Текст книги "Серебряный меридиан"

Автор книги: Флора Олломоуц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

узнаваемое прозвище – Шейк-сцины – «Потрясающие сцены»*.

«Мастер на все руки», этот «потрясатель деревенских сцен до-

пускает, что способен греметь белым стихом, как лучшие из вас».

«Ворона-выскочка, украшенная нашими перьями». «Деревен-

ский автор»… – разбогатеть ни с того ни с сего». «Лучшими»

Грин полагал авторов, получивших университетское образова-

ние. Уилл не ввязывался в выяснения, в споры, тем более

в драки, на какие были горазды его лихие критики и особенно

Марло с его страстью к браваде. Он лишь посмеивался над их

прытью. «В самом деле не лыком шит… кладет их на обе ло-

патки», – писали его друзья.

Уильяму везло не только на критиков, но и на почитателей. Кни-

гоиздатель, поэт, редактор, романист Генри Четтл не удержался, чтобы не ответить на злобные памфлеты:

«Я столь огорчен, словно и в самом деле виноват. Я сам

видел, что его умение вести себя в обществе не уступает его

профессиональным качествам; кроме того, среди поклонников

он славится честностью в делах, что доказывает его порядоч-

ность, и многогранным изяществом письма, подтверждающим

его искусство».

В 1591 году появилась поэма Спенсера «Слезы муз», где он назы-

вает друга «Наш славный Уилли». «Наш добрый Уилл» писали

о нем в письмах.

Задевали ли Уильяма нападки дипломированных соперников?

Нисколько. В это время к нему пришел ошеломляющий успех.

Над сплетнями и наветами его вознесла и удерживала теперь

волна популярности и одобрения зрителей всех сословий. Та-

лант, похоже, не имевший границ, склонный к непостижимым

метаморфозам, добрый, легкий и веселый нрав, за который его

давно ценили и любили все друзья и особенно в театральном

мире, в короткое время превратили его во всеобщего любимца.

«Слуги лорда Стрейнджа» играли его пьесы для Ее Величества

* Shake-scene – (англ.) «потрясающий сцену», что созвучно Shakespeare – в пере-

воде «потрясающий копьем») (прим. автора).

252

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

королевы. Впервые в литературно-театральной среде драматург —

человек столь низкого происхождения, можно сказать, от земли, поднялся столь высоко и был удостоен такой чести. Огромную

роль в успехе Уильяма сыграла его актерская профессия, секре-

тами которой он овладел, пройдя все ступени сценического ре-

месла снизу вверх. Театр, живший в его душе с малых лет, теперь

в полной мере стал его жизнью.

К любым темам он обращался стремительно и уверенно. Твор-

ческая плодовитость, усердие, увлеченность, неутомимость —

точно четверка верных коней мчали все дальше. Успех не вскру-

жил ему голову. Он погрузился в эту приятную и занятную роль

столь же свободно и легко, как играючи справлялся с многочис-

ленными ролями в своих пьесах.

Над холмами, над долами,

Сквозь терновник, по кустам,

Над водами, через пламя

Я блуждаю тут и там*.

Поздней осенью 1588 года после очередных гастролей «Слуги

лорда Стрейнджа» стали играть в «Скрещенных ключах», тем

самым игнорируя запрет лорда-мэра давать какие-либо представ-

ления, вызванный участившимися скандалами и возмущением

публики по поводу фарсов на религиозные темы. Джеймс Бер-

бедж расценил подобные запреты как самодурство властей, из-

за которого труппа осталась без заработка. Городским властям

не подчинялся театр «Куртина», и они направились туда. «Кур-

тина» была их летним прибежищем. В холодное время она

пустовала. Здесь, в этом театре с «зеленым» «пейзажным» назва-

нием, «Слуги лорда Стрейнджа» объединились с другой труп-

пой, часто выступавшей с ними по соседству, – «Слугами

лорда-адмирала». Теперь Уилл снова работал с Эдвардом Алленом

и Ричардом Бербеджем, сыном Джеймса Бербеджа – величай-

шими трагиками своего времени, братская дружба с которыми

оставила в его душе глубокий след. Вместе им суждено было пе-

реживать и взлеты вдохновения, и неудачи. Театр, как организм

* Шекспир У. Сон в летнюю ночь (пер. Т. Щепкиной-Куперник).

253

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

особого рода, но все же живший по земным меркам, постоянно

нуждался в обновлении во всем – от творческой конкуренции

до возможности заработать хорошие деньги. Поэтому поиском

новых решений, охватывающих все стороны его жизни как на

сцене, так и вне ее, приходилось заниматься и сообща, и каж-

дому отдельно, поскольку проблем было немало, особенно когда

это касалось денег. Так, однажды вдова Джона Брейна, который

вместе с Джеймсом Бербеджем построил «Театр», требуя свою

долю, решила сорвать представление. Она со своими сторонни-

ками перекрыла вход на галерею и устроила скандал. Разгневанный

Джеймс Бербедж, обозвав ее «назойливой шлюхой», кричал, что «она ничего не получит». Произошла потасовка, «героем»

которой оказался Ричард, защищавший своего отца. А весной

1591 года материальные проблемы привели к куда более серьез-

ным последствиям. Эдвард Аллен ушел в конкурирующую «Розу»

и увел с собой большую часть объединенной труппы, забрав не-

сколько сценариев и костюмы.

Уильям остался в обескровленной труппе, переживая случив-

шееся, но вместе с тем здравый смысл, никогда его не подводив-

ший, подсказывал, что из-за этой некрасивой ссоры они теряют

гораздо больше тех денег, какие не хотел делить Джеймс. «Слуги

лорда Стрейнджа» остались в «Театре». Со временем они перешли

под покровительство графа Пембрука и стали именоваться «Слу-

гами лорда Пембрука».

Ричард Бербедж был моложе Уилла на три года. Светловолосый

и светлоглазый, высокий и плотный он был полной противопо-

ложностью гибкому, поджарому, среднего роста, с темными куд-

рями и лукавым искрящимся взглядом Уильяму. Оба молодых

красавца и таланта соперничали не только на театральной сцене, но и на любовной арене.

Уилл написал роль Ричарда III специально для друга. «Коня, коня, полцарства за коня!» – понеслось по столице и за ее пре-

делы. И уже другие авторы стали перепевать этот мотив в бессчет-

ных вариациях: «Мужчину! Мужчину! Полцарства за мужчину»,

«Корабль! Корабль! Сто марок за корабль!», «Дурак! Дурак! Кол-

пак за дурака».

Ричард Бербедж в роли Ричарда III был прекрасен. Волны вос-

торга окатывали его не только в театре, но и за его пределами. Од-

254

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

нажды он получил записку следующего содержания: «Я видела

тебя, но не видела, как ты играешь. Назовись Ричардом III, и ты

будешь играть на мне столько, сколько хватит твоего таланта».

Далее следовало указание времени и места свидания.

Ричард помахал запиской перед носом Уилла. Тот, пока листок

порхал перед глазами, слегка покачивал головой ему в такт, пы-

таясь прочесть написанное.

– Что? Что? Что… что это такое?

– Любовь… в воздухе.

– Да? И много?

– «Сколько хватит твоего таланта» – так написано.

– Детские игры! – фыркнул Уилл, изображая полное презрение

к подобным глупостям, не стоящим ни времени, ни внимания.

Ближе к ночи Ричард в условленный час постучал в дверь по ука-

занному адресу.

– Доложи, милейший, что у дверей стоит Ричард III, – теат-

рально, как на сцене, сказал он, вдыхая аромат розы, принесен-

ной с собой.

– Сэр, вам приказано передать, что вас опередил Вильгельм За-

воеватель, – солидно ответил лакей.

Любовь в их жизни играла как вино и свет, как музыка и краски

живописца. Но дышать свободно Лондону оставалось уже не-

долго. Весна 1592 года предшествовала одному из самых долгих

карантинов. В городе снова разразилась чума. Никто не знал

сколько жертв понадобится ей, давно не приходившей, а значит, изголодавшейся на этот раз. В церквах обвиняли город в том, что

он погряз в содомском пороке.

С лицом, замотанным платком, Уилл как-то вечером подсел

к Виоле, которая мучилась в таком же невыносимом костюме, и положил перед ней лист со списком.

– Давай сверим все по карте.

– Вы все-таки решили ехать?

– Конечно. Здесь долго не протянуть. Надо бежать и как можно

скорее.

Она положила перед ним карту Меркатора.

– Вот это то, что надо, – обрадовался Уилл, и они стали уточнять

последовательность городов по трактам, нанесенным на карту.

255

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Ковентри, Уорвик…

– Заедем домой?

– Да.

Стратфорд, Глостер, Норидж, Карлайл, Ньюкасл-на-Тайне, Пли-

мут, Эксетер, Винчестер, Саутгемптон, Эдинбург… Всего около

восьмидесяти городов, тридцать поместий и еще сотни подмо-

стков между ними. Таким был маршрут их предстоящих небыва-

лых по продолжительности гастролей. В апреле они пустились

в путь, который проходил через их родной город.

В Стратфорде они пробыли достаточно долго. Мэри, Энн, Сью, шестилетние близнецы Джудит и Гэмнет, Джон, Гилберт и все до-

мочадцы, не видевшие их много лет, были ошеломлены их появле-

нием. Уильям решил не сообщать им о приезде заранее. Это было

правильно. Именно неожиданность не дала возможность тем, кто

стал бы сопротивляться их приезду, наточить стрелы и выставить

заградительные щиты, а тем, кто скучал по ним, в суете первой

встречи не хватило бы времени найти повод для упреков. Благо-

даря тому, что приезд их был неожиданным, им достались только

горячие, точно спелые пышки, детские объятия, радостные слезы

Мэри, раздирающее их на тысячи частей любопытство Сью и не-

скончаемые расспросы сестер и братьев. Накануне отъезда Сью

не отходила от Уилла.

– Возьми меня с собой! Папа, я тоже хочу путешествовать!

Я хочу в Лондон! Ну, пожалуйста, возьмите меня тоже! – про-

сила она.

У Уилла сердце дрогнуло. Когда-то он уже слышал эти слова. Так

говорила Виола, когда он, убаюкав Сью своей песенкой про «жем-

чужинки» и «паучков», рассказал ей об отъезде со «Слугами Ее Ве-

личества королевы».

– Обязательно, Сью! Обязательно, как только ты подрастешь.

Он любил свою дочь, радовался тому, как она вытянулась, какой

похожей на него – на них с Виолой – стала. И такая же непосед-

ливая, такая же выдумщица, такая же путешественница. Он очень

любил всех своих детей. Они ни в чем не нуждались, он обеспечи-

вал им достойную жизнь, но чувство вины перед ними и женой за

долгие годы его отсутствия в их жизни не давало ему покоя. Энн

с каждым годом все меньше тешила себя надеждой когда-нибудь

вновь проснуться со своим мужем в одной постели. А он жил ме-

256

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

чтой о возвращении, но по тому, как складывались его финансо-

вые дела, понимал, что ему еще нужно время. Богатство, к кото-

рому он стремился, должно было обеспечить ему и его семье такое

благополучие и положение в обществе, которое удовлетворило

бы его немалые амбиции и наградило долготерпение и ожидание

тех, кого он любил.

К Рождеству «Слуги лорда Пембрука» вернулись в Лондон, чтобы двадцать пятого января отправиться дальше, на этот раз

на запад – в Ладлоу, во владения графа Пембрука, через Бат, Бьюдли и Шрусбери. В столице все еще бушевала эпидемия.

Только летом 1593 года «Слуги лорда Пембрука» вернулись

в Лондон. «Театр» и другие сцены были закрыты. Чума убила

пятнадцать тысяч горожан. Виола все время молилась о здо-

ровье Филдов. К счастью, они приостановили работу издатель-

ства и переехали в Эдинбург, где был филиал печатного дома

Вотроллье.

После коротких гастролей в августе Уильям и Виола вернулись, чтобы на неопределенное время расстаться с труппой. Даже муд-

рой заботы Джеймса Бербеджа на сей раз не хватило, чтобы зала-

тать финансовые дыры. Театр разорился.

28 сентября антрепренер Хенслоу писал Эдварду Аллену:

«Что до моих актеров лорда Пембрука, о которых ты желаешь

узнать, – они все дома, и тому уже пять или шесть недель; на-

сколько мне известно, путешествие вышло им в убыток и при-

шлось заложить наряды».

Нужно было придумать, чем жить и что делать. Выход нашла

Виола. Она достала из служившего им много лет верой и прав-

дой переплета «Усилий любви» страницы, соединенные кожа-

ным ремешком.

– Предложи это Филдам, – сказала она. – Если не ошибаюсь, сэр Райотсли* давно уговаривает тебя издать что-нибудь в рим-

ском стиле?

– «Венеру?»

– Да. Но только, Уилл, отдай это Ричарду. Пожалуйста.

Только ему.

* Генри Райотсли, 3-й граф Саутгемптона. Поэму «Венера и Адонис» предва-

ряет текст:

257

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

«Ваша милость,

Я сознаю, что поступаю очень дерзновенно, посвящая мои слабые

строки вашей милости, и что свет меня осудит за соискание столь

сильной опоры, когда моя ноша столь легковесна; но если ваша ми-

лость подарит мне свое благоволение, я буду считать это высочай-

шей наградой и даю обет употребить все мое свободное время

и неустанно работать до тех пор, пока не создам в честь вашей ми-

лости какое-нибудь более серьезное творение. Но если этот первенец

моей фантазии окажется уродом, я буду сокрушаться о том, что

у него такой благородный крестный отец, и никогда более не буду

возделывать столь неплодовитую почву, для того чтобы снова не со-

брать столь плохой жатвы. Я предоставляю это мое детище на

рассмотрение вашей милости и желаю вашей милости исполнения

всех ваших желаний на благо мира, возлагающего на вас свои

надежды.

Покорный слуга вашей милости

Уильям Шекспир».

Едва лишь солнце, лик явив багряный,

С зарею плачущей простилось вновь,

Охотиться Адонис стал румяный:

Любил он травлю, презирал любовь.

Его, спеша, Венера настигает,

Как волокита дерзкий, обольщает

И говорит: «О, лучший цвет полей,

Меня прекрасней втрое, несравненный,

Румяней роз, белее голубей,

Укор для нимф, прелестней плоти тленной;

Природа предрекла, создав тебя:

Лишь ты умрешь, погибнет мир, любя.

…………………………………………………

Уборы созданы, чтоб их носить,

И красота, чтоб чувствам быть в угоду;

Трава, чтоб пахнуть; факел, чтоб светить;

Жить для себя – обманывать природу.

258

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

Зерно дает зерно, цветок – цветы;

Твой долг рождать, как был рожден и ты…*.

Первое издание поэмы зачитали до дыр и требовали переизда-

ний. Шквал успеха и признания, стаю разлетевшихся цитат, раз-

ноголосье поклонников взметнула эта история безответной

любви «фиалковенчанной» богини. В последующие двадцать пять

лет поэму издавали двенадцать раз официально и несчетное число

раз пиратским способом. Через пять лет после первого издания

Мерес издал свое «Сравнение наших английских поэтов с грече-

скими, латинскими и итальянскими», в котором утверждал, что

Овидий возродился в «сладостном и медвяноязычном» авторе

«Венеры и Адониса».

Через год Ричард Филд продал права на издание поэмы изда-

тельству Харрисона. На этом настояла Жаклин. Ричард не раз

в дальнейшем сожалел об этом. Однако в 1594 году в его издатель-

стве была напечатана и вторая поэма – «Лукреция». Строками, во-

шедшими в нее, Уильям когда-то утешал Виолу.

Мысль о страданьях ближних, может быть,

Способна облегчить... А излечить?

Никто цветок увядший не корит,

А все бранят разгул зимы морозной.

На жертву ль должен пасть позор и стыд?

Нет, на злодея. Не карайте грозно

Ошибки женщин. Рано или поздно,

Все зло исходит от владык мужчин,

Винить подвластных женщин нет причин**.

Со временем они перебрались в Бишопсгейт. На новом месте

жизнь была здоровее, а потому и дороже. Даже лорд-мэр жил

неподалеку. В этом, в большей степени купеческом районе, не

было борделей и дешевых таверн. Его иногда называли «Ма-

ленькой Францией» главным образом потому, что там жили

* Шекспир У. Венера и Адонис (пер. А. Курошевой).

