Текст книги "Серебряный меридиан"

Автор книги: Флора Олломоуц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

вать свою принадлежность. Джим Эджерли в этом ничем не

отличался от других мужчин. Влечение и любопытство, пробуж-

даемое ее внешностью, отзывчивость на ее голос, нежность, ува-

жение к ее уму и чуткое понимание ее таланта – все сплелось в его

чувстве, многогранность которого удивляла, а глубина – трогала.

Утром он предупредил, что не отпустит ее даже домой. А она

в ответ просто сказала, что, по ее мнению, его квартира на Эджер-

тон-Кресент больше подходит им обоим. За день до отъезда в Лон-

дон Джим ходил по дому настороженно, стараясь не привлекать

к себе внимание, но пристально приглядываясь и прислушиваясь

к тому, что делала и что говорила Виола. Черты его лица напряг-

лись и обострились. Он боялся, что она вдруг передумает и скажет, что еще не готова или не может решиться. Но Виола сидела за ком-

пьютером, писала, листала «Гардиан», болтала с друзьями и не воз-

вращалась к теме переезда. Значит, все шло так, как они решили.

121

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Да, – он смущенно посмотрел на нее.

Она улыбнулась. Ему. Он поцеловал ее в чуть заметную горбинку

на носу. Она прикрыла глаза, но стоило ему выпрямиться, как

в них загорелись веселые искорки.

– Ты ведешь себя просто неприлично. А уже пора собираться.

Он чмокнул ее в щеку.

– Иду.

Ночью он долго лежал без сна, прислушиваясь к ее дыханию.

В его памяти всплывало пережитое месяц назад, – время пронес-

лось стремительно.

Первое, что он вспомнил – репетиция Рождественского спек-

такля в театре, на которой Виола читала из зала с листа реплики

актрисы, потерявшей голос. Музыканты квартета, приглашенные

для этого проекта, расположились в зале на стульях ,расставлен-

ных на время репетиции довольно хаотично. Он смотрел на нее, стоя у входа в зал. В синем свитере и выглядывавшей в его вырезе

белой футболке, в темно-синих плотно облегающих джинсах она

выглядела юной и так на месте, словно родилась для того, чтобы

сидеть на репетициях и стоять на сцене в этом зале. Она сидела, положив ногу на ногу, наклонившись вперед и внимательно при-

слушиваясь к происходящему. В одной руке у нее был микрофон, другой она придерживала лежащие на коленях страницы. Он

смотрел на нее и думал, что все, чем была его жизнь до сих пор, с успехами, утратами, сомнениями, победами, разочарованиями

и надеждами было только репетицией этой встречи с ней.

И еще он вспомнил, как седьмого декабря они вдвоем вошли

в звукозаписывающую студию, как волновались, как говорили

с оператором, как прошли за стекло и, надев наушники, настроили

микрофоны, и как, взглянув на нее, он сказал: «В путь!»

122

ДЖЕЙМС ЭДЖЕРЛИ

«А ЛУЧШЕЕ В ИСКУССТВЕ –

ПЕРСПЕКТИВА»

Часть II

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Глава I

Бытует представление, что Ренессанс —

это торжество разума над предрассудком.

Но правда состоит в том,

что Ренессанс достиг рассвета в мире,

терзаемом религиозным страхом

и пылавшем религиозным рвением.

Э. Грэм-Диксон «Ренессанс»

Шел третий день, а Джон все не приходил. Мэри не могла

встать сама после долгих родов, завершившихся в воскресную

ночь появлением на свет двух крепких громкоголосых малышей.

Мальчика и девочки. Ее мать, ее сестры и Анна, жена управляю-

щего фермы, все время были рядом. Только муж даже не заглянул

к ней. Мэри ждала, что Джон, как было после рождения их пер-

вых, но, к большому их горю, умерших вскоре дочерей, поспешит

порадоваться долгожданным детям. Но сестры и мать вернулись

без него. Мэри заметила, как изменились их лица. Да и вели себя

они как-то странно, будто боялись лишний раз дотронуться до нее

и детей и встретиться с ней взглядом. Они будто онемели от

страха. На все ее расспросы, что произошло и почему Джон не

идет, они только качали головами или отвечали невпопад. Утром

плач детей разбудил ее. Она распеленала их и покормила, забыв

обо всем, с умилением глядя в их сморщенные мордашки, радуясь

и благодаря Господа за это счастье. Насытившись и даже не ото-

рвавшись от материнской груди, сын и дочь крепко заснули. Мэри

укладывала их поудобнее около себя, когда внизу послышался шум.

