Текст книги "Викинги"
Автор книги: Франц Бенгтссон
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 46 страниц)
– Ты правильно говоришь,– сказал магистр,– я помню, что французский аббат Одо и его ученики проповедовали, будто женитьба – это зло для слуги Христова, и я считаю, что их мнение по этому вопросу – верное. Но хитрость Дьявола не имеет границ, и, многочисленны его уловки. Так что теперь я здесь, изгой и потерянный странник в царстве дикости, потому что я отказался вступить в брак. Таков мой второй грех, предсказанный мне колдуньей. А каким будет третий, я не осмеливаюсь и помыслить.
Они стали просить его продолжать свой рассказ, и после того как Йива дала ему подкрепиться крепким напитком, он рассказал им о своем втором грехе.
Глава 8. О втором грехе грешного магистра и о наказании, которому он был подвергнут за него
– Продолжая свой рассказ,– сказал магистр меланхоличным тоном,– я должен сказать вам о том, что неподалеку от Хедеби проживает одна женщина по имени Тордис. Она – благородного происхождения и одна из самых богатых женщин в тех краях, у нее много земли и большие стада. Она была рождена и воспитана язычницей. Благодаря своему богатству она выходила замуж три раза, хотя она еще и сейчас молода, и все ее мужья погибли насильственной смертью в войнах или междоусобицах. Когда был убит третий, она впала в глубокую печаль и по собственной воле пришла к епископу Эккарду, чтобы рассказать ему, что желает искать помощи у Бога. Епископ лично обучил ее христианскому вероучению и впоследствии крестил, после чего она регулярно посещала мессу, приезжая в церковь во главе целой процессии слуг с таким шумом и звоном оружия, как будто едет боевой командир. Гордыня ее была велика, а характер – упрямый. Поначалу она отказывалась разрешить своим людям оставлять оружие за пределами церкви, когда они входили туда, потому что в таком случае, говорила Тордис, они будут плохо выглядеть, идя по проходу. Однако, в конце концов, епископу удалось уговорить ее согласиться на это. Он приказал нам относиться к ней всегда с величайшим терпением, поскольку ее положение давало возможность сделать много полезного для святой Церкви. Не могу отрицать, что несколько раз она приходила к епископу с богатыми дарами. Но с ней было трудно, особенно, мне. Потому что, как только она меня увидела, то сразу же воспылала страстью к моему телу, и однажды после мессы она подождала меня у выхода и попросила благословения. Я благословил ее, а она в это время оглядывала мое тело и сказала, что если я уделю некоторое внимание своим волосам и бороде, как положено мужчине, то смогу выполнять более ответственные обязанности, чем проведение мессы.
– Можете приходить ко мне домой, когда пожелаете,– добавила она,– и я позабочусь о том, чтобы вы не пожалели о своем визите. Затем она схватила меня за уши и бесстыдно поцеловала, хотя мой дьякон стоял поблизости, оставив меня в смущении и страхе. С Божьей помощью я к этому времени укрепился в сопротивлении женским соблазнам и был полон решимости вести себя безупречно, кроме того, она не была так красива, как те две женщины, которые сбили меня с пути истинного в Маастрихте. Поэтому я не боялся, что она меня совратит, но меня беспокоило, что она может повести себя неразумно, и было очень жаль, что епископ Эккард в это время отсутствовал – он был на церковной конференции в Майнце. Я уговорил дьякона никому не рассказывать о том, что он видел, хотя он сильно смеялся по своему невежеству и глупости. В этот вечер я молил Бога о помощи в борьбе против женщин. Когда я закончил молиться, я почувствовал себя на удивление окрепшим и решил, что она, вероятно, послана, чтобы показать мне, насколько хорошо я теперь могу противостоять соблазнам плоти. Но когда в следующий раз она пришла в церковь, я боялся ее не меньше, чем раньше, и пока еще пел хор, я помчался в ризницу, чтобы избежать встречи с ней. Но, отбросив всякую скромность, она последовала за мной и поймала меня до того, как я успел покинуть церковь. Она спросила, почему я к ней не пришел, несмотря на ее приглашение. Я ответил, что все мое время занято делами.
