Текст книги "Домохозяйка (ЛП)"

Автор книги: Фрида МакФадден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Фрида Макфадден
*
ДОМРАБОТНИЦА
*
(Домработница – 1)
*
Перевод sonate10,
обложка mila_usha_shak

Пролог

Если я когда-нибудь покину этот дом, то только в наручниках.

Надо было убежать, пока имелся шанс. Я его упустила. Сейчас, когда полицейские уже в доме и обнаружили кое-что там, наверху, обратного пути нет.

Пять минут отделяют меня от того момента, когда мне зачитают права. Не понимаю, почему они до сих пор этого не сделали. Наверное, рассчитывают разговорить меня – а вдруг выболтаю что-то, чего говорить не следовало бы?

Ну-ну, пусть попробуют.

Коп с проседью в черных волосах сидит на диване рядом со мной. Ерзает, удобнее устраивая свое массивное тело на итальянской коже цвета жженки. Интересно, а какой диван у него дома? Уж конечно его цена не выражается пятизначным числом, как у этого. Должно быть, какого-нибудь безвкусного цвета – например, оранжевого, усеян собачьей шерстью и разлезается по швам. Наверняка коп сейчас думает о диване у себя дома и жаждет иметь такой, как тот, на котором сидит.

Хотя, скорее, он думает о трупе на чердаке этого дома.

Он называл мне свое имя раньше, но оно улетучилось из моей головы. Полицейским следовало бы носить ярко-красные таблички со своим именем. Как еще прикажете помнить их имена, когда находишься в глубоком стрессе? Думаю, он детектив.

– Когда вы нашли тело? – спрашивает он.

Я мешкаю, раздумывая, не настал ли подходящий момент, чтобы потребовать адвоката. Вроде бы они обязаны предоставить мне адвоката, нет? Я плохо разбираюсь в процедуре.

– Примерно час назад, – отвечаю.

– Зачем вообще вы отправились наверх?

Я поджимаю губы.

– Я же объясняла – услышала звук.

– И что?

Полицейский наклоняется вперед, широко раскрыв глаза. На подбородке у него топорщится щетина, как будто он не брился сегодня утром. Кончик языка плотоядно облизывает губы. Я не дура, знаю, чтó он хочет от меня услышать.

«Это сделала я. Моя вина. Заберите меня».

Вместо этого я откидываюсь на спинку дивана.

– И всё. Это всё, что я знаю.

На лице полицейского вырисовывается разочарование. Он играет желваками на скулах – по-видимому, раздумывает над уликами, найденными в доме. Оценивает, достаточно ли их, чтобы замкнуть на моих запястьях наручники. Он не уверен. Если бы был уверен, я уже щеголяла бы в браслетах.

– Эй, Коннорс! – раздается голос другого офицера. Я бросаю взгляд на верх лестницы. Там стоит второй полицейский, намного моложе первого – длинные пальцы вцепились в перила, гладкое, без морщин лицо бледно.

– Коннорс, – говорит молодой. – Давай сюда, немедленно. Тебе надо это увидеть. – (Даже отсюда, от подножия лестницы, я вижу, как ходит вверх-вниз его кадык.) – Глазам не поверишь!

Часть I
Тремя месяцами ранее

1
МИЛЛИ

– Расскажите мне о себе, Милли.

Нина Уинчестер наклоняется вперед на своем карамельного цвета диване. Ноги ее скрещены, колени едва виднеются из-под шелковой белой юбки. Я не очень хорошо разбираюсь в ценниках и этикетках, но сразу ясно: все, что носит Нина Уинчестер, страшно дорого. Меня так и тянет пощупать ее кремового цвета блузку, но такого рода жест уничтожит все мои шансы на получение работы.

Хотя, если честно, шансов у меня и так нет.

– М-м… – тяну я. Подбирать слова нужно очень аккуратно. Даже после стольких отказов, я все еще надеюсь. – Я выросла в Бруклине. Работала домработницей у многих людей, как значится в моем резюме. – (В моем тщательно отредактированном резюме.) – И я обожаю детей. А еще… – Окидываю взглядом комнату – нет ли где собачьей жевалки или кошачьего лотка. – Еще люблю животных, – говорю я с полувопросительной интонацией.

