Текст книги "Серебряный меридиан"

Автор книги: Флора Олломоуц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

меня в покое... Не оставляйте меня одного».

Он погрузился в ванну, готовую к его возвращению. Казалось бы, спу-

стя час, когда он выйдет, единственное, что ему останется – крепко за-

снуть. «Уснуть! И видеть сны, быть может?»* Но его наполняла музыка, совсем иная, чем та, какой он отдал только что «всe счeты пo службe, всю слaдoсть и яды»** – концерту для скрипки с оркестром Мендель-

сона ми минор. Эту – иную музыку, надо записать обязательно.

Он сел, снял с крюка душ, прижался лбом к коленям, положил

левую ладонь на затылок, а правой рукой направил воду на голову, снова почувствовав бессилие. Полное бессилие. Вот если бы на-

шлись заботливые руки, как в детстве, года в три, когда тебя моют, а потом заворачивают в полотенце и выносят из ванной. Вновь в

носу защипало. Ну и пусть. Никто не видит. Он надел свежую ру-

башку и домашние брюки и прошел в гостиную своего номера. Му-

зыка звучала. Она была в нем всегда – сладость и крест его жизни.

Над холмами, над долами,

Сквозь терновник, по кустам,

* Шекспир У. Гамлет, принц датский (пер. М. Лозинского).

** Пастернак Б. Баллада.

372

ЧАСТЬ III. ГЛАВА II

Над водами, через пламя

Я блуждаю тут и там!..*.

Он нашел главную тему сюжета прочитанного им романа. Это

была колыбельная, которую напевал главный герой. Прервав раз-

мышления о мелодии, он включил ноутбук, в «Избранном» от-

крыл страницу «Рождество» и стал слушать. Глубокий мягкий

сильный голос. Размеренное движение руки.

В Рождество все немного волхвы…**.

Он не вслушивался в приметы давнего нездешнего быта. Он смот-

рел на нее. Фрея. Виола. Эджерли. Как называется чувство, которое

он переживал, думая о ней, глядя на нее, слыша ее голос? Такая зна-

комая. Такая родная. Взять ее за руку, поцеловать в щеку и не отпус-

кать. Близкая. Как мама. Как сестра. Он остановил запись, увеличил

кадр на экране и провел кончиками пальцев по изображению. Он

гладил ее фотографию. Никто на свете не поверил бы, что, глядя на

женщину, от глаз которой он не мог оторвать взгляд, он не мечтал

о ней, как о женщине. Он не мог и не хотел препарировать свое со-

стояние. Степень сродства, сила, притягивающая к ней, не поддава-

лись ни измерению, ни логическому объяснению, ни рассудочному

осознанию. «Постоянство такого родства»*** было непостижимо.

Он смотрел на экран с нежностью. Улыбаясь и качая головой, читал комментарии:

«Ее особенная красота становится еще более выразительной, когда слы-

шишь ее голос».

«По-настоящему женское обаяние проверяется не тем, сколько муж-

чин кричит, как они хотят ее, а тем, сколько женщин начинают ко-

пировать ее стиль и манеры. По этому критерию у этой женщины

безграничное обаяние».

* Шекспир У. Сон в летнюю ночь (пер. Т. Щепкиной-Куперник).

** Бродский И. 24 декабря 1971 года.

*** Бродский И. 24 декабря 1971 года.

373

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

«Джеймс Эджерли, ты– счастливец!»

«Подождите, он с нее писал Виолу?»

«Нет, они познакомились после выхода книги».

«Буду искать девушку, похожую на Виолу».

«Я слежу за всем, что она делает – театр и фестиваль, стихи, пьесы, книги для детей. Разнообразие дарований в сочетании с красотой, про-

стотой в общении и неповторимым голосом позволяют ей быть такой, какая она есть, не конкурируя ни с кем».

Он увидел ее впервые в программе, где она говорила о проектах, над которыми работала вместе с мужем – режиссером и писателем

Джеймсом Эджерли. Эту запись он нашел, прочитав книгу Джеймса

«А лучшее в искусстве – перспектива». Он и сам порывался написать

ей на адрес театра. Не смог. Он был заложником своего доброволь-

ного отшельничества. Быть музыкантом – особая привилегия. У тебя

есть скрипка и мастерство. И все. Ты погружен в музыку, ты воплощен

в инструменте, а он в тебе. Ты любишь его, слушаешь, ведешь, как бы-

вает только в самом высоком акте любви. И его голос, вызванный

твоей мольбой и служением – самый совершенный голос на свете.

