Текст книги "Игра на опережение"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

22

– Они только что выехали, – услышал Рощин по сотовому знакомый голос наблюдателя Геннадия Камышова, с кем ему не раз приходилось ходить на операции. – Три человека, как обычно. Минут через двадцать будут проезжать мимо тебя.

– А мы этого не допустим, – буркнул Рощин. – Но пассаран!

Он сидел в стареньком, покрытом родимыми пятнами ржавчины «Москвиче» в тесном, заставленном машинами московском переулке, каких так много в центре, в районе старого Арбата. Он был небрит и одет в тесный старомодный пиджак, в интеллигентских очках, с выцветшей бейсболкой на голове, сдвинутой немного набок.

Рощин не до конца разобрался в смысле операции, которую ему предстояло осуществить. Он не любил играть роль непосредственного исполнителя, иначе говоря, наконечника копья, – самая опасная и неблагодарная работа. Он всегда хотел знать, зачем, почему и кто именно держится за древко. Чтобы точно знать, насколько справедливо его вознаграждение. Мало кого-то застрелить или похитить и получить на руки. Неплохо бы узнать кое-что о жертве. Чтобы, зная ее характер и возможности, действовать наилучшим образом за адекватное вознаграждение.

Но на этот раз он согласился, поверил на слово Колобову, который был настойчив и обещал златые горы в случае успешного окончания. Рощин Колобова уважал. Не болтун вроде Агеева, а это уже немало. И свое слово держит. Поэтому будет лучше установить и поддерживать с ним тесный и доверительный контакт.

– Они выехали, будьте наготове. – Ту же информацию, переданную уже голосом Агеева, услышали в милицейском «форде» с затемненными стеклами, находившемся на площади в ста метрах от Рощина. – Вы Рощина видите?

– Наблюдаем, – ответил самый молодой из троих находившихся в машине сотрудников отдела, которым руководил Агеев. Все трое были одеты в милицейскую форму. – Уж нашего Мишу мы ни с кем не спутаем.

– Ты мне другое скажи, Витя. Он вас не видит?

– Да нет, кажется. Как нас тут увидишь? Мы из машины не вылезали, и он тоже. Сидит себе и ждет у моря погоды… Ага, вот завел движок! Всем внимание!

Они тоже завели мотор и стали смотреть в сторону машины Рощина, фиксируя каждое его движение.

Издали увидев приближавшийся «вольво» самой последней модели, по всем признакам – той самой, ожидаемой, Рощин выехал на середину мостовой, встал поперек и выключил зажигание. Мотор чихнул, будто выстрелил, после чего заглох.

Рощин, громко, на публику, чертыхаясь, выбрался из «Москвича», не без труда открыл капот, после чего погрузился в созерцание его внутренностей.

Ну и машины у нас делают, подумал он. Уж какой тут патриотизм. Совсем от него ничего не остается, если каждый день мучиться с такой рухлядью.

Он покосился взглядом в сторону приближавшегося к нему «вольво». Можно представить, с каким пренебрежением они сейчас на него смотрят! И он даже знал, что они скажут, когда вылезут и подойдут вплотную.

«Вольво» остановился и сделал несколько коротких гудков.

Рощин медленно, держась за поясницу, выпрямился над капотом, растерянно развел руками и заискивающе улыбнулся тем, невидимым за тонированными стеклами в машине. Он знал, что их там трое. На заднем сиденье должна находиться некая девушка из Дагестана, с ней двое братьев-чеченцев, ее охранявших, один из них за рулем. Они ее похитили здесь, в Москве, и ее надо освободить. Причем оба очень опасны, прошли войну, настоящие отморозки, поэтому ни о каком задержании не может быть речи. Только оказание сопротивления при задержании, при попытке к бегству и все такое… Ее родственники пообещали хорошее вознаграждение, сказал Федор Колобов, не добавив, правда, сколько именно, в какой валюте и как будем делить. Поди, себя не обидит.

Из машины вышел парень кавказского, скорее даже горского обличья, настороженно огляделся, подошел к незадачливому водиле.

– Ты что, дорогой, другого места не нашел, как здесь свою тачку чинить? – спросил он с акцентом. Он до сих пор ни разу не удосужился взглянуть на чайника – владельца ржавой консервной банки. Он все еще явно нервничал и оглядывался по сторонам.

