Текст книги "Викинги"

Автор книги: Франц Бенгтссон

Ему удалось также незаметно поговорить с Кроком рассказать ему о своем плане, но Крок слушал его невнимательно и не проявил никакого интереса или энтузиазма.

Через непродолжительное время после этого судно было поставлено в сухой док одной из гаваней халифа для очистки и покраски. Многих рабов заставили помогать в этой работе, сковав их цепями попарно. И норманны, которые понимали в устройстве кораблей, были поставлены туда же. За ними наблюдали вооруженные охранники, а надсмотрщик делал свои обходы С кнутом, чтобы ускорить работу, за ним следовали два охранника, вооруженные мечами и луками, чтобы предотвратить нападение на него. Недалеко от судна стоял большой чан со смолой, а рядом с ним – бочка с питьевой водой для рабов.

Крок и Гунне пили из бочки, когда приблизился один из рабов, поддерживая своего товарища, который споткнулся во время работы и так сильно поранил ногу, что не мог на нее опереться. Его посадили на землю и дали попить, когда приблизился надсмотрщик, чтобы узнать, в чем дело. Раненый человек лежал на боку и стонал от боли. Надсмотрщик же, думая, что тот отлынивает от работы, ударил его кнутом, чтобы заставить подняться на ноги. Человек, однако, остался лежать, и все сейчас смотрели на него.

Крок стоял в нескольких шагах сзади от них, за бочкой. Он бросился к ним, волоча за собой Гунне, и неожиданно показалось, что вся его прежняя апатия покинула его. Когда он приблизился на достаточное расстояние и увидел, что цепь имеет достаточную длину, он прыгнул вперед, схватил надсмотрщика за пояс и шею, поднял его над головой. Надсмотрщик в ужасе закричал, и ближайший к нему охранник повернулся и пустил стрелу в Крока. Крок, казалось, не заметил удара. Сделав два шага в сторону, он бросил надсмотрщика головой вниз в чан с кипящей смолой, и в этот момент другой охранник ударил его мечом по голове. Крок пошатнулся, но продолжал смотреть на ту часть надсмотрщика, которую было видно. После этого он засмеялся и сказал:

– Теперь моя удача вновь вернулась ко мне,– после чего упал на землю и умер.

Все рабы подняли радостный шум, увидев, что надсмотрщик встретил такую смерть, но радость викингов была смешана с печалью, и в последующие месяцы они часто вспоминали поступок Крока и последние произнесенные им слова. Все были согласны с тем, что он погиб достойно вождя, и выражали надежду на то, что надсмотрщик пробыл в чане достаточно долго, чтобы получить хорошую порцию смолы. Токе написал в честь Крока стихотворение, в котором говорилось:

 
Больнее, чем удар кнута, обожгла
Надсмотрщика кипящая смола.
Крок, по воле злой судьбы,
Ставший рабом на чужеземном корабле,
Добыл себе свободу и отомстил:
Удача вновь вернулась к нему.
 

Когда они снова вышли в море, к ним приставили нового надсмотрщика, который должен был наблюдать за их работой. Однако он, казалось, сделал выводы из участи своего предшественника, поскольку довольно редко применял свой кнут.

Глава 6. О еврее Соломоне и леди Субайде и о том, как Орм получил свой меч Синий Язык.

Человек с отрезанным языком, который греб рядом с Ормом, становился все хуже и хуже, пока, наконец, совсем уже не мог работать, поэтому, когда корабль бросил якорь в одной из военных гаваней халифа на юге, которая называлась Малага, его сняли с корабля, и все ждали, когда ему на замену приведут другого. Орм, которому в последние несколько недель приходилось делать почти всю работу на весле одному, хотел знать, достанется ли ему теперь более подходящий партнер. На следующее утро новый гребец появился. Его затащили на корабль четверо солдат, которые сочли свою работу выполненной, подняв его по трапу, и не надо было присматриваться к нему, чтобы заметить, что язык у него есть. Это был молодой симпатичный человек, безбородый и красиво подстриженный, он кричал проклятия самые страшные, какие только когда-либо слышали на этом корабле.

