Текст книги "Викинги"

Автор книги: Франц Бенгтссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 46 страниц)

Когда вся добыча была разделена и уложена на корабли, было решено разрешить Токе привести девушку на борт корабля Крока, хотя он был тяжело нагружен. Все согласились с тем, что он заслужил такую награду за свой вклад в дело взятия крепости. После этого стали совещаться относительно маршрута возвращения домой и решили возвращаться вдоль Астурийских и Франкских берегов, если погода будет плохая, но если погода будет хорошая, тогда они попытаются добраться до Ирландии, а оттуда, обогнув побережье Шотландии, вернуться домой, потому что, имея на борту такие сокровища, как у них, было бы ненужным риском идти обжитыми водами, где они могут столкнуться с другими кораблями.

Они ели и пили так много, как только в них вмещалось, имея сейчас изобилие питья и еды, которых было намного больше, чем они могли бы взять с собой. Все были возбуждены и веселы, рассказывая друг другу, что они собираются купить на свои деньги по прибытии домой. Крок к этому времени уже полностью пришел в себя, но капитан одного из двух других кораблей был убит в крепости, и его место занял Берсе. Токе и Орм сели на свои прежние места на веслах на корабле Крока. Грести им было легко, потому что помогало течение. Токе внимательно присматривал за своей девушкой, которая проводила большую часть времени сидя рядом с ним, и тщательно следил, чтобы никто не подходил к ней без уважительной причины.

Глава 5. О том, как удача Крока изменилась дважды и как Орм стал левшой

Они доплыли до устья реки, когда был отлив, и там принесли в жертву бурдюк вина и горшок мяса, чтобы возвращение домой было удачным. Затем они поставили паруса, вставили в уключины весла и при легком ветерке стали выходить на широкий простор залива. Тяжело груженные корабли глубоко сидели в воде и плыли медленно, и Крок заметил, что им придется грести до боли в руках, прежде чем увидят вновь родные берега. Позднее Орм, уже будучи стариком, всегда говорил, что это были самые несчастливые слова, которые он когда-либо слышал, потому что с этого момента удача Крока, которая до этого времени всегда была на их стороне, неожиданно исчезла, как если бы Бог услышал его слова и с этой минуты решил сделать его пророком.

Семь кораблей показались из-за южной оконечности залива, направляясь на север. Однако, заметив корабли Крока, они повернули в сторону залива и приблизились к ним на большой скорости, ровно работая веслами. Это были корабли, которых люди Крока до этого никогда в жизни не видели, низкие и длинные, очень легкие в воде. Они были полны вооруженными людьми, чернобородыми и в странных шлемах. Те, кто сидел на веслах, были голыми, с блестящей черной кожей. Корабли направлялись к викингам под хриплые крики и резкий бой небольших барабанов.

Три корабля Крока мгновенно выстроились в ряд, держась поближе к берегу со своей стороны залива для того, чтобы не быть окруженными. Крок не хотел отдавать приказ спускать паруса, потому что, как он сказал, если ветер усилится, это принесет им преимущество. Токе поспешил спрятать свою девушку среди тюков с материей, разбросав их около нее и даже навалив на нее, чтобы защитить ее от копий и стрел. Орм помог ему, потом они заняли свои места на носу корабля, вместе с остальными. К этому времени Орм был хорошо вооружен, он достал себе кольчугу и щит, а также шлем. Кто-то, стоявший рядом с ними, предположил, что эти люди, вероятно, христиане, стремящиеся отомстить, но Орм подумал, что с большей вероятностью это могут быть люди халифа, поскольку ни на их щитах, ни на штандартах не видно было крестов. Токе сказал, что рад тому, что успел утолить жажду до того, как начнется бой, потому что ему кажется, что он может быть жарким.

– А тем из нас, кому сегодня удастся остаться в Живых,– сказал он,– будет что рассказать своим Детям, так как люди эти имеют свирепый вид, и их намного больше, чем нас.

