Текст книги "Тайная жизнь непутевой мамочки"
Автор книги: Фиона Нилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
– Извини, я ужасно раскаиваюсь. Я думала, если Эмма удалит сообщение, возможно, я смогу изменить ход истории.
Другие открытия оказались сюрпризом. Эмма встречалась с его двумя младшими детьми. Она провела уик-энд в отеле рядом с их пристанищем в Дорсете, так чтобы Гай мог навешать ее, когда якобы уходил на пробежку. У Изобэль даже была информация еще об одной женщине, с которой он спал пару раз в течение прошлого года.
– Она для меня ничего не значит, Эмма, – вставляет фразу Гай, дабы по мере возможности сбить пафос и заставить ее изменить позицию.
– Слишком поздно, Гай, – говорит Эмма. – Когда я пришла той ночью к тебе домой, я поняла, что ты никогда не имел намерения оставить свою жену.
– Как ты можешь извиняться перед ней, когда женат на мне более десяти лет? – шепотом кричит Изобэль. Тихие слезы льются по ее щекам, и тщательно подведенные глаза начинают размазываться. Я предлагаю ей грязный бумажный носовой платок, который нахожу в своем кармане, и подхожу к ней, чтобы обнять, но она отталкивает мою руку.
– Мне так жаль! – продолжает Эмма. – Я не думала, что все так обернется.
– А как ты хотела, чтобы обернулось? – резко спрашивает Изобэль, медленно подступая к Эмме. – Действия имеют последствия.
– Думаю, я просто наслаждалась моментом, – объясняет Эмма, пятясь к прикроватному столику. – Я думала, что влюблена. Гай должен нести ответственность за свои поступки, а не я.
– Ты не имеешь права любить чужого мужа! – уже во весь голос кричит Изобэль, стоя менее чем в паре футов перед Эммой. – Ты не просто увела его у меня, ты отняла его у детей! Ты даже встречалась с двумя нашими детьми и не чувствовала угрызений совести за то, что делала! Ты хотела украсть чужую семью, потому что у тебя нет своей!
Изобэль вытаскивает конверт.
– Фотодоказательства! – провозглашает она и с шумом швыряет конверт на туалетный столик.
Более всех потрясен Гай. Он даже не может говорить! Интересно, выполнила ли Эмма свое обещание разорвать отношения с ним к тому моменту, когда в спальню ворвалась Изобэль?
Я смотрю на кровать. Она не тронута. Руководствуясь цепочкой комментариев Эммы, высказанных ею сегодня чуть ранее, я сразу же понимаю, что это важный признак. Я смотрю более внимательно и обнаруживаю, что на покрывале кровати, того же самого зелено-фиолетового дизайна, что и в моем номере, лежат какие-то веши. Они аккуратно разложены. Это очень напоминает игру для тренировки зрительной памяти у детей: на поднос кладут разнообразные предметы, а тебе надо вспомнить, что там лежало пять минут назад. Я узнаю лифчик «Агент-провокатор» и трусики, которые Эмма выкрала той ночью, когда мы инспектировали гардероб Изобэль. Лямка лифчика была порвана во время нашей с Эммой борьбы. Гарнитур занимает почетное место посредине кровати. Кролик торчит слева от трусиков. Справа другие предметы в ассортименте – полагаю, это подарки Гая Эмме: браслет, идентичный тому, что Изобэль носит на своем запястье; духи «Джо Малон»; роман; несколько авиабилетов, оставшихся от различных уик-эндов. У ножки кровати валяется пустая черная «Хлоэ Пэддингтон».
– Я как раз была в разгаре завершения наших отношений, Люси, – поясняет Эмма, глядя на меня и как бы ища подтверждения своим словам. – Я обещала тебе, что до конца этой недели все закончится!
– Ты же говорил, что ты в Германии? – прерывает ее Изобэль, адресуя свой вопрос Гаю. – Как ты мог лгать мне с такой беспардонностью? Ты совсем не уважаешь меня и наших детей? – Она стоит, не двигаясь с места, и все остальные словно прирастают к своим местам.
Гай охвачен паникой. Глаза у него безумные. Его взгляд скользит от одного к другому, пока, наконец, не останавливается на нейтральной территории, где-то на среднем удалении. Он смотрит на себя в зеркало туалетного столика.
– Наш брак был обречен, – холодно говорит он. – Я был для тебя всего лишь бумажником. Ты даже не захотела, чтобы я думал над тем, чтобы сменить работу, поскольку ты слишком любишь себя. Едва ли у нас был полноценный секс. Наша жизнь была настолько расписана твоими нескончаемыми планами, что я утонул. Задохнулся от мещанства.
– Вряд ли можно назвать Ноттинг-Хилл мещанством, – возражает Изобэль.
– Мещанство – это состояние души, – парирует Гай.
– У нас был секс каждые две недели, это очень неплохо, – говорит она. – Разве не так, Люси?
– Она права, – подтверждает Эмма. – У них с Томом секс был реже.
– Это из-за того, что у нее нет прислуги, – поясняет Изобэль.
Впервые за все время они вспоминают обо мне. Это странно, ведь в их присутствии в этом отеле есть сверхъестественная, но объяснимая логика, а в моем – нет, и до сих пор ни у кого из них не возник вопрос, что я делаю здесь посреди ночи. Я смотрю на часы. Уже больше двух часов. Как я завтра встану, и вообще – как мне выбраться из этого номера и заставить Диего вызвать такси, чтобы добраться до дому? Мне вдруг ничего в мире не хочется так, как поскорее оказаться в своей постели, рядом с Томом, спящим возле меня.
С ужасом я вспоминаю, что Роберт Басс – в ванне, в номере напротив. Это кажется мне теперь еще более экстраординарным, чем десять минут назад. Я оказалась вовлечена в бурную жизнь других и забыла драму своей собственной жизни! Это потому, что я уже приняла решение. Я замечаю стул возле открытой двери и сажусь на него. Все подозрительно смотрят на меня. Ясно, что никто не хочет, чтобы я ушла.
– Закрыть дверь? – спрашиваю я Изобэль. – Думаю, будет лучше, если ее закрыть.
– Нет, оставь ее, пожалуйста, открытой, Люси, – просит она.
В коридоре я слышу еще несколько возбужденных голосов. Возможно, такие происшествия случаются здесь постоянно. Может быть, в другом номере, дальше по коридору разыгрывается аналогичная сцена. Диего, должно быть, привык к событиям подобного рода. Я слышу его голос:
—
Проходите сюда, пожалуйста, сюда! Шум был оттуда! Видимо, там несколько беспокойных делегатов!
Не вставая со стула, поскольку все начинают нервничать, если им кажется, что я ухожу, я перемещаюсь как можно дальше назад и высовываюсь в коридор, чтобы посмотреть, что там происходит. Если это Роберт Басс, возможно, мне удастся остановить его, прежде чем кто-то его увидит. Однако это еще одна парочка.
– Пойду посмотреть, что там происходит! – сообщаю я всей компании.
– Не уходи надолго, ладно? – Это Гай. И в его голосе паника. Я безучастно смотрю на него. Он не хочет оставаться один на один в номере с Изобэль и Эммой.
Я выхожу в коридор. К этому моменту пара уже почти дошла до номера.
– Люси! – восклицает мужчина. – Что здесь происходит? – Это мой брат. А за руку он держит Кэти.
– Говорите тише! – шепчу я, как будто показываю опоздавшим их места в театре. – Что вы здесь делаете?
– Я завтра выступаю на конференции, – шепотом отвечает Марк. – Моя комната на этом этаже. Портье сказал, что здесь ссора, и попросил меня разобраться. В отеле полно беспокойных делегатов.
– А ты что здесь делаешь? – спрашиваю я Кэти. – Или ты одна из этих беспокойных постояльцев?
– Только чтобы увидеть тебя, – отвечает она. – На самом деле я собираюсь провести здесь ночь. С твоим братом.
Она стоит, в смущении опустив глаза. Я рада, что в течение столь многих лет была рабочей лошадью в службе новостей, потому что я никогда не теряла своей способности схватывать информацию из многочисленных источников сразу и тут же вычленять наиболее важную, одновременно анализируя ее кратко-, средне– и долгосрочные последствия. Итак, варианты будут следующие:
1) я обречена теперь слушать, как Кэти восхваляет моего брата;
2) я буду иметь дело с ними обоими, если отношения испортятся;
3) я должна буду сообщить обо всем Эмме.