Там Джон долго кричал на кого-то из домашних.

Она прислушивалась, но не могла разобрать, что происходит. Руки

ее холодели, сердце колотилось у самых ключиц. Предчувствие

беды, подгоняемое неизвестностью, расползалось в душе. Затем все

содрогнулось. Это он, уходя, с силой хлопнул дверью. В доме воца-

рилась тягостная тишина. Наконец, вечером Мэри потребовала:

– Приведите его хоть силой! Детей крестить пора, или он забыл?

Мать перекрестилась и спустилась вниз. Только через час Джон

вошел в комнату. Хмуро, с презрением он смотрел на нее и детей.

124

ЧАСТЬ II. ГЛАВА I

Это был другой Джон, не тот, что клялся быть с ней в горе и радо-

сти – добродушный балагур и дружелюбный шутник. В любви

и радости они начинали свою жизнь. Только с детьми их настигла

беда. Их первая дочь – Джоан – родилась шесть лет назад и про-

жила всего несколько месяцев. Через четыре года родилась Мар-

гарет – нежная малышка и очень слабенькая. Ненадолго она

пришла в их жизнь утешением. И ее не стало. С этого времени

Джон заметно изменился. Он замкнулся. Замолчал. Смотрел на

жену с подозрением. Стал раздражительным и придирчивым ко

всему. Теперь их радость и горе оказались порознь.

За год до их свадьбы Джон был назначен одним из городских

«дегустаторов», призванных удостоверять качество хлеба и эля, поставляемых в город. Со временем, однако, это доходное и по-

четное занятие уже не так, как прежде, радовало Мэри. С годами

удостоверение качества эля привело к заметному увеличению по-

требляемого количества. Джон не смог остановиться вовремя

и постепенно утратил уважение соседей и доверие властей. Правда, в его жизни бывали периоды просвета, когда желание преуспеть

и удача давали ему неплохой шанс. Его назначили одним из город-

ских констеблей и вменили в обязанность по ночам обходить до-

зором город, наводить на улицах порядок и разгонять драчунов —

не даром же ему была дана такая внушительная внешность, зыч-

ный голос и богатырская сила. Многие считали его человеком

дельным и толковым, поэтому часто приходили за советом. Сосе-

дей, родственников, даже людей малознакомых Джон был готов

рассудить по справедливости и за каждого честного малого умел

заступиться. Осуждения людей он боялся больше болезней, не

пропуская и не забывая ни одного упрека в свой адрес, обоснован-

ного или беспричинного. И, если таковые случались, повод к ним

и вину он находил в своем окружении. Естественно, что самой

близкой была Мэри, она и становилась виновницей всех его не-

удач и огорчений. Он то бывал с нею нежен и тих, а то без при-

чины разражался гневом.

Когда Джон уже был членом городского совета, его избрали каз-

начеем, ответственным за собственность и доходы города. Под

его наблюдением к верхнему этажу ратуши было пристроено по-

мещение для школы. Тогда же он получил разрешение бесплатно

обучать своих будущих сыновей в Новой королевской школе.

125

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

С тех пор он страстно мечтал о сыне, которого отправит туда

учиться. Но сына не было, а дочери умирали. После страшных

потерь он стал опасаться, что за благонравием жены может скры-

ваться что-то неправедное, и чем больше боялся, тем страх овла-

девал им сильнее. Он уверовал, что на его дом навели порчу и что

сам он страдает от колдовских чар.

Теперь он стоял перед женой, сжимая и кусая губы. Он будто раз-

минал их, чтобы выговорить, наконец, то, что никак не мог про-

изнести.

– Господь вдвойне вознаградил теперь твои усилия, Джон, —

тихо сказала Мэри, приподнимая младенцев, лежащих рядом.

