Текст книги "Домохозяйка (ЛП)"

Автор книги: Фрида МакФадден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

10

Неделей позже я спускаюсь в гостиную и нахожу там Нину с полным мусорным мешком в руках. Моя первая мысль: «О боже, что на этот раз?»

Я прожила у Уинчестеров всего неделю, а ощущение, как будто прошли годы. Нет, столетия. Перепады настроений Нины абсолютно непредсказуемы. То она обнимает меня и говорит, как высоко ценит мое присутствие в ее доме, а через минуту отчитывает за невыполнение задания, о котором она мне даже не упоминала. Взбалмошная баба, мягко говоря. Сесилия – избалованная и не воспитанная девчонка, которой противно само мое присутствие в их доме. Будь у меня другие варианты, я бы немедленно уволилась.

Но поскольку вариантов нет, то…

Единственный член семьи, которого более-менее можно терпеть – это Эндрю. Я не часто сталкиваюсь с ним, и эти встречи… ничем не примечательны. На данный момент «ничем не примечательный» устраивает меня как нельзя больше. Сказать правду, мне иногда жалко Эндрю. Быть мужем Нины – задачка не из легких.

Я задерживаюсь перед входом в гостиную, строя предположения, зачем Нине мешок с мусором. Хочет, чтобы отныне я сортировала отходы? Интересно, как – в алфавитном порядке или по цвету? Или по запаху? Или, может, я купила какой-то неприемлемый мешок и теперь мне предстоит переложить мусор в другой? Не стоит даже пытаться найти разгадку.

– Милли! – восклицает она.

У меня сжимается желудок. Сейчас я узнаю, что она мне уготовила с этим мешком.

– Да?

Она жестом зовет меня к себе. Стараюсь идти нормально, а не как осужденный на казнь. Нелегкая задача.

– Что-нибудь не так? – спрашиваю.

Нина поднимает тяжелый мешок и бросает его на свой прекрасный кожаный диван. Меня так и подмывает предупредить, чтобы она ненароком не засыпала дорогущую кожу всякой гадостью.

– Я тут перетряхивала свой гардероб, – говорит она. – И такая жалость – некоторые мои платья стали мне чуточку тесны. Вот я и сложила их в этот мешок. Не будешь так добра отнести его в ящик для благотворительных пожертвований?

И всё? Ну, это еще куда ни шло.

– Конечно! Без проблем.

– Или знаешь что… – Нина делает шаг назад, меряя меня глазами. – Какой у тебя размер?

– Э-э, наверное, шестой…

Ее лицо сияет.

– О, великолепно! У этих платьев как раз шесть или восемь.

Шесть или восемь? На вид у Нины размер никак не меньше четырнадцатого. Должно быть, последний раз она «перетряхивала свой гардероб» довольно давно.

– О… – роняю я.

– Лучше возьми их себе, – говорит она. – У тебя совсем нет хорошей одежды.

Меня слегка коробит, хотя она вообще-то права. Хорошей одежды у меня нет.

– Не думаю, что я могу…

– Конечно можешь! – Она подсовывает мешок ближе ко мне. – Они будут прекрасно смотреться на тебе! Я настаиваю!

Открываю. Вытаскиваю маленькое белое платье, лежащее сверху. На вид оно страшно дорогое, а материал такой мягкий и струящийся, что мне хочется окунуться в него, словно в воду. Нина права, это платье будет чудесно выглядеть на мне. Да оно будет чудесно выглядеть на ком угодно! Если я когда-нибудь решусь опять пойти на свидание, хорошо бы надеть приличную одежду. Пусть и чисто белую.

– Окей, – соглашаюсь я. – Спасибо огромнейшее. Это так щедро с твоей стороны.

– Пожалуйста! Надеюсь, ты будешь носить их с удовольствием!

– А если ты когда-нибудь решишь забрать их обратно, просто дай мне знать.

Она откидывает голову и хохочет; ее двойной подбородок дрожит.

– Не думаю, что уменьшусь в размерах в обозримом будущем! Особенно теперь, когда мы с Эндрю собираемся завести ребенка.

У меня отвисает челюсть.

– Ты беременна?

