Текст книги "Домохозяйка (ЛП)"

Автор книги: Фрида МакФадден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

50

Все кончилось. Он не затащит меня снова на чердак. Не предупредит никого из соседей, что я душевнобольная и что они должны держать со мной ухо востро. Никогда больше не засунет меня в психушку.

Само собой, хотя он и выкинул меня за порог, я не буду чувствовать себя в безопасности, пока мы не разведемся. Тут мне следует проявить осторожность. Пусть он подаст заявление первым. Если он заподозрит, что таков был мой план, мне конец.

Я лежу на кровати размера квин-сайз в гостиничном номере и планирую свой следующий ход. Завтра я отправлюсь в лагерь за Сесилией. А потом мы двинемся… куда-нибудь. Не знаю куда, но мне нужно начать жизнь заново. Слава богу, Энди так и не удочерил Сеси. У него нет прав на мою дочь. Я могу везти ее, куда хочу. Мне даже не надо заботиться о фальшивых личностях, но я совершенно точно вернусь к своему девичьему имени. Не хочу никаких воспоминаний об этом человеке.

В дверь стучат. Одно ужасное мгновение я воображаю, что это, возможно, Энди стоит за дверью моего номера. «Ты в самом деле думала так легко от меня отделаться, Нина? Брось! И марш на чердак».

– Кто там? – спрашиваю я настороженно.

– Энцо.

Какое облегчение! Я приоткрываю дверь. За ней стоит Энцо в футболке и в выпачканных землей джинсах. Его брови сведены вместе.

– Ну что? – спрашивает он.

– Ну всё. Он дал мне пинка под зад.

Его взгляд светлеет.

– Да? Правда?

Я вытираю свои мокрые глаза тыльной стороной ладони.

– Правда!

– Это… это невероятно…

Я набираю полную грудь воздуха.

– Благодаря тебе. Без тебя я бы никогда не смогла…

Он медленно наклоняет голову.

– Я был рад помочь тебе, Нина. Это мой долг. Я…

Несколько мгновений мы стоим и смотрим друг на друга. И тут он наклоняется и… целует меня.

Я этого не ожидала. В смысле – да, я признавала Энцо красавцем. У меня ведь есть глаза. Но мы всегда были слишком поглощены планами, как бы избавить меня от Энди. Правда в том, что после многих лет брака с этим чудовищем я решила, что у меня внутри все умерло. У Энди и меня до сих пор был секс, потому что его от меня требовали, но я проделывала все чисто механически, как при мытье посуды или стирке белья. Я не чувствовала ничего. И даже не думала, что когда-нибудь смогу испытать подобные чувства к кому-либо другому. Я существовала в режиме выживания, на большее меня не хватало.

Но сейчас, когда я выжила, оказалось, что я вовсе не мертва внутри. Я очень даже жива.

Это я тащу Энцо за футболку к кровати. Но это Энцо расстегивает на мне блузку – кроме одной пуговицы, которую он попросту отрывает с мясом. А все, что происходит в дальнейшем, – результат наших совместных усилий.

Как же хорошо! Нет, лучше, чем просто хорошо. Это чудесно. Чудесно быть с человеком, которого я не ненавижу всеми фибрами души. С человеком, который добр и отзывчив. С человеком, спасшим мне жизнь. Пусть мы с ним и проведем только одну ночь.

И – о боже! – как же он умеет целовать!

Когда все заканчивается, мы оба лежим потные и счастливые. Энцо кладет мне руку под голову, и я уютно устраиваюсь у него под боком.

– Хорошо? – спрашивает он.

– Не то слово. – Я приникаю щекой к его обнаженной груди. – Я и не подозревала, что ты чувствуешь ко мне что-то подобное.

– Всегда чувствовал, – говорит он. – С того мгновения, когда впервые увидел тебя. Но я пытался быть… ну ты знаешь… хорошим парнем.

– Я думала, что ты относишься ко мне как к сестре.

– Сестре? – с ужасом переспрашивает он. – Нет. Не как к сестре. Ни в коем случае не как к сестре!

У него такое лицо, что я не могу удержаться от смеха. Но мой смех умирает так же быстро, как и родился.

– Завтра я уезжаю. Ты же это знаешь, правда?