Джон вздрогнул и посмотрел на них, как смотрят на своих мучи-

телей или на тех, кого намерены бичевать.

– Кто из них кто?

– Это – мальчик, а вот – девочка. Благослови их, Джон.

– Их? Ты говоришь «их»? Скажи лучше, кого я должен крестить?

– О чем ты говоришь? Опомнись! Их двое!

– Я вижу, что двое. – он втянул воздух, и его голос почти пропал.

– А кто из них мой?

– Силы небесные! Что ты говоришь? Это наши с тобой дети!

– Мать у них одна, – он выжимал из себя слова, – но отцы-то

ведь разные.

Мэри замерла. Она с нетерпением ждала, когда вместе с мужем

возблагодарит Бога за то, что их дети родились в день Святого Ге-

оргия, который защитит и оградит их от всех невзгод и напастей.

– Ты в своем уме? – закричала она. – Что тебе наплели и кто?

Эта старая ведьма Хизер? Или ты забыл, что все ночи с первой я

провела с тобой?

– Очень знающий человек сказал, что у меня может родиться

только один ребенок. Отвечай, сын родился первым?

– Да. И что из того?

– Значит, это он и есть – чистая душа. А кто она – я не знаю.

– С каких это пор ты видишь души насквозь?

– С тех пор, как ты не можешь принести здоровое потомство.

– Да ты посмотри на них! Они оба твои! Они здоровы! И оба по-

хожи на тебя.

– Молчи! Я не забыл, до чего ты у нас приветлива со всяким, кто

входит в дом!

126

ЧАСТЬ II. ГЛАВА I

– Да побойся Бога!

– Не поминай! – испугался Джон. – И знай, домой я заберу

только сына. Она останется здесь, на ферме.

– Да как же это может быть?

– А ты, может, хочешь, чтобы нас подозревали в нечистом? Ее

заберет Эванс, управляющий. Он крестит ее и запишет своей до-

черью. В здешней церкви. Я не хочу, чтобы мне плевали в спину.

– Джон, не бери греха на душу!

– Будешь перечить, я ее в монастырь отвезу.

Он ушел. Мэри, оставшись одна, прижала к себе спавших детей

и, беззвучно разрыдавшись, шептала: «Пресвятая Богородица! За-

ступница наша! Спаси, защити и помилуй!»

Все, что не укладывалось в рамки, установленные и одобренные

религиозными правилами, укладом жизни и принятыми обще-

ством нравами, что выходило за границы его понимания, насто-

раживало и пугало Джона. Он был мнительным и суеверным, доверчивым и упрямым. Считалось, что в семьях, где рождались

близнецы, не обошлось без греха – они были плодами блуда.

Грешное чрево давало жизнь одновременно двум душам – одной

светлой и чистой и другой – темному ее подобию. Долгое время

люди боялись близнецов так же, как своих отражений, вменяя им

колдовство, как зеркалам. Считалось, что каждый человек, жи-

вотное или предмет имеет свою тень – нечестивого двойника, ложное подобие, вводящее в заблуждение, а то и приводящее

к гибели. Всякая двойственность осуждалась. Если растение при-

носило два плода там, где должен был появиться один, лишний

следовало уничтожить, чтобы через него в пищу не проник злой

дух. С двойников взималась дань, их старались избегать, не заме-

чать, дабы они не проявили своей злонамеренности. О семьях, в которых рождались близнецы, шла недобрая слава, за грехи им

пророчили страдания и испытания. Джон все принимал на веру.

Хизер, помогавшая Мэри разрешиться от бремени, в подробно-

стях рассказала ему о бедах, какие, как она слышала, принесли

своим семьям близнецы, а особенно тройни. Вдобавок ко всему

она уверила его в том, что двойни и тройни рождаются от разных

отцов. «Уж если самки всяких тварей чем блудливее, тем плодо-

витее, то человек и подавно». Нельзя было найти для Джона слов

более веских и убедительных.

127

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Откуда ему было знать, что этим детям уготована удивительная

судьба. Что они будут неразлучны. Что они будут понимать друг

друга без слов, будут разительно опережать сверстников в своем

развитии, при этом в чем-то долго оставаясь детьми.