К этому времени чужеземцы подошли на близкое расстояние и осыпали викингов градом стрел. Они гребли умело, окружая корабли викингов и нападая на них со всех сторон. Корабль, которым командовал Берсе, находился рядом с берегом, поэтому они не могли окружить его. Но корабль Крока был самым дальним от берега из всех и ему приходилось трудно. Двое вражеских кораблей приблизились к нему со стороны моря, один за другим. Они соединили все три корабля цепями и железными крючьями, после этого воины со второго, более дальнего от корабля Крока, судна с дикими криками попрыгали на корабль, стоявший посередине, откуда все они навалились на судно викингов. Они посыпались на корабль в огромном количестве, сражаясь яростно и чрезвычайно умело, и корабль Крока, который к этому времени уже совсем низко сидел в воде, печально плелся по воде позади своих двух товарищей. Затем третий вражеский корабль сумел обогнуть нос корабля Крока и сцепился с ним со стороны берега.

Итак, к этому времени сложилась такая ситуация, когда корабль Берсе и третье судно викингов смогли выйти из бухты, хотя их преследовали четыре вражеских корабля, а они стремились оторваться от них. В это же время корабль Крока в одиночку сражался с тремя вражескими судами. На этой стадии сражения поднялся ветер, так что оба корабля Берсе были отнесены еще дальше от берега, на борту у них продолжалась жестокая схватка, а за кормой тянулись широкие полосы крови.

Однако команде корабля Крока некогда было беспокоиться о том, как идут дела у их товарищей, поскольку им более чем хватало своих противников. Через один из бортов перелезло столько вражеских солдат, что возникла опасность того, что корабль перевернется и затонет; и хотя множество противников было сброшено с борта в воду или снова на свой корабль, очень многие из них остались и на корабле викингов, и новые спешили им на помощь со всех сторон. Крок сражался мужественно, и те из врагов, которым привелось с ним биться, вскоре падали сраженные его рукой. Но очень скоро он понял, что численное превосходство врага слишком велико. Тогда он отбросил в сторону свой щит, вспрыгнул на бортик и, держа двумя руками топор, перерубил обе цепи, соединявшие его корабль с кораблями противника. Но один из поверженных им врагов схватил его за ногу, и в тот же самый момент он получил удар копьем в спину и головой вперед упал а вражеский корабль, где на него набросилось множество врагов, так что вскоре он был связан и стал пленником.

После этого многие из людей Крока были убиты, хотя они и защищались до последних сил, и наконец весь корабль был захвачен врагами, за исключением нескольких человек, включая Токе и Орма, которые спрыгнули в воду. Токе был поражен стрелой в бедро, но все еще стоял на ногах, когда Орм получил удар по голове и почти не мог видеть из-за крови, стекавшей ему на глаза. Оба они чрезвычайно устали, меч Токе обломился от удара об щит, но когда он сделал шаг назад, его нога ударилась о небольшой бочонок с вином из числа тех, что были захвачены в крепости. Отбросив в сторону обломок меча, он схватил бочонок обеими руками и поднял его над головой.

– Это не должно пропасть,– пробормотал он и бросил бочонок на ближайших к нему врагов, сокрушив двоих из них и сбив с ног нескольких других, которые упали поверх убитых.

После этого он прокричал Орму и остальным, что на корабле уже ничего сделать невозможно, и с этими словами бросился в воду вперед головой в надежде доплыть до берега. Орм и те, кто смог отцепиться от своих противников, последовали за ним. Вслед им полетели стрелы и копья, которыми были поражены двое из них. Орм нырнул, затем вынырнул и поплыл так быстро, как только мог, но, как он часто потом говорил, будучи в зрелом возрасте, мало что может сравниться по трудности с плаванием в кольчуге, когда человек уставший, а кольчуга тесная. Вскоре уже ни у Токе, ни у Орма не оставалось сил, чтобы плыть дальше, и они вот-вот пошли бы ко дну, когда один из вражеских кораблей догнал их и они были втащены на борт и крепко связаны, не будучи в состоянии оказать ни малейшего сопротивления.

Итак, викинги потерпели поражение, а их победители гребли к берегу, чтобы посмотреть, какая добыча им досталась, и похоронить своих погибших. Они освободили палубы захваченного ими корабля, сбросив трупы за борт, и стали просматривать груз, в то время как пленников высадили на берег и усадили на землю под надежной охраной и со связанными руками. Пленников было девять человек, все были ранены. Они ожидали смерти, молча уставившись на море. Но на море не было видно ни кораблей Берсе, ни его преследователей.

Токе вздохнул и что-то негромко пробормотал себе под нос. Затем он сказал:

 
Однажды, мучимый жаждой,
Я пролил хорошее пиво.
Скоро придется попробовать
Меда Валгаллы.
 

