Текст книги "Чужое счастье"

Автор книги: Эйлин Гудж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Они проходили через патио, когда Саймон внезапно остановился.

– Чуть не забыл, – он выудил из кармана сложенный листок бумаги и вручил его Финч. – Все собираюсь тебе это отдать. Артур, парень, написавший книгу, отправил меня к человеку, который знает Лорейн. Хочешь верь, хочешь нет, но у меня даже есть ее адрес.

На листке неразборчивым почерком был написан адрес в Пасадене. Изо всей этой шумихи вокруг ареста Анны Финч совсем забыла о Лорейн Уэллс. Она поблагодарила Саймона и спрятала бумажку в кошелек, решив, что займется этим позже или не займется вовсе. Сейчас у нее были более важные заботы.

Спустя несколько минут они с Люсьеном ехали во Флэтс на его новом желтом «Ацтеке», который отец подарил ему на шестнадцатилетие. За окном мелькали ровные ряды апельсиновых деревьев. Вдалеке холмы были так густо усеяны маком, что казались присыпанными розами, которые у подножья были покрыты снегом горных вершин.

– Кто такая Лорейн? – мимоходом спросил Люсьен.

– Никто. – Финч пожала плечами, не имея ни малейшего желания заводить разговор на эту тему.

Он не стал настаивать, хотя бросил на нее внимательный взгляд. Она изучала его профиль. Черты его лица были до странности утонченными, почти изящными, словно гравюра с изображением Байрона, висевшая на стене в кабинете миссис Миллер. В прошлом Финч всегда предпочитала мачо – ребят постарше, оставленных на второй год, большинство из которых были темноволосыми, с постоянной щетиной и сигаретой в зубах. Тем не менее, несмотря на манеру Люсьена одеваться как ученик младших классов и руки, которые, похоже, не поднимали ничего тяжелее ручки, вокруг Люсьена была загадочная аура, которая казалась Финч невероятно возбуждающей. Он никого и ничего не боялся.

«Даже смерти», – подумала она, чувствуя, как мороз пробежал у нее по коже.

– Скажи мне, что это не мое дело, если хочешь, – произнес Люсьен примерно через минуту, – только не говори «никто».

– Я не то хотела сказать. – Финч посмотрела на деревья, шумевшие за окном. – Честное слово, ничего особенного. Просто Саймон подумал, что я захочу зайти к этой леди.

– Зачем?

– У нас одинаковые фамилии.

– Кайли?

Финч помедлила, а затем произнесла:

– Нет, Уэллс.

– Так вот как тебя по-настоящему зовут, да? – Люсьен, казалось, был заинтригован. Она сказала ему, что была приемным ребенком, но практически ни о чем, кроме этого, не упоминала. Чем меньше он знал, тем лучше.

– Кайли действительно моя настоящая фамилия. – Понимая, что отвечает так, словно обороняется, Финч смягчила тон. – Послушай, я против тебя ничего не имею, но мне не хочется об этом говорить, о’кей?

– О’кей, – пожал он плечами.

Люсьен так спокойно к этому отнесся, что уже через несколько секунд она сдалась.

– Меня и Финч не всегда звали. До этого меня звали… – она сделала паузу. Единственными людьми, кроме ее семьи, которым она назвала свое настоящее имя, были Энди и Саймон, – Бетани, – тихо произнесла она.

– Бетани. – Люсьен медленно повторил это слово, отчетливо произнеся каждый слог так, что получилось Бе-та-ни. – Откуда же взялась Финч?

– Это была одна из тех идей, которые приходят неожиданно, – не стала уточнять она.

– Я подумал, что, может, это была фамилия.

– У меня не было семьи до того, как я переехала сюда.

Люсьен понимающе улыбнулся.

– Женщина-загадка. Мне это нравится.

– Видишь? Я знала, что мне следовало держать язык за зубами, – Финч пыталась сдержать улыбку.

– Я не хотел затрагивать больную тему.

– Это не твоя вина. Просто я не люблю, когда мне напоминают о тех днях. – Это было в другой жизни, а Бетани Уэллс была кем-то, кого Финч когда-то знала.

Память вернула ее в тот день, когда она впервые приехала сюда. Финч несколько дней ехала на автобусе в неизвестном направлении. Карсон-Спрингс показался ей таким же хорошим местом, чтобы сойти, как и любое другое. К тому времени у Финч закончились деньги, поэтому она без приглашения заявилась на свадебный прием, чтобы чего-нибудь поесть, – прием оказался в честь свадьбы сестры Лауры. Если бы Элис не пожалела девочку после того как ее поймали, Финч смылась бы с обратным билетом до Нью-Йорка к новым приемным родителям. Она вздрогнула при мысли о том, какой была бы ее жизнь сегодня, если бы не великодушие Элис.

– Эта леди… ты и вправду думаешь, что она может быть твоей родственницей? – голос Люсьена прервал ее мысли.

Финч рассмеялась и покачала головой, хотя она не могла отказаться от маленькой крупицы надежды, которая не давала ей покоя, словно камушек в ботинке.

– Это была идея Энди. Она из-за этого словно одержимая. Но по-моему, ничего не выйдет.

– Ну, ничего нельзя знать заранее.

– В любом случае, я ничего не потеряю. – Финч старалась говорить спокойно. Она не хотела, чтобы Люсьен узнал правду: несмотря на то что она очень любила Лауру, Гектора и Мод, внутри у нее зияла дыра, которую она ничем не могла заполнить.

– Не могу сказать того же о себе, – мрачно произнес Люсьен.

Финч бросила на него косой взгляд.

– Пойми меня правильно, но я без подготовки могу назвать дюжину людей, которые без колебаний согласились бы поменяться с тобой местами.

Да, его родители были разведены, но то же самое было с половиной детей в школе. Однако никто из них не был так богат, как родители Люсьена.

– Что, родители шлепали тебя в детстве? – спросила Финч.

Она ждала, что Люсьен хоть слегка улыбнется, но выражение его лица осталось напряженным.

– Скажем так: я никогда не был для них на первом месте.

Финч пожалела, что подстрекала его: не его вина, что его родители были более чем обеспечены. Она мягко спросила:

– Какая у тебя мама? – Финч знала только, что она жила в Нью-Йорке.

– Ты имеешь в виду, что она делает, когда не пьет? – Люсьен нахмурился. – Я здесь только потому, что она в реабилитационном центре.

– Вау! – тихо воскликнула Финч. – Ну и ну!

– Н-да, что я могу сказать. – Рот Люсьена исказила улыбка, больше похожая на гримасу. – А мой отец ненамного лучше. Обычно он держится до обеда.

– А я считала, что проблемы есть только у бедных.

– Ты думаешь, что деньги решают все? – Люсьен улыбнулся, но Финч видела, что обидела его.

Не сдержавшись, она ответила:

– Нет, но я заметила, что большинство людей, у которых они есть, ведут себя так, словно у них дерьмо не воняет.

– Надеюсь, ко мне это не относится, – сухо сказал Люсьен.

– Нет, – согласилась Финч, – но ты спроси меня об этом через пару лет, может, у меня будет другое мнение. – Люсьен рассмеялся, и она почувствовала, как напряжение между ними начало спадать. – Следующий поворот направо, – она указала на перекресток впереди, где огромный каштан указывал дорогу к Сэм и Иану.

Когда они подъехали, Сэм стояла на коленях возле клумбы. На ней была соломенная шляпа и мешковатые брюки с прилипшей к ним травой. Она поднялась и легкой походкой направилась им навстречу.

– Финч! Почему ты меня не предупредила, что приедешь? Я бы надела что-нибудь поприличнее. – Сэм стянула испачканные перчатки и протянула Люсьену руку.

– Привет, я – Сэм.

– Люсьен Джефферс, – он пожал ей руку.

– Рада наконец познакомиться с тобой.

Финч почувствовала, как у нее становится теплее на душе. Догадается ли Люсьен, что она все время о нем говорила?

– Мы не в гости приехали, – быстро сказала Финч. – Мы здесь из-за Анны.

Улыбка Сэм сменилась встревоженным взглядом.

– Как она там?

– Нормально, насколько я знаю.

Сэм обеспокоенно покачала головой.

– Я бы приехала на слушание, но у Джека температура, – она посмотрела на дом. Он был похож на те, в которых Финч мечтала вырасти: деревянные стены, выкрашенные белой краской и украшенные голубой отделкой, настурции, плетущиеся вверх по перилам крыльца. Высоко на крыше возвышался флюгер, словно свисток, скрипящий на ветру.

– Надеюсь, ничего серьезного? – спросила Финч.

– Небольшая простуда. С ним все будет в порядке. Он должен проснуться с минуты на минуту. – Сэм обернулась к Люсьену и, улыбаясь, стала стряхивать с футболки листья и траву. – Не знаю, сказала ли тебе Финч о том, что Джек немного младше моих девочек. У меня родился ребенок тогда, когда у моих ровесниц появляются внуки.

– По крайней мере, вы знали, на что шли, – сказал Люсьен.

– Это уж точно, – рассмеялась Сэм. – В моем возрасте всегда знаешь, что может пойти не так. – Она направилась к дому и показала им жестом, чтобы они следовали за ней.

Финч вошла внутрь и увидела, что Джек спит в детской кроватке в гостиной. Когда Сэм включила мобиль, малыш зашевелился и поднял голову, сонно мигая. Его щечки были розовыми, а золотые спутанные кудри сбились на одну сторону. Увидев Финч, он улыбнулся, обнажив четыре маленьких зуба.

– Фа! – закричал он, становясь прямо и вытягивая полные ручонки.

Джек отлично знал путь к ее сердцу. Один его взгляд – и она таяла. Финч подхватила его на руки.

– Вау! Чем ты кормишь этого малыша? Он весит целую тонну!

– Весь в папочку, – засияла от гордости Сэм.

– Кстати, а где Иан?

– Занимается организацией административно-общественного центра в Сосалито. Вернется на следующей неделе. – Казалось, Сэм совсем не беспокоило то, что Иан так часто уезжал. Жизнь специалиста по настенной живописи была кочевой, хотя Иан изо всех сил старался ограничить свои поездки.

– Вниз, – приказал Джек, извиваясь в попытке освободиться. Финч опустила его на ковер и смотрела, как он зашагал к Сэм, которая, сморщив нос, взяла его на руки.

– Уф! Кому-то нужно поменять подгузник. Сейчас я вернусь, ребята. Там в холодильнике лимонад, угощайтесь. – Она махнула в сторону кухни, где на столике возвышалась огромная тарелка с лимонами. – Люк приносит их ведрами. У меня уже закончились рецепты блюд, в которых их можно использовать.

– Классная бабушка, – озвучил свое одобрение Люсьен, когда Сэм вышла из комнаты.

Финч улыбнулась.

– Это точно!

Сэм стала любимой бабушкой Финч, после того как девочку удочерили Лаура и Гектор. Они прошли в залитую солнцем кухню, выходившую окнами на задний двор, и Финч налила себе и Люсьену по стакану лимонада. К тому времени как Сэм вернулась, поменяв Джеку подгузник, они сидели на диване и листали альбом с детскими фотографиями. Финч улыбнулась, увидев одну из них, с первого дня рождения Джека. Вместо того чтобы задувать свечу, малыш сразу набросился на торт, и его полные щечки были испачканы шоколадной глазурью.

Сэм поставила сына на пол, и он тут же направился к корзине с игрушками, стоявшей возле камина, и вывалил на пол целую кучу развивающих игр, кубиков с алфавитом, игрушечных машинок и пластмассовых зверюшек. Сэм одобрительно кивнула, села на стул и спросила Люсьена:

– У тебя есть братья или сестры?

– Нет, но мне всегда хотелось, чтобы они были, – сказал он, улыбнувшись при виде еще одной фотографии, на которой Джек был весь в грязи. – Кажется, вам приходится частенько заниматься уборкой.

– Ты даже не представляешь, насколько часто. – Сэм рассмеялась, а Финч еще раз поразилась тому, как легко Сэм балансировала между взрослыми дочерьми и маленьким ребенком. И к тому же она всегда была идеальной хозяйкой.

Но Финч откашлялась, вспомнив, что они не в гости приехали.

– Насчет Анны…

– Это ужасно, не правда ли? – покачала головой Сэм. – Если бы я могла чем-нибудь помочь!

– Вообще-то ты можешь это сделать, – Финч повысила голос, чтобы перекричать звуки, которые издавал Джек, стуча игрушечной машинкой по ящику. – Мы собираем деньги на судебные издержки.

Сэм просияла.

– Какая чудесная идея!

– Сколько можешь, – сразу приступила к делу Финч, не желая, чтобы Сэм подумала, что на нее оказывают давление.