– Нет ничего важнее этого,– сказала она,– поскольку ты – тот мужчина, на котором я хочу жениться, хоть ты и бритый. И я думала, что ты поступишь умнее, нежели заставлять меня ждать, когда ты придешь, после того как я дала тебе свидетельство того, что ты мне нравишься.
К этому времени я был сильно смущен и поначалу не мог придумать никакого более смелого ответа, чем тот, что по различным причинам я не могу покинуть церковь, пока отсутствует епископ. Потом, однако, я осмелел и решительно ответил ей, что брак – это такое удовольствие, которое не должны себе позволять слуги Христовы, и что блаженные отцы церкви не одобрили бы женщину, выходящую замуж в четвертый раз. Она побледнела, когда я это сказал, и с угрожающим видом подошла ко мне.
– Ты что, кастрат? – спросила она.– Или я слишком стара для того, чтобы возбудить тебя?
Она выглядела очень опасной в своем гневе, поэтому я схватил распятие и держал его перед ней, затем стал молиться, чтобы злой дух покинул ее. Но она выхватила у меня из рук распятие с такой силой, что повалилась на спину и ударилась головой о большой шкаф. Но сразу же вскочила на ноги, громко зовя на помощь. И тут я – я не знаю, что сделал. Тогда моя судьба, от которой нет спасения, снова осуществилась, поскольку в драке, которая завязалась в церкви, на паперти и на площади около церкви между ее людьми, пытающимися помочь ей, и добрыми горожанами, пытавшимися помочь мне, погибли люди с обеих сторон, включая помощника дьякона, которому отрубили голову мечом, и каноника Андреаса, выбежавшего из епископского дворца, чтобы прекратить драку, и получившего камнем по черепу, от чего он умер на следующий день. Наконец, женщину прогнали вместе с теми ее людьми, которые еще были способны бежать, но мое отчаяние было очень велико, когда я осмотрел поле боя и подумал, что два священнослужителя убиты из-за меня. Когда вернулся епископ Эккард и узнал, что произошло, он счел главным виновником меня, поскольку, сказал он, он ведь строго наказал, чтобы к этой женщине, Тордис, относились с величайшим вниманием и терпением все мы, а я не послушался его приказа. Я должен, сказал он, исполнять все ее желания. Я стал умолять его назначить мне самое суровое наказание, потому что мысль о моем грехе больно ранила меня, хотя я и понимал, что не мог избежать его. Я рассказал ему о пророчестве колдуньи и о том, как я совершил второй из трех предсказанных мне грехов. Епископ сказал, что не хочет, чтобы я находился в Хедеби, когда придет время совершать третий грех, и наконец они придумали для меня подходящее наказание. Епископ приказал мне совершить паломничество на север, в страну диких смаландцев и выкупить у них ревностного слугу Божьего отца Себастьяна, которого три года тому назад послали к ним проповедовать Евангелие, и он с тех пор прозябал там в жестоком рабстве. Вот туда я и направляюсь, это и есть моя миссия. Теперь вы знаете столько же, сколько и я, обо мне и о моих несчастьях.
На этом он и закончил свой рассказ. Йива засмеялась и дала ему еще пива.
– Похоже, не везет тебе с женщинами, как бы ты к ним ни относился,– сказала она,– несмотря на все то, что ты прочитал в книге про искусство любви. И я не думаю, что в этих краях тебе с ними повезет больше.
Но магистр Райнальд ответил, что покончил со всей этой ерундой.
– Ты, наверное, очень глупый человек во многих отношениях,– сказал Орм,– и твой святой епископ тоже, если вы думаете, что сможете выкупить своего священника у смаландцев, или надеетесь, что тебе удастся спасти свою собственную жизнь без помощи серебра и золота.
Магистр покачал головой и печально улыбнулся.