В объявлении о вакансии про домашних питомцев ничего не говорилось. Но лучше подстраховаться. Любителей животных ценят все.

– Бруклин! – просияв, говорит миссис Уинчестер. – Я тоже выросла в Бруклине. Мы практически соседи!

– Точно! – подтверждаю я, хотя ничто не может быть так далеко от истины. В Бруклине полно закрытых районов, за крохотный таунхаус в которых тебе пришлось бы заплатить чертову уйму денег. Я выросла не там. Между мной и Ниной Уинчестер не может быть ничего общего, но если ей хочется верить, будто мы соседи, я с удовольствием соглашусь.

Миссис Уинчестер закладывает прядку сияющих золотых волос за ухо. Модное каре длиной до нижней скулы маскирует ее двойной подбородок. Женщине хорошо за тридцать, и с другой прической и в другой одежде она выглядела бы весьма заурядно. Однако она употребила свое немалое состояние на то, чтобы извлечь максимальную выгоду из данного ей природой. Не стану утверждать, что не уважаю ее за это.

Что касается моей внешности, то я пошла в прямо противоположном направлении. Я лет на десять, а то и больше, моложе сидящей напротив женщины, но не хочу, чтобы она почувствовала, будто я представляю собой угрозу для нее. Поэтому, идя на интервью, я вырядилась в длинную, тяжелую шерстяную юбку, которую купила в секонд-хэнде, и полиэстеровую белую блузку с пышными рукавами. Мои светло-шатеновые волосы стянуты на затылке в строгий пучок. Я даже раскошелилась на пару огромных, совершенно мне не нужных черепаховых очков, которые и водрузила на нос. Выгляжу профессионально и очень непривлекательно.

– Так вот, – произносит она, – работа будет заключаться по большей части в уборке и легкой готовке, если вы это умеете. Вы хорошо готовите, Милли?

– Да, мэм. – Мои навыки по части кулинарии – единственное в резюме, что не является враньем. – Я отличная повариха.

Ее блекло-голубые глаза загораются.

– Это чудесно! По правде сказать, хорошая домашняя еда у нас редкий гость. – Она хихикает. – Времени, знаете ли, не хватает.

Я проглатываю готовое вырваться едкое замечание. Нина Уинчестер не работает, у нее только один ребенок, который целый день в школе, она нанимает работницу, чтобы та наводила в доме порядок. Я даже видела в огромном переднем дворе садовника, которых нынче называют «ландшафтными дизайнерами». И у нее нет времени, чтобы приготовить своей маленькой семье обед?

Я не должна осуждать ее. Ведь я ничего не знаю о ее жизни. Из того, что она богата, еще не следует, что она избалованная и испорченная.

Но готова поставить сто долларов, если бы они у меня были, что Нина Уинчестер избалована и испорчена до последней степени.

– И нам еще иногда понадобится помощь с Сесилией, – говорит она. – Отвезти на вечерние занятия или к друзьям, все такое. У вас же есть машина, правда?

Я едва удерживаюсь, чтобы не расхохотаться. О да, у меня есть машина – на нынешний момент это всё, что у меня есть. Вон он, мой десятилетний «ниссан» – воняет на всю улицу перед ее домом. В этой самой машине я и живу. В багажнике все мое имущество. Последний месяц я спала на заднем сиденье.

После месяца жизни в автомобиле начинаешь особо ценить маленькие будничные радости: туалет, умывальник. Возможность вытянуть ноги, когда спишь. Особенно мне не хватает последнего.

– Да, у меня есть машина, – подтверждаю я.

