Текст книги "Сборник "Монах" Книга 1-3"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Алёна помолчала и потупив глаза сказала:

– Хочешь…можешь жить со мной, как с женщиной…только не оставляйте меня в деревне. Я красивая, правда, только грязная сейчас, болотом пахну, а так я не хуже этой Марвины, кикиморы, смотри!

Алёна скинула с себя платье и осталась в одной нижней юбке, потом сняла и её. Даже в неверном свете костра она была прекрасна – действительно, её тело мало чем отличалось от тела убитой кикиморы, только грудь поменьше, да бёдра чуть полнее – но от этого ничуть менее соблазнительные.

Фёдор впился глазами в Алёну, от неожиданности даже охрип и изменившимся голосом сказал:

– Не надо. Ты прекрасна, да, я понимаю толк в женщинах, но я не такой подлец чтобы воспользоваться твоим телом, вот так, в уплату. Иди-ка, лучше, выстирай платье, вымойся – а то и правда пахнет от тебя дурно – возьми там у меня в фургоне рубаху, штаны, сапоги – правда они тебе не пойдут по размеру, но ничего, на время сойдут – переоденься – а платье с юбкой вывеси посушиться. Заберём тебя, да, обещаю. Поедешь с нами, будешь работать – готовить, ухаживать за лошадьми – всё что мы делаем, то и ты будешь делать, как член команды. Доедем до города – там что-нибудь придумаем, как тебя пристроить, с нами ехать нельзя – опасно. Рассказывать тебе ничего не буду это не твоё дело. Но жизнь твою постараемся устроить – слово даю. Иди. Поухаживай за собой.

Алёна смущённо кивнула, стесняясь, натянула на себя своё платье и полезла в фургон искать одежду. Через десять минут у водяных окон на краю болота послышался плеск и звук текущей воды – новый член экипажа смывала с себя засохшую грязь.

Фёдор усмехнулся в усы и обратился к бесчувственному товарищу:

– Видишь, Андрюха, как дурно ты на меня влияешь? Такая красотка – любой мужик бы не устоял против такой – а всё ты! Нет бы мне утащить её в кусты и заставить извиваться от страсти – а я играю в благородство! Сейчас ты бы сказал, что и без тебя я не стал бы пользоваться слабостью несчастной женщины…возможно…кто знает? Ну уж больно красотка! Ты-то вон, повалялся под красоткой, так, что она в страсти тебе всю спину ободрала, до костей, понимаешь! А я вот теряюсь! Ладно, что там у тебя?

Фёдор опять пощупал шею раненого – показалось ему, или нет, но пульс стал немного ровнее…а может только показалось.

Вот только не понравилось то, что шея была очень, очень горячей, раненого лихорадило так, что того и гляди кровь свернётся…фигурально выражаясь.

Лицо больного было красным – различимо даже в полумраке. Фёдор нахмурился и осторожно накрыл Андрея одеялом, отогнав вьющихся комаров.

На удивление, несмотря на близость болота, комаров было довольно мало – отметил себе солдат – возможно костёр отгонял их дымом, а может просто место открытое и продуваемое.

Выбросив из головы комаров, Фёдор полез в фургон, забыв про спящую там девочку и чуть не наступил на неё, тихо выругался, осторожно достал столик и стулья, вылез из повозки и расставил мебель у костра. Вытряс продуктовые запасы, выложил кусок мяса, чёрствый хлеб, вино, кинжалом нарезал, как мог, следя за тем чтобы не поцарапать стол – он ему очень нравился, остался ещё от отца. Лакированное дерево было искусно соединено медными петлями так, что в сложенном состоянии он занимал очень мало место, становясь плоской доской, которую можно было уложить на дно фургона. То же самое и стульчики – откидные, со спинкой, могущие выдержать не только хрупкое женское создание, но и таких здоровых мужиков, как Фёдор и Андрей.

Сзади послышались лёгкие шаги, и Фёдор сказал:

– Найди там, спереди в фургоне, стаканы – забыл взять, и садись за стол, вечерять будем. Ты вино пьёшь?

– Нет, если только немного…

– Давай тебе разбавим водой – да наверное и я разбавлю, а то мой друг всё меня ругает за пьянство. Я и правда что-то лишнего пью последние годы, надо кончать с этим делом. Нашла? Молодец. Давай, жуй – завтра без завтрака поедем. Я вот что думаю – не будем мы ни в какие трактиры заезжать, чёрт с ними, дотерпим до города? Остаётся двадцать вёрст – четыре часа езды…забыл! Вот что – отложи кусок хлеба и мяса девчонке – она-то терпеть не может без еды, ну а мы с тобой потерпим, да?