– Присмотри за Джеком, Я вернусь через минутку. – Сэм вылетела из комнаты и через несколько секунд вернулась уже с чеком в руке.

Финч открыла рот от удивления, когда увидела сумму – тысяча долларов!

– Это… ух… я не знаю, что сказать, – запинаясь, произнесла она.

– Это самое меньшее, что мы можем сделать, – сказала Сэм, хотя Финч знала, что это было намного больше, чем они с Ианом могли себе позволить. – На самом деле если бы не Джек, я бы с тобой стучалась во все двери. – Она сделала паузу и задумалась. – Совсем забыла. Ведь ничто не мешает мне сделать пару звонков.

– Ух, это было бы здорово, – наконец-то смогла выговорить Финч.

– Я знала, что мой старый справочник из Детской лиги однажды пригодится.

Когда Сэм вышла проводить гостей, в ее глазах зажглись искорки. Несмотря на ее женственность, у нее было отважное сердце. Она с огромным удовольствием обратится с этой просьбой к знакомым дамочкам, многие из которых ужаснутся, услышав просьбу пожертвовать деньги для женщины, обвиняемой в убийстве. В дверях Сэм обняла Финч, и когда Люсьен протянул ей руку, она проигнорировала этот жест и тоже заключила его в объятья.

– В любой момент, когда захочешь испытать, как это – иметь младшего брата, – сказала она Люсьену, – можешь позаимствовать Джека.

Люсьен улыбнулся.

– Спасибо, я буду иметь это в виду.

Они уже собирались уходить, когда Финч вспомнила, что хотела спросить.

– Ты будешь на похоронах?

– Ни за что на свете не пропущу их, – голос Сэм был скорее равнодушным, чем грустным. А почему бы и нет? Моника не очень-то беспокоилась о том, чтобы расположить к себе окружающих. И хотя на похороны, несомненно, придет огромное количество народу, они сделают это, скорее всего, для того, чтобы поглазеть на знаменитостей, и вряд ли многие будут плакать на могиле.

К концу дня Финч и Люсьен зашли еще в дюжину домов и собрали несколько сотен долларов в придачу к пожертвованию Сэм. В доме у Окоа ребята вежливо съели по печенью, а у Шарпов – по кусочку кофейного пирога. Когда они выходили от Рэтлифов, где старенькая миссис Рэтлиф настояла на том, чтобы они попробовали ее домашние плюшки, Финч прошептала:

– Не уверена, что мой желудок выдержит это.

Сидя в машине на обратном пути в город, она сказала:

– Неплохо для первого дня.

– Только один человек не захотел помочь Анне.

– Ты поверил той старой карге? – Хотя та женщина не совсем захлопнула перед ними дверь, она заносчиво сказала, что полиция не станет арестовывать хороших людей, и она, например, не привыкла помогать и содействовать преступникам. – Это скорее всего потому, что Анна отказалась вступить в ее дурацкий церковный комитет.

– Эти религиозные деятели – самые большие лицемеры.

– Они не все такие. – Финч подумала о своей подруге, сестре Агнес. В тот раз, когда Финч убежала от Лауры, именно сестра Агнес нашла ее и привела обратно. – Эй, останови машину, я хочу тебе кое-что показать.

Они ехали на юг по Старой Школьной дороге, и Люсьен остановился напротив здания, в честь которого была названа эта дорога, – обветшалого строения, давно заброшенного, с заколоченными окнами, окруженного сорняками по пояс высотой. В эту школу ходил отец Сэм и ее дедушка, но сейчас это было место, где ребята из средней школы Портола, находившейся в другой части города, назначали друг другу свидания.

– Ты это мне хотела показать? – Люсьен бросил на Финч удивленный взгляд.

– Ты идешь или нет? – Девушка вылезла из машины и жестом пригласила его следовать за ней. Они пробирались сквозь высокие сорняки и ежевику, обходя разбитое стекло и ржавые банки из-под пива, разбросанные вокруг. Когда они подошли к зданию школы, Финч увидела, что с одной стороны крыльца не хватало перил. Ступени зловеще скрипели, когда Финч поднималась по ним. Она отодрала кусочек засохшей красной краски с двери и обнажила под ней синюю полоску.

– Ты видел фильм «Незнакомец в Раю»? – спросила Финч.