Его пронесли до его места и крепко держали, пока приковывали цепь к ноге. В этот момент слезы потеклипо его щекам, хотя казалось, что были они скорее слезами злости, чем печали. Капитан корабля и надсмотрщик пришли взглянуть на него, при этом он медленно стал ругаться на них, называя их такими словами, которых Орм до этого и не слышал, так что все рабы ожидали, что его ждет жестокая порка. Однако капитан и надсмотрщик просто поглаживали свои бороды и задумчиво смотрели, изучая письмо, которое доставили солдаты. Они то покачивали, токивали головами, читая письмо, в то время как новоприбывший продолжал обзывать их сукиными сына и свиноедами. Наконец, надсмотрщик пригрозил ему кнутом и приказал заткнуть свой рот. После этого, когда капитан и надсмотрщик ушли, новичок начал рыдать уже по-настоящему, так что все его тело сотрясалось от рыданий, а Орм не знал, как понимать все это, но подумал, что от этого парня ему будет мало помощи, если только они не начнут применять по отношению к нему кнут. Тем не менее, он подумал, что все-таки хорошо будет иметь напарника, который по крайней мере может говорить, после того, как у него был безъязыкий. Поначалу, однако, новоприбывший воздерживался от разговоров с ним и отвергал проявления дружелюбия со стороны Орма. Как и опасался Орм, он оказался никудышным гребцом и совсем не мог приспособиться к своему новому образу жизни, особенно сильно он жаловался на еду, которую им приносили, которая Орму казалась очень хорошей, хотя и недостаточной. Но Орм был весьма терпелив с ним и делал один всю работу за двоих, а также подбадривал его, насколько позволяли его познания в арабском языке. Несколько раз он спрашивал этого человека, кто он и за что его сослали на этот корабль, но получал в ответ только высокомерные взгляды и пожимания плечами. Наконец человек снизошел до того, что обратился к Орму и объявил, что он – человек высокого происхождения; и не привык, чтобы его допрашивал раб, который и говорить-то правильно не умеет. На это Орм ответил:

– За эти слова, которые ты только что сказал, я мог бы взять тебя за шею так, что ты почувствовал бы это, но лучше было бы, если бы между нами был мир, и мы с тобой были бы друзьями. Мы все на этом корабле рабы, и ты – не в меньшей степени, чем все остальные. Также ты и не единственный на борту, кто имеет знатное происхождение. Я сам такой, мое имя – Орм и я – сын вождя. Верно, что я плохо говорю на вашем языке, но ты говоришь на моем еще хуже, потому что ты даже слова на нем не знаешь. Следовательно, я не считаю, что мы в чем-то различны. Больше того, если кто-то из нас и имеет преимущество то я не думаю, что это – ты.

– У тебя скверная интонация,– отвечал новичок. – Однако ты кажешься довольно умным человеком. Возможно, что среди своего народа ты и считаешься знатным, но в этом отношении ты вряд ли можешь сравниться со мной, поскольку по материнской линии я являюсь прямым потомком Пророка, мир его бессмертной душе! Знай также, что язык, на котором я говорю – это язык самого Аллаха, все же другие языки придуманы злыми духами, чтобы затруднить распространение истинного учения. Так что ты видишь, что не может быть между нами никакого сравнения. Имя мое Халид, сын Йезила, отец мой был высшим офицером у халифа, а я обладаю огромным состоянием и не работаю, кроме того, что наблюдаю за моими садами, развлекаю моих друзей и сочиняю музыку и стихи. Верно, я должен признать, что сейчас я занят кое-чем другим, но это продлится недолго, чтобы черви выели глаза того, кто меня сюда посадил! Мною написаны песни, которые поет вся Малага, и мало найдется живых поэтов, искусных настолько же.