Не знаю, хорошо это или плохо. Впрочем, беременность объясняет перепады ее настроений. Но она трясет головой:

– Пока еще нет. Мы пытаемся – правда, пока безуспешно. Но мы оба очень хотим ребенка, и у нас назначена встреча со специалистом. Так что, думается, в ближайшие год-два в доме появится еще один малыш.

Не знаю, как на это реагировать.

– Э-э… поздравляю…

– Спасибо. – Она сияет улыбкой. – Как бы там ни было, носи мои платья на здоровье, Милли. Да, у меня есть для тебя еще кое-что. – Она шарит в своей белой сумочке и вытаскивает ключ. – Ты хотела ключ от комнаты, верно?

– Спасибо!

После той первой ночи, когда я впала в панику, вообразив, что меня заперли, я не особенно зацикливалась на замке в своей двери. Заметила только, что его немного заедает, но никто не подбирается к моей комнате и не запирает меня там. Впрочем, чем поможет ключ, если я внутри, а замок снаружи? Однако я кладу ключ в карман: наверное, не помешает запирать дверь, когда меня нет в комнате, ведь Нина, кажется, из тех, кто любит совать нос куда не просят. По-моему, сейчас подходящий момент упомянуть еще об одной вещи, которая меня тревожит.

– Да, еще кое-что, Нина. Окно в моей комнате не открывается. Похоже, оно замазано наглухо.

– Вот как? – Нина явно находит эту информацию абсолютно неинтересной.

– В случае пожара это может быть опасно.

Она смотрит на свои ногти и хмурится, увидев, что белый лак на одном из них облупился.

– Не думаю, – бросает она.

– Ну… я не уверена, но… Я хочу сказать – в комнате должно быть окно, которое можно открыть, правильно? Иногда там становится ужасно душно.

Вообще-то душно там не бывает, потому что чердак весь продувается сквозняками. Но я скажу все что угодно, лишь бы окно исправили. Мне ненавистна сама мысль о том, что единственное окошко в каморке заделано наглухо.

– Я пошлю кого-нибудь взглянуть на него.

То, каким тоном Нина говорит это, заставляет меня думать, что она никого никуда не пошлет, и мое окно в обозримом будущем открываться не будет.

Она бросает взгляд на мешок с одеждой:

– Милли, я счастлива подарить тебе свои платья, но знаешь – в гостиной мусорным мешкам не место. Это неопрятно.

– Ох, прошу прощения, – бормочу я.

И тут она вздыхает, как будто говоря: «Ах, ну что мне с тобой делать!»

11

– Милли! – звучит в трубке взволнованный голос Нины. – Мне нужно, чтобы ты забрала Сесилию из школы!

У меня в руках огромная стопка белья, и я удерживаю телефон плечом и ухом. Когда звонит Нина, я всегда отвечаю немедленно, чем бы ни была занята. Иначе она будет звонить снова и снова (и снова), пока я не возьму трубку.

– Конечно, нет проблем, – отвечаю.

– Ох, спасибо огромное! – захлебывается восторгом Нина. – Ты такая душка! Просто подхвати ее у Академии[5]5
  Академиями в США часто называются дорогие и престижные частные школы.


[Закрыть] Винтер в два сорок пять! Ты лучшая, Милли!

Нина вешает трубку прежде, чем я успеваю задать несколько важных вопросов, как, например, где именно мне подхватить Сесилию и какой у Академии Винтер адрес. Убирая телефон от уха, я впадаю в панику, увидев, который час. У меня меньше пятнадцати минут на то, чтобы узнать, где находится школа, и забрать оттуда дочь моих работодателей. Белье подождет.

Вбиваю название школы в Гугл, одновременно слетая вниз по лестнице. Поиск не дает результатов. Самая близкая школа с таким названием расположена в Висконсине. Нина частенько дает странные поручения, но сомневаюсь, что она ожидает от меня за четверть часа доехать до Висконсина, чтобы забрать там ее дочку. Звоню Нине, и, само собой, она не берет телефон. Пытаюсь дозвониться до Энди – он тоже не отвечает.

Здорово.