– Превосходно! – Миссис Уинчестер хлопает в ладоши. – Я снабжу вас сиденьем для Сесилии, конечно. Ей достаточно только специальной подушки, она еще не доросла, чтобы ездить в машине без нее. Академия педиатрии рекомендует…

Пока Нина Уинчестер разглагольствует о строгих требованиях к весу и росту ребенка, достаточным для поездки без детского сиденья, я улучаю момент, чтобы осмотреть гостиную. Мебель здесь ультрамодерновая, у телевизора самый большой экран, какой я когда-либо видела. Он, конечно, высокого разрешения, а громкоговорители размещены по всей комнате для оптимально объемного звучания. В углу – настоящий камин, его полка уставлена фотографиями семьи Уинчестеров во всех уголках мира – видимо, они любят путешествовать. Поднимаю глаза к потолку невообразимой высоты, залитому светом роскошной люстры.

– Верно ведь, Милли? – спрашивает миссис Уинчестер.

Я моргаю, пытаясь отмотать память назад и узнать, о чем она спрашивает. Напрасные усилия.

– Д-да, – отвечаю слегка вопросительно.

Не знаю, с чем я согласилась, но мой ответ ее осчастливил.

– Я очень рада, что вы тоже так думаете!

– Абсолютно, – говорю я, на этот раз более решительно.

Она меняет местами скрещенные ноги, несколько полноватые.

– И, конечно, – добавляет она, – остается решить вопрос об оплате. Вы видели предложение в объявлении, верно? Вас устраивает?

Я сглатываю. Сумма в объявлении меня более чем устраивает. Если бы я была мультяшным персонажем, то при просмотре объявления у меня в глазах засверкали бы знаки доллара. Но как раз из-за такой зарплаты я едва не отказалась от мысли ответить на объявление. Никто, живущий в таком доме и имеющий возможность столько платить, не возьмет меня на работу.

– Да, – выдавливаю я. – Вполне устраивает.

Она выгибает бровь:

– И вы отдаете себе отчет, что должны жить у нас в доме, верно?

Она спрашивает, готова ли я расстаться с роскошным задним сиденьем моего «ниссана»?

– Да, знаю.

– Великолепно! – Она одергивает подол юбки и поднимается с дивана. – Хотите пройтись по дому? Увидите, на что соглашаетесь.

Я тоже встаю. Миссис Уинчестер на каблуках всего на пару дюймов выше меня в балетках, но впечатление такое, будто она выше на несколько голов.

– С удовольствием!

Она ведет меня и рассказывает об устройстве дома в таких подробностях, что я начинаю беспокоиться, не поняла ли объявление неправильно и на самом деле эта женщина – риелтор, думающая, что я пришла его купить. Дом и в самом деле прекрасен. Если бы мне прожигали карман четыре-пять миллионов долларов, я бы купила его не раздумывая. Вдобавок к первому этажу, вмещающему гигантскую гостиную и только что наново оборудованную кухню, имеется второй, где располагаются главная спальня, комната их дочери Сесилии, кабинет мистера Уинчестера и гостевая комната, словно перекочевавшая сюда из лучшего манхеттенского отеля.

Нина театрально замирает около очередной двери.

– А здесь… – она рывком распахивает дверь, – …наш домашний кинотеатр!

В стенах их дома размещается самый настоящий кинотеатр, и это вдобавок к огромному телевизору внизу, в гостиной. Несколько рядов кресел, расположенных амфитеатром, обращены к экрану, занимающему всю стену от пола до потолка. В углу есть даже машина для попкорна.

Через пару секунд замечаю, что миссис Уинчестер смотрит на меня, ожидая реакции.

– Вот это да! – восклицаю я с, надеюсь, подобающим энтузиазмом.

– Ошеломляюще, не правда ли? – Она в восторге передергивает плечами. – И у нас обширная фильмотека, есть из чего выбрать. Разумеется, здесь также полный набор телеканалов в добавок ко множеству стриминговых сервисов.

– Разумеется, – вторю я.

Мы покидаем кинозал и подходим к последней двери в конце коридора. Нина останавливается, положив ладонь на круглую дверную ручку.

– Это, наверное, моя комната? – спрашиваю я.