Джон поступил так, как сказал Мэри, ни секунды не сомневаясь

в своей правоте и уступив лишь в одном – разрешив Адаму Эвансу

при крещении дать новорожденной девочке имя того же святого, каким вознамерился наречь сына.

На земле шел 1564 год от Рождества Христова. В то время

в графстве то тут, то там вспыхивала чума. Весной в городе, где они

жили, карантина не было, а предугадать, когда он случится, было

невозможно. Было решено, для Мэри будет безопасней рожать на

родительской ферме в Уилмкоте в трех милях от города подальше

от городских нечистот и оставаться там до очищения*.

Роберт Арден, отец Мэри, происходил из старинного рода фер-

меров, гордившихся своим благородным происхождением. Он

был самым состоятельным фермером и крупнейшим землевла-

дельцем в Уилмкоте. Мэри была седьмой дочерью и его любими-

цей. Ей одной Роберт завещал «всю землю в Уилмкоте, зовущуюся

Эсбис, и весь урожай с нее после сева и пахоты». Кроме того, он

владел домами в городе и в расположенных недалеко от него се-

лениях. Его фермерский дом в Сниттерфилде арендовал его бу-

дущий родственник – отец Джона. Нельзя сказать, что Роберт

баловал своих дочерей. Однако он, как многие состоятельные

люди его времени, всеми силами пытался убедить общество

в якобы существующих родственных связях своей семьи с первыми

семействами графства. В умении читать и писать крылся ключ

к безусловному первенству среди равных и избранности в местном

обществе. К этому следовало прибавить хозяйственную сметли-

вость, усердие в работе и умение общаться с людьми, наделен-

ными властью. Мэри и еще две самые толковые из ее сестер

научились писать. Ее почерк отличался четкостью и изяществом.

Каждой из них отец подарил на совершеннолетие личную печать.

Мэри досталась с изображением скачущей лошади – символом

быстроты и усердия.

* Женщине разрешалось войти в церковь после совершения обряда очищения

через шесть недель после родов (прим. автора).

128

ЧАСТЬ II. ГЛАВА I

За восемь лет до того, как для Мэри и Джона прозвучали вен-

чальные колокола, зажиточный землепашец Ричард, арендовав-

ший дом Роберта, отправил в город своего двадцатилетнего сына

на обучение к кожевеннику Томасу Диксону. В 1556 году Джон уже

значился в городских реестрах как «перчаточных дел мастер». Ро-

берт Арден не дожил одного года, чтобы самому отвести Мэри

к алтарю. Ее мать и родные не сомневались, что он был бы счаст-

лив благословить младшую любимую дочь на этот брак.

Ранним утром в среду 26 апреля 1564 года Джон постучал в дверь

соседа, галантерейщика Уильяма Смита. Уильям был не только со-

седом, но и его хорошим другом – верный, честный, добрый тру-

женик. Они уговорились, что Уильям станет крестным отцом

сына Джона, и теперь ему предстояло не только крестить наслед-

ника соседа в церкви Святой Троицы, но и подарить ему свое имя.

Джон думал было назвать сына Джорджем по имени Святого, в день прославления которого он родился, но потом решил дать

ему имя другого славного воина – земного завоевателя, и крестил

его Гильельмом – Уильямом.

В тот же день в приходской церкви Уилмкота Адам Эванс, управ-

ляющий фермой Арденов, в присутствии своего верного друга —

Генри Сидни, крестил дочь Мэри и Джона, назвав ее Гильельминой.

Так, в один и тот же день у двух купелей обоим крестным отцам

дали наставление проследить, чтобы Гильельм и Гильельмина по-

сещали богослужения, выучили «Символ веры» и «Отче наш» на

«родном английском языке».