– У меня нет золота и серебра,– сказал он,– поскольку я не намерен предлагать металл смаланд-цам в обмен на отца Себастьяна. Я хочу предложить им себя в качестве раба вместо него. Я моложе, чем он, и сильнее, поэтому я думаю, они согласятся на обмен. Таким способом, я надеюсь в некоторой степени искупить свою вину за то, что стал причиной смерти двоих священников.
Все были изумлены этим ответом и поначалу не хотели верить, что он говорит серьезно. Но магистр поклялся, что это так.
– Думаю, что я столь же хороший христианин, как и большинство людей,– сказал Орм,– но я бы лучше совершил какие угодно грехи, а не предложил бы себя в рабы.
Отец Виллибальд сказал, что такое христианское рвение может проявить не каждый, но что магистр поступает правильно.
– Твое рабство не продлится долго,– добавил он,– поскольку осталось уже не более пяти лет до пришествия Христа на землю, согласно самым точным подсчетам. Следовательно, если ты будешь избегать женщин и у тебя больше не будет из-за них неприятностей, вполне возможно, что тебе удастся окрестить многих смаландцев до того, как этот день наступит, и в этом случае ты сможешь со спокойной совестью предстать перед судом Божьим.
– То, что ты говоришь – правильно,– ответил магистр,– то же самое и мне пришло в голову. Но самое плохое то, что я еще должен совершить свой последний грех, а колдунья сказала, что он будет самым тяжким.
Никто из них не мог придумать, как его утешить, но Орм сказал, что, может быть, пройдет довольно долгое время, прежде чем он совершит свой третий грех.
– Мне не хотелось бы, чтобы ты совершал его, пока гостишь в моем доме,– сказал он.– Но будь уверен в том, священник, и ты, Спьялле и вы, ирландские мастера, что можете оставаться здесь столько, сколько захотите.
– Я тоже этого хочу,– сказала Йива.
Они поблагодарили их обоих за приглашение, но Спьялле сказал, что сможет пробыть еще только несколько дней.
– Потому что я не могу затягивать свое путешествие,– пояснил он,– ведь удача шведских королей привязана к моей ноге.
Оба шута сказали, что пойдут вместе со Спьялле, поскольку они тоже направляются в Уппсалу. Если им там не понравится, на свете есть много других королей, которые будут им рады.
– Мы можем пойти в Норвегию,– сказали они,– где сейчас королем Олоф Тригвассон, говорят он стал ревностным христианином. А может направимся в Восточную Страну к князю Вальдемару Гардарикскому, известному своей могущественностью и богатством, говорят также, что он хорошо относится к людям искусства.
– Далеко вам придется идти,– сказал Орм.
– У нас нет дома,– ответили они,– наша жизнь состоит из скитаний по свету. Но там, где есть короли, туда мы с радостью отправимся, потому что все короли рады нам. За Гардарике находится королевство Василия, которого называют Булгарским Молотом и который является самым могущественным монархом в мире теперь, когда король Харальд и король Эрик мертвы, хотя, может быть, и молодой император Германии был бы недоволен, услышав, что мы так говорим, а также и король Брайан, который сейчас правит в Ирландии. Мы слышали от много путешествовавших людей, что шуты императора Миклагарда очень знамениты и могут делать замечательные вещи, особенно много говорят о представлении, данном ими перед послами старого германского императора в те времена, когда в Миклагарде правил Никефорос. Говорят, что они чудесным образом забрались на шест, а этот трюк для нас новый, хотя мы считаем, что знаем трюков больше всех. Поэтому, может быть, нам будет полезно совершить путешествие туда и посмотреть, насколько умелы они в действительности, и показать им, что умеют ирландские мастера. Было бы, кроме того, великой честью для нас выступить перед императором Василием, а для него – принять нас с визитом. Но вначале мы пойдем в Уппсалу, к тамошнему молодому королю, и считаем, что лучше всего нам идти со Спьялле. Потому что с ним хорошо путешествовать в качестве нищих.