Он долгое время молчит. Неужели попросит меня остаться? Какие бы пылкие чувства я к нему ни испытывала, я не могу остаться ради него. Не могу остаться ни ради кого. Уж кто-кто, а Энцо должен отдавать себе в этом отчет.

Может быть, он предложит поехать со мной? Не знаю, как бы я к этому отнеслась. Он мне очень нравится. Но мне нужно какой-то период побыть одной. Пройдет много времени, прежде чем я снова по-настоящему доверюсь мужчине, хотя, как я подозреваю, если такой мужчина есть на свете, то это Энцо. Он мне это доказал.

Но он не просит меня остаться. И не предлагает уехать со мной. Он произносит нечто совсем другое:

– Мы не можем бросить ее, Нина.

– О чем ты?

– Милли. – Его черные глаза пристально смотрят на меня. – Мы не можем оставить ее на произвол этого человека. Это неправильно. Я этого не позволю.

– Ты не позволишь? – повторяю я, не веря своим ушам. И отодвигаюсь от него. Моя пост-сексуальная эйфория испаряется. – Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать… – Его челюсти сжимаются. – Милли заслуживает такую судьбу не больше, чем ты.

– Она же преступница!

– Вслушайся, что ты такое говоришь! Она человек!

Я сажусь на постели, прижимая одеяло к своей обнаженной груди. Энцо тяжело дышит, на шее у него бьется жилка, и я вдруг понимаю, что не могу упрекать его за возмущение. Но он ведь ничего не знает.

– Мы должны рассказать ей, – настаивает он.

– Нет, не должны.

– Я ей расскажу. – На его скулах заходили желваки. – Если этого не сделаешь ты, сделаю я. Я предупрежу ее.

Мои глаза наполняются слезами.

– Ты не посмеешь…

– Нина. – Он трясет головой. – Прости меня, я… Я не хочу сделать тебе больно, но это неправильно. Мы не можем так поступать с Милли.

– Ты не понимаешь, – всхлипываю я.

– Понимаю.

– Нет, – возражаю я. – Не понимаешь.

Часть III

51
МИЛЛИ

– Эндрю! – кричу я. – Эндрю!

В ответ тишина.

Я опять хватаюсь за холодный металл дверной ручки и изо всех сил пытаюсь ее повернуть, надеясь, что это всего лишь замок заело. Как бы не так. Дверь заперта. Но почему?

Единственное объяснение, пришедшее мне в голову, состоит в том, что Эндрю, покидая мою комнатушку ради собственной кровати (не могу его винить, ведь моя постель и для одного-то неудобна, а уж о двух и говорить не приходится), автоматически захлопнул дверь, думая, что это кладовка. Для полусонного человека, полагаю, это вполне естественная ошибка.

Значит, нужно позвонить ему, разбудить и попросить, чтобы он выпустил меня из каморки. Мысль о том, чтобы разбудить Эндрю, меня не особо радует, но, черт подери, это его вина, что я застряла тут. Не торчать же в этой клетке всю ночь, тем более что мне нужно в туалет.

Включаю свет, и вдруг вижу три громадные книги, лежащие прямо на полу в центре комнаты. А вот это уже реально странно. Наклоняюсь и читаю названия на твердых обложках: «Путеводитель по тюрьмам США», «История пыток». Третья – телефонный справочник.

Этих книг не было здесь, когда я ложилась в постель накануне. Может быть, Эндрю принес их сюда и оставил, полагая, что наутро я переселюсь в другие апартаменты и эта комната снова станет чуланом для хранения всякого старья? Единственное объяснение, в котором есть хоть какой-то смысл.

Я ногой отодвигаю тяжеленные тома в сторону и осматриваю крышку комода, где накануне поставила на зарядку свой телефон. Или, во всяком случае, думала, что поставила. Потому что там ничего нет.

Что за черт?!

Поднимаю с пола джинсы и принимаюсь шарить по карманам. Ни следа моего телефона. Да куда он задевался? Лихорадочно открываю ящики комода в поисках маленького прямоугольника, ставшего нынче моим спасательным кругом. Даже стаскиваю с кровати одеяло и простыни – а вдруг телефон ненароком перекочевал в постель во время наших ночных развлечений? Потом опускаюсь на четвереньки и смотрю под кроватью.

Ничего.

Должно быть, я забыла его внизу, хотя вроде помнится, что пользовалась им здесь, на чердаке, прошлым вечером. Наверное, все-таки нет. Как же не вовремя я опростоволосилась – как раз тогда, когда застряла в дурацком чулане и мне так нужно в туалет!