При закрытых дверях и плотно закрытых окнах в двух домах —

в городе на Хенли-стрит и в Уилмкоте на ферме, где Мэри оставалась

до очищения, две семьи, приверженные прежней католической

вере, тайно крестили детей по старому обряду на латыни. Англи-

канская вера, ставшая в стране официальной, для многих британ-

цев могла и не быть действительно их истинной верой. Джона

несколько раз в течение жизни включали в список инакомыслящих

«за то, что не посещал ежемесячно церкви, как предписано законом

Ее Величества». Спустя много лет в доме на Хенли-стрит нашли ду-

ховное завещание, в котором говорилось о принадлежности Джона

«Католической, Римской и Апостольской Церкви», содержались

молитвы к Деве Марии и «ангелу-хранителю» и обращение о по-

мощи к «святой жертве за всех». Подпись Джона сопровождало упо-

129

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

минание о его небесной покровительнице – Святой Уинифред, гробница которой во Флинтшире издавна была местом паломниче-

ства богатых католиков Уорвикшира. Текст датирован 1581 годом.

А в городской часовне католические образы были забелены лишь

спустя четыре года после Королевского указа*.

С этой весны дела Джона заметно пошли в гору, а в семье стали

рождаться здоровые и сильные дети – Мэри родила еще пятерых.

Усомнился ли он действительно в жене или это был страх сродни

животному, когда здравый смысл изменяет человеку на время или

навсегда отравляет ему жизнь. Предубеждение Джона против

близнецов оставалось, а с годами усилилось, просачиваясь в его

сердце, как вода в трещину лодочного дна, размывая пробоину все

шире. Впрочем, прежде чем лодка станет тонуть, пройдет не

меньше десяти лет. У восемнадцатой арки каменного моста, веду-

щего через реку Эйвон, можно наблюдать необъяснимое зрелище —

водяной вихрь, закручиваясь, проносится по течению вниз и воз-

вращается, влекомый неведомой силой, обратно, против течения.

Сомнения, подобно этому вихрю, не покидали его мнительную

душу. Даже во сне он думал, как поступить, чтобы о втором

ребенке ничего не узнали. На улице Хенли-стрит, как и на других

улицах города, соседи, многочисленные родственники и свой-

ственники, называвшие друг друга кузенами, знали друг о друге

все. Джон боялся даже представить себе лица тех, кому, не ровен

час, пришлось бы объяснять случившееся. Единственно правиль-

ным было его решение – одного ребенка привезти домой, другого

навсегда оставить на ферме. Так и будет.

Прошло три месяца. 11 июня 1564 года в приходской книге

церкви Святой Троицы в Стратфорде-на-Эйвоне появилась запись

« Hic incipit pestis»**.

Джон, Мэри и Гильельм, по-домашнему Уилл, к этому времени

уже были дома. Они счастливо прошли испытание, в который раз

обрушившееся на город. Эпидемия миновала и Уилмкот, где

в семье Адама Эванса набиралась сил Гильельмина – Эльма.

* Реформация церкви– смена «старой» католической веры англиканским про-

тестантизмом в ХVI—XVII вв. связана с масштабной компанией иконоборче-

ства, когда уничтожались церковные скульптуры, фрески и иные изображения

(прим. автора).

** И начинается чума (лат.).

130

ЧАСТЬ II. ГЛАВА I

Это было время Позднего Возрождения, когда мир трудно, но

с энтузиазмом преодолевал архаичные страхи и осмысливал по-

явление нового типа людей – великих мореплавателей, первопро-

ходцев, ученых, философов, архитекторов, поэтов и художников.

Их идеалом были искусство и наука античных Греции и Рима, но

они – люди Ренессанса, были устремлены не только в прошлое, но и вперед. Они хотели все увидеть и все понять. Они создавали

новую вселенную, они заложили фундамент для жизни после них.

Их основной заслугой стало то, что они подняли на пьедестал че-

ловека, признав его главным объектом существующего мира. Его

значение и место на земле, его уникальный внутренний мир, его

индивидуальные качества и свойства характера, его внешний

облик – все было одинаково важно. Человек Возрождения откры-

вал себя. Идеи, волновавшие его ум и душу, и плоды его титаниче-

ского труда говорят, что личность в современном смысле слова

выпестована именно им. Неважно, каким его видят – творцом, за-

брызганным краской под сводами ватиканской капеллы, астроно-

мом, доказавшим, что Земля вращается вокруг Солнца, или

бродячим актером, основавшим театр в елизаветинской столице.

Гения определяет степень созидательной дерзновенности – бес-

предельные возможности непокорной творческой личности.

Ренессансный человек всегда ассоциируется с образом муж-

чины-творца – живописца, ваятеля, зодчего или поэта. И никогда —

с образом женщины-творца. Ренессансная женщина… Какой она

могла бы быть? Если оказаться в «Своей комнате»*, можно пред-

положить, что у Уильяма Шекспира была не просто сестра, а се-

стра-близнец, родившаяся с ним в один день и час, и одаренная

ровно в той мере, что и он.

* Эссе В. Вулф.

131

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Глава II

Смышлен, находчив, смел, развязан, дерзок.

Ну, словом, в мать от головы до пят.

У. Шекспир «Ричард III».

Перевод М. Донского

Впервые они увидели друг друга, когда им было по пять лет. Это

был счастливый день. Уильям знал, что в этот раз ему обязательно

привезут подарок. Он это предчувствовал, возможно, уловив вол-

нение, охватившее всех в доме за несколько дней до отъезда

Джона на ферму. Он гадал в нетерпеливом предвкушении, что это

будет, и задохнулся от радости, когда отец вернулся из Уилмкота.

Джон привез к ним домой девочку, сказал, что зовут ее Эльма

Эванс и что она теперь будет жить в их доме на верхнем этаже, от-

веденном для слуг и подмастерьев. Больше отец ничего не сказал

и быстро ушел в мастерскую. Мать повела девочку наверх, и Уилл

проскользнул за ними подслушать, о чем они будут говорить, но

его прогнали от двери.

Мэри обмыла Эльму травяным отваром и переодела ее в город-

ское платье. Она вглядывалась в лицо девочки. Эти глаза – любо-

пытные, как будто смеющиеся, этот нос – как у отъявленного

задиры и непоседы, скругленный и вздернутый на кончике, эти

улыбчивые губы, эти широкие, похожие на крылья, брови она ви-

дела каждый день вот уже пять лет, глядя в лицо своего старшего

сына. В Эльме было много мальчишеского. Даже волосы ее отка-

зывались расти по-девичьи – непослушные, на затылке они закру-

тились крупными темными блестящими кольцами.

Мэри хорошо помнила все свои встречи с ней в редкие приезды

на отцовскую ферму. Девочка всякий раз казалась совсем другой, так сильно она менялась – словно сбрасывала с себя одну обо-

лочку за другой. Возвращаясь домой, Мэри с удивлением обнару-

живала в сыне те же перемены и понимала, что не замечала их

в нем прежде потому, что он был постоянно на глазах. С надеждой

не переставала она молить Пречистую Деву о возвращении ей

дочери. В этом году эпидемия чумы снова угрожала Стратфорду.

132

ЧАСТЬ II. ГЛАВА II

Всего в нескольких милях от города в небольших селениях и на

фермах болезнь косила целые семьи. Из Уилмкона пришла печаль-

ная весть о смерти Адама и Анны Эванс. Дети, оставшиеся

в живых, осиротели. Мэри понимая, что медлить и бояться она

больше не может, на коленях молила Джона не отдавать вновь

Эльму в чужие руки. Теперь ее дочь была дома. И так же, как Уилл, спрашивала Мэри обо всем без остановки.

– А где я буду спать?

– Со всеми – наверху.

Это собаки как у нас? Они тоже коров пасут? – Эльма показывала

на стену с гобеленом, изображающим Даниила в пещере со львами.

– Это не собаки, Эльма, это львы. К ним царь Дарий повелел

бросить пророка Даниила.

– Даниил победил?

– Господь послал ему ангела на помощь, и львы его не тронули.

– А Хью и Кэтрин тоже будут жить теперь здесь?

Эльма говорила о детях Эвансов. После смерти родителей их

взяла семья кузнеца.

– Нет. Они будут по-прежнему жить на ферме. А ты – с нами.

– Почему?

– Потому, что твой дом теперь здесь.

У Эльмы задрожали губы и подбородок.

– Ма-ма! – заплакала она.

Мэри обняла ее.

– Не плачь, детка. Не плачь. Не плачь.

– Я хочу домой, к маме!

Мэри крепче прижала девочку к себе. Не дать бы собственному

сердцу разорваться на глазах у ребенка. Ибо никаким утешением

сердечной тоски не заглушить.