– Конечно – Алёна благодарно кивнула и убрала в чистую тряпицу кусок мяса с ладонь и кусок хлеба, потом уселась, глядя в огонь и отвернувшись от стола.

– Эй, ты чего, мать твою за ногу! Ну-ка жри давай! – рассердился Фёдор – свою долю, типа, дочери отдала? Так бы и врезал тебе! Ешь, говорю! Хватит нам – заморим червячка, и всё – ночью всё равно спать надо, а не жрать! И вина хватани всё-таки, разбавь пополам и попей – легче будет, нервы отпустит.

– Боюсь вино пить – несмело ответила женщина – на голодный желудок, да после этой всей…опьянею.

– Пару глотков – ничего не будет. Доедай, пей, и давай в фургон, а я с Андрюхой останусь. Давай, давай, а то девчонка проснётся в чужом месте, перепугается, она ведь помнит только что её похитили, может крепко напугаться.

Алёна ушла в фургон, а Фёдор улёгся рядом с другом, глядя на языки костра.

В голову лезли всякие гадкие мысли – например – что будет с Андреем если он выживет? Он ведь обязательно заразится от кикиморы – его раны были залиты её кровью так, что он буквально плавал к крови. Это стопроцентная гарантия заражения. И что дальше? Ну вот превратится он в кровавого монстра, и что тогда? Неужели и правда он не сможет сдержать свою убийственную натуру – ведь и тогда, когда он был якобы обычным человеком, более страшного бойца Фёдор не видал – он не разъярялся, не пускал пену и слюни, не орал для поднятия боевого духа – спокойно и эффективно убивал.

А если к этому присоединится жажда крови, жажда убийства, а более всего – невероятная скорость, сила, реакция, регенерация кикиморы – что получится? Кто сможет с ним совладать? А если в момент «озверения» радом окажется некий усатый друг? Куда только усы полетят… ну друг-то ладно – а если посторонние, совершенно невинные люди? Ох, Андрей, задал ты мне задачку! Что делать, а? Ну что делать?! Может отрезать ему голову, пока он без сознания? Рраз! – и нет проблемы! А как я буду потом жить с мыслью, что убил беспомощного друга? Зачем тогда я его вообще лечил? Ну – лечил-то по инерции – друг, в беде, раненый, а сейчас вот задумался – а может зря он мучается, а если выживет – скажет ли он мне спасибо за то, что дал ему превратиться в дикого зверя?

Фёдор поднялся с одеяла, наклонился над Андреем, вынул кинжал, попробовал на остроту его лезвие и замер с клинком в руках, как изваяние – внешне спокойный, как смерть, а внутри раздираемый противоречивыми мыслями и сомнениями.

Вдруг, резко, он отбросил кинжал и тот воткнул в землю, уйдя в заросший плотной травяной порослью дёрн более чем до половины:

– Нет, не могу! – солдат закрыл лицо руками и замер над больным, дрожащим в лихорадке.

Фёдор прислушался – Андрей что-то бормотал на неизвестном языке – вроде напоминающем местный, но непонятном.

Послушав, пошёл, взял своё одеяло и накрыл дрожащего мужчину:

– Тепло сегодня, да и костёр – перебьюсь.

Он лёг на подстилку и замер, глядя в звёздное небо – ему было грустно и хорошо – за последние годы впервые он находился в компании людей, которым мог доверять, и с кем ему хотелось жить рядом…увы, всё так иллюзорно – думал он, но буду жить этим днём, брать всё хорошее, что могу, а там будь что будет. Скоро его глаза стали смыкаться и он заснул тяжёлым, тревожным сном.

Глава 8

Всю ночь Фёдор время от времени вскакивал, подходил к раненому щупал лоб, смотрел на его раны – кровь уже не сочилась, но Андрей был горяч, как печка. Пульс его то частил, то стучал медленно, как будто сердце замирало и норовило остановиться совсем.

Уже под утро солдат снова уснул, и проснулся, когда его ноздрей коснулся запах дыма – рядом горел костёр, а на нём в сковороде жарилась яичница, великолепно скворча и разбрасывая брызги жира.

Он поморгал глазами, потом посмотрел на хлопочущую у костра Алёну и спросил:

– Откуда яйца-то взяла?

