Текст книги "Тайная жизнь непутевой мамочки"

Автор книги: Фиона Нилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

На глаза мне попадается Буквоедка. В тяжелых туристических ботинках и с рюкзаком за плечами, она широким шагом идет по дороге. Их дом в нескольких милях отсюда. Вряд ли она пришла сюда пешком, но, судя по ее целеустремленному виду, это именно так. Как раз в тот момент, когда она поравнялась с нашей машиной, Фред встает и начинает стучать в стекло. «Помогите, помогите!» – кричит он.

Я пытаюсь оторвать его от окна, но он протестующе царапает стекло своей маленькой ручкой. К стеклу прижимается нос, один из тех вздернутых, немного высокомерных носов, на котором никогда не бывает веснушек, поскольку он всегда защищен от солнца широкополой шляпой и защитным кремом «Фактор 40». Затем пара широко распахнутых немигающих глаз пытается сфокусироваться на маленьком личике внутри салона. В целом выражение лица «за бортом» омерзительное, и Фред начинает орать еще громче.

– Кто-то запер ребенка одного в автомобиле! – кричит на всю улицу Буквоедка. Несомненно, она из тех, кто в экстренных случаях добровольно берет на себя бремя ответственности. – Нужно сообщить в школу! Вы тут не подежурите? – обращается она к кому-то.

Я слышу, как затихает буханье ее ботинок, и закрываю глаза, упражняясь в технике глубокого дыхания. Надеюсь, стекла в автомобиле достаточно запотевшие. Через некоторое время я слышу еще один голос со стороны проезжей части:

– Вы посмотрите, сколько мусора на переднем сиденье! Яблочные огрызки, шоколад, пластиковые тарелки – невероятно! А что это за жуткие рисунки? – О, Само Совершенство…

—А это не автомобиль Люси? – слышу я голос Прирученного Неотразимца – при иных обстоятельствах он был бы таким желанным! Но не сейчас.

С группой поддержки во главе с директрисой возвращается Буквоедка.

– Миссис Суини, вы там?

С торжественным видом я покидаю авто.

– Мы воссоздавали инсталляцию в духе Трейси Эмин для проекта «Художники мира». Ее название – «Неприбранный автомобиль». – Я говорю взволнованно.

Директриса радостно всплескивает руками:

– Как изобретательно! Мы должны сделать несколько фотографий. Хорошо придумано, миссис Суини. Очень образно! Очень умно!

Она берет за руки двоих старших и ведет их к школе. Сэм бегом возвращается.

– Мама, напомни, пожалуйста, чего я не должен говорить, – шепчет он.

– Не говори, что три из шести рисунков сделала я. И что наша машина всегда так выглядит. Я не прошу тебя лгать, а только экономно обходиться с правдой.

– Это и есть серая ситуация?

– Да.

Стоя на тротуаре и вцепившись Фреду в капюшон куртки, я на краткий миг закрываю глаза. Маленькая передышка. Еще нет и девяти. Когда через мгновение я открываю глаза, Фред со спущенными до щиколотки штанами писает на колесо.

– Мое колесо! – гордо говорит он, но я хватаю его в охапку и затаскиваю назад, в «пежо».

Повернув голову, я вижу, что позади нашего автомобиля на своем велосипеде пристроился Прирученный Неотразимец. Его ноги вывернуты в коленях, на сломанной руке висит шлем. На нем джинсы, он в меру взъерошен и растрепан, его белая футболка вылезает из-под несколько тесноватого ему зеленого пиджака прямого покроя. Вряд ли ему есть дело до производимого впечатления, однако я думаю, что ему все же не безразлично, как он выглядит: обычно, сняв шлем, он тщательно приглаживает волосы, прежде чем предстать перед родительницами.

Там, где разошлись полы пиджака, я вижу наметившееся брюшко, футболка над животом слегка морщинится.