Мечась по кухне и пытаясь решить, что делать дальше, я замечаю на холодильнике пришпиленный магнитом листок бумаги. Это расписание каникул в Академии Виндзор.

А она сказала Винтер. Академия Винтер. Я уверена. Ведь сказала же?

У меня нет времени раздумывать, оговорилась ли Нина или она не знает названия школы, в которой учится ее дочь и в которой она вице-президент комитета учителей и родителей. К счастью, на листке написан адрес, так что мне становится ясно, куда ехать. И на все про все у меня десять минут.

Уинчестеры живут в пригороде, который может похвастаться лучшими государственными бесплатными школами во всей стране, однако Сесилия ходит в частную – потому что может. При виде Академии Виндзор – огромного элегантного строения с множеством колонн цвета слоновой кости, со стенами из темно-коричневого кирпича, покрытыми плющом, – у меня возникает чувство, будто я забираю Сесилию из Хогвартса или еще откуда-нибудь столь же нереального. Еще одно, о чем Нине стоило бы меня предупредить – это о ситуации с парковкой в конце учебного дня, когда детей забирают из школы. Это сущий кошмар. Я вынуждена кружить по стоянке несколько минут, прежде чем нахожу свободное место и наконец втискиваюсь между «мерседесом» и «роллс-ройсом». Боюсь, как бы кто не вызвал эвакуатор, чтобы убрать отсюда мой помятый «ниссан» – просто так, из принципа.

Времени у меня совсем не осталось, и я, пыхтя и отдуваясь, несусь ко входу в школу. И, естественно, обнаруживаю, что в школе несколько дверей. Из которой вынырнет Сесилия? Нет ни малейших подсказок, куда мне идти. Пытаюсь опять дозвониться Нине, и опять включается автоответчик. И где это она шляется? Не мое дело, конечно, но эта женщина не работает, а все домашние дела на мне. Так куда же она могла запропаститься?

Расспросив нескольких раздраженных родителей, я прихожу к выводу, что Сесилия выйдет из самой последней двери на правом крыле школы. Но как раз в тот момент, когда я наполняюсь решимостью на сей раз не осрамиться, я равняюсь с двумя безупречно одетыми женщинами, болтающими около двери, и спрашиваю:

– Не подскажете – это выход для учеников четвертого класса?

– Да. – Та из двух дам, что потоньше – брюнетка с самыми совершенными бровями, которые я когда-либо видела – меряет меня глазами. – Вы кого ищете?

Я ежусь под ее взглядом.

– Сесилию Уинчестер.

Дамы обмениваются понимающими взглядами.

– Должно быть, вы новая служанка Нины, – произносит та, что пониже, с рыжими волосами.

– Домработница, – поправляю я, сама не зная зачем. Нина может называть меня, как ей вздумается.

Брюнетка издает смешок, но никак не комментирует мое высказывание.

– Ну и как вам у нее работается?

Копнула, значит, в поисках грязи. Что ж, удачи! Черта с два я ей что-нибудь расскажу.

– Очень хорошо.

Дамы снова переглядываются.

– Так что – Нина не доводит вас до бешенства? – интересуется рыжая.

– Что вы имеете в виду? – осторожно говорю я. У меня нет желания сплетничать с этими гарпиями, но в то же время мне любопытно все, касающееся Нины.

– Нина – она немного… нервная, – говорит брюнетка.

– Нина чокнутая! – добавляет рыжая. – В прямом смысле.

Я втягиваю в себя воздух.

– Что?

Брюнетка так поддевает рыжую локтем, что та ахает.

– Ничего. Она шутит.

В этот момент дверь школы распахивается и из нее выливается поток детей. Если у меня и был шанс выудить из этих женщин больше информации, сейчас я его потеряла, поскольку они кидаются к своим четвероклассникам. Но мысли об услышанном не оставляют меня.

Замечаю в дверях белокурую голову Сесилии. Хотя большинство других школьников носят джинсы и футболки, Сесилия одета в очередное кружевное платье, на этот раз бледно-аквамаринового цвета. На общем фоне она как белая ворона. Мне не составляет труда не выпускать ее из вида, пока я пробираюсь к ней.

