Текст книги "Игра на опережение"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

21

Следователь Шаравин набрал из кабинета Турецкого номер телефона следователя милиции Виктора Озерова.

– Здравствуйте, я следователь Московской прокуратуры по особо важным делам Шаравин. Вы получили наш запрос о деле капитана ФСБ Рощина?

– Вы немного опоздали, – ответил тот. – Как раз сейчас мы передаем дело в ФСБ. Они затребовали раньше вас.

– Это, конечно, форменное безобразие… – хмыкнул Денис, слушавший по второй трубке. – Сами себя расследуют.

Турецкий сделал негодующую физиономию и погрозил ему пальцем.

– Вы это мне адресуете? – возмутился Озеров. – Вы, прокуратура, еще жалуетесь?

– Это не телефонный разговор… – сказал Шаравин, строго взглянув на Дениса. – Вы не возражаете, если я к вам прямо сейчас подъеду? – спросил он, переглянувшись с Турецким.

– Вы знаете, как к нам добираться?

– Конечно. Да, и еще… – Шаравин положил руку на микрофон трубки и понимающе кивнул, увидев, как Турецкий с недовольным видом качнул головой и показал глазами на потолок. – У меня большая к вам просьба. Если вы что-то еще не передали, пожалуйста, потяните с передачей материалов, насколько это возможно. И обязательно дождитесь нашего приезда. Я буду у вас через час.

– Постараюсь, – буркнул Озеров и положил трубку.

– Ментам тоже хочется ущучить гэбэшников, – сказал Денис, когда Шаравин положил трубку и начал собирать бумаги. – С тех пор как Андропов наехал на их Щелокова. Потому им не в кайф, если око государево будет само разбираться со своими нашкодившими сотрудниками.

– И будут только рады нам помочь? Хорошо бы… – согласился Турецкий.

Следователь Озеров пронзительно посмотрел на Шаравина, когда тот вошел к нему в кабинет, молча кивнул в знак приветствия, встал и запер дверь на ключ.

– У вас копии остались? – спросил Шаравин, осторожно присев на предложенный расшатанный стул. И покосился на стол следователя. Там в рамке стояла фотография симпатичной девушки.

– Обижаете… – столь же нелюдимо ответил Озеров, ознакомившись с сопроводительным письмом Генпрокуратуры. – Только без разрешения начальства я не могу вам ничего передать. Могу лишь ознакомить… Что вас конкретно интересует, если коротко?

– Результаты баллистической и дактилоскопической экспертизы, – сказал Шаравин. – Это в первую очередь.

– Вот так, да? – Строптивый Озеров сменил тон. – А что, Рощин еще где-то и в кого-то стрелял? И тоже из благородных побуждений?

– Да нет… Не совсем так, – неопределенно ответил Шаравин. – У нас есть чьи-то отпечатки пальцев, которые мы не можем идентифицировать. Подозреваем, что они принадлежат Рощину.

– Понятно. Разумеется, пальцы на записанном за ним штатном пистолете однозначно принадлежат ему, – кивнул Озеров. – Кстати, я на всякий случай тоже проверял, но ничего похожего в нашей картотеке не нашлось. Сейчас мы посмотрим, должна же у меня остаться копия файла его дактилоскопического снимка… Черт, не открывается. Возможно, ее передали в архив или в криминалистическую лабораторию… – Озеров открыл свой сейф. – Нет, надо поискать в архиве. Подождите минуту. – Он вышел из кабинета.

Через несколько минут он вернулся:

– Пока ищут. Вы хотели что-то еще о нем узнать?

– Да. Каким он вам показался? Как себя вел?

– Тертый мужик, – пожал плечами следователь Озеров. – Вот сидел еще вчера здесь, на вашем месте, и снова давал показания, пересказал все как было. Нигде не ошибся. Попробую еще.

Он снова сел к компьютеру, передав Шаравину протокол допроса.

– Он сам в бытность своей работы в милиции был в нашей с вами шкуре, когда работал дознавателем, – сообщил Шаравин. – Вы, наверное, уже знаете, шесть лет назад, когда он служил в милиции, Рощин вел дело об ограблении, по которому проходил этот самый Корягин? – спросил он.

