Текст книги "Чужое счастье"
Автор книги: Эйлин Гудж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Яростный натиск Моники только придал Анне решимости. В конце концов так будет даже лучше, потому что это испытание только укрепит ее уверенность в себе и сделает ее более сильной, словно горнило, из которого выходит стальной клинок, сверкающий и новый. Почему она не сделала этого много лет назад? В голове Анны промелькнули видения из ее будущего: тот день, когда ей не придется тащиться на работу с невероятно тяжелым чувством внутри; когда она сможет держать голову высоко поднятой и знать, что ее желания и потребности имеют такое же значение, как желания и потребности остальных.
Но ожидаемая буря так и не началась. Вместо этого подбородок Моники задрожал и по ее щекам покатились слезы. На этот раз Моника не играла – слезы были настоящими.
– Ты ведь не поступишь так со мной? Не поступишь? О, Анна, пообещай, что ты не бросишь меня, – в ее тихом голосе звучало смирение. – Прости меня, я была такой сукой. – Моника рыдала, съежившись в своем кресле. – Я не хотела говорить все то, что сказала. Я не знаю, что на меня иногда находит. Эта… чертова… штука. – Она снова ударила кулаками по ручкам инвалидной коляски. – Я знаю, знаю. Я должна уже смириться с этим, но я не могу. Я не могу! О Господи… – она наклонилась вперед, закрыв лицо ладонями.
Даже если бы Анну сзади ударили по ногам бейсбольной битой, она все равно не смогла бы упасть на колени быстрее. Позже, когда у нее появилась возможность вспомнить всю эту сцену, она задумалась над тем, действительно ли дело было только в Монике, или во всем виновата ее собственная потребность быть кому-то необходимой.
Но в этот момент Анна видела только то, что ее сестра страдает. А разве это не ее обязанность – заботиться о Монике?
– Тсс… все хорошо. Я никуда не уйду, – Анна похлопала Монику по согнутой спине.
– Обещаешь? – Моника подняла голову, на ее красные опухшие глаза упала прядь влажных волос.
– Я обещаю, – Анна выудила салфетку из коробки. – Сморкайся.
Моника послушно высморкалась в салфетку. Анна вспомнила о роли, которую многие считали лучшей из сыгранных ее сестрой. Это была роль жены рабочего, брошенной мужем, который ей изменил, в фильме «Розы красные». В этом фильме Моника играла себя.
– Ты ненавидишь меня?
Анна вздохнула.
– Нет. Конечно же нет.
– Я иногда сама себя ненавижу.
– Не стоит.
– Я знаю, какой бываю иногда. Я не специально, – Моника выдавила из себя робкую улыбку. – Ты помнишь ту сказку, которую нам мама читала вслух, о двух сестрах? Я – та, у которой изо рта выскакивали лягушки.
«Но ты ведь смогла быть милой с Тьерри и его бригадой», – сказал голос в голове у Анны. Но вместо этого она ласково произнесла:
– Я знаю, что это тяжело. Любому на твоем месте было бы тяжело.
– Но не тебе, – сейчас в голосе Моники не было сарказма, – ты будешь объектом поклонения для людей, страдающих параличом нижних конечностей. Как ты это делаешь, Анна? Как у тебя получается все время оставаться так оптимистически настроенной?
«Я ем. И ем. И снова ем».
– Я не знаю, – она пожала плечами, – наверное, я так устроена.
«Правду никогда не говорят вслух», – подумала она, представляя себе старенький «Понтиак-универсал» из их детства, ездивший на газу и никогда, казалось, не ломавшийся.
Моника снова высморкалась в скомканный носовой платок.
– Честно говоря, я не смогла бы без тебя.
Анна тяжело вздохнула.
– Тебе не придется жить без меня.
– Поклянись!
– Клянусь, – хихикнула Анна. В этот момент они снова были сестрами. Две маленькие девочки, которые крепко прижались друг к дружке, съежившись в чулане и слушая, как их отец выбивал дух из матери.
До того, как родилась Лиз. До того, как отец заболел. До того, как Моника убежала в Голливуд и стала знаменитостью.
– Почему бы тебе сегодня не уйти с работы пораньше? – великодушно предложила Моника. – Ты это заслужила.