Ему вторит оркестр, следуя за вами, но существуете только вы – она

и ты. Редкая женщина бывает так близка, так хрупка в твоих руках, так изящна, так благодарна, так послушна и в то же время так требо-

вательна. Скрипка откликается на каждое даже мимолетное движе-

ние твоей души и каждой нотой своего голоса касается ее струн, отчего ты испытаешь такой экстаз, что ни одно физическое прикос-

новение не сможет даже приблизить тебя к его головокружительным, запредельным высотам. Вас двое – ты и скрипка. Бессловесная упои-

тельная взаимность. Оттого на лицах скрипачей появляется такое вы-

ражение чуткой нежности, любования под вздрагивающими веками, полета под сомкнутыми ресницами, желания и обладания в пальцах

и волнения, то сдерживаемого до замирания, то с шумом самозабве-

ния вырывающегося из трепетных ноздрей.

Любить страстно и молча, быть услышанным теми, кто обладает

музыкой слов, его мечта и приговор. Острая потребность выска-

374

ЧАСТЬ III. ГЛАВА II

заться и оставаться в уединении заводила его в тупик: хочешь по-

говорить – выходи из убежища. У Сенеки он прочел: «Ты спро-

сишь, как можно быстро приобрести чью-нибудь дружбу… Гекатон

говорит: “Я укажу приворотное средство без всяких снадобий, без

трав, без заклинаний знахарки. Если хочешь, чтоб тебя любили, —

люби”. Не только старая испытанная дружба приносит нам вели-

кое наслаждение, но и начало новой, только лишь приобретае-

мой. Между приобретшим друга и приобретающим его та же

разница, что между жнецом и сеятелем. Философ Аттал не раз го-

ворил, что приятнее добиваться дружбы, чем добиться ее, как ху-

дожнику приятнее писать картину, чем ее окончить»*.

«Если хочешь, чтоб тебя любили – люби».

Его любит полмира. Но в его случае это значит лишь одно – сто-

ять на самом пике одиночества.

Ты – музыка, но звукам музыкальным

Ты внемлешь с непонятною тоской.

Зачем же любишь то, что так печально,

Встречаешь муку радостью такой?

Где тайная причина этой муки?

Не потому ли грустью ты объят,

Что стройно согласованные звуки

Упреком одиночеству звучат?

Прислушайся, как дружественно струны

Вступают в строй и голос подают, —

Как будто мать, отец и отрок юный

В счастливом единении поют.

Нам говорит согласье струн в концерте

Что одинокий путь подобен смерти**.

* Сенека Л. Нравственные письма к Луцилию IХ (пер. С. Ошерова).

** Шекспир У. Сонет 8 (пер. С. Маршака).

375

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Глава III

– Папа закончил Гриффиндор!*

Я взглянула на сына. Очевидно, наша жизнь на несколько ме-

сяцев, а возможно, и лет, на глазах превращалась в площадку

новой игры с персонажами, историями и сюжетами, создан-

ными Джоан Роулинг, новыми действующими лицами которых

становятся обожатели ее эпопеи с живым воображением, такие

как Сью – дочка Мартина и Уилл – мой сын. Им обоим испол-

нилось по семь лет с разницей в три месяца. Сью родилась

летом, Уилл – осенью.

Первым о его появлении заговорил Джим. Однажды я сказала, что хочу постоянно жить в Эджерли-Холле.

– Ты заскучаешь. Дел, конечно, всегда хватает, но зимой здесь

одиноко.

– И все же неплохо нам с тобой хоть на время забраться

в нору.

– Нет.

– Почему?

– Потому что мы не успеем.

– Не понимаю?

– Очень скоро нас станет больше и нора не подойдет.

– Оптимист.

– Конечно.

– Джим, я знаю, почему мне хорошо с тобой. Не нужно искать

ответы. Они есть у тебя.

Он чуть отстранил меня и заглянул в глаза.

* Хогвартс – учебное заведение из волшебной страны «Гарри Поттера». По фа-

культетам, а их четыре, учеников распределяет волшебная шляпа, ориентиру-

ясь на их личные качества, способности и характеры. Храбрых и благородных

отправляет в Гриффиндор, умных и сметливых – в Когтевран, упорных и чест-

ных – в Пуффендуй, а хитрых и изворотливых – в Слизерин (прим. автора).