– Сходила на болота, поискала утиные гнёзда. Жаль, конечно, разорять было, но есть-то хочется. А свиной жир у тебя нашла, в фургоне. Садись, позавтракаем! Настёне я отложила, так что это всё нам с тобой. Как там Андрей?

– Живой Андрей…пока живой…

Алёна кивнул головой, нахмурилась и сказала:

– Я видела, как ты стоял над ним с кинжалом. Боишься, да? И я боюсь. Не за себя, за Настёну боюсь. Одного раза мне уже хватило.

– Это мои проблемы – угрюмо сказал Фёдор, присаживаясь к костру и снимая с камней сковороду с яичницей – приедем в город, иди, куда хочешь, раз боишься. Я тебя не удерживаю. Обещал помочь – помогу, денег дам на обзаведение. Заработаешь – отдашь когда-нибудь, не отдашь – демон с ними.

– Федь, не обижайся, а? Я за всех нас боюсь, и его жалко ужасно…могла бы – я бы никого не звала, сама бы убила эту тварь! – Алёна тихонько заплакала, а у Фёдора сжалось сердце – женские слёзы страшное оружие…

– Ну ладно, чего ты разнюнилась! Придумаем чего-нибудь…положим его в отдельную комнату, посмотрим, что с ним будет, не бойся. Я вас с Настёной в обиду не дам, вы же как-никак уже почти родня! – Фёдор усмехнулся, встал и пошевелил палкой угли костра – кончились ваши несчастья, не плачь.

Алёна порывисто поднялась, обняла солдата и зарыдала ему в плечо, орошая рубаху горячими слезами:

– Спасибо тебе! Спасибо! Век тебе благодарна буду, пока жива! Спасибо!

– Ну-ну, перестань – Фёдор смущённо похлопал женщину по спине и осторожно отстранил от себя – вон, промочила всего насквозь. Утри слёзы! – он протянул руку и тыльной стороной мозолистой сильной руки осторожно вытер ей глаза и щёки от влаги – давай-ка собираться, да надо будет грузить Андрея. Девчонку подымай – покормить надо, да в дорогу. Уходить отсюда надо – ты не допускаешь, что староста может прислать сюда людей, чтобы посмотреть, что там с его дочерью? Без Андрея я могу и не справиться…

– Да-да, конечно, сейчас разбужу! – женщина побежала в фургон и оттуда послышался её голос:

– Дочка, вставай! Вставай! Завтракать будем! Ох ты…потягушки! Идём скорее, умоешься, пописаешь и кушать будешь. Пошли, пошли!

Через несколько минут Алёна появилась из-за борта повозки, вылезла из фургона и приняла на руки девочку.

Это было прелестнейшее создание – с кудряшками, с пухлым розовым лицом, чистенькая и красивая, как с картинки в детской книжке.

Фёдор усмехнулся: «Мамкина радость…и папкина – тоже. Я бы не отказался, чтобы у меня была такая дочь… Хммм…чего это я? Старый холостяк, потянуло в семейное гнёздышко? Старею, однако, размяк…»

– Мама, а где мы? Мне снилось, что собачка меня унесла…а кто этот дядя?

– Тссс…это хороший дядя, дядя Фёдор его звать. Он нас на лошадках покатает! Хочешь на лошадках покататься?

– Хочу… а ещё писать хочу!

Фёдор усмехнулся в усы и пошёл ловить лошадей, бросив на ходу:

– Завтракайте и собирайте тут всё. Сейчас уезжаем.

Лошади разбрелись далеко друг от друга по лугу, и совершенно не желали вновь залезать в упряжку, поэтому скоро воздух огласился крепкой руганью, впрочем – Фёдор тут же вспомнил о присутствии маленького существа в сарафанчике и прикусил язык – негоже девчонке в таком возрасте узнавать название частей тела и процессов, происходящих со взрослыми и некоторыми упрямыми лошадьми, происшедшими явно из породы лошадиных шлюх!

Наконец, лошади были запряжены, вещи уложены – в фургоне расчистили место для Андрея, подложив одеяла на дне повозки.

Фёдор озабоченно посмотрел на Андрея – как бы раны не открылись, перетащить его в фургон безболезненно и без последствий вряд ли удастся – солдат не был слабым человеком, но одно дело поднять груз – мешок или бочку, весом восемьдесят килограммов, и другое – больного человека, который висит, как сопля, да ещё и хрупок, как стекло – со своими ранами, в любой момент норовящими открыться.

– Давай так – я беру его за плечи, а ты за ноги, доносим до фургона, я перехватываю, а ты залезай в повозку и принимай его там. Перевалим на дно, ну а потом уже уложим как следует. Поняла?

– Ага! Ты не бойся, я сильная! Видишь, какие мышцы! Ещё и с мужиками поспорю в силе! – Алёна согнула руку в локте и показала, какие у неё «здоровенные» мускулы.

Фёдор ухмыльнулся – нравилась ему эта баба – ни нытья, ни соплей, решительная, умелая, здравомыслящая, да притом красавица – ну не мечта ли мужика?

При свете он хорошо её рассмотрел – вчера-то было некогда – Алёна уже переоделась в свой простенький сарафан, сидевший на ней так, как будто он был не обычной деревенской одеждой, а платьем от лучших портных – твёрдая грудь, не испорченная даже кормлением ребёнка, рвала сарафан впереди, а сзади, упругие бёдра распирали простенькую одежду, невольно притягивая взгляд, даже если ты пытался его отвести.

«Не зря к ней всё время пытались приставать в деревне!» – усмехнулся Фёдор и отбросив лишние мысли сосредоточился на погрузке раненого.

Он и Алёна с трудом подняли потяжелевшего Андрея – почему-то люди в бессознательном состоянии или мертвые делаются необычайно тяжёлыми – как будто из них уходит душа, наделяющая тело жизнью, лёгкостью.

Фёдор боялся, что раны Андрея откроются – но этого не случилось, сделанные накануне швы хорошо держали края ран, лишь только маленькие капли сукровицы выступили по краям длинных швов

. Фёдор с удовольствием подумал: «Хорошая работа. Я бы мог работать военным лекарем – эти коновалы отличаются от меня только тем, что меньше могут выпить, а так я не хуже их обрабатываю раны. Вот стану хилым, открою лекарский пункт и буду зарабатывать вправлением костей и зашиванием ран!»

Приняв на себя весь вес монаха, он крякнул от натуги, но удержал его тело и напрягшись, приподнял раненого и положил на край повозки:

– Придержи, Алён, щас я!

Запрыгнул в повозку и скоро Андрей лежал в глубине фургона, накрытый одеялами, ещё через пять минут, они уже ехали по лесной дороге, уворачиваясь от нависающих над дорогой еловых лап.

«Как бы брезент не порвать!» – с неудовольствием подумал Фёдор и подстегнул лошадей, ходко бегущих по дорожке после отдыха на жирных луговых травах – «Если всё нормально – после обеда будем в городе»

– Нравятся лошадки? Видишь как – цок-цок-цок – бегут! Лошадки! Дядя Фёдор правит, и бегууут лошадки!

Алёна на облучке рядом с Фёдором ворковала над дочерью, прижав её к себе и счастливыми глазами глядя на проплывающий лес, дорогу, бегущую под колёса фургона и вдыхая крепкий запах конского пота, идущий от сытых, здоровых лошадей. Конь слева, мерин по кличке «Сивый», опасливо покосился глазом на Фёдора и запрядал ушами, когда тот показал ему хлыст с словами:

– Видишь? Видишь, скотина? По тебе плачет! Будешь живот надувать? Будешь нога за ногу ходить? Уууу…скотина!

Алёна рядом рассмеялась:

– Думаешь он тебя понимает?

– А то! – тоже рассмеялся Фёдор – видала, как ушами заводил? Знает, скотина, что хулиганил! Ленивая животина!

– Не ругайся на лошадку! – возмутилась Настёна – нельзя на лошадку ругаться, она хорошая!

– Ладно, не буду – усмехнулся Фёдор и вдруг улыбка сползла с его лица.

– Алёна, прячь девочку. Нас встречают – он придержал лошадей и пристально посмотрел вперёд – там, навстречу им, ехали верховые, четверо или пятеро, и солдат застонал про себя: «Ну как Андрюхи не хватает! Мы бы с ним сейчас их враз расчехвостили! Так, без паники! Это, скорее всего, не профессиональные военные, а какие-то сраные крестьяне, а я не селянин, а старый вояка, до которого им как до неба пешком! Моя сабля тут, Андрюхина тоже рядом – хер вам, глубоко неуважаемые, не возьмёте!»