– Сесилия! – Я неистово машу руками. – Мне сказали тебя забрать!

Сесилия смотрит на меня так, будто она с большей охотой залезет в кузов к какому-нибудь бородатому бомжу, чем поедет со мной. Она трясет головой и отворачивается.

– Сесилия! – говорю я строже. – Пойдем! Твоя мама сказала, чтобы я забрала тебя.

Она снова поворачивается ко мне, и ее глаза говорят, что я полная идиотка.

– Неправда, она этого не говорила. Мама Софии заберет меня и отвезет на карате.

Я не успеваю запротестовать – женщина лет сорока в брюках для йоги и пуловере кладет руку ей на плечо:

– Ну что, девочки, готовы к тренировке?

Я хлопаю глазами, уставившись на женщину. На похитителя она не похожа. Но тут явно какое-то недоразумение. Мне позвонила Нина и велела забрать Сесилию. Это было ясное и четкое указание. В смысле – кроме той части, где она назвала школу неправильно. Однако насчет остального хозяйка выразилась абсолютно однозначно.

– Простите, – говорю я незнакомке. – Я работаю у Уинчестеров, и Нина просила меня забрать сегодня Сесилию.

Женщина выгибает бровь и кладет свеженаманикюренную ладонь себе на бедро.

– Не думаю. Я каждую среду забираю Сесилию и везу девочек на карате. Нина не сообщала об изменениях в планах. Может быть, вы что-то не так поняли.

– Я все поняла правильно, – возражаю я, но мой голос дрожит.

Женщина запускает руку в свою сумочку от Гуччи и достает телефон.

– Давайте выясним у Нины.

Я слежу, как она нажимает кнопки на телефоне. В ожидании ответа женщина барабанит длинными ногтями по сумочке.

– Алло, Нина? Это Рейчел. – Пауза. – Знаешь, тут одна девушка утверждает, что ты просила ее забрать Сесилию, но я объяснила ей, что отвожу твою девочку на карате каждую среду. – Еще одна длинная пауза, во время которой женщина по имени Рейчел кивает. – Точно, именно это я ей и сказала. Как хорошо, что я проверила. – Снова пауза. Рейчел смеется. – Я в точности знаю, что ты имеешь в виду. Так трудно найти кого-нибудь стоящего!

Нетрудно догадаться, какими словами Нина закончила беседу.

– Ну что ж, – говорит мне Рейчел. – Как я и думала. Нина говорит, что вы все перепутали. Так что я забираю Сесилию на карате.

И, вишенкой на торте, Сесилия показывает мне язык. Но есть и положительный момент: мне не придется ехать домой с ней.

Я вынимаю собственный телефон – проверить, нет ли от Нины сообщения, в котором она отзывает свою просьбу забрать дочку. Нет. Тогда я посылаю ей записку:

Какая-то женщина по имени Рейчел только что говорила с тобой и сказала, что ты попросила ее отвезти Сесилию на карате. Значит, мне можно возвратиться домой?

Через мгновение приходит ответ:

Да. С чего ты вообще взяла, что я просила тебя забрать Сесилию?

С того, что ты меня просила! У меня дрожит подбородок, но я не могу дать волю своим чувствам. Такова уж Нина. К тому же в работе на нее (или с ней – ха-ха!) есть масса преимуществ. Она только чуть-чуть взбалмошная. И немного эксцентричная.

«Нина чокнутая. В прямом смысле».

Никак не могу выкинуть из головы слова той рыжей. Что она имела в виду? Что Нина не просто эксцентричная, не просто любит помыкать всеми подряд, а что там кроется нечто большее?

Наверное, лучше мне этого не знать.

12

Хоть я и приказала себе не совать нос в вопросы душевного здоровья Нины, ничего не могу поделать – все время думаю об этом. Я работаю на эту женщину. Я живу рядом с ней.

У Нины есть и еще кое-какие странности. Например, сегодня утром, убирая в хозяйской спальне, я никак не могла отделаться от мысли, что никто в здравом рассудке не смог бы оставить в ванной такой дикий беспорядок. Полотенца валяются на полу, вся раковина в зубной пасте… Я знаю, что иногда люди, страдающие депрессией, теряют мотивацию прибирать за собой. Но ведь у Нины хватает мотивации, чтобы наряжаться и выходить на люди каждый день – не знаю, куда ее носит.