Они ждали его решения, и через несколько дней, когда он восстановил свои силы, Спьялле вновь привязал меч к ноге и вместе с двумя мастерами взял мешки и посохи. Аза и Йива дали им продуктов на дорогу, и они сказали, что не надеются вновь встретить такое гостеприимство на своем пути, какое им посчастливилось получить в Гренинге.
Когда они прощались, Фелимид сказал Орму:
– Если мы еще встретимся, будь уверен, что в нашем лице ты имеешь добрых друзей.
– Очень надеюсь, что мы еще встретимся,– сказал Орм,– но если вы направляетесь в Миклагард, боюсь, что мои надежды не сбудутся. Потому что я останусь здесь, мирным человеком, буду растить детей и пасти стада, и больше никогда не отправлюсь за моря.
– Кто знает? – сказали маленькие длинноухие человечки.– Кто может сказать?
Они склонили головы, получили благословение от отца Виллибальда и вместе со Спьялле отправились в путь.
Но магистр Райнальд остался на некоторое время у Орма, было решено, что это – самое лучшее, что он может сделать. Все были согласны с тем, что было бы безумием для него отправляться в одиночку через границу искать отца Себастьяна, потому что в этом случае его схватят или убьют, и он не получит ничего. Поэтому решили, что он останется в Гренинге до тех пор, пока не придет пора ежегодного собрания пограничных народов, которое они называют Тинг, у Кракского Камня, поскольку это время было уже близко. На Тинге, сказал Орм, они, возможно, смогут прийти к какому-либо соглашению со смаландцами относительно того дела, которое было у него на уме.
Глава 9. О том, как магистр искал телок и сидел на вишневом дереве
Так магистр Райнальд остался у них на лето. Он помогал отцу Виллибальду удовлетворять духовные потребности домочадцев и тех из вновь обращенных христиан, которые считали необходимым для себя держать обещание посещать богослужения. Все они очень хвалили магистра за его пение во время мессы, которое было более красивым, чем все, что до этого слышали в этих местах. Поначалу новообращенные христиане неохотно посещали воскресные богослужения, но по мере того, как распространялись слухи о пении магистра, все больше и больше людей начинало приходить, и когда он пел, на глазах стоявших женщин можно было видеть слезы. Отец Виллибальд был очень доволен его помощью, поскольку у него самого голос был некрасивый.
Однако магистр был плохо подготовлен к другим видам работы. Орм хотел дать ему какое-нибудь занятие в течение недели и изо всех сил старался найти что-то такое, что тот может сделать хорошо, но не смог отыскать ничего, в чем тот мог бы быть полезен. У него не было никакой профессии и он не умел обращаться ни с каким инструментом. Орм сказал:
– Это плохо: ведь скоро ты будешь рабом в Смаланде, и если ты ничего не умеешь делать, кроме пения, боюсь, что тебе придется там тяжело. Лучше тебе научиться чему-то полезному, пока ты здесь, со мной, потому что это спасет твою спину от многих ссадин.
Вздохнув, магистр согласился. Он попробовал заниматься различными простыми делами, ни в одном из них не преуспев. Когда его отправили косить траву, на его потуги было жалко смотреть, потому что он не умел держать косу. Он не мог и плотничать, хотя Рапп и даже сам Орм проводили долгие часы, пытаясь обучить его этому мастерству, а когда он попробовал рубить дрова для кухонной печи, то ударил себя по ноге, так что когда они пришли забирать дрова, то увидели его стонущим на земле в луже крови. Оправившись от этого, он пошел с одним из людей ловить рыбу, но там на него напал огромных размеров угорь, который навернулся ему на руку. В испуге он перевернул ведро и вся уже пойманная ими рыба упала в реку. Таким образом, он был героем в церкви, а также хорошим компаньоном по вечерам, когда все усаживались с каким-либо рукоделием, а он рассказывал им истории про святых и императоров. Но во всех остальных делах он считался несравненным тупицей, неспособным сделать простых вещей, которые умеет любой. Тем не менее, его любили, а особенно женщины, которые, от Азы и Йивы до самой молоденькой служанки, постоянно суетились вокруг него и при малейшей возможности мужественно выступали в его защиту.