– Извините великодушно. – Рощин постарался ссутулиться еще больше, чтобы выказать бухгалтерскую осанку, затем поправил очки на переносице. – Вот случилось что-то, я в этом мало что понимаю, может быть, подскажете? Или поможете?

– Артист! – восхищенно прокомментировали происходящее в милицейском «форде», который медленно подъезжал к месту события. – Андрей Семенович, вы слышите? Такой кадр, а? Неужели не жалко…

– Стукач он, вот кто, – хрипло ответил Агеев. – А не артист. На всех нас настучал, а тебе жалко.

Только сейчас чеченец, вылезший из машины, обратил внимание на этого чайника, перегородившего им дорогу, и сразу проникся к нему брезгливостью.

Он обернулся к «вольво».

– Имали! – крикнул он и затем сказал что-то по-чеченски.

Имали тоже выбрался из машины и вразвалку подошел к «Москвичу». Он был мало похож на брата. Практически никакого сходства. Первый был сухощавый и повыше ростом.

– Ну что тут у вас? – недовольно спросил он по-русски, и брат снова ответил ему на родном языке.

Теперь они уже вдвоем, переговариваясь по-своему, смотрели под капот.

Ну вот, с некоторым разочарованием подумал Рощин. Как все, оказывается, просто и хорошо складывается. Он сделал шаг назад, выхватил из-за спины пистолет, бывший у него под курткой за поясом, и сделал два выстрела в два склонившихся над мотором затылка. Кровь брызнула ему в лицо, и одновременно он услышал рев автомобильного двигателя и почти одновременно визг тормозов. К нему вплотную стремительно подкатил милицейский «форд». Еще Рощин увидел и услышал, как панически закричали прохожие, бросившись на тротуар или разбегаясь в разные стороны.

– Бросай пистолет, руки вверх! – крикнул выскочивший из машины невысокий крепыш, в котором Рощин узнал бывшего старшего лейтенанта ФСБ Виктора Шатохина, одетого в форму майора милиции.

– Вить, ты чего… – растерянно пробормотал Рощин, протянув ему свой «Макаров». – Не узнаешь, что ли?

И он мгновенно все понял, когда другой «милиционер», в котором он узнал бывшего капитана Полосухина, уволившегося из отдела, руководимого Агеевым, выхватил из кармана одного из братьев, лежавшего на асфальте, пистолет и тоже направил в его сторону.

– Не надо, ребята… Это я… – От неожиданности капитан Рощин мгновенно растерял все свои бойцовские навыки и, словно обычный человек, которого убийцы загнали в угол, выставил перед собой руки ладонями вперед.

– Федор Андреевич! – отчаянно выкрикнул он, призывая того, кто еШе мог бы остановить, разрешить это недоразумение. Он в это верил до последнего момента своей жизни.

Капитан Полосухин выстрелил в него дважды, затем, оглянувшись, наскоро вытер рукоять пистолета и сунул его в руку мертвого телохранителя.

Девушка, которую они вытащили из машины, кричала, плакала навзрыд…

– Люда, ничего не бойтесь, вас ведь Людмилой звать, да?

Она, дрожа и всхлипывая, кивнула.

– Ну вот видите! Ради бога, успокойтесь, – увещевали ее. – Мы за ним следили и все знаем: этот человек убил ваших телохранителей, чтобы вас похитить. Оставаться здесь опасно, сейчас мы отвезем вас в безопасное место, и скоро вы снова увидите ваших родителей, только ничего не бойтесь.

Они какое-то время петляли по переулкам, внимательно слушая по милицейской рации про план «Перехват». Наконец, в одном из дворов в районе Плотникова переулка они оставили свой «форд» и пересели в джип «чероки», покорно ожидавший их там с включенным мотором и водителем за рулем. Заплаканная девушка, немного успокоившись, беспрекословно пересела туда же.

Через полчаса они благополучно выехали за Кольцевую автостраду и помчались по Минскому шоссе, выставив на крышу кабины проблесковый фонарь.

Затем свернули на Можайское шоссе и долго ехали по проселочным дорогам, пока не стемнело. Наконец они остановились в лесу возле «заимки», где их встретила Аня.

