Текст книги "Серебряный меридиан"

Автор книги: Флора Олломоуц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Тот же лик в двойном обличье,

Не один, а все ж не два!

Ум с ума сходил на том,

Что «не то» на деле – «то же»,

Сходно все и все несхоже,

Сложность явлена в простом.

Стало ясно: если два

В единицу превратилось,

Если разность совместилась,

Ум неправ, любовь права.

Славь же, смертный, и зови

Две звезды с небес любви,

Скорбно плача у гробницы

Феникса и голубицы.

Плач

Юность, верность, красота,

Прелесть сердца, чистота

Здесь лежат, сомкнув уста.

Феникс умер, и она

Отошла, ему верна,

В царство вечности и сна.

Не бесплоден был, о нет,

Брак, бездетный столько лет, —

То невинности обет.

Если верность иль – увы! —

Красоту найдете вы —

То обман, они мертвы.

336

ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII

Ты, кто верен и любим,

Помолись на благо им

Перед камнем гробовым*.

Под поэмой и плачем стоит подпись «Уильям Шейк-спир».

Авторы всех стихов, включенных в сборник, скорбят по поводу

кончины Голубя и Феникс. Эта пара не оставила наследника.

Марстон пишет: «Это изумительное творение метафорично, ибо

оно не Божество, не мужчина, не женщина, но эликсир всех этих

начал!» Феникс и Голубя называют «царственными», «сиятель-

ными», «благороднейшими», «совершенными», «божественными».

Жизнь этой пары, их поэтические занятия окутаны тайной, до-

ступной лишь посвященным. Бен Джонсон пишет в стихотворе-

нии «Феникс постигнутый»:

Теперь пусть никто

Не посчитает выдумкой,

Если такая приветливая,

достойная божественной любви птица

Превратится в женщину…

В «Оде восторженной», завершающей сборник, Джонсон говорит

о Феникс как о реальной женщине: «О, великолепие! О, блеск, ко-

торый никто не может затмить! Ее мысль быстра и оживленна, как

огонь... Ее природный ум углублен ученостью, ясен, как у весталки, замкнут в орбите кристальной чистоты. Ее голос прекрасней тех, которыми славятся места, ее породившие, и при этом он смешан со

звуком, превосходящим возможности самой природы».

Я отступаю и говорю: ее достоинства

Глубже и значительней, чем это видно глазу, Но она не гордится ими

И не хочет выставлять их напоказ.

2 февраля 1602 года на Сретение «Слуги лорда-камергера» сыг-

рали перед зрителями Миддл-Темпл-Холла новую пьесу – «Двена-

* Перевод В. Левика.

337

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

дцатая ночь» – гимн любви, после которой их постоянный драма-

тург, коллега и друг больше не написал ни одной комедии.

Джон Маннингам, представитель юридической гильдии Миддл-

Темпла, записал в своем дневнике: «На нашем празднике играли

пьесу под названием «Двенадцатая ночь, или Что угодно», сильно

напоминавшую «Комедию ошибок» или «Менехмы» Плавта, но

более всего она похожа на итальянскую пьесу «Плутовство».

Название пьеса получила в честь Богоявления, произошедшего

на двенадцатый день после Рождества. Празднование же самого

этого дня восходит к временам короля Альфреда, когда царило по-

верье, что желания, загаданные на двенадцатую ночь, непременно

сбудутся. Второе название пьесы – «Что угодно», автор подарил

всем с надеждой, что их добрые пожелания обязательно испол-

нятся. Это история о сэре Тоби Белче и сэре Эндрю Эгьючике, о Мальволио и шуте Фесте, который пел о дожде, об отважной

Виоле, которая переоделась юношей и, найдя в «честном» капи-

тане друга, искала на берегах Илирии свою любовь, уповая на

встречу со своим братом Себастианом, с которым родилась в один

день и час и с которым они были неразличимы, «как в волшебных

зеркалах».

В том же году Уильям уехал из Саутуарка. Дом на двоих был ему

не нужен. Он нашел дом на Серебряной улице неподалеку от Вуд-

стрит, где жили Филды, и делил плату с соседями – семьей Маунтд-

жой, друзьями Филдов, членами общины гугенотов.