– Алёна, уложи Настёну на пол, на всякий случай, бери лук и иди сюда. Без команды не стреляй. Поняла?

– Поняла! – Алёна с плотно сжатыми губами, решительно потянула лук, и приготовила колчан со стрелами.

– Я буду разговаривать. Ты молчи. Узнаёшь кого-нибудь из них? Впрочем – чего я спрашиваю – морду старосты за версту видать. Готовься!

Всадники подъехали на расстояние десяти метров от фургона и остановились, Фёдор тоже придержал лошадей и громко спросил:

– Чего хотели? Уступите дорогу, нам некогда!

– Вы убийцы! Вы убили мою дочь, и вы должны за это ответить! – лицо старосты перекосило от злости и из благообразного мужика он превратился в подобие маски «ярость!»

– Ну подайте на нас жалобу в суд – усмехнулся Фёдор – по какому праву вы занимаетесь самоуправством?

– А у нас нет суда! Я решаю, жить вам или нет! Я и мои люди! Выходит сюда, преступник! Пора ответ держать!

– Ой, как громко и важно сказал! А может тебе пора ответ держать, придурок ты этакий? – Фёдор тихо добавил – сейчас я выскочу, а ты сразу вали старосту, только не промахнись, у нас нет права на промахи, за тобой дочь!

– Не промахнусь – ледяным голосом сказала Алёна, сжимая лук твёрдой рукой.

Фёдор как-то сразу поверил – не промахнётся! – и соскочил с фургона, держа в руках по сабле:

– Давай!

Хлопнула спущенная тетива, и староста повис на седле лошади, запутавшись одной ногой в стремени – лошадь спокойно пошла по дороге, косясь на мёртвый груз глазом и прядая ушами.

Всадники уже спешились и были готовы к бою – с коня бить саблей было нельзя, так как замахнуться не давали толстые ветви деревьев, наклоняющиеся над головой так, что нельзя было как следует размахнуться.

Увидев падение своего предводителя, его люди бросились к фургону и оказались как раз к лицом к лицу с Фёдором.

Да, он был исключительным фехтовальщиком, но их было четверо! Алёна уже не могла ему помочь – он находился как раз на траектории выстрела, можно было задеть его случайной стрелой, так что отдуваться приходилось ему самому.

Тяжёлые сабли мелькали в руках солдата, создавая перед собой стальной вихрь смертоносных клинков, и некоторое время никто из нападавших не решался перейти границу этой стальной стены, затем двое всё-таки решились и прыгнули вперёд. Сталь скрестилась со сталью, отлетела длинная жёлтая искра.

Сталь выдержала и вот уже один из нападавших отскочил, зажимая одной рукой другую – между его пальцами сочилась кровь, но Фёдору некогда было смотреть на раненого – он уже бился с трёмя оставшимися, и с трудом сдерживал их натиск. Эти трое были довольно опытными бойцами – видимо, наёмниками, и вооружённые саблями и кинжалами, работали ими уверенно и резво. Фёдор прикинул ситуацию и предложил, между ударами:

– Остановимся, поговорим? Вы же профессионалы, давайте обсудим ситуацию?

– Хорошо – стоп, ребята! Что предлагаешь, вояка? – высокий наёмник уткнул саблю в землю и опёрся на неё, отставив одну ногу, остальные последовали его примеру и с ожиданием посмотрели на старого солдата.

– Ваш наниматель мёртв, я к вам претензий не имею, вы убедились, что меня так просто не взять и кто-то из вас тут поляжет, зачем вам это надо? Вы получили плату. А если не получили – вон лежит ваш бывший наниматель, деньги точно с ним, какой смысл тратить время и рисковать, когда можно получить всё, и не трудиться?

– Понимаешь, какая штука, солдат…ты же солдат? Выправку и умение не замаскируешь – усмехнулся высокий – кроме платы нам обещана женщина, ну и фургон ваш денег стоит…жив ли наниматель, или нет – большого значения теперь не имеет. Прости, ничего личного – работа такая. Теперь, если это всё, что ты хотел нам сказать – продолжим!

– Ну что же, продолжим! – усмехнулся Фёдор и пригнув вперёд, увернулся от направленного в голову удара и подсёк ноги одного из бандитов, второй свалился через него и был зарублен сверху, ударом через шею, наискосок.

– Ты хорош! А ну-ка вот это попробуй! – главарь левой рукой метнул в Фёдора кинжал, и пока тот отбивал его клинком сабли, направил удар ему по ногам и зацепил кончиком лезвия выше колена – штанина Фёдора сразу набухла кровью и он обеспокоился – если истечёт кровью, ослабеет, вот тогда и правда конец. Надо было завершать бой как можно быстрее, невзирая на мелкие ранения, и он как подстёгнутый хворостиной, бросился в бой, ускорив движения до максимума – давно он не работал с такой быстротой, с тех самых пор, когда выступал на соревнованиях по фехтованию.

Теперь уже агрессоры, стерев с лиц улыбки, с трудом отбивались от наскоков солдата. Звон сабель продолжался ещё минуты две, когда в воздухе свистнула стрела, пролетев мимо Фёдора и воткнулась в плечо его противнику. Воспользовавшись тем, что оружие противника опустилось, Фёдор плавным движением рассёк ему рёбра, а другой рукой воткнул саблю в живот, окрасив её кровью.

Ещё один напор – главарь упал с рассечённой головой – оставшийся в живых, тот, кому солдат первым разрубил плечо, бросился бежать, петляя как заяц.

Фёдор протянул руку к фургону:

– Дай лук!

Алёна подала, Фёдор долго выцеливал бегущего, угадывая, куда тот побежит в следующий момент, и вот стрела ушла вперёд, пронзив спину беглеца.

«Болван!» – подумал Фёдор – «надо было в лес бежать, а он по дороге рванул. Идиот, или растерялся со страху!»

– Алён, иди сюда, помоги мне, ногу слегка зацепили!

Алёна ахнула:

– Какое там слегка! Кровь вон течёт ручьем! Давай, скорее, я перевяжу!

Минут двадцать ушло на перевязку, Фёдор сменил штаны, взамен располосованных и пропитанных кровью, и пошёл обшаривать трупы.

Действительно, на трупе старосты нашёлся мешочек с сотней золотых, на наёмниках денег было маловато, как и украшений – так, горсточка медяков и серебра, видать их дела в последнее время шли не очень хорошо – то-то они так уцепились за этот заказ и не хотели от него отказаться.

Минут пятнадцать ушло на стаскивание трупов в лес и сброс их в овражек – когда их найдут, будет уже поздно – Фёдор со товарищи уйдут далеко от этих мест.

Фёдор поймал двух лошадей противника – остальные убежали в лес и искать их не было ни времени ни желания, привязал к задку фургона, оружие собрал и положил в повозку, подумав, что эдак скоро они будут зарабатывать тем, что займутся ограблениями грабителей – вполне пристойное и выгодное занятие, как оказалось. Вот только немного хлопотно и болезненное….

Через час они пылили по тракту, направляя лошадей к городу Ураку.

Урак встретил их пыльным покоем провинциального городишки, в котором люди никуда не торопились, и считали, что лучше отложить на послезавтра то, что можно сделать завтра, а ещё лучше – повременить с делом на недельку, купить кувшин вина, жареную курицу и посидеть за столом в хорошей компании – проблема и рассосётся сама собой! Впрочем, он ничем не отличался от остальных городков такого типа, только что был поменьше размером, чем тот же Нарск.

Они медленно втащились во двор заезжей, где стояли уже несколько фургонов купцов, под охраной угрюмых сторожей, оставленных хозяевами во дворе и лишённых удовольствия пропустить в глотку пару-тройку кружек пива.

Под неприязненными взглядами этих адептов охранного бизнеса, Фёдор втянулся под навес, и выбравшись из фургона покричал конюха, медленно и печально ковырявшегося в стойлах лошадей:

– Эй, малый, иди, прими лошадей! Да покорми их хорошенько овсом!

– Три медяка за четыре лепёшки овса. Будете брать?

– Буду, давай быстрее! Мы хотим пообедать, а если провозимся тут ещё полчаса – околеем с голоду! На вот тебе, для ускорения! – Фёдор передал конюху серебряник, и добавил – сходи, скажи что нам нужно две комнаты, а ещё вызовешь лекаря, надо моего товарища осмотреть – упал с лошади. Сдачу оставь себе.

– Алён, идите посидите в трактире, я скоро приду – отправил он женщину из фургона.

Конюх распрягал лошадей и отводил их в стойла, а Фёдор размышлял – что делать? Как доставить Андрея в комнату так, чтобы никто не обратил внимания? А может не стоило лекаря вызывать?