** Шекспир У. Лукреция (пер. В. Томашевского).

259

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

семьи французского и фламандского происхождения. Уильям

проникся симпатией к деловым, стойким и упрямым выходцам

с континента. Филды, посещая знакомые семьи, теперь часто

бывали и у них. Ричард никогда не вспоминал о сцене в изда-

тельстве. Ему казалось, что это был лихорадочный сон на

двоих, который следовало оставить неприкосновенным на за-

дворках памяти. В новом доме было несколько квартир, и, заняв одну из них, состоявшую из пяти комнат с окнами на вос-

ток и на запад, брат и сестра стали прихожанами церкви

Святой Елены у северной городской стены, основанной, как го-

ворили, самим императором Константином. Одним из их сосе-

дей оказался Томас Морли – джентльмен Королевской

капеллы*. Морли обожал музицировать и сам писал музыку. Он

нашел в лице своих новых соседей благодарных слушателей

и даже клиентов. Уильям стал заказывать Тому мелодии на свои

стихи, и сосед с радостью исполнял эту приятную работу. Он

обработал детские песенки, звучавшие между картинами ска-

зочной пьесы «Сон в летнюю ночь», и переложил на музыку пе-

чальные песни влюбленных дев из трагедий и комические

назидания шутов из комедий.

Успех приносил деньги. Наконец Уильям мог позволить себе

и Виоле жить в достатке в хорошем доме, приобретать доро-

гую одежду, лошадей и не заботиться о хлебе насущном. Но

главное, что он получил от материальной независимости —

была свобода выбора. Он знал цену своей деловой хватке и, по-

размыслив о будущем, сделал ставку на вложения в театраль-

ную сферу. Так, оценив успех привлечения в свои пьесы

музыкального сопровождения, Уилл пошел дальше. Он стал за-

казывать у профессионалов небольшие музыкальные произве-

* Королевская капелла – хоровая капелла при британском дворе, в XVI—XVII вв. —

самый престижный английский хоровой коллектив и одна из лучших школ для

первоначального обучения мальчиков музыке. Из Королевской капеллы вышли

композиторы, искусство которых составляет одну из самых ярких страниц

истории английской музыки. В состав капеллы входили джентльмены и дети —

так назывались должности хористов. При Елизавете в капелле состояло

12 детей и 32 джентльмена. Из числа джентльменов назначался органист

(прим. автора).

260

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

дения как самостоятельные номера и по мере необходимости

включать их в театральные постановки разного жанра или со-

провождать ими приемы, устраивать которые его приглашали

в богатые дома, или развлекать гостей в собственном доме. Его

интересы касались многого, и вскоре он стал совладельцем те-

атрального предприятия. В 1594 году сэр Генри Кэри Хадсон, лорд-камергер Ее Величества, основал труппу «Слуги лорда-ка-

мергера». Он намеревался покончить с беспорядком, царив-

шим после чумного бедствия в столичных театральных

труппах, дабы актеры помнили – их основное предназначение —

развлекать королеву. Труппу он разделил и создал две: «Слуги

лорда-камергера» и «Слуги лорда-адмирала», передав послед-

нюю под покровительство своему зятю – Чарльзу Ховарду.

Главным актером «адмиральской» труппы был назначен Эд-

вард Аллен, и местом для выступлений определена «Роза». Ве-

дущим актером «Слуг лорда-камергера» стал Ричард Бербедж.

Спектакли труппы должны были проходить на сценах, принад-

лежавших Джеймсу Бербеджу в Шордиче. Начиная с этого вре-

мени «Слуги лорда-камергера» становились единственными

исполнителями пьес Уильяма.

Отныне до скончания веков;

С ним сохранится память и о нас —

О нас, о горсточке счастливцев, братьев*.

В новое-старое актерское братство вошли верные друг другу, ис-

пытанные и закаленные кочевой жизнью Огастин Филипс, Томас

Поуп, Джордж Брайан, Джон Хеминг, Джон Синклер, Уильям

Слай, Ричард Каули, Джон Дьюик и непревзойденный со времен

Тарлтона исполнитель джиги и специально написанной для него

Уиллом роли Фальстафа искрометный, музыкальный, крепкоте-

лый и подвижный Уильям Кемп. Уильям стал пайщиком – совла-

дельцем компании наравне с девятью ведущими актерами под

патронажем лорда-камергера.

Следующий 1595 год продолжил череду гастролей. Летом они

давали представления в Кембридже и Ипсвиче, работая без от-

* Шекспир У. Генрих V (пер. Е. Бируковой).