После получения информации из «заимки», что все прошло наилучшим образом, «товар» доставлен по назначению, Колобов решил не звонить Агееву. Пусть позвонит первый. Сейчас ему это важнее.

И Агеев позвонил, не заставил себя ждать.

– Ну что, Федя, доволен? Как мои ребята, не подкачали?

– Нормально, – спокойно отозвался Колобов. – Только они давно не твои. И не забывай о возникающих осложнениях. Миша, в отличие от них, работал в твоем отделе.

– Он работал на тебя.

– …И теперь прокуратура с полным на то основанием затребует это дело себе, – продолжал Колобов.

– Какие еще у них основания! – воскликнул Агеев.

– Миша везде наследил. Слишком любил баб. Отсюда его прокол с этой хохлушкой, которую он отбил у бывшего уголовника Севрюги. Даже фотографию невесты следователя милиции Озерова Миша заляпал своими пальцами… По ней его в прокуратуре вычислили и без труда поняли, чем он занимался. Миша был обречен. Сейчас в «конторе» начнется служебное расследование, встревоженное начальство начнет тебя таскать на ковер, пойдут проверки. Станут писать в газетах и выяснять, на каком уровне у тебя политико-воспитательная работа. И как, мол, ты дошел до жизни такой, расхваливая своего лучшего оперативника, который оказался убийцей и похитителем людей? Ты готов к такому обороту?

– И что мне делать? – спросил Агеев после паузы.

– Я как-то говорил тебе: иди сам навстречу опасностям и неприятностям. На твоем месте я бы не ждал разбирательства, а подал рапорт об отставке. Только по собственному желанию, ты понял? Тогда тебя, может быть, будут уговаривать остаться в «конторе» и заступить на какой-то другой пост. Если не предложат, тем более надо уходить.

– А ты меня возьмешь к себе?

– Посмотрим…

– Федя, ты мне одно скажи. – На этот раз взятая Агеевым пауза была еще более затянувшейся. – Почему ты не предупредил меня заранее?

– Такие вещи надо понимать сразу, – вздохнул Колобов. – И самому.

– То есть ты все это заранее запланировал и предусмотрел, да? – Голос Агеева стал визгливым. – Чтобы избавиться от него и от меня одним махом?

– Андрей, успокойся. Возьми себя в руки. А то наговоришь лишних слов, о которых потом придется пожалеть. Или сделай, как я советую, или ни о чем больше не спрашивай.

– Ладно… – отрешенно проговорил Агеев. – Ты, как всегда, прав. Завтра же подам рапорт. Всего хорошего.

– Будь здоров, Андрей. И удачи.

Посмотрев на себя в зеркало, висевшее напротив, и оставшись недовольным там увиденным, Федор Андреевич набрал номер Забельского.

– Он завтра подает рапорт, – сообщил он. – Так что считайте, вы с Корецким от него тоже избавились.

– Тоже? А еще от кого? – спросил Григорий Иванович.

– Это не телефонный разговор, – устало ответил Колобов. – Извините, но я сегодня очень устал. Еле языком ворочаю. Я хочу спать. Это вполне подождет до завтра.

Но ночью Колобова разбудил телефонный звонок Ансара.

– Ну что, Федя, все в порядке, да?

– Дело сделано, Ансар. Птичка в клетке.

– Спасибо, дорогой, спасибо, – озабоченно вздохнул Ансар. – Ну, теперь начнется…

– Что тебя так тревожит, дорогой? – спросил Колобов, подражая ему.

– Сам понимаешь, говорил уже, лучше с ними не связываться…

– Когда собираешься звонить безутешному отцу?

– Не сразу, – сказал Ансар. – Пусть сначала как следует помучается. Через неделю, не раньше. И когда ради любимой дочки дозреет до готовности пойти на все, я к нему обращусь. Гриша – мудрый человек. Рубить бабки на родительских чувствах – самое верное дело. Она хорошо у вас там охраняется? Охранников хватает?

– Почти не охраняется, – ответил Колобов. – Чтобы не привлекать постороннего внимания. Здесь не Чечня. Появление новых молодых людей спортивного сложения лишь привлечет внимание к дому, где она находится. И тогда не будет иметь значения, сколько их там… А так она в полной безопасности, ей гарантирован хороший уход и питание.