– Кажется, видел по телевизору. – Люсьен с интересом следил за ней.

– Одну из сцен снимали здесь. Тут и тогда уже были развалины, но киношники все привели в порядок. Я слышала об этом от Сэм. Ее мать провела день на съемочной площадке, – она была знакома с режиссером или с кем-то еще.

– Я не знал, что тебе нравятся старые фильмы.

Финч продолжала, не обращая внимания на его слова:

– Так я узнала о Лорейн Уэллс. Ее имя было в титрах. – Финч сделала паузу и обернулась к Люсьену. – Я знаю, что это глупо. То есть наши шансы на то, что мы с Лорейн родственники…

– Практически равны нулю, – согласился он.

– И тем не менее я не моту не думать об этом. Возможно, существует причина, по которой я остановилась в Карсон-Спрингс. – Финч толкнула дверь, но та была закрыта на засов. Девочка с силой пнула ее ногой, и ржавые петли со скрипом слетели. – Пойми меня правильно: я не очень-то верю в весь этот вздор насчет переселения душ.

– Страшно, – сказал Люсьен, когда они осторожно вошли внутрь. Финч обернулась и увидела, что он нерешительно осматривается по сторонам.

– Я не хотела бы оказаться здесь одна. – Она в темноте скрестила руки на груди.

Комната была мрачной и воняла сотней лет пренебрежения и разрушения. Единственным освещением были маленькие лучики солнца, падавшие сюда через дыры в крыше. Наступая на кучки высохшего навоза и листьев, обходя груды прогнивших досок и покоробившихся стендов, Финч и Люсьен были встречены яростным шорохом чьих-то лапок. Девушка нервно смотрела на пузатую печку в одном из углов, насквозь проржавевшую и служившую, судя по звукам, домом для армии мышей.

Люсьен повернулся к Финч со своей медленно исчезающей улыбкой, подействовавшей на девочку успокаивающе.

– Не стоит, наверное, на это смотреть, как ты думаешь?

Финч огляделась по сторонам, словно пытаясь сфотографировать стены, увешанные цветными картинками и диаграммами, но ее внимание привлекли только ржавые гвозди и свисающие с потолка обрывки рубероида.

– Думаю, о некоторых вещах лучше не знать.

Финч задрожала и натянула рукава своей кофты до самых пальцев. Казалось вполне естественным, что Люсьен обнял ее, подойдя сзади. Его дыхание возле ее уха было очень теплым.

– Нам нужно ехать, – сказала Финч, не делая при этом ни малейшего движения.

– Ага, – он еще крепче обнял ее.

Вздохнув, Финч повернулась к нему лицом. Но что бы там она ни хотела сказать, слова замерли у нее на губах. Его глаза казались такими черными, что, когда Люсьен ее поцеловал, она почувствовала, что словно растворяется во всей этой густой темноте. Финч раскрыла губы, позволив его языку играть с ее языком. «Стоп! – закричал ее внутренний голос. – Ты все испортишь!»

Спустя мгновение она отпрянула, стараясь дышать медленно, пока ее сердце не перестало бешено колотиться.

– Нам действительно нужно ехать, – дрожащим голосом повторила Финч.

Люсьен стоял, глядя на нее.

– Чего ты боишься?

– Кто сказал, что я чего-то боюсь?

– Тебе и говорить не нужно.

Она опустила голову, и ее волосы упали ей на глаза, – теперь ее лицо было спрятано от его взгляда.

– Дело не в тебе.

– Кем бы он ни был, я не такой, как он.

Финч резко вскинула голову.

– Кто сказал, что это имеет отношение к кому-то еще?

– Я вижу, что тебя когда-то обидели.

Ее глаза наполнились слезами, и вонь гниющих листьев и дерева, отданного на растерзание термитам, показалась еще более едкой.

– Это не был один парень, – сказала Финч странным задыхающимся голосом. – Я… я даже не могу вспомнить все имена. – Она ждала, что Люсьен отпрянет от отвращения.

– Но то было тогда, а это – сейчас. – Люсьен наклонил голову, и его губы снова коснулись ее губ.

– Я не знаю, могу ли…

– Мы будем делать все так медленно, как только ты захочешь.

– Я не могу тебе ничего обещать.

– Я тебя об этом и не прошу.

– В любом случае, мы ведь останемся друзьями?

– Это решать тебе, – он взял ее за руку.