– Это из гардероба моей жены, – сообщает он, оправдываясь, когда ему становится ясно, что я его изучаю, и проводит рукой по пиджаку, как будто приглаживая его по фигуре. Несмотря на это и, несмотря на его северо-лондонскую одержимость красно-белой фасолью борлотти и ездой на велосипеде с фанатизмом, граничащим с религиозным, есть в нем что-то безнадежно непрезентабельное и прямо-таки неприличное. – Хорошо вам думать на своих-то двоих, – произносит он, перекидывая правую ногу через раму и слезая с велосипеда.

Я не могу определить, комплимент это или вызов, но уверена, мне надо немедленно возвращаться домой, ибо это мелкое замечание будет резонировать во мне гораздо дольше, чем следовало бы, с бесконечными повторами, до тех пор, пока не приобретет значение, которого он вовсе не имел в виду. И вдруг я понимаю, что моя свекровь не совсем права. Воображение, взращенное на любви к мужу, гораздо бледнее воображения, возделывающего безбрежное поле не встречающих взаимности фантазий. Пытаясь скорее закончить, а не начать беседу, я, наконец, реагирую:

– Годы практики, Роберт! – как мне кажется, сухо и лаконично.

Стоит утро одного из тех дней ранней осени, когда уже достаточно холодно, так что при дыхании виден пар. Когда я произношу свою реплику, два туманных облачка у самых губ смешиваются в одно. На мне никакой косметики, и я чувствую, как разрумянились мои щеки.

– Извините, я вчера торопился, – говорит мой визави. – У меня, знаете ли, производственный кризис. Не могу нащупать подходящую структуру книги, а американцы хотят выпустить ее до кинофестиваля «Сандэнс» в следующем году.

Могло бы показаться, что он хвастается, но нет – он явно пытается завязать разговор.

– Я сейчас пишу о сапата-вестернах, – продолжает он. – О тех, что рассказывают о времени мексиканской революции, например, «За пригоршню динамита», но хотя они и были навеяны мексиканской историей, ничто больше, пожалуй, их с Латинской Америкой не связывает…

Я понимающе киваю.

Однако использую эту его необычную разговорчивость, чтобы беспрепятственно есть глазами его правую руку, высунувшуюся вдруг из рукава жениного пиджака, – он энергично жестикулирует, стараясь ярче донести до меня смысл того, что говорит.

На мой взгляд, нет другой части мужского тела, которая столь верно характеризовала бы ее обладателя. Я бы даже рискнула пойти еще дальше, утверждая: взглянув на руку мужчины, можно почти безошибочно сказать, каков, он сам. Можно представить тело, угадать характер, сделать вывод о том, сколько времени он проводит в тренажерном зале и давно ли был за границей. Рука Прирученного Неотразимца почти безукоризненная – среднего размера, сильная, не короткая, с нормальным количеством волос, что выглядит мужественно; но достаточно бледная и худая – это в значительной степени гарантирует отсутствие волос на спине. Я улыбаюсь.

– О чем вы думаете? – спрашивает он.

– Все это очень многое объясняет, – говорю я загадочно. – Мне нравится Серджио Леоне.

– Замечательно, – отвечает он, одергивая рукав, – но я спрашивал о другом. Я сменил бы тему раньше, если бы мог заметить, что ваши глаза поскучнели. Впрочем, не важно. Так бывает всегда, пока я не начинаю говорить о Бенисио дель Торо, к этому женщины обычно проявляют интерес. А спросил я, не собираетесь ли вы выставить свою кандидатуру на школьных выборах в качестве представителя от нашего класса и войти в состав родительского комитета школы? Сам я не могу заниматься всем этим, времени ни на что не хватает, но я могу помочь вам, внести, так сказать, свою лепту. – Он на минуту замолкает. – Вы удивлены?

Даже если бы он попросил меня лизнуть ему руку, я не могла бы быть более изумленной.

– Хорошо, я подумаю. Мой младший уже начал холить в детский сад, и было бы самое время решиться на что-то подобное. Но мне не хотелось бы выглядеть слишком назойливой. – Звучит так правдоподобно, что я сама почти в это верю.

– Я буду голосовать за вас, – говорит он доброжелательно. – Изобэль тоже. Она сказала, что это будет по-настоящему интересно, если вы победите.

– О, она так сказала? – Хотела бы я знать, какие мотивы у Привлекательной Мамочки номер один.

