого бездарного двойного агента ноль-ноль?

– Но если ты обо мне так думаешь…

– Илюша, милый, не надо лишних слов! – прервал его Забельский. – Ничего страшного, мы с тобой, как две великие державы, ведем друг против друга разведку. Ведем, ну и что? Это нормально. Главное, чтобы наши разведчики, даже если они двойные агенты, не были столь бездарны. Поэтому давай воспользуемся нашим водяным перемирием, которое мы только что заключили по случаю дня рождения ее величества. У нас и так мало времени. Так да или не да?

– Заметано, – отрывисто, глядя в сторону, сказал Корецкий. – Ты только это хотел сказать?

– Нет, я еще хотел тебя спросить о главном: на какой пакет акций «Телекоминвеста» ты претендуешь? На контрольный или блокирующий?

– Там посмотрим… – Илья Михайлович теперь глядел Забельскому прямо в глаза. – А ты?

– Это зависит от того, как договоримся, – неопределенно сказал Забельский. – Или заранее найдем компромисс, или так столкнемся лбами, что одни вздрогнут, а другие свалятся с пьедестала.

– Загадками говоришь… Или ты так теперь угрожаешь?

– Только предупреждаю, – поправил Григорий Иванович. – У меня есть материал на Анисимова и твою племянницу, который по твоему заказу сделал Агеев и сдал его мне.

Корецкий тоскливо смотрел по сторонам, не отвечая.

– Гриша, еще раз: сколько тебе надо? – наконец спросил он.

– Неужели ты дашь мне столько, сколько я попрошу? Считаешь, что холдинг у тебя в заднем кармане брюк? Вместе с правительством?

– Вот ты о чем! – рассмеялся Илья Михайлович. – Ты лучше оглянись и посмотри, сколько народу сейчас за нами наблюдает. И всерьез думают: там стоят два человека, которые вершат судьбу России… Смешно.

Он сделал приветственный жест наполненным фужером в чью-то сторону. Потом поклонился в другую.

– Так ты не ответил мне…

– Иди в жопу, Гриша, – сквозь зубы, с чувством и напряженно улыбаясь кому-то, ответствовал Корец-кий и отошел, не оглядываясь, в сторону.

…Вечером, вернувшись с приема в английском посольстве, Забельский позвонил Ансару: