Текст книги "Сборник "Монах" Книга 1-3"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– Ты понимаешь, чего ты натворил? Теперь весь город на уши поставят!

– Ну и поставят…не найдут. Никто не знает, что это я…кроме тебя.

– Намекаешь, что только я могу разболтать? Нет, я не разболтаю. А вот ты наивно думаешь, что кто-то будет вести расследование, искать виновного путём умозаключений. Ничего такого не будет. Будет всё очень плохо. Сюда пригонят войско, обложат город, и вырежут всех. Если не всех – то большинство. И будут резать до тех пор, пока виновник не найдётся, или – не назначат такового. Вот так, Андрей.

Андрей недоверчиво посмотрел на Фёдора – неужели это реальный сценарий? И тут же внутренний голос ему сказал: «Реально. Ты забыл, что находишься не на Земле, где правоохранительные органы хотя бы пытаются изобразить видимость расследования, придерживаясь, хоть и формально, каких-то законов – в этом мире такого нет, что хотят, то и сотворят – вспомни только Влада Тепеша, он же граф Дракула – целыми селениями на кол сажал. Ох, что-то будет…»

В трактир он возвращался озабоченный и угрюмый, автоматически отмечая всё, что происходит на улицах города.

Народ в городе как будто попрятался по щелям – не было обычной суеты, не было множества повозок, перевозящих грузы в лавки и магазины. Город будто вымер, ожидая неприятностей

Так продолжалось неделю. Посещаемость трактира упала в разы – посетителей почти не было, не было приезжих, которые снимали комнаты и выпивали, не было купцов и мастеровых, заходящих после рабочего дня прополоскать горло кружкой пива.

Хозяин трактира страшно ругался, призывая кары на голову неизвестного убийцы, персонал пивной его поддерживал – они лишились чаевых, и вообще их зарплата была под угрозой, ведь их жалованье впрямую зависело от выручки.

Через неделю, около полудня, затрубили трубы, и в город вошли регулярные войска. Солдаты маршировали по улицам, поглядывая на горожан свысока и презрительно – ведь человеку всегда нужен повод, чтобы убить кого-то, кто не сделал ему ничего плохого. Например – он неправильно думает, неправильно выглядит, и вообще не имеет права жить, так как у него другая вера и убеждения. По лицам солдат, закованных в тяжёлые кольчуги, наручи, поножи, струился пот, оставляя на лицах дорожки в пыли, осевшей за время многодневнего перехода.

Андрей, стоя в дверях трактира, с горечью и волнением смотрел на проходящий мимо строй, полный плохих предчувствий.

Ближе к вечеру, уже через час после прибытия воинских частей, началось то, ради чего их сюда пригнали – всех жителей города выгоняли из своих домов, попутно прихватывая в карманы всё, что «плохо лежало» и сгоняли на городскую площадь.

Раньше бОльшая часть этой площади была занята навесами и прилавками торговцев, но теперь всё было сломано, а остатки строений валялись в дальнем углу возле стены дома. Площадь вмещала тысяч двадцать людей, а если их набить как селёдок, вплотную, чтобы было не продохнуть – тогда и больше.

Андрей оказался в первых рядах согнанных людей, так как трактир стоял ближе к площади, а потому одним из первых попал под раздачу – солдаты ворвались вовнутрь и древками копий выгнали всех наружу, даже не позволив поварихе снять с огня кастрюли. Она причитала всю дорогу до площади, переживая за то, что всё, что она готовила, сгорит на огне. Андрею тоже досталось древком между лопаток, позвоночник ощутимо болел и ему в тот момент очень хотелось свернуть башку ретивому солдафону, он еле сдержался, чтобы не сделать этого. Повар Василий заметил это и прошипел тихо сквозь зубы:

– Не вздумай! Убьют всех! Терпи.

И Андрей терпел. Хотя терпеть было очень, очень трудно: первыми вывели семью купца.

Впереди шла молоденькая любовница адепта – она была сильно избита, и это легко было заметить, так как девушка шла абсолютно голой. Обнажёнными были и её родственники – мать, отец, братья и сёстры – два мальчика, похоже, что близнецы, и девочка лет десяти. Они рыдали, а спины в кровь были иссечены то ли плетью, то ли кнутами.

Андрей скрипнул зубами: «Смотри, смотри – вот оно, царство сатаны, вот его правосудие и его милость! Может меня в наказание Господь сослал в это царство дьявола? Может это ад? Ну как люди могут делать это, а ещё – спокойно смотреть на это!»

Но это было только начало. Вперёд выступил адепт исчадий, видимо приехавший для разбирательства и громким зычным голосом объявил:

– Этот город провинился. В нём скрывается преступник, лишивший жизни адепта Сатана. Мы накажем вас за это! Мы будем приносить в жертву на алтаре всех подряд – пока или преступник не объявится, или же мы уничтожим всех жителей города, и всё равно этим самым убьём этого человека, находящегося среди преступных жителей! А начнём мы с семьи, которая не уберегла своего благодетеля, и возможно, эти люди участвовали в заговоре против исчадий! Нашему Господину угодны человеческие жертвы, Он будет доволен!

Отойдя в сторону, он кивнул местному исчадью, видимо распорядителю мероприятия:

– Начинайте.

Двое исчадий схватили безвольно плачущую девушку и волоком потащили её к сооружённому у собора алтарю, представлявшему собой небольшой, сантиметров семьдесят в высоту помосту, наверху у которого располагалось что-то вроде плахи. Девушку повалили на неё спиной, выгнув дугой так, что её грудь оказалась на плахе, пятки на помосте, а голова почти коснулась досок пола. Исчадье в красно-коричневом одеянии подошёл к ней и стал завывать диким голосом, взывая к своему Господину:

– Ооооо Саган! Ооооо господин! Мы приносим тебе жертву, это молодое сердце! Ооооо Саган!

Андрей замер и его сердце захолодело – он не ожидал такого страшного результата своих действий, он не понимал, чем это могло кончится, и сейчас он не знал, что ему делать, как остановить эту вакханалию смерти. Единственный способ был…

– Стойте! Остановитесь! – крикнул он, прервав завывания исчадья – это я сделал! Я убил Васка!

Толпа вокруг него отхлынула в ужасе так, что вокруг него образовалось свободное пространство метров пяти в диаметре – все глядели на него, так будто он был заражённым чумой или проказой. Все, с кем он работал в трактире, все чужие и знакомые – все испуганно отшатнулись от него. Немудрено – теперь он был опаснее гремучей змеи – а вдруг скажет, что они были с ним? Вдруг под пыткой припомнит, кто был его другом? Смерть страшная и неминучая.

Андрей вышел вперёд и крикнул:

– Хватит зверства, сволочи! Я пристрелил вашего хренова Васка!

Адепт сделал навстречу ему пару шагов – он удовлетворённо улыбался:

– Что, у нас герой объявился? Решил спасти девку, жалко стало? Или – правда ты убил и никто иной? И чем же ты его убил?

– Из арбалета, когда он выходил из дома купца.

– А зачем ты его убил? Что он тебе сделал?

Андрей достал из-под рубашки крестик, и размашисто перекрестился:

– Я вас ненавижу! Вас надо уничтожать, как бешеных собак!

Адепт ещё более довольно усмехнулся:

– Теперь ясно. Взять этого боголюба!

Не дожидаясь, когда его схватят гвардейцы, расслабленно стоящие перед адептом, Андрей сделал невероятный рывок вперёд, рассчитывая успеть перед смертью удавить хоть одного поганца-адепта, сбил с ног двух гвардейцев, уже почти дотянулся до улыбающегося исчадья, когда сзади на него обрушился тяжёлый удар – видимо плоскостью меча, сбивший его на землю.

Он ещё тянулся к адепту, когда не него обрушились удары со всех сторон – били ногами, руками, пинали так, что он сразу почувствовал, как у него хрустнули рёбра. Он схватил чью-то ногу, повалил её владельца и вцепился ему в горло зубами, разрывая гортань как дикий зверь. Тот заверещал, потом забулькал кровью и задёргался под ним. Ещё несколько сильных ударов почти выключили монаха и он только подумал – «Забьют до смерти, хоть без пыток обойдётся» – когда адепт крикнул:

– Не трогать его больше! Связать, привязать к столбу, мы потом допросим – кто такой и откуда взялся.

Его подняли и поволокли к столбу, к которому примыкал помост с алтарём, где всё ещё лежала выгнутая дугой девчонка. Загнув руки Андрея назад, их завели за столб и связали поставив его спиной к столбу и оставив так.

Голова его кружилась от полученных ударов, а когда туман в глаза развеялся, Андрей увидел, что практически ничего не изменилось – девчонка как лежала, так и лежит на плахе, её семья так и стоит в ожидании казни, а адепт что-то вещает с возвышения. Прислушался:

– Мы выявили этого боголюба, покусившегося на жизнь адепта Васка, ему предстоит умереть на жертвенном алтаре в праздник Жертвы, или закончить жизнь на арене Круга, а сейчас мы увидим, как приносят в жертву пособников боголюба! Это с их помощью боголюб смог убить такого служителя Сагана, как адепт Васк! И пусть все запомнят, чем заканчивают те, кто идёт против служителей Сагана!

– Андрей закашлялся, выплюнул сгусток крови и хрипло крикнул:

– Эй, ты, тварь – отпусти невинных! Ты же получил, то, что хотел! Я убил вашего хренова Васка, зачем тебе жизнь этих людей?!

– Зачем? – усмехнулся, подойдя ближе, адепт – ну как зачем? Вот пусть все, кто замышляет против исчадий, видят, что бывает после того, как они совершат преступление. Невинны, говоришь? А нет невинных. Все виноваты. Их души нужны нрашему великому господину, и ты дал повод их забрать. И теперь, оставшееся до смерти время, думай, как ты стал причиной гибели такой прелестной девушки. Гляди, какая сладенькая…была!

И с этими словами адепт вынул из складок своего плаща небольшой кривой, как серп, нож, и воткнул его в подреберье отчаянно закричавшей девушке. Она сразу обмякла, потеряв сознание, а адепт распорол её поперёк, сунул в разрез руку, с усилием рванул что-то и вытащил из грудной клетки ещё сокращающийся красный комок – сердце. Он с торжеством поднял его и прокричал:

– Прими в жертву это сердце, Саган!

Он поднял над головой красный комок и потом бросил его на помост, рядом с Андреем. Сердце мокро шлёпнулось на грязный помост, и ещё продолжало вздрагивать, потом сокращения стали всё тише, тише, и, наконец, затихло, превратившись в кусок мяса.

Девушку подняли за руки и ноги, и как тушу убитой свиньи, сбросили к подножию помоста, в пыль.

– Давайте следующего! – крикнул возбуждённый адепт. Его глаза блестели, он поднял руки вверх и слизнул с обнажившегося локтя каплю крови длинным, как у змеи, языком.

Следующим был мальчишка, брат убитой девушки, он тонко кричал и плакал…потом они все слились в вереницу мёртвых тел и вырванных из них красных комков.

Андрей сейчас хотел умереть, но больше – хотел убить эту мерзкую тварь, наслаждавшуюся убийствами. Он дал себе зарок, что если выживет, всё равно найдёт этого урода, и убьёт его страшно и мучительно. И ещё решил – он пройдёт через все испытания, только бы достать этого гада, и его приспешников – ведь не зря же забросил его сюда Господь, чтобы он погиб так глупо и бесполезно? Ну не может же быть такого! И тут же заметил про себя – люди в фашистских концлагерях тоже думали, что такого быть не может, и что всё закончится хорошо…

После окончания обряда жертвоприношения весь народ отпустили, и они рассосались по своим домам, молчаливые и тихие, видимо под впечатлением от зрелища. Пока шли – обсуждали этого боголюба, по милости которого погибла вся семья купца и желали ему мучительной смерти, более мучительной, чем та, которая настигла несчастные жертвы.

Многие сходились на том, что хорошо бы, если бы его отправили на Круг – скоро праздник, зрелищ тоже хочется. Давно боголюбов не ловили, уже и забыли, когда в последний раз смотрели на арену, где их убивают бойцы.

