Текст книги "Сборник "Монах" Книга 1-3"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– Предлагаю так – сказала Алёна, внимательно рассмотрев произведённый разгром – мы все были в городе, а когда вернулись – в номере полный разгром – кто-то ворвался через окно и испортил все вещи. Если трактирщик будет возмущаться – оплатить ему ремонт в комнате, не потому, что мы согласны с его обвинениями, а из благотворительности и жалости к нему.

– Хммм…есть смысл, да! – протянул Андрей – только тоже шито белыми нитками. Знаете, что я предложу? Я напоролся вина и впал в безумие. Всё побил, всё разбил – оплатим ему ремонт, и всё.

– А царапины на потолке и стенах? Пробитая дверь? Кстати – интересно, чем ты её пробил – задумчиво сказал Фёдор – оружия-то у тебя не было!

– Знаешь что, не говори глупостей! – рассердился монах – чем надо, тем и пробил! Не тем, чем ты работал сегодня ночью!

– Тьфу! – фыркнула Алёна и засмеялась – ну какие вы мужики всё-таки охальники! Пошла я собирать Настёну – сами решайте, чем вы тут карябали и чем стучали. Всё равно ничего не слушаете, что вам не предлагай! – она поднялась и вышла из комнаты, закрыв дверь.

– Ну вот чего ты несёшь? – тоже разозлился Фёдор – завидуешь, что ли? Надо думать как выкручиваться, а ты ерунду какую-то порешь.

– Может и завидую – грустно сказал Андрей – хорошая баба, береги её. Ну что же – пошли сдаваться – скажу, что у меня был приступ безумия и я разнёс комнату – будь что будет. Типа приревновал к твоей женщине и всё разбил. Мало ли идиотов на свете бывает? Главное – деньги готовь, у нас их хватает, так что умаслим хозяина.

Одевшись и обувшись окончательно, Андрей и Фёдор спустились вниз, к благодушному хозяину, не подозревавшему, какие неприятные известия сейчас обрушатся на его лысоватую голову.

Ещё через пятнадцать минут, охрипший от ора трактирщик хмуро пересчитывал золотые монеты, переданные ему в компенсацию за ущерб, с учётом простоя номера и затрат материала плюс рабочей силы. Сумму ему передали неплохую – как минимум на тридцать процентов превышающую реальный ущерб, так что хозяин гостиницы заткнулся и перестал вопить, что вызовет стражу и всех законопатит в местную тюрьму.

Впрочем, испытывать судьбу путники не стали, быстро собрались и выехали со двора – плату за следующие сутки, к удовольствию хозяина заезжей они требовать не стали, а ещё закупили продуктов на приличную сумму, полностью обеспечив себя питанием на ближайшую неделю.

Снова пылила дорога, снова перед глазами мелькали зады лошадей, а Фёдор и Андрей сидели на облучке, разговаривая за жизнь.

– Ну что, Андрюха – расскажешь мне, как всё на самом деле было ночью?

– Только после того, как ты расскажешь, что было ночью – усмехнулся Андрей – да нечего рассказывать! Да и не место тут – он покосился на сидящих в глубине фургона Алёну и Настёнку, – женщина кормила её пирожками, приговаривая, что если она не съест, то отдаст эти пирожки соседской собачке – чем девочка живо заинтересовалась, потребовав сейчас же пойти к этой собачке, так как она желает посмотреть, как та будет есть пирожок.

– Да ладно…рассказывай, давай, не придуривайся. Как пересилил?

– А кто сказал, что я пересилил? Вот сейчас кааак…вопьюсь тебе в шею! – Андрей рассмеялся, и прикрыл глаза рукой, подумав, что жалеет о том, что в этом мире нет противосолнечных очков – с некоторых пор солнечные лучи его очень беспокоили – модифицированные глаза были очень чувствительны к свету.

– Слушай, а ты ведь изменился, с тех пор, как побывал в объятьях кикиморы – я никогда не видал, чтобы ты так много смеялся и шутил – заметил с удивлением Фёдор – ты всегда был таким нудно-праведным, таким скучным…что хотелось треснуть тебя по башке. Эдак ты может и примешься вино пить?

