Текст книги "Викинги"

Автор книги: Франц Бенгтссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 46 страниц)

Часть третья
В пограничной стране

Глава 1. О том, как Орм построил свой дом и церковь, и о том, как назвали его рыжеволосых дочерей

Прошло три года с тех пор, как Орм, в спешке продав дом своего отца в Мунде, чтобы избежать гнева короля Свена, отправился в приграничную страну вместе со всеми своими домочадцами и хозяйством, с женой, матерью, слугами, с маленьким священником, с лошадьми и скотом и с таким грузом серебра и драгоценностей, какой только смогли утащить животные. Поместье, унаследованное Азой от ее отца в пограничной стране, называлось Гренинг, но уже в течение многих лет оно представляло собой заброшенную дикую землю, на которой виднелись просевшие крыши и перезрелые поля, единственным обитателем которых был древний и немощный управляющий со своей женой и небольшим выводком гусей. Орм нашел мало причин для восторга, когда увидел это место, и подумал, что это – не слишком хорошее хозяйство для такого человека, как он, и для женщины, которая была дочерью короля Харальда. Аза бегала взад и вперед, рыдая и взывая к Богу в своем горе и яростно ругая пожилую чету, поскольку она не была здесь с тех пор, когда еще была девочкой, и отец ее жил здесь в богатстве и процветании до того, как он и двое его сыновей погибли во время междоусобиц.

Но Йива была довольна, поскольку здесь, сказала она, они были в безопасности от короля Свена и его преследований.

– Это место мне вполне подходит,– сказала она Орму,– если ты покажешь себя таким же умелым в деле строительства домов, как в бою и в управлении кораблем.

В их первую зиму там им пришлось туго, потому что было мало еды для людей и корма для скота, а соседи были настроены враждебно. Орм послал своих людей, чтобы купить сена и хмеля, к местному тану, Гудмунду из Уваберга, которого называли Гудмунд Громовержец, и который был известен своим богатством и драчливостью. Но люди возвратились к Орму с пустыми руками, получив от ворот поворот, так как новичок на границе, к тому же последователь Христа, не показался Гудмунду достойным внимания. Тогда Орм оседлал своего коня и отправился в путь вместе с Одноглазым Раппом и еще тремя людьми. Они прибыли в Уваберг незадолго до рассвета. Ему удалось без особых трудностей войти в дом Гудмунда, вытащить его из постели, вынести его через парадную дверь и держать за одну ногу над колодцем головой вниз, в то время как Рапп и другие прислонились спинами к двери, чтобы жившие в доме не могли помешать беседе. После того как Орм и Гудмунд некоторое время обсуждали вопрос над колодцем, между ними была заключена сделка, в соответствии с которой Орм получал все необходимое ему сено и хмель по разумной цене. После этого Орм поставил его на ноги, довольный тем, что удалось решить проблему, не прибегая к насилию.

Гнев Громовержца, хотя и сильный, был равен тому уважению, которое он теперь испытывал по отношению к Орму, и был намного меньше того удивления, которое он испытал, увидев, что все еще жив.

– Ты должен знать,– сказал он,– я – человек опасный, хотя ты несколько крупнее и поэтому можешь подождать немного, прежде чем испытаешь на себе мой гнев. Немногие осмелились бы оставить меня в живых, поступив со мной так, как ты. Я не знаю, осмелился бы я сам сделать это, если бы был на твоем месте. Но, может быть, у тебя мудрости меньше, чем силы.

– Я мудрее тебя,– сказал Орм,– поскольку я – последователь Христа и, следовательно, обладаю и его мудростью в дополнение к собственной. Он желает, чтобы человек был добр по отношению к ближнему, даже если этот ближний наносит ему ущерб. Поэтому, если ты человек разумный, то станешь на колени и поблагодаришь его, потому что твой колодец довольно глубокий. Но если ты хочешь, чтобы мы с тобой были врагами, ты увидишь, что я могу быть мудрым не только в одном отношении, потому что я сталкивался с большим количеством противников, опаснее, чем ты, и пока еще ни один не оказался лучше меня.