– Что-то вроде того… – Она поворачивает ручку, которая отзывается громким скрипом. Невозможно не заметить, что эта дверь намного толще любой другой. За дверью – темный лестничный пролет. – Ваша комната наверху. У нас вдобавок ко всему благоустроенный чердак.

Темная узкая лестница выглядит совсем не такой шикарной, как остальные помещения. И потом – они что, умерли бы, если бы вкрутили сюда лампочку? Хотя конечно, я лишь наемная работница. Не стоит ожидать, что хозяева потратят на мою комнату столько же денег, сколько на домашний кинотеатр.

От верха лестницы отходит короткий, узкий коридор. В отличие от первого этажа потолок здесь угрожающе низкий. Я не из высоких, и все же у меня возникает желание пригнуться.

– У вас здесь будет своя ванная. – Миссис Уинчестер кивает на дверь слева. – А это ваша комната.

Она распахивает последнюю дверь. Внутри царит полная тьма, пока хозяйка не дергает за шнур. Комната озаряется светом.

Она крохотная. По-другому и не скажешь. Мало того – потолок наклонный. Дальний конец опускается примерно до половины моего роста. В отличие от хозяйской спальни с ее кинг-сайз кроватью, просторным гардеробом и туалетным столиком из древесины каштана каморка обставлена очень скромно: узкая койка, книжная полка да небольшой комод. Освещают ее две свисающие с потолка голые лампочки.

Комнатка скромная, но меня это устраивает. Слишком благоустроенная означала бы, что работы мне не видать. Тот факт, что это всего лишь маленькая клетушка, означает, что стандарт у хозяйки достаточно низкий, чтобы во мне затеплилась надежда.

И все же что-то в этой комнатке вызывает во мне безотчетную тревогу.

– Простите, что она такая маленькая. – На губах миссис Уинчестер появляется извиняющаяся улыбка. – Зато здесь вам никто не помешает.

Я подхожу к единственному окну. Как и сама каморка, оно крошечное, чуть больше моей ладони. И выходит на задний двор. Внизу возится ландшафтный дизайнер – тот же парень, которого я видела на переднем дворе. Подстригает шпалеру огромными садовыми ножницами.

– Ну, что скажете, Милли? Вам нравится?

Я отворачиваюсь от окна и смотрю в улыбающееся лицо миссис Уинчестер. По-прежнему не могу определить, что же меня беспокоит. Есть в этой каморке нечто такое, отчего в моем солнечном сплетении образуется комок страха.

Может, это из-за окна. Оно выходит на зады особняка. Если я попаду в трудную ситуацию и станет необходимо привлечь чье-нибудь внимание, меня никто здесь не увидит. И сколько ни кричи, никто не услышит.

Но кого я пытаюсь обмануть? Я буду счастлива поселиться в этом чулане! Да еще с собственной ванной и настоящей кроватью, на которой смогу вытянуть ноги. Эта узенькая кровать выглядит настолько лучше заднего сиденья моего автомобиля, что я готова расплакаться.

– Она само совершенство! – говорю я.

Мой ответ приводит миссис Уинчестер в экстаз. Мы спускаемся по темной лестнице обратно, и, оказавшись в коридоре второго этажа, я выдыхаю. Я и не замечала, что задержала дыхание. Что-то в той комнатке было невыразимо пугающее, но если я получу работу, я с этим примирюсь. Легко.

Мои плечи наконец расслабляются и на губах вертится очередной вопрос, когда позади раздается голос:

– Мамочка?

Я мгновенно останавливаюсь, поворачиваюсь и вижу в коридоре за нашими спинами маленькую девочку. У нее те же голубые глаза, что и у Нины, только несколько светлее, а волосы почти белые. На малышке платье едва заметного голубого оттенка, отделанное белым кружевом. И смотрит она на меня так, словно видит насквозь. Заглядывает прямо в душу.