Финч почувствовала, как с ее плеч падает непосильный груз. То одобрение, которое она увидела в глазах Люсьена, было именно тем, в чем она так нуждалась и о чем она никогда не смогла бы попросить.

Они пошли обратно. Солнце садилось, купая горы на востоке в отраженном розовом сиянии, – розовый закат, привлекавший сюда туристов со всех окрестностей. Финч тоже не могла не обратить внимания на это чудо. Она стояла, подняв к небу голову, ее длинные волосы трепетали на ветру, словно крылья взлетающей птицы. Когда Люсьен обнял ее за плечи, Финч не сразу это заметила.

– Интересно, как там дела у Энди и Саймона? – сказала она.

– Никогда не слышал, чтобы кто-то из них принимал отрицательный ответ.

– Насчет завтра, – произнесла Финч, – как ты думаешь, будет ли бестактностью просить у людей деньги на похоронах?

– По десятибалльной системе я бы поставил одиннадцать или около того.

– Этого я и боялась. – Финч подумала об Анне, одинокой и испуганной, и ее настроение упало вместе с солнцем, зашедшим за горные вершины.

Люсьен притянул Финч к себе так, что ее голова оказалась у него под подбородком.

– Ты делаешь все, что можешь. Это максимум из того, о чем тебя могли бы попросить.

К утру Анна потеряла надежду. Она сидела и невидящим взглядом смотрела на свой давно остывший завтрак; она могла думать только о том, что всего через час присутствующие на похоронах будут проходить друг за другом мимо гроба Моники; знаменитости будут идти плечом к плечу с простыми жителями Карсон-Спрингс, чье знакомство с известными людьми ограничивалось случайными встречами на курортах и Ля Серенизу. Лиз и Бетти будут в центре внимания. Друзья Анны тоже будут там, а также люди из церкви. Там не будет только человека, знавшего Анну лучше всех остальных, – самой Анны.

«Прости, Моника». Тем не менее даже самые ужасные вещи когда-нибудь кончаются, и Анна испытывала по отношению к сестре не злобу, а лишь щемящую жалость. Никто не заслуживает такой смерти.

Звук приближающихся шагов заставил Анну поднять голову так резко, что она почувствовала, как что-то хрустнуло у нее в шее. На этот раз это был не Бенни, а новичок с покрытым оспинами лицом. Он казался таким молодым, что Анна ему и машину не разрешила бы водить, не то что носить оружие. Он остановился, жуя жвачку, довольно долго стоял молча и наконец объявил:

– Внесли залог.

– Что? – Анна подумала, что ослышалась.

– Вы можете идти. – Лязгнул замок, и дверь в ее камеру открылась.

Голова Анны закружилась. Кто внес за нее такие деньги? Ни у кого из ее друзей таких денег точно не было, если только они не взяли в долг. Анна, покачиваясь, встала на ноги, чувствуя себя приблизительно так же, как и тогда, когда свалилась с воспалением легких. Выйдя в коридор, Анна вытянула руки для наручников и только потом опомнилась и быстро их опустила. Новобранец вручил ей бумажный пакет с вещами и указал на душевую комнату.

– Вы можете там переодеться.

Анна думала, что найдет в пакете только те вещи, в которых она сюда прибыла, поэтому ее удивлению не было предела, когда она обнаружила внутри совершенно новое платье нежно-серого цвета вместе с колготками и парой черных туфель-лодочек из ее платяного шкафа. «Лаура», – подумала Анна. Ее подруга догадалась, что у нее не будет времени заехать домой до похорон. Должно быть, это они с Гектором внесли залог, хотя одному Богу известно, где они взяли такие деньги. Анна почувствовала прилив благодарности, смешанной со стыдом за то, что она заставила их это пережить.

Ей показалось, что платье будет на нее маловато, но когда она скользнула в него, оказалось, что оно сидело на ней идеально. Спустя несколько секунд ее провели в комнату для посетителей, где ее ждал еще один сюрприз. Там были не Лаура с Гектором, а младшая сестра Лауры, одетая в стильное облегающее платье-пальто темно-синего цвета и туфли на шпильке. Рядом с ней стоял ее красивый муж. Элис сделала шаг навстречу Анне и взяла ее за руки.

– Прости, что пришлось так долго ждать. Но нас не было в городе, когда мы услышали об этом. Мы вернулись только сегодня ночью.