Орм лежал на спине, уставившись в небо. Он сказал:

 
На родине в доме, где вырос,
Буду теперь я сидеть,
Питаясь кислым молоком и хлебом.
 

Но никто из них не был в более угнетенном состоянии, чем Крок, поскольку с самого начала их экспедиции он считал себя удачливым человеком и героем, а сейчас вся его удачливость рассеялась как дым в течение часа. Он смотрел на то, как сбрасывают его мертвых товарищей с борта его корабля, затем сказал:

 
Бороздившие моря заслужили
За свои труды несчастья,
И беду, и раннюю смерть.
 

Токе заметил, что наличие трех поэтов в такой небольшой компании является замечательным совпадением.

– Даже при том, что вы отстаете от меня в искусстве сложения стихов,– сказал он,– все равно это хорошо. Помните о том, что на пиру богов поэту полагается пить из самого большого рога.

В эту минуту они услыхали пронзительный крик с борта корабля, за которым последовали звуки суматохи, свидетельствовавшие о том, что чужестранцы обнаружили девушку Токе в ее укрытии. Они свели ее на берег, и по всей видимости между ними разгорелся спор о том, кому она должна принадлежать, поскольку несколько человек вели спор на повышенных тонах, при этом их бороды вздымались вверх и опускались вниз.

Токе сказал:

– Вот вороны спорят за обладание курицей, когда ястреб сидит со сломанным крылом.

Девушку привели к предводителю чужеземцев, толстому человеку с засаленной бородой и золотыми кольцами в ушах, одетому в красный плащ и державшему в руке серебряный молоток на длинной белой ручке. Он осмотрел ее, поглаживая бороду, затем обратился к ней, и все увидели, что эти двое понимают язык друг друга. Девушка много говорила, несколько раз указав на пленников, но на два его вопроса, когда он также указал в направлении пленников, она ответила отрицательным жестом руками и покачиванием головы. Предводитель кивнул, а затем отдал ей приказ, которому, как казалось, она не хотела подчиняться, поскольку она протянула руки к небу и что-то закричала. Но когда он вновь заговорил с ней суровым тоном, она подчинилась, сняла одежду и предстала перед ним обнаженной. Все стоявшие вокруг них стали вздыхать и поглаживать бороды, бормоча что-то восхищенными голосами, поскольку от макушки до кончиков пальцев на ногах она была замечательно красива. Вождь приказал ей повернуться и тщательно осмотрел ее, дотронувшись до ее волос, каштановых и длинных, и до кожи. После этого он встал и приложил кольцо с печаткой, которое было у него на указательном пальце, к ее животу, груди и губам, после чего сделал какое-то замечание своим людям и снял с себя красный плащ, укутав в него девушку. Услышав его слова все его сторонники приложили руки ко лбу и поклонились, что-то бормоча с послушанием. Затем девушка вновь оделась, сохранив, однако, при себе и красный плащ, ей были даны еда и питье, и все относились к ней с почтением.

Пленники молча смотрели на все это, и когда дошло до того, что девушке отдали красный плащ и принесли еду и напитки, Орм заметил, что ей, по всей видимости, повезло больше всех из компании Крока. Токе согласился с этим и сказал, что очень жалеет о том, что смог увидеть ее во всей красе только сейчас, когда она уже принадлежит другому, поскольку у него с ней было мало времени, и им всегда приходилось торопиться. А сейчас, сказал он, готов разрыдаться при мысли о том, что у него никогда не будет возможности раскроить череп этому жирному бородачу, запачкавшему ее тело своими сальными пальцами.

– Но я надеюсь,– добавил, он,– что этот старик получит от нее мало радости, потому что в первый же Момент, как я увидел ее, я понял, что она умна и обладает отличным вкусом, хотя мы и не могли понимать слова друг друга. Поэтому я думаю, что пройдет не много времени, прежде чем она воткнет нож в пузо этого старого, жирного козла.

Все это время Крок сидел в глубоком молчании, подавленный горем, лицо его было обращено в сторону моря, и его не интересовало ничего из происходившего на берегу. Но вдруг, совершенно неожиданно, он издал громкий крик, и когда он это сделал, чужеземцы начали оживленно переговариваться, поскольку вдалеке в заливе показались четыре корабля, направляв– . шиеся к берегу. Это были корабли, преследовавшие Берсе, они плыли медленно и тяжело. Вскоре стало видно, что один из них глубоко сидит в воде, понеся тяжелый урон, один из его бортов был разбит и многие весла сломаны.