Знакомы вам фильмы о страшных культах, например, выстроенных вокруг жутких детишек, умеющих читать мысли, поклоняющихся дьяволу и живущих в полях кукурузы, и все в таком роде? Так вот, если бы эта девочка поучаствовала в кастинге на один из таких фильмов, она непременно получила бы роль. Причем даже без проб. Один взгляд на нее – и они бы сказали: «Да, прямо вылитая „жуткая девочка номер три“».

– Сеси! – восклицает миссис Уинчестер. – Уже вернулась с балета?

Девочка медленно наклоняет голову.

– Меня подвезла мама Беллы.

Миссис Уинчестер обвивает руками тощие плечики дочки, но выражение лица девочки не меняется, ее бледно-голубые глаза не отрываются от моего лица. Наверное, со мной что-то не так, раз я боюсь, что этот девятилетний ребенок меня убьет.

– Это Милли, – поясняет миссис Уинчестер дочери. – Милли, это моя дочь Сесилия.

Глаза у крошки Сесилии как два маленьких океана.

– Приятно познакомиться, Милли, – вежливо говорит она.

Двадцать пять процентов из ста (шанс не маленький!), что она убьет меня во сне, если ее мать наймет меня. И все равно я хочу эту работу.

Миссис Уинчестер целует дочку в светлую макушку, и девочка бежит в свою комнату. Полагаю, у нее там кошмарный кукольный домик, и куклы по ночам оживают. Может, как раз одна из них и станет моим убийцей.

Ладно, меня, кажется, занесло куда-то не туда. Скорее всего, она очень милая девочка. Не ее вина, что ее нарядили в нелепое викторианское одеяние, больше подходящее какому-нибудь ребенку-призраку. И я люблю детей, хотя за последние десять лет общалась с ними нечасто.

Как только мы спускаемся на первый этаж, напряжение отпускает меня. Миссис Уинчестер, дама приятная и, в общем, нормальная – для женщины с ее деньгами – безостановочно трещит про дом, про дочку и про мои обязанности, но я едва слушаю ее. Единственное, что имеет для меня значение – это что тут отличное место работы. Я отдала бы правую руку за возможность трудиться здесь.

– У тебя есть вопросы, Милли?

Я трясу головой:

– Нет, миссис Уинчестер.

Она досадливо щелкает языком.

– Пожалуйста, зови меня Нина. Я буду чувствовать себя неловко, если моя домработница станет называть меня «миссис Уинчестер». – Она смеется. – Как будто я какая-то богатая важная старуха.

– Благодарю вас… Нина, – говорю я.

Ее лицо сияет, хотя, возможно, это эффект косметических процедур с морскими водорослями или огурцами, или чем там еще богатые дамы мажут свои физиономии. Нина Уинчестер из тех женщин, что регулярно ходят на спа.

– У меня хорошее предчувствие, Милли. Правда хорошее.

Трудно не заразиться ее энтузиазмом. Трудно не дать зажечься искорке надежды, когда Нина сжимает твою загрубевшую ладонь в своей младенчески мягкой ручке. Хотелось бы мне верить, что через пару-тройку дней она позвонит мне и подарит возможность прийти на работу в ее дом и наконец покинуть Виллу Ниссан. Умираю – так хочу в это поверить!

Но что бы я там ни говорила о Нине, она не дура. Она наймет на работу, позволит жить в ее доме и заботиться о своей дочери лишь после основательной проверки. А как только она познакомится с моей биографией…

Я проглатываю ком, застрявший в горле.

Нина тепло прощается со мной у передней двери.

– Благодарю за визит, Милли. – Она еще раз сжимает мою ладонь в своей. – Обещаю – вы скоро получите от меня весточку.

Не получу. Я была в этом величественном особняке в первый и в последний раз в жизни. Вообще не стоило сюда приходить. Лучше попробовать получить работу там, где у меня есть хотя бы крохотный шанс, чем выбрасывать на помойку свое и чужое время. Может, сделать ставку на индустрию фаст-фуда…

Ландшафтник, которого я видела из окна чердачного помещения, опять переместился на передний двор. В руках у него те же гигантские ножницы, он подстригает шпалеру прямо перед входом. Крупный парень, футболка обрисовывает впечатляющие мышцы, из-под рукавов немного видны тату на верхних частях рук. Парень поправляет бейсболку, его темные глаза на секунду отрываются от ножниц и встречаются с моими.

Я машу ему рукой:

– Привет!

Он только пялится на меня. На приветствие не отвечает. Не говорит: «Не топчите мои маргаритки». Просто стоит и таращит глаза.

– Приятно познакомиться, – бормочу я себе под нос.

Выхожу через ворота, снабженные электронным замком, и направляюсь к своему автомобилю, он же мой дом. Бросаю последний взгляд на садовника – тот по-прежнему стоит посреди газона и следит за мной глазами. Что-то в выражении его лица есть такое, от чего у меня по спине идет холодок. И тут он еле заметно трясет головой. Как будто пытаясь о чем-то меня предупредить.

Но так и не говорит ни слова.

2

Когда обитаешь в автомобиле, приходится вести совсем простую жизнь.

Например, не получится собрать многолюдную вечеринку. Ни тебе гулянки с вином и сыром, ни ночного покера. По мне, так нормально, если учесть, что нет никого, кого бы мне хотелось пригласить. Есть проблема побольше: где принять душ. Через три дня после того, как меня выкинули из квартиры (это случилось через три недели после моего увольнения), я нашла площадку отдыха с душем при большом шоссе. Я чуть не заплакала от радости, увидев ее. Верно, в душевых не очень-то уединишься и в них вечно стоит слабый запах человеческих экскрементов, но в тот момент мне отчаянно хотелось вымыться.

Сейчас я наслаждаюсь завтраком на заднем сиденье моей машины. У меня есть маленькая электроплитка, которую можно подключить к прикуривателю, но в основном я питаюсь сэндвичами. Огромным количеством сэндвичей. У меня есть также холодильничек, где хранятся ветчина и сыр, и я купила батон белого хлеба – девяносто девять центов в супермаркете. А еще, само собой, есть всякие вкусняшки: пакетики с чипсами, крекеры с арахисовым маслом, печенье с кремом, – словом, море нездоровых альтернатив.

Сегодня я угощаюсь ветчиной и американским сыром с капелькой майонеза. Откусывая, стараюсь не думать, что меня тошнит от сэндвичей.

Я уже заставила себя съесть половину сэндвича, когда в кармане звонит телефон. У меня один из тех заранее оплаченных кнопочных телефонов, которые обычно используют, когда собираются совершить преступление или хотят углубиться в прошлое лет на пятнадцать. Но что делать – мне нельзя без телефона, и этот – единственный, какой я могу себе позволить.

– Вильгельмина Кэллоуэй? – скрипит женский голос на другом конце.

Я вздрагиваю, услышав свое полное имя. Вильгельминой звали мать моего отца, давно уже покойную. Не знаю, каким психом надо быть, чтобы назвать своего ребенка Вильгельминой, но я больше не общаюсь с родителями, они тоже не общаются со мной, так что поздно и не к кому приставать с вопросами. В любом случае, я всегда просто Милли и стараюсь сразу же сообщать людям об этом. Однако сейчас у меня чувство, что звонящая не из тех, с кем я буду на короткой ноге в ближайшее время.

– Да?..

– Мисс Кэллоуэй, это Донна Стентон из «Манч Бургерс».

Ах вот это откуда. «Манч Бургерс» – затрапезная фаст-фудная забегаловка, соизволившая позвать меня на интервью несколько дней назад. Рабочие обязанности – переворачивать жарящиеся бургеры и сидеть на кассе. Но если я буду работать не покладая рук, то смогу продвинуться по службе. Что еще лучше – работа дала бы мне возможность переселиться из машины в более подходящее жилье.

Само собой, я бы с гораздо большим удовольствием стала бы работать в доме Уинчестеров. Но прошла целая неделя после моей встречи с Ниной Уинчестер и… Можно с уверенностью утверждать, что должность моей мечты прошла мимо меня.