Через год скончалась королева Елизавета. 19 мая 1603 года

новый король Яков выдал патентную грамоту «в пользу Лоуренса

Флетчера и Уильяма Шекспира», разрешавшую им давать спек-

такли «для развлечения наших дорогих подданных и для нашего

утешения и удовольствия, когда нам будет угодно их призвать», в их театре «Глобус», а также во всех других городах и поселе-

ниях королевства. Труппу больше не называли «Слугами лорда-

камергера». Они стали «Слугами короля». Через несколько

месяцев их произвели в королевские камердинеры, вменив каж-

дому в обязанность носить ливрею из пурпурного бархата, эле-

гантные аппа-стокс и плащ. Главный хранитель королевского

гардероба составил список на получение четырех с половиной

ярдов ткани. Первым в списке новых камердинеров был Уильям.

За месяц до этого ему исполнилось 39 лет. Его племянникам, 338

ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII

близнецам Бенедикту и Беатриче, родившимся неподалеку от

Илирии, шел тогда третий год.

Уильям все чаще думал о Стратфорде. Двумя годами раньше не

стало Джона Шакспира. Пока Виола была рядом, друзья шутили, что их драматург управляет семьей силой мысли на расстоянии.

Теперь он подолгу оставался в родном городе еще и потому, что

утешение, словно в награду, ожидало его именно там.

Сюзанна, которой исполнилось двадцать, стала еще больше по-

хожа на него. Из непоседливого и смышленого ребенка она пре-

вратилась в сильную, сообразительную, ловкую девушку – близкое

и столь важное для него напоминание Виолы и продолжение его

энергичной молодости. За долгими разговорами, делами их

новых владений, которые приобрел Уилл, он замечал в дочери те

проявления характера, которые ценил больше всего – быстроту

ума и смелость. Сью суждено было прожить наполненную собы-

тиями жизнь. Не столь исключительную, как ее отец, но позво-

лившую ей проявить в общении с людьми и поступках свою

одаренность настолько, что в память о ней на ее могильном камне

осталась надпись, которая начинается словами:

Witty above her sex, but that’s not all,

Wise to Salvation was good Mistress Hall,

Something of Shakespeare was in that, but this Wholly of him with whom she’s now in blisse*.

Общаясь со старшей дочкой, он испытывал сложную гамму

чувств. Это можно было сравнить с отпущением вины, с утоле-

нием жажды в засушливый год, с нечаянной радостью человека, не верящего в то, что заслуживает этого. Она всегда хотела быть

рядом с отцом, особенно после исчезновения Виолы, когда не

стало заботы и присмотра, совершенно необходимых при его не-

умении щадить себя. Когда боль в груди скрутила его в очередной

* Превосходя в остроумьи свой слабый пол,

Мудростью славилась мистрис Холл,

Подлинно, дар Шекспира – сей дар благой,

Воли Того, Кто послал ей теперь покой.

(пер. автора).

339

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

раз, Сью привела в дом молодого доктора, Джона Холла, только

что вернувшегося из путешествия, во время которого он совер-

шенствовался в своем ремесле.

– Давайте, мистер Шакспир, посмотрим, что с вами стряслось, —

сказал Холл.

– Стряслось, разумеется, – Уилл морщился, натягивая на лицо

улыбку. – Видимо, это все копье.

– Перестаньте, отец! – покачала головой Сью. – Вот неуго-

монный!

– Кажется, это верный диагноз, – сказал Джон, осматривая

и прослушивая Уильяма. – Неугомонность. Вот с чем, сэр, связаны

ваши неприятности.

– Молодой человек, сколько вам лет?

– Тридцать.

– А мне сорок один. Скажите, а вы через одиннадцать лет захо-

тите угомониться?

– Не исключаю.

– Вот я и посмотрю на вас тогда.

– Прекрасно. Значит через одиннадцать лет мы с вами узнаем

результат нашего пари. А пока простите, сэр, я вынужден просить

вас не говорить и дать мне возможность вам помочь.

Джон растирал спину Уилла мазью и диктовал Сью состав трав, отвар из которых ей следовало приготовить. Боль отпускала, и Уилл с лукавой улыбкой наблюдал за лекарем и дочерью.

–Так что же? – спросил он Холла, когда тот собрался уходить. —

Каков ваш вердикт? Представляю я для вас интерес?

– Определенно, сэр.

– Значит, во мне осталось еще что-то неразгаданное?

– Да, мистер Шакспир.

– Превосходно, а то я уж было обеспокоился.

– Мне нравится ваш настрой, сэр.

– И мне ваш нрав тоже по вкусу. Приходите, мистер Холл, к нам

в гости. Уверен, что мы найдем, о чем поговорить, кроме медицины.

– Спасибо за приглашение. А сейчас вам надо отдохнуть. Всего

доброго, сэр.

– Отдохнуть? Дудки! – подмигнул ему Уилл.

– Ты бы присмотрелась к нему, – сказал он Сью, когда Холл

ушел.– Мне он понравился.

340

ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII

– Мистер Холл прав, ты неисправим.

– А я тебе говорю, он – нашей породы. Присмотрись и выходи-

ка за него замуж.

– Отец!

Пятого июня 1607 года Сюзанна Шакспир вышла замуж за

Джона Холла, искусного талантливого врача, ставшего другом

семьи.

Прошло еще пять лет, и 29 июня 1613 года, во вторник, во вто-

рой половине дня произошло событие, навсегда возвратившее

Уильяма Шакспира в Стратфорд-на-Эйвоне.

В «Глобусе» в тот вечер «Слуги короля» давали «Генриха VIII».

Сэр Генри Воттон, придворный, подробно описал, что про-

изошло во время спектакля: «Король Генрих устраивает маскарад

в доме кардинала Вулси, его выход сопровождается пушечной

стрельбой; попавшая на крышу бумага или еще какой-то материал

подожгли солому; сначала показался просто дымок, на него зри-

тели не обратили внимания, увлеченные пьесой; все вспыхнуло, и огонь побежал по стенам, будто цепь, и в течение часа уничто-

жил весь дом до основания».

Никто из зрителей не получил телесных повреждений, кроме

ожогов у одного человека, который отважился войти внутрь, чтобы спасти ребенка.

Закопченные, взмокшие актеры смотрели на угли, пепел и об-

ломки, дотлевающие там, где пятнадцать лет они жили, предава-

ясь любимому делу, – в доме, отвоеванном и отстроенном ими

с такой страстью и надеждой, с такой любовью.

– У тебя дома что-то осталось? – спросил Бербедж. Он говорил

о пьесах.

Уилл покачал головой.

– Вообще ничего? – переспросил Ричард.

– Все было здесь. После ее… – он осекся, – сонеты и те куда-то

пропали. Поэтому я все принес сюда. Все. Какой я болван! Олух!

Все тексты пьес, копии и списки ролей – самое ценное и доро-

гое, что давало театру жизнь, исчезло навсегда.

– Все придется восстанавливать по памяти. Боже! Это невоз-

можно! – простонал он.

До того, как пьесы стали издавать для продажи, хранить или

держать рукописи вне театра было не принято. Уилл и Виола вы-

341

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

писывали каждую роль на свитки – длинные бумажные полосы.

Актеры носили их при себе, заучивая текст. Авторская рукопись

становилась «Сценической книгой», в которую вносили по-

правки, адаптируя текст для сцены. Все пьесы принадлежали те-

атру, становясь его собственностью. После отъезда Виолы

Уильям все, что оставалось, отнес в театр еще и потому, что

в 1609 году обнаружил пропажу папки с «Усилиями любви», оставленной ему сестрой. В том же году он увидел сонеты, издан-

ные пиратским способом – «Шейк-спиры. Сонеты»* было на ти-

тульном листе. Он винил себя за то, что не уберег, что позволил

ворам открыть всему свету сокровенные истории и песни их

любви. Как вымолить прощение? Когда сгорел «Глобус», Уильям

даже подумал, что это возмездие.

– Театр можно восстановить, – утешал его Джек Эджерли.

– Пустое. Пора ставить точку, Джек. Все пропало. Человеческая

память недолговечна. Феникс улетел. Так, видно, должно быть.

– Не падай духом, Уилл. Напиши ей о случившемся. Она никогда

не бросала тебя в беде.

Он оторвал ладони от лица.

– Нет! Нет! Ни за что!.. Ты говорил, что виделся с Томом.

– Он приезжал в апреле и жил здесь два месяца. А ты в это время

был в Стратфорде и запретил писать тебе.

– Да, – сказал Уилл. – Судьба.

В конце лета и всю осень 1613 года «Слуги короля» гастролиро-

вали в Фолкстоне, Оксфорде, Шрусбери и Стратфорде. Уилл ока-

зался в родном городе, можно сказать, вовремя. Его дочь, Сюзанна, подала в суд на соседа, Джона Лейна, за клевету. Он рас-

пространял слухи, что она «вела себя дурно с Рейфом Смитом», иными словами, спала с Рейфом Смитом. Уильям успел на слуша-

ние. Подумать только – история повторяется! Ужели и впрямь мо-

лодым сильным умным веселым женщинам с его внешностью, одной с ним крови, носящим его фамилию, на роду написано от-

стаивать свою честь от мерзких обвинений. Он вспомнил о том, что произошло в 1582 году с Виолой, незадолго до появления Сью

на свет. Ей-богу, мир не меняется и люди вместе с ним! Дело при-

* Shake-speares Sonnets – можно перевести как «Сонеты Шекспира» и «Сонеты

Шекспиров» (прим. автора).

342

ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII

обрело такое звучание, что слушалось в Вустерском епархиальном

соборе. Джон Лейн в суде не появился и не был допрошен. Сю-

занна Холл выиграла процесс, а Джона Лейна отлучили от церкви.

Или все-таки он меняется – этот мир?

Весь следующий, 1614 год, Уильям провел в Стратфорде. Ему ис-

полнилось 50. Еще через год, он, назначив Джона Холла, своего

зятя и друга, доверенным лицом, несколько раз ездил в Лондон

оформить бумаги и навестить старых друзей. От Джека он узнал, что корабли капитана Хартли вновь приходили в столицу.

– Они оба здоровы, – сказал Джек.

Уилл улыбнулся и кивнул. Он знал это. Ни расстояние, ни годы

не отняли у него способность чувствовать ее и что с ней, где бы

она не была.

23 апреля 1616 года, когда им с Виолой исполнилось пятьдесят

два, он пожелал ей прожить еще ровно столько счастливых лет, сколько она провела в трудном и долгом пути к нынешней своей

жизни. Прикинув, он улыбнулся – ровно тридцать пять.

Он пошатнулся и опустился в кресло. Тишина и свобода разли-

вались в сердце, вдруг забившемся сильно, как в молодости, и тут

же переставшем биться. В этот день он родился. В этот день он

ушел – дальше.

Над холмами, над долами,

Сквозь терновник, по кустам,

Над водами, через пламя

Я блуждаю тут и там!..*.

Та, кто дважды играла царицу фей в паре с ним в роли Оберона, нарушая традиции и установления театра, принадлежащего

только актерам-мужчинам, писала ему письма, стойко и терпеливо

переживая разлуку, и просила, сохраняя их в сердце, сжигать.

Первую итальянскую весну она провела в блаженном ничегоне-

делании. Вернее, все время было заполнено непривычными для

нее делами. На нее теплой мягкой лавиною лился солнечный свет, ароматы незнакомых цветущих растений и незнакомые звуки.

Приходилось привыкать к местной моде, манерам, вкусам и нра-

* Шекспир У. Сон в летнюю ночь (пер. Т. Щепкиной-Куперник).

343

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

вам, прислушиваясь к языку, доныне знакомому ей только по кни-

гам и по говору итальянцев, появлявшихся на улицах Лондона.

Чета Артелли, как называли их, переиначив имя по-итальянски, была принята в обществе, тем более что Тома знали давно, а его

красивая, остроумная и ни на кого не похожая жена всем при-

шлась по душе своим добрым и открытым нравом. Временами Том

уезжал по делам во Флоренцию и Верону и брал жену с собой. Ве-

рона восхитила ее, Флоренция ошеломила. Но сердце свое она от-

дала Венеции с ее лучезарными водами. Венеция представлялась

ей раковиной, наполненной жизнью, переливающейся всеми от-

тенками своего перламутра. Прожив в холодной северной стране, Виола, имея возможность сравнивать, изумлялась щедрым дарам, полученным от Создателя жителями этого благодатного края, и тому, что сами они об этом не догадывались.

Солнце всходило здесь иначе, заливая город и лагуну жемчужным, переливчатым светом. Ясные рассветы, теплые ночи с открытыми

окнами, когда ласковый воздух подобен легкому шелку даже ранней

весной и поздней осенью, и жара летом были обычным явлением.

Жена капитана Хартли привыкала жить в тепле. Она не заметила, как изменилась ее осанка. Теперь не приходилось сжиматься, пряча

лицо от ветра и напрягая мышцы от холода. Ее плечи и спина рас-

прямились, волосы приобрели густой оттенок цвета дубовой коры, кожа постепенно напитывалась полюбившимся ей оливковым мас-

лом. В ее жизнь вошли красивые ткани и украшения. Она с наслаж-

дением охотилась за всякого рода женскими трофеями. Том, любуясь, наблюдал за происходящим, погружаясь в ее с каждой

неделей расцветающую красоту. Жена отважного морехода, просве-

тителя и филантропа писала о нем брату: «Я знаю, порой за благо-

родным обликом и статью скрывается низкое сердце. Но, мне

сдается, что Бог на то подарил ему такие черты – крупные и замет-

ные, легко и быстро передающие его чувства, чтобы и тот, кто на-

делен скудным зрением, смог угадать в его лице его душу. Его лицо —

зеркало его помыслов – с открытым, прямым и смелым взглядом, с улыбкой не только милых губ, но и прекрасных глаз».

«Она полюбила его», – читая письмо, думал Уилл.

Но Том понимал, что это не так.

– Она все время будто говорит с кем-то про себя. То ли с братом, то ли еще с кем-то, с кем рассталась. Я хочу, чтобы она увидела меня.

344

ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII

Заметила меня. Говорила со мной. Не знаю, как это объяснить, но

со мной ее нет, – признался он однажды своему лекарю, персид-

скому врачу, которому иногда поверял сокровенные мысли.

Этот врач, приглашенный однажды к Виоле Артелли, глядя на

нее огромными глазами, похожими на темные топазы, успокоил

ее всего тремя словами и плавным жестом. Горячая мягкая рука

с длинными тонкими пальцами легла на ее живот.

– Бояться не надо, – успокоил он.

Секунда, две, три. Тук-тук. Тук-тук. Из-под кожи в ладонь ударил

пульс. Виола вздрогнула.

– Сердце. И еще одно. Всего два.

Как две капли воды похожие друг на друга и на своего отца – яс-

ноглазые, с каштановыми кудрями, громкие и большие – дети

Тома и Виолы появились на свет 19 июля 1600 года. Мальчик и де-

вочка. Бенедикт и Беатриче. Словно вновь принялась за дело та

звезда, что улыбалась и отплясывала в небе, когда рождались

Виола и Уилл, Гэмнет и Джудит.

В 1603 году Виола решила обсудить с Томом возможность строи-

тельства или приобретения виллы на побережье. В первые годы

их жизни в Венеции они снимали этаж в паллацо семьи Кавалли.

Этот дом, как корабль, стоял среди волн, смотрел в лазоревый

простор, обдуваемый теплыми ветрами моря. Строительство их

собственного дома на одном из соседних каналов уже велось. Но

Виоле с ее любовью к просторам, полям и лесам не хватало земли.

– Том.

– М-м…

– Боюсь, им уже не хватает места.

Полусонный Том ответил, не поднимая головы с ее плеча.

– Кому и где?

– Бену и Бэтти. Им пора учиться ездить верхом, фехтовать да

и просто бегать и плавать. Я сама смогу научить их кое-чему.

– Хм… Сама?

– Ну, если бы кое-кто не пропадал по полгода на другом краю

света, можно было бы перепоручить это кое-кому. Но кое-кто по-

является в доме, когда дети успевают подрасти еще на четыре

дюйма.

– Что ж, стало быть, мне остается только принимать экза-

мены, – вздохнул Том, не меняя позы и не открывая глаз. А может

345

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

мне кого-нибудь из них в юнги забрать? Глядишь, и тебе забот

вдвое меньше.

– Кого-нибудь? И кого же?

Том ухмыльнулся и поежился, прижимая ее крепче.

– Да какая разница, они ж одинаковые.

Палладианская вилла в Местре встретила их год спустя после

терпеливых поисков.

Заказывая новый декор этого дома в Местре, Том помнил

о своих любимых античных образах – Посейдоне и Амфитрите.

Эта пара, облеченная властью над водой и окруженная ею, была

для него не только метафорой. Они как будто стали для него явью —

символом и значением его собственной судьбы. Виола со своей

страстью к загадкам нашла идею росписи плафона в их спальне за-

бавной. Художник создал фреску, мастерски выдержав сюжет, уга-

дав в заказчиках присущую им меру смелости и деликатности, чувственной открытости и взаимной сокровенности. «Тритон

и Нереида» назвал он ее, зашифровав в изображении символы

власти и имена водных богов, равно как и облик хозяев дома. Поэ-

тика телесного воплощения застигла Виолу однажды почти врас-

плох. Это было во Флоренции.

В первый раз это произошло у восточных ворот Баптистерия.

На панели, повествующей о жизни Ноя, спиной ко всем у огня

стояла женщина, слегка откинувшаяся назад, чуть отставив высво-

бодившуюся до колена из-под длинных одежд правую ногу, едва

повернувшая влево голову с убранными на затылок волосами.

– Видишь. Это ты, – сказал Том.

Такое же удивление ожидало Виолу недалеко от Баптистерия.

Они направлялись от Санта-Мария-дель-Фьоре к Пьяцца Синь-

ории по Виа-деи-Кальцайоли. Здесь, в самом сердце города, стоит

Орсанмикеле – церковь, построенная могучей гильдией флорен-

тийских ремесленников. В начале XV века для ее украшения

скульпторы Донателло, Нанни ди Банко и Лоренцо Гиберти создали

группу героев, бессменную стражу святых и мучеников, охраняю-

щих город, его интеллектуальное и материальное благосостояние.

Они стоят в угловых нишах. Никогда прежде скульптуры на зда-

ниях не размещались так близко к людям. Среди них Виола увидела

Святого Георгия работы Донателло. Это его она молила о спасении

Уильяма, и вот он стоял перед ней таким, как она представляла.

346

ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII

Очень молодой, красивый, думающий о чем-то, немного надмен-

ный и одновременно очень уязвимый. Живой человек, не знаю-

щий, что судьба обрушит на его голову. Виола уже видела другие

работы мастера – Благовещение и Марию Магдалину, Давида

и другие скульптуры. Донателло, бесконечно разнообразный, взволновал Виолу еще и потому, что она долгие годы была живым

свидетелем блистательного воплощения гениальности подобного

рода, способной без малейших усилий переходить от высокого

к жалкому, от смешного к трагическому – поэтического дара своего

брата. На площади Синьории они остановились перед статуей Да-

вида. Виола потеряла дар речи. Перед ней стоял Том. Гигант, соз-

данный великим мастером. Лицо было другим, но тело… Она

смотрела то на Тома, то на скульптуру. Том не заметил ее состоя-

ния, отвлекшись на стоящую близко статую Посейдона. Непости-

жимо – все, что ей казалось в Томе нарушающим гармонию, возвышалось перед ней как бесспорное воплощение этой гармо-

нии. Гений Микеланджело, изваявшего ветхозаветного героя

таким, словно приказывал ей увидеть очевидное.

Жизнь их семьи была наполнена не только повседневными забо-

тами, масштабными делами Тома и новыми знакомствами. Они, продолжая оставаться интересными друг для друга, любили путеше-

ствовать и, жадные до впечатлений, получали удовольствие от всего

нового, что им встречалось. Виола не захотела быть исключительно

светской дамой, однообразно и скучно проводить время. Деятель-

ная от природы, она с интересом погрузилась в дела мужа, как

оказалось, и хорошего учителя. Скоро она начала заниматься вопро-

сами его компании, решать которые следовало регулярно, что в его

отсутствие было особенно важно, а свой глаз всегда надежнее, чем

верный, но наемный. Появление в семье детей не помешало ей про-

должать свою работу. Она просто на время сократила свое присут-

ствие там и обзавелась штатом необходимых помощников в доме.

Но жизнь в Венеции, даже притом, что их семью принимали и ува-

жали, без официального статуса венецианцев была не столь основа-

тельна и надежна. Этот город, наводненный выходцами из разных

стран, получал от их пребывания большие доходы и предоставлял

им льготы и статус граждан города в случае, если они на собствен-

ные средства открывали заведения, приносившие горожанам

ощутимую пользу. Это могли быть больницы, приюты, школы и ма-

347

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

стерские. Том и Виола, озабоченные будущим семьи, искали возмож-

ность найти дело, которое бы решило проблему их спокойного

существования и в то же время позволило направить большие сред-

ства, предназначенные на благотворительность, в полезное и пер-

спективное дело. Они обсудили разные варианты и остановились

на школе – Scuola.

Скуола печатников, основанная четой Артелли, получила имя

Св. Гульельмо. Венеция в это время была столицей печатного дела

и книгоиздательства. Скуола Артелли помимо сугубо профессиональ-

ных знаний в программу обучения включала изучение иностран-

ных языков, подготовку художников и граверов, а также торговых

посредников и распространителей печатного оборудования и книг.

Управляла школой супруга патрона – синьора Виола Артелли.

Жизнь на родине не позволяла Виоле расслабляться, поэтому

и здесь она умела располагать своим временем так, чтобы его хва-

тало на все. Няни и наставники лишь помогали ей воспитывать

детей.

– Спасибо, Франческа.

Виола вошла в зал, где наставница-итальянка обучала Бенедикта

и Беатриче игре на цитре.

Бен обессиленно вздохнул.

– Я устал.

– Он притворяется! – воскликнула Бетти.

– Я знаю.

– Мамочка, давай поразговариваем, – подбежала к ней дочка.

Малыши любили слушать, когда Виола рассказывала им сказки

и истории с продолжением. «Поразговариваем» – так однажды

назвала эти истории Бетти. Всем полюбилось это словечко. Оно

стало семейным.

Виола повела плечами.

– Ты что-то сказала? – засмеялся Бен.

– Да, – ответила она. – Мы ведь сами состоим из слов.

– Мы состоим?

– Помните, что сказано: «В начале было Слово, и Слово было

у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него

начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть»*.

* Евангелие от Иоанна (1:1—3).

348

ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII

– Только выразить то, что мы хотим, можно и без слов. Можно

даже не видеть лицо человека или видеть только его глаза, но по-

нять, что он хочет сказать.

– Как это?

– Ну вот, смотрите. Можно рассказать о том, как утро меняется

днем, а день сменяет вечер без слов – одним лишь выражением.

Она замолчала, на секунду прикрыв глаза. Потом открыла их без

улыбки – с выражением холодным, почти мрачным, слегка уста-

лым, но скорее равнодушным и отстраненным, чем хмурым.

– Ночь, – сказал Бен.

Ее взгляд едва коснулся его и стал меняться – она словно просы-

палась, с каждой секундой в ней прибавлялась жизнь. Улыбка по-

дернула губы, веки приоткрылись шире.

– Рассвет, – произнесла Бетти.

Лицо улыбнулось, глаза смотрели спокойно и мягко. Потом

вдруг она увидела что-то, и в ее взгляде появилась деловитая со-

средоточенная серьезность.

– Полдень, – отозвался Бен.

Взгляд стал цепким, внимательным, острым, а лицо выразило дея-

тельный интерес. Потом вновь появилась улыбка – теперь она была

легкой и умиротворенной. Глаза подернулись дымкой усталости.

– Вечер, – сказала Бетти.

Взгляд замер, остановился – острый и ясный. Выражение лица

стало строгим и гордым, точно скрывающим тайну.

– Полночь! – прошептал Бен.

Виола опустила плечи и улыбнулась.

– Браво! – зааплодировали дети.

Она поклонилась. Затем взяла шелковый платок, сложила его

вдвое и поднесла было к лицу.

– Или вот что.

Дети с любопытством следили за ней.

– Теперь отгадайте, что я буду говорить без слов, но уже по-другому.

– А как ты это будешь делать?

– Спиной.

Она подмигнула им, отвернулась, расправила и расслабила

плечи.

– Ты готова, – перевел Бенедикт.

– Хорошо, – отозвалась она.

349

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Плечи приподнялись и выдвинулись вперед, она наклонила голову.

– Ты боишься, – сказала Беатриче.

– Правильно.

Правое плечо отклонилось вниз, левое приподнялось, руки

легли на талию, голова повернулась влево.

– Ты лучше всех.

– Ты хвастаешься.

– Ecco!*

Дети снова захлопали в ладоши.

– И еще можно многое сказать танцем, – она приняла исходную позу

вольты, – но и это не все. А вот теперь... – Виола снова взяла платок

и повязала его на лицо, точно маску, оставив только глаза, – улыбаться, спрашивать, сердиться, сомневаться, соглашаться, признаваться

в любви можно и без слов, и без движений, – только глазами.

И тут выражение ее глаз стало меняться, передавая им чувства

и действия, только что названные.

– У кого ты так научилась? – спросил Бен.

– У одного актера. Он часто делал это, глядя на свое отражение.

А потом то же самое повторял на сцене. И в жизни тоже.

Она помнила, как часто Уильям проделывал это, иногда сидя

перед ее маленьким зеркалом, а порой они тренировались вместе, глядя при этом друг на друга. Где он сейчас? Быть может, в эту

самую минуту он повторяет свои приемы и вспоминает о своем от-

ражении. О ней.

– Вот бы так суметь. Но ведь это трудно, – Бен перевел глаза слева

направо, придерживая у лица платок, который сняла с себя Виола.

– Игра – это огромный труд. Как всякий честный труд: Этот вот актер

В воображенье, в вымышленной страсти

Так поднял дух свой до своей мечты,

Что от его работы стал весь бледен;

Увлажен взор, отчаянье в лице,

Надломлен голос, и весь облик вторит

Его мечте**.

* Вот видите! (ит.).

** Шекспир У. Гамлет, принц датский (пер. М. Лозинского).

350

ЧАСТЬ II. ГЛАВА XII

Дети притихли, прислушиваясь к тишине, в которой, казалось, воздух, как волны, еще расходился в ритме произнесенных строк.

Спустя восемь лет Виолу трудно было узнать. Порой она

встречала в городе знакомые лица из мест, где играли «Слуги

лорда-камергера». Однажды она услышала, как двое, неторопливо

шедших позади нее по узкой улочке англичан, говорили о спек-

такле, который месяц назад один из них видел в Лондоне. Она за-

медлила шаг, чтобы не упустить ни слова. Они говорили о «Троиле

и Крессиде», новой, только что написанной и поставленной

в «Глобусе» пьесе – ироничной, сатиричной, даже злой, высмеи-

вающей самоуверенность и ханжество придворных, мерзость при-

творной любви и гадость предательства.

– Говорят, – рассказывал недавний зритель своему собеседнику, —

что автор так напрягался, когда писал ее, что получил нервное

расстройство. Или когда играл в ней, получил его. Словом, пере-

старался, бедняга. Но там и впрямь есть от чего.

Она готова была растаять в воздухе, чтобы оказаться рядом

с братом, и решила, не откладывая, плыть в Лондон. Утешить

и успокоить ее Тому не удалось. Это сделал сам Уильям. Он при-

снился ей. Он смотрел на нее ясными молодыми глазами. Про-

снувшись, она поняла, что он успокоил ее. С ним все в порядке.

Ее жизнь замерла в оцепенении в мае 1616 года. Джек Эджерли

передал с одним из знакомых, приехавших в Венецию, страшную

весть. Больше полугода Виола не произнесла ни слова. Только

в декабре речь вернулась к ней. Бывают близнецы, чьи последние

земные дни столь же близки во времени, как все события их

жизни. Другие уходят в разное время. Один, покидая мир, будто

отдает свои жизненные силы тому, кто остается. Уильям подарил

Виоле силы на долгую жизнь. Своих правнуков она дождалась, прожив до девяносто шести лет в семье своей дочери.

В 1615 году Себастиан Виллан из семьи франкфуртских кожевен-

ников пустился в многолетнее странствие по городам Италии.

В 1619 году он добрался до Венеции – тогдашней столицы издатель-

ского мира, где поступил учиться в Скуола Сан-Гульельмо – школу

печатников, основанную английской четой. В 1621 году Себастиан

женился на Беатриче Артелли – дочери покровителя школы и увез

ее в родной Франкфурт. Перед свадьбой Себастиан сделал в подарок

351

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

родителям невесты гравюру с изображением Венеции – ведуту – вид

города с высоты птичьего полета. Через два года копию его работы

миссис Хартли – синьора Артелли привезла в Лондон.