Гудмунд сказал, что теперь ему придется перенести много насмешек за то унижение, которое он вынужден был испытать, и что в связи с этим пострадает его доброе имя. Кроме того, его нога была болезненно растянута, поддерживая его вес над колодцем. Пока он говорил, ему сообщили, что один из его людей, который бросился на Орма с мечом, когда тот вытаскивал Гудмунда из дома, сейчас осматривается женщиной на предмет перелома плеча, которое ему сломал Рапп, ударив тупым концом топора. Тогда Гудмунд спросил, каково отношение Орма и Христа к такой новости, и не считают ли они, что такая смесь из увечий и оскорблений заслуживает некоторой компенсации.

Орм некоторое время обдумывал эту проблему. После этого ответил, что человек, которому сломали плечо, виноват только сам в своем увечье, и он не даст ему ничего.

– Тому дурачку еще повезло,– сказал он,– что Рапп такой же верный последователь Христа, как я. В противном случае этому человеку уже не требовалось бы никакого лечения. Он может считать себя счастливчиком, что отделался так легко. Но что касается увечий и оскорблений, о которых ты говоришь, я думаю, что в твоих словах есть доля правды, и я дам тебе компенсацию. Если ты последуешь за мной, я представлю тебя святому доктору, который живет у меня дома в Гренинге. Он – самый лучший врач в мире и быстро вылечит боль в твоей ноге. Он настолько свят что после того, как он ее вылечит, нога станет еще лучше, чем была, и даже лучше, чем вторая. Твоей репутации и уважению к твоему имени очень поможет известие о том, что тебя лечил человек, который в течение долгого времени был личным врачом короля Харальда и лечил его от многих болезней, которыми тот страдал, и все их вылечил.

Они некоторое время поспорили об этом, но в конце концов Гудмунд согласился поехать с Ормом в Тренинг. Там брат Виллибальд приложил к ноге обезболивающие снадобья и наложил повязку, а Гудмунд с интересом расспрашивал его о короле Харальде. Но когда священник попытался рассказать ему о Христе и о преимуществах крещения, он очень рассердился и приказал священнику не говорить об этом. Потому что, ревел он, если станет известно, что он оказался жертвой такой ерунды, это нанесет больший урон его репутации, чем сообщение о висении над колодцем, и над ним будут смеяться всю жизнь. Плохо, закончил он громовым голосом, что люди могут быть настолько низкого мнения о его умственных способностях, что полагают, что его можно обмануть такой глупой болтовней.

Когда Гудмунд уезжал от Орма, получив деньги за сено и хмель, он сказал:

– Не моя воля, чтобы между нашими домами была кровная вражда, но если мне представится возможность отплатить тебе за оскорбление, нанесенное мне, можешь быть уверен, что я ее не упущу.– И добавил: – Может пройти довольно долгое время, пока такая возможность представится, но у меня долгая память.

Орм посмотрел на него и улыбнулся:

– Я знаю, что ты – опасный человек,– сказал он,– потому что ты сам мне об этом сказал. Тем не менее, не думаю, что эта твоя клятва лишит меня сна. Но знай, что если попытаешься мне навредить, я тебя окрещу, придется ли мне при этом держать тебя за ноги или за уши.

Отец Виллибальд был раздосадован своей неудачей обратить Гудмунда и сказал, что убежден в том, его работа здесь, на Севере, обречена на провал. Йива, однако, утешала его, уверяя, что дела пойдут лучше, когда Орм построит свою церковь. Орм сказал, что в свое время исполнит обещание сделать это, но сначала он должен, построить себе дом, и это он начнет делать немедленно. Он сразу же занялся этим всерьез, послав людей в лес валить деревья, обрубать им сучья и тащить назад, а сам он ошкуривал их по всей длине топором. Он очень тщательно подбирал бревна, используя только толстые стволы, не имеющие изъяна, потому что хотел, как он сказал, чтобы его дом был долговечным, а не просто деревянной хижиной. В состав Азиного поместья входили земли в излучине реки, вода окружала их с трех сторон. Почва была твердая, не подвергавшаяся затоплению. Здесь хватало места для всего, что он хотел построить, и он так наслаждался работой, что чем дальше она продвигалась, тем величественней были его планы. Он построил свой дом со стенным камином и трубой на крыше для выхода дыма, какой он видел во дворце короля Харальда. А саму крышу он сделал из очищенных от коры молодых ясеневых деревьев, обложенных, слоем березовой коры. После этого он построил пивоварню, хлев для скота и амбар, все они были лучше и красивее, чем когда-либо видели в этих местах. И нако

нец, когда все это было закончено, он объявил, что его самые главные здания построены, и что скоро он сможет начать думать о строительстве церкви.