В начале этого года Одноглазый Рапп взял себе в жены пухленькую крестьянскую дочку по имени Тор-гунн, которую, несмотря на свою одноглазость он получил вполне легко, благодаря своей известности много повидавшего и хорошо владеющего оружием человека. Когда Рапп приказал ей готовиться к крещению, она сразу же сделала это и потом никогда не пропускала ни одного богослужения. Ее все любили, она хорошо исполняла свои обязанности, и они с Раппом были вполне довольны друг другом, хотя иногда можно было слышать, как он ворчит, что ее трудно заставить замолчать и что она все никак не забеременеет. Йива очень любила ее, они часто сидели вместе и поверяли друг другу свои секреты, и поток слов у них никогда не замедлялся.
Однажды получилось так, что всем обитателям хозяйства пришлось идти в лес на поиски потерявшихся телок, и поиски были долгими. Ближе к вечеру, когда Рапп уже возвращался домой, ничего не найдя, он услышал звуки, доносившиеся из березовой рощицы; подойдя поближе он увидел Торгунн, лежащую на траве рядом с большим валуном, и магистра Райнальда, склонившегося над ней. Больше он ничего не мог видеть из-за высокой травы, а когда они услышали его шаги, то поспешно вскочили на ноги. Рапп стоял молча, а Торгунн сразу же подскакала к нему на одной ноге и засыпала его потоком слов.
– Как хорошо, что ты пришел,– сказала она,– ты сейчас поможешь мне дойти до дома. Я подвернула коленку, споткнувшись о камень, и лежала здесь, зовя на помощь, когда появился этот добрый человек. У него не хватило сил, чтобы поднять и отнести меня. Однако вместо этого он молится за мою ногу, так что ей уже получше.
– У меня только один глаз,– ответил Рапп,– но им я вижу хорошо: Ему обязательно было сидеть на тебе, когда он молился?
– Он не сидел на мне,– с возмущением сказала Торгунн.– Рапп, Рапп, что у тебя на уме? Он стоял на коленях рядом со мной, держал мою ногу и три раза помолился за нее.
– Три раза? – спросил Рапп.
– Не притворяйся большим дураком, чем ты есть на самом деле,– сказала Торгунн.– Первый раз – во имя Отца, второй раз – во имя Сына, и третий – во имя Святого Духа. Это и есть три раза.
Рапп посмотрел на священника. Последний был бледен, и губы его дрожали, но в остальном он был нормален.
– Если бы ты запыхался,– сказал Рапп задумчиво,– ты уже был бы покойником.
– Я пришел в эту страну в поисках мученичества,– ответил магистр со смирением.
– И ты его найдешь, это точно,– сказал Рапп,– но сначала дай мне взглянуть на это твое колено, женщина, если ты помнишь, какое из них у тебя болит.
Торгунн ворчливо заметила, что с ней так еще никогда не обращались. Однако она послушно присела на камень и обнажила свою левую ногу. Они никак не могли решить, есть там опухоль или нет, но когда он надавил, она вскрикнула.
– А несколько минут назад было еще хуже,– сказала она,– но я думаю, что с твоей помощью я смогу допрыгать до дома.
Рапп стоял, задумавшись, с темным лицом. Потом сказал:
– Повреждено ли у тебя колено, я не зна1о, потому что твои крики ничего не значат. Но я не хочу, чтобы Орм говорил обо мне, что я убил гостя без особых причин. Отец Виллибальд лучше понимает в этих делах, он скажет мне, действительно ли нога повреждена.
Они пошли домой, и пошли довольно быстро, хотя Торгунн приходилось часто останавливаться и отдыхать из-за сильной боли. В конце пути ее уже поддерживали оба мужчины, каждого из них она обхватила руками за шею.
– Ты довольно тяжело опираешься на меня,– сказал Рапп,– но я так и не пойму, верить ли мне тебе в этом деле.
– Верь, чему хочешь,– ответила Торгунн,– но в одном я уверена: в том, что мое колено уже никогда снова не выправится. Моя нога попала меж двух корней, а я прыгала с поваленного дерева, вот как это произошло. В результате этого я останусь хромой на всю жизнь.
– Если это так,– горько ответил Рапп,– значит все его молитвы бесполезны.
Они отнесли Торгунн в постель, и отец Виллибальд пошел осмотреть ее. Рапп сразу же отвел в сторону Орма и Йиву и рассказал им, что случилось и что он думает о случившемся. Орм и Йива согласились с ним, что это – очень неприятный случай, и добавили, что им всем будет крайне жалко, если из-за этого произойдет ссора между Раппом и Торгунн.
– Хорошо, что ты сначала думаешь, а потом действуешь,– сказал Орм, – а то бы ты мог убить его, что было бы плохо, если бы потом оказалось, что он не виноват. Потому что убийство священника навлечет гнев Божий на всех нас.
– Я лучше думаю о Торгунн, чем ты, Рапп,– сказала Йива.– Очень легко поранить ногу, лазая между деревьев и камней. И ты сам признаешь, что ничего не видел.
– То, что я видел, уже само по себе плохо,– сказал Рапп,– и они были в самой темной части леса.
– В таких делах самое умное – это не судить слишком поспешно,– сказал Орм.– Ты помнишь решение, принятое магистратом нашего господина Аль-Мансура в Кордове, когда Токе, сын Серой Чайки, хитростью сумел проникнуть на женскую половину в доме египетского кондитера, того, что жил на улице Кающихся, а ветром сдуло занавески, которые висели на окне, и четверо друзей кондитера, которые случайно проходили по двору, увидели Токе и жену кондитера, сидящих вместе на ее постели.
– Я хорошо помню этот случай,– сказал Рапп,– но муж был язычником.
– А что стало с женщиной? – спросила Йива.
– Кондитер предстал перед магистратом в порванной одежде и со своими четырьмя свидетелями и просил, чтобы Токе и женщину побили камнями, как прелюбодеев. Мой господин Аль-Мансур сам приказал, чтобы этот случай судили строго по закону, хотя Токе и был членом его личной охраны. Магистрат внимательно выслушал показания четырех свидетелей относительно того, что они там видели, и трое из них поклялись, что видели, что происходили определенные вещи, но четвертый был стар и видел плохо и поэтому не мог все видеть так ясно, как остальные. Однако закон Мухаммеда, написанный собственноручно Аллахом в их священной книге, гласит, что никто не может быть обвинен в прелюбодеянии, если не будет найдено четверо набожных свидетелей, которые ясно и безошибочно видели, как совершалось преступление. Поэтому магистрат нашел Токе и женщину невиновными и приговорил кондитера к палочным ударам по пяткам за ложное обвинение.
– Хорошо в такой стране жить женщине,– сказала Йива,– потому что многое можно успеть, пока тебя не увидят четверо свидетелей. Но я думаю, что кондитеру не повезло.
– Он недолго так думал,– сказал Орм,– поскольку в результате этого случая его имя стало известно всей стране, и мы часто заходили в его магазин, чтобы поболтать с ним и выпить его сладкого сирийского меда, так что его торговля сильно возросла, и он благодарил Аллаха за мудрость магистрата. Но Токе сказал, что, хотя все и закончилось успешно, он воспринял это как предупреждение и никогда больше не пойдет к женщине.
В это время к ним подошел отец Виллибальд и сказал, что Торгунн говорила правду, когда утверждала, что повредила колено.
– Скоро,– сказал он Раппу,– оно так распухнет, что даже ты не станешь сомневаться.