376

ЧАСТЬ III. ГЛАВА III

– Знаешь, чего мне хочется? – спросил он и, поймав мой молча-

ливый вопрос, продолжил. – Родить детей, чтобы познакомить

их с родителями и с тобой, подарить вам друг друга.

– Очень несовременно. И очень хорошая идея. Светлая мысль.

«Так повтори себя в любимом сыне».

Через месяц я вновь убедилась в правоте Джима.

Сегодня мы с Уиллом едем домой на летние каникулы после его

первого школьного года. Месяц назад Джим сменил меня на съем-

ках нашего фильма. Я, в свою очередь, переняла у него эстафету

подготовки летнего фестиваля и ждала окончания учебного года.

Уилл прекрасно справился с началом школьной жизни. И еще

лучше с этим справились мы с Джимом, вернее сказать, наше

окрепшее за это время понимание и уверенность в сильных сто-

ронах натуры сына. Принимая во внимание его характер, ни я, ни

Джим не сомневались, что так оно и будет. Он с радостью, отме-

тавшей скуку и тоску, погрузился в новый для него мир так увле-

ченно, что разлуки с привычной вольной жизнью, какую он вел

до сих пор, перемещаясь вместе с нами из Лондона в Норфолк

и обратно, просто не заметил. Он всегда уверен в хорошем, никогда

не грустит, оставаясь один, понимает, что его уединение закон-

чится, как только мы или кто-то из домашних окажется рядом. Он

всегда находит себе игру и развлечение. А самое главное, он так

увлекается происходящим с ним в данную минуту, что не замечает

ничего другого. Иными словами, расставаясь с нами, он всегда уве-

рен, что мы встретимся. Находчивый, c неуемной энергией, которой хватает на несколько дел сразу, с таким же хорошим ап-

петитом и любопытством, как у Джима, от меня он унаследовал

потребность, пожалуй, порой излишнюю, докопаться до самой

сути всего, что интересно, и поговорить об этом довольно обстоя-

тельно. И еще он пересмешник – умеет неплохо и смешно подра-

жать. Мне это нравится. Когда ждала его, я хотела, чтобы он стал

сильным и приветливым, вдохновенным, пылким и благородным, каким когда-то, я знаю, был тот, чье имя он носит.

– А ты – Когтевран!

– Определенно.

Уилл хохотнул, он был доволен. Я подхватила его игру.

– А Маффин? – спросила я.

377

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Было видно, как ему хотелось продолжить.

– Тоже Гриффиндор.

– Правильно.

Мне стало любопытно, как он, примерив на себя роль волшеб-

ной шляпы, распределит наших друзей и обитателей Эджерли-

Холла по факультетам сказочной школы.

– А Форд?

– Пуффендуй.

Точно. Куда же еще можно направить нашего адвоката-меланхо-

лика, как не в оплот верности и честности.

– Энн?

– Гриффиндор.

– А где учится Сью?

– В Гриффиндоре.

– А ты сам?

– В Гриффиндоре. Но я, как Гермиона. Я с маховиком времени

учусь в Гриффиндоре и в Когтевране.

– И где тебе больше нравится?

– В Гри… нет, в Ког… нет, в… в…

Да, трудный выбор. Мы замолчали, глядя на дорогу, но наши

мысли синхронно притормозили перед следующим ходом. Я про-

говорилась первой.

– Остается Слизерин.

– Лин… да.

Уилл никого не хотел обижать. Он уверен, что все замечатель-

ные. И только Линда всегда казалась ему носительницей пороков, щедро нафантазированных им. Правда, иногда интуиция его не

обманывала. Мне было крайне любопытно, куда распределит

Уилл-волшебная шляпа еще одного нашего знакомого.

– А Тим?

– Когтевран!

«Устами младенца…»

– Мам, давай в «что на что похоже». Моя очередь! А-а…Стекло

в пятнах.

– Кожа в веснушках.

Уилл водил пальцем по стеклу машины, разглядывая мелкие

следы дорожной пыли, засохших капель и разбившихся мошек.

– Идет! – одобрил он.

378

ЧАСТЬ III. ГЛАВА III

– Разметка на дороге.

– Заварной крем.

– Уилл…

– Йогурт.

– Ты снова проиграешь.

– А! Да! Нет! Не считается! Не считается!