Когда Анна поднялась на ноги, у нее появилось странное ощущение, словно она проваливается в пол, как идущий вниз лифт. Она победила, разве не так? Почему же она чувствует себя побежденной?
– Спасибо, я, наверное, так и сделаю.
– Увидимся утром?
– Обязательно.
Анна все поняла только тогда, когда вышла на улицу и направилась к своей недавно отремонтированной «Тойоте», из-за чего она задолжала двести восемьдесят долларов, что было для нее почти невероятной суммой. Она ведь ничего не выиграла. Ни капли. Да, Моника сдалась, но какой ценой? Анна не могла избавиться от чувства, что что-то еще должно произойти.
Она была уже в ночной сорочке и чистила зубы, когда зазвонил телефон.
– Мисс Анна… приезжайте. Скорее!
Это звонила Арсела. У нее был очень взволнованный голос.
Анна почувствовала страх.
– Что случилось?
– Мисс Моника, она упала. Мне кажется, она ушиблась.
Скорее всего Моника потеряла сознание. Анна вспомнила о том, что сестра была очень пьяна. И это было еще до того, как наступило время коктейлей, когда настоящее веселье только начинается. А что, если Моника и правда сильно ушиблась?
– Я вызову «скорую», – сказала Анна Арселе, – присмотри за ней, пока они приедут.
Набирая 911, Анна почувствовала, как ее охватывает безмерная усталость. Это не первый раз и не последний. Она больше не могла закрывать глаза на то, что ее сестра была алкоголичкой.
Анна позвонила Лауре.
– Я знаю, что уже поздно, – извинилась она, – но кое-что произошло… С Моникой. Я собираюсь в больницу и хотела узнать…
Лаура не дала ей закончить.
– Финч тебя отвезет. И не беспокойся о матери, я за ней присмотрю.
– Мне жаль, что приходится беспокоить тебя так поздно.
– Не говори глупостей. Для чего же еще существуют соседи? – Лаура ответила так, словно Анна попросила ее одолжить полкилограмма сахара. – Оставайся на месте. Я что-нибудь накину, и мы скоро будем у тебя.
Анна сдержала слезы.
– Спасибо. Что бы я делала без вас?
Это была обычная формула вежливости, но каждый раз Анна поражалась тому, как люди, которые фактически были ей совершенно чужими, могут проявлять столько отзывчивости.
Несколько минут спустя она услышала стук в дверь. Лаура вошла еще до того, как Анна успела ответить. На ней был пиджак, накинутый поверх фланелевой ночной сорочки, а из-под кружевного подола выглядывала пара ковбойских сапог.
– Можешь не спешить, – сказала Лаура Анне, когда та уже собиралась уходить. – Надеюсь, что не случилось ничего серьезного.
Что-то в ее тоне заставило Анну вздрогнуть. Лаура обо всем знала. А это означало, что дела обстояли еще хуже, чем Анна думала. В этот раз не получится не выносить сор из избы.
Глава четвертая
– Она проснулась? – нервно спросила Лиз.
Анна кивнула.
– Без сомнения.
– Не хотите кофе или еще чего-нибудь? – резко спросила Финч.
Они, столпившись, стояли в коридоре возле палаты Моники на третьем этаже Доминиканской клиники, Финч замерла в нескольких футах от Анны и Лиз. Она чувствовала себя так, как будто вмешивалась в чужие семейные дела.
– Я бы не отказалась. – Лиз выглядела смущенной, словно ее втянули в это безо всякой причины. Она открыла свой кошелек и дала Финч смятую банкноту. – С молоком, без сахара.
Финч заметила, что Лиз похожа на Анну: у нее тоже было сердцевидное лицо, глубоко посаженные голубые глаза, с морщинками в уголках. Но Лиз отличалась от сестры тем, что больше заботилась о себе. Ее каштановые волосы были уложены в стильную прическу и окрашены перьями. Лиз походила на человека, ведшего светский образ жизни. И неудивительно: Лиз управляла курортом минеральных вод, находившимся у горячего источника, куда Элис часто угрожала затащить Лауру в ближайшее время.
– Я не хочу, спасибо. – Анна одарила Финч усталой улыбкой. Она была обута в кеды и одета в мятый свитер, в уголке рта засохло крошечное пятнышко зубной пасты.
Финч переживала за Анну, что могло бы показаться странным, так как Анна была более чем в два раза старше ее. Возможно, это происходило потому, что они в чем-то были похожи: им обеим пришлось нелегко. Финч догадалась об этом по той застенчивости, с которой Анна приветствовала новых людей, как будто опыт научил ее, что не каждый, кто протянул тебе руку, имеет добрые намерения, и старалась не выходить на первый план, чтобы не стать мишенью для чужих острот. Только познакомившись с Анной поближе, можно было понять, какая она изумительная – сильная, как большие деревья, стойко выдерживающие ураган.
Как сейчас, с Моникой. Некоторые считали, что Анна зависит от своей знаменитой сестры, но Финч знала правду: Анна была опорой, за которую держалась Моника. Но даже терпение Анны имело свои пределы. Все в городе знали, что Моника – алкоголичка. Лишь Анна могла так долго скрывать это.
Финч возвращалась из кафетерия. Она шла осторожно, чтобы не разлить кофе из пластикового стаканчика. Сестры все еще разговаривали. И по выражению их лиц Финч поняла, что говорили они не о погоде. Она замедлила шаг. Их голоса доносились до нее.
– Ты уверена, что все настолько плохо? – спросила Лиз. – Я знаю, что она немного злоупотребляет выпивкой…
– Не немного, а сильно. И ситуация ухудшается. – Анна не отступала. «И это хорошо», – подумала Финч. – Тебе не захочется быть рядом с Моникой, когда она пьяна, поверь мне.
– Я не хочу быть рядом с ней. – Лиз сдержанно усмехнулась. – На своем курорте я имею дело с достаточным количеством знаменитостей. Знаешь, какие из них самые ужасные? Те, которые изо всех сил стараются понравиться публике. Ты бы видела, как они обращаются с персоналом.
– Ты слышала что-нибудь о «Патвейз»?
– Это не один из религиозных культов?
– Это центр реабилитации. Там лечатся многие знаменитые люди.
– О да, я начинаю вспоминать. Это не то место, где – как там его зовут – лечился от наркозависимости?
Анна кивнула.
– Именно это заставило меня подумать о реабилитации. Как бы то ни было, я туда позвонила.
Для Финч это не было новостью: Анна звонила из машины кому-то по имени Рита, и было похоже, что они уже и раньше общались.
– И? – Лиз вопросительно изогнула бровь.
– Они должны прислать кого-то, чтобы составить мнение о Монике.
Лиз поморщилась.
– Не хотела бы я оказаться на месте этого человека.
– Ну, дело в том, что… – Анна вдруг ни с того ни с сего начала вытирать пятно на своем рукаве. – Нам тоже придется быть там. Это что-то вроде поддержки.
– Вроде чего? Не бывает чего-то вроде поддержки. – Лиз отступила на шаг назад, оглядываясь вокруг с такой тревогой, будто искала ближайший пожарный выход. Но затем она, должно быть, поняла, что застряла здесь надолго, потому что застонала и направилась обратно к стене. – О Господи! Мне следовало догадаться.
Спокойным, но твердым голосом Анна сказала:
– Я не могу сделать это одна. Мне нужна твоя помощь, Лиз.
– Почему я должна это делать? Что Моника сделала для меня за последнее время? А как она относится к Дилану? Когда мы в последний раз были у нее дома, Моника дремала, пока он плескался в бассейне. Я удивлена, что она еще помнит дату его рождения.
– Ну, это не так уж и мало.
У Анны предательски загорелись щеки. Лиз прищурила глаза.
– Это была ты, не так ли? Ты посылала те подарки.
Анна посмотрела на сестру так, будто собиралась это отрицать, затем пожала плечами.
– Я прикладывала к ним визитку Моники, поэтому формально они от нее.
Лиз вздохнула, принимая поражение.
– О’кей. Я сделаю это для тебя. Но это единственная причина.
Анна улыбнулась:
– Отлично. Встретимся завтра здесь же в восемь утра.
– Почему так рано?
– По-моему, лучше сделать это сразу – прежде чем Моника узнает, что ее ждет.
Лиз снова вздохнула. Выглядела она при этом так, словно изнемогала под гнетом чужого давления.
– Мне придется найти кого-то, кто заменит меня на работе. Джанет болеет, и я работаю сейчас на регистрации. Но думаю, что я смогу выделить часок.
– В общем-то все это немного сложнее. – Внезапно Анна отвела взгляд. – Есть еще Неделя семьи.
– Ты шутишь, правда?
– Это только на неделю, пока Моника не привыкнет. Очень важно, чтобы мы обе пришли. Не только ради Моники, но и ради нас тоже.
– Ни в коем случае. – Лиз трясла головой, словно маленький ребенок, которого заставляли съесть что-то такое, от чего его тошнит. – Никаким чертовым образом я не собираюсь переустраивать свою жизнь ради этой… этой… – Она не смогла закончить фразу. Несмотря на все свои недостатки Моника все-таки была ее сестрой. Печальным голосом Лиз добавила:
– Она бы не сделала этого ни для кого из нас.
– Возможно, – согласилась Анна, скорее грустно, чем рассерженно. – Но разве это не является еще одной причиной? Видит Бог, что хуже уже быть не может. И, возможно, станет немного лучше. Для всех нас.
Финч выбрала этот момент, чтобы подойти. Она отдала Лиз кофе и сказала:
– Простите, я не хотела перебивать. Я буду внизу, в холле, если понадоблюсь.
Финч уже направилась к холлу, когда Анна слегка сжала ее локоть.
– Ты никому не мешаешь…
И посмотрела на девушку взглядом, который сказал: «Ты тоже семья».
У Финч потеплело на душе. Большую часть своей жизни она лишь наблюдала за чужими семьями со стороны. За шестнадцать лет Финч сменила четырнадцать домов, и ни в одном из них она не задержалась так надолго, чтобы назвать его своим. Только с прошлого года, с тех пор как она поселилась у Лауры, у Финч появилось такое ощущение, как будто она является членом этой семьи. А сейчас в свою семью ее впустила Анна.
Лиз улыбнулась.
– Вместе веселее.
– С ней все будет в порядке? – спросила Финч, взглянув на палату, в которой спала Моника, не подозревающая о том, что ее ожидало.
– Смотря что ты подразумеваешь под словом «порядок», – фыркнула Лиз.
Финч слышала сплетни о Монике. Она также перевидала на своем веку достаточно пьяниц, чтобы распознать их по внешнему виду. Однажды, когда Финч встретила Монику в ДеЛаРосе, она почувствовала, что от той пахнет спиртным.
– Я рада, что она не пострадала, – сказала Анна.
– Как, черт побери, можно упасть с инвалидной коляски? Я имею в виду, что даже для пьяного это довольно сложный трюк. – Лиз осмотрелась вокруг, будто боялась, что кто-то мог ее подслушать. – Кстати, какова официальная версия?
Анна грустно улыбнулась.
– Моника внезапно заболела. Возможно, воспаление легких. Это звучит лучше, чем шишка на голове.
Финч вздрогнула, и на нее нахлынули воспоминания. Ей было восемь лет. Она находилась в Кинг-Кантри в палате интенсивной терапии. Ее рука была в гипсе. Она плакала. Не только потому, что ей было больно, или потому, что она находилась в незнакомом месте. Добрый врач, который фиксировал ее руку, хотел знать, как она ее сломала, и Финч не знала, что ему ответить. Если бы она сказала правду, ее приемный отец мог еще сильнее избить ее, как он и грозился. Поэтому Финч соврала, сказав врачу, что упала с гимнастического снаряда.
Из палаты Моники послышались слабые стоны. Финч заглянула туда и увидела, что Моника просыпается. Сейчас она выглядела не очень эффектно. Ее лицо было бледным, под глазами залегли черные круги, волосы спутались. Несколько лет назад Финч вырвала фото Моники из журнала и прикрепила его к стене в своей спальне. Она мечтала однажды стать такой же богатой и знаменитой, как Моника Винсент, но сейчас Финч не поменялась бы местами с Моникой за все богатства мира.
Пока Лиз и Анна робели, ожидая, кто из них войдет первой, Финч зашла в палату.
– Привет, – сказала она, слегка помахав рукой.
– Кто ты? – покосилась на нее Моника.
– Подруга Анны.