Все думали, что Рапп почувствует облегчение от этой новости, но он сидел, погруженный в задумчивость. Наконец, он сказал:
– Если это так, значит магистр долго лежал там, держа ее ногу обеими руками, а может, только одной. Мне трудно поверить, что он остановился на этом, ведь он сам нам рассказывал, что он слабовольный в делах, связанных с женщинами, и что он вычитал в римской книге секретные способы доставлять им удовольствие. Я уверен, что он не только молился над ее коленом, потому что если бы он ограничился этим, то опухоль бы не возникла, если в его благочестивости есть хоть какая-то добродетель.
Это была самая длинная речь, которую когда-либо слышали от Раппа, и никто из них не мог его уговорить, что он ошибается в данном вопросе. Затем Йива сказала:
– Сначала ты подозревал потому, что не было никакой опухоли, сейчас ты подозреваешь потому что тебе сказали, что есть. Но это меня не удивляет, поскольку вы, мужчины, все одинаковы, когда какая-нибудь идея втемяшится вам в голову. Я пойду к Торгунн и все у нее узнаю, ведь мы – близкие подруги и она мне скажет правду о том, что произошло на самом деле. А если произошло что-нибудь такое, о чем она не захочет рассказать, я из ее ответов пойму, что она пытается скрыть. Потому что женщина сразу узнает, говорит ли другая женщина правду или нет, чего, слава Богу, не может ни один мужчина.
С этими словами она покинула их, и о чем они говорили с Торгунн, не знает никто, потому что никто не слышал.
– Ты можешь успокоиться, Рапп,– сказал Орм,– поскольку скоро ты узнаешь правду об этом деле. На свете нет женщины хитрее, чем Йива, это я могу тебе обещать. Я отметил это в самый первый раз, когда увидел ее.
Рапп что-то проворчал, и они стали обсуждать двух телок, пропавших и не найденных, и где лучше всего будет поискать их на следующий день.
Йива отсутствовала долго. Когда она, наконец, вернулась, то показала Раппу кулак.
– Я выяснила правду об этом деле,– сказала она.– Все так, как я и предполагала. Можешь успокоиться, Рапп, потому что ничего предосудительного между ними в лесу не произошло. Единственный, кто вел себя плохо – это ты. Торгунн даже не знает, смеяться ли над тобой за твои подозрения, или плакать, вспоминая о тех словах, которые ты ей говорил. Она говорит, что уже почти жалеет, что не соблазнила священника, когда у нее была возможность. «Мы могли получить большое удовольствие, пока Рапп не пришел,– сказала она мне.– Если мне в любом случае приходится выносить его подозрения, и то, что он на меня смотрит, как на позорную женщину, я уж лучше насладилась бы полностью от этого дела. Так она сказала, и если ты настолько умный человек, Рапп, как я о тебе думала, ты больше никогда ни словом не упомянешь об этом. А если станешь поминать, то я не поручусь за ее поведение. Но если будешь с ней нежен, я думаю, она забудет все это, и было бы очень хорошо, если бы ты сделал ей ребенка, потому что тогда тебе не придется беспокоиться по поводу несчастного магистра.
Рапп почесал в затылке и что-то проворчал в том смысле, что не все есть результат недостаточности его попыток. Но они видели, что он с большим облегчением услышал то, что сказала ему Йива, и он поблагодарил ее за то, что прояснила вопрос.
– Хорошо, что у меня самого есть немного мудрости,– сказал он,– хотя и не столько, сколько у тебя, Йива, потому что, если бы я был нетерпеливым человеком, я бы убил магистра и остался бы в дураках, а ты и Орм больше не были бы моими друзьями. А сейчас пойду к Торгунн, утешу ее и помирюсь.
Когда Орм и Йива легли спать, они перед сном еще немного поговорили об этом.
– Все закончилось лучше, чем я ожидал,– сказал Орм,– благодаря твоим хлопотам. Если бы я должен был принимать решение по этому вопросу, я бы решил, что они занимались там в лесу не только ее коленом.