При виде этого пленники, хотя и удрученные своим собственным тяжелым положением и ослабшие от ран, мучимые жаждой, разразились довольным смехом. Потому что они сразу догадались, что Берсе успешно таранил это судно, когда ветер поднялся в открытом море, и что неприятелю пришлось прекратить бой, когда он обнаружил, что у него осталось только три неповрежденных корабля. Они поплыли назад с поврежденным судном. Некоторые из пленников теперь стали надеяться на то, что Берсе вернется и спасет их.

Но Крок сказал:

– Он потерял много людей, поскольку, когда я последний раз его видел, на корабле было много врагов. И он должен был догадаться, что очень немногие из нас остались живы, так как он не видел, чтобы наш корабль выходил из залива, так что более вероятно, что он попытается благополучно достичь дома с тем, что у него осталось, или на обоих кораблях, или, если у него осталось слишком мало людей, чтобы укомплектовать оба экипажа, на одном из них. Если ему удастся благополучно добраться до Блекинге, хотя бы и только на одном корабле, история экспедиции Крока будет передаваться в Листерландии, и о ней будут помнить долгие голы. Теперь же эти люди, несомненно, убьют нас, поскольку они разозлены тем, что два наших корабля спаслись от их четырех.

В этом, однако, Крок ошибался. Им дали поесть и попить, а какой-то человек осмотрел их раны, после чего они поняли, что им предстоит стать рабами. Некоторые из них считали, что это предпочтительнее смерти, в то время как другие сомневались, не будет ли такая судьба еще хуже. Предводитель чужеземцев велел доставить своих рабов на берег и дал им возможность поговорить с викингами. Как оказалось, они все были родом из разных стран и говорили на различных языках, но никто из них не говорил на каком-либо из понятных пленникам языков. Чужестранцы оставались на этом месте в течение нескольких дней, приводя в порядок поврежденное судно.

Многие гребцы на нем были убиты, когда корабль Берсе протаранил его, и плененные викинги должны были их заменить. Они привыкли к гребле и поначалу не находили эту работу слишком тяжелой для себя, особенно если учесть, что на этом корабле на каждом весле находилось по два гребца. Но им приходилось грести почти совсем голыми, чего они сильно стеснялись, и каждый был прикован цепью за ногу. Их кожа была почти совсем белой по сравнению с другими гребцами, и их спины очень сильно обгорали на солнце, так что каждый рассвет они воспринимали как продолжение пытки. Со временем, однако, они загорели, как и их товарищи, прекратили считать дни и стали воспринимать только такие ощущения, как работа и сон, голод и жажда, еда и питье и снова работа, пока наконец они не достигли той стадии, когда, если они уставали от более тяжелой, чем обычно, гребли, то засыпали прямо на веслах, продолжая грести, не сбиваясь с ритма и не нуждаясь в пробуждении кнутом надсмотрщика. Это свидетельствовало о том, что они стали настоящими галерниками.

Они гребли в жару и в сильный ливень, а иногда в приятной прохладе, хотя холодно не было никогда. Они были рабами халифа, но не знали ни куда они гребут, ни какова цель их труда. Они гребли мимо крутых берегов и богатых долин, тяжко поднимались против течения широких и быстрых рек, на берегах которых они замечали черных и коричневых людей, а иногда, но всегда на расстоянии, женщин с закутанными лицами. Они прошли через пролив Ньорва и приблизились к пределам владений халифа, видели много богатых островов и прекрасных городов, названий которых они не знали. Они бросали якорь в больших гаванях, где их запирали в помещениях для рабов на то время, пока не надо было снова выходить в море, они быстро гребли, преследуя иностранные корабли, когда их сердца были готовы разорваться, и лежали, тяжело дыша на палубе, в то время, как сражения, на которые у них уже не было сил смотреть, происходили у них над головами.

