Текст книги "Серебряный меридиан"

Автор книги: Флора Олломоуц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Тогда она сильнее прижимала его к себе, как ребенка, и сердце

затихало и переставало болеть. Виола была рада приходу всех

друзей и знакомых. Она понимала – теперь только заботы дру-

гих людей могут вывести брата из растерянного оцепенения.

Если его что-то отвлекало и оживляло в минуты уныния – так

это мир людей. Если что-то он и любил больше всего в жизни —

так это «совать нос в чужие дела», вникать в подробности

жизни, соучаствовать в ее стремительных действах. И театр. По

сути – одно и то же.

В конце концов, осенью произошло именно так, как хотела

и предчувствовала Виола. Уилла заставило выйти из дома происше-

ствие с компанией их старых друзей. Однажды, когда сестра

читала ему новые хроники, недавно изданные у Филда, в дверь

громко и настойчиво застучали.

– Боже! Ну и рвение! – сказал Уилл.

– Что ты успел натворить? – улыбнулась Виола, спускаясь вниз.

Распахнув дверь, она не поверила своим глазам.

– Не здесь ли проживает потрясатель… этих… ну…

– Ой, только не выражайтесь!

– Сердец, а ты что подумала? Или ты сейчас скажешь, что мы

вроде как оскверняем ваш порог, и тра-лю-ли да тра-ля-ля?

Дороти Сойер и Энни Ли! Бывшие спутницы «Слуг Ее Величе-

ства королевы» и нынешние обитательницы одного из домов сви-

даний в Шордиче. А с ними молчаливый Фрэнсис Лэнгли —

владелец театра «Лебедь».

– Дороти, Энни! Входите, входите же!

– Это ж надо! Ты как была своим парнем, так и осталась!

– Уилл! – крикнула Виола, – к нам старые знакомые.

Они поднялись наверх, и он впервые, наконец, улыбнулся

и обрел прежний дар речи.

– О-о-о! Нимфы! Грации! Кудесницы! Привет, Фрэнсис! Что вас

привело? Время не властно над вами!

– Дело Уайета, – без долгих вступлений признался Фрэнсис.

Они рассказали о деле, заставившем их обратиться к нему за

помощью. В Пэрис-Гарден в то время служил мировой судья, некий Уильям Гардинер, который всей округе был известен

как взяточник и вымогатель. Его пасынок – Уильям Уайет, по-

могал отчиму в делах неправедных, чем и расположил к себе

268

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

последнего. Два крючкотвора – старый и молодой – вот уже

несколько месяцев грозили закрыть театр, намекая на непри-

личия, якобы творящиеся в нем, но на самом деле откровенно

ожидая взятки. Последней каплей стала угроза Уайета за-

крыть не только театр, но и бордель, также принадлежавший

Лэнгли.

– Возмутительно, – согласился Уилл, выслушав их жалобы. —

Ни в какие ворота! Лишать самого насущного! Я считаю, это

преступление!

– Ты что, смеешься? – обиделась Дороти.

– Сердечко мое, не будь я так серьезен, я ни за что не ввязался

бы в это дело. Но, поскольку здесь задета репутация достойней-

шего в Лондоне дома, я не могу оставаться в бездействии.

– Я не понимаю, это ты нас называешь достойнейшим

домом?

– Разумеется, если вы считаете меня достойным защитником

в деле Гардинер-Уайет против милашки Дороти.

Решено было действовать без промедлений. Уильям выбрался

из домашнего халата, подаренного ему очередной симпатией, муж

которой ходил за моря и привозил с Востока диковинные товары, и впятером они отправились к Уайету.

Через неделю Уиллу пришлось раскошелиться. В судебном иске, поданном на них, Уайет утверждал, что он, две женщины и прочие

упомянутые лица грозили ему в письменной жалобе членовреди-

тельством и что он, Уайет, опасается за свою жизнь.

– Вот паскудник! – Уилл больше веселился, чем злился.

Его настроение явно менялось к лучшему, и у Виолы впервые за

долгое время отлегло от сердца.

В октябре Уилл чувствовал себя уже гораздо лучше и однажды

сказал сестре, что им пора переехать.

– Переехать? Но мы совсем недавно здесь живем. Что это ты

вдруг решил? – спросила она.

– Здесь тяжко теперь. Дух боли. Дух потери. Нужно поискать

другой дом.

В конце месяца они переехали в Саутуарк, ближе к реке и теат-

рам. А в ноябре к ним приехал Джон. Джон Шакспир. Отец.

Сколь невероятным было это событие, столь и закономерным.

После того, как Джон потерял единственного наследника муж-

269

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

ского пола от старшего сына, он вновь решил подать прошение

на герб, которое подавал 25 лет назад в 1568 году, но которое

тогда отозвал. Тогда у него не хватило средств на осуществление

этого честолюбивого замысла. Теперь он решился. Шакспиры

должны наследовать свое право именоваться копьеносцами,

«потрясателями копья».

Как бы Джон предосудительно не относился к репутации

своих старших детей и месту в жизни, какое они избрали, он не

мог не оценить достаток и положение, достигнутое ими в сто-

лице. Доходы Уильяма росли. Его известность в литературных

и театральных сферах и близость к людям образованного

и знатного круга дали повод Джону обратиться к нему за помощью

в деле, касающемся подачи нового прошения о присвоении их

роду герба. После долгих споров, обсуждений и проектов со-

вместными усилиями выбрали следующий эскиз родового

знака: на щите был изображен сокол, держащий в одной лапе

копье. Крылья сокола распростерты – что означало «потряса-

ние». По диагонали герба также изображалось копье – золотое

с серебряным наконечником. Девиз гласил « Non sainz droit»—

«Не без права». Отец хотел, чтобы девиз был написан непре-

менно по-французски – в знак того, что владельцы герба люди

образованные и владеют им по праву. Как ни пытались Уилл

и Виола объяснить несуразность, наивность и самонадеянность

такой композиции – убедить отца они не смогли. На их счастье, он отказался от шлема с перьями, римских доспехов на соколе, перчатки, обнимающей копье, и еще кучи прочих витийств

вокруг эмблемы.

Глава Геральдической палаты пожаловал этот герб Джону, «по

ходатайству и получив достоверные сведения», что его «предок

за свою верную службу был отмечен и награжден славной памяти

рассудительнейшим королем Генрихом VII». Эту семейную исто-

рию Джон пересказывал всем миллионы раз, и сам искренне

верил в нее.

Эскапада Джона не осталась незамеченной. В тот же год Бен

Джонсон, один из соперников Уильяма в поэтическом мире, вывел в своей пьесе «Всяк в своем нраве» деревенского простака

Солиардо, который получил собственный герб и хвастал всем:

«Я могу теперь писать, что я – дворянин. Вот моя грамота, она

270

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

обошлась мне в тридцать фунтов, клянусь!» На гербе красовалась

голова вепря и девиз «Не без горчицы».

Однако Уилл не обиделся. К досаде Джонсона он вместе со

всеми искренне потешался над этой «головой с горчицей» в пив-

ной «Надежда», куда компания сочинителей и актеров собралась

после показа пьесы.

– Не без перца, – продолжил ряд Уилл.

И все подхватили – «Не без уксуса», «Не без соли» и прочая, прочая, пока насмешка не превратилась в новое меню, какое было

решено прикрепить к дверям пивной.

Постепенно перипетии трудного года улеглись и закончились.

После долгого перерыва, вызванного болезнью брата, во время

которого в «Белом грейгаунде» ее подменял Джаспер Филд, брат

Ричарда, Виола вернулась в книжный магазин.

Ричард пришел туда в день ее выхода на работу. Один. Он был

свеж и светел. Он был рад.

– С возвращением, – сказал он. – У нас много новинок. Тебе те-

перь предстоит читать и запоминать.

– Чего еще можно желать, Ричард. Я истосковалась!

– Мы тоже.

«Мы» полоснуло, как лезвие. «Тоже» окутало, точно одолжен-

ный плащ.

– Как ты думаешь? Может открыть здесь еще один театр? —

вдруг не свойственным ему шутливым тоном спросил Ричард. —

Лично для тебя?

– «Не без права», – в тон ответила Виола.

Ричард качнул головой и щелкнул языком.

– Боюсь, епископ не позволит, – сказал он и вышел на улицу.

Имогена*

…То господин мой,

Британец доблестный и столь же добрый,

… Нет больше

Такого господина. Пусть пройду я

С востока к западу, просясь на службу,

* Шекспир У. Цимбелин (пер. А. Курошевой).

271

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Сыщу хороших много, буду верен,

Но не найду такого.

Люций

Добрый отрок,

Ты жалобами трогаешь не меньше,

Чем господин твой кровью. Кто же он?

Имогена

Ричард дю Шан*.

За ним из двери в лавку влетел свежий влажный воздух. Начи-

налась весна.

* Ричард дю Шан – французское написание имени Ричард Филд (прим.

автора).

272

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

Глава X

– Фокусник, когда же ты успел?

Они стояли перед домом Клоптона на Чэпл-стрит в Стратфорде.

Из кирпича, с каменным фундаментом, островерхой крышей и ок-

нами-эркерами, выходящими на восток, в сад. В два сада. Уильям

купил этот дом, Нью-Плейс, ничего не говоря о сделке Виоле, с намерением сделать им обоим подарок к тридцать третьему дню

рождения и крещения. Пик жизни. Самый ее зенит. Все теперь

будет отмеряться от этой даты – все, что было прежде, все, что

будет потом. Они оба уже не дети, и даже не молодая поросль. Они

– две крепкие, сильные ветви древнего и стойкого ствола. Жи-

тели столицы, каких привечают по всей стране в лучших домах.

Театралы. Драматурги. Актеры. В его понимании они были суть

одно, несмотря на то, что его жизнь была у всех на виду, а ее – все-

гда скрытая под маской.

О своем намерении купить дом в Стратфорде Уильям поделился

с Ричардом Бербеджем в начале зимы.

– По дороге в школу я каждый день проходил мимо, – вспо-

минал он, и глаза его смотрели мечтательно. – Красавец-дом.

Я показал его сестре, и она тоже заболела им навсегда. Пони-

маешь?

– Еще бы!

– Его, правда, придется достроить, обновить. И, знаешь, я хочу

разделить его поровну – две части, два сада, два амбара, два ко-

лодца и все такое прочее. Пять комнат на каждой половине с ка-

мином в каждой и обязательно два кабинета, в которых будет

находиться то, чем теперь торгует продавщица книжной лавки

«Белый грейгаунд» в приходе Св. Павла. К тому же «Большой

дом» Клоптона, известный всему городу как Нью-Плейс – «новое

место», сам собою уже красноречиво подтверждал, что его вла-

дельцем мог быть только достойный, честный человек, имею-

273

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

щий положение и уважаемый городским сообществом. Уильям

всегда помнил об этом.

– Но почему в Стратфорде, Уилл? Ты хочешь туда вернуться?

А театр?

Уилл помолчал.

– «Милорд, ведь это только театр, всего лишь розыгрыш»*, —

тихо ответил он. Я хотел было купить дом здесь, в Лондоне, но

после… – он запнулся. – После того, как Гэмнет…

– Уилл, не надо.

– Когда-нибудь наша сумасшедшая жизнь в театре закончится.

И после того, как это произойдет, я хочу вести жизнь благопри-

стойную. Тем более, что у меня есть жена и две дочери.

– А сможешь? Разве в тебе живет хоть в малой степени почтен-

ный отец семейства?

– Конечно, – Уилл улыбнулся. – Ведь это будет новая пьеса.

К тому же у нас есть два исполнителя на главную роль. Этот дом

за все пережитое вместе со мной, за терпение, волнения и тре-

воги должен стать для Виолы пристанью. Я никогда не смогу от-

благодарить ее, как она этого заслуживает. Так пусть у нее будет

своя крыша над головой, где она, если захочет, одна или нет, по

достижении зрелости найдет покой и умиротворение.

– Не хочу обижать твое самолюбие, пожилой ребенок, – сказал

Бербедж, – но ты сейчас воркуешь точно голубь. Выходит в груди

нашего пересмешника и впрямь бьется хрупкое сердце?

Уилл кивнул.

– Выходит.

– Значит, ты задумал оставить театр? – спросила Виола, узнав

новость.

– Не торопись. Всему свое время.

– Не знаю, смогу ли я уехать.

Он нежно взял ее за уши, уткнулся лбом в ее лоб, как в детстве, и прошептал.

– Пора взрослеть.

– И это не про нас.

Оба засмеялись.

– Надо, чтобы в доме жили дети – сказал Уилл. – Наши дети.

* Шекспир У. Укрощение строптивой, вариант, 1594 г. (пер. О. Кельберт).

274

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

– Твои, дорогой, твои.

– И твои тоже.

– О чем ты? Звезды материнства не светят мне. Для этого надо

быть женщиной, а я забыла, что это значит.

Месяц назад Уильям закончил оформление сделки. В день Свя-

того Георгия он решил отметить приобретение Нью-Плейс, со-

брав семью и стратфордских друзей за столом под крышей

нового дома.

Сью, которой в этот год исполнялось четырнадцать лет, не на-

ходила себе места от волнения и ожидания. С раннего детства она

всегда угадывала, когда пришло время смотреть на дорогу, чтобы

первой встретить своих долгожданных.

– Ты куда? – остановила ее Энн.

– Это они! Они подъезжают! Отец! Виола!

– Не кричи так!

Сью выбежала за калитку и помчалась в сторону главной дороги.

Через несколько минут она увидела вдалеке фигуры двух всадни-

ков. Еще немного, и спешившиеся Уилл и Виола обнимали повзро-

слевшую Сью. Ростом она почти догнала отца. Родившаяся, когда

он был довольно юным, повторившая его лучшие черты в своей

живой внешности, она теперь выглядела почти его ровесницей.

– Ты посмотри только! – воскликнул Уильям, обнимая ее. – Вот

это разбойница!

– Я всегда угадываю, когда вы подъезжаете. Я это чувствую, —

радовалась она. – Вот только мама не верит, что так можно. Я рас-

скажу, вы поверите, я знаю!

– Похоже, нам есть, кому передать дело, – шутливо сказал

Уилл сестре. – Может, и впрямь решиться, да и взять ее на сей

раз с собой.

– Давай поговорим об этом не посреди дороги, а как-нибудь

потом, улыбнувшись, предложила Виола.

В новом доме Виола впервые за долгое время надела женское

платье. Оставшись с ней на кухне вдвоем, Сью снова заговорила

о том, что не давало ей покоя.

– Почему ты не хочешь взять меня с собой? Я все умею, я все

могу. Я буду помогать вам. Ведь тебе, наверное, трудно забо-

титься об отце.

275

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Виола молчала. Она неторопливо шпиговала окорок чесноком

и пряностями.

– Я так хочу мир посмотреть! – вздохнула Сью.

– Девочка моя, я знаю.

– Я хочу, как ты. Я не боюсь, ведь ты же не побоялась. Ты сама

решаешь, что делать. Ты говоришь, что хочешь. Ведь так?

– Почти. Скажи мне, а кроме того, чтобы увидеть мир, чего еще

ты хочешь?

Сью пожала плечами и смущенно опустила глаза.

– Чтобы у меня появился жених. Ведь этого все хотят, правда?

– Конечно. И слава Богу! Твой отец пошутил, когда сказал, что

ты сможешь жить, как он или я.

– Почему?

– Поверь мне, моя дорогая, если хочешь найти себе хорошего

жениха, ты должна сделать все, чтобы не быть такой, как я.

– Но почему?

– Каждый решает сам, как жить и кем быть. Это называется

выбор. Однажды я сделала свой выбор. После этого у меня нико-

гда не было жениха. Я не замужем. И детей у меня нет.

Виола говорила спокойно и просто. Закрепив вертел с мясом

над огнем и попросив племянницу присматривать за ним, Виола вытерла руки и поднялась наверх, на свою половину.

Внизу в саду шумели голоса. Семья была в сборе. Казалось, мир

и счастье, столь редкие для нее, пришли вдруг в одночасье.

Словно радость заждалась и решила наверстать теперь все за

годы, когда перед ней закрывали двери норовистые обитатели

родительского дома. Даже Джон не раздражал никого. Чудеса

бывают. И это все заслуга Уилла. Дарованное ему и дарованное

им. Благословение их жизни. Он в который раз сотворил чудо.

Но только что ей теперь с этим делать? Виола шагала из сто-

роны в сторону, поддавая носком клубок из древесной стружки, скрутившейся в маленький мяч, и гоняя его по пустым комна-

там. За стенами ее половины дома жизнь шла или предполагала

идти шумно и полно. Уилл, думала она, будет с женой и до-

черьми. Энн, конечно, простит ему все обиды. Глядишь, еще

родят кого-нибудь. Уилл все еще думает о наследнике. А что

будет делать она в этих комнатах с камином в каждой? Вот сей-

час она здесь, а там внизу никто не замечает ее отсутствия.

276

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

И винить некого. Это – ее выбор. Она сама сделала для этого

все. Однажды, одевшись в мужское платье, она захотела скрыться

в нем, и этот выбор сделал ее незаметной. Поднявшись сюда, она тоже скрылась. Ее жизнь – невидимка. А есть ли она во-

обще? В этом доме все собрались там, где Уилл, – родители, дети, сестры и братья, племянники и племянницы, друзья, слава, успех, признание, любовь. На ее половине никого нет.

Нет и ее. Она – невидимка.

Поэзия? Погрузившись в нее однажды, она в ней скрылась. Рас-

творилась в одном на двоих имени, разделив с братом создание

мира их поэм, пьес и сонетов, и осталась неизвестной. После

смерти Гэмми, дав обет не писать больше ни строчки, если Уилл

поправится, Виола сдержала данное Всевышнему слово. Стихи по-

прежнему приходили, наводняли, шумели, затапливали ее созна-

ние, как затопляет вода сдавшийся город. До сих пор ее рука

тянется к перу. Привычный писчий спазм – горение и жжение

в сердцевине правой ладони, на вдавленных вмятинах и на бу-

горке среднего пальца постепенно отпускает ее. Первый месяц

руку непроизвольно сводила судорога и дрожь, словно пальцы кто-

то дергал изнутри, точно куклу на веревочках. Потом это прошло.

«Ты испытаешь все, – будто говорило ее второе “я”, – уныние, тоску, отчаяние. Сможешь ли ты когда-нибудь смириться с этим?»

Но это выбор – не быть.

Этот никогда не смолкающий внутренний голос, словно дик-

товавший ей монологи и рифмы, стал по сути смыслом ее

жизни. Ее жизнью. За жизнь брата она заплатила своею. Все

в ее мир приходило словами, произрастало из них, становилось

ими. Ричард принес ей слова, и они стали ее любовью к нему.

Для него ее слова появились на свет. Чем, откровенно при-

знаться, они были? Серенадой. Одной нескончаемой серенадой

ему. Когда она видела, как он смеялся словам их комедий или

прислушивался к монологам трагедий, она словно бы прикаса-

лась к нему. Это она трогала его сердце, вызывала смех и грусть, радость и гнев, восхищение и волнение, когда он читал или

видел на сцене то, что она написала. Это она сама становилась

его смехом и грустью, его радостью и гневом – ее слова хранила

его память, они заполняли его сердце. Так она принадлежала

ему. Теперь все кануло в Лету.

277

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Отныне мой недуг неизлечим.

Душа ни в чем покоя не находит.

Покинутые разумом моим,

И чувства и слова по воле бродят...*.

Поэзия —эта страна, поместье, надел —оставлена в правление

единственной короне – лучшему из поэтов – Уильяму Шакспиру.

Себя Виола всегда считала лишь выплавленным природой дублика-

том превосходного оригинала, а участие в создании его творений

доставляло ей невыразимое наслаждение и давалось легко, как ды-

хание. Ей и в голову не приходило расценивать их совместный труд

как равноценный с ее стороны и уж тем более как соавторство.

Если так и было, то ныне от всего нет и следа. Где она теперь? На

каком перепутье? Где больше нет дорог? Такого не должно быть. До-

рога всегда помогала ей справиться, когда отчаяние, как сейчас, вы-

бивало почву из-под ног. Значит, пора отправляться в путь.

Спустившись вниз, Виола окликнула Уильяма.

– Уилл, я поеду. Так будет лучше для всех, – сказала она.

– Куда ты собралась?

– В Лондон, разумеется.

– Ночью? С ума ты сошла?

– Не шуми. Не горячись, я все равно поеду. Ночь меня не пугает.

Кинжал и шпага со мной.

– Постой!

– Иди к Энн, – Виола сдержала раздражение и, помедлив, ска-

зала уже спокойнее, – не упусти эту ночь. Не упусти ее. И не спеши

возвращаться.

В Лондоне она, удивляясь самой себе, не только не избавилась

от раздражения и обиды, но испытала доныне неведанное чувство —

зависть. Его всегда любили, а она была обделена этим счастьем.

Он не хвастал, когда писал о себе: « Но нет угрозы титулам моим по-

жизненным: любил, люблю, любим»**.

Даже его лихорадочная страсть к Жаклин, вспыхнувшая скорее

на волне мужского соперничества, чем от глубокого чувства, обо-

* Шекспир У. Сонет 147 (пер. С. Маршака).

** Шекспир У. Сонет 25 (пер. С. Маршака).

278

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

шлась ему дешевле, чем ей ее безрассудство. Недавно в «Усилиях

любви» Виола прочла:

Я знаю, что грешна моя любовь,

Но ты в двойном предательстве виновна,

Забыв обет супружеский и вновь

Нарушив клятву верности любовной.

Но есть ли у меня на то права,

Чтоб упрекнуть тебя в двойной измене?

Признаться, сам я совершил не два,

А целых двадцать клятвопреступлений...*.

Она испытала почти злорадство. Как видно, треугольник разо-

мкнулся.

Будь проклята душа, что истерзала

Меня и друга прихотью измен.

Терзать меня тебе казалось мало, —

Мой лучший друг захвачен в тот же плен…**.

Поделом всем. Любовь Уилла, какой бы она ни была – надуман-

ной или искренней, действительно преданной и испытавшей

горечь измены или оставшейся лишь плодом воображения – оста-

лась в стихах. И в судьбе. И он по-прежнему был нарасхват со

своим обаянием и умом.

«Ты говоришь все, что хочешь», – сказала ей Сью. О, если бы!

Если бы! Она перемолчала себя. Свою жизнь и судьбу.

Считается, что сочинять – не женское дело. А кто же лучше жен-

щины может рассказывать небылицы мужчинам и детям? Виола

засмеялась сквозь слезы от этой мысли. Какая несправедливость.

Рожденные на свет

Утробою одною близнецы

Почти неразличимы по зачатью,

* Шекспир У. Сонет 152 (пер. С. Маршака).

** Шекспир У. Сонет 133 (пер. С. Маршака).

279

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Развитию, рождению; но стоит

Судьбе им дать удел неравный, сразу

Счастливец неудачника теснит*.

Дома было пусто, на душе тоже. Она пошла на пристань, к Темзе.

Она смотрела на воду и чувствовала свою оторванность от всего, что наполняет жизнь людей. Горькие мысли потекли в непривыч-

ном для нее русле. Стал ли брат ее обузой? Нет, надо найти другое

слово. Она устала волноваться за него. Хорошо, когда он рядом, или не теряешь его из виду, но как побороть страхи? Как бы ни

был он находчив и ловок и как бы она не верила в их счастливую

звезду, она боялась. Кругом люди гибли от болезней, собственной

глупости, опрометчивости и доверчивости. И каким бы ловким

и осмотрительным ни был Уилл, на каждого ловкача найдется кто-

то половчее и посметливее. На то, чтобы уберечь его от бед там, где она могла, уходило много сил. Но он жил быстрее, чем она ус-

певала сделать передышку от забот —радостных, когда ему благо-

волила фортуна, болезненных в минуты тревог.

Ей не хотелось возвращаться в пустой дом. Внутри, в груди, ис-

подволь нарастал гул, точно набат. Она знала уже по первым при-

знакам – это опасность. Не раз ее далеко заводило связанное

с нею желание исчезнуть. Способ избавиться от навязчивого ис-

кушения был прост. Надо вспомнить, к кому можно напроситься

на ночлег, не слишком обременяя хозяина. Первое, что пришло

ей в голову – имя обитателя квартиры на Феттер Лейн. На двери

дома, в котором они с Уиллом когда-то жили, не было кольца.

Виола постучала в дверь рукояткой шпаги.

– Кто здесь?

– Это я – Себастиан.

Джек обомлел, но тут же очнулся и впустил Виолу. Она, сняв

шляпу, прошла в комнату, когда-то бывшую кухней, но теперь пре-

вращенную в смешение граверной мастерской, трактира, библио-

теки, гостиной и конюшни. Здесь можно было увидеть конторку, инструменты, ручной пресс, камин с чайником на крюке, в углу

седло, на большом столе – в беспорядке кружки и тарелки, а на

комоде у противоположной стены – в идеальном порядке бумаги,

* Шекспир У. Тимон Афинский (пер. Н. Мелковой).

280

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

несколько книг, подсвечники и чернильница. Прислоненная к ко-

моду, дремала цитра. На конторке Виола заметила фрагменты ра-

боты, напоминавшие резной шрифт для наборной кассы.

– Что это? – спросила она.

– Инициалы.

– Филд заказал тебе новый шрифт?

– Нет… Это… я сам… Я покажу, когда сделаю.

– Ладно.

– Располагайся.

Джек с беспокойством оглядывался, но заглянув на полку у ка-

мина, обрадованный, воскликнул:

– Остался пирог с индейкой и портер!