– Мы с тобой теперь одна семья, – медленно проговорила она. —

Мы обязательно поедем в гости к Хью и Кэтрин. Только не сейчас.

Теперь ты будешь жить здесь, с нами. И я буду твоей… второй мамой.

– Так не бывает.

– Бывает. У Кэтрин и Хью теперь тоже есть вторая мама. Ви-

дишь, как хорошо, что на свете для всех есть мамы…

Она замолчала, прижимаясь лицом к детской головке. Стараясь

не смотреть в глаза девочке, Мэри спустилась на кухню, накормила

ее, и та постепенно успокоилась. Не прошло и часа, как на Мэри

133

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

вновь посыпались вопросы. Эльма оказалась говоруньей, а мать, го-

дами тосковавшая по дочери, не могла теперь этому нарадоваться.

Тем более, что к бесконечным разговорам она давно привыкла

и порой шутила, что от них у нее мозоль на языке. В отличие от

только пытающегося говорить младшего брата Гилберта Уильям

расспрашивал окружающих обо всем с утра до ночи. Молчание

в доме воцарялось, только когда он засыпал. А спал он мало. Днем же

ни разу не было случая, чтобы он угомонился хотя бы на час. Он пе-

редвигался только бегом и говорил обо всем и со всеми, кто оказы-

вался рядом. Не найдя подходящего собеседника, он беседовал сам

с собой. Вот и теперь во дворе послышался шум и громкие прере-

кания. Кто-то обнаружил его у дверей мастерской и отогнал прочь.

Мэри покачала головой. Спасу нет! Давно уже для этого разбойника

любая хворостина больше смешна, чем страшна.

– Уилл, иди сюда – позвала Мэри, выглянув из окна.

Он скатился со ступеней мастерской и вбежал в дом. Мэри уса-

дила детей за длинный стол, над которым висели пучки сушеных

трав. Радостней дня давно не было в ее жизни. Оба тут же приня-

лись болтать о чем-то. Это выглядело трогательно и забавно —

удержаться от смеха было невозможно. Особенно смешили Мэри

их носы – будто все любопытство и вся порывистость двух одина-

ковых маленьких лиц сосредоточились именно в них. Со стороны

могло показаться, что они принюхиваются друг к другу. Все в доме

знали, что природа одарила Уилла удивительным обонянием.

Мальчишка обладал чутьем не хуже собаки, угадывая едва улови-

мые запахи. За это его особенно ценили на кухне. Нюх ребенка

служил прекрасным определителем свежести продуктов. Для

Джона, однако, эта способность сына в недалеком будущем стала

камнем преткновения при попытке начать его обучение в коже-

венной мастерской. Отец мечтал о сильном, ловком и умелом

преемнике и, радуясь выносливости сына, думал, что из него по-

лучится превосходный мастер. Не тут-то было. Джон со своими

помощниками занимался выделкой шкур. Их вымачивали, скоб-

лили, размягчали с помощью соли и квасцов, а перед просушкой

выдерживали в чанах с домашними и дворовыми отходами. На

первых порах каждый, кто начинал работать в кожевенных ма-

стерских, с большим трудом привыкал к чудовищным запахам

этого производства. Оказалось, что Уилл, несмотря на выносли-

134

ЧАСТЬ II. ГЛАВА II

вость во всем остальном, от нестерпимой вони заболевал много-

дневной рвотой и на какое-то время полностью терял обоняние

и частично зрение. С этим Джону, не терпевшему возражений, пришлось смириться. Теперь Уилл и Эльма с удовольствием тяну-

лись друг к другу, точно стараясь разглядеть что-то заметное

только им. Уилл был не единственным ребенком в семье. Второй

сын Джона и Мэри Шакспир – так произносили их фамилию

в родном городе – родился через два года после Уилла, и на время

заменил старшему брату того некто, с кем ему всегда хотелось го-

ворить и играть. До рождения брата громоотводом для его энер-

гии служили, начиная с Мэри и кормилицы, все живущие в доме, а за его пределами вся живность на скотном дворе. Уилл все и всех