Андрея погрузили в телегу и повезли по улицам города, в городскую тюрьму. По дороге прохожие, и люди в окнах домов кидали в него огрызками и нечистотами – одна пожилая дама умудрилась со второго этажа своего дома ловко облить его из ночного горшка, попав содержимым на колени, и теперь он благоухал застарелой мочой и дерьмом. Вот в таком виде он и попал в камеру городской тюрьмы.

В этой камере содержались все, кого ловили на улице – воры, убийцы, боголюбы и просто те, на кого показали, как на преступников, угрожающих устоям государства и религии Сатана.

Уголовники, конечно, были в привилегированном положении – за них могли внести выкуп сообщники, или они могли договориться со стражей о том, что сделают им какую-то услугу – они были в тюрьме как короли.

Камера представляла собой полутёмное огромное помещение, в котором за раз могло содержаться до двух сотен заключённых. Впрочем – содержаться – это громко сказано. Всё, что было тут из удобств, это огромные деревянные параши в дальнем углу, в которые опорожнялись все сидельцы. Нар не было – вместо нар полусгнившая солома, кишевшая насекомыми. В углах бегали крысы, за которыми от скуки и с голодухи охотились заключённые.

Андрея втолкнули в камеру, врезав пинком в поясницу так, что у него помутилось в глазах. Он свалился на мерзкую солому, потом с трудом поднялся на четвереньки. Встал, и пошёл разыскивать угол, в котором можно пристроиться и собраться с силами. Андрей знал, что ему придётся очень туго в этом заведении, и сразу пытался определить стиль поведения и разработать план того, как ему тут выжить. То, что это будет непросто, он не сомневался.

Найдя не занятый людьми участок пола у стены, он сел, опёршись спиной о холодную стену и замер, притянув колени к груди. Всё тело болело, как минимум два ребра были сломаны или треснуты, бровь рассечена и засохшая кровь залепила глаз, а перед глазами плавали чёрные мушки. «Крепко досталось» – подумал он – «Бывало и хуже. С перебитой ногой полз три километра, как Маресьев – и ничего, выжил. Главное – живой. Даст Бог ещё воздам по заслугам».

С этими мыслями он забылся тяжёлым сном – организм требовал восстановления после физической, и главное – психологической травмы. Быть непосредственным участником жертвоприношения, да ещё косвенным его виновником – это кого хочешь сломит. Ну – сломать это его не сломило, но потрясло основательно.

Проснулся он сразу, от того, что кто-то тряс его за плечо.

– Парень, не сиди на голом камне! Чахотку заработаешь враз! Здесь камни вытягивают здоровье. Подстели под себя солому и на стенку не облокачивайся.

Он открыл глаза и увидел перед собой лицо мужчины лет пятидесяти, похожего на пасечника, с грязной полуседой бородой.

– Очнулся? Давай переползай на солому, слышал что я тебе говорю? Давай, давай, ползи.

Андрей недоверчиво посмотрел на мужчину – не то место, чтобы кто-то о ком-то бескорыстно заботился, но не обнаружил подвоха и поднявшись, скривив рот в болезненной гримасе, подошёл к мужчине и сел рядом на охапку соломы.

– Ну что, давай знакомиться? – спросил мужчина – меня звать Марк, а тебя как?

– Я Андрей.

– Ты за что сюда попал? Нет – не хочешь, не отвечай – думаешь, меня специально к тебе подсадили, чтобы что-то вызнать? Нет, братец – мужчина усмехнулся – им не надо ничего вызнавать. Все тут – кроме уголовных, есть жертвы для алтаря. Вот уголовные могут выйти отсюда на волю, а мы нет – только трупами, или на алтарь.

– А откуда ты знаешь, может я уголовный? – хмуро, прокашлявшись и сплюнув, сказал Андрей.

– Видать, крепко тебя по башке приложили – сказал Марк – ты крестик-то свой спрячь. Никакой уголовный не будет таскать крест на шее. Ты типичный боголюб. Впрочем – я такой же как и ты. Не совсем такой, конечно – поправился он – крестик не ношу, это ты такой отчаянный, я простой купец, который сдуру попался под раздачу – искали кого-то для жертвы на алтарь – ну не местного же, взяли чужого купца – отобрали товары, а меня в тюрягу. Я уже тут год сижу.