…На следующее утро Шаравину в прокуратуру позвонил следователь милиции Озеров.

– Доброе утро, извините, телевизор сейчас не смотрите? – спросил он, будто запыхавшись.

– А я его вообще не смотрю, – недовольно ответил Шаравин. – Ни утром, ни вечером. Только если начальство потребует. Вам что-то приснилось? Если вы насчет фотографии вашей девушки, то ее вам вернут сегодня же. Все подтвердилось. Так что спасибо вам большое! Свои следы Рощин, ваш подследственный и выпущенный под залог, оставил именно там, где мы подозревали.

– Больше он уже нигде не наследит, – заверил Озеров.

– Не понял? – насторожился Шаравин. – Вы уж не интригуйте меня.

– Если бы смотрели телевизор, вы бы все знали. Он убит при попытке похищения одной девушки, Людмилы Хубиевой, вчера в районе Арбата. Неужели не слышали?

Шаравин озабоченно переглянулся с Денисом.

– Рощин убит… – сказал он растерянно.

Денис решительно забрал у него трубку:

– Извините, я Денис Грязнов из всемирно известной фирмы «Глория» и тоже параллельно расследую это дело… Рощин действительно убит?

– Да. В момент похищения девушки из Дагестана Людмилы Хубиевой.

– Не подскажете, а он-то как туда попал?

– Он и похищал… Вы разве ничего об этом не слышали?

– О неудавшейся попытке похищения-то слышал… – протянул Денис. – Но ведь она, говорят, все равно пропала?

– Свидетели уверяют, будто Хубиеву увезли освободившие ее милиционеры. И с тех пор больше не видели ни ее, ни милиционеров.

– Бред какой-то, – сказал Денис. – Никогда бы не догадался, кому это надо. Зачем она ему… Но это точно был он?

– Вопрос не ко мне. Я связался с дознавателем, и он мне сообщил, что проведенное опознание это полностью подтвердило. Хотя Рощин постарался изменить свою внешность. А баллистическая экспертиза показала, что Рощин был застрелен из пистолета одного из ее телохранителей.

– Получается, наш пострел везде поспел, – задумчиво сказал Денис. – Извините, с утра я плохо соображаю. Вы же видите, что получается? Одних девушек он рыцарски защищает, других похищает. Он что, сегодня вышел на охоту без своего знаменитого бронежилета?

– Пуля попала ему в лоб… Это все, что я знаю.

– Кино, да и только, – хмыкнул Денис.

– Мне самому многое непонятно, – сказал Озеров. – Это в старых вестернах умирающий ковбой, прежде чем испустить дух, стреляет в своего убийцу и попадает ему прямо в лоб.

– Действительно, непонятная история, – поддакнул Денис. – То Рощин позволяет трижды выстрелить в себя и свою даму бывшему урке, то получает пулю в лоб от того, кого только что убил.

– Полагаю, было бы лучше, – продолжал Озеров, – если бы прокуратура объединила все дела, связанные с Рощиным, и взяла их на себя.

– Передаю от их имени большое спасибо за оказанное доверие, – хмыкнул Денис. – Ужо они постараются его оправдать.

– Нет, я серьезно… – смешался Озеров. – Теперь вам не посмеют отказать.

– Пусть только попробуют… Ладно, если по телевизору будут опять показывать что-то интересное, звоните. А фотографию вашей девушки, кстати, она у вас очень симпатичная, вам доставят сегодня же.

Через час Денис встретил в коридоре прокуратуры Турецкого, приехавшего с совещания в Минюсте.

– Ты слышал? Рощин убит, – сообщил Денис, едва увидев Александра Борисовича.

– Да? Вполне может быть… – пожал тот плечами, проходя мимо.

– Знаешь, я начинаю смотреть на тебя с суеверным страхом, – пробормотал Денис, идя за ним следом. – Ты прямо бич Божий…

– Лично я его не убивал, – остановился Александр Борисович.

– Небось успел запастись алиби? – не отставал Грязнов.

– Я постарался сделать так, чтобы он прекратил убивать других, – сказал Турецкий, когда они зашли в его кабинет, поздоровавшись с Зоей. – Закрой дверь… До сих пор не понял? Я использовал утечку информации из нашей конторы о его отпечатках пальцев на пистолете и фотографии… К сожалению, сработало.