Он громко засмеялся, закрыв лицо руками. У нас в этой игре

было условие – предмет, который играющий называл для

сравнения, мог быть съедобным, но не тот, с которым его

сравнивали. Я не хотела, чтобы ассоциации Уилла сосредоточи-

лись только в кулинарной теме, а она – самая простая для по-

иска метафор и эпитетов.

– Мам, ну не считается.

Упираясь лбом мне в плечо, он старался забодать свое сму-

щение.

– Остановимся перекусить? – спросила я.

– Ура! Можно пирог с бананом? И яблоко такое – полосатое, красно-желтое, сладкое.

Яблоко красно-желтое. Радостный плод жизни. Джим. Ветхоза-

ветная история о любви жены к мужу: я прижимаюсь к его воло-

сам, зажженным каштаново-рыжеватой мастью, чувствую его

запах, вижу россыпь веснушек, заметных только самому близкому

взгляду, точно штрихи солнца на том самом осеннем яблоке, впи-

тавшем тепло, – зрелом, утоляющем голод и жажду. Полгода мы

работаем над фильмом по его роману. На съемках бываем, сменяя

друг друга. Даже рождественские каникулы провели в таком же

режиме. На своей странице коротких сообщений он признавался:

«Ви сейчас на съемках фильма. А я сижу с ребенком и пишу книгу. Мы —

нормальная современная творческая семья».

«Творчество» не отпускает меня и по пути в деревню. Уилл не

может остановиться даже после вкусной еды. Наши с ним игры, разговоры, его выдумки и вопросы стали для меня своего рода па-

литрой. Я попробовала писать для детей. Так появились «Китай-

ские сказки», прототипами персонажей которых в соответствии

с китайским гороскопом стали все мы – наши друзья и знакомые, актеры театра, жители Эджерли-Холла, родные. Каждый герой

получил свою историю с приключениями и путешествиями.

Одних драконов-одногодок набралось целое поселение – Джим, 379

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

я, Мартин и трое из театра. В этих сказках поселился один на все

истории персонаж, приключения которого стали бусинами, со-

единенными нитью этих замысловатых историй. Чернобурый

мудрый и ловкий, хитрый и находчивый лисенок Сялокэ. Маг, обладающий всепроницающим зрением, всеслышащим слухом, даром распознавать суть вещей с первого взгляда.

Потом появились истории, героями которых стали геральдиче-

ские животные и существа. В стране «Геральдике» жили Феникс

и Лев, вещая Пантера, благородный Олень, звонкоголосый Стриж

и остроглазый Сокол, потрясающий копьем. Мне показалось ин-

тересным рассказать детям, почему люди представляли их именно

такими, почему они связывали с ними не только свою жизнь, но

зачастую судьбу всего своего рода. Детям книжки понравились, это значит, что продолжение будет. Для меня самой такая ра-

бота – счастье.

Когда мы подъехали к воротам, от которых начинался въезд

в поместье, Уилл встал у меня за спиной и положил руки мне на

плечи.

– А сегодня ты где остановишься?

– У реки. Прогуляемся.

Это значило, что я оставлю машину на небольшой площадке на

берегу, где обычно парковались машины лесных, садовых и про-

чих служб, обслуживающих Эджерли-Холл. К дому мы направи-

лись через поле, перешли мост, и Уилл побежал вперед, к тем, кого приметил на лужайке у липы еще с другого берега.

– Сью! Мартин! Мне, кидай мне, Сью!

Маффин с дочкой метали фрисби*.

– Вы давно приехали? – спросила я Мартина, когда Уилл присо-

единился к Сью.

– Часа два назад. Привет, старушка. С каникулами тебя!

– Тебя тоже.

– Вас кое-кто ждет, – загадочно прошептал он.

– Джим приехал?

Мартин улыбнулся.

– Почти.

* Летающий диск (прим. автора).

380

ЧАСТЬ III. ГЛАВА III

– Тим? Уже здесь?

Можно было не спрашивать. От дома через лужайку к нам шел

Тим – композитор, писавший музыку для нашего фильма. Дети по-

бежали к нему. Он наклонился и обнял их быстро и сильно. Мой

сын особенно громко приветствовал его. Сью прыгала от радости.

– Тим, привет! А ты поедешь в Бристоль? Когда? – забросал его

вопросами Уилл. – Если ты поедешь, я с тобой!

– Я тоже хочу в Бристоль, – крикнула Сью.