– Как год? – не понял Андрей – ведь тебя должны были давно уже в расход пустить! Что-то не стыкуется у тебя…

– Забыли меня – усмехнулся Марк – а я как-то и не тороплюсь на свидание с Сатаном. Кормлю тут вшей, жру баланду, и жду, когда подохну тихо, расчесав укусы вшей. Впрочем – скоро видать и мне конец – на днях обещали сделать чистку – на праздник Жертвы всех, кто к тому времени останется в тюрьме, на Круг пустят. Последние игры были год назад – боголюбов не так просто наловить, а народ требует зрелищ. Вот нас и поубивают во славу Сагана. Вообще-то, после года в этой дыре мне и самому хочется, чтобы всё быстрее кончилось. Скоро насекомые уже под кожей заведутся. Один, недавно, захрипел, упал на пол, пену пустил, а из его рта черви полезли. Размножились видать, после того, что сожрал тут какую-то гадость – то ли из крысы паразиты перешли, то ли баланду не проварили как следует – вот и сожрали его изнутри. Вот так вот и живём.

– А сколько тут боголюбов?

– А все! – засмеялся Марк, показывая остатки зубов – впереди у него было только два зуба целых, остальные то ли выпали, то ли выбили – все, за кого не отдали выкуп, объявляются боголюбами со всеми вытекающими последствиями. Он перехватил взгляд Андрея на свои зубы, поморщился:

– Выпали. Нет овощей свежих. Дёсны кровоточат и зубы выпадают… Посидишь с полгода – то же самое будет.

– Не посижу. Меня раньше вытащат, гарантия. Я адепта убил. Уж про меня-то не забудут…

– Ты?! А адепта?! Силён! – восхитился Марк – тебе хоть не так обидно сидеть, есть что вспомнить, а я по глупому попал…лучше бы прибил кого-нибудь из исчадий, чем вот так, по дурацки. Ты давай, поспи – не бойся, если что – я разбужу. Кормёжка будет только утром, так что особо ждать нечего. Если уголовные прилезут – я тебя толкну. Меня уже побили тут несколько раз – взять с меня нечего, но отстали потом – чего толку меня бить, когда взять нечего. Ну спи, спи. Заговорил я тебя.

Андрей закрыл глаза и через несколько минут уже спал, не обращая внимания на вонь в камере, на укусы насекомых и на уколы соломинок. Ночью он метался – болело избитое тело, поднялась температура и в голове болело и громыхало, как будто в ней ездил танковый взвод. Но он заставил себя спать – сейчас важнее всего был отдых.

– Вставай, вставай – сейчас баланду принесут – кто-то толкнул его в плечо.

Андрей проснулся – нет, это был не кошмар. Всё так и есть, как ему привиделось – ритуальные казни, тюрьма с насекомыми и безнадёга впереди. Безнадёга ли? Пока живу – надеюсь! – Андрей не помнил, откуда он взял эту пословицу, что-то латинское, что ли…но в ней было суть того, как он намеревался жить дальше. Кроме надежды ему ничего не оставалось.

Он пошёл к решётке, перекрывающей проход на волю – там стояли несколько котлов на колёсиках, из которых черпали какую-то тёмную жидкость и выливали в глиняные чашки. Андрей получил свою порцию дурно пахнущей баланды с куском похожего на глину хлеба и уселся у стены, задумчиво отхлёбывая баланду через край чашки – надо было восстанавливать силы, а какая бы не была баланда, некоторое число калорий в ний присутствовало. Дохлебав, он дожевал хлеб, пошёл к решётке и выставил чашку в коридор через решётку – так делали все заключённые. Тут же стояли кружки и бачки с водой – каждый подходил и черпал воды столько, сколько ему было надо. «Вот и весь завтрак» – подумал Андрей – «На такой еде я долго не протяну, ослабею, это точно…но мне это точно не грозит. Раньше чем ослабею прикончат, гарантия».

Он опять пошёл в угол к Марку и снова погрузился в забытье.