– Почему – к сожалению?

– Потому что сработало здесь, в Генпрокуратуре.

– Но не совсем получилось, – сказал Шаравин. – Он таки взял с собой на тот свет двух братьев-чеченцев, телохранителей похищенной ментами девушки.

Турецкий остановился на полпути к столу. С недоверием оглянулся на него.

– Никак не могу решить эту шараду, – продолжал Шаравин. – Мы это узнали утром от следователя Озерова. – Он говорит, уже была экспертиза, установившая, что сам Рощин убит наповал из пистолета одного из убитых им чеченцев. Теперь представьте: тот чеченец, находясь в предсмертной агонии, всадил ему пулю в лоб, но Рощин, падая, его застрелил. И тоже в лоб. Бывает такое?

– В кино – да, – кивнул Денис. – Мы уже обсудили. В реале я никогда не слышал о чем-то подобном. Опять начинается игра в непонятки, опять какая-то роковая случайность… Просто перебор роковых случайностей, вам не кажется?

Турецкий смотрел на них, что-то начиная понимать.

– То есть вы хотите сказать, Рощин участвовал в похищении этой девушки, Хубиевой, если не ошибаюсь? – спросил он наконец.

– Лихо. – Денис уважительно смотрел на Александра Борисовича. – Вот это, я понимаю, дедукция плюс интуиция. Ты сразу все просек. Нет, дядь Сань, что ни говори, а общение с тобой и работа под твоим чутким руководством – самое светлое пятно в моей биографии… Получается, Рощин и эти отморозки, одетые под ментов, решили ее похитить в одно время и в одном месте. Очередное совпадение, не так ли? Единство времени и места, как в драматургии.

– Мне здесь ясно одно: Рощина решили убрать. – Турецкий наморщил лоб, пропустив мимо ушей комплимент Дениса. – При чем здесь эта девушка, я пока не понимаю… Кстати, ее фамилию где-то слышал. О ней вам что-нибудь известно?

– Мне – ничего, – пожал плечами Шаравин и взглянул на Дениса. Тот повторил его жест.

– Вот и узнайте все о ней, – приказал Турецкий Шаравину. – Это задание на сегодня. Не похоже, чтобы ее использовали только как предлог избавиться от Рощина. Иначе она была бы на свободе и уже давала показания.

– Ну да, – согласился Грязнов. – Рощин не пошел бы, находясь в здравом уме, трезвой памяти и с подпиской о невыезде, на похищение средь бела дня какой-то девицы. Что-то здесь чересчур накручено.

…Через три часа Шаравин докладывал Турецкому:

– Хубиева Людмила Рамзановна, студентка МГУ, третий курс. Братья Ругоевы, которых застрелил Рощин, ее охраняли. Она снимала двухкомнатную квартиру на Песчаной, дом восемнадцать. Ругоевы снимали там же соседнюю квартиру. Ни в чем предосудительном замечена не была. Девушка тихая, дисциплинированная, хорошо училась. Друзей имела мало, преимущественно из земляков. Братья тоже вели себя спокойно, про них не известно, принимали участие в чеченском конфликте или нет. Кстати, следователь милиции меня спросил: не собираемся ли мы взять это дело себе? Если я его правильно понял, они бы с удовольствием его нам передали.

– А ты бы с удовольствием взял? – спросил Турецкий.

– А чего? Можно.

– Я тоже люблю разгадывать шарады, – хмыкнул Денис. – Особенно теперь, когда бравый капитан ФСБ Рощин и мухи не обидит.

– Что-нибудь известно о семье Хубиевых?

– Кое-что я выяснил, – кивнул Шаравин. – Это большая, всем известная в Дагестане семья. У меня есть их адрес и телефон.

– Она, кстати, сексапильная? – поинтересовался Денис. – А что вы так на меня смотрите? Я не собираюсь ее похищать. Но если наш герой решил ее закатать в ковер средь бела дня, то не иначе как от бурных чувств и невзирая на ее охранников. Хотя вполне мог нарваться на пулю. Ее фотография у нас есть?