– Нет, ребята, я приехал, чтобы здесь поработать.

– О! Отлично! Тогда ты напишешь музыку для нашего фильма,

– Уилл всегда выкладывал все с порога.

Тим мотнул головой.

– А что я сейчас делаю?

– Нет, нет. Для моего фильма. Я буду снимать кино про гуге-

нотов.

Мы еле сдержались, чтобы не рассмеяться, услышав такое

признание.

– Он, видно, перепутал гугенотов с хоббитами, – шепнул мне

Мартин.

– Про гугенотов? Прекрасно! – серьезно сказал Тим. – Ты ведь

знаешь, кто они такие?

Уилл задумался.

– Э…э… нет…

– Я думаю, в вашей библиотеке ты найдешь про них все, что

тебе нужно, – с пониманием продолжил Тим.

– Точно! – Уилла ничто не могло смутить. – Но ты напишешь

музыку?

– Договорились.

– Мам, а ты – сценарий.

– А сам-то ты кем будешь?

– Режиссером.

– Гены, – вздохнул Маффин.

– Кидай, – Уилл вложил фрисби в руку Тима.

– С удовольствием!

– Ура!

– Ну, все, теперь о нас долго не вспомнят, – сказал Мартин.

В это лето наши приезды и отъезды планировались с учетом ра-

боты на съемках. Энн, приглашенная на наш проект в качестве зву-

381

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

кооператора, работала со съемочной группой. Мы с Мартином, пока наши супруги работали, должны были устроить отдых детей.

Здесь же мне предстояло подготовить все к восьмому августа – на-

чалу фестиваля. Предполагалось, что Форд и Линда часть летнего

отпуска проведут у нас. Тим, как только появлялась возможность, приезжал часто без предупреждения, что, признаюсь, радовало

меня. Этот дом гостеприимно принимал под свой кров всех, по-

любивших его, и дарил каждому многое для его души. Со мною это

произошло в первые же дни, и особенно в мою первую летнюю

норфолкскую неделю. Мне нравилось сидеть на газоне под моло-

дой сливой с блокнотом на коленях. В соломенной шляпе с под-

солнухами, хлопковой блузе без рукавов – синей в белых цветах, завязанной на поясе и продуваемой ветром – просто художник на

натуре. Так оно и было. Я писала с натуры. Невыразимое чувство —

когда слова льются, не давая руке передохнуть, и ты не успеваешь

за ними. Чувства и мысли омылись ветром, настоенном на загоре-

лых соснах, голубым небом за кронами яблонь и кудрявых берез, воздухом – смесью из шума дороги и шелеста деревьев, звона

цикад и клика ястребов. Переживания и воспоминания, надежды

и тревоги, впечатления от природы и восхищение ее красотой, история и музыка – пишутся, как пейзажи. «Природа есть истин-

ное откровение Бога человеку. Зеленый луг неподалеку – вот та

одухотворенная страница, на которой вы прочтете все, что вам

нужно знать»*.

* А. Конан Дойл.

382

ЧАСТЬ III. ГЛАВА IV

Глава IV

Выпуская из рук законченное произведение,

он уже не будет так наслаждаться:

теперь он радуется плодам своего искусства, но пока он писал, его радовало само искусство*.

Наша жизнь с Джимом началась с его книги. Благодаря ей мы

встретились. Думаю, я не погрешу против истины, если скажу —

Джим написал эту книгу, чтобы мы встретились. Какое счастье, что когда-то он прочитал эссе Вирджинии Вулф «Своя комната».

Автор, прикоснувшись к теме великой поэтической тайны, уви-

дела печальную историю. Джим не поверил ей. Он захотел при-

стальнее вглядеться в эту судьбу, и ему открылась иная картина.

Он написал свой роман.

После премии «Книжник» Джим стал частым гостем ток-шоу, по-

священных литературе и театру, у него брали интервью. Вопросы, как правило, повторялись: уверен ли он, что предложенная в ро-

мане художественная вариация на тему, заданную феноменом анг-

лийской литературы, будет принята так, как он ее задумывал; почему нет интриг, проще говоря, нет виноватых, или где нега-

тивные подробности и факты из жизни того времени. Джим от-

вечал искренне и спокойно:

– Я полагаюсь на воображение читателя, его чуткость и чувстви-

тельность. Изо дня в день мы наблюдаем, говорим, видим, делаем

многое, порой даже не замечая того, что разрушает достойное

и прекрасное. Но наш мир не оскудел, он переполнен красотой.