Они не чувствовали ни печали, ни надежды, не взывали ни к каким богам, поскольку у них было достаточно работы на веслах и необходимо было также бдительно следить за человеком с кнутом, который наблюдал за тем, как они гребут. Они люто ненавидели его, когда он бил их своим кнутом, и еще больше, когда они гребли изо всех сил, а он проходил мимо них с большими ломтями хлеба, пропитанного вином, которые засовывал им в рты, потому что знали, что в этом случае им придется грести без отдыха до тех пор, пока силы не покинут их. Они не понимали, что он говорит, но скоро научились угадывать по тону его голоса, сколько ударов кнута он готовится отпустить в качестве награды за небрежность в работе. И единственным их удовольствием было надеяться на то, что он также плохо кончит, когда ему перережут горло или сдерут шкуру со спины, чтобы кости были видны сквозь кровь.

Когда Орм уже был стариком, он обычно рассказывал, что этот период его жизни был продолжительным для того, чтобы его вынести, но кратким, если о нем рассказывать, потому что один день был похож на другой настолько, что в каком-то смысле время для них остановилось. Но были и признаки, напоминавшие ему, что время все-таки идет, и одним из них была его борода. Когда он только стал рабом, он был единственным среди них настолько молодым, что у него не было бороды. Но скоро его борода начала расти, становясь еще более рыжей, чем даже его волосы, и со временем выросла настолько, что доставала до весла, когда он наклонялся, делая очередной гребок. Длиннее этого она уже не могла вырасти, поскольку размах его весла сдерживал длину, и из всех способов подстригания бороды, как он обычно говорил, именно этот он выбрал бы последним.

Вторым признаком было то, что он стал сильнее. Когда его впервые приковали к веслу, он уже был довольно силен и привык к гребле на корабле Крока, но рабу приходится работать более напряженно, чем свободному человеку, и в первые недели ему приходилось очень трудно. Он видел, как у людей бывает разрыв сердца и льется кровь изо рта, люди падают на спину, и тела их сотрясаются в конвульсиях, затем они умирают и их выбрасывают за борт. Но он знал, что он может выбирать только из двух вариантов: или грести, когда гребут его товарищи, если даже это означает утомить себя до смерти, или получить поцелуй кнута надсмотрщика в спину. Он говорил, что всегда выбирал первое, хотя это и было трудно, потому что однажды, в первые недели своего рабства, он попробовал кнута, и знал, что если ударят еще раз, слепая ярость охватит его, и тогда он уже, несомненно, умрет.

Итак, он греб до полного изнеможения, даже когда глаза его затуманивались, а руки и спина горели огнем. По прошествии нескольких недель, однако, он обнаружил, что перестал чувствовать усталость. Его сила возросла, и вскоре он уже должен был смотреть за тем, чтобы не тянуть весло слишком сильно, чтобы не сломать его, поскольку сломанное весло означало получение жестокого урока от кнута. В течение его длительного пребывания в качестве одного из галерников халифа он сидел на веслах у левого борта судна, что означало, что он должен был держать весло правой рукой, а грести левой. Впоследствии всегда, в течение всей своей жизни, он пользовался мечом и другим подобным оружием левой рукой, хотя копье предпочитал бросать все же правой. Сила, которую он приобрел этим трудом, которая была больше, чем у других людей, так и осталась с ним, в значительной степени даже тогда, когда он уже был стариком.

Но был еще и третий признак, кроме роста силы и бороды, напоминавший ему о том, что время идет, пока он работает на веслах. Однажды он обнаружил, что постепенно начинает понимать кое-какие из иностранных слов, которые говорились вокруг него, сначала только отдельные слова, но со временем намного больше. Некоторые из рабов происходили из отдаленных стран юга и востока и говорили на языках, напоминавших лай собаки, которые никто, кроме них самих не мог понять. Другие пленники были из христианских стран севера и говорили на языках этих регионов. Многие, однако, были андалузцами, посаженными на весла за пиратство или мятежи или за свои Учения, касающиеся Бога и Пророка, разозлившие халифа. Эти, также, как и их хозяева, говорили на арабском. Надсмотрщик с кнутом также изъяснялся на этом языке, и всегда для любого раба было полезно понимать, чего этот человек хочет от них. Поэтому он казался хорошим учителем иностранного языка для Орма, причем, совершенно не напрягаясь в процессе обучения.