Усаживаюсь обратно на постель, стараясь не думать о переполненном пузыре. Не знаю даже, удастся ли мне теперь снова заснуть. Ну, Эндрю, когда ты утром придешь за мной, я тебе такую головомойку устрою!

* * *

– Милли, ты уже не спишь?

Я распахиваю глаза. Не знаю, как мне удалось уснуть, но как-то удалось. Утро совсем ранее. Каморка тонет в полутьме, освещаемая лишь несколькими солнечными лучиками, проникшими через крохотное оконце.

– Эндрю! – Я сажусь на постели. Мой мочевой пузырь едва не лопается. Быстренько вскакиваю с кровати и тороплюсь к двери. – Ты закрыл меня здесь ночью!

По ту сторону двери воцаряется долгая тишина. Я ожидаю извинений, звона перебираемых ключей в поисках нужного. Но не слышу ничего подобного. Эндрю молчит.

– Эндрю, – говорю я. – У тебя же есть ключ, верно?

– О да, ключ у меня есть, – подтверждает он.

И вот тут мне становится нехорошо. Ночью я твердила себе, что это случайность. Конечно случайность! Но внезапно я теряю свою уверенность. Как это – ты закрываешь свою девушку в чулане и даже не сознаешь этого, пока не проходит несколько часов?

– Эндрю, пожалуйста, открой дверь!

– Милли. – Голос его звучит как-то странно. Незнакомо. – Помнишь, ты вчера брала почитать книги из моего шкафа?

– Да…

– Так вот, ты взяла несколько книг и оставила их на журнальном столике. Это мои книги, и ты не слишком почтительно с ними обошлась, не находишь?

Не понимаю, о чем это он. Ну да, я взяла из шкафа несколько книг. Штуки три, не более. И, наверное, меня что-то отвлекло, поэтому я не вернула их на место. Это что, такое уж прямо великое дело? Почему Эндрю так разозлился?

– Я… я прошу прощения, – говорю.

– Хм-м… – У него по-прежнему странный голос. – Ты просишь прощения, но это мой дом. Ты не можешь делать в нем все, что тебе заблагорассудится, без соответствующих последствий. Я думал, уж кому-кому, а тебе-то это известно, поскольку ты служанка и все такое.

Я содрогаюсь, услышав, как он меня назвал, но я скажу все что угодно, чтобы его успокоить.

– Я очень сожалею. Я не намеревалась устраивать беспорядок. Сейчас же все уберу.

– Я уже убрал. Ты опоздала.

– Послушай, ты можешь открыть дверь, чтобы мы могли нормально поговорить об этом?

– Я открою. Но сначала ты должна кое-что для меня сделать.

– Что?

– Видишь три книги, которые я оставил на полу?

Три больших тома, о которые я чуть не споткнулась ночью, по-прежнему лежат там, где он их оставил – на полу посередине комнаты.

– Я хочу, чтобы ты легла на пол и положила их себе на живот одну на другую.

– Что-что?!

– Ты меня слышала. Хочу, чтобы ты положила эти книги себе на живот. И держала их так три часа подряд.

Я уставляюсь на дверь. В моем воображении лицо Эндрю предстает странно искаженным.

– Ты шутишь, да?

– Ни капельки.

Почему он так себя ведет? Это не тот Эндрю, которого я полюбила. Такое впечатление, что он играет со мной в какую-то несуразную игру. Он хотя бы понимает, как сильно расстраивает меня?

– Послушай, Эндрю, я не знаю, что ты хочешь делать, в какую игру хочешь играть, но просто выпусти меня отсюда и разреши, по крайней мере, сходить в туалет.

– Я что – неясно выразился? – Он цокает языком. – Ты небрежно оставила мои книги на столе в гостиной, и мне пришлось ставить их на место, а ведь это твоя работа. Вот почему теперь я хочу, чтобы ты взяла эти книги и несла на себе их тяжесть.

– Не собираюсь!

– Что ж, прискорбно. Потому что ты не выйдешь из этой комнаты, пока не сделаешь того, что я прошу.

– Ладно. Тогда я наверняка напущу в штаны.

– В шкафу стоит ведро – можешь воспользоваться им.