Глаза Озерова округлились. Он продолжал стучать по клавиатуре:

– Нет, на месте двойного убийства Рощин сказал, будто никогда не знал убитого.

– Ну да, он рассчитывал, что дело у вас заберут и вы не успеете докопаться, – кивнул Шаравин, просматривая протокол допроса. – Тогда посадили на разные сроки каких-то пацанов, а самого Корягина амнистировали по другой статье. Что он вам еще сказал?

– Я спрашивал Рощина, – кивнул Озеров, не отрываясь от монитора. – Он неохотно, но рассказал, будто пришел к ней, когда Корягина не было дома. А тот вдруг объявился, прибежал раньше времени. Ну и приревновал. Она, скажу вам, была сексапильная бабенка.

– Все может быть. Где он сейчас?

– Наверно, дома. Живет один.

– Вы отпустили его под подписку о невыезде?

– Да, таково распоряжение… – Озеров показал глазами на потолок. Он явно нервничал. – Ничего другого не оставалось. Да и формальных причин отправлять его в КПЗ у меня не было. Он защищался. А вы его в чем-то еще подозреваете?

– Вот я и хотел поделиться с вами нашими подозрениями. Так… я вижу, здесь есть его адрес, домашний телефон, семейное положение, номер служебной машины..;,

– Все это есть, – кивнул Озеров, продолжая манипуляции на клавиатуре компьютера.

– Долго же ищут в вашем архиве… – сказал Ша-равин, взглянув на часы. – Может, сами расскажете, что показали результаты баллистической экспертизы?

– Он чист… – ответил Озеров. – Полностью подтверждаются его показания. Корягин стрелял трижды – две пули в Рощина и одна в эту девушку по фамилии Соломенко. Рощин стрелял только один раз…

– Это я знаю, – кивнул Шаравин.

– Могу зачитать вам его служебную характеристику, – продолжал Озеров.

– Представляю, – хмыкнул Шаравин. – Капитан Рощин – образцовый офицер, характер нордический, в предосудительных связях не замечен. Стреляет редко, но метко. Нам всем следует на него равняться.

– Знаете, мне он тоже не понравился, – продолжал Озеров, по-прежнему стуча по клавишам и глядя на экран. – Но к нему не придерешься… А что, собираетесь его навестить? – Озеров теперь заметно нервничал, поскольку у него ничего не получалось.

– Мне моя жизнь дороже… – буркнул Шаравин, снова покосившись на фотографию девушки, а потом переведя взгляд на экран монитора. – У вас, если не ошибаюсь, не открывается нужный файл?

– Сам не пойму… Черт знает что. Но я его сам не мог стереть! Это совершенно точно!

– Кто-то знает ваш пароль?

– Нет, что вы.

– Чудес не бывает, – пожал плечами Шаравин. – Я бы обратил ваше внимание, что ваши сотрудники с архивом тоже не особенно торопятся.

– Черт знает что… – снова чертыхнулся Озеров. И, нервничая, стал набирать телефонный номер. – Галя, ну что там у вас, в конце концов? Сколько еще ждать?

Потом осторожно положил трубку на клавишу аппарата, стараясь не смотреть на гостя.

– Вы правы… Папки с копиями этого дела тоже нет. – Он растерянно посмотрел на гостя. И тут же спохватился. – Правда, еще не все потеряно. Кое-что сохранилось у меня в записной книжке, если ее, конечно, тоже не скоммуниздили.

Он порылся в ящиках стола, нашел записную книжку, перелистал ее и протянул гостю.

– Спасибо, – кивнул Шаравин. – Но я хотел узнать только это: уцелела ли информация о бравом капитане ФСБ Михаиле Рощине? Мы с самого начала предполагали, что ее постараются уничтожить. А это все мы можем запросить в его ведомстве. – Он кивнул на записную книжку.

– Чем могу, – уязвленно пробормотал Озеров.

– Вы еще говорили, будто он еще вчера сидел у вас на моем месте. После него и до меня здесь кто-нибудь еще был?