Этот язык был труден для понимания, но еще труднее было говорить на нем, поскольку он состоял из гортанных звуков, исходящих из глубины горла, исильно напоминал мычание быков или кваканье лягушек. Орм и его товарищи никогда не переставали удивляться, что эти чужеземцы берут на себя столько труда издавать столь сложные звуки вместо того, чтобы говорить в простой и естественной манере севера. Однако Орм быстрее остальных изучил этот язык, частично благодаря своей молодости, но частично также и потому, что ему всегда удавалось легко произносить трудные и непонятные слова, которые ему попадались в древних балладах, даже когда он не мог понять их значения.

Итак, Орм стал первым, кто смог понимать, что им говорится, и единственным, кто мог в ответ также) сказать одно-два слова. Следствием этого было то, что он стал переводчиком у своих товарищей, и все приказы обращались к нему. Он мог, кроме этого, помогать) своим товарищам многое узнавать, задавая вопросы по мере своих возможностей, другим рабам, которые говорили на арабском и могли рассказать ему то, что его интересовало. Таким образом, хотя он и был самым молодым из норманнов и таким же рабом, как и они, он стал считать себя предводителем, поскольку ни Крок, ни Токе не могли выучить ни единого слова на чужом языке. Впоследствии Орм всегда говорил, что после удачи, силы и умения обращаться с оружием, ничто не является столь же полезным для человека, оказавшегося среди чужеземцев, как умение выучить язык.

Экипаж корабля составляли пятьдесят солдат, а гребцов-галерников было семьдесят два человека, потому что весел было восемнадцать пар. От скамьи к скамье часто перешептывались о возможности освободиться от цепей, перебить солдат и таким образом вернуть себе свободу. Но цепи были крепкими и тщательно осматривались, а когда корабль бросал якорь, то всегда устанавливалась охрана. Даже когда происходил бой с вражеским кораблем, несколько солдат всегда оставляли присматривать за рабами, с приказом убивать тех, кто будет проявлять беспокойство. Когда их сводили на берег в какой-либо из крупных военных гаваней халифа, то запирали в специальном помещении для рабов до того времени, когда корабль снова был готов к отплытию. При этом за ними все время тщательно наблюдали и никогда не позволяли собираться в больших количествах. Таким образом казалось, что у них нет будущего, кроме как грести до тех пор, пока силы не оставят их тела, или пока какое-нибудь вражеское судно не победит их корабль и не отпустит рабов на свободу. Но корабли халифа всегда были многочисленны и превосходили своих противников, так что на такую возможность трудно было рассчитывать. Некоторых из них, выказывавших непокорность или выражавших свое недовольство при помощи проклятий, забивали кнутом насмерть или живыми выбрасывали за борт, хотя иногда, когда преступник был хорошим гребцом, его просто кастрировали и вновь сажали за весло, что, несмотря на то, что рабы никогда не допускались к женщинам, считалось самым худшим наказанием из всех.

Когда в преклонном возрасте Орм рассказывал о своих годах, проведенных в качестве гребца, он всегда помнил, какие именно места занимали викинги на корабле, а также и места, занимаемые многочисленными другими рабами. И когда, он рассказывал свои истории, то водил слушателей от весла к веслу, описывая человека, сидевшего на каждом из них, рассказывая, кто из них умер, кто пришел на их места и кого чаще других наказывали кнутом. Он говорил, что ему нетрудно запомнить это, поскольку в своих снах он часто видит судно с рабами, видит согбенные спины рабов, слышит, как люди стонут от тяжкого труда, и всегда – ноги надсмотрщика, приближающегося к нему сзади. Потребовалось все мастерство плотника, сделавшего его кровать, чтобы она не развалилась на части, когда во сне он хватался за одну из ее досок, думая, что это – весло, и он всегда говорил, что нет в мире большего счастья, чем, проснуться после такого сна и увидеть, что' это – всего лишь сон.

Через три весла от Орма, также по левому борту корабля, сидел Крок, который сейчас сильно изменился. Орм и другие знали, что быть рабом-галерником для него тяжелее, чем для всех остальных, поскольку этот человек привык командовать и всегда считал себя Удачливым. Он стал очень молчаливым, редко отвечал, когда его сосед обращался к нему, и, хотя его огромная сила позволяла ему без труда справляться с требуемой от него работой, он всегда греб как полусонный или человек, находящийся в глубоком раздумье о других делах. Его гребок постепенно становился медленнее, весло выпадало из ритма, и надсмотрщик жестоко избивал его. Но никто из них никогда не слышал, чтобы он хоть раз вскрикнул во время наказания или хотя бы прошептал ругательство. Он начинал сильнее налегать на весло и вновь входил в ритм гребли, но взгляд его задумчиво следовал за спиной надсмотрщика, когда тот проходил вперед, как взгляд человека, наблюдающего за назойливой осой, на которую он не может наложить свою руку.