– Да ты прямо-таки купаешься в роскоши, Джек. За что тебя так

балует мистер Филд?

– За несравненные таланты.

– Не сомневаюсь… Брат Эджерли, мне очень хочется выпить!

Надеюсь, это вызовет твое сочувствие, а не осуждение?

Виола была расстроена и подавлена, и Джек готов был сделать

все, о чем она попросит. Он поставил на стол кружки, раздвинул

тарелки и достал из шкафа кувшин. Трижды они осушили кружки

молча. Вино скоро подействовало, она согрелась и почувствовала, как пружина внутри постепенно ослабевает. Взглянув на цитру, она, не вставая, взяла ее.

Когда еще был я совсем малец,

И-хей-хо, все ветер и дождь,

Чего ни творил я, куда ни лез,

А дождь что ни день – все одно и то ж.

Нет, лучше что-нибудь повеселее, – заметив смятение в его гла-

зах, —сказала она и запела:

Поженимся, живи со мной!

Верь, это будет рай земной.

Все наше: реки и леса,

Холмы, долины, небеса*.

* Шекспир У. Песни для музыки (пер. В. Левика).

281

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

– Это моя любимая, – обрадовался он. – Только я не все слова

помню. Там много цветов и красок.

Она поставила цитру, взяла кувшин и снова разлила вино по кружкам.

– Могу я спросить, Ви? У тебя что-то стряслось?

– Да. Стряслось. А пойти некуда, – и тут же поправилась, —

Джек, прости меня! Пришла к тебе и говорю «некуда»! Это не

в том смысле, поверь!

Он растерялся.

– Значит, у тебя нет этого… ну, как бы это сказать…

Виола улыбалась.

– Кого? Жениха, возлюбленного?

– Да.

– Нет. Не возьму в толк, почему, – оглядывая себя, улыбнулась Виола.

– Я тоже… не возьму, – сказал Джек надтреснутым голосом.

Она с удивлением посмотрела на него.

– Я… просто хочу сказать, что ты, если бы только захотела…

– Я давным-давно захотела, дорогой. Но, видно, одним хоте-

нием этому не поможешь.

Она взяла цитру и снова тихо запела:

Пойдем глядеть с крутых высот,

Как пастушок стада пасет,

Под шум ручья в полденный час

Внимать, как птицы славят нас.

Из роз я там совью шалаш,

Сложу из маков вензель наш,

В цветах, как в раме, будешь ты,

Одежда, ложе – все цветы.

Вплету в солому пук цветов,

И пояс для тебя готов

С застежками из янтаря

И в бляшках, алых, как заря.

И это все – тебе одной,

Приди же, будь моей женой!*.

* Шекспир У. Песни для музыки (пер. В. Левика).

282

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

– Обязательно запомню все слова, – прошептал Джек.

– Ты хочешь кому-то ее спеть?

– Да… Тебе.

Он опустился перед ней на колени.

– Виола, я знаю, кто ты и кто я. Ты пришла ко мне сейчас с пе-

чалью в сердце. И я был бы последним ничтожеством, если бы

просил тебя остаться со мной. Но я хочу этого. Поверь мне, я овла-

дею мастерством и буду лучшим, чтобы стать достойным тебя. Я

отдам тебе свою жизнь, я буду служить тебе. Доверься мне! Ты

узнаешь самое преданное сердце на свете. Ты единственная из

всех, кого я знаю, кто достоин любви. Прими меня таким, какой

я сейчас, и я сделаю все для тебя. Я люблю тебя.

Она мягко прикрыла ладонью его губы. Он сжал ее руку, прижал

к лицу и держал молча, не отпуская. Прошло несколько секунд или

минут в молчании. Потом Джек сказал, не глядя на нее.

– Я буду служить тебе верой и правдой, где бы ни было.

– Пообещай мне, Джек.

– Все, что попросишь.

Она улыбнулась.

– Ни одной женщине, кроме меня, потому что ты это уже опро-

метчиво сделал, не обещай сделать все, не услышав сначала ее

просьбы. И еще…

Он ждал.

– Поверь, Джек, все слова, какие ты сейчас сказал мне, через некото-

рое время тебе обязательно снова пригодятся. Запомни их и сохрани

в своем сердце. Добром и трепетом. Слова ужасны, Джек. Самые прекрас-

ные из них могут выглядеть в отражении зеркал самыми жестокими.

– Зеркал?

– В сердце, Джек. Прости меня – сейчас я не смогу солгать. Не

здесь. Не сегодня. Не я. Прости меня, Джек.

Он с трудом справился со слезами. Виола вспомнила, как точно

также сама стояла не столь давно на коленях перед Ричардом и го-

ворила ему о своей готовности вечно служить ему верой и прав-

дой. Джек первым нарушил молчание.

– Я больше не буду докучать тебе. Я пойду в мастерскую. Оста-

вайся здесь, тебя никто не потревожит.

Виола вздохнула. Даже в хмельную ночь собеседник вынужден

покинуть ее. Еще два часа назад она была уверена, что ни в ком не

283

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

может пробудить страсти, и вот получила первое в жизни призна-

ние в любви. Немыслимый театр, в котором коллизии превращают

своих героев – достойных и сильных людей – в тривиальных

участников ни к чему не ведущего фарса. Она, Ричард, Жаклин, Уильям, Энн, Джек – сколько может длиться эта череда невостре-

бованных влюбленных? Принять любовь Джека? Она представила

себя рядом с ним и поняла, что выглядит его старшим братом, потом, вообразив себя в платье невесты, показалась самой себе

его матерью. Кошмарное видение. Нет, она могла быть расточи-

тельницей своей жизни, но не чужой.

Уильям в эту ночь, лежа без сна рядом с Энн в своем новом страт-

фордском доме, думал о том же – о любви и судьбе. После бурной, жаркой и ласковой близости, в возможность которой оба уже от-

казались верить, он забылся недолгим сном. А проснулся с мыс-

лями о сестре. Даже к этому размягчающему сердце и утешающему

душу покою рядом с женой он обязан Виоле. Не он, а она почув-

ствовала, что именно нынче они с Энн смогут возродить их брак.

Виола могла думать за него, говорить за него, принимать реше-

ния за него, писать, как он, и вместе с ним – быть для него всем.

Где она сейчас? С кем она сейчас? Он знал – одна. Но не знал, за-

хочет ли она впустить кого-то в свою жизнь. Найдись на свете от-

чаянный смельчак, кого не смутили бы ни ее ум, ни горячность, ни отвага, этот безвестный будет счастливцем.

Он в ней найдет любви многообразье:

Найдет в ней мать, любовницу и друга,

Найдет в ней феникса, вождя, врага,

Монархиню, богиню, проводницу,

Советницу, изменницу, подругу;

В тщеславье скромность и в смиренье гордость, Гармоний фальшь и нежность диссонансов,

Прелестных, нежных, ласковых имен,

Чей восприемник Купидон. Он будет —

Не знаю, кто... Спаси его Господь*.

* Шекспир У. Все хорошо, что хорошо кончается (пер. Т. Щепкиной-Куперник).

284

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

Через неделю он вернулся в Лондон и не узнал Виолу. Она встре-

тила его в женском платье, на ее локоны, разделенные прямым

пробором, была надета сеточка, унизанная мелкими бусинками.

– Ты прелестна, – задохнулся он от восторга, обнимая ее. – Ты

прекрасна. Мне надо было убежать из деревни на неделю раньше, чтобы это увидеть. Что с тобой? Что произошло?

– Не мое это все, – махнула она рукой. – Не понимаю, как

можно жить в этой сбруе. Вернее, в попоне.

– Зачем же ты оделась как фея? – засмеялся Уилл.

На что услышал саркастическое: «Все остальное в стирке!»

За ужином Уилл вопросительно поглядывал на нее. Обычно

стоило ему перешагнуть порог, он слышал: «Ты не представляешь, что мне удалось сделать!» или «Я сегодня такое нашла, милый мой, ты не поверишь!» Это значило, что его ожидает работа над чер-

новиками, новыми набросками и вариантами. Но давно она

ничего подобного не говорила и ничего нового не читала вслух.

– Ты что-нибудь написала? – не утерпел он.

– Нет.

– Ты часом не заболела?

– Нет.

А про себя подумала: «Я выздоровела вместе с тобой».

– Но что же тогда? Почему ты не пишешь?

– Я набираюсь сил.

– Хорошо, если так.

* * *

Летом разразился скандал, вновь грозивший оставить «Слуг

графа Пембрука» без заработка. В июле они представили в театре

«Лебедь» пьесу «Собачий остров», сатирически нацеленную на