– Я рассказал своей жене о вчерашнем происшествии… ну, э-э… об эпизоде с нижним бельем. Она считает, что это было очень смешно. Изобретательно. И я с ней согласен!

Интересно, в каком контексте они все это обсуждали? И какие определения он использовал? Рассказал ли он ей, что мы сидели так близко, что я чувствовала жар от его бедра? После того как он приготовил обед или когда они были в постели? Кстати, в чем она – в постели?

– И пижама! – слышу я. – Про пижаму я ей тоже рассказал.

Я знаю, что должна чувствовать удовлетворение от того, что он поделился всем с женой. Обещает зарождение дружбы. Я мгновенно представляю себе уютные совместные обеды вчетвером, семейные пикники на вересковой пустоши Хэмпстеда, даже совместный отдых за границей. Но я не желаю, чтобы в мои фантазии вторгались посторонние! Тем и хороша фантазия, что далека от реальности.

Вечером, лежа на одном краю софы, я наблюдаю, как Том на другом читает номер «Архитектс джорнал», вышедший на прошлой неделе. После почти годовой проволочки строительные работы по возведению его библиотеки в Милане наконец-то начались, и настроение у него теперь бодрое. Наши ступни соприкасаются. Перевалило за полночь. Дети в постели, а вместо ужина мы уничтожаем бутылку вина.

Через пару недель муж едет в Милан. Сообщает он мне об этом, как бы оправдываясь, стараясь продемонстрировать понимание того, какое тяжкое бремя падает на меня. Однако я знаю, что он в радостном возбуждении: сегодня он не инспектировал холодильник в поисках просроченных продуктов питания. Не было и никаких судебно-бухгалтерских экспертиз банковского счета, поисков штрафных квитанций за неправильную парковку или свидетельств других моих преступлений. Никаких вопросов по поводу новых царапин на боку автомобиля.

– Я установлю будильник так, чтобы утром ты не опаздывала. И оставлю сто фунтов наличными в ящике комода на тот случай, если ты потеряешь свою кредитную карту. Когда вернусь, буду вместо тебя сидеть с детьми. Носки себе куплю в аэропорту.

Чем меньше я говорю, тем более абсурдными становятся его предложения, однако я храню молчание.

– И мы никогда больше не поедем в кемпинг. В следующий раз мы арендуем дом. У нас никогда больше не будет такого ужасного отдыха. И возможно, мы даже будем в состоянии позволить себе оплачивать уборщицу дважды в неделю.

В ответ на это я даю всевозможные опрометчивые обещания:

– Я не буду врать по мелочам. Школьные формы буду готовить накануне вечером. Буду заглядывать в холодильник, прежде чем идти за покупками.

Тут звонит телефон, и начинаются деловые переговоры. Ответив на пятый звонок, Том в качестве компенсации открывает для меня еще одну бутылку вина.

– Это тебя, – говорит он на шестой звонок. – Какой-то родитель из школы. – Держа руку с телефоном на отлете, он удивленно приподнимает одну бровь.

– Скажи, что я занята! – шепчу я, но Том уже сует трубку мне в руки.

– Надеюсь, я не сильно помешал? – Прирученный Неотразимец. – Вы ужинаете?

Я хлопаю себя по щекам в отчаянной попытке протрезветь:

– Нет, нет, мы как раз закончили. – Язык у меня заплетается. – Немного тушеных овощей. Муж проглотил все в один момент – так вкусно.

Том смотрит на меня в изумлении.

– Ты опять врешь? Скажи ему, что ты указала неправильный месяц в банковском приказе о выплате денег и что в холодильнике у нас только репчатый лук и банка джема, – бормочет он ошеломленно и, шатаясь, начинает приближаться ко мне. В его глазах вожделение. – Мне нравится, когда ты пытаешься притворяться, это тебе очень плохо удается!

«Не сейчас, не сейчас!» Меня разрывает дилемма: окончить ли сексуальное воздержание, длившееся два месяца, или рискнуть отпугнуть Прирученного Неотразимца в самом начале нашей дружбы? Я пытаюсь оттолкнуть Тома ногой.

– Дело в том, – продолжает мой ничего не подозревающий собеседник, – что я предложил вашу кандидатуру в родительский комитет. – Все мои мысли о сексе мгновенно угасают. – Однако у вас уже есть соперница, и oнa обзванивает других родителей, чтобы настроить их против вас. Своего рода подрывная кампания. – Я силюсь переварить информацию. – Она говорит, что у вас нет опыта ведения дел, и что ваши необычные домашние привычки свидетельствуют не в вашу пользу.

– Это наша привлекательная мамочка, да? Я знала, что она не заслуживает доверия, – говорю я безнадежно заплетающимся языком. – Что ей известно о моих домашних привычках?

Том снимает футболку и показывает глазами на софу.

– Послушайте, мы сможем поговорить об этом в другой раз, – бормочет Прирученный Неотразимей, явно сбитый с толку моей манерой речи. – Но это не Изобэль. Это та, чьи дети изучают мандаринское наречие китайского языка.

Я слышу собственный голос, переходящий в крик.

– Буквоедка! Вот кто это! Перемирие кончено! – ору я в трубку.

– Послушайте, не убивайте вестника, – с тревогой в голосе ответствует моя погибель. – Я звоню, чтобы предложить свою кандидатуру в качестве рекламного менеджера кампании в поддержку вас.

Телефон замолчал, и я готова пересмотреть свой выбор между двумя мужчинами. Но не тут-то было. Раздается звонок в дверь. Посыльный, доставляющий интернет-заказы, выглядит слегка озабоченным.

– Где нам разместить ваш заказ? – спрашивает он Тома. – Разве это не итальянский ресторан? – Он вносит три больших мешка на кухню.

Том открывает один и присвистывает:

– Уму непостижимо… Ты не объяснишь, в чем дело?

– Я думала, что заказываю в штуках, а не в килограммах.

– Но заказывать тридцать красных луковиц?! Все, я иду спать!

Глава 5

Маленькая ложь рождает большое недоверие.

Приближается зима, это я знаю точно, ибо изнурительная война из-за отопления уже началась. Я приоткрываю терморегулятор, когда Том уходит из дома, а затем не всегда вспоминаю, что надо вернуть его в прежнее положение до того, как он вернется. Но даже в удачные дни он обнаруживает мои уловки, положив руку на радиатор в коридоре у входной двери.

– У нас есть договоренность. И температура радиатора прямо пропорциональна степени обмана, – заявляет он однажды в пятницу вечером на исходе октября. Внизу в кухне Эмма открыла вторую бутылку вина и неохотно грызет картофельные чипсы «Литтл Беар» ввиду отсутствия чего-либо более подходящего. Дети наверху спят в своих кроватках.

– Знаю, мы договорились – в ноябре, но погода не зависит от нашего желания. Зима в этом году ожидается самой холодной из когда-либо зарегистрированных, холоднее даже, чем страшный мороз 1963-го, и я думаю, мы должны будем приостановить военные действия до весны, – обращаюсь я к нему на том языке, который, мне кажется, он понимает.

Стук в дверь. Том идет открывать. Я же быстро поворачиваю регулятор, всего на пару делений. Муж оборачивается. Я стою неподвижно, рука в воздухе чуть правее крана. Мы играем в «Замри…» Взрослый вариант игры…

– Хорошо, Люси, ты отвечаешь за отопление до весны, – неохотно соглашается он.

Думаю, он с облегчением воспринял известие, что с него сняли ответственность, хотя никогда не признался бы в этом.

В каждом браке есть свои секреты. Есть случаи серьезного обмана. Но есть и более мелкие прегрешения – безобидные хитрости. Несмотря на то, что Том женат почти десять лет, ему пока неизвестно следующее: я имею пять задолженностей по кредитам; автомобиль был украден вскоре после того, как я потеряла запасной ключ; я изменила ему на втором году наших отношений. Последнее можно квалифицировать и как серьезный обман, если не принимать во внимание то, что у него тоже было аналогичное происшествие.

Он открывает дверь и искренне радуется, увидев стоящую на пороге Кэти.

– Какой приятный сюрприз! – произносит он с чувством, будто ее появление здесь и впрямь неожиданно.

В то время как некоторые мужчины недолюбливают приятельниц своих жен, Том всегда находит моих подруг приятными, в результате они отвечают ему взаимностью. Кэти чмокает его и мчится через узкий коридор вниз, по пути обнимая меня. Она постоянно в движении. Такие люди всегда занимают очень много места, даже если сами маленького роста. Некая центробежная сила, увлекающая за собой всех. Кэти пришла с вещами: сумками, пакетами и портативным компьютером. Тома тоже увлекает этот поток, и он почти скатывается вниз по ступеням.

– Боже, как здесь жарко! – восклицает Кэти, обращаясь ко мне.

Пока я спускалась, она уже включила компьютер, выдернув из розетки шнур телефона. Пальто она еще не сняла.

– У тебя приступ трудоголизма? – улыбается Том.

– Нет, нет, нет, – возбужденно говорит Кэти. – Мне нужно показать вам фото моего следующего кандидата, я познакомилась с ним по Интернету.

Эмма со скучающим видом возлежит на софе.

– Не могла бы ты принести его сюда, Кэти, чтобы я не вставала?

– Конечно, – отвечает она. – В этом и состоит прелесть Интернета – мужчины не теряют комфорта и уединенности на своем любимом диване.

– Я действительно не могу понять, зачем тебе нужно искать мужчин по Интернету. Неужели ты не можешь познакомиться обычным способом? – спрашивает Том, открывая холодильник.

– Мужчины, с которыми знакомишься обычным способом, фатально испорчены, – говорит она.

– Ладно, есть несколько одиноких мужчин у меня на работе. Они кажутся вполне нормальными.

– Почему же тогда ты не представишь меня им? – требовательно реагирует Кэти. – У меня как раз одно за другим свидания.

Множество крошечных физиономий размером с почтовую марку появляются на экране. Она указывает на одну из них:

– Что выдумаете? Это было нелегкое решение. Слишком большой выбор!

– Трудно сказать. Я думаю, все основные детали лица ни месте, что для начала уже неплохо, – отвечаю я, косясь на экран.

Она начинает увеличивать изображение до тех пор, пока, кадр за кадром, лицо не обретает отчетливую форму, и мы констатируем правильной формы, может быть, несколько великоватый нос, короткие, на вид колючие каштановые волосы и смелые карие глаза.

Когда лицо увеличивается почти до натуральной величины, мы сидим рядом и молча разглядываем незнакомца. Немного морщинок на лбу и вокруг глаз.

– Абсолютно твой тип, – говорит Эмма.

– Ну, он определенно большой ходок, – заключаю я после долгого молчания.

– С чего ты это взяла?! – восклицает Том из глубины холодильника.

– Просто есть что-то такое в этих морщинках на лбу… Они не от того, что он слишком много смеется или чем-то сильно озабочен, такие появляются тогда, когда ты слишком часто пробуждаешься по утрам и не можешь вспомнить, где ты и с кем.

Том фыркает и продолжает свое турне по холодильнику.

– На самом деле Люси в большинстве случаев бывает права по поводу таких деталей, Том, – говорит Кэти. – Она оказалась права насчет моего мужа еще задолго до того, как появились признаки его вины. Так или иначе, разве он не великолепен? Он юрист, тридцать семь лет, живет в Эрлс-Корт, что может быть лучше? Единственный камень преткновения – это то, что он надеется, будто я буду носить короткую стрижку «под мальчика».

– Это разочаровывает, – говорю я. – Но по нему этого не скажешь.

– А как должен выглядеть мужчина, которому нравятся женщины со стрижкой «под мальчика»? – В голосе Тома неподдельное любопытство.

– Если в плоскости моды – он никогда не покидал восьмидесятые. Скорее всего, он носит брюки основных цветов и броуги даже в выходной день на побережье, – рассуждает Эмма. – Зимой он напяливает теплые норвежские свитера диких расцветок. У него ответственная работа с надежной зарплатой, и по выходным он не прочь сыграть партию в гольф. И он никогда не делал себе «дорожку» из кокса. Читает «Телеграф». И не любит говорить непристойности в постели, по крайней мере, женщинам.

– Однако это очень сильное обобщение, – замечает Том.

– Вовсе нет, это азбучная истина, – возражает Эмма. – А не хочет ли он снабдить тебя в качестве обязательного аксессуара лабрадором?

Том идет к ней и разглядывает фото.

– Скорее, бешеным псом, – усмехается он загадочно. – Напиши-ка ему и спроси, не знает ли он человека по имени мистер Орандж! Еще один камень преткновения – это вовсе не его внешность. Никакой это не юрист из западного Лондона. Это актер Тим Рот, и живет он в Лос-Анджелесе. Человек, который хочет с тобой встретиться, – мошенник.

Кэти молчит, снова смотрит на фото и говорит:

– У меня свидание с кинозвездой. Я готова переехать в Голливуд, если все сработает.

– А как насчет школы? – задаю я вопрос.

– Мы будем жить в Пало-Альто, я брошу работу и окунусь в изучение того, как вести домашнее хозяйство.

– Но это же кошмар! – не могу я сдержаться. – Особенно если вы решите завести еще одного ребенка.

– Думаю, следует немного вернуться назад, – останавливает нас Том. – Для начала – Тим Рот женат.

—

Не позволяйте остановить себя, – вещает Эмма с софы. – Эти мужчины в возрасте сорока с небольшим – как дикие животные, когда сдирают с себя чадру брака. Они хотят наверстать упущенное за десять лет меньше чем за одну неделю.

Том заинтересованно взирает на мою подругу.

– А как насчет этого? – хлопает он по своему животу. Звук получается глухой.

– Есть то, что это компенсирует, – убежденно откликается Эмма с видом знатока. – Как правило, в этом возрасте вы на пике своей карьеры, а деньги и власть – очень мощные афродизиаки. Кроме того, эмоционально вы более понятны, чем двадцатилетние мужчины. И вдобавок, едва вы открываете заново свой старый сексуальный механизм, лишний вес просто слетает.

– В таком случае на всех эти смазливеньких молодых одиноких женщин в моем офисе я буду смотреть совсем в другом свете! – хмыкает Том.

– Какие такие смазливенькие молодые одинокие женщины? – вскидываюсь я.

– Ты их знаешь, – отмахивается он. – Но они тебе не соперницы по соблазнительности, непредсказуемости и всестороннему обаянию. – Он подходит и обнимает меня за талию. – И в особенности по части округлостей.

– Если он дает в Интернет объявление, то тем самым предлагает себя… – вслух размышляет Кэти.

– Но Тиму Роту нет необходимости искать знакомства через Интернет! Женщины и так на него вешаются! – Том теряет терпение – хотя я, пожалуй, единственная из всех, кто улавливает еле заметное изменение его тона.

– Но это все равно, что сказать, будто Хью Грант не должен был платить за оральный секс на бульваре Сан-сет, – упорствует Кэти.

– Послушай, возможно, этот тип действительно юрист с западной окраины Лондона, но только выглядит он не так. В лучшем случае ты назначишь свидание обманщику футов пяти ростом, – ухмыляется Том. – В худшем… ну, в общем, ты непременно должна взять кого-нибудь на всякий пожарный случай, это может оказаться небезопасным. Если хочешь, я могу составить тебе компанию.

Кэти пожимает плечами:

– Возвращайся к своей чертежной доске! – Ее тон не оставляет сомнений. Тема закрыта. Тим Рот уменьшается с каждым нажатием клавиши, пока не становится одним из множества лиц.

– А вот еще один! – Я указываю на другую «почтовую марку» в левом верхнем углу. – Щелкни-ка!

Кэти увеличивает изображение, и с большой долей уверенности можно сказать, что это еще один проныра, выдающий себя за Тима Рота, и хотя здесь использована более поздняя фотография, даже я узнаю его в роли гангстера из фильма «Криминальное чтиво». На этот раз он представился инженером-строителем, обосновавшимся на севере Англии. Потом Эмма находит Дэвида Кэмерона.

– Как можно быть таким глупцом и думать, что женщины не узнают в нем лидера партии тори? – негодует Том. – Кроме того, не могу взять в толк, почему женщины находят его привлекательным!

Молчание.

– Что, и вам всем нравится Дэвид Кэмерон? – скептически наступает Том. – Тогда я совершенно не понимаю женщин! Думаю, тебе следует потребовать возмещения расходов, Кэти. Или несколько бесплатных знакомств. Или, по крайней мере, пару знакомств по сниженным ценам, если это возможно. Не верится, чтобы какой-то мужчина отправился в такую даль ради знакомства. Что у них за проблемы?

– Все очень просто. Моему последнему знакомому удалось таким образом переспать с пятью разными женщинами, – объясняет Кэти. – Что ты думаешь, Люси?

– Думаю, тебе следует сначала изучить мужчин в офисе Тома. И по возможности избегать женатых. Но им бывает трудно сказать о своем семейном положении, а нам – устоять, даже если они и скажут.

– Тогда идем со мной, Люси, и я воспользуюсь твоим радаром, чтобы отделить зерна от плевел, – говорит она.

– Я задолжал ей пару вечеров бэбиситтинга, так что и в самом деле бери ее с собой! – соглашается Том.

– Разве он не прелесть? – восклицают хором мои родруги. – Какой у тебя замечательный муж!

Я умалчиваю о том факте, что мужчины редко возмещают долги по присмотру за детьми и что большую часть обозримого будущего мой супруг будет раскатывать в Италию и обратно с миланским проектом на буксире. Том падок на лесть. Фактически, думаю я, он соответствует их ожиданиям. В этой домашней игре по набиранию очков нет уровней сложности. Женщины всегда начинают у подножия, чтобы затем забраться выше и в дальнейшем упасть. Мужчина, меняющий подгузник, быстро вырывается вперед, в то время как женщина, решающая ту же самую головоломку за вдвое меньшее время и использующая всего три экономичных движения и четверть всех использованных мужчиной салфеток для вытирания, всего лишь демонстрирует прогресс. А как вам феномен прославления мужчин, готовящих угощение для приватных обедов, когда гости соперничают друг с другом, изыскивая эпитеты, которые отражали бы степень гостеприимства и изобретательности повара? А тот всего лишь одолел пару рецептов из «Ривер-кафе» десять лет назад и бесстыдно пускает их в оборот, когда есть шанс сорвать аплодисменты, в то время как регулярное приготовление еды для детей считает ниже своего достоинства. Записывают ли матери в свой актив скромные спагетти болоньезе, еще более обыденный печеный картофель– нечто само собой разумеющееся, они ежедневно подают к столу дважды вдень? Из холодильника на стол эти блюда сами собой не шлепаются. И бесконечность этого процесса неотвратима, как работа муравьев-листорезов, приносящих кусочки к своему гнезду, изо дня в день исполняющих генетически предписанную им программу без какой-либо суеты и помпы.

Я смотрю на Тома, перебрасывающегося репликами с моими подругами, и стараюсь увидеть его их глазами: уверенный в себе, непринужденно держащийся мужчина, принимающий участие в обсуждении интимной жизни дам и ненавязчиво, без какого-либо диктата, высказывающий свою точку зрения. Мужчина, который любит ходить с друзьями на футбол раз в неделю и умеющий получать удовольствие от хет-трика и радоваться этому, по меньшей мере, пару месяцев. Мужчина, который ходит в паб, чтобы выпить немного пива, и действительно пьет только его. Отраженное таким образом через восприятие моих подруг ощущение, что я владею сокровищем, возвращается ко мне, и я знаю, что должна считать себя счастливицей. Однако никто не может разобраться в семейных отношениях лучше тех двоих, кто в них участвует, но даже и тогда неимоверно трудно все разглядеть и учесть. О, сколько их, этих разных углов и точек зрения! Например, кто знает о том, что хорошее вечернее настроение, после того как трое обормотов благополучно утисканы спать, пропитано усталостью, от которой ноют все кости? И удачный ли это момент, чтобы признаться, что ты сегодня в очередной раз потеряла ключи от дома? Будет ли благословенная тишина такой же компенсацией за девятичасовое дневное напряжение, как поход в бар на ночь глядя?

Я размышляю над немыслимыми метаморфозами отношений, в результате которых то, что ранее казалось приятным, приобретает оттенок нежелательности или – через какое-то время – скуки. К примеру, раньше мне нравилось наблюдать, как Том скручивает сигареты. Он мог делать это одной рукой – ловко расправлял своими длинными пальцами табак в сигаретной бумаге, искусно растирал кусочки травы в однородную смесь и затем с улыбкой вручал мне сигарету. Потом, едва ему стукнуло тридцать, он вдруг бросил курить, ударился в ипохондрию и начал ругать меня за мою неспособность избавиться от этой гадкой привычки. Затем настал момент, когда Том осознал, что я далеко не такой хороший слушатель, каким была в его глазах, когда выслушивала его бесконечные жалобы: в действительности я просто молчаливо пребывала в собственном мире. Ни один из нас не был в реальности тем, кем казался другому.

– Люси, Люси, прекрати, ты только увеличиваешь дыру! – прерывает Том поток моих мыслей. Оказывается, я упоенно ковыряю прореху в обивке дивана. Но Том опоздал со своим предостережением: спрятанные там Сэмом монеты с шумом сыплются на пол. Я нашла клад!

Эмма громко зевает:

– Как же я устала!

– Проблемы на работе? – подхватывает Том, надеясь вернуться в безопасное русло и перебарывая желание сказать ей, чтобы она немедленно сбросила свои туфли с каблуком-рюмочкой, раз уж влезла на софу с ногами. Если он может быть таким сдержанным по отношению к ней, то почему, интересно, не способен со мной?

– Работа здесь ни при чем… Я почти полночи занималась сексом по телефону. – Она томно прикрывает глаза.

– Не могу представить, чтобы кто-то, имея жену и четверых детей, еще находил время для секса по телефону, – говорю я.

– Он делает это, лишь когда куда-то уезжает или работает допоздна, что чаще всего, – вздыхает она.

– И как же ты занимаешься сексом по телефону? Кладешь трубку на вибратор? – фыркаю я. Мое издевательство прерывается звонком ее телефона.

– Ненасытный! – улыбается Эмма. – Не буду я отвечать! Бойфренды удивительно требовательны! – Она открывает окошко текстовых сообщений и бросает мне телефон.

—

He знаю, можешь ли ты называть его бойфрендом, если он женат, – замечаю я, ловя трубку.

Она игнорирует мое замечание.

– Можно мне взглянуть на детей, Люси? – поднимается она с софы.

– Конечно, – киваю я.

Я знаю лучше, чем кто бы то ни было, восстановительную силу такого времяпрепровождения.

Она исчезает наверху, а я размышляю над техническим прогрессом. В те времена, когда Том и я начали встречаться, ожидание телефонного звонка, бывало, требовало сильнейшего нервного напряжения. А теперь – пожалуйста: беспроводные устройства «Блэкберри», мобильные телефоны, спутниковая радионавигация. Впервые после Норфолка почувствовав облегчение оттого, что я замужем, я читаю сообщение: «Хочу тебя в моем офисе, на моем столе, когда к нам должна войти секретарша в очень короткой юбке…» Я чуть не роняю телефон.

– А была хоть какая-то прелюдия? – изумляюсь я.

Кэти идет ко мне, чтобы посмотреть, что я там такое прочитала.

– Надеюсь, он убирает фотографию своей любимой семьи в ящик стола, прежде чем начинает заниматься всем этим? – задаю я риторический вопрос.

Том вдруг объявляет, что решил сходить в паб, посмотреть футбол.

– Больше я не вынесу, – шепчет он мне в ухо, когда я выхожу закрыть за ним дверь.

Я автоматически поднимаю телефон и неожиданно для себя начинаю сочинять ответное сообщение. «Насколько короткой?» – пишу я, и прежде чем понимаю, что делаю, какой-то первобытный инстинкт побуждает меня отправить его.