Когда я только поселилась здесь, я заметила в углу шкафа голубое ведро. Я оставила его там и больше о нем не вспоминала. Смотрю в шкаф – ведро все еще на прежнем месте. Мой пузырь скручивает спазм, и я скрещиваю ноги.

– Эндрю, я не шучу. Мне в самом деле очень нужно в туалет.

– Я только что объяснил тебе, что делать.

Он непоколебим. Не понимаю, что здесь происходит. Это Нина всегда была «чокнутой». Эндрю был здравым и рассудительным человеком, который защитил меня от ее обвинений в краже одежды.

Они что – оба не в себе? Оба в игре?

– Ладно.

Пора кончать с этим. Сажусь на пол и поднимаю один из томов – надеюсь, Эндрю это слышит.

– Отлично, я положила книги себе на живот. Теперь ты можешь меня выпустить?

– Ты не положила на себя книги.

– Нет, положила!

– Не лги.

Я шумно выдыхаю.

– Как ты можешь знать, лежат они на мне или нет? – с раздражением спрашиваю я.

– Потому что я тебя вижу.

У меня, кажется, позвоночник превратился в желе. Он может видеть меня?! Мой взгляд мечется от одной стены к другой, ища камеру. И как давно он наблюдает за мной? Неужели все время, что я жила здесь?

– Не старайся, не найдешь, – произносит он. – Камера очень хорошо спрятана. И не волнуйся, я не следил за тобой все время. Начал лишь несколько недель назад.

Я поднимаюсь на ноги.

– В чем твоя чертова проблема, Эндрю? Выпусти меня отсюда! Немедленно!

– Понимаешь, какое дело, – спокойно говорит Эндрю. – Ты не в том положении, чтобы чего-то требовать.

Я бросаюсь к двери. Стучу по ней кулаками с такой силой, что руки краснеют и начинают ныть.

– Клянусь Господом, лучше выпусти меня отсюда! Это не смешно!

– Эй, эй, – прерывает мои удары спокойный голос Эндрю. – Успокойся. Я обязательно выпущу тебя. Обещаю.

Мои руки повисают вдоль боков. Кулаки вибрируют и болят.

– Спасибо.

– Только не сейчас.

Меня бросает в жар.

– Эндрю…

– Я сказал, чтó ты должна сделать, чтобы освободиться. Это весьма справедливое наказание за твой проступок.

Я стискиваю губы. Мною владеет такая ярость, что я даже ответить ему не в состоянии.

– Я дам тебе время подумать, Милли. Вернусь позже.

Клянусь Господом, я все еще верю, что он шутит, когда его шаги затихают в коридоре.

52

После ухода Эндрю прошел час.

Я воспользовалась ведром. Не хочу говорить об этом. Просто пришел такой момент, когда, если бы я не сходила на ведро, моча потекла бы у меня по ногам. Своеобразный опыт, мягко говоря.

Удовлетворив одну насущную нужду, я ощутила другую – мой желудок начал урчать. Проверила мини-холодильник, где я обычно держу кое-какие закуски – например, йогурт. Но холодильник почему-то оказался пуст. Там остались только те три маленькие бутылочки воды. Я разом заглотила содержимое двух из них и тут же пожалела об этом. А вдруг он оставит меня тут еще на несколько часов? Или даже дней? Мне очень пригодилась бы эта вода.

Натягиваю джинсы и свежую футболку, затем присматриваюсь к стопке книг на полу. Эндрю сказал, что я должна держать их у себя на животе в течение трех часов, после чего он меня выпустит. Не совсем понимаю сути этой смехотворной игры, но, может, просто выполнить его требования и дело с концом? Он меня освободит, и я свалю отсюда ко всем чертям.

Я растягиваюсь на голом полу. Сейчас начало лета, что означает – на чердаке невыносимо жарко, но пол все еще прохладный. Опускаю голову на пол и беру книгу про тюрьмы – толстенный том весом в несколько фунтов. Кладу его себе на живот.

Ну, давит немного, но не сказать, чтоб было очень неудобно. Если бы я сделала это до визита к ведру, наверняка сейчас бы обмочилась. А так можно терпеть.

Подбираю второй том, про пытки. Полагаю, книги он выбрал не совсем случайно. А может, и случайно. Кто его знает.