Если кому-то ближе мнение Сартра о людях, то я сторонник про-

тивоположного мнения. Тем, кому интересно читать о дурных сто-

* Сенека Л. Нравственные письма к Луцилию IХ (пер. С. Ошерова).

383

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

ронах человеческой натуры, просто надо обратиться к другому

тексту. Я писал о людях, испытавших потерянность и одиночество

и нашедших спасение в любви, доверии, в бескорыстной дружбе, созидании и свободе. О «чумных подробностях», жестокости и не-

чистотах написано море литературы. Я писал о другом.

Джим любит говорить о своей книге. Его лицо при этом словно

светится изнутри. Я заметила, что такое выражение появляется

на лице музыканта, исполнившего любимое и чрезвычайно слож-

ное произведение.

Весной я ушла с работы, сохранив возможность сотрудничать

в качестве приглашенного автора. Теперь мне предстояло освоить

новый жанр – продвижение проектов театра и фестиваля, разде-

лив эту работу с Джимом. Для этого пришлось быстро вникать

в содержание его жизни. Поначалу работа с информацией зани-

мала большую часть времени. Мне предстояло налаживать связь

с миром. Гораздо шире, чем когда бы то ни было.

Популярность книги заметно подняла интерес к личности ав-

тора и ко всему, что связано с его жизнью и работой. Люди шли

в театр на Блэкфрайерс Лейн, следили за событиями фестиваля, отслеживали, что мы делаем в других проектах. Вновь и вновь они

возвращались к роману, герои которого словно обретали в совре-

менности новую жизнь.

Джим начал работу над новым сюжетом, идею которого вына-

шивал давно, – о первых венецианских эмигрантах времен рас-

пада империи, основавших свой город. Начало было энергичным, но потом что-то стало отвлекать его, тревожное волнение вмеши-

валось в его настрой.

– У меня руки опустились. Полное ощущение никчемности, —

сказал он мне однажды.

– «Перспектива» не отпускает?

Он кивнул.

– Я знаю, – сказала я.

– Знаешь?

Мне показалось, что передо мной растерянный подросток.

– Да. Они – дети. Твои. Они живут, но уже без тебя. Это может

понять только тот, кто пишет или играет на сцене.

– Что же делать, так скроено мое сердце. В десять лет я чуть

с ума не сошел, прочитав у Конан Дойла о Рейхенбахском водо-

384

ЧАСТЬ III. ГЛАВА IV

паде, и вновь ожил, только узнав продолжение истории. Потом

не мог закрыть «День восьмой» Уайлдера, начинал читать за-

ново, стараясь удержать Эшли на берегу. А в четырнадцать про-

читал «Свою комнату», и все повторилось. Дальше были романы

Пола Остера.

– Тогда скажи мне: если ты так чувствуешь, если трагическое

многоточие так тревожит тебя, почему «Том не вернулся»?

Джим долго молчал.

– Я знаю, что ты поверишь. Тогда… – я не понимаю, какое ше-

стое чувство убедило меня – я думал, что, если они останутся там

навсегда, не расставшись, я никогда не встречу тебя… Я был уве-

рен, что многоточие дает нам шанс. Найтись.

Мы долго молчали, обнявшись.

– Я тоже не верю Полу Остеру, – сказала я. – Своенравного

Феншо, сосредоточенного Блэка я не могу отпустить. Феншо мне

так и хочется схватить за рукав, остановить за руку, сказать: «Не

надо. Стоп. Стоп»*.

Джим знал, о чем я говорю.

– Мне всегда хотелось сказать: «Вы ошиблись, миссис Вулф», —

улыбнулся он.

– Когда-нибудь все потерянные персонажи найдутся. Никто не

знает, что на самом деле с ними произошло. Пока есть такие, как

мы, у них есть надежда.

– Они должны вернуться, – кивнул он.

– На сцену, – сказала я.

– Да. Или на экран.

Я погладила его по щеке.

– Пора браться и за эту работу. Ребенка невозможно носить

дольше положенного. Он сам появляется на свет.

– Значит пора ехать в Норфолк, – сказал он.

Я не могла уснуть. Думала о пьесе. К чему откладывать? Джим по-

двинулся ближе, обнял меня и положил голову на мое плечо.