– А что? Я всегда любил хорошее вино – парировал Андрей – но пить вино и напиваться вином – согласись, разные вещи. Ну да ладно, теперь серьёзно: не знаю, как я пересилил. Может моя военная подготовка, а может то, что я сильно молился – помогло мне удержать мою сущность и взять Зверя под контроль. Только вот что я тебе скажу – в этом деле нет ничего мистического – да, тело преобразуется под воздействием заражения – прямого попадания крови или слюны существа, которое вы называете кикиморой, в тело обычного человека. И если человек приличный, в обычной жизни не имеющий никаких зверских наклонностей – жестокости, подлости, то и Зверь не будет убивать без разбора, а если есть хоть что-то злое, жесткое, если он был убийцей – вот тут Зверь в душе поднимает свою голову и тогда, тогда очень трудно взять над ним верх. Знаешь, что мне пришло в голову – а может кикимора, которую мы убили совсем и не была жестокой убийцей? Может на неё больше наговаривали, а она была просто несчастной заражённой девушкой, вынужденной бегать по лесу, чтобы утолять жажду сырого мяса и крови?

– Да ну, скажешь тоже! – Фёдор с неудовольствием посмотрел на Андрея – ведь как вывернул-то! И оказываемся мы теперь не герои, а безжалостные убийцы девушки и её безутешного отца! Даже слышать это дерьмо не хочу! Никогда больше не говори эти слова при мне! Она была мерзкой убийцей и мы освободили мир от чудовища! Всё!

– А может ты освободишь мир от ещё одного чудовища – меня, например? – усмехнулся Андрей – я-то гораздо страшнее и опаснее её. Кстати сказать – Настёнку-то она не тронула…а ты не допускаешь, что всё могло выглядеть и по другому? Не так, как мы всё это увидели, и как увидела это её мать?

– Не хочу! Не хочу это слышать! Заткнись! – рассердился Фёдор окончательно и замахнулся на Андрей хлыстом – как сейчас врежу по тупой башке!

– Ну врежь, врежь – если это тебе поможет – грустно усмехнулся Андрей – что было, то прошло, и теперь сделанного не вернёшь, хоть сто раз ударь хлыстом меня или себя. Впредь, будем думать, как и что сделать…не всё суть то, как оно выглядит внешне. Забудем этот разговор. Что касается меня – я всю ночь бегал по лесу, охотился. Убил двух косуль, ел мясо, на меня вышел медведь – пришлось съесть и его. Вот и пополнел слегка, мышцы добавил – жира то всё равно практически нет, но мышц наросло – пришлось много мяса съесть…и переварить.

– Представляю…как ты загадил там всю лужайку – заржал Фёдор, его поддержал Андрей и они минуты три смеялись в голос, под взглядом удивлённой Алёны.

– Сколько нам до ближайшего селения? Или города? – спросил Андрей, поглядывая на высоко стоящее солнце – до темна успеем доехать до постоялого двора?

– Через сорок – пятьдесят вёрст стоят по постоялому двору, должны успеть. По дороге, примерно в тридцати верстах ещё деревенька – Карадовка, называется. Я тут частенько ездил по тракту, когда в охранниках работал. Дорогу до столицы с этой стороны знаю хорошо, а уже туда, за столицу – не очень, туда редко ходил. Впрочем – тут я тоже уже несколько лет не был, может что-то и изменилось. Встретим кого-нибудь – спросим. Тут бывает, что купцы проезжают, и нередко. Только шуганный какой-то народ стал – видал – недавно проезжали – нас завидели, да всю охрану собрали, как будто стая разбойников навстречу едет. То ли народ стал пугливый, то ли впереди что-то неладно – надо будет расспросить встречных как следует. Кстати – раньше больше было народу на тракте – чего они тут стали ездить гораздо реже – ума не приложу. Я уже давно потерял контакты с купцами, а так бы расспросил ещё в Нарске, что и как. Есть, конечно, догадки…

– Хммм…а я думал такое редкое движение тут нормальное дело, а оказывается – это не так? Интересно…какие версии будут?

– Есть ещё одна дорога в Нарск и те края – она длиннее, и не такая ровная, но идёт огибая леса, по краю степи, вернее – лесостепи. Там редко шалят разбойники, им там труднее спрятаться – я так по крайней мере думаю, а на этой дороге всегда грабили – потому и караваны так охраняются. Зато – это дорога больше чем в полтора раза короче той. Вот и все версии. Если предположить, что засилье банд тут стало больше – значит, поток грузов по тракту уменьшился. Мы уже с тобой убедились, в самом начале, что разбойников тут хватает… Тут ещё такая штука – этот тракт проходит по землям различных мелких и крупных феодалов, и приходится платить за проезд, возможно они так подняли цену, что легче объехать вокруг, чем вываливать денег какому-нибудь придурковатому графу или барону.