– Нет… – помотал головой Озеров.

– Но возможно, Рощин касался либо брал в руки какие-то предметы на вашем столе, – продолжал Шаравин. – Например, стакан, зажигалку… Ну, вы поняли меня. Тогда мы первое время вполне обойдемся без отпечатков пальцев на его пистолете.

– Не помню. Хотя нет, он брал в руки этот снимок моей невесты. – Озеров кивнул на фотографию на своем столе. – Представляете, сидит этот фрукт, развалясь, здесь у меня на допросе, берет, причем без моего разрешения, снимок моей девушки и бесцеремонно ее разглядывает.

– Так вот почему вы его невзлюбили…

– Но не он один у меня здесь сидел! – возмущенно продолжал следователь Озеров. – Но он был единственный, кто ее взял! Вы же ее не хватаете без спроса?

– Нет, не хватаю. – Шаравин кивнул на фотографию. – Но зато попрошу дать ее нам на время. Дадите? Разумеется, под расписку. Мы вам ее скоро вернем. Снимем его пальчики и сразу привезем.

– Пожалуйста… – пожал плечами Озеров. – Но только не надолго.

– Спасибо… – Шаравин смотрел, как Озеров бережно укладывает фотографию любимой в целлофановый пакет. – Но может быть, вы ответите мне еще на один вопрос, на который мы пока не находим ответа?

Озеров кивнул в знак согласия.

– Почему он, профессиональный оперативник, позволил бывшему и уже немолодому уголовнику произвести аж три выстрела, прежде чем его застрелил?

– Я ему задал такой вопрос, – сказал Озеров, – это есть в протоколе. Ничего толком он мне не ответил. Мол, все произошло слишком неожиданно. Растерялся, и оба выстрела в упор свалили его на пол.

– Что значит «растерялся»? – не понял Шаравин.

– Спросите чего полегче. Причем у него.

– Просто я хочу порассуждать вслух. Если он пришел к даме в бронежилете, значит, он ожидал такого нападения? Тем более она просила о защите? Если пули попали Рощину в грудь, а не в спину, значит, он видел стрелявшего?

– Верно… Я и спросил об этом. Это вы найдете в том же протоколе. Говорит, не ожидал.

– Надеюсь, вы в курсе, что после попадания пуль в бронежилет на теле остаются кровоподтеки?

– Они у него были, – уже нетерпеливо сказал Озеров. – У вас нет времени читать протокол?

– Я спрашиваю о ваших личных впечатлениях о его поведении… – извиняющимся тоном сказал Шаравин. – В протоколе это не отражается.

– Я, конечно, не замерял месторасположение кровоподтеков с точностью до миллиметра, но на глаз они находились именно там, где и следовало ожидать. То есть вряд возможно такое совпадение, будто он получил их часом раньше во время драки именно в этом месте. Здесь он чист.

– Это точно. Я в подобных случаях всегда задаюсь вопросом: зачем столь безупречное алиби столь честному человеку? – вздохнул Шаравин. – Или зачем эти безукоризненные отмазки? Ладно! – Он встал с места. – Не буду вас больше отвлекать от дела. У меня нет больше вопросов. Спасибо за помощь.

– Фотографию не забудьте вернуть… – Озеров пододвинул к нему целлофановый пакет. – И дайте мне ваш телефон, чтобы связаться в случае возникновения новых обстоятельств.

Когда Шаравин вернулся в прокуратуру, там уже сидел прилетевший из Воронежа Денис Грязнов.

– Тебя ждем. – Турецкий кивнул Шаравину и указал на стул, после того как тот обменялся приветствиями с Денисом. – Интересные вещи он тут рассказывает.

– Климова я нашел быстро, – сказал Грязнов. – Его показали по телевизору, и потому его многие там знают. Он рассказал мне следующее. Оказывается, пленных было всего пятнадцать человек. Климов в плен попал еще в девяносто пятом году и потому немного понимает по-чеченски. Он не раз там видел

Ансара Худоева, которого Забельский знает с восемьдесят восьмого года и о ком упоминал Олег в своей статье. Говорит, он там был главным. Именно он отбирал из пятнадцати этих пятерых, которых следовало выкупить…

– Ансар Худоев? – переспросил Турецкий, переглянувшись с Шаравиным. – Он так его и назвал?