Опускаю том себе на живот. Теперь давление становится несколько более неприятным. Уж больно эти фолианты тяжелые. Лопатки и копчик упираются в твердые доски пола. Особо радоваться нечему, но пока еще терпимо.

Но он требовал положить все три.

Берусь за последнюю – телефонный справочник. Он не только тяжелый, но и громоздкий. Его трудно поднять, удерживая на животе две другие книги. После пары-тройки попыток ухитряюсь возложить толстенный том поверх остальных.

Вес у всех трех книг такой, что я не могу вздохнуть. Две еще можно было терпеть, но три – это кошмар. Очень, очень некомфортно. Вдохнуть глубоко невозможно. А край нижнего тома врезается мне в ребра.

Нет. Я этого не выдержу. Не смогу.

Сбрасываю с себя все три книги. Поднимаю плечи, пытаясь вдохнуть. Не может же он требовать, чтобы я держала все три книги несколько часов подряд!

Или может?

Поднимаюсь на ноги и начинаю расхаживать по комнате. Не пойму, в какую игру играет здесь Эндрю, но я этого делать не собираюсь. Он выпустит меня отсюда, в противном случае я сама найду путь на свободу. Должен же здесь быть другой выход! Это ведь не тюрьма, в самом деле.

Может, я найду способ вывинтить шурупы, на которых держатся дверные петли. Или на которых держится ручка. У Эндрю в гараже есть ящик с инструментами, и я отдала бы все на свете, чтобы заполучить сейчас этот ящик. Но у меня в комоде накопилось много всякой всячины. А вдруг там найдется что-нибудь, что можно будет использовать как импровизированную отвертку?

– Милли?

Снова голос Эндрю. Я бросаю поиски инструмента и тороплюсь к двери.

– Я подержала все три книги у себя на животе. Пожалуйста, выпусти меня.

– Я сказал – три часа. Ты держала их около минуты.

Так, это дерьмо мне осточертело.

– Выпусти. Меня. Отсюда. Немедленно.

– Или что? – смеется он. – Я сказал, чтó тебе нужно сделать.

– Черта с два!

– Прекрасно. Тогда будешь сидеть взаперти.

Я трясу головой:

– Значит, ты оставишь меня здесь умирать?

– Да ладно тебе – «умирать». Как только у тебя закончится вода, ты поймешь, что надо сделать.

В этот раз я почти не слышу его удаляющихся шагов за собственными воплями.

* * *

Я держу все три книги у себя на животе уже два часа и пятьдесят минут.

Эндрю был прав. Как только опустела последняя бутылка воды, мое отчаянное желание вырваться из каморки усилилось стократ. Когда перед моими глазами затанцевали призрачные водопады, я поняла, что нужно выполнить его требование. Конечно, гарантии, что он сдержит свое слово, у меня нет, но надежда все еще жива.

Задание и вправду очень, очень неприятное. Не буду лгать. Бывают мгновения, когда я чувствую, что больше не выдержу ни секунды, что вес этих томов в буквальном смысле раздавит мне тазовые кости, но потом я делаю вдох поглубже – насколько это позволяют дурацкие фолианты на животе – и держусь дальше. Скоро все закончится.

А когда я отсюда выйду…

Но вот три часа подходят к концу, и я сбрасываю с себя книги. Испытываю бешеное облегчение, но когда пытаюсь сесть, живот болит так зверски, что на глаза слезы наворачиваются. Наверное, на животе останутся синяки. Несмотря на это я кидаюсь к двери и колочу в нее:

– Я сделала это! Сделала! Теперь отпусти меня!

Но, конечно, он не приходит. Возможно, он меня видит, но я-то понятия не имею где он – дома? На работе? Он может быть где угодно. Он знает, где я, а я этой привилегии лишена.

Чертов ублюдок.

Проходит час, прежде чем я слышу шаги за дверью. Мне хочется вскрикнуть от облегчения. Раньше я никогда не испытывала приступов клаустрофобии, но сегодняшний опыт меня изменил. Не думаю, что отважусь когда-нибудь зайти в лифт.

– Милли?

– Я все сделала, говнюк, – рычу я двери. – Выпусти меня!

– Хм-м. – Его небрежный тон вызывает во мне желание вцепиться ему в шею и сдавить изо всех сил. – Боюсь, я не могу это сделать.

– Но ты же обещал! Сказал, что если я продержу книги на животе три часа, ты меня выпустишь.