Я смотрела на его любопытный крупный нос, освещенный светом

ночника, и высокий открытый лоб. «Знающий грамоте лев…»

* Феншо и Блэк – герои романов П. Остера, истории которых заканчиваются

трагически. Такой вывод напрашивается, несмотря на то, что автор прямо

об этом не говорит (прим. автора).

385

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Он открыл глаза и, покачивая меня из стороны в сторону, посмот-

рел своим левым глазом в мой правый. Ужасно забавно.

– За что ты выбрала меня? – шепотом спросил он.

Я улыбнулась.

– А ты меня?

Он беззвучно засмеялся, слегка запрокинув голову, и обнял

крепче.

– Мы оба чудаки.

– Но нам хорошо.

– Очень.

Пьеса на основе романа стала нашим первым крупным совмест-

ным проектом. Джим, зная о моем отношении к скрипке, не уди-

вился, когда я предложила попробовать пригласить в качестве

композитора Тима Тарлтона.

– Надо поговорить об этом с Линдой, – предложил Джим.

Реакция Линды была такой, что я пожалела о нашем решении

подключить ее к обсуждению.

– Вы что, с ума сошли?

Мы с Джимом переглянулись.

– Захватывающее начало, – отозвался Джим. Что тебя, собст-

венно, так удивляет?

– Тим Тарлтон? Музыку к спектаклю? Вы бы еще Георгиева при-

гласили.

– А что такого? Шостакович писал музыку к фильмам. И Шнитке.

И к спектаклям большие композиторы пишут музыку.

– Нет, вы серьезно? Тим Тарлтон? Задавака Тим Тарлтон? Да он

со своим агентом едва общается.

– Поэтому мы и решили поговорить с тобой. В вашем музыкаль-

ном мире у тебя больше шансов узнать, как и где можно «слу-

чайно» встретиться с ним и поговорить по-человечески. Такой

вариант кажется нам более коротким путем, чем действовать

через его агента.

– Вот именно, что «по-человечески» еще никому не удавалось.

Поверь мне, Джим, даже ты не сможешь уговорить его.

– Значит, это сделаю я.

– Какая самоуверенность! Он даже разговаривать с тобой не ста-

нет, разве вы не знаете?

– Не знаем чего?

386

ЧАСТЬ III. ГЛАВА IV

– О его странностях. Он же псих, это всем известно. Но я знаю, откуда ветер дует. Рыбак рыбака. Это же твоя идея, Ви, не так ли?

– А поделикатнее нельзя? – перебил ее Джим.

– А ты не бросайся защищать старую добрую Ви от старой злой Ли.

– В чем дело? – спросила ее я. – Речь о предстоящей работе.

А ты такое – о человеке. Что ты несешь?

– Это я очень стараюсь никого не обидеть, – не сдавалась она.

– Вы пытаетесь связаться с человеком, с которым вообще никто

не знает, как говорить по-человечески.

– Я знаю, что он не общается с прессой, только и всего, – заме-

тила я.

– Да? Это вам так кажется.

– Ли, все не более, чем сплетни, – не уступала я. – Спасибо, мы

все поняли. Считай, что мы не говорили с тобой об этом. Забудь.

Я сделаю чай.

Она влетела за мной на кухню.

– Что это ты задумала? Думаешь, я ничего не понимаю? Скажи, а Джим знает, что Тим появился в твоей жизни задолго до него?

– Ты с ума сошла? Опомнись!

– Он знает, что Тим для тебя значит и как ты вздыхала по нему?

– Я никогда по нему не вздыхала.

– Я тебя умоляю! Джим хоть знает, сколько Тима Тарлтона у тебя

в компьютере? Или ты все припрятала? А теперь решила восполь-

зоваться случаем. Учти, я не позволю тебе испортить Джиму

жизнь. Вспомни, что ты говорила мне о вашем будущем.

Я помню тот разговор в пабе у Маффина. Мы с Джимом только

начинали нашу историю. Тогда мне хотелось говорить о нем со

всеми, можно сказать, я пела песни, «полные любви, ему, о нем

и только для него»*.

– Он – человек с будущим. Раньше мне встречались мужчины

с богатым прошлым. Даже слишком богатым. Но без будущего.

А у него – довольно диетическое прошлое. Зато есть будущее.

– Ваше будущее, – сказала Ли.

Теперь она продолжала атаковать.

– Теперь ты расслабилась. Почиваешь на лаврах. Понима-

ешь, что Джим надышаться на тебя не может, и решила по-

* Шекспир У. Сонет 105 (пер. С. Маршака).