Марк что-то рассказывал ему, он автоматически отвечал – сам не особо осознавая, что именно – так, на бытовые темы какие-то – потом оба замолчали.

Андрей обдумывал существование: «Почему меня не вытаскивают на допрос? Забыли? Не верю. Доводят до кондиции? Чтобы осознал ужас положения? Чтобы сломать? А почему я думаю, что им так уж надо меня допросить? Может им неинтересно – ну убил, одним боголюбом больше, одним меньше. Я всё время пытаюсь представить то, о чём они думают – и ошибаюсь. Они мыслят совсем по другому, и пока я не научусь мыслить как они, я не смогу предугадать их ходы. Ну, например – с моей точки зрения, я совершил страшное деяние – убил их адепта, и они должны мстить мне. Они так и сделали – принесли в жертву семью купца. Только вот посыл неверный – они не мстили. Они использовали ситуацию, чтобы совершить очередное жертвоприношение, а не мстили за адепта, и ещё – они таким образом предупреждали подобные нападения на них самих, исчадий, показывали – вот что с вами будет, если вы… А сам адепт был им неинтересен – он допустил, чтобы его убили, значит был идиотом и не заслуживает жалости. На его место поднимется кто-то из исчадий рангом ниже, вот и всё. Ага – вот уже у меня что-то получается – я должен их ПОНЯТЬ, иначе бороться с ними не смогу. Итак – меня кинули в тюрьму, абсолютно не интересуясь – как и зачем я убил адепта. Впрочем – почему «как»? Они прекрасно знают – как. Почему? А не наплевать ли? Практически каждый человек этого города может иметь повод убить исчадие, тем более, что оказалось – пленный – боголюб, исконный враг адептов Сатана. И что из всего этого вытекает? Или жертвенный камень, или Круг. Для меня в любом случае это закончится дурно…»

Андрей забылся тревожным сном, прерванным через полчаса неугомонным Марком.

– Андрей, проснись, неприятности!

– В чём дело – разом проснулся монах, как будто и не спал.

Открыв глаза, он обнаружил перед собой пятеро мужчин тридцати-сорока лет, предводительствуемых высоким рыжим мужчиной сорока лет. Тот внимательно смотрел в лицо Андрею, не выражая никаких чувств, как будто разглядывал булыжник или бугор земли.

– Ты боголюб, который убил Васка?

– Я, и что? – Андрей весь собрался, готовый к любым событиям.

– У нас на тебя заказ – равнодушно пояснил рыжий – через три дня Круг, а до тех пор мы должны превратить твою жизнь в кошмар. Ничего личного, но нас выпустят, если тебе тут будет очень плохо. Так что – готовься – ты будешь нас удовлетворять по очереди как женщина, прислуживать нам, а если постараешься – мы тебя не будем сильно бить…так, слегка, чтобы следы было видно. Иначе не поверят, что тебя тут мучили. Вставай, пошли с нами, в наш угол.

Андрей медленно поднялся, прикидывая шансы, и счёл, что они довольно велики – главное, чтобы у него было время поспать, без сна он погибнет.

Монах поднялся, всем видом изображая смирение и отчаяние, приблизился к рыжему, держа руки опущенными и расслабленными…через долю секунды бандит лежал на полу камеры, подёргивая ногами и фонтанируя кровью из разорванного горла – Андрей вырвал ему кадык, со словами: «Ничего личного!» Двух других, видимо охрану главного, он встретил двумя резкими ударами, вогнав одному переносицу в череп, а другому выбил глаз двумя сложенными пальцами. На оставшихся он напал, не дожидаясь, когда они на него прыгнут – одному перебил горло ударом руки, другого отправив в нокаут ударом в солнечное сплетение. Затем обошёл всех бандитов и по очереди свернул им шеи, прервав завывания покалеченных. После этого по очереди оттащил их в центр камеры, убрав, как мусор, из своего угла. Остальные заключённые шарахнулись от него, как от бешеной собаки, но он не обратил на это никакого внимания. Андрей сделал то, что должен был, и то, что умел лучше всего на свете – убил людей.

После совершённого, он снова сел в свой угол и попросил ошеломлённого Марка:

– Если кто-то приблизится ко мне, вот как они, предупреди меня, ладно?