Очевидно, Моника не помнила ее, хотя встречала Финч в ДеЛаРосе.
Моника посмотрела сквозь нее, громко позвав Анну и Лиз, и воскликнула:
– Объяснит мне кто-нибудь, что происходит?
Анна подошла и стала рядом с Финч.
– Ты немного упала дома, – произнесла она сухо.
Моника нахмурилась.
– Забавно. Я не помню.
– Привет, сестренка. – Лиз осторожно поцеловала Монику в щеку. – Ты выглядишь не совсем здоровой.
– Я дерьмово себя чувствую, – ответила Моника. Темные круги под ее глазами выглядели так, как будто они были нарисованы Магическим Фломастером. – Где доктор Бергер?
– Его здесь нет, – сказала Анна.
– Где он, черт возьми? Почему вы ему не позвонили?
Моника попыталась сесть, но Анна мягко толкнула ее назад.
– Это может подождать до утра. Нет смысла беспокоить его сегодня вечером.
– Ладно. Если вы его не позовете, то это сделаю я. – Моника потянулась к телефону, стоящему у кровати, но Лиз выхватила его и поставила вне пределов ее досягаемости.
– Ты не в том положении, чтобы командовать, – сказала она.
Моника выглядела ошарашенной. Очевидно, она не привыкла, чтобы с ней так разговаривали.
– Что происходит? – она сощурилась. – Вы что-то недоговариваете. Не отрицайте, это написано у вас на лицах.
– Мы можем ей сказать. Она и так скоро об этом узнает. – Лиз бросила многозначительный взгляд на Анну, прежде чем снова повернуться к Монике. – Доктор сказал, что тебе осталось жить шесть месяцев.
– Иди к черту, – Моника откинулась назад.
Финч еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.
– Мы вернемся утром, – сказала Анна. – Тогда мы сможем обо всем поговорить.
Лиз взглянула на свои часы, затем поставила телефон на пол.
– И это все – вы покидаете меня? – Моника жалобно посмотрела на сестер.
Финч вспомнила фильм, в котором Моника играла женщину, умирающую от рака. Финч тогда проплакала весь фильм, но сейчас она наблюдала за этой сценой с сухими глазами.
– Похоже на то. – Лиз бросила на Монику еще один равнодушный взгляд и направилась к двери, Анна и Финч последовали за ней. – Если тебе станет одиноко, ты всегда можешь посмотреть на себя по телевизору, – бросила Лиз на прощанье. На каком-нибудь из каналов всегда шел фильм с участием Моники Винсент.
Они выходили из двери, когда что-то пролетело мимо них, с грохотом ударившись о косяк двери, – Финч увидела, что это была Библия, и поняла, что Моника быстро шла на поправку.
– Тссс! Начинается.
Энди удобно расположилась на своем месте, передавая попкорн Саймону. Он взял немного и передал пакет Финч. На экране поплыли титры на фоне первых кадров фильма: машина, движущаяся по горной дороге.
– «Студебеккер», – проговорил Саймон.
– Что? – прошептала в ответ Финч.
– Машина. – Он повернулся к ней. Два крошечных одинаковых отражения «Студебеккера» блестели на линзах его очков производства фирмы «Кларк Кент». Парень Энди был худшим видом всезнайки, из тех, кто всегда все знает. Если бы он не был так обаятелен, Финч просто возненавидела бы его.
Повернувшись к экрану, она снова сосредоточилась на фильме. Пленка была поцарапанной, цвета на ней с годами потускнели, но «Незнакомец в Раю» держал Финч в напряжении от начала и до конца. Это была история о мужчине, который скрывался от закона, но ничего у него не ладилось, и он закончил жизнь в городе под названием Рай. Во время последней сцены – в которой герой понимает, что он любит женщину, в смерти которой его ошибочно обвинили, и ему нужно выбирать: отправиться к ней или вернуться к своей жизни на земле, – Финч тайком шмыгала носом в бумажный носовой платок, зажатый в кулаке. Поглядывая краем глаза на Энди, она увидела, что то же самое делает и ее подруга.
«Им следует продавать на входе бумажные носовые платки», – подумала Финч. Даже Саймон снял очки и вытирал их краем футболки. И это при том, что он был настоящим циником.