– Мы собирались рассказать тебе, – быстро произносит Кэти. – Я только ждала подходящего момента. Кроме того, это длится не более месяца.
– Но он такой непостоянный! – восклицаю я. – Ты уверена, что хочешь так рисковать?
– Это предательство, Люси, – говорит Марк, но он не сердится.
Вид у брата покорный – типичная первая стадия влюбленности.
– Ближе к делу, Люси, а что ты-то здесь делаешь? – спрашивает Марк.
Я указываю на 508-й номер и сообщаю им краткую сводку происходящего.
– Думаю, главное сейчас – вывести оттуда всех как можно быстрее, – говорю я Марку, пытаясь продемонстрировать свою заинтересованность.
Мы вместе входим в спальню. Изобэль и Эмма все еще ругаются. Гай сидит на кровати, обхватив голову руками. Его одежда по-прежнему в беспорядке. Никто не удивляется появлению еще нескольких людей в комнате. Три сторонних наблюдателя должны немного разрядить напряженность.
– Я брат Люси, Марк, – представляется Марк, пожимая руки собравшимся и машинально целуя Эмму в щеку. – А это моя девушка, Кэти, с которой вы, Гай, уже знакомы. – Он обнимает одной рукой Кэти и улыбается улыбкой собственника, как будто настоящая причина, по которой мы все собрались в этой комнате, – отпраздновать его новый роман. Так он стоит там, ожидая, что все бросятся сейчас его поздравлять. Кэти счастливо улыбается ему. «Боже!» – думаю я, не в состоянии удержаться от ухмылки при виде физиономии Гая.
Потом я вижу лицо Эммы и понимаю, что для нее этот неожиданный расцвет их отношений еще более неприятен.
– Я не знала, что у тебя есть брат, – говорит Изобэль, вежливо пожимая руку Марку.
– Думаю, мы скоро направимся домой. Изобэль, может быть, тебя подвезти? – спрашиваю я, хотя это, скорее, приказ, а не вопрос. Она смотрит на меня в ожидании дальнейших инструкций и затем согласно кивает. Ее плечи поникли, и я заставляю ее собрать все бумаги и фотографии, разложенные на туалетном столике.
– Мы отвезем Эмму домой, – говорит Кэти.
Я замечаю, что она уже вынесла приговор поведению Марка.
– Но разве мы не собирались провести ночь здесь? – спрашивает Марку Кэти, приглаживая волосы и пытаясь другой рукой, которой он обнимает ее за плечи, ближе прижать ее к себе.
– Я не хочу возвращаться в Клеркенвелле, – говорит Эмма в присутствии всех. – Могу я остановиться пока у тебя, Люси? Только до тех пор, пока не смогу вернуться на свою старую квартиру. Я не смогу быть рядом с Кэти и твоим братом и позволить, чтобы они отвозили меня домой. Я всегда надеялась, что, возможно, нам удастся уладить дело между нами.
Я не могу до конца поверить в то, что Эмма выбрала именно этот момент для того, чтобы впервые признаться в существовании своих не решенных с ним проблем. И уже не в первый раз я задалась вопросом, а не прав ли Марк относительно того, что ей пошло бы на пользу общение с психотерапевтом, чтобы исправить положение дел в ее голове.
– Ничего хорошего из этого бы не вышло, – отвечает Марк, пожалуй, слишком поспешно. – В любом случае заново пересматривать старые отношения – всегда ошибка.
Поэтому я соглашаюсь позвонить Тому, чтобы предупредить его, что Эмма вскоре приедет к нам, и останется на неопределенное время, и что я отвожу Изобэль в Ноттинг-Хилл.
Оказалось несложным отправить всех подальше от этой гостиницы, но гораздо менее ясно, как я буду объяснять свое собственное присутствие здесь, когда этот неизбежный вопрос дознания возникнет позднее. Я начинаю ощущать слабую надежду, что, возможно, мне удастся выпутаться с помощью туманной истории о том, что я последовала сюда за Эммой, вскоре после того как она ушла из своего частного клуба, из-за снедавшего меня беспокойства по поводу ее благополучия. До тех пор пока никто не будет анализировать факты слишком глубоко, мне, возможно, удастся нейтрализовать любое оставшееся у них сомнение с помощью этого объяснения.
Однако я должна подготовиться к пристрастным расспросам Тома.
«Но разве ты не говорила, что ушла оттуда первой? – представляю я его, задающим этот вопрос. – И каким образом случилось, что ты проходила мимо этого отеля, если он достаточно далеко от того места, где вы проводили вечер, и совсем не по дороге домой?» Надеюсь, драма чужой человеческой жизни насытит его любопытство и отвлечет от этой логики.
– А как же я? – спрашивает меня Гай, когда все собираются уходить. Его тон немного обиженный, как будто я несу ответственность за утрясание проблем со всеми и каждым.
– Думаю, вам следует провести ночь здесь или поехать в вашу квартиру в Клеркенвелле, – говорю ему я, озадаченная тем, что он обращается ко мне, ожидая, чтобы я решила его проблему с пристанищем, неспособный осознать последствия того, что произошло за последний час. – Во всяком случае, этот номер забронирован, а если он не свободен на всю ночь, то, я уверена, здесь смогут найти другой.
– Пожалуйста, можно мне пойти домой вместе с тобой? – просит он, обращаясь к Изобэль.
– Не могу поверить, что ты просил у нее прощения за связь с другой женщиной, не выказывая ни малейших угрызений совести по поводу того, что ты причинил мне и детям, и потом ты спрашиваешь, можно ли вернуться и провести ночь со мной! Ты должен понять, что прелюбодеяние ухудшает существующие отношения. Оно всегда что-то уничтожает, и это потом нельзя вернуть на старое место, – сердито говорит она, указывая на Эмму и затем снова поворачиваясь к мужу. – Ты полагаешь, что имеешь право делать все, что тебе заблагорассудится, без каких-либо последствий. Твоя самонадеянность – твой самый большой недостаток.
– Но где же мне жить? – жалобно спрашивает он и только тут замечает, что его брюки расстегнуты. Он подтягивает их – и застегивает.
– Это не моя проблема, – сурово отвечает ему жена, насмешливым взглядом проследив за его манипуляциями со спущенными штанами. – Ты потерял право называть наш дом своим домом. Ты можешь переехать в квартиру в Клеркенвелле! – припечатывает она. – Приходи завтра днем после полудня, мы все объясним нашим детям.
– Но что я должен сказать им? – так же жалобно восклицает неверный муж.
– Что ты полюбил кого-то другого! – Она снова начинает рыдать. – Я не смогу жить с ним! – провывает она свою боль, адресуя ее нам всем. – Есть разные степени измены, но Гай превзошел их все! Я никогда не смогу больше верить ему, особенно после того, как узнала, что эта женщина не первая и, я уверена, не последняя. Наш брак пал около первой же преграды.
Все соглашаются и мудро кивают, даже Марк, который редко прекращал один роман, не успев начать другого. Возможно, со временем она пересмотрит свое решение, после трезвого размышления, когда потускнеет эмоциональный накал от этого вечера. Гай должен измениться. Этот опыт должен заставить его смириться. И оба они должны понять, что бросили свой брак на произвол судьбы на слишком долгое время и что брак – это больше, чем риск с надеждой выиграть; что он требует тщательного ухода и удаления лишнего. Мне кажется, будто я вижу логическое развитие ухудшения моих отношений с Томом, так, будто мне дали шанс увидеть, что случится, если начнется гниль. Я принимаю решение пойти домой и все ему рассказать, от начала до конца.
И именно в тот момент, когда мне начинает казаться, что вечер приближается к завершению, на сцене появляется Роберт Басс – в белом полотенце, обернутом вокруг бедер. Он легко и непринужденно входит в номер.
– Я жду! – показывает он мне на номер напротив. И тут соображает, что здесь, кроме его и меня, еще пятеро. И все уставились на него.
Повисает гробовое молчание, которое длится, кажется, целую вечность. Он приглаживает рукой волосы.