Весной пришло время Йиве рожать. Аза и отец Виллибальд внимательно ухаживали за ней, у них было много хлопот, и они стремились предусмотреть все. Роды были трудными. Йива ужасно кричала, что лучше было уйти в монастырь и стать монахиней, чем переносить такую боль, но отец Виллибальд положил распятие ей на живот и бормотал над ней молитвы, и в конце концов все прошло нормально, и она родила близнецов. Это были девочки, что поначалу разочаровало Азу и Йиву, но когда их принесли Орму и положили ему на колени, он не стал жаловаться. Все были согласны, что они кричали и двигались столь же энергично, как и мальчики, и когда Йива примирилась с тем, что они – девочки и никогда не станут мальчиками, к ней вернулась ее обычная веселость, и она пообещала Орму, что в следующий раз она родит ему сына. Вскоре стало очевидно, что обе девочки будут рыжими, что, как боялся Орм, будет плохо для них, потому что, сказал он, если они унаследовали цвет его волос, они могут и лицом походить на него, а ему не хотелось, чтобы его дочерей постигла такая участь. Но Аза и Йива отговорили его пророчествовать, ведь нет никаких причин, сказали они, предполагать, что они будут похожи на него, а родиться с рыжими волосами вовсе не плохо для девочки.

Когда встал вопрос о том, как назвать девочек, Орм сказал, что одну из них надо назвать Оддни, в честь его бабушки по материнской линии, что очень обрадовало Азу.

– Но вторую девочку надо назвать в честь кого-либо из твоей семьи,– сказала она Йиве,– и ты должна сама выбрать имя.

– Трудно быть уверенным, какое имя принесет ей наибольшую удачу,– сказала Йива.– Моя мать была пленницей, захваченной на войне, и умерла, когда мне было семь лет. Ее звали Людмила, она была дочерью вождя оботритов, ее силой похитили с собственной свадьбы. Потому что все воины, бывавшие в этой стране, согласны с тем, что наилучшим временем для нападения на оботритов и на другие вендские народы является время, когда они справляют какую-нибудь большую свадьбу, потому что тогда они напиваются и утрачивают свое обычное мастерство в бою, а их часовые спят, благодаря большой крепости меда, который они готовят для таких случаев, так что в это время можно захватить большую добычу без особых усилий, как сокровища, так и молодых женщин. Я никогда не видела такой, красивой женщины, как она, и отец всегда говорил, что ей очень везло, хотя она и умерла рано, потому что в течение трех лет она оставалась его любимой женой, и для женщины из племени оботритов очень немало, говорил он обычно, чтобы ей позволили разделить ложе в королевском дворце и родить королю дочь. Хотя она, возможно, думала и иначе по этому поводу, потому что вскоре после ее смерти я слышала, как девушки-рабыни шептались, что вскоре по прибытии в Данию она пыталась повеситься, что, как они думали, было вызвано тем, что ее жених был убит у нее на глазах, когда они похитили ее и увезли на корабле. Она очень любила меня, но я не знаю, стоит ли называть ребенка ее именем.

Аза сказала, что не надо об этом думать, потому что не может быть большей неудачи, чем быть похищенной чужеземными солдатами, а если они дадут девочке имя ее бабушки, то и ее может постигнуть такая же участь.

Но Орм сказал, что проблема не может быть решена так просто.

– Ведь я сам тоже был похищен солдатами,– сказал он,– но не считаю, что это было для меня неудачей, поскольку, если бы этого не произошло, я не стал бы тем, кто я есть и никогда бы не получил свой меч, золотую цепь и Йиву. А если бы Людмилу не похитили, король Харальд не зачал бы дочь, которая теперь делит со мной ложе.

Им было трудно принять решение по этому вопросу, хотя Йиве очень хотелось, чтобы красивое имя ее матери было увековечено, но она не желала, чтобы ее дочь была похищена смаландцами или другими, столь же дикими людьми. Но когда отец Виллибальд услыхал, о чем они спорят, он сказал, что Людмила – это прекрасное и счастливое имя, которое принадлежало одной набожной принцессе в Моравии во времена императора Отто. Итак, они решили назвать ребенка Людмилой, и все домашние предсказывали чудесное будущее ребенку с таким любопытным именем, ведь никто из них раньше этого имени не слышал.