– А куда власть смотрит? Какого рожна не пресекает поборы?

– Ну ты как не от мира сего! А – ну да, да…в общем – у этих графов и баронов есть бумага, где указано, что они ухаживают за дорогой, проходящей через их территорию, а им за это позволяется собирать дорожный налог – не больше серебряника с повозки. Вот только они не хотят соблюдать его, и устанавливают те расценки, которые хотят! А чтобы не было претензий, отвозят приличные суммы в столицу. То есть – тут всё шито-крыто…только вот купцы едут в объезд, в результате чего цены на товары повышаются – расходы по дороге надо же вернуть, возместить, так что всё это отражается в цене товаров.

– Ну ясно. в общем обложили налогом и перестали ездить. А исчадья?

– А что исчадья?

– С них тоже берут дорожные поборы?

– Ну не смеши – какие с исчадий поборы? Они сами – какие хошь поборы…

Повозка медленно, но верно шла вперёд – Фёдор не хотел гнать лошадей – зачем? До искомой цели много, очень много дней пути…за полдень они проехали Карадовку, где остановились на обед, задали корму лошадям и немного передохнули и снова пустились в путь. Андрей уже стал привыкать к ритму этого мира – размеренному, неспешному, что толку спешить, когда разница во времени ни на что не влияет?

За день они сделали пятьдесят вёрст, выходя на расчётное время-расстояние, меньше которого невыгодно – путешествие затянется на многие месяцы, а больше – напрягать лошадей, да и самим излишне напрягаться, а это ни к чему.

Около недели они ехали по тракту, изредка встречая купеческие караваны с сильной охраной, которые неодобрительно смотрели на чужаков и отказывались общаться – однажды даже чуть не вспыхнула драка, когда охранник каравана вытащил меч на вопрос Андрея, откуда и куда они двигаются.

Фёдор пояснил, что не стоило спрашивать их о цели путешествия – могут принять за подсылов разбойников. Андрей пожал плечами и больше не пытался как-то поговорить с караванщиками, решив, что и без их участия они сумеют справиться с любыми проблемами, которые встретят.

Иногда они ночевали в лесу, у костра, если вечер заставал в дороге, а дотащиться до постоялого двор не успевали.

Ехали дружно – женщина заняла своё место в экипаже, и не была в тягость – она всегда была весёлой и не гнушалась никакой работы. Андрей с грустью и лёгкой завистью видел, как женщина и его товарищ смотрят друг на друга влюблёнными глазами.

Её дочь тоже как-то незаметно вошла в коллектив и своими простодушными выходками веселила окружающих, разряжая обстановку скуки и однообразия длительного путешествия.

Дорога уже ушла от реки и завернула слегка влево, огибая громадные лесные массивы, густо заселенные разнообразной дичью.

Иногда, ночью, Андрей отходил в лес, раздевался, чтобы не разорвать в клочья одежду при трансформации, и перекидывался в оборотня. Утром путников уже ждало свежее мясо…

Когда это произошло первый раз, на вопрос Настёны, откуда это всё взялось, Алёна, покосясь на Андрея, ответила пытливой девочке, что мясо им принёс добрый волк, который узнал, что Настёна любит вкусное оленье мясо и хотел её порадовать. Несколько дней после этого девочка пыталась выскользнуть из фургона ночью и подсмотреть, как приходит добрый волк и приносит мясо, но эти попытки были пресечены зоркой матерью, всегда бывшей настороже – как ей и положено.

Тянулись вёрсты, часы, дни, редкие деревушки вдоль тракта, шло время.

Как-то раз, дней через десять после начала путешествия, путешественники решили завернуть в деревушку, видимую от дороги, возле большого пруда – она выглядела так патриархально, так мирно и лубочно, что навевала мысль о покое, о сытной и мирной жизни, о которой может мечтать любой человек.

– Может не будем заезжать? – раздражённо спросил Фёдор заворачивая лошадей на дорогу к деревне.

– Будем, будем – ребёнку нужно молоко! А то у неё развитие плохое будет! – Алёна сердито зыркнула на любовника, укладывая Настёну на послеобеденный отдых

– Нормальное развитие у неё будет – если такое, как твоё – смерть мужикам будет! – усмехнулся солдат, но послушно хлестнул лошадей вожжами и они резво пошли по поросшей подорожником просёлочноё дороге. Недавно прошёл дождь, от лошадей шёл пар, а в колеях дороги стояли грязные лужи, разбрызгиваемые копытами и колёсами.

– Слушай, что говорит – усмехнулся Андрей – я слыхал, что молоко очень важно для образования костей и зубов, там есть минерал, который участвует в строении костей. И творог тоже полезный.

– Да? Не знал. И знаешь что – не узнал бы ещё лет пятьдесят – даже не заплакал бы! – Фёдор усмехнулся в пшеничные усы и добавил – смотри, какая красивая деревушка! Мечта!

– Угу…мечта…ты бы стал жить в такой деревне? – Андрей иронически скривил губы и покосился на товарища.

– А почему нет? Тихо, мирно, красиво, добрые люди…выходишь, все тебя знают, все здороваются, обмениваются новостями, из которых главное то, что дочь мельника родила мальчика, а у соседки лиса задрала курицу. Ни тебе войн, ни тебе алтарей и Кругов, ни тебе…

– Фантазёр ты и романтик! – прервал его Андрей – что-то ты расслабился в последнее время, а? Где тот безжалостный и циничный рубака, которого я встретил в Нарске не так уж и давно? Куда он спрятался? Эй, Алёна, у тебя под юбкой никто не спрятался?

– Тьфу на вас! Чего расшумелись?! Настёнка только засыпать стала! Вот дам вам её держать на руках, тогда узнаете, почём фунт лиха!

– Ой, нет! Только не это! – шутливо отмахнулся Андрей – впрочем, Феде можешь её навялить, ему пора привыкать к семейной жизни.

– Андрюх, ну чего ты привязался? – Фёдор порозовел и сжал губы – ну достал ты уже своими подколками! Лучше бы ты снова стал нудным и праведным!

– Ты покраснел?! Ой-ёй! Вот это ты расслабился! Я начинаю бояться за тебя! – ухмыльнулся монах и отвернулся, расслабившись и разглядывая окружающий пейзаж. Ему подумалось: «Эти лавки в повозках такие убогие…ну почему нельзя придумать какие-то кресла, типа как в автомобилях? Опупеешь ехать вот так несколько тысяч километров…ну а что делать? Самолёта не предвидится…» – он усмехнулся и увидев встречного крестьянина, крикнул:

– Уважаемый! Скажи нам – где тут можно купить молока? И вообще продуктов?

– Поедете прямо в деревню, увидите дом с жёлтым петухом на коньке – там живёт Аграфа, вот у неё и купите. Она торгует молоком от своей коровы. А продукты – там в деревне лавка есть, только в ней особо-то и ничего нет – у нас всё своё. Те же куриные яйца можете купить у Аграфы, а хлеб мы печём только для себя.

Мужчина поправил на плече вязанку длинных жердей, похоже только что вырезанных в лесу и пошёл дальше, не обращая внимания на путников в фургоне.

– Ну что же, поехали искать эту Аграфу! – проворчал Фёдор – вот нам не было печали! Наделала бы Настёне каши, и всё! А то – молоко, молоко!

Алёна фыркнула, проигнорировав слова солдата и занялась какой-то приборкой в фургоне, перекладывая вещи с места на место.

Настёна спала и сопела носом, игнорируя происходящее в повозке, чему Андрей позавидовал – так спать может только человек с полностью чистой совестью.

Пропылив по деревенской улицы мимо домишек, обмазанных глиной и побеленных – «Ну вылитая гоголевская Диканька!», подумал Андрей – они нашли домишко с петухом на крыше и подъехав ко двору остановились.

Ворота были раскрыты, а перед ними стояла небольшая толпа крестьян – человек десять, молча и с жадным любопытством наблюдающих за происходящим.

Во дворе слышался истошный лай собаки, потом собака завизжала и её вой и визг продолжался с минуту, затем она затихла. Стали слышны громкие голоса и плач – плакала женщина и дети, они что-то говорили, убеждали, им отвечал грубый громкий голос, потом всё затихло и не было слышно почти ничего, кроме всхлипываний и горького плача.

– Вот тебе и красивая жизнь! Вот тебе и благостная деревня! – пробормотал под нос Андрей и спрыгнул с облучка, чтобы посмотреть, что там происходит.

– Андрей, смотри не вмешивайся! – предупреждающе буркнул ему вслед Фёдор – что-то неладное происходит!

Андрей кивнул головой и подошёл к стоящим у ворот крестьянам:

– Что происходит? Чего тут такое? Мы хотели молока купить, нам сказали, что тут это можно, а здесь шум какой-то, что происходит, мужики?

– Отпокупались вы молока – с усмешкой сказал один из стоящих, пузатый мужичок лет сорока пяти – Аграфа подати не заплатила, и у неё уводят корову. Говорил я ей – ты слишком балуешь своих пацанов, а она – они и так без радости живут, что, от петушка на палочке разоримся, пусть радуются! Вот и дорадовались. Она подати не отдала вовремя, я не мог их передать власти, а когда сборщик податей с солдатами пришли за деньгами – я так и обсказал – не могу отдать всю сумму из-за неё. Теперь корову забирают у дуры – по миру теперь пойдёт. И пусть – а то её пацанята бегают везде, шастают, надоели уже.

– А муж у неё где? – спросил Андрей, с ненавистью глядя в сытую морду старосты – ему хотел врезать так, чтобы эта подлая ухмылка больше никогда не возвращалась на его лицо.

– Муж-то? А на границе остался. Может убили, а может нашёл себе молодуху без трёх детей, да и пристроился там, в чужедальних странах. Нахрена ему жена с трёмя детьми? Удивительно, как это они ещё продержались столько времени. Ну вот и результат – как можно без мужика жить столько времени! Говорил я ей… – староста осёкся и опасливо посмотрел на приезжего – понял тот или нет, потом кивнув головой отошёл к стоящим поодаль двум мужикам и стал что-то говорить, поглядывая на ворота дома.

Андрей прошёл вовнутрь, и со сжавшимся сердцем увидел возле ворот конуру, у которой, в луже крови, лежала собака с окровавленной головой и вспоротым животом, из которого виднелись кишки. Около неё сидел мальчик лет десяти и горько плакал, поглаживая собаку по голове.

Увидев Андрея, он, сквозь рыдания, сказал:

– Они Волчка убили…он хотел нас защитить, а они его убили!

Андрей стиснул зубы и пошёл в хату, чистенькую, ухоженную, за окном которой было видно, что в кто-то в ней расхаживает.

В хате было людно – за столом сидел мордастый человек лет тридцати, с брезгливо презрительным выражением лица, записывающий на бумагу то, что ему говорил один из его помощников, похожий на него как две капли воды своим высокомерно– презрительным взглядом:

– Полотенце – два. Чашка расписная – одна! Две ложки деревянные! Два стула, с резными спинками…

Андрей посмотрел на происходящее, на сжавшуюся в углу женщину лет тридцати пяти, с прижатыми к груди руками и двух мальчишек-двойняшек, лет семи, прижавшихся к ней, зарывшихся лицами в её передник и спросил:

– А что здесь происходит?

– А ты кто такой, чтобы спрашивать? – грозно спросил сидящий за столом человек – не мешай! Это государственное дело! Я сборщик податей! Выведите его отсюда, нечего тут стоять!

Трое солдат в полном вооружении придвинулись к Андрею, но не успели они схватить его за руки, как он спокойно сказал:

– Я родственник этой женщины и привёз деньги, долг, я брал у её мужа. Сколько она должна?

Сборщик кивнул головой солдатам, и они отошли от монаха, не зная, как близки они были к смерти:

– Если родственник…ладно! Она должна подати за два года – десять золотых. Староста сказал, что она отказалась платить, по ерундовому поводу – мол, наторгует и отдаст, постепенно. А государство не может ждать! Посему мы описываем её имущество, с тем, чтобы вывезти всё более-менее ценное. А ты точно её родственник? Что-то вы не шибко похожи!

– Я дальний родственник – усмехнулся Андрей, посмотрел на раскрывшую в удивлении глаза женщину и незаметно ей подмигнул – я покрою её долг, прекратите опись, сейчас я принесу деньги. А зачем собаку-то убили?

– Так она войти не давала! – буркнул один из солдат – распустились эти крестьяне, совсем страх потеряли! Бесполезные скоты, только жрать да плодиться!

– Так, хватит болтать, Антон! Иди, родственник, неси деньги! Заплатишь – что же, мы уйдём…до следующего раза. Подати – дело святое, поняла, Аграфа? Радуйся, что твоих щенков в рабство не взяли, следующий раз так и сделаем! В столице любят мальчиков – продадим в бордель, вот и будут тебе подати за несколько лет вперёд! – сборщик засмеялся, ему вторили помощники и солдаты, а Андрей почувствовал, как у него задёргалось веко и скорее вышел, чтобы не поубивать эту шатию – этого делать было нельзя, ни в коем случае, на глазах толпы крестьян – тут же, через несколько дней, появится карательный отряд и тогда пощады не жди.

Андрей подошёл к повозке и сказал Фёдору хриплым голосом:

– Дай сорок золотых! – его ещё трясло от возбуждения, тело просило боя, ему страшно хотелось убить всех, кто пришёл со сборщиком податей, а также разогнать толпу равнодушных, скалящихся на чужую беду зевак во главе со старостой.

– Ты чего задумал, Андрей? – с тревогой спросил Фёдор – деньги у нас есть, конечно, но если раздавать их на каждом перекрёстке, эдак не напасёшься! Ты хорошо подумал?

– Я тебе говорю – дай сорок золотых! – рявкнул Андрей и скрипнув зубами тихо добавил – иначе я сейчас поубиваю этих козлов!

– Даю, даю – засуетился Фёдор и стал отсчитывать деньги из мешка, который взял у отца кикиморы – вот, возьми. Мне с тобой пойти?

– Нет. Сиди здесь и не вмешивайся. Скоро поедем! – Андрей снова зашагал в ворота, под глазами перешёптывающихся селян.

Пройдя мимо мёртвой собаки, мимо коровы, привязанной к столбику у ворот и недоумённо глядящей на происходящую во дворе суету, монах прошёл в избу и брякнул на стол перед сборщиком десять золотых:

– Получи. И расписку давай, что получил! А то потом скажешь, что не давали тебе…

– Обижаешь, приезжий…только теперь не десять золотых, а одиннадцать – десять процентов сбор за наши хлопоты – злобно оскалился сборщик – надо было вовремя платить, тогда бы мы не тратили время на это занятие! Думаешь там приятно тут сидеть, в этой вонючей дыре?!

– На, одиннадцать, так одиннадцать! Расписку давай! – Андрей бросил ещё золотой и уселся на стул, напротив сборщика, наблюдая, как тот корябает что-то на куске пергамента. Затем сборщик достал из кошелька печать, чернильницу, аккуратно, чтобы не испачкаться, помазал печать маленькой кисточкой, приделанной к крышке чернильницы, приложил, помахал в воздухе документом и сказал Аграфе с ухмылкой:

– Вот ублажила бы нас, скостили бы золотой! Дура-баба, не убыло бы от тебя, а золотой на дороге не валяется. Повезло тебе, что родственничек нашёлся!

Андрей поставил руки на стол, закрыл лицо ладонями, потирая, как будто бы устал от дальней поездки, и сборщик не видел, как под ладонями лицо искривилось в яростной гримасе ненависти и изо рта полезли огромные белые клыки…наконец, монах справился со своим желанием убивать, и лицо снова приобрело нормальные очертания.

Он взял документ, пробежал глазами – всё верно – и отдал Аграфе, молча, окаменевше стоявшей в углу:

– Спрячь подальше. А то придут снова и возьмут вдвойне другой раз, если бумажки не будет. С них станется…

Сборщик грузно встал, отдуваясь и топая ногами в грязных сапогах, оставляя на чисто вымытом полу ошмётки земли, коровьего навоза и приказал подручным:

– Пошли! Нам ещё надо успеть до темноты заехать в Агроновку, а потом на постоялый двор. Некогда тут рассиживаться, работать надо! Ну чего застыли, бездельники!

Толпа мужчин вышла из избы, пересмеиваясь и обсуждая будущую поездку в Агроновку, где надо «пощипать» ленивых крестьян, и в избе остались только Аграфа, с двумя ребятишками, с интересом глядящих на незнакомого мужчину.

Она боязливо посмотрела на монаха и сказала:

– Мне нечем отдать долг. Я же знаю, что мой муж никому ничего не давал – нам и нечего было давать-то! Отродясь денег никаких не было… ребятишки, бегите, помогите Сашку похоронить Волчка…негоже ему лежать без упокоения, он верно нас защищал…

Дети убежали, а она села за стол, положила на него руки и стала рыдать, раскачиваясь и причитая сквозь слёзы:

– Как муж пропал, они, как с цепи сорвались – раньше такие ласковые были, когда Вася был – видать боялись, твари! А теперь – норовят то на сеновал затащить, то ребят ударить хворостиной, вроде как они воруют у них с огорода! А они не воруют, они в жизни ничего чужого не взяли! Помогают мне, сено косят, такие маленькие мужички. Радость моя! Одна радость у меня в жизни! – она зарыдала, упав на руки – что делать, как дальше жить?!

– Уходить тебе надо отсюда – проглотив комок в горле сказал Андрей – иди в город – там обязательно найдёшь работу. Например – кухаркой в трактир, там всегда хорошие кухарки в цене. Снимешь жильё, успокоишься – ещё лучше будешь жить! Здесь всё равно жизни не будет. Вот тебе двадцать девять золотых, на обзаведение, может и какую-нибудь хибарку в городе прикупишь. Только сразу уходи – продавай корову, дом, собирайтесь и уходите!

– А как же Вася?! А вдруг он придёт, а нас нет? Я его жду… – тихо проговорила Аграфа и слёзы прокатились по её щекам – он пять лет назад пропал на границе, нет известий…может всё-таки вернётся?!

– Может и вернётся. У тебя есть какие-то знакомые в деревне, кому можно доверить слова? Есть? Ага – скажешь им, куда ушла, а потом пришлёшь весточку – где обосновалась, он придёт сюда, а ему и скажут, где вас искать.

– Спасибо вам! – вытерла глаза и попыталась улыбнуться Аграфа – как вас звать? Где мне вас найти, чтобы отдать долг? Только я не знаю, когда смогу отдать! Когда муж вернётся…если муж вернётся – мы всё отдадим, а сейчас – видите что творится? Кроме коровы у меня и имущества-то никакого нет…

– Андрей меня звать. А где найти – я и сам не знаю, где будут через день или два. Иди в столицу, устраивайся, даст Бог – свидимся! – Андрей не заметил, как Аграфа вздрогнула при слове «Бог» А нам – надои, пожалуйста, молока – у нас девчонка маленькая. Ей надо.

– Да да, конечно – только посуду давайте – у меня не во что вам налить!

Через час фургон путешественников снова пылил по дороге, по направлению к столице. Заезжать в лавку они не стали, тем более что Андрей узнал у Аграфы, что лавка принадлежит старосте – он не хотел видеть его мерзкую рожу.

– Ну вот, ворчал Фёдор – стали беднее на сорок золотых – оно стоило того? Всех-то бедных и убогих не обиходить, Андрюха! Эдак вообще останемся без денег!

– Не обеднеем мы от сорока монет, знаешь же! А что, мне надо было поубивать их? Лучше было бы?

– Лучше бы точно не было. Хуже было бы. После убийства сборщика податей обычно приходит отряд карателей и всех, правых и виноватых, сажает на кол. Хорошо, что ты сдержался, чёрт с ними, с деньгами! А где ночевать будем? До постоялого двора ещё вёрст двадцать, а уже вечер. Я знаю одно местечко – там ручей течёт, небольшой лесок рядом – давайте здесь заночуем? Чистая вода, дождя вроде не ожидается – небо очистилось, земля подсохла на ветерке, мечта, а не ночёвка!

Они свернули с тракта, проехали с километр в сторону, и действительно, оказались у ручья с чистой проточкой водой, в котором бегали стайки небольших рыбёшек – видимо, из этого ручья и образовался пруд у деревни, в которой они были – направление течения было как раз в ту сторону. Расседлав лошадей, они занялись приготовлением ужина.

Настёна весело бегала вокруг, отлавливаемая ругающейся матерью – упадёт, нос разобьёт… Андрей смотрел на них и опустошённо думал о том, как несправедлива жизнь…

Ночь упала быстро, Андрей отказался спать в фургоне и остался у костра, глядя на языки пламени, потом закрыл глаза и засопел, будто крепко спит.

Дождавшись, когда в фургоне тоже засопели и захрапели, он легко поднялся, ушёл в сторону от лагеря, сбросил одежду, свернув её в тугой комок и уложил под куст шиповника, и перекинулся в Зверя.

Зверь понюхал воздух, пахнущий дымом и полевыми цветами, встряхнулся и стелющимся галопом помчался туда, откуда они приехали…