387

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

играть в давнюю свою прихоть под видом самозабвенной ра-

боты над шедевром.

– Ли, прошу тебя больше ничего не говорить.

– Потому что я права?

– Каждый судит по себе, – сказала я.

Поставив поднос с чаем на консоль в холле, я посмотрела в зер-

кало. Надо успокоиться. Я сдержала слезы возмущения и проте-

ста. Линда ничего не понимает. Не видит. Как многие. Почти как

все. «Вы смотрите, но не наблюдаете». Да, жизнь Тима Тарлтона

была не той невесомо легкой, какой она многими представляется

на вершине успеха, на Олимпе мастерства, на пике востребован-

ности. Там было много глубинных чувств и событий, скрытых под

его почти тощей, временами измученной, но закаленной тяжелой

физической и немыслимой душевной работой, оболочкой. Это

было глубокое, тонкое в восприятии мира, мощное и одновре-

менно беззащитное существо. А что касается его отношений —

никто никогда не видел его в паре. Это правда. Но я знала, как

и те, кто особенно внимательно приглядывались к его жизни, вол-

новались и переживали за него, что была женщина, имя которой

трудно было произнести правильно. Что это было? Платониче-

ский роман наподобие отношений Бернарда Шоу и Стеллы Пат-

рик Кемпбел или реальные связи. Создавалось впечатление, что

она то появлялась, то исчезала. Ее присутствие или отсутствие

мог заметить только самый чуткий и любящий взгляд. Помню, как

однажды осенью выражение его глаз изменилось. Серия концер-

тов Моцарта завершилась, и по фотографиям было видно, что он

счастлив. Потом была пауза приблизительно в месяц. Он репети-

ровал программу старинной музыки. Кто-то улучил момент и сде-

лал снимки. Я смотрела на них и сердце у меня обрывалось. Что-то

не так. Что-то случилось. Я поражалась, как люди близоруки, читая восторженные комментарии его поклонников к этим фото-

графиям. «Да как вы не видите! – хотелось закричать мне. – Ему

очень плохо». Он был ранен, подорван, покинут. Я долго видела

боль в его глазах.

На удивление приветливо отреагировала на мою идею Энн. Она

еще до моего знакомства с Джимом работала с ним в театре как

звукооператор.

– Тим Тарлтон? Очень хорошо! Ты ведь давно его любишь.

388

ЧАСТЬ III. ГЛАВА IV

– Я… я понимаю его.

– Я об этом и говорю.

В отличие от Линды со стороны Энн не было ни удивления, ни

настороженности.

– По-моему, он согласится.

– Почему ты так уверена?

– Да потому, что ты с ним одного поля ягода.

Это был сюрприз. Один из самых приятных для меня.

– Знаешь, – продолжила Энн, – говорят, если люди похожи

даже физически, у них много общего и в характерах. А если так, то музыку вам должен написать человек, похожий на вас. Вы

с Джимом похожи. Но с Тимом у тебя сходства больше.

– Хочешь сказать, что мы одной породы?

– Да, одной породы. Я же говорю, внешняя схожесть тянет за

собой и внутреннюю. Даже у таких сложных натур, как вы. В вас, конечно, можно заблудиться, как в пещерах, но там красиво.

Правда, ты стала приветливее в последнее время, но это заслуга

Джима. Тиму, видимо, так не повезло, – Энн улыбнулась. – Да-

вайте, попробуем, а вдруг получится. Для «Перспективы» нужна

особая музыка…

«Я хочу, чтобы ему повезло», – подумала я.

389

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Глава V

– И все-таки я знаю…

– Что ты знаешь?

– Как любят женщины*.

Мужской голос произнес в этой короткой записи всего одну фразу, когда на экране слева появились и растаяли слова героини «Двена-

дцатой ночи». Далее вступали первые аккорды – аллегретто Седь-

мой симфонии Бетховена. Под мерный, терпеливый, нарастающий

мотив в течение четырех минут то слева, то справа возникало в про-

филь и оборачивалось на зрителя лицо Виолы. Появляясь в левой

части экрана, на зрителей смотрела женщина в мужском костюме, похожем на тот, что можно увидеть на графтонском портрете Шек-

спира, с белым воротником и в черном бархатном колете. В следую-

щем фрагменте – справа, из мягких приглушенных тонов фона