– Да, – подтвердил Денис. – Именно так и назвал. Здесь важно, по какому критерию шел отбор. Брали только тех, у кого есть матери-одиночки. И кто живет недалеко от Москвы. Полтора-два часа лета. Был там один сирота по фамилии Сазонов. Климов его хорошо знал: говорит, его мать умерла, когда сын попал в плен, так его забраковали. Еще им предлагалось принять ислам… Климов понял это так: когда отбор закончился, остальных пустили в расход, как бесполезных и никому не нужных. Ансар велел отвести их подальше, чтоб не беспокоить жителей села… И еще. Когда они подлетали к Москве, ему и другим ребятам велели молчать об этих подробностях. Мол, скажите спасибо, что вас освободили. Благодарите господина Забельского, это он за вас заплатил. Но он все равно решил не отмалчиваться… – Он замолчал, сжал кулаки, ударил по столу. – Сволочи… – Денис встал и прошелся по кабинету.

– За тобой там не было слежки? – спросил Турецкий после паузы.

– Нет, на этот раз я ничего такого не почувствовал… Хотя постоянно там присматривался и оглядывался. И тут же улетел в Москву.

– И как ты сам объясняешь подобный отбор? – спросил у Дениса Турецкий после очередного продолжительного молчания.

– На мой взгляд, они опять спешили.

– Кто «они»? Забельский? – почти в один голос спросили Шаравин и Турецкий.

– И те, и другие. Им нужно было срочно продать

Забельскому этих ребят. Но не для их освобождения из плена, как вы понимаете. А для нашей впечатлительной общественности обязательно нужно, чтобы сыновей встретили обрадованные матери, у которых никого больше на свете нет. И чтобы на всю страну показали их слезы признательной благодарности к благодетелю. Для этого нет лучше матерей-одиночек.

– Тебе самому здесь все понятно?

– Трудно сказать. Климов еще рассказал много интересного. После Хасавюрта он вместе с другими русскими рабами работал на прокладке трубопровода в сторону грузинской границы. И не раз видел там Ансара, который всем там распоряжался. Время от времени работы прекращались, не хватало средств, но не на зарплату, как вы понимаете, а на трубы и оборудование для насосных станций. Потом деньги появлялись, и работы продолжались. Когда снова началась война, стали покупать новейшее оружие. Я спросил у Климова, может ли он назвать по датам, когда это происходило? Он назвал по памяти. Я потом в самолете прикинул: получается, трубы, а потом оружие появлялись после того, как Забельский встречал на аэродроме очередного выкупленного им пленного.

– Как ты думаешь, этот Климов готов дать такие же показания под протокол? – спросил Турецкий.

– Думаю, да. Ему очень хочется с ними поквитаться. И потому он охотно и с подробностями обо всем рассказывал.

– Спасибо… – поблагодарил Турецкий.

Колобов уже собирался ехать в «заимку», где отдыхал Михаил Рощин, когда ему позвонил Всеволод Муромов из службы охраны.

– Федор Андреевич, этот Грязнов из «Глории» вчера вечером вернулся из своего пансионата в Карелии, причем раньше времени.

– Да? А ты знаешь, что его там вообще не было?

– Не понял… Как такое может быть? Терентьев утверждает: своими глазами видел, как он садился в поезд…

– Верно, садился, – хмыкнул Колобов. – А потом из него вылез на ближайшей станции. И с тех пор его не видели.

– Получается, он знает, что его пасли? – озадаченно пробормотал Муромов.

– Спроси что-нибудь полегче. А сейчас извини. Мне надо срочно ехать.