– Что они здесь делают, все эти люди? – наконец спрашивает он. – Это милая ловушка? Мне следовало понять лучше, прежде чем связываться с тобой, что ты – катализатор несчастий! Вероятно, в шкафу прячется моя жена.
Мы все нервно смотрим на платяной шкаф. И даже я задаюсь вопросом, не ожидает ли она терпеливо своей мизансцены.
– О, мой Бог, Люси! – Это Кэти. Сокрушенно. – Что он здесь делает?
Изобэль стоит столбом. Слезы на ее подбитой физиономии мгновенно высохли, в глазах засквозил интерес к жизни.
– Вы все одним миром мазаны! – всхлипывает она остаточным всхлипом. – Не могу поверить, что у тебя интрижка с одним из родителей. Сплошной разврат!
– Я думал, он действительно твой старый друг из «Вечерних новостей»! – восклицает Марк, закрывая дверь.
– Абсурд. Это – Прирученный Неотразимец, – информирует всех Изобэль. – Они уже целый год флиртуют. Я думала, что это просто добродушное поддразнивание. И никогда не думала, что это превратится в настоящую оперившуюся любовную связь.
– Не могу поверить, что ты сделала это! – шепчет Эмма, прикрыв рот рукой.
– Она ничем не лучше меня! Это худший вид лицемерия! – оживляется Гай. Впервые за весь вечер.
Совпадения заставляют тебя думать, будто есть какая-то странная логика в жизни, однако когда за один вечер их происходит так много, это лишь подчеркивает присущий ей хаос, как будто в любой момент может случиться все, что угодно.
– Ничего не произошло, – сообщаю я всем.
Они смотрят на меня с недоверием.
– Он же фактически голый, Люси! – снова бормочет Кэти. – Это выглядит нехорошо.
– Потому что он принимал ванну, – бодро вношу я ясность, словно это объяснение может показаться им заслуживающим доверия.
– Люси, никто не приходит в подобный отель только для того, чтобы принять ванну! – огрызается Марк. – Ты еще скажи, что пришла сюда, чтобы послушать «Всемирную службу» Би-би-си.
– Я действительно слушала «Всемирную службу»… – подтверждаю я. – Не могу поверить, насколько вы все лицемерны! За исключением Изобэль вы все погрязли в неверности того или иного рода. Я провела прошлый год в самоистязаниях, что я должна делать по поводу этого мужчины, а мы даже ни разу по-настоящему не целовались.
– Она права, – включается Роберт Басс. – Я знаю, что это выглядит не очень-то правдиво, но действительно ничего не было. Фактически Люси пыталась противостоять моим попыткам завязать отношения.
Раздается стук в дверь. Мы все нервно оглядываемся. Этот стук не похож на тихое предупредительное ритмичное постукивание Диего. Сейчас звук решительный и требовательный.
– Кто там? – спрашивает Роберт Басс, глядя на меня.
И все тоже смотрят на меня.
– Кто это еще, Люси? – резко спрашивает Марк.
– Откуда я могу знать? – раздраженно вскрикиваю я.
– Ты здесь для всех связующая нить! – поясняет Марк.
– Я открою, – решительно заявляет Изобэль. – Это может быть кто-то с моего курса сыщиков.
– Лучше я открою, – возражаю я. – Это может быть Том.
Я думаю о том, что мне предстоит. Месяцы взаимных обвинений, сомнений в правдивости моей истории, скрытая подозрительность всех, кто был в этом номере, и их неверие в то, что я и Роберт Басс говорим правду. Ничуть не лучше, когда тебя считают овцой, а не ягненком. Совсем нет. Потом я раздумываю над тем, как каждый из присутствующих будет использовать мою историю, чтобы уменьшить драматичность и эмоциональность своей собственной, до тех пор, пока остаток этого вечера не растворится в незначительности, будучи противопоставлен моей неверности. Даже если Том захочет поверить мне, он столкнется с оскорблением со стороны всех этих людей, высокомерно полагающих, что он слеп. Я тяжело вздыхаю; первое из того, что я представляю себе, будет, вероятно, целая жизнь вздохов. Может быть, Том бросит меня. Он может решить, что я не заслуживаю доверия и что для детей будет лучше жить в доме, где меньше подозрительности и напряженности. Он может также принять ответные меры, включающие полноценную собственную неверность, а не ту полусырую неубедительную фантазию, в которой барахталась я. Я поворачиваю ручку.