– Верно. Но видишь ли, какое дело. Ты сбросила их на одну минуту раньше положенного срока. Боюсь, тебе придется повторить все сначала.

Мои глаза выкатываются из орбит. Если бы настал момент, когда я превратилась бы в Невероятного Халка и сорвала бы эту дверь с петель, то это как раз тот самый момент.

– Ты издеваешься?! – ору я.

– Мне очень жаль, но таковы правила.

– Но… – бормочу я, – у меня не осталось воды…

– Какая жалость, – вздыхает он. – В следующий раз тебе придется научиться нормировать воду.

– В следующий раз?! – Я бью по двери ногой. – Ты сбрендил? Никакого следующего раза не будет!

– А я думаю, что будет, – говорит он задумчиво. – Ты же на условно-досрочном, так? Если ты украла что-нибудь из нашего дома – а Нина подтвердит, что это так – как думаешь, куда ты тогда попадешь? Да прямиком обратно за решетку. Тогда как, если ты будешь плохо себя вести, сидеть в этой комнате тебе придется только один-два дня за раз. Так ведь гораздо лучше, не находишь?

Окей, момент, в который я превратилась бы в Халка, наступил бы сейчас.

– Итак, – продолжает он, – мне нужно вернуться на работу. А ты – ты скоро ощутишь нереально острую жажду.

* * *

На этот раз я выжидаю десять минут сверх положенных трех часов. Не хочу, оставлять Эндрю даже малейшего шанса потребовать, чтобы я проделала то же самое в третий раз. Это меня убьет.

Такое чувство, будто кто-то непрестанно бил меня в живот последние несколько часов. Больно так, что поначалу я не могу даже сесть. Я была вынуждена перекатиться набок и привести себя в сидячее положение, опираясь на руки. Голова ноет от обезвоживания. Я ползу к кровати и, подтянувшись на руках, залезаю на постель. Сижу и жду прихода Эндрю.

Проходит еще полчаса, и только тогда из-за двери раздается его голос:

– Милли?

– Я сделала это, – отзываюсь еле слышным шепотом. Я даже встать с кровати не в силах.

– Я видел. – В его голосе звучат покровительственные нотки. – Отличная работа.

И тут я слышу самый прекрасный звук из всех, что я когда-либо слышала – звук отпираемого замка. Он даже еще лучше, чем когда меня выпускали из тюрьмы.

Эндрю входит в каморку, неся в руке стакан воды. Протягивает его мне, и в этот миг у меня мелькает мысль, а не насыпал ли он туда какой-нибудь гадости, но мне все равно. Я одним глотком выдуваю весь стакан.

Он садится рядом на койку, обнимает меня за талию, и я съеживаюсь.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется он.

– Живот болит.

Он наклоняет голову.

– Мне очень жаль.

– Да ну?

– Но ведь когда ты совершаешь проступок, надо же преподать тебе урок! Только так ты чему-то научишься. – Его губы кривятся. – Если бы ты все проделала правильно с первого раза, мне не пришлось бы просить тебя сделать это второй раз.

Я поднимаю глаза и вглядываюсь в его красивое лицо. Как я могла влюбиться в этого человека? На вид он добрый, и нормальный, и вообще расчудесный. У меня не было ни малейшего подозрения, какое он чудовище. Его цель не сделать меня своей женой. Его цель – превратить меня в свою узницу.

– Как ты можешь с такой уверенностью утверждать, сколько времени я продержала на себе книги? – спрашиваю я. – Вряд ли тебе так уж хорошо все видно.

– Напротив.

Он вытаскивает из кармана телефон и открывает какое-то приложение. Экран заполняет четкое цветное изображение моей комнаты в невероятно высоком разрешении. Я вижу нас обоих, сидящих на кровати; мое лицо бледно, плечи ссутулены, а волосы свисают сосульками.

– Не правда ли, отличная картинка? – торжествует он. – Совсем как в кино.

Какой подонок. Он смотрел, как я мучаюсь целый день. И намерен проделать это со мной снова. Только в следующий раз моя пытка будет длиться дольше. И Господь знает, что еще он заставит меня делать в дальнейшем. Один раз я уже была узницей, и не позволю этому повториться. Ни в коем случае.

Вот почему я засовываю руку в карман своих джинсов.

И вытаскиваю оттуда баллончик с перцовым спреем, который нашла в ведре.