Орм заметил, что в царстве халифа должно быть много поэтов, потому что одного он уже встречал. Халид ответил, что их много в том смысле, что многие пытаются писать стихи, но очень немногие из них могут считаться настоящими поэтами.

После этой беседы они стали лучше ладить друг с Другом, хотя Халид и оставался неважным гребцом и иногда вообще был не в состоянии грести, поскольку кожа у него на ладонях была содрана веслом. Несколько позже он рассказал Орму, как получилось, что он попал на этот корабль. Ему приходилось повторяться по несколько раз, и пояснять, что он имеет в виду, поскольку его было трудно понять, но в конце концов Орм уловил смысл сказанного.

Халид рассказал ему, что его нынешнее тяжкое положение объясняется тем, что самая красивая девушка в Малаге является дочерью правителя города, человека низкого происхождения и злого нрава. Красота его дочери, однако, настолько велика, что даже поэт не может представить себе чего-либо более прекрасного, и однажды Халиду повезло увидеть ее с неприкрытым лицом на празднике урожая. С того времени он любил ее больше всех остальных женщин и писал песни в ее честь, которые таяли у него во рту, когда он пел их. Наконец, при помощи того, что он снял квартиру на крыше дома, стоящего неподалеку от того места, где она жила, ему удалось еще раз увидеть ее, когда она одна сидела на крыше. Он стал кричать ей восторженные приветствия и, простирая руки ей навстречу, сумел уговорить ее снять покрывало еще раз. Это был знак того, что она ответила наего любовь, и удивительная красота ее чуть не лишила его чувств.

Таким образом, уверенный в том, что девушка благожелательна по отношению к нему, он сделал богатые подарки ее компаньонке и через нее стал передавать послания для девушки. После этого, когда правитель отбыл в Кордову, чтобы представить свой ежегодный доклад халифу, девушка послала Халиду красный цветок. Тогда он переоделся старухой и при содействии компаньонки получил доступ к девушке иразвлекался с ней. Однако вскоре после этого ее брат, поссорился с ним в городе и в ходе последовавшейдуэли, в виду большого мастерства Халида во владении оружием, был ранен. После возвращения правителя Халид был арестован и приведен к нему.

В этом месте своего рассказа Халид почернел от ярости, стал бешено плеваться и кричать странные ругательства в адрес правителя. После этого он продолжал:

– В юридическом отношении он не мог предъявить мне никакого обвинения. Конечно, я спал с этой девушкой, но за это я ее обессмертил в своих прекрасных песнях, и даже он, как мне кажется, понимает, что от человека моего происхождения вряд ли можно ожидать, чтобы он сделал предложение жениться дочери простого бербера. Я ранил ее брата, но только после того, как он напал на меня; вообще-то только благодаря моему спокойному характеру он остался в живых. За все это правитель, если бы только он был искренним поборником справедливости, должен был бы поблагодарить меня. Вместо этого он послушался своей злобы, которая является непревзойденной даже в Малаге, и вот результат. Слушай внимательно, о неверный, и удивляйся.

Орм выслушал все это с интересом, хотя многие слова были незнакомы ему, и люди, сидевшие на ближайших к ним скамьях, слушали тоже, потому что Халид рассказывал довольно громко.

– Он прочел вслух одно из моих стихотворений, и спросил, я ли написал его. Я ответил, что всем в Малаге известно это стихотворение и известно, что автор его – я, поскольку это было стихотворение, восхваляющее город, самое лучшее, которое когда-либо было написано. В нем есть такие строки:

 
Одно я знаю хорошо: если бы Пророк
Испробовал урожай собранного винограда,
Он бы не запретил нам столь слепо
В своей суровой книге пробовать сладкий виноградный сок,
Окунув усы в тот сок, он бы усилил свое
Учение хвалой вину.
 