Хуже всего было несколько дней назад обнаружить на полу тампон. Использованный, окровавленный тампон. Меня едва не вырвало.

Пока я отскребаю раковину от натеков зубной пасты и тонального крема, мой взгляд то и дело устремляется на аптечку. Если Нина и вправду «чокнутая», она наверняка сидит на лекарствах, ведь верно? Но заглядывать в аптечку нельзя. Это будет тяжким нарушением доверия.

Хотя опять же – никто ведь не узнает, что я туда заглянула. Только одним глазком – и всё…

Высовываю голову в спальню. Там никого. Заглядываю за угол, чтобы быть абсолютно уверенной. Я одна. Возвращаюсь в ванную и, мгновение помедлив, открываю аптечку.

Вот это да. Тут прорва медикаментов.

Беру один из оранжевых флаконов. На нем значится имя: Нина Уинчестер. Читаю название: галоперидол. Что бы это ни значило.

Собираюсь взять другой флакон, но тут из коридора доносится голос:

– Милли? Ты здесь?

О нет!

Поспешно сую флакончик в аптечку и захлопываю дверцу. Сердце несется вскачь, ладони покрываются холодным потом. Я наклеиваю на лицо улыбку как раз вовремя – Нина врывается в спальню. На ней белая блузка без рукавов и белые же джинсы. Она резко останавливается, увидев в ванной меня.

– Ты что здесь делаешь? – спрашивает она.

– Убираю в ванной.

И ни в коем случае не заглядываю в твою аптечку, ни-ни.

Нина прищуривается, и я на мгновение пугаюсь: вот сейчас она обвинит меня, что я копалась в ее аптечке. А лгунья из меня ужасная, она сразу же догадается, что я вру. Но она смотрит на раковину.

– Как ты ее чистишь? – спрашивает она.

– Да вот… – Я выставляю вперед баллончик. – Использую это средство.

– Оно органическое?

– Э-э… – Смотрю на баллончик – я купила его в супермаркете на прошлой неделе. – Нет. Не органическое.

Лицо Нины омрачается.

– Я предпочитаю органические чистящие средства, Милли. В них не так много химии. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Конечно…

Не стану ей выкладывать, что думаю на самом деле. А думаю я, что женщина, поглощающая такое количество медикаментов, вряд ли так уж озабочена химией в чистящих средствах. То есть – да, эти вещества здесь, в раковине, но она же их не ест! В ее кровь они не попадают.

– Мне просто кажется, что… – она хмурится, – что ты не очень тщательно очищаешь раковину. Можно мне посмотреть, как ты чистишь? Хочу увидеть, чтó ты делаешь неправильно.

Она хочет пронаблюдать, как я чищу ее раковину?

– Окей…

Я опять обрызгиваю фаянс средством и тру, пока не исчезают последние потеки зубной пасты. Смотрю на Нину. Та задумчиво кивает.

– Неплохо, – говорит она. – Думаю, однако, что вопрос в том, как ты чистишь раковину, когда я не смотрю.

– Да точно также…

– Хм. Весьма сомневаюсь. – Она закатывает глаза. – Ладно, мне некогда стоять над тобой целый день. Постарайся с этого момента выполнять работу добросовестно.

– Хорошо, – бормочу. – Окей, я буду добросовестна.

Нина выходит из спальни – она собирается на спа, или на ланч с подругами, или к черту, или к дьяволу – ей ведь не нужно трудиться. Всматриваюсь в раковину, сияющую безукоризненной чистотой. Испытываю непреодолимое желание окунуть хозяйкину зубную щетку в унитазную воду.

Но я этого не делаю. Вместо этого я набираю на телефоне слово «галоперидол».

Результаты поиска заполняют экран. Галоперидол – это антипсихотическое средство, предназначенное для лечения шизофрении, биполярного расстройства, бредовых состояний, перевозбуждения и острых психозов.