Анна стояла и смотрела на них.

– Я не понимаю. Я думала…

– Лаура позвонила нам в Лондон. Мы прилетели бы раньше, но рейс задержали.

– Ты хочешь сказать, что это вы…

– Мы были рады помочь, – Вэс сказал это таким тоном, словно внес пятьдесят центов, а не пятьсот тысяч.

– Я… я не знаю, как вас благодарить, – запинаясь, произнесла Анна.

– Не нужно. – Элис взяла ее за руку и улыбнулась. – Нам лучше поспешить, а то опоздаем на службу.

Спустя несколько минут Вэс припарковал машину на единственное свободное место, которое они смогли найти в нескольких кварталах от церкви. Идя по улице, Анна видела толпу репортеров и папарацци на ступеньках перед входом. Вдоль обочин улицы Кале-де-Навидад стояли телевизионные фургоны с отростками спутниковых антенн, а некоторые из них с помощью кабеля сразу выходили в прямой эфир. Анна вспомнила, как Моника выходила из дому под свет рампы, виляя бедрами и встряхивая золотисто-каштановой гривой.

К счастью, им удалось проскользнуть в боковую дверь незамеченными. Все скамьи в церкви были заняты. Оглядывая людей, слушавших проповедь, Анна заметила Салли Темплтон, игравшую мать Моники в «Башне победы», и золотоволосого Ватта Ван Эйкена, звездного партнера Моники в фильме «Хорошие умирают молодыми», которого пресса окрестила вторым Робертом Редфордом. Театрально сморкаясь в носовой платок, стояла вечно сорокадевятилетняя Бесси Паркер, которую Моника много лет не видела и, честно говоря, терпеть не могла, но Бесси вела себя так, словно они с покойницей были закадычными подругами. Гленн в темно-сером костюме от Армани шел по проходу в сопровождении еще одной стареющей звезды, чье лицо было спрятано под вуалью.

Анна увидела в толпе лица друзей и знакомых: Норма Дивэйн из «Шир-Дилайта» в черном облегающем пиджаке, вышитом блестящим янтарным бисером; Дэвид Рубак и его светловолосая жена Карол, выглядевшая гораздо более усталой и бледной, чем обычно; старушки-близнецы Миллеры, Оливия и Роуз, седые головы которых были покрыты одинаковыми черными мантильями; крашеная блондинка Мелоди Викофф из кафе «Три-Хаус» со своим мужем-полисменом Джимми, который был одним из немногих, кто хорошо относился к Анне, когда она находилась в тюрьме.

Лиз, сидевшая рядом с матерью, заняла для Анны место в переднем ряду. Когда Анна опустилась на скамью рядом с ними, Бетти, одетая в костюм, дополненный жемчужными украшениями, с покрытой, как и положено, головой, улыбнулась ей так нежно, что Анна снова почувствовала себя ребенком. Но вскоре Анна поняла, что так Бетти улыбалась абсолютно всем.

Кто-то похлопал Анну по плечу. Она обернулась и увидела Лауру, стоявшую между Гектором и Финч, которая кивком приветствовала Анну. Мод, оказавшаяся в проходе, выглянула из-под широкополой шляпы и подмигнула ей.

Сэм, Иан, Обри, Герри и ее дети сидели во втором ряду. Клэр бросила на Анну сочувственный взгляд, словно говоря: «Я знаю, что ты чувствуешь». Анна вспомнила о том, что недавно умерла приемная мать Клэр. Жаль, что она не увидела, какого успеха Клэр добилась в «Ти-энд-Симпаси».

Марка нигде не было видно. Анна пыталась не поддаваться разочарованию, – она не могла рассчитывать на то, что он вечно будет рядом, – но, тем не менее, его отсутствие терзало ее. Затем в двери, ведущей к алтарю, появился отец Риардон. Он выглядел торжественно благодаря лучу света, падавшего на его седеющую голову сквозь разноцветное стекло в окне над его головой, и, увидев его, Анна забыла обо всем. Отец Риардон кратко, но с теплотой в голосе рассказал о том вкладе, который Моника сделала не только в мир искусства, но и в жизнь их сообщества, – маленькие суммы, которые она давала на различные местные благотворительные акции в течение многих лет. Он завершил свою проповедь стихом из Экклезиаста, прочитав его с таким искренним чувством, что у Анны на глаза навернулись слезы.