– Хорошо, Андрей, конечно – Марк с опаской посмотрел на него – не беспокойся, сразу толкну, спи.

За оставшиеся три дня было ещё два нападения – уже с подручными средствами.

У двоих сидельцев нашлись ножи, так что теперь у Андрея было два ножа – плохонькие, дерьмового металла, но всё-таки ножи. Ему пришлось спрятать их под солому – после каждого уничтожения группы бандитов, стража, видимо наблюдавшая за результатами попыток, вытаскивала трупы из камеры и обыскивала его на предмет оружия.

Интересно, что хотя они действовали решительно и энергично, в поисках оружия, но бить его не били, и вообще с пониманием отнеслись к тому, как он защищал свою жизнь. Видно было, что его сопротивление уголовным ублюдкам вызывает у них уважение, и даже восхищение боевым умением. Впрочем, это не мешало им во время обыска держать его на прицеле арбалетов – так, на всякий случай. После третьей попытки, больше попыток унизить его или покалечить больше не было. Видимо, как не хотелось кое-кому выйти на свободу за его счёт, результат был однозначным и желающих повторить не находилось. Время от времени заключённых забирали из камеры – кто-то возвращался, избитый, иногда притаскиваемый без сознания, иногда не возвращался – то ли отпускали за выкуп, то ли убивали просто так или приносили в жертву. Вот только Андрей никто не вызывал, никто не трогал – про него, вроде как, забыли.

Вечером третьего дня Марк сказал:

– Завтра Круг. Никого не останется в живых. Ну – почти никого.

– А что, нет возможности как-то выжить на Кругу? Неужели никого никогда не отпускают? Зачем вообще Круг? Если на нём нельзя выжить – кто будет сопротивляться? Всё равно умирать…

Марк усмехнулся:

– Круг создан для того, чтобы усладить взоры исчадий и толпы. Якобы, он даёт шанс каждому попавшему туда сохранить жизнь, если он убьёт всех бойцов Круга и останется в живых. Тогда его торжественно отпускают, оглашая это во всеуслышание.

– И что – такие случаи были? – поинтересовался Андрей – ты видел такое когда-нибудь?

– Ну, начнём с того, что видеть я этого никак не мог – я считаю подобные зрелища варварством, и никогда на них не ходил. Не понимаю, как может интересовать вид того, как убивают несчастных людей, объявленных боголюбами или же тех, кто пошёл против воли исчадий, женщин, детей, мужчин. Отвратительно! Слышать, про то, что кто-то всё-таки ушёл от наказания на Круге живым – я слышал. Очень давно. Подробностей не знаю, но слышал, что это возможно. Вот только мне это кажется невозможным, это всё специально распускаемые исчадьями слухи, дающие несбыточную надежду отчаявшимся людям. Ну сам представь – против тебя выходит воин в боевом вооружении – кольчуга, сабля, шлем, а ты с голыми руками. Есть шансы убить своего противника? А ведь их больше десятка! Обычно на арену Круга выпускают сразу несколько десятков приговорённых, а на них спускают больше десятка вооружённых бойцов Круга. Кровь льётся рекой. Мне даже говорить об этом противно – Марк сплюнул – это чистая бойня. Кстати, как так оказалось, что ты дожив до своего возраста, ничего не знаешь о Круге? И откуда ты знаешь такие хитрые приёмы убийства людей? Нет-нет! – он сделал останавливающий жест рукой – не хочешь, не отвечай. Я не выспрашиваю тебя ничего – просто интересно. Если ты пришёл откуда-то из глубинки, и ничего не знаешь о Круге – откуда знание боевых искусств? Ну ладно, ладно – не отвечай. Я ничего не спрашивал.

Андрей отвёл от лица купца тяжёлый взгляд и кивнул головой – да, ничего не спрашивал, а я не слышал – и закрыл глаза.