Как только оба младенца достаточно окрепли, отец Виллибальд окрестил их под аккомпанемент их крика. Они росли быстро, были здоровыми и вскоре уже ползали около двери вместе с большими ирландскими собаками, которых Орм привез с собой из Скании, или дрались друг с другом за куклы и игрушки, которые Рапп и отец Виллибальд вырезали для них из дерева. Аза любила их обеих и проявляла по отношению к ним намного больше терпения, чем по отношению к кому-либо другому в доме, но Орму и Йиве иногда было трудно понять, которая из двоих более упряма и беспокойна. Людмиле постоянно напоминали, что она названа в честь святой, но это не имело никакого видимого эффекта. Однако друг с другом близнецы вели себя дружно, хотя иногда и могли вцепиться друг дружке в волосы. А когда одной из них доставалось по мягкому месту, другая тоже стояла рядом и плакала не менее громко, чем та, которую наказывали.

На следующий год в начале лета Орм закончил строительство церкви. Он расположил ее на берегу реки у излучины так, чтобы она загораживала со стороны реки все остальные здания. Он сделал ее такой просторной, что в ней помещалось шестьдесят человек, хотя никто не мог сказать, откуда возьмется столько народа. После этого он построил крепкую ограду через основание своего полуострова, с земляным валом и надежными воротами в центре, потому что, чем больше он строил, тем больше беспокоился за безопасность своего дома и хотел быть готовым к тому, чтобы отразить нападение грабителей и злодеев, которых мог подослать король Свен.

Когда все эти работы были закончены, Йива, к своей великой радости и к радости всего дома, родила сына. Аза сказала, что это – Божья награда им за то, что построили церковь, и Орм, согласился, что это вполне могло быть причиной такой замечательной удачи.

Новый ребенок не имел никаких телесных дефектов, но с самого своего рождения имел крепкие легкие. Все были согласны, что он, вне всякого сомнения, должен будет стать вождем, поскольку в нем текла кровь и короля Харальда, и Ивара Широкоплечего. Когда его в первый раз принесли к отцу, Орм снял Синий Язык с крючка на стене, вытащил его из ножен и посыпал на лезвие муки и немного соли. После этого Аза осторожно наклонила голову ребенка к мечу, пока его язык и губы не смогли коснуться подношения. Отец Виллибальд следил за этой процедурой нахмуренный. Он перекрестил ребенка и сказал, что такой нехристианский обычай, который включает в себя прикосновение ребенка к оружию смерти, является злым и не должен поощряться. Но с ним никто не согласился, и даже Йива, хотя и была ослаблена, весело кричала со своей кровати, что в его доводах нет смысла.

– Детей благородных кровей принято так инициировать,– сказала она,– потому что это дает им мужество вождя и презрение к опасности, удачу в бою и, кроме того, умение выбирать слова. Не могу поверить, что Христос, судя по тому, что ты нам о нем рассказывал, стал бы возражать против того, чтобы какой-либо ребенок получал такие дары.

– Этот обряд прославлен временем,– сказал Орм,– а древние имели много мудрости, хотя и не знали о Христе. Мне самому давали лизнуть лезвие меча в качестве моей первой трапезы, и я не желаю, чтобы мой сын, внук короля Харальда, начинал жизнь хуже, чем я.

Так и порешили, хотя отец Виллибальд печально покачал головой и что-то пробормотал себе под нос о том, как Дьявол все еще правит на этих северных землях.

Глава 2. О том, как готовили крещение внука короля Харальда

Орм находился сейчас в лучшем настроении, чем когда-либо ранее, потому что любое дело, к которому он прикладывал руки, удавалось. Его поля приносили богатый урожай, скот нагуливал вес, амбары и склады были полны, у него родился сын (и он надеялся, что не последний), а Йива и дети отличались отменным здоровьем. Он тщательно следил за тем, чтобы его люди не бездельничали с самого восхода солнца. Аза присматривала за женщинами, которые трудились на кухне или вязали. Рапп зарекомендовал себя умелым плотником и кузнецом, он также удачно ставил силки на птиц и капканы на животных, а отец Виллибальд каждый вечер испрашивал Божьего благословения для них всех. Единственное, о чем сожалел Орм, так это о том, что его дом был расположен далеко от моря, потому что, как он говорил, иногда у него возникало чувство пустоты от того, что вокруг можно было слышать только шелест листьев в лесу и нельзя – рокот волн, нельзя было и ощутить соленый вкус моря на губах,