– Нет. Знаю только, что звание «Мисс Дагестан» она не имеет, – ответил Шаравин. – Только почему ты полагаешь, будто он это сделал лишь по причине вспыхнувшей страсти? Возможно, он хотел получить за нее выкуп. Хубиевы люди богатые, а дочка у главы семьи самая любимая.

– Какой еще выкуп?! – покачал головой Грязнов. – Мы же не на Кавказе. Или вы, типа, так острите?

– В каждой шутке есть доля правды, – подчеркнул Турецкий. – Итак, что у нас в сухом остатке? Если на минуту абстрагироваться от убийства Рощина, получается, что девчонку-то похитили? Странно, вам не кажется?

– До сих пор было принято похищать детей из богатых российских семей, – заметил Шаравин. – Все-таки Москва, как верно заметил Денис, не Чечня или Дагестан, где все друг друга давно и хорошо знают. А у Рамзана Хубиева пять сыновей и еще пропасть племянников. Прибавьте к этому кровную месть, которая может длиться веками, помноженную на чадолюбие.

– А вам не кажется, что Рощина в это втянули? – предположил Денис. – Собирались и на самом деле эту девчонку, того, умыкнуть, но тут поступил заказ на Рощина. И решили убить одним выстрелом двух зайцев. Вернее, ее похитить и заодно от него избавиться. Что-то ему пообещали. И он купился. С его-то опытом и умом игрока. Уж как он нас всех водил за нос! Только раз прокололся с этим Корягиным. И то вышел почти сухим из воды.

– Ты прямо зауважал его… – сощурился Турецкий. – А кто этот человек, как вы думаете, кто ему пообещал и кому он полностью доверился?

Шаравин и Грязнов переглянулись, пожали плечами.

– А вы как думаете? – спросил Шаравин. – У вас есть какие-то предположения?

– Есть, – сказал Турецкий, подумав. – Только предположению еще рано становиться подозрением. Я уже не говорю про убеждение.

– Дядь Сань, извини, что перебиваю, – горячо заговорил Денис. – Но мне кажется, что тот, кто эту акцию придумал и осуществил, – рисковый человек. И далеко рассчитал свою многоходовую комбинацию. И она ему удалась… Словом, есть такой человек. И ты наверняка уже его знаешь. Только вслух пока не называешь. Так и не надо.

– Хочешь сказать, нам следует ожидать от него очередных ходов? В продолжение этой комбинации? – задумчиво спросил Турецкий. – Пожалуй… Что ж, тогда все дела об убийствах, к которым Рощин имел самое непосредственное отношение, и о его собственной смерти мы постараемся взять на себя. Наверняка они взаимосвязаны. Я прямо сейчас иду к Курбанову.

Он встал из-за стола и направился к двери, но потом остановился, обернувшись к Шаравину:

– Витя, ты мог бы прямо сейчас позвонить в Дагестан к Хубиеву или еще как-то связаться с ним, чтобы узнать, кого он подозревает в похищении дочери или кто за этим стоит? У тебя есть номер его телефона?

– Да, я записал… – Он достал записную книжку и перелистал. – Вот, Рамзан Магомедович, так, а это номер его сотового. О чем его спросить?

– Объясни ему, что ты звонишь из прокуратуры, что мы обязательно обратимся к нему официально, но несколько позже, поскольку нам еще не передали дело об исчезновении его дочери, а время не ждет. Звони, я подожду.

Шаравин набрал номер, было занято.

– Звони еще, – кивнул Турецкий. – Я подожду.

Только через десять минут Шаравин услышал

длинные гудки, затем послышался женский голос, прерываемый хоровым плачем женщин и детей. Женщина спросила что-то не по-русски, похоже, назвала чье-то женское имя.

– Здравствуйте… Рамзан Магомедович дома? – громко спросил Шаравин. – Я следователь Генпрокуратуры Шаравин Виктор Николаевич. Речь идет о похищении вашей дочери…

– Да, это большая беда, Виктор Николаевич! Люд-милочка наша у вас там, в Москве, пропала! Наши ребята там ее охраняли, оберегали, а их так зверски убили! За что? И потом, ваша милиция Людмилочку увезла, и никто ее больше не видел… Что ж у вас там, в Москве, творится? У нас в народе так говорят: как эта перестройка началась, так одни перестрелки пошли! И уж сколько народу замучили и поубивали! Конца этому нет…

– Кто это? – Охрипший мужской голос прервал ее причитания. – Вас плохо слышно!