втягивал в свой круг. Было и еще нечто, о чем знала только Мэри

и о чем она никому не рассказала. Месяца в два он, лежа в пелен-

ках, тихо заговорил с нею на непонятном ей языке. Он не гулил, не лопотал, не плакал, а говорил связно и спокойно, словно не-

пременно должен был ей что-то поведать. Но она не понимала, не

знала этого языка. Это не было ее фантазией. Ребенок начинал го-

ворить, как только она оказывалась рядом. Все так же негромко, подобно рассказчику в кругу внимательно его слушающих. По ин-

тонации она понимала, что младенец говорит о чем-то очень важ-

ном, а может, и главном для него. Это продолжалось месяцев до

четырех и закончилось так же неожиданно, как началось, и больше

никогда не повторилось. Научившись понимать, а потом ходить, он тянулся ко всем и всему, стремился за все схватиться, со всеми

обняться, до всего дотронуться. Вытаскивать его из погасшей

жаровни, снимать с веток кустов и деревьев, вылавливать из луж, оттаскивать от коров, овец и лошадей стало обычным занятием

каждого взрослого, кому он попадался на глаза. Он чувствовал

себя уверенно, спокойно и радостно только когда кто-нибудь на-

ходился поблизости. К счастью, рядом всегда оказывался кто-то, будь то человек, цыпленок или щенок. Когда пришло время начать

говорить, родители еще больше удивились. Их сын заговорил

сразу, не картавя и коверкая слова, как все дети, а правильно, понятно и много.

Джон гордился сыном и часто повторял Мэри, что хорошо, когда рядом такой сообразительный мальчуган – их будущая на-

дежда и опора. Джон немного лукавил. Узнавая себя лишь намеком

135

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

в чертах сына, он видел, как много тот взял от жены. Также говор-

лив, также непоседлив, с манерами и повадками людей образован-

ных и воспитанных. Себя Джон к таким не причислял. Уилл был

сильным, но сила эта скрывалась не в мускулах и широких плечах.

В нем было что-то от уличного акробата – его выносливость кре-

пла в гибких руках и ногах, которые по мере того, как он рос, все

больше напоминали крученые корабельные канаты. И характером

он пошел в Мэри. Им было хорошо вместе. Они даже танцевали

иногда, держась за руки. Джон ревновал. Мэри любила веселье, была подвижной и шумной, ей не хватало с мужем радости, а он

не умел доставить ей этого удовольствия. Уилл стал благодарным

слушателем ее затейливых, как пряники, сказок и партнером

в праздничных розыгрышах и забавах. Но с рождением Гилберта

Мэри уже не могла уделять старшему сыну прежнего внимания

и передала часть забот о нем в руки своих помощниц. Поначалу но-

ворожденный брат очень интересовал Уилла, но вскоре ему стало

невыносимо скучно. Гилберт ел, спал, плакал и снова ел и спал.

Потом долго ползал и ничего не говорил. Как Уилл не бился, как

не старался в свои три года растормошить брата, ничего не полу-

чалось, кроме капризов и слез. К тому же его самого несколько

раз отшлепали за то, что он решил поставить Гилберта на ноги

и научить ходить, а в другой раз уронил, пытаясь перенести его

в сад. Там только что объявилось новое семейство – под старой

ивой кошка принесла котят, не меньше восьми, разноцветных и с раз-

ными характерами. Теперь весь выводок прозрел и играл со скло-

нявшимися до самой земли и развевающимися на ветру ветвями.

Пропустить такое зрелище было верхом безрассудства. Но Гил-

берту было все равно. Не до ивы и не до кошки с котятами. Есть

и спать – вот единственное, что ему было нужно. И уж, конечно, никаких говорящих гусей и осликов. Завести таких дивных живот-

ных Уилл мечтал давно и так страстно, что, бывало, воображал, будто чудо уже произошло – его желание исполнилось, и вот-вот, как только он шагнет за порог спальни, гусь и ослик окажутся

в комнате. Или дверь сама откроется и животные появятся на по-

роге. Этого так хотелось, что голова раскалывалась от усилий.

Ему казалось, что чем больше он станет об этом думать, тем бы-

стрее чудо произойдет. Но ничего не происходило. До нынешнего

дня. Теперь у него, у Уилла, появилось его чудесное живое суще-