Солдат залез в фургон и пощупал пульс товарища – как ни странно, пульс был чётким, насыщенным, ровным, не то что несколько часов назад. Фёдор облегчённо вздохнул – что бы ни было дальше, но пока что Андрею уже ничего не грозит, жить будет. Впрочем – на его раны смотреть без содрогания было нельзя – багровые полосы иссекали всю спину вдоль тела, левая сторона лица слегка раздулась, покраснела и тоже не выглядела шибко здоровой и весёлой.

Фёдор сел рядом и задумался: «Ну что делать? Ехать дальше? Кстати – Алёну нельзя тут оставлять, особенно после того, как они убили старосту с наёмниками – если пойдут по цепочке, узнают, куда они поехали, сопоставят…а этот город находится всего в двадцати верстах от Харабова. Приедет кто-нибудь в город, встретит Алёну…и понеслось. Могут стукануть в Стражу, те рады стараться уцепиться за что-нибудь, что может дать прибыль, её арестуют и…» – дальше он не хотел додумывать. Судьба Алёны с Настёной уже не была ему безразлична.

Фёдор уже стал вылезать из фургона, когда сзади вдруг послышался стон и хриплый шёпот:

– Федь, ты где?

Фёдор не поверил своим ушам:

– Андрюха, очнулся?!

– Не дождётесь… – странно сказал Андрей клекочущим хриплым голосом и спросил – женщина жива? Ребёнок?

– Алёна с Настёной? Живы, живы. я в трактир их отправил посидеть, сейчас дождусь, когда конюх придёт и надо уже тебя переводить в комнату, не в фургоне же ночевать!

– Ох, Федь, в горле пересохло…видать крови много потерял…я там…это…не превратился в монстра какого-нибудь? Не оброс шерстью?

– Пока – нет… – Фёдор поднял глаза на монаха – пока рано, хотя обычно проявляется уже в течение первых суток. Что делать-то будем, Андрюх? Если ты станешь кикиморой? Или кикимором. тьфу! В общем таким чудовищем, как та баба?

– Я всю жизнь – вернее большую её часть – был чудовищем, мне не привыкать. Не бойся, если я буду терять контроль – уйду, вас не трону. Я же не эта баба с голыми сиськами. а согласись, она была хороша, эта кикимора! – из сумрака фургона послышался смешок и хриплый кашель.

– Эй, Андрюха, ты ли это говоришь? – удивлённо воскликнул Фёдор – стоило тебя покусать голой бабе, так ты сразу и пустился во все тяжкие?

– Да уж…в моём состоянии только и пускаться. Дай мне попить, что ли, изверг!

– Да, извини, сейчас! Но только вино с водой, больше ничего нет.

– Что есть, то и давай…печёт в груди, просто терпения нет.

Фёдор налил в кувшин из бутылей и бочонка, и больной жадно стал заглатывать жидкость, несмотря на то, что она текла у него по груди и капала на днище повозки.

Уффф! – уже легче! – Андрей вытер с подбородка и груди лужицы розовой пахучей жидкости и протянул руку Фёдору – помоги мне сесть, что-то я обессилел…

Монах поднялся, тяжело дыша и прислонился к борту фургона:

– Знаешь, мне странные сны снились, пока я лежал в забытьи – то снилось, что я бегу на войне, спасаюсь от врагов, то снилось, что я волк и несусь, несусь по лесу, загоняя свою добычу…да так всё ясно, чётко, как будто вижу перед собой!

– Вот оно, началось! – угрюмо заметил солдат – ты уж того…постарайся нас не сожрать, ладно?

– Постараюсь – хмыкнул монах и замолчал, а через пару минут добавил – надень на меня рубаху, да пошли в трактир, что ли! Я есть хочу страшно, и всё тело зудит, как будто у меня под кожей стадо муравьёв бегает!

– Ну-ка, посмотрим, что там у тебя на спине…ничего себе! Андрюх, да на тебе заживает, как на…хммм…мда. Вот она, причина-то – у кикимор всё заживает молниеносно, видимо её кровь тебя залечила, да и то, что из крови перешло в твоё тело, начало работать. Теперь тебя убить очень, очень трудно!

– Слушай, Фёдор, я одного не пойму – если кикимора боится серебра и её убивают серебряным оружием, почему я могу касаться серебряного крестика, и мне ничего за это нет?

– Да чего тут объяснять – брехня видать, про серебро-то. Вот башку отрезать – это дело верное, а чем отрезать – да хоть пилой или мотыгой, серебро тут ни при чём. Ты мне вот что скажи – почему на кикимору не действовали твои проклятия? Я же слыхал, как ты матерился, и кричал «Да умри же ты, наконец, сука!».