Но иногда ему снились дурные сны, и тогда он становился настолько беспокойным во сне, что Йиве приходилось будить его и спрашивать, не мучают ли его кошмары, или что-то беспокоит, его. Когда он просыпался и подкреплял свои силы крепким пивом, она иногда слышала, что во сне он вернулся на галеры и греб изо всех сил, а кнут бил по его плечам, и стоны его товарищей звучали в его ушах, а их исполосованные спины болезненно сгибались у него перед глазами. А наутро после такого сна он любил сидеть возле Раппа, которому никогда не снились сны, в плотницкой, и вспоминать вместе с ним те далекие дни.

Но хуже этих снов были два сна о короле Свене, которые также снились ему. Потому что маврская галера была всего лишь памятью о прошлом, но когда ему снился король Свен и его ярость, он не мог не думать, что такие сны могут быть предзнаменованием беды. Поэтому, когда ему снился один из таких снов, его охватывало большое беспокойство, и он в деталях описывал Азе и отцу Виллибальду все, что он видел во сне, для того, чтобы они помогли ему понять его значение. Однажды он увидел короля Свена, стоящим со злой улыбкой на военном корабле, который подплывал все ближе и ближе к нему, а он, вместе с немногочисленными гребцами, старается удрать от него. Второй раз он лежал в темноте бессильный даже пошевелить пальцем, слушая, как Йива отчаянно кричит и зовет на помощь, а воины уносят ее. Затем неожиданно он увидел короля Свена, который подходил к нему в свете огней, неся в руке Синий Язык, и здесь он проснулся.

Аза и отец Виллибальд согласились, что такие сны могут иметь значение, а Аза заплакала, когда Орм, рассказал ей о своем втором сне. Но когда она подумала об этом побольше, то успокоилась.

– Возможно, ты унаследовал от меня дар сбывающихся сновидений,– сказала она,– хотя это такой дар, который я никому бы не пожелала, поскольку мне никогда не было никакой выгоды от него, а приносил он мне только беспокойство и тревогу, которых у меня не было бы, не будь этого дара. Одно только утешает меня, что сама я не видела никакого сна, который можно было бы толковать, как предзнаменование беды. Ведь любая беда, которая постигнет тебя, коснется и меня в не меньшей степени, так что, если бы тебе и твоему дому что-то угрожало, я тоже получила бы знак во сне.

– Со своей стороны,– сказал отец Виллибальд,– я считаю, что королю Свену сейчас есть чем заняться кроме этого, и ему некогда выискивать тебя в этих диких лесах. Кроме того, не забывай, что он настроен против меня, а не против тебя, поскольку я бросил камень, который свалил его, как Давид, слуга Божий, свалил язычника Голиафа, а у меня не было плохих снов. Нельзя, однако, отрицать, что пути зла длинны и запутанны, и всегда лучше быть готовым к худшему.

С этим последним замечанием Орм согласился и занялся проверкой и укреплением ограды на земляном валу, укрепил также и ворота, чтобы спать по ночам спокойнее. Вскоре воспоминания об этих плохих снах прошли, и он больше стал думать о великом празднике крещения, который он намеревался провести в честь своего сына.

Он не задумывался над тем, как назвать ребенка, поскольку давно решил, что имя мальчика будет Харальд.

– Всегда существует опасность того, что давая ему королевское имя, я могу подвергнуть его тяжелой судьбе,– сказал он.– Но немногим так везло, как королю Харальду, и мало у кого было столь же известное имя, а из всех вождей, с которыми я встречался, только Аль-Мансур был столь же мудрым, как он. Поэтому, я думаю, что лишу моего сына больших возможностей, если не дам ему имени, которое так успешно носил его дед.

– Только одно в этом имени беспокоит меня,– сказала Йива.– Оно может сделать его слишком жадным до женщин, каким был мой отец. Ему никогда их не хватало. Может быть, это и хорошо для короля, но не думаю, что это желательно для других мужчин.