Она удивленно смотрела на застывшую фигуру, лежавшую в гробу. Моника оговорила в завещании, что похороны должны быть с открытым гробом, и хотя Анна боялась этого, ее страхи рассеялись, когда она увидела, что ее сестра выглядела такой красивой, как и при жизни. Моника не походила на мраморную статую. Казалось, она просто спала. Ее золотисто-каштановые волосы сияли, словно огромный костер, на фоне кремовой атласной подушки, на которой они были уложены; ее тонкие руки были сложены на белом молитвеннике в переплете из телячьей кожи, который (Анна с изумлением заметила это) ее сестре дали в день конфирмации – не важно, что Моника уже много лет не была в церкви. Даже платье, в которое была одета покойница, – то, которое выбрала Анна, со слоями шифона ее любимого зеленого оттенка, – казалось, парило вокруг нее. Но больше всего удивило Анну то, что на губах у Моники застыла едва заметная улыбка, словно она смеялась на прощанье.

– Она такая красивая, – прошептала Анна Лиз.

– Ты же знаешь Монику, она никогда не выходила из дому, не подготовившись к фотосессии, – в голосе Лиз не было сарказма, только грусть.

– Что происходит? Кто умер? – их мать с удивленным видом потянула Анну за рукав.

– Все хорошо, мам, – Анна легонько накрыла ее руку своей, – скоро все закончится.

– Я успею к чаепитию? – нетерпеливо спросила Бетти, – я не хочу опаздывать. Мистер Хардинг… – она наклонилась ближе, чтобы ее никто не услышал, – всегда берет больше печенья, чем ему положено.

Анна и Лиз переглянулись и грустно улыбнулись друг другу. Это казалось жестокой насмешкой судьбы: их мать не знала, что в гробу лежала ее собственная дочь, хотя, может, это было и к лучшему.

Бетти со вздохом умолкла. Те дни, когда она посещала все службы без исключений, получая успокоение во время литургии, давно прошли. Теперь лучше всего ей было в «Саншайн Хоум».

Гленн выступил вперед, чтобы произнести заупокойную речь. Он выглядел бледным и изможденным. Если у кого и были причины скорбеть, так это у него. Даже когда карьера Моники подходила к концу, существовала стабильная струйка дивидендов: доходов от рекламы и процентных выплат за фильмы, получившие второе рождение за рубежом. Но Анна знала, что это не единственная причина, по которой Гленну будет недоставать Моники. Узы, связывавшие их, были крепче, чем любовные.

Анна снова вспомнила эпизод в бассейне – недели, прошедшие с тех пор, казались ей годами. Тогда она подумала о том, как это плохо, когда тебя, такую толстую, видят в купальнике; ничто не предвещало событий, которые последовали позже, когда Анна уже стала стройной… и, по-видимому, привлекательной. Она содрогнулась от этого воспоминания. Затем Гленн откашлялся и начал свою речь:

– Я здесь не для того, чтобы сказать, что Моника Винсент значила для меня лично. Она принадлежала всему миру – сияющая звезда, делавшая каждую жизнь немного светлее, даже тогда, когда в ее жизни свет потускнел…

Он продолжал говорить о том, что Монике хватило смелости посмотреть в лицо судьбе после аварии, приковавшей ее к инвалидному креслу, и что, несмотря на увечье, она оставалась ослепительной до самого конца. Когда Гленн закончил, несколько человек встали, чтобы также выразить свою скорбь. Это были не обычные в таких случаях тети, дяди, двоюродные братья и сестры – Моника годами не вспоминала о них. Единственными людьми, интересовавшими ее, были те, которые сейчас выходили вперед, один за другим, чтобы петь ей дифирамбы: Мелисса Фелис, которая была продюсером нескольких ее картин, и лысеющий магнат Лен Шапиро, владелец кинокомпании «Юникорн Пикчерз», пылко говоривший о профессионализме Моники. «Каждый из фильмов, в которых она снималась, был своевременным», – сказал он. Последним выступал Джиорджио Франчиани, итальянский секс-символ, с которым, по слухам, у Моники был роман и который говорил о ней с такой любовью в голосе, что Анна могла подумать, будто бы он безответно любил ее сестру, – если бы не знала наверняка, что он гей.