– Хммм…я не помню этого. Да, странно, по идее она должна была полечь, как озимые. Ладно, хватит об этой пакости, пошли в трактир, поднимай меня!

Фёдор осторожно поднял Андрея и помог ему вылезть из повозки, тот замер, переводя дух и опёршись плечом на борт фургона осмотрелся вокруг – странно, он всё видел как-то по другому – вроде и так же, но по другому!

Вокруг людей, предметов, деревьев и травы виделось какое-то свечение, как будто ореол, это было похоже на то, как если бы смотреть в прицел-тепловизор. Интересно, что можно было усиливать эффект, каким-то образом «напрягшись», или уменьшать – согнав его практически в ноль.

Это напоминало то, как будто настраиваешь бинокль – ближе, дальше… Монах ошеломлённо подумал: " Что бы это значило? Почему вот у этого пацанёнка оранжевое сияние вокруг тела, а у этого старика – красно-чёрное? Что это значит? Хммм….а вокруг меня какое-то зеленоватое… Фёдор светится жёлтым, с красно-чёрными вспышками – красное и чёрное в основном возле ноги…интересно.»

– Федь, ты ранен в ногу?

– Откуда ты узнал? – Фёдор остро глянул на монаха и коснулся больной ноги – да, ранен, только как ты это увидел под штанами?

– Вот так…как-то увидел… – неопределённо буркнул Андрей и покачиваясь сделал несколько шагов по направлению к трактиру – помогай, давай! А что скажешь трактирщику, что со мной?

– Что и лекарю, то и ему скажу – бросил Фёдор подхватывая руку Андрея и поддерживая его сбоку – что с лошади упал и ветками побило, да камнями…или медведь подрал.

– Ну ну…так они и поверили.

– Поверят или нет – какое их собачье дело?! Всё, пошли, лошадей уже поставили, сейчас лекарь придёт тебя осматривать – кстати, у нас пару лошадей прибавилось, верховых.

– Откуда взялись?

– Потом расскажу, не до того. В общем – староста приходил, желал поблагодарить нас за смерть его дочери-кикиморы.

– И обратно, как я понимаю, не ушёл. Много их было?

– Пятеро, вместе со старостой.

– Силён, старик! Ты ещё тот конь! Нашинковал их?

– Алёна старосту завалила из лука, и ещё одного подстрелила, помогла.

– Молодец баба – удивился Андрей и сморщился – как чешутся раны, ты бы знал, просто не могу сдержаться – хочется драть их ногтями!

– Не вздумай! Это хорошо, что чешутся, значит заживают. Хммм…это на второй-то день после ранения…дааа…в твой кикиморности есть и свои хорошие стороны. Ну всё, хватит болтать – пришли!

Через высокое крыльцо мужчины, хромая и поддерживая друг друга, попали в большой зал заезжей.

Там было почти пусто, только несколько возчиков в углу обедали, не обращая внимания на окружающее и что-то бурно обсуждая так, что один стукнул кулаком по столу и крикнул

– Два пусть он идёт к демону с его платой! Я за эти деньги ещё должен мешки таскать? Не бывать этому!

Андрей улыбнулся – везде одно и то же – недовольные работники и жадные работодатели.

От улыбки у него зачесалось слева – проведя рукой по щеке он обнаружил аккуратные стежки шва и с неудовольствием подумал: «Особая примета, чёрт её возьми! Теперь мою рожу запомнит каждый, первый попавшийся постовой и бабка из подъезда напротив! Тьфу, чего я говорю? Какая особая примета – я отошёл от своей грязной работы, хватит! Впрочем – тут бы тоже не хотелось быть таким запоминающимся…да что сделаешь? Что есть, то есть. Интересно, моё героическое деяние, не было ли попыткой самоубийства? Ну, типа, искупление? Трижды тьфу! И что мне в башку лезет? Спятил, что ли? Новое моё состояние такие мысли навевает, что ли? А интересно смотреть, как они светятся! Кстати – даже в темноте – вот, служанка в тёмном углу, сияет, как неоновая! А притушить свечение? Ага…притухла, а то аж глаза режет…а что это у неё живот светится жёлтым, этакий сгусток? Хе хе – беременна? Хозяин, что ли, постарался…впрочем – какое моё дело?»