Энди протянула руку и слегка толкнула Финч.
– Посмотри. – Она указала на титры, бегущие внизу. Финч наткнулась на имя Лорейн Уэллс. До того как Финч стала Кайли, ее фамилия была Уэллс – полное имя Бетани Лорейн Уэллс. Энди приподняла бровь, будто предполагала, что здесь была какая-то связь.
Но Финч только пожала плечами, словно говоря: «Ну и что с того?»
– Возможно, вы родственники, – сказала Энди, когда они забирали свои вещи. – Мир полон совпадений.
– Это распространенное имя, – возразила Финч.
– Ну и что.
– Это глупо. – Саймон вытащил свой рюкзак из-под сиденья. Он никуда без него не ходил; в рюкзаке были записная книжка, ручка, фотоаппарат фирмы «Никон» и диктофон. «Никогда нельзя знать, когда тебе улыбнется удача», – часто говорил Саймон.
– Ну да, а может, это судьба. Ты никогда не думала, что есть причина, по которой ты решила сойти именно в Карсон-Спрингс? – Энди могла быть невероятно настырной, даже когда спорила о чем-то, во что сама не очень верила. Несмотря на всеобщее единодушие, она, как правило, отстаивала противоположную точку зрения. – Я помню, как ты мне говорила, что у тебя было такое ощущение, как будто ты здесь уже бывала.
– Может, в другой жизни, – отшутилась Финч.
Они шли по проходу между рядами. На ковре, расстеленном во всю длину, были разбросаны попкорн и обертки от конфет.
– Разве ты не веришь в судьбу?
– Конечно, как в фильме «Дитя судьбы», – громко ответила Финч.
Однако Энди заронила в ее душу сомнение. А что, если это правда? В мире происходят и более странные вещи. И выходя из автобуса в тот день, Финч действительно почувствовала, будто она приехала домой. Может, это каким-то фантастическим образом связано с Лорейн Уэллс?
Но к тому времени как они вышли в фойе, Финч решила, что это фильм заморочил ей голову – все эти штучки о потустороннем мире и о душах, которые ищут свою вторую половинку. После того как Финч посмотрела «Участь Самма», ей мерещились вампиры в каждой тени.
Оглядываясь вокруг, Финч заметила, что у многих глаза были заплаканы, – оказалось, не одна она верила любой душещипательной истории, – хотя все они выглядели так, будто хорошо провели время. Рыжеволосая Мирна Макбрайд болтала с пожилыми близнецами Миллер, Оливией и Роуз, которые были одеты в одинаковые английские блузки из индийской льняной полосатой ткани и держали в руках полосатые соломенные дамские сумочки. А за старомодной машиной по изготовлению попкорна огромный Герман Тизер, весь покрытый татуировками, рассказывал маленькой группке, собравшейся вокруг него, малоизвестные сведения о фильме. Герман был одним из организаторов фестиваля и знал о фильме больше, чем кто-либо другой.
Он приветливо помахал Даун и Ив Париш, совершенно одинаковым светловолосым внучкам-близняшкам Роуз Миллер. Даун ходила с Финч на биологию и однажды принесла листочек марихуаны на урок, посвященный лекарственным растениям. Даун не сказала, где она его взяла, но все знали, что ее родители-наркоманы выращивают марихуану у себя на заднем дворе. К счастью для нее, их учитель не доложил об этом.
Финч пожалела о том, что Анна не пришла, но надеялась, что теперь, когда Моника проходила курс реабилитации, все наладится. С матерью и сестрой у Анны было полно хлопот.
Они вышли на улицу. Поднялся легкий ветерок. Листья искусственных апельсиновых деревьев, стоявших в бочонках вдоль обочины, шелестели, когда Финч, Энди и Саймон не спеша, прогулочным шагом шли по тротуару. Подобно «Парку Рио», большая часть делового района Карсон-Спрингс мало изменилась за долгие годы своего существования. Почтовая ратуша отбивала часы так же, как и последние семьдесят лет, соперничая по воскресеньям с церковными колоколами. На площади Парконс-Драгс стоял фонтан, окруженный красными виниловыми скамеечками, ларьки возле которых до сих пор снабжали всех желающих крем-содой и пивом. Кафе «Три-Хаус» хранило рецепт крема для супа чили с тех пор, как дедушка Дэвида Рубака впервые его приготовил. Единственной настоящей переменой, говорила Лаура, было то, что порция мороженого на Ликети-стрит, которую раньше можно было купить за пятнадцать центов, теперь стоила доллар пятнадцать.