261

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

дыха. Необходимо было хорошо заработать и запастись прови-

зией – в Лондоне начались «голодные бунты». Столица все еще пе-

реживала истощение после долгих чумных месяцев.

Еще через год на семью Шакспиров обрушилось несчастье.

Уильям тогда вернулся из Маркет-Холла в Фаршеме и оживленно

обо всем рассказывал Виоле, когда принесли то злополучное

письмо. Виола, не распечатав, передала его брату.

– Это от Энн, – сказал он и скроил постную гримасу.

Написанное под диктовку незнакомой рукой – Энн так и не ос-

воила навыки письма – оно, как всегда, должно было содержать

отчет жены о хозяйстве, прибыли и убытках и одну строчку

о здоровье детей. Он все еще надеялся, что она хотя бы в память

об их первых горячих годах возьмет да и научится писать сама

и напишет ему что-нибудь ласковое. Вздохнув, он распечатал

письмо. Прочитал и стал белым, как мел. Там было не о здоровье

детей. Это была мольба, был зов. Со времени написания письма

исполнился месяц. Виола смотрела в его искаженное лицо и боя-

лась спросить.

– Ну почему, почему не отправить это срочным нарочным, по-

чему не заплатить вдесятеро!.. Почему…

– Скажи, что? кто?

– Он болеет. Никто не знает, чем. Судя по письму, уже месяц.

Он яростно отбросил письмо, схватил куртку, дорожную сумку

и кинжал и вылетел из комнаты. Виола бросилась за ним вниз, он уже завернул к стойлам. Добежав, она увидела, что он отвя-

зывает лошадь.

– Уилл, кто?

– Гэмнет. Месяц назад он был жив. Месяц!

Это был поздний вечер девятого августа.

Одиннадцатого августа Уильям добрался до Стратфорда.

В доме на Хенли-стрит было пусто. Он нашел родных у церкви

Святой Троицы. В нескольких шагах от нее в могилу опускали

гроб с его единственным сыном – Гэмнетом, так редко видев-

шим его за свою недолгую жизнь и почти ничего не знавшем

о нем.

Спустя три дня Виола услышала странные звуки. Обычно все, кто жил в их доме, подгоняли лошадей, сворачивая во двор. На

этот раз стук копыт был другим – непривычно медленным, почти

262

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

шаркающим. Она выглянула из окна. Всадник уже въехал во двор.

Это был Уилл. Она сбежала вниз. Под ним была чужая лошадь, он

почти не правил ею, а сидел согнувшись вперед так, что спина его

изогнулась, как колесо. Виола остановила лошадь, придержала, помогла ему спуститься с седла.

Лицо его было цвета известки. Он хотел что-то сказать и не мог.

Она обняла его и почувствовала, как он всей своей тяжестью по-

висает на ней.

– Пойдем! Пойдем в дом, – сказала она. – Кивни только, что…

– Его больше нет, – беззвучно прошептал он.

Она отвела его в спальню. Посадила на кровать. Стащила

с него одежду, и увидела, что за эти несколько дней от него, и так

отличавшегося стройностью, остались кожа да кости. Ей стало

страшно.

– Ложись, ложись, малыш.

Она помогла ему лечь. Он весь горел. Сухим, острым, едким

жаром, какого она никогда, даже когда имела дело с заболевшими

детьми, не чувствовала. Она подняла его волосы на шее и затылке, чтобы не мешали, и посмотрела на свои пальцы. На них был не

пот, не дорожная грязь, даже не кожный жир. Это была липкая, желтая, вязкая смола, которая склеивала пальцы и пугала больше, чем охватившая его лихорадка. Позже, стирая его рубашку, она об-

наружила на тех местах, где ткань особенно плотно прилегала

к телу, следы той же самой кошмарной смолы. Уилл приподнялся

на локте и хотел что-то сказать, но она не разобрала его слов. Как

только его голова вновь коснулась подушки, он впал в полусон, не

отзываясь ни на ее голос, ни на прикосновения.

Виола побежала к Тому Морли с просьбой привести лекаря.