– Звоню, чтобы сообщить, – продолжает миз Стентон, – что мы уже взяли человека на должность в «Манч Бургерс». Желаем вам дальнейших успехов в поисках работы.

Ветчина и американский сыр переворачиваются у меня в желудке. Я читала онлайн, что в «Манч Бургерс» не слишком строгие критерии приема на работу. Что, даже если у меня криминальное прошлое, все равно шанс есть. Это последнее интервью, которое мне удалось заполучить после того, как миссис Уинчестер прокатила меня, и я в отчаянии. Не могу больше съесть ни одного сэндвича в машине! Просто не могу.

– Миз Стентон! – выпаливаю я. – Я только хочу спросить: нельзя мне получить работу в каком-нибудь другом из ваших кафе? Я очень прилежный работник! На меня можно положиться. Я всегда…

Замолкаю. Она повесила трубку.

Сжимаю сэндвич в правой руке, телефон – в левой. Безнадежно. Никто не хочет дать мне работу. Все потенциальные работодатели смотрят на меня одинаково. Всё, чего я хочу, – это начать сначала. Я стану работать не разгибая спины, если придется. Буду делать все, что от меня потребуют.

Изо всех сил стараюсь не заплакать, хотя и сама не понимаю, к чему такие усилия. Никто ведь не увидит меня на заднем сиденье моего «ниссана». В мире нет человека, которому было бы до меня дело. Родители умыли руки в отношении меня более десяти лет назад.

Снова звонит телефон, выдергивая из печальных раздумий. Вытираю глаза тыльной стороной ладони и нажимаю зеленую кнопку.

– Алло? – хриплю я.

– Привет! Это Милли?

Голос вроде бы смутно знакомый… С замиранием сердца прижимаю телефон к уху.

– Да…

– Это Нина Уинчестер. Вы были у меня на интервью на прошлой неделе.

– О… – С силой закусываю нижнюю губу. Почему она звонит сейчас? Я-то полагала, что она уже кого-то наняла и решила не информировать меня. – Да, конечно.

– Итак, если вы по-прежнему заинтересованы, то мы рады предложить вам работу.

К моей голове приливает кровь, отчего она начинает кружиться. «Мы рады предложить вам работу». Она это серьезно? Я допускала, что «Манч Бургерс» может взять меня, но чтобы такая женщина, как Нина Уинчестер, позвала меня к себе, разрешила жить в своем доме? Невероятно.

Может, она не стала читать мои рекомендации? Не стала проверять мою биографию? Может, она так занята, что ей не до того? Или, скорее всего, она из тех, кто доверяет своей интуиции?

– Милли? Вы меня слышите?

Соображаю вдруг, что уже некоторое время молчу как рыба – до того меня огорошило ее предложение.

– Да! Слышу.

– Так как – вы заинтересованы?

– Заинтересована. – Стараюсь не выказывать чрезмерного энтузиазма. – Конечно заинтересована! Я была бы очень рада работать на вас.

– Работать со мной, – поправляет Нина.

Я издаю придушенный смешок.

– Верно! Конечно.

– Так когда вы сможете приступить?

– М-м… когда скажете.

– Как можно скорее! – (Как легко смеется моя собеседница, даже завидно. У меня так не получается. Эх, если бы я только могла щелкнуть пальцами и поменяться с ней местами!) – У нас тут куча белья, которое настоятельно требуется сложить!

Я сглатываю.

– Как насчет завтра?

– Это было бы чудесно! Но разве вам не надо собрать свои пожитки?

Не хочу рассказывать ей, что все мои пожитки умещаются в багажнике моего автомобиля.

– Я умею быстро собираться.

Она снова смеется:

– Мне нравится ваш настрой, Милли. Жду с нетерпением, когда вы придете и приступите к работе.

Пока мы с Ниной обмениваемся деталями завтрашнего дня, я размышляю, испытывала ли бы она то же воодушевление, если бы узнала, что последние десять лет жизни я провела в тюрьме.