Они проходили мимо витрины «Между обложек» – книжного магазина, принадлежавшего бывшему мужу Мирны, Питеру, – эти двое были конкурентами, – когда Энди указала на «Последнее слово», находившийся на противоположной стороне улицы, – единственный магазин, за окнами которого сверкали огоньки. Обычно в это время он был закрыт; должно быть, Мирна работала допоздна из-за фестиваля.
– Давайте зайдем, – сказала Энди, хватая Саймона за руку и направляясь на противоположную сторону улицы. Они были необычной парой: Энди маленькая и подвижная, а Саймон долговязый и педантичный, но до сих пор они как-то ладили.
Спеша за ними, Финч неожиданно почувствовала себя несправедливо брошенной. Несмотря на то что Энди и Саймон старались дать ей почувствовать, что рады ее компании, Финч ощущала себя третьей лишней. Не то чтобы к ней никто не проявлял интерес, просто ребята, которых встречала Финч, казались ей недостаточно взрослыми.
В ресторане Энди угостила друзей лимонадом и лимонными пирожными. Завтра нужно было идти в школу, но они не спешили домой – возможно, потому, что у них никогда не иссякали темы для разговоров. Саймон и Энди были единственными, кроме приемных родителей и Анны, с кем Финч могла быть собой. Они не осуждали ее за то, что в чем-то она отставала от своих ровесников, а в чем-то была гораздо взрослее их. В прошлом Финч никогда не задерживалась на одном месте так долго, чтобы завести настоящих друзей. Теперь у нее было два друга, на которых она могла рассчитывать в любой ситуации.
Они уже выходили из магазина, когда взгляд Финч упал на выставку книг, по мотивам которых были сняты фильмы. Она взяла в руки тоненький томик, озаглавленный «Незнакомец в Раю», и наклейка на обложке сказала ей о том, что автор был местным жителем. Перед тем как Финч это узнала, она просматривала алфавитный указатель. Если о Лорейн Уэллс где-то и упоминалось, то это должно быть именно здесь.
Энди заглянула ей через плечо.
– Я так и знала.
Финч смущенно обернулась.
– Что?
– Ты заинтересовалась. Признай это.
– Хорошо, я это признаю, – с Энди иногда проще было просто сдаться. – Но это не означает, что я думаю, будто ты права.
Саймон взял еще один экземпляр той же книги и начал ее пролистывать.
– Я нашел Орсона Уэллс, но не Лорейн.
– И это все? Мы так легко сдадимся? – спросила Энди.
Саймон пожал плечами, возвращая книгу на стеллаж.
– В любом случае это спорный вопрос. Наши шансы найти ее невелики. Она либо мертва, либо слишком стара, чтобы что-либо помнить.
Энди уставилась на него.
– Ты не можешь знать об этом наверняка.
– Почему тебя так это волнует? – спросила Финч у подруги.
– Я верю в судьбу в отличие от вас. – Энди вырвала книгу у Финч из рук и зашагала к кассе. – Взять хотя бы историю, которая произошла с моими бабушкой и дедушкой.
– А что с ними произошло? – спросила Финч.
– Когда они встретились и бабушка узнала, что фамилия дедушки Фиджеральд, как и у нее, она тут же поняла, что они созданы друг для друга.
– Фамилия Фиджеральд такая же распространенная среди ирландцев, как Смит у англичан, – сказал со смущенным видом Саймон. Он привык к богатому воображению Энди и вспомнил, как она потащила его к гадалке, которая сказала ему, что в будущем у него будет много детей (после этого Саймон понял, что гадалка мошенница, потому что, выполняя роль отца для своих младших пяти братьев и сестер, он поклялся, что никогда не заведет своих детей). Когда Энди окинула его недовольным взглядом, он быстро добавил:
– Хотя я тоже верю в судьбу.
– Послушайте, я знаю, что это иголка в стоге сена, но почему бы нам все-таки не поискать ее? – сказала Энди, доставая кошелек и расплачиваясь за книгу.