– Он будет сильным и хорошо сложенным,– сказала Аза.– Это я уже сейчас могу сказать. А если будет еще и остроумным, ему не понадобится королевское имя, чтобы женщины падали к его ногам. Таким был мой сын Аре, хотя его талант и принес ему беду. Женщины не могли противостоять ему, когда он им подмигивал и брал их за косы. Я сама слышала, как они признавались в этом. У него были веселые глаза и юмор, который никогда не омрачался, он был моим самым лучшим сыном, после Орма. И я молю Бога, чтобы ты, Йива, никогда не познала такого горя, которое постигло меня, когда он попал в беду из-за своего таланта любви, уехал в Миклагард и больше не вернулся.

– Мне тоже этого хочется,– сказала Йива,– хотя когда я думаю об этом, мне бы все же хотелось, чтобы мой сын умел обращаться с женщинами, а не стоял бы з их присутствии, проглотив язык и не осмеливаясь подойти.

– Этого можешь не бояться,– сказал Орм,– у него в роду было мало застенчивых.

Теперь они стали делать приготовления к празднику крещения своего сына, на который должно было быть приглашено много гостей, потому что слух о празднике прошел на многие мили вокруг. Орм пожелал, чтобы ни в чем не было недостатка, ни в хлебе, ни в пиве, ни в мясе, потому что он хотел, чтобы эти лесные люди увидели, что бывает, когда вождь открывает двери своего дома на целые три дня. Есть и пить должны были в церкви, потому что там было больше места, чем в любом другом здании. Потом, на третий день, когда все гости будут веселыми и довольными, отец Виллибальд прочтет им проповедь, после которой, Орм не сомневался, многие из них пожелают креститься.

Поначалу отец Виллибальд категорически возражал против того, чтобы пир проходил в церкви, из-за шума и святотатства, которые непременно будут сопровождать выпивку, особенно учитывая, что он недавно закончил делать свой алтарь и вырезал очень красивый крест, который стоял на нем. В конце концов, однако, те соображения, что многие души могут быть таким образом привлечены к истинной вере, пересилили его сомнения, и он согласился. Две вещи беспокоили Йиву: во-первых, она беспокоилась, чтобы пиво было не слишком крепким, потому что гости, во всяком случае многие из них, были людьми дикими, а за столами будут сидеть также и женщины; и во-вторых, она не могла решить, надевать ли ей свою золотую цепь или будет мудрее не показывать ее никому.

– В последний раз, когда она появилась на празднике,– сказала она,– скрестились мечи, а жадность к золоту в этих местах еще сильнее, чем в Йелинге.

– Я тебе советую надеть,– сказал Орм,– потому что мне хочется, чтобы мужчины видели, что ты превосходишь других женщин. А тебе будет от нее мало радости, если ты будешь все время держать ее в сундуке.

Теперь уже весь дом готовился к празднику. Варилось пиво, пекся хлеб, каждый день Орм осматривал скот, предназначенный на убой, и давал ему еще нагулять жира.

Однажды из леса, с южной стороны, показался человек с двумя вьючными лошадьми и поехал по направлению к дому, где его тепло поприветствовали и пригласили войти. Имя его было Оле, это был старый человек и в течение многих лет странствовал от дома к дому по лесной стране, торгуя шкурами и солью, поэтому его звали Соленый Оле и хорошо знали повсюду. Никто никогда не обижал его, хотя он всегда путешествовал в одиночку, так как он был слабоумным и считался не таким, как все. Но он знал все, что касалось шкур и его трудно было обмануть. Его всегда с удовольствием ждали в тех домах, которые были достаточно богаты для того, чтобы позволить себе такую экстравагантную роскошь, как соль. Здоровенные овчарки залаяли при его приближении, но он и его старые лошади не обратили никакого внимания на них. Однако, он остался у порога, отказавшись перейти через него, пока его не заверили, что священника в доме нет, так как он именно его и боялся.