Врач, осмотрев Уилла, сказал, что у него полное истощение, при-

чиной которого стало многолетнее перенапряжение и сильнейшее

нервное потрясение. Потеря сына сказалась надрывом сердца, о чем свидетельствует искаженный пульс и боли, сокрушившие

пациента. Остается уповать на Господа и лучший исход. И еще ле-

карь сказал, что Уилл выживет, если самое долгое через три дня

из тела пойдут чистые жидкости, и он заговорит. Пока Уилл

лежал, словно иссохший лист. Испарины не было. Кожа горела, как головешка.

263

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

После ухода врача Морли, качая головой, тихо произнес:

– Как же это можно довести себя до такого состояния!

– Вы же знаете, – Виола вскинула голову, почти выкрикнув с до-

садой и негодованием, – он работает как вол! Не разгибая спины!

И в театре, и дома!

– Не спорю. Но разве можно так жертвовать собой? Ради чего?

Она вздохнула.

– Ради того, чтобы вам всем было не так страшно. И скучно.

Всего лишь.

Морли не ответил. Действительно, ради чего? Он ушел, смутив-

шись того, что ему вдруг изменило сочувствие и понимание. Уилл

никогда бы не спросил его, ради чего он ночами не спит, погру-

зившись в свои ноты. Ради чего?

Оставшись наедине с братом, Виола достала из потайного

ящика самое ценное, что всегда хранила при себе. Это было эбе-

новое распятие, взятое в дорогу из родительского дома – тай-

ное, гонимое и запрещенное по новой вере изображение

страдающего Господа.

Закрыв глаза, она увидела, как наяву, воина с серебряным

копьем в руке и красным крестом на белых одеждах, того, кто, она знала, защищал их всегда – их заступника и хранителя Свя-

того Георгия. К нему она взывала в своей молитве, на него упо-

вала и на Пречистую Деву, и на всех Святых. Стоя на коленях

перед распятием, она не убоялась бы теперь предстать пред

самим Спасителем. Слова молитвы были нестройны. Она про-

сила о брате, как умела:

– Я все готова… нет, все я не готова отдать. Господи всемило-

стивый, сделай так, чтобы он был жив. Чтобы болезнь отсту-

пила, чтобы он снова увидел свет и небо, и все, что можно

только видеть, ведь он так любит твой мир, Господи! Оставь ему

жизнь, дай ему еще силы и радости и счастья обнять детей, ко-

торые ждут его, которые без него не проживут. Ушел наш

Гэмми, ушел к тебе, но не дай Уиллу уйти за ним. Оставь ему

жизнь. Он отслужит, он искупит. Он сделает все, что указано

волей Твоей. Я знаю. Услышь меня, потому что он теперь не

может просить тебя. Но я могу, ибо я знаю его. Твоей волей я

знаю его как саму себя. Смилуйся же и услышь нас грешных.

Оставь моего брата в живых! Прошу Тебя! Прости его, греш-

264

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

ного раба Твоего, за все прегрешения вольные или невольные.

Вдохни в него жизнь, Господи, как когда-то Ты вдохнул жизнь

в Лазаря. Мать Заступница, Царица Небесная! Ты ко всем прихо-

дишь в скорби, Ты всех слышишь, заступись, пошли ему жизнь

и силы. Заступники Небесные! Помогите! Дайте знак, дайте

мне знак, если нужно, чтобы я что-то сделала для того, чтобы

он был жив. Я все сделаю. Я все отдам. Я не знаю, что я могу.

Все, что у меня есть, это единственный Твой Дар, Господи, что

пока еще в моей власти, что пока еще в руках и в сердце моем.

Я отдам все слова, все стихи, все, что написано или не напи-

сано. Я не напишу и не произнесу больше ни единой строчки, ни единого слова. Если этими словами, грешной речью своей

могла я когда-нибудь оскорбить Тебя – то вырви мой язык, возьми, забери все это. У меня больше ничего нет, кроме собст-

венной жизни и этого. Забери то, что есть у меня. Чтобы

только он был жив. Господи, если в три дня он заговорит, если

я оботру чистый пот с лица его, я обещаю, я не произнесу

больше ни строчки. И не напишу. Только пусть Уилл будет жив.

Я прошу Тебя, я очень прошу Тебя! Услышь меня! Я не воз-

ропщу, я не пожалею, я никогдане стану больше писать. Я стану

как все. Я больше не оскорблю Тебя. Я все сделаю, на что будет

воля Твоя! Только прошу тебя, Господи, я очень прошу Тебя, верни ему силы… Пусть Уилл будет жив!