– Суини! – произносит какой-то мужчина, толкая дверь, когда чувствует мое сопротивление. – Впустите меня! Я здесь, чтобы спасти вас. – Последнее предложение произнесено с акцентом, характерным для Глубокого Юга. Когда в номер входит Знаменитый Папа, все стоят как громом пораженные. Я беспокоюсь, как бы он, наконец, не стал жертвой частичного нервного срыва; может быть, он вновь переживает роль, которую играл в одном из голливудских боевиков. Возможно, что-то, происходившее в тропиках по сценарию Грэма Грина, потому что на нем неряшливый костюм, который, вероятно, начал неделю, будучи кремовым, а закончил ее почти серым.
– Только не он! – стонет Роберт Басс. – Моё bete noire.
– О, мой Бог! – Это Эмма, оживляясь. – Можно мне только сказать, что я видела все ваши фильмы и думаю, что вы фантастически талантливы? К тому же я недавно стала свободной.
Знаменитый Папа смотрит на нее с благодарностью.
– Что вы здесь делаете? – спрашиваю его я.
– Я здесь с определенной целью, а именно – отвезти вас домой, – говорит он. – Моя машина ждет нас на улице.
– Не могли бы вы подвезти меня по дороге? – спрашивает Изобэль.
– Могу лишь сказать, что вы действительно знаете, как надо изящно разводиться, – восхищенно говорит Знаменитый Папа. – И, конечно же, я подвезу вас.
– Это немного утешает, – замечает Изобэль, но я знаю, что это вряд ли ей помогло.
– Но как вы узнали, что я здесь? – спрашиваю я.
– Том позвонил мне, – отвечает он. – Около трех часов назад вы звонили домой и не выключили мобильный телефон. Том слышал все, что произошло за это время. Он нашел мой номер телефона в списке класса, позвонил и попросил меня приехать и забрать вас.
– Как долго он слушал? – спрашиваю я, нервно хватая его за рукав пиджака.
– С тех пор как вы прибыли в гостиницу и начали слушать программу про папоротники бассейна реки Амазонки, – объясняет Знаменитый Папа. – Самая неординарная эротическая прелюдия, какую я когда-либо слышал.
– Выходит, он знает, что между мной и Робертом Басом ничего не было? – спрашиваю я.
– Абсолютно верно, – отвечает Знаменитый Папа. – Он понял, что вы совершенно вне себя, и позвонил мне, чтобы я вмешался. Он кратко рассказал мне обо всем, что произошло, и сообщил, что вы попали в ситуацию, которая требует немедленного решения, и что раз уж я знаю всех действующих лиц и являюсь приверженцем «Арсенала», то я наиболее подходящая личность, чтобы явиться сюда и со всем разобраться.
– А почему он сам не приехал?
– Он беспокоился, что Фред может проснуться и найти пьяного американского актера, спящего на диване, – объясняет он. – К тому же я знаю этот отель. У меня очень нежные воспоминания об «Абердине», – мечтательно улыбается он.
К номеру подходит Диего.
– Ваше время закончилось, – печально сообщает он мне. – Мы обычно просим оплату с каждого человека.
Знаменитый Папа вручает ему пачку банкнот.
– Этого хватит. Остальное заплатит он, – говорит он, указывая на Гая. Тот все еще сидит на постели.
– Прямо как в той сцене в «Бешеных псах»! – восклицает Эмма. – Или это было в «Трафике»? Или в «Секретах Лос-Анджелеса»? Боже, не могу поверить, что он здесь, с нами!
По дороге домой в его автомобиле мы сидим все рядом на заднем сиденье. Оно чистое и опрятное, и шофер включил успокаивающую музыку. Изобэль сидит тихо. Знаменитый Папа достает бутылку виски из небольшого бара позади сиденья водителя, делает глоток и предлагает ей. Она запрокидывает голову и долго пьет, содрогаясь от этой горечи.
– Будет трудно справиться с этим самой, – вздыхает она. – Знаю, у меня много прислуги, но, в конечном счете, я должна буду взять на себя всю ответственность.
– Вы могли бы выйти замуж за кого-то вроде меня, и прошлое вылетело бы у вас из головы, – сообщает Знаменитый Папа.
– Ты не должна всегда полагаться только на себя, – советую я.
– Мне нужно некоторое время, чтобы оплакать мой брак и попытаться все осмыслить. Во всем этом есть и моя вина. Только мне приходится платить слишком большую цену за свои ошибки, – мрачно возвещает она. – Однако я не буду наказывать детей за грехи их отца… А вы что собираетесь делать? – спрашивает она Знаменитого Папу.
– Я многому научился за все это время, – невнятно говорит он, глотая слова и периодически тыкая пальцем в воздух. – Когда живешь такой публичной жизнью, то в итоге начинаешь бояться оставаться наедине с самим собой, потому что существует огромная пропасть между этими двумя «я». Мне нравилось верить в миф о себе самом, но каждый раз, когда я смотрел в зеркало, я видел там отражение реальности. Думаю, мне необходимо вернуться назад в моих отношениях с женой и детьми и попытаться снова обрести почву под ногами. Где-нибудь, где нет винного магазина в окружности ближе пятидесяти миль. Когда Том позвонил мне, я почувствовал, что имею какое-то предназначение, которое выше и шире того, чтобы просто приятно и бесцельно прожигать жизнь. Это очень приятное ощущение, когда можешь сделать что-то хорошее. Что-то настоящее. К тому же это хороший опыт. И я получил роль в фильме о влюбленных с детства, которые встречаются на вечеринке старых друзей.
Некоторое время все молчат.
– А как насчет вас, Суини? – в конце концов, спрашивает он.
И он и оба смотрят на меня.
– В большей степени – то же самое, я полагаю, – отвечаю я с необычным оттенком уверенности в голосе. – И в меньшей – кое-что другое.
Я не была уверена в том, что ждет меня дома, когда вертела в руках ключи, чтобы открыть переднюю дверь, но, по крайней мере, могла ожидать комитет по организации торжественной встречи. Я старалась не думать о настроении Тома и дискуссиях, которые еще предстоят, потому что часто бывает трудно что-то объяснить ему, однако, с моей точки зрения, по крайней мере, этот вечер ознаменовал конец чего-то.
Вопреки ожиданиям в доме темно. Я поднимаюсь по лестнице в спальню и вижу, что дверь в ванную комнату немного приоткрыта и там горит свет. Я вхожу, чтобы умыть лицо и снять контактные линзы. Я не могу найти футляра для линз, поэтому кладу их в кофейную чашку, стоящую на полке, а затем прячу чашку на верхнюю полку сушильного шкафа. Вдруг я слышу негромкий всплеск с другой стороны ванной комнаты.
Конечно, Том в ванне. Это абсолютно предсказуемо, и я чувствую прилив радости – какое логичное завершение ситуации. Я подхожу и заглядываю за край душевой занавески. Он лежит под водой, его волосы красиво всплывают вокруг лица. Я протягиваю руку, чтобы убрать одну прядь – она улеглась поперек его щеки. И тут он хватает меня за запястье.
– Люси, – говорит он улыбаясь. – Ты дома.
От автора
Особую признательность мне хотелось бы выразить Джил Морган за то, что она позволяет Люси Суини еженедельно отводить душу в журнале «Тайме». Без нее ничего этого не случилось бы. Также я признательна Саймону Тревину, прошедшему вместе со мной шаг за шагом весь этот путь, и Зоуи Пагнамента из Нью-Йорка. Я очень благодарна моим редакторам: Николя Скотт и Кейт Элтон из «Сенчери энд Эрроу», Саре Макграт из «Пингвин» и команде «Рэндом хаус» за их энтузиазм и преданность. Никаких слов не хватит, чтобы выразить всю мою признательность моему мужу Эдварду Олебару за неоценимые советы, касающиеся моей работы, и помощи по дому, когда это было наиболее необходимо. Хелен Таутс-хенд и Генри Трикс читали эту рукопись и постоянно поддерживали меня с самого начала. Хелен Джонстон всячески вдохновляла меня. Я очень благодарна Салли Джонстон – за возможность познакомиться с внутренним миром Би-би-си и Имоджин Стрэчен – за советы в области психологии. Большое спасибо моим родителям за множество вещей, но больше всего за смех. «Непутевые мамочки», послужившие прототипом, спасибо вам за вашу дружбу, но больше всего за то, что поделились со мной своими секретами. Вы наверняка сами поймете, о ком я говорю, но если же нет, называю на всякий случай каши имена: Луиза Карпентер, Кэрри Комб, Каролина Комб, Алекса Корбет, СараДодд, Вики Макфейдисп, Роз Маллинс и Аманда Тэрнбул. Последней, но не в последнюю очередь, мне хотелось бы поблагодарить Люси Сунии – нашего всеобщего вдохновителя.
Майор Том – один из героев песенных баллад о космосе Дэвида Боуи. —
Здесь и далее примеч. пер.
Шепард-Буш – район Лондона с дешевыми муниципальными квартирами в безликих многоэтажных домах.
«Вечерние новости» – программа Второго телеканала Би-би-си, выходит в эфир ежедневно по рабочим дням с 22.30 до 23.20.
Джереми Паксман – журналист, писатель, ведущий ток-шоу на телеканале Би-би-си.
«Уильям Хилл» – британская букмекерская контора.
Британская общественность была озабочена нездоровым питанием школьников, и в результате нескольких широкомасштабных акций в 2004—2005 гг. жареная индейка была исключена из школьных завтраков.
Имеются в виду остроносые мужские туфли, они были в моде у молодежи в 60-х годах XX в., по названию остроконечного приспособления для извлечения морских улиток из раковин.
В английских школах в зависимости от успехов по тому или иному предмету дети посещают разные обучающие группы. Группа «А» – наилучшие показатели в учебе поданному предмету, группа «Б» – средние и т.д. Один и тот же школьник может учиться, например, по истории в подгруппе «А», по математике в подгруппе «В», по химии в подгруппе «С».
Нуклеарная семья – семья, состоящая из родителей, не состоящих в браке, и детей, находящихся на их иждивении.
Имеется в виду «Книга о ведении домашнего хозяйства».
Джексон Поллок (1912—1956) – американский художник, абстрактный экспрессионист, создатель техники «дриппинг»: выдавливание из тюбика или разбрызгивание краски на холст.
Дэмиэн Хёрст – художник-скандалист.
Трейси Эмия – художница, автор нашумевшей «Кровати», за которую в 1999 г. была удостоена Танеровской премии. «Кровать» представляла собой неприбранную постель с грязными презервативами, пятнами на простыне, недопитой бутылкой водки и пр. Эмин создала целый ряд подобных 5о произведений, шокирующих публику
Сапата-вестерн – жанр фильмов на политические темы, от имени Эмилиано Сапата, мексиканского революционера.
Серджио Леоне – итальянский кинорежиссер и сценарист, создатель жанра «спагетти-вестерн».
Броуги – грубые рабочие или спортивные ботинки.
Тим Рот – английский актер и режиссер, живет и работает в Голливуде. Самые известные фильмы с его участием: «„Бешеные псы“, где он играл мистера Оранджа; „Криминальное чтиво“, Пампкин; „Розенкранц и Гильденштерн мертвы“, Гильденштерн; „Планета обезьян“ и др.
Пало-Альто– пригород Сан-Франциско, где находится Стэнфордский университет.
Дэвид Кэмерон – британский политик, лидер Консервативной партии Великобритании, или партии тори.
«Ривер-кафе» – название одного из самых любимых лондонцами кафе. Под этим названием были выпущены также две поваренные книги, очень популярные среди английских домохозяек.
«Пастушья запеканка» – картофельная запеканка с мясным фаршем и луком.
Хет-трик – три гола, забитых одним игроком за одну игру.
Найджела Лоусон – ведущая кулинарных шоу на четвертом телеканале Великобритании, долгое время вела обзор гастрономии в британском журнале «Вог».
Клеркенвелл – квартал Лондона недалеко от Сити, известный как излюбленное место проживания молодых фотографов, дизайнеров, работников массмедиа и самостоятельных молодых бизнес-леди.