Отключив сотовый, Колобов прошелся по кабинету. Кажется, до прямого столкновения с прокуратурой осталось совсем немного. Мало того что они ведут дело по убийству Бородина. Они еще затребовали дело на Рощина. Вчера выяснилось, что они же сделали запрос на телефонный узел: на каком основании прослушивались разговоры Сивцовой с сестрой перед ее гибелью… Уже обложили со всех сторон. Поэтому надо бы поспешить. Надо их снова опередить, чтобы прийти первыми к финишу. А победителей не судят.

Только он собрался уходить, позвонил Агеев:

– Федя, срочно бросай все и заезжай ко мне в «контору»! Есть неотложный разговор.

Колобов появился у бывшего подчиненного ровно через сорок минут.

– Что опять стряслось? – спросил он, ответив на рукопожатие.

Агеев достал из бара початую бутылку армянского, пять звездочек, коньяка, вопросительно посмотрел на бывшего начальника.

– Налить?

Колобов кивнул, показал полпальца.

– Федя, мне только что сообщили от наших друзей с Петровки. Словом, наши из прокуратуры уже успели там побывать, представляешь? И уже потолковали со следователем Озеровым, который вел его дело.

– На предмет? – Колобов опрокинул в себя стопку.

– Будто не знаешь. Их интересует наш друг Миша и все, что с ним связано.

– Дело они вам уже передали?

– Да. Но наше начальство сейчас договаривается с прокуратурой о совместном расследовании. Вот что плохо. У нас на все неделя, не больше. Пока из прокуратуры пришлют к нам запрос, пока мы его рассмотрим и дадим ответ.

– Это ладно, – поморщился Колобов. – Ты мне одно скажи: все, что было связано с пальбой, когда Миша шлепнул Севрюгу, это серьезно?

– Ты же понимаешь, в связи с каким делом Миша им на самом деле нужен. Им на самом деле нужен Забельский. А значит, и ты.

– Да уж, Миша, к сожалению, здесь прокололся, – покачал головой Колобов. – И, похоже, они теперь с него с живого не слезут…

Агеев вздохнул:

– Боюсь, они и с мертвого не слезут. Лучше скажи, ты мои последние материалы получил?

– Да, и отдал их Григорию Ивановичу, – уклончиво ответил Колобов, глядя в сторону. – Пока он мне ничего не ответил. Думает… Спасибо за ценную информацию, мне нужно ехать.

– И сколько ждать?

– Андрей, я не знаю, как тебе это объяснить, чтобы ты не обиделся. Только между нами. Неужели тебе нужно объяснять, как опасно работать одновременно на двоих олигархов? Это только кажется, что они вечные и закоренелые враги. Это люди другой породы. Кроме интересов, их ничто не привязывает. Поэтому, как бы они ни враждовали, в критической ситуации они всегда могут договориться и найти общий язык. Вопрос: за счет кого? Или, скажем так, кого они на этот раз принесут в жертву, чтобы укрепить свой союз?

– Хочешь сказать, в роли жертвенного барашка оказался я? – настороженно спросил Агеев.

– Это ты сам сказал… – тихо ответил Колобов.

– И что бы ты на моем месте делал?

– Чтобы быть на твоем месте, я должен обладать всей полнотой твоей информации. – Колобов снова взглянул на часы.

– По-моему, ты ею уже обладаешь…

– Если ты признаешь, что я уже знаю все, – терпеливо сказал Федор Андреевич, – значит, я знаю и то, в чью пользу свой выбор ты уже сделал.

– И я даже догадываюсь, кто на меня стучит, – сухо сказал Агеев. – Ты понимаешь, о ком я сейчас подумал?

Колобов промолчал, глядя в сторону. Взял в рот дольку лимона, пожевал.

– Все понятно, вот она, благодарность облагодетельствованного тобой подчиненного… – пробурчал Андрей Семенович. – Согласись, я тебе никогда не отвечал чем-то подобным за твою заботу, когда ты меня двигал.

И напрасно двигал, подумал Колобов.

– Не отвечал, – согласился он вслух. – И потому я с тобой еще разговариваю.

– Федя, ты же знаешь, я Мишу вытащил из ментов к нам в «контору»! Я везде его выдвигал, всем помог и добился передачи нам уголовного дела о двойном убийстве… Другой бы в знак признательности… Что ты молчишь?

– Любой двойной агент рано или поздно должен выбрать кого-то одного из своих хозяев, – ответил Колобов. – Миша Рощин сделал это вовремя, ты выбирал слишком долго. И потому прогадал.

– И давно Рощин стал работать на тебя? – сощурился Агеев.

– Не в этом дело. Когда ты делал свой выбор, для тебя было главным, как бы снова не оказаться в моем подчинении. Я прав?

Андрей Семенович недовольно засопел, но промолчал.

– И потому ты поставил не на ту лошадь.

– Дело не в лошадях… Скажи проще: я погнался за двумя зайцами, – мрачно сказал Агеев. – Федя, ты мне так и не ответил: что на моем месте ты бы предпринял.

– Постарался бы исправить возникшую ситуацию, – ответил Колобов. – Это тебе по силам?

– Если только при твоем непосредственном содействии, – сощурился Агеев.

Колобов вышел от него через десять минут, а еще через полтора часа после езды сначала по широкой автостраде Минского шоссе, потом по узкому, гладкому шоссе, огражденному высокими соснами, приехал в «заимку».

Там у входа в небольшой деревянный дом с просторной и светлой террасой его встретила улыбающаяся, с ямочками на румяных щеках молодая хозяйка «заимки» в кокетливом белом халатике.

– Аня, он здесь? – негромко спросил Федор Андреевич, поцеловав ее в одну из ямочек. – Надеюсь, моя команда пришла вовремя?

– Еще бы… – Ее приветливая улыбка сменилась на томную. – Такой мужчина… У нас такого еще не было. Девочки совсем расстроятся.

– Все отменяется. Я его забираю от вас, – сказал он.

– Тогда присылай его к нам почаще, – подмигнула она ему. – Идем, посмотришь на этого жеребца. Ему Танечка как раз делает свой массаж.

Они подошли к окну, выходящему в массажную – просторную, светлую комнату. Там массажистка – полненькая, крашеная брюнетка в коротеньком халате с глубоким вырезом – легко и без нажима растирала пальчиками голую и влажную спину стонущего от наслаждения Рощина.

– Полюбуйся на этого породистого самца, – вполголоса сказала Аня. – Смотри, до какого состояния довела его наша Танечка. О чем я тебе говорила, помнишь? Он уже готов. Сейчас самый момент, он расслаблен и не способен ни на какое сопротивление. Делай с ним, что хочешь. Все-таки почему ты передумал? Стало его жалко?

Он взял ее за локоть.

– А кстати, что именно ты собиралась применить? – спросил он, когда они вышли.

– А вот смотри… – Она завела его в свой кабинет, там сняла картину на стене, за которой был сейф, который она открыла. – Видишь эту коробку? Там ампулы. Это делают в Голландии специально для эвтаназии. У них сейчас разрешено. Достаточно одного укола. И клиент даже не почувствует и не шелохнется. Нет, ты точно передумал?

– Только что ты была этому рада, – заметил Колобов, положив руку ей на талию. – Да, я забираю от вас Мишу, – повторил он. – У меня для него важное задание. Никто другой не справится.

– Просто такого кадра у нас еще не было. – Она слегка отстранилась. – Мои девочки только о нем и говорят… Не хочется им лишаться такого мужика. А что укол ему сделать, что назад тебе вернуть, нам-то какая разница?

Она снова от него отстранилась, отодвинув его руки.

– Подожди, Федя. Только не здесь… И потом, ты же спешишь? Кстати, чуть не забыла, для тебя тоже найдется хорошее средство. Только недавно получили. Получше всякой виагры…

Она снова открыла сейф.

– Но только проверь его сначала на супруге. Бери, чего смотришь? Не отравлю, не бойся… – Она усмехнулась, прижалась лицом к его груди. – Кстати, может, потом Мишу снова к нам пришлешь, а?

– Завтра к тебе привезут девушку из одной известной и уважаемой кавказской семьи, – сказал он. – Уход, внимание и обслуживание по высшему разряду, ты поняла? Но это не отменяет бдительности… – Он взял ее двумя пальцами за подбородок.