– Кого, твою бабушку? – поддразнил ее Саймон.
– Нет, глупый. Лорейн. – На этот раз Энди захихикала.
Финч вздохнула.
– Хорошо. Но сразу скажу, что я не жду, что из этого что-то выйдет.
Она давно уяснила: чем меньше ты ждешь, тем менее разочарованной ты будешь.
Финч не отважилась открыть правду даже своей лучшей подруге: она безумно хотела разгадать тайну своего рождения. Всю свою жизнь она думала о своих родителях: были ли они женаты, не было ли у нее братьев или сестер? Мысль о том, что она может пройти мимо них на улице и не узнать их, не давала Финч покоя.
Связывало ли ее с Лорейн Уэллс какое-то давно потерянное родство? Шансы были миллион к одному. Но это не мешало ей интересоваться… и мечтать.
Саймон вызвался самостоятельно выяснить что-нибудь для начала.
– Я поговорю с этим парнем, посмотрим, сможет ли он дать нам какие-нибудь зацепки, – сказал он, вцепившись в книгу.
– Я давно тебе говорила, что я тебя люблю? – Энди одарила его своей ослепительной улыбкой. Бедный Саймон. Разве он мог устоять?
Когда они возвращались к своим машинам, Энди рассказала о предстоящей поездке ее матери и отчима в Европу и о том, что ей доверили следить за младшим братом, пока они будут в отъезде. Так как о том, чтобы пожить у отца Энди после ее печально известного визита в начале года, не могло быть и речи, Герри решила, что ее дочь достаточно взрослая, чтобы на нее можно было возложить такую ответственность. Финч не хотела разочаровывать подругу, поэтому не сказала, что быть предоставленной самой себе не так уж чудесно, как кажется.
«Спроси об этом у новичка, которого перевели из какой-то частной школы на востоке». Финч никогда его не встречала, но, по рассказам Энди, это был как раз ее тип – задумчивый и загадочный. Как будто Энди могла знать, какие парни нравятся Финч. Не говоря уже о слухах, ходивших по школе, о том, будто Финч фригидна или, может, даже лесбиянка. Пусть люди считают так, как им нравится. Будет ли лучше, если они узнают правду – что Финч переспала с большим количеством мужчин, чем Мадонна?
– Я, пожалуй, возьмусь за дело. Мне нужно подготовиться к контрольной, – сказала Финч, быстро шагая к пикапу Гектора, припаркованному на муниципальной стоянке. – Можно подумать, есть какая-то причина, по которой нам могут пригодиться знания о Пелопоннесских войнах, – она закатила глаза.
– Расспроси Энди – она, вероятно, побывала там в прошлой жизни, – усмехнулся Саймон.
– Один ноль в твою пользу, – вкрадчиво сказала Энди.
– Почему людям так нравится думать, что в прошлых жизнях они были кем-то известным, например Клеопатрой или Наполеоном? – Финч на минуту замолчала, доставая ключи из кармана. – А что, обычные люди не перевоплощаются?
– Мы узнаем об этом в ближайшие дни, – подмигнув, сказал Саймон.
Финч засмеялась, помахав им на прощание, но в глубине души ей было интересно, не приоткроется ли завеса над ее прошлым.
– Эй, гомик!
– Парень, ты что, глухой?
– Все, кто ходит в частные школы, – гомики или только ты?
Обидчиков было двое – пара неуклюжих неандертальцев. Пока что новенький – по крайней мере, Финч надеялась, что он был новеньким – напустил на себя безразличный вид и, ссутулившись, стоял на автобусной остановке, глядя вдаль; у него были темные волосы до плеч, заправленные за уши. Под мышкой он держал изорванную книгу «Над пропастью во ржи» в бумажной обложке. Финч наблюдала, как два неандертальца – она не знала их имен, но встречала их в школе – начали подступать к своей жертве. Более крупный из них был коренастым и походил на мясника. У него была очень короткая стрижка и маленькие блестящие глазки, как у Блуто из «Папая». У его круглоголового друга все лицо покрывали ужасные прыщи, из-за чего оно напоминало пиццу. Когда они уже практически нависли над новичком, он наконец-то повернулся и взглянул на них с легким интересом.