Прочитав эти строки, Халид разрыдался и объяснил, что именно за них он был приговорен к галерам. Для халифа, который является защитником истинной веры и наместником Пророка на земле, было ясно, что каждый, кто богохульствует против Пророка или критикует его учение, должен нести суровое наказание, и правитель города выбрал такой способ удовлетворения свой мести, под предлогом того, что он требует справедливости.

– Но я утешаю себя тем, что такое положение дел не может продолжаться долго,– сказал Халид,– потому что моя семья более могущественна, чем его, и к тому же имеет доступ к халифу, так что я скоро буду освобожден. Поэтому никто на этом корабле не осмеливается ударить меня кнутом, поскольку все знают, что никто не может безнаказанно ударить того, кто является потомком Пророка.

Орм спросил, когда жил этот Пророк, и Халид ответил, что он умер более трехсот пятидесяти лет тому назад. Орм заметил, что это, должно быть, действительно был могущественный человек, если он все еще может, по прошествии стольких лет, защищать своих сородичей и решать, что людям можно пить, а что нельзя. В Скании никогда ни один человек не обладал такой властью, даже король Ивар Широкоплечий, а он был самым могущественным человеком, который когда-либо жил на Севере.

– Ни один человек в моей стране не издавал законов о том, что другим можно пить, будь то король или простолюдин,– закончил Халид.

Знание Ормом арабского быстро улучшалось теперь, когда его партнером был Халид, потому что тот говорил беспрестанно, и ему было что рассказать интересного. Спустя несколько дней он поинтересовался, где находится страна Орма, и как случилось, что он оказался на том корабле. Тогда Орм рассказал ему историю экспедиции Крока и о том, как он присоединился к ней, и обо; всем, что за этим последовало. Когда он рассказал освоих приключениях, насколько позволяли его познания в языке, он сказал в заключение:

– Как видишь, многое из того, что случилось, было результатом нашей встречи с евреем Соломоном. Я, думаю, что он, вероятно, был удачливым человеком, поскольку был освобожден из рабства, и до тех пор, пока он оставался с нами, у нас все шло хорошо. Он сказал, что является известным человеком в городе под названием Толедо, где он – серебряных дел мастер, а также ведущий поэт.

Халид сказал, что он определенно слышал о нем, поскольку его мастерство как серебряных дел мастера, общепризнанно, не был он и плохим поэтом, для Толедо.

– Не так давно,– сказал он,– я слышал одну из его поэм в исполнении бродячего менестреля с севера, в которой рассказывается о том, как он попал в руки астурийского маркграфа, который плохо относился к нему, и как он затем спасся и привел свирепых пиратов к крепости, которые штурмом взяли крепость и убили маркграфа, а затем насадили его голову на кол, чтобы вороны клевали ее, после чего он вернулся домой в свою страну с золотом маркграфа. Это была хорошая поэма, исполненная в простом стиле, хотя ей и не доставало утонченности выражения, к которой стремимся мы в Малаге.

– Он не преуменьшил своих достижений,– сказал Орм.– Если он готов на такие испытания, чтобы отомстить врагу, он должен желать сделать что-либо для друзей, оказавших ему, такую услугу. Именно мы освободили его из рабства, штурмовали крепость и исполнили его месть. И если он действительно такой важный человек в своей стране, возможно он в состоянии сослужить нам, сидящим здесь, такую же службу, какую мы сослужили ему. Если же он нам не поможет, я не знаю, как вообще мы когда-либо сможем вернуть себе свободу.

Халид сказал, что Соломон известен своим богатством, и что его высоко ценит халиф, хотя он и придерживается неправильной религии. Орм теперь стал надеяться, но ничего не сказал своим соотечественникам из того, что рассказал ему Халид. Результатом их беседы стало то, что Халид взялся послать письмо с приветствиями Орма Соломону в Толедо, как только его самого освободят.

Но проходило время, а приказа об освобождении Халида не поступало. Задержка делала его более беспокойным, чем прежде, и он яростно ругал безразличие своих родичей. Он начал складывать большую поэму о пагубном влиянии вина, надеясь на то, что это поможет ему. Он хотел размножить поэму и послать ее халифу, когда они будут находиться в каком-нибудь порту, с тем, чтобы его истинное отношение к данному предмету стало известно. Но когда чело дошло до того, что он должен был восхвалять воду и лимонный сок и провозгласить их превосходство над вином, его стихи стали каким-то образом останавливаться. Однако, хотя он и продолжал выкрикивать ругательства в адрес надсмотрщика, когда приступы плохого настроения находили на него, его никогда не били кнутом, и Орм воспринимал это как обнадеживающий признак, что он не останется с ними надолго.

Однажды утром, когда они находились в одной из восточных гаваней, после того как их корабль вернулся в составе многочисленной флотилии из трудной погони за африканскими пиратами, на борт взошли четверо, и когда Халид увидел их, то чуть не упал без чувств от радости и проигнорировал вопрос Орма относительно того, кто они. Один из них был чиновником в большом тюрбане и плаще, доходившем ему до пят. Он вручил письмо капитану корабля, который прикоснулся к нему лбом и прочитал с почтением. Другой член этой компании, казалось, был родичем Халида, поскольку, как только тот был освобожден от цепи, они бросились в объятия друг другу, всхлипывая и обмениваясь поцелуями и болтая, как сумасшедшие. Другие двое были слугами, которые несли одежду и корзины. Они одели Халида в богатый халат и предложили ему еду. Орм прокричал ему, чтобы тот не забыл о своем обещании, но Халид уже был занят тем, что упрекал своего родича за то, что тот забыл привести с собой парикмахера, и не слышал Орма. После этого Халид сошел на берег в сопровождении своей свиты, при этом капитан и команда почтительно прощались с ним, что он воспринял со снисхождением, как будто бы едва помня об их присутствии, и удалился рука об руку со своим родственником.

Орму жалко было видеть, как он уходит, поскольку Халид был занятным компаньоном, и он также боялся, что в обстановке своей вновь обретенной свободы тот забудет исполнить свое обещание. На место Халида рядом с Ормом был прикован другой человек, владелец магазина, который был признан виновным в использовании фальшивых гирь. Он быстро уставал, и от него было мало пользы за веслом, его приходилось часто бить кнутом, при этом он стонал и шептал про себя проклятия. Орму его компания не доставляла большого удовольствия, и именно этот период в его галерной жизни он находил наименее приятным. Все свои надежды он возлагал на Халида и Соломона, но по мере того, как проходило время, они начали таять.

Однако, в конце концов, в Кадисе наступил их счастливый день. На борт поднялся офицер с группой людей, все норманны были освобождены от цепей, им выдали одежду и обувь и перевели на другое судно, которое пошло вверх по течению большой реки к Кордове. Их заставили помогать грести против течения, но не били и часто давали отдыхать; более того, им разрешали сидеть вместе и они могли разговаривать без затруднений впервые за много дней. Они были рабами на галерах в течение двух лет и еще почти целого года, и Токе, который пел и смеялся почти все время, сказал, что хотя он не знает, что с ними будет, но точно знает, что давно пора утолить накопившуюся жажду. Орм сказал, что было бы лучше, если бы он смог подождать до того момента, когда кто-нибудь разрешит сделать это, потому что сейчас очень не хотелось бы получать какое-либо наказание, а оно обязательно последует, если Орму не изменяет память, если Токе начнет утолять свою жажду. Токе согласился, что лучше подождать, хотя и добавила что это будет трудно. Они все думали о том, что сними станется, и Орм повторял им детали своего разговора с Халидом относительно еврея. После этого они громко хвалили еврея и Орма тоже и, хотя Орм был самым младшим из них, все признали его своим; предводителем.

Орм спросил офицера, что с ними будет и знает; ли он еврея по имени Соломон, но все, что тот мог сказать ему в ответ, так это то, что ему приказано доставить их в Кордову и что он никогда не слыхал про Соломона.

Они прибыли в город халифа, раскинувшийся по обеим берегам реки, и увидели многочисленные дома, белые дворцы, пальмовые сады и башни. Они были изумлены размерами и великолепием города, которые превосходили все виденное ими ранее, а богатство города казалось им достаточным для того, чтобы обеспечить богатой добычей всех моряков Датского королевства.

Их провели через город, и они удивлялись толпам людей, хотя и жаловались, что среди них слишком мало женщин, а тех, что попадались, было трудно разглядеть, поскольку все они были закутаны в плащи и паранджи.

– Женщине трудно будет показаться мне некрасивой,– сказал Токе,– если только у меня будет возможность поговорить хоть с одной из них, потому что вот уже три года мы живем у этих иноземцев и все это время у нас не было ни одной женщины.

– Если нас освободят,– сказал Огмунд,– мы сможем быть удачливыми с женщинами в этой стране, поскольку их мужчины имеют худшую внешность, по сравнению с нами.

– Каждому мужчине в этой стране разрешается иметь четырех жен,– сказал Орм,– если он принял Пророка и его учение. Но сделав это, он уже никогда не может пить вина.

– Трудный выбор,– сказал Токе,– поскольку их пиво на мой вкус слишком слабое. Но может быть, нам еще не приходилось пробовать их лучших сортов. А четыре женщины – это именно столько, сколько мне сейчас надо.

Они подошли к большому дому, где было много солдат, и там провели ночь. На следующее утро появился незнакомый им человек и повел их к другому дому, расположенному не слишком далеко, где их помыли и побрили, и где им предложили прохладительные напитки в красивых маленьких чашках. После этого им выдали более мягкие одежды, которые причиняли им меньше неудобства, так как их одежда была слишком грубой для их кожи вследствие того, что они так долго были голыми. Они смотрели друг на Друга, смеясь над переменой, произошедшей в их наружности, затем, сильно удивляясь всему этому, они прошли в обеденный зал, где к ним вышел человек с приветствиями и поклонами. Они сразу же признали в нем Соломона, хотя сейчас у него была совсем другая внешность, нежели та, которая у него была в последний раз, когда они его видели, ведь сейчас он выглядел как богатый и властный князь.

Он гостеприимно приветствовал их, приглашая поесть и попить и быть как дома. Но он забыл почти все из того, что он раньше знал из норманнского языка, так что только Орм мог разговаривать с ним. Соломон сказал, что он сделал для них все, что мог, как только узнал об их бедственном положении, потому что когда-то они сослужили ему очень большую службу, за которую он рад их отблагодарить. Орм поблагодарил его настолько красноречиво, насколько мог. Но, сказал он Соломону, они сейчас больше всего хотели бы знать, являются ли они свободными людьми или они все еще рабы.

Соломон ответил, что они – все еще рабы халифа и должны оставаться ими. В этом он им не может помочь, но сейчас они будут служить личными телохранителями халифа, которые набираются из самых лучших узников, захваченных халифом в бою, и самых лучших рабов, закупленных за границей. Кордовские халифы, продолжал он, всегда имели такую личную охрану, считая ее надежнее, чем быть окруженными вооруженными подданными, поскольку последних легче подкупить родственникам или друзьям, чтобы убить халифа, когда страну охватывает недовольство. Но перед тем, как они станут телохранителями, сказал Соломон, они еще некоторое время проживут в качестве его гостей, для того, чтобы в какой-то степени оправиться после своих тяжких трудов. Так они прожили в его доме пять дней, и отношение к ним было подобно отношению к героям за столом Одина. Они испробовали множество изысканных яств, а напитки им приносились по первому зову. Для них играли музыканты, и они напивались вином каждый вечер. Никакой Пророк не запрещал Соломону пробовать это вино. Орм с товарищами, однако, внимательно наблюдали за Токе, чтобы он не выпил лишнего и не стал опасным. Их хозяин предложил каждому из них по молодой рабыне, чтобы та составила им компанию в постели, и это обрадовало их больше всего. Они единогласно согласились с тем, что этот еврей – хороший человек и вождь, не хуже любого норманна, а Токе сказал, что он никогда еще не имел такого счастливого улова, чем тот, когда он выловил этого благородного семита из моря. По утрам они спали допоздна в мягких постелях, более мягких, чем что-либо известное им ранее. А за столом они весело спорили о том, чья девушка-рабыня самая красивая, и никто не хотел согласиться, что не его.

На третий день их пребывания у Соломона, он попросил Орма и Токе сопроводить его в город, сказав, что есть еще кое-кто, кого они должны поблагодарить за свое освобождение, и кто, может быть, сделал для них больше, чем он сам. Они шли за ним вдоль многочисленных улиц, и Орм спросил, не Халид ли, великий малагский поэт, приехал в Кордову, и не его ли они идут навестить. Но Соломон ответил, что они идут к человеку более знатному, чем Халид.

– И только чужеземец,– добавил он с жаром,– может считать Халида великим поэтом, хотя он и кричит повсюду, что является таковым. Однажды я попытался сосчитать, сколько по-настоящему великих поэтов проживает в настоящее время во владениях халифа, и я не думаю, что таких из нас наберется более пяти человек, а уж Халид точно не входит в это число, хотя и обладает определенными способностями в игре с рифмами. Тем не менее, ты прав, Орм, что считаешь его своим другом, потому что без его помощи я никогда бы не смог узнать, что с вами стало, поэтому, если вы с ним встретитесь, и он скажет, что он – поэт, не надо его разубеждать.

Орм заметил, что ему известно, что не надо спорить с поэтами относительно качества их поэзии, но тут в беседу вмешался Токе, пожаловавшийся на то, что он не знает, почему его заставили идти на эту вечернюю прогулку, а он не понимает ни слова из того, что говорится, а в доме Соломона ему было так хорошо. Соломон ответил, что его присутствие необходимо, так было приказано.

Они подошли к ограде сада с узкими воротами, которые были открыты для них. Они вошли, проходя мимо красивых деревьев и многочисленных неизвестных им растений и цветов, и пришли к месту, где лился большой фонтан, и чистая вода текла по густой траве небольшими струящимися потоками. С противоположного конца сада четыре раба несли носилки, за ними шли две девушки-рабыни и два чернокожих человека с обнаженными мечами.

Соломон остановился, то же самое сделали Орм и Токе. Носилки были опущены на землю, и рабыни подбежали к ним и почтительно стояли с одной стороны носилок. Затем вышла женщина в парандже. Соломон трижды низко поклонился ей, руки его были прижаты ко лбу, так что Орм и Токе поняли, что она, должно быть, королевской крови. Однако они остались неподвижны, поскольку им казалось унизительным для мужчины склоняться перед женщиной.

Дама протянула руку и грациозно наклонила голову в сторону Соломона. После этого она повернулась в направлении Орма и Токе и пробормотала что-то под покрывалом, глаза ее были дружелюбны. Соломон вновь поклонился ей и сказал:

– Воины с Севера, благодарите Ее Высочество Субайду, потому что именно ее властью вы освобождены.

Орм сказал женщине:

– Если вы помогли освободить нас, мы очень обязаны вам. Но кто вы, и почему выказали к нам такое расположение, мы не знаем.

– Тем не менее, мы знакомы,– отвечала она,– и возможно вы вспомните мое лицо.

Сказав так, она подняла вуаль, при этом еврей, опять склонил голову. Токе дернул себя за бороду исказал Орму:

– Это моя девушка из крепости, и она сейчас еще красивей, чем тогда. Ей, видно, действительно сильно повезло, поскольку с тех пор, как мы ее видели, она: стала королевой. Хотелось бы мне знать, приятно ли ей вновь видеть меня.

Женщина посмотрела на Токе и спросила:

– Почему ты обращаешься к своему другу, а не ко мне?

Орм ответил ей, что Токе не понимает по-арабски, но что он сказал, что помнит ее и считает, что она стала еще красивее, чем тогда, когда он видел ее в последний раз.

– И мы оба рады,– добавил он,– увидеть, что удача и власть пошли за тобой, потому что нам кажется, что ты заслуживаешь удачи и стоишь власти.

Она посмотрела на Орма и сказала:

– Но ты, о рыжеволосый, выучил язык этой страны, так же, как и я. Кто из вас лучше, ты или твой друг, который когда-то был моим хозяином?

– Мы оба считаем себя хорошими людьми,– ответил Орм.– Но я молод и менее опытен, чем он, и он совершил великие подвиги, когда мы штурмовали крепость, которая была твоим домом. Следовательно, я считаю, что он – лучший из нас пока что, хотя он сам и не может сказать тебе того же на языке этой страны. Но лучше любого из нас был Крок, наш предводитель, однако он умер.

Она сказала, что помнит Крока и что хорошие вожди редко умирают в преклонном возрасте. Орм рассказал ей, как он умер, и она кивнула головой и, сказала:

– Судьба причудливым образом переплела наши пути. Вы заняли дом моего отца и убили его и большинство его людей, за что вы должны были бы поплатиться жизнью. Но отец мой был жестокий человек, особенно по отношению к моей матери, и я боялась и ненавидела его, как волосатого Дьявола. Я была рада, когда его убили, и не печалилась, что оказалась среди чужеземцев и что меня стал любить твой друг, хотя очень жалко было, что мы не могли с ним поговорить. Мне не очень нравился запах его бороды, но у него были веселые глаза и приятный смех, и это мне нравилось. И он пользовался мною бережно, даже когда был пьян и нетерпелив от желания. Он не оставил синяков на моем теле и по пути от крепости заставил нести только легкий груз. Мне бы хотелось поехать с ним в вашу страну. Скажи ему об этом.

Все что она сказала, Орм повторил Токе, который выслушал с довольным выражением лица. Когда Орм закончил, Токе сказал:

– Вот видишь, как мне везет с женщинами! Но она – самая лучшая из тех, которых я когда-либо видел, можешь ей сказать об этом. Как ты думаешь, не хочет ли она сделать меня важной шишкой в ее стране?

Орм ответил, что об этом она ничего не сказала. После этого, повторив ей слова Токе о ней, он попросил ее сказать им, что с ней случилось после того, как они расстались на берегу.

– Капитан корабля привез меня сюда, в Кордову ,– сказала она.– Он ко мне не прикасался, хотя и заставлял стоять перед ним обнаженной, поскольку знал, что я буду хорошим подарком для его господина, Великого визиря. Сейчас, следовательно, я принадлежу Великому визирю халифа, его зовут Аль-Мансур и он самый влиятельный человек во всех владениях халифа. Он, после того как обучил меня учению Пророка, сделал меня из рабыни своей главной женой, поскольку считал, что моя красота превосходит красоту других женщин, принадлежащих ему. Благодарю Аллаха за это! Так что вы принесли мне удачу, потому что, если бы вы не пришли и не разрушили крепость моего отца, я бы и сейчас жила в постоянном страхе перед моим отцом, и мне навязали бы в мужья какого-нибудь плохого человека, несмотря на всю мою красоту. Следовательно, когда Соломон, который делает для меня самые лучшие драгоценности, сказал мне, что вы все еще живы, я решила оказать вам всю возможную помощь.