Он размышлял: «Может и правда есть возможность выбраться? На арене я буду свободен, и если приложу всё умение, может и выживу? Шанс крохотный и иллюзорный, но всё-таки, а вдруг? Завтрашний день покажет…»

Ночь прошла тяжко, впрочем – как и все ночи в тюрьме. Кто-то стонал, кто-то кашлял, стоял смрад нечистых тел, нечистот из параш, пота и гнилых тряпок. Андрей недоумевал – как смог Мрак целый год выжить в такой атмосфере? Однако – скоро его заняли другие мысли, мысли о его будущем – если оно, конечно, будет. Если он выйдет из заключения, куда он денется? В этом городе ему не жить, это точно. Куда идти? Потом он усмехнулся про себя – строит планы, как будто уже вышел из тюрьмы. Надо, вначале выйти, а уж потом видно будет. С тем он и уснул.

На рассвете загромыхали двери тюрьмы, решётки поехали по стальным направляющим и в камеру вошёл отряд воинов в тяжёлом вооружении:

– Всем встать! Пора на Круг, умирать! Хватит отдыхать и наедать брюхо, бездельники!

– Наешь тут у вас! – крикнул кто-то из толпы угрюмых заключённых – три дня с параши не слазил, несло! Сами бы попробовали вашу хренову баланду, твари!

– Поговори мне ещё – нахмурился начальник стражи – до Круга не успеешь добраться. Кишки выпущу!

– Не выпустишь, сучонок! Вам же зрелища надо, исчадьями не понравится, если ты нас перебьёшь, гавнюк!

– Перебить не перебью. А вот покалечить – запросто! – жёстко сказал стражник – быстро все на выход и грузиться в фургоны! Кто будет мешкать – получит копьём в зад. Сдохнете не скоро, но помучаетесь всласть. Быстро пошли, твари!

Заключённых группами загоняли в дощатые фургоны так, что в них нельзя было сидеть, а можно было только стоять, прижавшись друг к другу. Даже дышать было трудно, так как деревянные «кормушки» на стенках фургонов были закрыты наглухо.

Андрей не страдал клаустрофобией, но и ему было тяжко торчать в этом тёмном душном гробу, упёршись носом в затылок одного из товарищей по несчастью. Хорошо ещё, что ехали они недолго, и это мучение закончилось довольно быстро – из фургонов их перегнали в отдельные камеры под ареной круга. В каждый фургон влезло человек по пятьдесят, камеры были предназначены как раз на такое количество людей.

Через полчаса, после того, как они оказались в этой камере, за её решёткой появились люди с знакомыми котлами на колёсах – они стали раздавать завтрак, как ни странно, оказавшийся вполне приличным – каша с мясом, хлеб, компот – видимо, как последняя милость идущим на казнь, а может – чтобы продлить удовольствие от зрелища, сытый будет подольше сопротивляться, поддержав свои силы. Андрей склонялся ко второму – жалости от исчадий он как-то не видал.

В этой же группе оказался и Марк, который с удовольствием вычищал чашку с кашей. Купец посмотрел на него, грустно усмехнулся:

– Хоть напоследок нормальной еды поесть. Андрей, у меня к тебе просьба. Если выживешь, исполни, пожалуйста, ладно?

– Если выживу? – усмехнулся Андрей – если выживу, выполню. Если только это не какая-то неприличная просьба.

– Нет, ничего неприличного – в городе Анкарре государства Балрон у меня есть дочь, Антана, ей, когда я уезжал торговать, было семнадцать лет. Теперь уже восемнадцать… – купец грустно потупился и смахнул с глаз влагу – найди её, скажи, что я её очень любил, и помоги ей чем сможешь, прошу тебя.

– Интересно, а почему ты не послал ей письма, чтобы за тебя внесли выкуп – удивился Андрей – насколько я знаю, исчадья с удовольствием отпускают за деньги!

– Нет у неё денег на выкуп. Я вложился в это путешествие всем, что у меня есть, и всё потерял – не надо было связываться с исчадьями, а я рискнул, хоть меня и отговаривали. Позарился на хорошую прибыль, а теперь всё потерял. Она это время должна была жить на то, что я ей оставил для проживания. Что будет дальше – я не знаю. Если только хорошего жениха найдёт…вот только сомневаюсь – кому она нужна, нищая. Мать её умерла при родах, а я больше не женился. Ну, так поможешь?