И это только один из десятка флаконов. Бог знает, что там еще скрывается в аптечке. Часть меня сгорает от стыда, что я вообще туда заглянула. А другая часть в ужасе от того, что еще я могла там найти.

13

Я работаю пылесосом в гостиной, когда за окном мелькает тень.

Подхожу к окну и – разумеется, сегодня Энцо трудится у нас. Насколько я понимаю, он выполняет садовые и ландшафтные работы, переходя от усадьбы к усадьбе. В этот момент он вскапывает клумбу на переднем дворе.

Хватаю на кухне пустой стакан и наполняю его холодной водой, после чего направляюсь к выходу.

Не совсем отдаю себе отчет, чего, собственно, хочу. Но я не могу перестать думать о том разговоре с дамами около школы насчет чокнутой (в прямом смысле) Нины. И это антипсихотическое средство в ее аптечке… Я далека от того, чтобы составлять превратное мнение о Нине из-за ее психических проблем – в тюрьме я знала немало женщин, страдающих душевными заболеваниями, – но мне было бы полезно получить точную информацию. Если бы я лучше понимала Нину, то, кто знает – может быть, смогла бы даже ей помочь?

Помню, как в мой первый день Энцо попытался о чем-то меня предупредить. Нины дома нет, Эндрю на работе, Сесилия в школе, так что, похоже, сейчас подходящий момент, чтобы расспросить его. Единственная закавыка – он почти не говорит по-английски.

Но попытка не пытка. И он, я уверена, хочет пить и наверняка будет благодарен за стакан холодной воды.

Когда я выхожу во двор, Энцо копает яму. Он так сосредоточен на своей задаче, что не слышит, как я прочищаю горло. Дважды. Наконец я машу рукой и говорю:

– Hola!

Ой, кажется, это опять испанский.

Энцо отрывает глаза от ямы. На его губах играет легкая усмешка.

– Ciao, – поправляет он.

– Ciao, – повторяю я. Клянусь себе запомнить слово, чтобы в следующий раз сказать правильно.

Его футболка промокла от пота и облепила тело, подчеркивая каждую мышцу. И, надо сказать, это не мышцы бодибилдера, это мышцы мужчины, занимающегося тяжелым ручным трудом ради пропитания.

Да, я не могу отвести от него глаз. Отдайте меня под суд.

Снова прочищаю горло.

– Я тут… принесла тебе… гм… воды. Как ты ее называешь?..

– Acqua, – отвечает он.

Я рьяно киваю:

– Да, точно!

Видите? У нас получается. Мы общаемся. Всё путем.

Энцо шагает ко мне и с благодарностью принимает из моих рук стакан. Одним глотком выпивает половину. Выдыхает и вытирает рот тыльной стороной ладони.

– Grazie.

– На здоровье, – улыбаюсь я. – Так что… Ты давно работаешь у Уинчестеров? – (Он смотрит на меня непонимающим взглядом.) – Ну то есть… ты работаешь здесь… много лет?

Он снова делает глоток – теперь в стакане осталось три четверти воды. Когда питье закончится, он вернется к работе, так что времени у меня немного.

– Tre anni, – отвечает он наконец. И добавляет со своим тяжелым акцентом: – Три год.

– А… гм… – Я мну ладони. – Нина Уинчестер… как ты…

Он хмурится. Но теперь его лицо не непонимающее, как раньше. Похоже, он ждет, что же я хочу сказать. Может быть, он понимает по-английски лучше, чем говорит.

– Ты… – снова начинаю я. – Как ты думаешь, Нина – она… я хочу сказать – она тебе нравится?

Глаза Энцо, глядящие прямо на меня, сужаются. Он осушает стакан и сует его мне в руку. Не сказав больше ни слова, возвращается к своей яме, подхватывает лопату и вновь принимается за работу.

Я открываю рот, чтобы попробовать еще раз, но сразу же закрываю. Когда я только-только появилась здесь, Энцо пытался предупредить меня о чем-то, но Нина распахнула дверь прежде, чем он успел что-то добавить. Очевидно, что он передумал что-либо говорить. Что бы Энцо ни знал и ни думал, мне он ничего не скажет. По крайней мере, сейчас.