– Наш священник – не волк и не медведь,– сказала Аза с укором, ставя перед ним тарелку с едой,– но в любом случае, сегодня он отсутствует, они с Раппом ловят рыбу, так что ты с ним не встретишься. Такой мудрый человек, как ты, не должен бояться священника Божьего. Но тем не менее, добро пожаловать, старый человек, посиди и поешь. Твоя соль особенно кстати сейчас, поскольку наш запас уже почти кончился, а нам ее понадобится много для праздника, если Орм хочет сделать все, как положено. Он желает, чтобы у каждого гостя была солонка, в которую он может макать свою пищу, чтобы гости могли солить не только мясо и колбасу, но и кашу, хотя большинство скажет, что это уж слишком и что даже на больших праздниках вполне достаточно масла и меда для добавки в кашу.

Старик сидел, потягивая кислое молоко, кроша в него хлеб, и качал головой при словах Азы.

– С солью ничего не сравнится,– сказал он.– Человек должен есть соли как можно больше. Она дает здоровье, силу и долгую жизнь. Она изгоняет из тела злые силы и освежает кровь. Все любят соль. Смотри!

Близнецы стояли рука об руку и смотрели на старика, когда он ел и говорил. Он взял два куска соли и протянул их детям, причмокивая при этом языком.

Они нерешительно подошли к нему, но потом взяли соль и, сразу же стали сосать ее.

– Ты видишь! – воскликнул старик, очень довольный.– Никто не может отказаться от соли.

Но когда он поел, выпил кружку пива и его спросили, какие новости ему известны, а Йива была уже готова торговаться за его товары, оказалось, что у него в мешках практически не осталось соли: совсем не было белой, которая называлась императорской солью и которую Орм хотел для праздника, и совсем немного коричневой.

Аза погрозила ему кулаком:

– Надо было сказать нам об этом с самого начала,– сказала она,– и я бы не принимала тебя так. А то получилось так, как я всегда говорю: стариков, троллей и старых волов бесполезно кормить.

Оле, однако, был сыт и доволен и сказал, что любое разочарование заканчивается утешением.

– Потому что другие торговцы направляются сюда,– сказал он,– я обогнал их вчера, когда они отдыхали в Гоклидене. Одиннадцать человек, четырнадцать лошадей и мальчик. У них в мешках гвозди, одежда и соль. Они пришли сюда через Длинные Бревна, сказали они мне, и направляются в Смаланд. Я их не знаю, хотя иногда мне кажется, что я знаю всех. Но я старею, а новые люди рождаются. Но в одном я уверен, в том, что они посетят вас, потому что их предводитель спрашивал про тебя, Орм.

Орм дремал в своей комнате, но сейчас вышел и присоединился к остальным, слушая старика.

– Про меня? – переспросил Орм.– А кто он?

– Зовут его Остен из Оре, он пришел из страны Финнвединг, но раньше в этих местах никогда не был. Он сказал, что много лет провел на море, но сейчас вложил все свои деньги в товары, которые везет, чтобы вернуться домой еще богаче.

– А почему он спросил обо мне? – спросил Орм.

– Он слышал, как про тебя говорили, что ты – богатый и известный человек, такой, каких любят посещать торговцы. У него в мешках есть и серебряные украшения, а также золотые стрелы и сухожилия для лука.

– Он еще о чем-нибудь спрашивал? – спросил Орм.

– Он хотел знать, есть ли еще в этих местах богатые люди, которые купили бы его товары, не торгуясь и не жалуясь на цены. Но в основном он спрашивал о тебе, поскольку слышал, что ты – самый богатый.

Орм некоторое время посидел молча, задумавшись.

– Одиннадцать человек? – спросил он.

– И мальчик,– отвечал старик,– маленький мальчик. Такие хорошие товары, как у него, надо охранять, Мальчик помогает с лошадьми.

– Несомненно,– сказал Орм,– тем не менее, хорошо знать заранее, когда незнакомцы идут в таком количестве.

– Я в нем не заметил зла,– оказал Оле,– но вот что я скажу тебе: он – смелый человек, потому что я сказал ему, что у тебя в доме священник, а он не испугался.

При этом все рассмеялись.

– А почему ты боишься священника? – спросил Орм.

Но на этот вопрос старик не ответил. Он только покачал головой и хитро посмотрел на них и прошептал, что он не настолько глуп, чтобы не знать, что эти люди хуже троллей. Потом он встал и ушел.

– Через семь недель будет праздник,– сказал Орм ему, когда он уезжал,– если тогда будешь в этих краях, приходи, потому что может оказаться, что сегодня ты сослужил мне добрую службу.