Крок сидел за одним веслом с человеком по имени Гунне, который громко жаловался на то, что его часто: наказывают по вине Крока, но Крок обращал мало внимания на его жалобы. В конце концов в один из случаев, когда надсмотрщик жестоко избил их обоих, и жалобы Гунне были более громкими, а его недовольство более сильным, чем обычно, Крок посмотрел на него, как будто заметив его присутствие в первый раз, и сказал:

– Потерпи, Гунне. Тебе не придется долго переносить мое общество. Я – вождь, и не был рожден для того, чтобы подчиняться приказам других людей, но мне еще надо сделать одну вещь, если только мне повезет, и я смогу сделать это.

Он не сказал больше ни слова, и что именно он должен сделать, Гунне не понял.

Прямо перед Ормом сидели два человека, которых звали Халле и Огмунд. Они часто разговаривали одобрых временах, которые были у них в прошлом, о вкусной еде и пиве, о прекрасных девушках дома на севере, часто сочиняли различные подходящие виды казни для надсмотрщика, но они не могли придумать, как осуществить какой-нибудь из них. Сам Орм сидел с темнокожим чужеземцем, которому за какую-то провинность отрезали язык. Он был хорошим гребцом и редко нуждался в кнуте, но Орм предпочел бы сидеть рядом с кем-нибудь из своих соотечественников или хотя бы с кем-нибудь, способным говорить. Самое плохое было то, что этот человек с отрезанным языком не мог говорить, но очень даже мог кашлять, И его кашель был самым страшным, какой только Орму приходилось слышать в своей жизни. Когда он кашлял, лицо его становилось серым, и он задыхался, как рыба, выброшенная на сушу. Его внешность становилась настолько страшной и болезненной, что было странно, как он вообще живет на свете. Это заставляло Орма беспокоиться о своем собственном здоровье. Он не слишком высоко ценил жизнь галерного раба, но ему не хотелось умереть от кашля – вид человека без языка убеждал его в этом. Чем больше он размышлял о возможности умереть таким образом, тем больше это расстраивало его, и ему очень хотелось, чтобы рядом с ним сидел Токе.

Токе расположился на несколько скамей позади Орма, поэтому им редко удавалось поговорить друг с другом – только тогда, когда их выводили на берег, или когда заводили обратно на корабль, потому что на берегу их помещали в небольших камерах группами по четыре человека, в соответствии с их местами на корабле. Токе к этому времени уже вновь в какой-то степени обрел свой прежний юмор и даже в такой обстановке находил что-то такое, над чем можно посмеяться, хотя он обычно конфликтовал со своим соседом по веслу, которого звали Туме и который, по мнению Токе, не выполнял свою долю работы и съедал больше, чем было положено. Токе составлял ругательные частушки, частью о Туме, а частью – о надсмотрщике, и распевал их в качестве куплетов, когда греб, так что Орм и другие могли слышать его.

Однако большую часть времени мысли его были заняты тем, как бы придумать какой-нибудь план спасения. В первый раз, когда он и Орм получили возможность поговорить друг с другом, он прошептал, что он уже почти полностью разработал хороший план. Все что ему надо – это небольшой кусок железа. При помощи этого куска он сможет открыть одно из звеньев своей цепи темной ночью, когда корабль будет стоять в порту, и все, кроме часовых, заснут. Сделав это, он передаст кусок железа другим викингам, каждый из которых тихо сломает свою цепь. Когда все они освободятся, в темноте передушат часовых, не производя шума, и выкрадут свое оружие; после этого, уже на берегу, они смогут постоять за себя.

Орм сказал, что это была бы хорошая идея, если бы она была осуществима. И он с удовольствием помогал бы душить охранников, если бы до этого дошло дело, в чем он сильно сомневается. Где им найти этот необходимый кусок железа, и как смогут голые люди незаметно пронести его на борт, если за ними постоянно наблюдают? Токе вздохнул и признал, что эти трудности требуют тщательного рассмотрения. Но он не может придумать лучшего плана и считает, что им надо просто подождать, пока не представится возможность.