Йива некоторое время лежала молча. Потом сказала:
– Орм, ты бы решил правильно, но ты никогда не должен никому об этом говорить. Я обещала, что никому не скажу то, что она мне рассказала, и уговорю Раппа поверить, что ничего не было. Мы должны оставить все, как есть, и никто не должен ничего знать, даже отец Виллибальд, потому что, если правда выплывет наружу, это очень расстроит Раппа и Торгунн, а также и несчастного помешанного на женщинах магистра. Но тебе я расскажу правду, которая состоит в том, что между этими двумя было нечто большее, чем просто молитвы над коленом. Она говорит, что он ей сразу понравился из-за его красивого певучего голоса и несчастной судьбы, на которую он обречен, кроме этого, она сказала, что не может отказать святому человеку. Она говорит, что задрожала всем телом, как попавшая в капкан летучая мышь, когда он прикоснулся к ее колену, а она лежала на земле, а он, казалось, не смутился, а сразу же понял, что у нее на уме. Сразу же оба они были охвачены страстью, она говорит, что ничего не могла поделать. Позднее, когда оба они успокоились, он стал стонать и рыдать и вновь начал свои молитвы с того же места, на котором прервался, но успел сказать лишь несколько фраз, как появился Рапп. Поэтому, несомненно, опухоль и стала хуже, потому что ему следовало повторить молитвы трижды, чтобы они подействовали. Но она будет благодарить Бога всю оставшуюся жизнь, говорит она, за то, что тот не позволил Раппу появиться несколькими минутами ранее. Итак, если ты расскажешь Раппу или кому-нибудь другому обо всем этом, ты сделаешь меня очень несчастной, и других людей тоже.
Этот рассказ доставил большое удовольствие Орму, и он пообещал никому не говорить ни слова – ни Раппу, ни другим.
– Пока Рапп не знает, что они наставили ему рога,– сказал он,– никакого вреда от этого инцидента не будет. Но этот магистр, действительно, замечательный человек, потому что во всех остальных мужских делах он полный профан, но его умение обращаться с женщинами просто великолепно. Будет плохо, если он будет видеться с Торгунн наедине. Если это случится, то дело может кончиться плохо, потому что Рапп не позволит обмануть себя второй раз. Поэтому надо придумать ему какое-то постоянное занятие, которое будет его удерживать подальше от нее, а ее – от него, потому что я не знаю, кто из них будет сильнее хотеть второй встречи.
– Ты не должен обходиться с ним слишком строго,– сказала Йива,– потому что бедняге еще предстоят большие страдания в руках смаландцев. Я сама сделаю все, возможное, чтобы держать их подальше друг от друга.
На следующее утро Орм позвал магистра к себе и сказал ему, что нашел для него занятие, которое, как ему кажется, он сможет выполнять ко всеобщему удовлетворению.
– Пока что,– сказал он,– ты не выказал особого умения в какой-либо работе, которая тебе поручалась. Но теперь у тебя будет настоящий шанс сослужить нам всем хорошую службу. Вон, видишь вишневое дерево, самое лучшее из моих деревьев, и это не только мое мнение, но и мнение ворон. Тебе надо залезть на верхушку дерева, и я советую тебе взять с собой еды и питья, потому что ты не слезешь вниз до тех пор, пока вороны и сороки не разлетятся на ночлег. Будешь сидеть там каждый день, занимать свое место будешь рано, потому что эти вороны просыпаются еще до рассвета. Я надеюсь, что тебе удастся сохранить ягоды для нас, если только ты не будешь есть их сам слишком много.
Магистр печально поглядел на дерево, ягоды на нем были крупнее, чем обычно бывают на вишневых деревьях, и только-только начинали темнеть, наливаясь спелостью. Все птицы особо любили эти ягоды, и Рапп и отец Виллибальд пытались отгонять их, стреляя из лука, но им это плохо удавалось.
– Я этого заслуживаю,– сказал магистр,– но я боюсь залезать так высоко.
– Тебе придется привыкнуть к этому,– сказал Орм.