– Здравствуйте, Рамзан Магомедович, – громко поздоровался Шаравин. – Я следователь Генпрокуратуры Шаравин Виктор Николаевич. Я сейчас звоню из прокуратуры…

– Откуда? – переспросил отец похищенной.

– Я в Генпрокуратуре!

– Тебя арестовали, да? За что? Если ты порядочный, хороший человек, за что они тебя арестовали, ты можешь сказать? Тебе нужны деньги, чтобы заплатить залог? Сколько?

– Нет-нет, Рамзан Магомедович, меня не арестовывали и поэтому платить за меня залог не нужно… – Шаравин показал кулак прыснувшему Денису. – Я сам следователь! Уже возбуждено дело о похищении вашей дочери. Мы хотим узнать от вас, кто здесь мог ее похитить?

– У меня нет врагов в Москве! – сказал Хубиев.

– Но ваши враги не обязательно находятся в Москве! – почти крикнул Шаравин. – Они могут быть рядом с вами.

– У меня здесь враг только один! – гордо ответил Хубиев. – А так больше завистники, а они хуже врагов. Или соперники и конкуренты. Тенгиз Могуев мой враг, но я не могу на него так подумать! Наши роды давно враждовали, но сейчас другое время, и мы с ним цивилизованные люди. Тенгиз, когда узнал о похищении моей дочки, передал мне через соседей соболезнование, хотя сам ко мне не пришел, как другие, чтобы разделить мое горе. Нет, не верю, он не мог так поступить! Я про него никогда так не подумаю…

– А другие? Вы же говорили о ваших завистниках.

– Я никому ничего плохого не сделал… – Голос Хубиева дрогнул. – А хорошего людям сделал много. И никто не посмеет мне бросить в лицо, что я никогда не помогал соседям! Завтра мои сыновья и племянники вылетают в Москву, они там на месте сами разберутся, сами найдут ваших милиционеров, раз они этим занимаются, и со всеми там на месте разберутся!

– Представляю… – пробормотал Шаравин.

– Что ты сказал? – переспросил Хубиев. – Я плохо тебя слышу.

– Скажите, похитители к вам обращались? Они выставляли какие-то требования или условия?

– Нет, но мы каждую минуту, каждый час ждем, когда к нам позвонят. Или подбросят письмо. Но я знаю, что они скажут или напишут. Чтобы я не говорил никому ни слова, ни милиции, ни прокуратуре.

– Если вам будет не трудно, уважаемый Рамзан Магомедович, поставьте меня об этом в известность.

– Нет, дорогой следователь, не расслышал твоего имени-отчества, – воскликнул Хубиев.

– Меня зовут Виктор Николаевич…

– Очень хорошо, Виктор Николаевич… А телефон дашь?

– И телефон дам, и рабочий, и домашний, – пообещал Шаравин. – Записывайте… Так что вы хотели сказать?

– Слушай и запомни, дорогой Виктор Николаевич! Я не стану рисковать здоровьем и жизнью своей дочки! И даже не упрашивай. Либо я сам ее освобожу, либо сам за нее заплачу. Дом продам, все отдам, что нажил, лишь бы она ко мне вернулась! И уже ни в какую Москву больше ее не отпущу!

– Я вас прекрасно понимаю… – ответил Шаравин. – Но я еще хочу вам сказать: не надо бы вашим сыновьям сюда прилетать. Мы обязательно найдем похитителей, переодевшихся в милиционеров.

– Я уже сказал: разберусь сам, – гневно ответил Хубиев. – И до свидания, передайте поклон вашей семье. Аллах да облагодетельствует нас своей милостью, вернет мне мою дочь живой и невредимой, и мы обязательно еще увидимся.

Шаравин отключил сотовый, посмотрел на Гряз-нова, зацокавшего языком.

– Вах, вах, такого восточного пожелания в свой адрес я еще не слыхал, – сказал Денис. – Дядь Сань, а ты?

Турецкий только усмехнулся.

– А что я еще мог ему сказать? – стал оправдываться Шаравин. – Чтобы он с вами сотрудничал?

– Он отказался? – спросил Турецкий.

– Да. Наотрез.