О, как ты прав, судьбу мою браня,

Виновницу дурных моих деяний,

Богиню, осудившую меня

Зависеть от публичных подаяний.

Красильщик скрыть не может ремесло.

Так на меня проклятое занятье

Печатью несмываемой легло.

О, помоги мне смыть мое проклятье!

Согласен я без ропота глотать

Лекарственные горькие коренья,

Не буду горечь горькою считать,

Считать неправой меру исправленья.

265

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Но жалостью своей, о милый друг,

Ты лучше всех излечишь мой недуг!*.

Три дня провела она безмолвно рядом с Уиллом, прислушива-

ясь к каждому его вздоху и шороху. Три ночи она не спала у его

кровати.

– Аэ… А!..

На утро третьего дня раздался его крик, вырвавшийся из груди

с волной воздуха, что он втянул, шумно задышав.

– Эльма… Виола, – позвал он.

Она склонилась над ним. На его лицо падал луч рассвета. Кожа

его блестела, будто его сбрызнули из лейки крупными каплями

теплой воды. Блестящей росой она выступала на висках, на лбу, по всему лицу, заставляя закручиваться от влаги и без того волни-

стые завитки волос.

Ни единой песни, ни одной стихотворной строки!

До сентября Уильям пробыл дома. Он поправлялся, лицо по-

светлело, силы возвращались, но скорбь о Гэмнете и спазмы

больной совести при мысли о потере сына, в судьбе которого

он так и не сумел толком принять участия, не оставляли его.

Взгляд его, полный горя и боли, обжигал Виолу. Ей самой было

плохо, но надо было держаться ради него. Она терпеливо

ждала, зная, что время когда-нибудь поможет им. Уилл и сам это

понимал. Спасителем и целителем при всех бедах и горестях

может быть только работа, в которую погружаешься с головой.

Поэтому он, преодолевая слабость, как только смог поднять

руку, принялся за правку уже написанных пьес. И почти в каж-

дой были строки о сыне, ищущем отца, или об отце, разлучен-

ном с сыном.

Ах, нет, нет, нет. Единственный мой сын!

Ах, мальчик мой! Коль жизнь в тебе осталась, Открой глаза! Смотри, смотри, как ливень

Прольется, принесенный бурей сердца

На эти раны, что мне сердце рвут!..**.

* Шекспир У. Сонет 111 (пер. С. Маршака).

** Шекспир У. Генрих VI (пер. Е. Бируковой).

266

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

Виола замечала, как краснели его глаза, как он смахивал или

сдерживал тыльной стороной ладони слезы. Она подходила и об-

нимала его или, как раньше, прижималась лбом к его лбу, стараясь

утешить хотя бы взглядом. Он полностью переписал пьесу о ко-

роле Иоанне, и однажды утром Виола прочла написанные им

ночью строки:

Король Филипп

Вам горе ваше дорого, как сын.

Констанция

Оно сейчас мне сына заменило,

Лежит в его постели и со мною

Повсюду ходит, говорит, как он,

И, нежные черты его приняв,

Одежд его заполнив пустоту,

Напоминает милый сердцу облик…*.

Это был «плач Констанции».

Уильям не видел сына последние несколько лет и теперь вспо-

минал, какими он и Джудит были маленькими, как он играл

с ними, как помогал Мэри в хлопотах о них. Он, будучи еще до-

вольно молодым, ощущал себя по-прежнему скорее старшим

братом своих собственных детей, а порой даже ровесником.

И они, очарованные его искрящейся ребячливостью, любовью

к ним и веселым добрым нравом, были уверены, что он не про-

сто отец, как другие, он их друг и настоящий товарищ. Теперь

он, тоскуя сам, страдал от жалости к маленькой Джудит, тоско-

вавшей в Стратфорде и разлученной навсегда со своим братом.

Такая разлука для близнецов, таких как она, пожалуй, самое

страшное испытание на свете. С этого лета сердце Уилла начало

болеть часто и сильно. Тогда он просил Виолу прижаться к нему.

Она обнимала его, и было ощущение, что его сердце вырыва-

ется из груди и колотится отдельно от тела прямо между ними.

* Шекспир У. Король Иоанн (пер. Н. Рыковой).

267

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН