Текст книги "Сборник "Монах" Книга 1-3"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Как-то ночью он долго думал над тем, почему он тут оказался, и версии у него были разные. Первое, что пришло в голову – может его сослали сюда, как в ад? За все его прегрешения…

А может это испытание? Сможет ли он в этом аду выдержать, и остаться человеком, христианином?

Может его задача умереть, сделаться мучеником, чтобы потом попасть в рай? Но он не хотел пока что умирать, не собирался…по крайней мере без того, чтобы не забрать с собой кучу врагов. Он уже пожил в собственном аду, и не сдался, не дал себя убить, почему тут он должен сдаться?

И главная версия, которую он никак не хотел допускать в свою голову: он послан, чтобы изменить этот мир, чтобы противостоять сатане, чтобы уничтожить сатану.

Ему становилось смешно – ну как, как он может это сделать? Один, против всего мира Зла, без пушек и пулемётов, без каких-то умений, против исчадий, которые могли убить просто словом – «умри!» – и человек падал замертво. Что он мог сделать?

Кстати сказать, вот эта «экстрасенсорика» исчадий его сильно заинтересовала, а ещё больше, тот факт, что он до сих пор жив. Ведь «священник»-исчадье точно пытался воздействовать на него своей злой силой, но для него это было как осенний ветерок – только холод по коже, и всё. Может быть, до тех пор, пока он верит в Бога, он защищён против исчадий? Господь дал ему способности, каких нет ни у одного из обитателей этого мира? Может быть и так. По крайней мере – ему хотелось в это верить.

Через месяц, он засобирался уходить. Нельзя было подставлять старика о старухой – они были хорошими людьми. И их гибель легла бы тяжким грузом на его душу. Он так нарисовался тут, в Лыськово, что каждый встречный тут же узнал бы его и сдал исчадьям. А уж их точно заинтересовало бы – что за человек такой попался им навстречу, почему это на него не действует злое колдовство, и не будет ли Сагану угодно принести в жертву такого интересного человека.

Он мог затеряться только в большом городе. И такой город был не очень далеко: в ста километрах от Лыськово, назывался он Нарск. По словам стариков, в нём людей было видимо-невидимо, после долгих расчетов и расспросов, он с удивлением узнал, что в нём было не менее ста тысяч человек, а может и больше. Всё-таки это было не совсем средневековье – тогда столько людей не жило по миру. Из Нарска ходили караваны по всему материку, торговали всем, чем угодно, в том числе и рабами.

Рабство тут было в порядке вещей – кстати сказать – те люди, которых он видел в огородах, когда только появился в этом мире, были рабами. Это его не удивило – если уж наркотики в ранге положенности, то уж рабство само напрашивалось, как закон жизни. На Кавказе он не раз освобождал рабов, работавших на богатых хозяев – могут захватить и удержать – так почему и не держать рабов – было принципом рабовладельцев. Обычно он взрывал такой дом, бросив туда несколько гранат…

Итак, как-то ночью, он вышел из дома гостеприимных стариков, поклонившись им, и обняв их на прощанье.

Евдокия всплакнула, перекрестила его, а Пахом крепко обнял и сказал:

– Держись. Не дай исчадьям себя убить. Зря, что ли, мы старались, прятали тебя? Нас, боголюбов, осталось мало, береги себя. Иди, с Богом!

Он помахал им на прощанье и двинулся в путь. Идти Андрей решил ночами, чтобы не привлекать к себе внимание. На дорогу у него было два каравая хлеба, кусок сыра, кусок копчёного мяса, кресало, чтобы разжигать костры, тыквенная фляга и тот самый тесак, который отобрал у сатанистов. По времени путь должен был занять три ночи – по крайней мере, так он надеялся.

Ночи было прохладные, и Андрей спасался быстрой ходьбой, а также курткой, которую снял у убитого им сельчанина.

Утром он становился на отдых, где-нибудь подальше от тракта и спал, лёжа под нижними широкими ветками елей, на толстой подушке из иголок.

Как-то, закутавшись в куртку и засыпая, он подумал: «А может действительно, это мне наказание такое? Может, Господь говорит – отправляйся к себе подобным! Всю жизнь ты служил Сатане, вот тут тебе и место, а не в монастыре!» От этих мыслей ему стало грустно и одиноко. Не радовали ни шелест деревьев, ни пение птиц, ни тёплое прикосновение солнечных лучей к коже. Неприятно и горько чувствовать себя никому не нужным человеком, от которого отвернулся даже Бог…

На третий день, он попал в беду. На него набрели охотники за рабами.

Он уже знал, что таких в этом мире хватало – они объединялись в шайки по нескольку человек и искали себе добычу на пустынных дорогах – выискивали одиноких путников, хватали их, а потом продавали в рабство на рынках городов. Старики особо его предупреждали по поводу такой беды, и всё-таки он не смог избежать неприятностей.

Произошло это чисто случайно – видимо они шли из леса, после ночёвки, и наткнулись на него, лежащего под ёлкой.

Андрей успел проснуться, когда они подошли, но это уже не имело значения – он не успел скрыться незаметно. И теперь мог только бежать, или драться. Монах ещё не определил для себя – что он будет делать.

Ловцов людей было четверо. Это были здоровенные, сытые мужики, вооружённые огромными тесаками – те служили в этом мире и плотницкими топорами, и оружием, и ножами для повседневных нужд. Кроме того, и охотников за рабами быласеть, набрасываемая на жертву.

Набросить на него сеть они не могли, так как Андрей лежал по елью – мешали ветки, но и шанса убежать работорговцы давать ему не собирались – обступив ель со всех сторон.

– Эй, ты, вылезай оттуда! – усмешливо сказал рыжий здоровенный мужик лет сорока – всё равно же достанем! Попался, так попался! Теперь ты наш. Если сразу не вылезешь – будут неприятности, калечить не покалечим – всё-таки ты товар, но больно будет, это точно. Слышишь, что ли? Давай, говорю, вылезай!

– Щас вылезу…только дайте с духом собраться – ответил угрюмо Андрей – а может кого-нибудь ещё поищете? Как-то не хочется мне с вами дело иметь!

Разбойники заржали:

– Ну, насмешил! Смешной какой раб! Может его шутом сделать? Отрежем ему уши, рот разрежем, татуировки сделаем – и продадим богатым – они любят весёлых шутов! А что, Антип, правда – может, отвести его к татуировщику, он его украсит, больше денег возьмём?

Андрей прервал их весёлые рассуждения о том, как на него нанесут аэрографию, дабы он выглядел более презентабельным при продаже, и выкатился из-под ели, держа в руке нож-тесак.

Конечно, с теми мачете, что висели на поясах у бандитов, его железка сравниться не могла – короче чуть не в два раза и тоньше, но их мачете висели на поясах, а его нож был у него уже в руке.

Первым движением монах резанул отточенным лезвием по внутренней поверхности бедра рыжего предводителя – просто тот оказался ближе к нему, обратным движением подрезал подколенные сухожилия у второго.

На ногах осталось двое. Один из них, державший сеть, ловко кинул её на катающегося по земле монаха так, что тот едва увернулся – если бы его накрыло, участь Андрея точно была бы предрешена.

Андрей вскочил на ноги, автоматически перебросил нож из руки в руку, и побежал на оставшихся двух бандитов, страшно крича и вращая глазами – чтобы устрашить и внести смятение в их души.

Тот, что был с сетью, видимо, являлся бывалым бойцом и не отреагировал на его психическую атаку, а вот второй – подался назад, зацепился ногой за лежащее бревно и чуть не упал, потеряв равновесие. Андрей воспользовался этим и длинным выпадом воткнул ему нож в бок, сразу отпрянув и встав в боевую стойку.

Бандит с сетью посмотрел на стонущих, порезанных соратников, на убитого, и спокойно-миролюбиво сказал:

– Ну всё, всё, давай разойдёмся. Вижу, мы выбрали не тут цель. По тебе же не скажешь, что ты воин, думали – бродяга какой-то. Давай не будем доводить дело до конца, а?

– Я бы не доводил, но понимаешь, какое дело – я ненавижу рабовладельцев.

Ещё не закончив фразу, Андрей сделал выпад и ткнул клинком в лицо бандита, тот не ожидал такой прыти, выронил тесак и зажал лицо руками – из-под его ладоней обильно потекла кровь, собираясь ручейком на подбородке и капая на землю. Андрей сделал ещё выпад и бандит упал с распоротой шеей.

Подобрал бандитский тесак и пошёл к лежащим на земле подрезанным бандюкам. Опытным глазом определил: «Этот уже покойник, вон, сколько крови вылилось – наверное бедренную артерию рассёк. А этот…этот остался бы хромым…если бы я позволил» Он коротким движением рассёк череп скулящего и ползающего по земле бандита, тот задёргался в судорогах и умер.

Андрей присел рядом с трупами, прислонившись спиной к одинокой берёзе, приблудившейся в этом еловом лесу и задумался: «Что, неужели я возвращаюсь к временам, когда я был хладнокровным убийцей? Мне это понравилось, то, что я убил этих идиотов? Вроде – нет. Хотя, определённое чувство удовлетворения у меня есть. Они служили сатане, пусть, может быть не осознанно, но служили, а потому – я сделал всё правильно. Правильно? Да, правильно. Я освободил мир хоть от небольшого количества скверны. И что теперь? Я так и буду освобождать мир от скверны? Путём убийства? А почему нет? Выжигать скверну калёным железом, искоренять сатанизм, и его пособников – разве это плохая дорога?»

Андрею после таких мыслей сразу стало легче – «Всё-таки какой-то путь нарисовывается, какой-то смысл жизни, кроме того, что эту самую жизнь надо тупо сохранить. А почему тупо? Умно сохранить. И нанести воинству Сатаны как можно больше вреда».

Он осмотрел трупы – выбрал подходящего по росту бандита, снял с него штаны, рубаху, куртку – они были гораздо более приличные, чем у него, он был одет действительно, как бродяга, в обноски старика, слишком ему короткие. Сапоги оставил – сапоги у него были хорошие, с зажиточного Лыськовца. Обшарил трупы – нашёл несколько серебряных монет, медяки, а у рыжего даже два золотых. Это его очень обрадовало – хотя Андрей и обходил все населённые пункты по широкой дуге, не заходя в них, но, в конце концов, он придёт в город, а там первое время надо будет питаться, где-то ночевать, найти какую-то работу. А хоть он и монах, но питаться молитвами ещё не научился.

Собрав в свёрток окровавленную одежду, Андрей пошёл искать речку – впрочем – чего было её искать, когда она шла вдоль горы, возле тракта, внизу. Подождав, когда проедут две подводы с мешками – наверное мука или зерно – монах рысцой пересёк тракт и спустился за обрыв, где его не было видно с дороги.

Выполоскав и отстирав пятна крови – благо, что она не успела как следует свернуться, и потому сделать это было несложно, Андрей отжал шмотки, опять собрал их в свёрток и оглядываясь по сторонам снова поднялся в лес, из которого вышел. Отойдя километров десять от места боя, он разложил мокрую одежду на солнцепёке, а сам, облегчённо завалился спать, забравшись в густой колючий кустарник – что-то вроде терновника. Теперь подобраться к нему было непросто. Уже когда он засыпал, в голову ему стукнула мысль – какого чёрта он не обшарил окрестности вокруг места драки – они ведь, скорее всего, были на лошадях! Вот что значит человек двадцать первого века, даже в голову не придёт, что тут, в лесу, может быть спрятан какой-то транспорт, машина-то туда не пройдёт, а то, что тут ездят на конях, и в голову не приходило.

Он встрепенулся – пойти сейчас туда, что ли? Потом задумался – а если кто-то нашёл трупы, а вдруг там какие-то люди, вдруг на кого-то нарвусь…зачем мне это? Езжу на лошади я фигово…да чёрт с ними, с этими лошадьми! Раньше надо было думать. С тем он и уснул.

Проснувшись под вечер и выбравшись из своего тернового куста, Андрей первым делом ощупал выложенную для просушки одежду – она была сухая и чистая, теперь можно было, не обладая особой брезгливостью, натянуть её на себя, что он и сделал, оставив стариковские обноски для мышей. Поднявшись на ноги, монах посмотрел на солнце, уже касающееся горизонта, на тихий лес, и зашагал по дороге. Сегодня он рассчитывал дойти до города, переночевать, опять, в лесу, а утром, когда откроются ворота, войти в город.

Выглядел он уже более-менее прилично, от Лыськово, где его разыскивали, отошёл довольно далеко, так что, опасаться ему, особо, было нечего.

Глава 2

У ворот города Андрей был перед рассветом.

Он мог бы зайти в город, но что ему было делать ранним утром на пустынных улицах, когда все ещё спят, а магазины и лавки закрыты? Он должен найти работу, какую – ещё не знал. Что он умел лучше всего? Хммм…полоть сорняки на огуречной грядке. Носить воду и рубить дрова. Драться и убивать людей.

«Невелик выбор!» – усмехнулся он – «Или грязная, тупая работа, или возврат к своему чёрному прошлому. Вот только наёмным убийцей я больше не буду. А кем тогда? Ну, можно пойти в армию…есть же у них армия, в самом деле? Видимо есть. А если тебя пошлют собирать людей для принесения их в жертву на алтаре сатаны, пойдёшь? Взбунтуешься? Тут тебе и конец. Кстати – а кто возьмёт в армию-то, я же не умею фехтовать на мечах или саблях. Идти в рекруты, с молодыми парнями…стрёмно как– то. А СВД мне вряд ли выдадут, калашников, тоже. В телохранители податься? А кто меня возьмёт телохранителем – я же Нет Никто, и звать меня – Никак. Кто это доверит свою жизнь неизвестному мужику? Ладно. Там видно будет. Пока что надо переждать несколько часов, до тех пор пока город проснётся»

Андрей зашагал к ближайшему лесу, на вид не сильно загаженному.

Впрочем, оказалось – это впечатление было обманчиво – он долго искал чистый участок, не запакощенный мусором – как всегда и везде, горожане мало заботились о чистоте своих предместий и выкидывали мусор где попало.

Обозлившись, он выматерился и решил всё-таки пойти переночевать где-то на постоялом дворе. Денег у него было мало, но не валяться же в строительном мусоре, собачьем дерьме и лошадиных яблоках?

Постоялый двор он обнаружил недалеко от входа в город. Смысл его расположения тут был в том, что купец или просто приезжий, не успевший попасть в город засветло, мог переночевать здесь за небольшие деньги.

Впрочем – это им казалось, что небольшие, но он отказался снять комнату на несколько часов за два серебряника.

После недолгой торговли, ему было предложено спать в конюшне, на сеновале, за три медяка. Делать было нечего, дорого, конечно, но скоро он уже лежал на втором этаже огромной конюшни, подложив себе под голову охапку сена.

Внизу сопели и топали лошади, пахло конским потом и навозом, и запах этот почему-то показался ему таким уютным и успокаивающим, как будто он был в родном доме. Огромные животные переступали копытами, всхрапывали во сне, скоро и он уснул, утомившись за время ночной многокилометровой прогулки.

Проспал монах часов пять, затем резко, как по команде, вскочил, отряхнулся и пошёл к лесенке, ведущей вниз.

У постоялого двора уже кипела жизнь – суетились мальчишки, таскающие воду лошадям и на кухню, запрягали лошадей запоздавшие купцы, проспавшие ранний выезд и теперь покрикивающие на конюших.

Андрей, не обращая внимания на суету, направился к воротам города.

Стотысячный город был окружён мощной крепостной стеной, построенной, скорее всего, очень давно.

Ещё ночью монах заметил, что ворота крепости не закрывались ни в какое время суток – тогда эта информация не очень его удивила, может он просто устал, чтобы об этом думать и хотел спать, теперь же Андрей вспомнил этот факт.

По всем имеющимся сведениям, из исторических источников, или книг, он знал, что на ночь крепости обычно закрывали ворота, с тем, чтобы открыть их в определённое время утром, пропуская всех за пошлину. Тут он и пошлины никакой не заметил – все проходили свободно, не оставляя стражникам никаких денег.

Вот только смотрели они на каждого входящего и выходящего очень внимательно, ни один из тех, кто входил в город, или выходил из него, не оставался без внимания. Андрей решил для себя, что эти ворота были чем-то вроде КПП, служащие для того, чтобы фильтровать поток людей. Он взял себе это на заметку – пройти через КПП незаметно было практически невозможно.

Он миновал стражников беспрепятственно, наряд охраны ощупал его внимательными взглядами, но его заурядная внешность не вызвала никаких вопросов. Его волосы отросли, трёхдневная борода ничуть не отличалась от таких же бород каких-нибудь возчиков или разнорабочих, в общем – обычный сорокалетний мужик, потёртый жизнью.

Вот так Андрей ступил на мостовые города Нарск.

Улицы города были вымощены брусчаткой, и на них было довольно чисто. Скоро он понял почему – на каждом перекрёстке он видел людей, подметающих, чистящих, моющих. Приятно удивился – он ожидал от средневековья грязи, вони, отсутствия канализации, чуму и мор, а тут – вот что. Моют мостовую, понимаешь… Потом присмотрелся – а люди-то с железным ошейником. И клеймо на щеке… Его передёрнуло – вот и он бы так же, вскорости, выскребал бы и вымывал мостовые. И улицы уже не казались ему такими великолепными и достойными подражания. Лучше бы воняли…

Вокруг суетился народ – толкали свои тележки зеленщики, с грохотом проезжали крытые повозки и кареты богатых людей, сверкающие позолотой, с важными, как крысы в «Золушке», возчиками на облучках. Они щедро рассыпали по улице удары, кнута, стараясь зацепить как можно больше прохожих, как будто от этого зависел их социальный статус.

Прохожие молча или с матом уворачивались от кнута и колёс – степень возмущения зависела о степени важности проезжающего и наличия охраны в кильватере кареты. Обложив матом важного господина можно было получить и саблей вдоль спины – такой случай произошёл буквально на глазах Андрея – кучер одной золочёной кареты с громадными колёсами в рост человек ударил кожаным кнутом прохожего, несущего корзину с какими-то овощами, за то, что тот недостаточно быстро уступил ему дорогу.

Мужчина скривился от боли и покрыл и кучера, и карту с «разъезжающими богатыми уродами» великолепной матерной тирадой. Тут же налетела конная охрана богатея, и мужика забили саблями – слава Богу, хоть плашмя, а не посекли остриями. Однако, и этого хватило.

Мужчина остался лежать на мостовой обливаясь кровью, без сознания, а его товар из корзинки тут же расхватали с хихиканьем оборванцы из ближайшей подворотни.

Прохожие равнодушно шли мимо лежащего возле тротуара мужчины, не обращая внимания на происшедшее. Их пустые лица как бы выражали: «Ну сдох и сдох, что с того? Завтра и мы сдохнем…какое нам дело?» Один из оборванцев подбежал и стал шариться по карманам, за пазухой лежащего, тут уже Андрей не выдержал, и подойдя сзади к мародёру, с силой врезал ему сапогом в копчик – тот взвыл от боли и улетел под ноги своим соратникам, где и приземлился, вполне благополучно – возможно сломал одну из своих мерзких ручонок. Шпана в подворотне, как и в мире Андрея, стала «возбухать»:

– Эй, ты, козёл! Чо ты тут распоряжаешься! Парня зашиб, не пришлось бы заплатить нам за ущерб!

Монаху стало противно смотреть на их мерзкие рожи, он подумал: «Шакалята, попались бы вы мне где-нибудь на войне…суки – на куски бы порезал паскуд!»

Потом лицо его просветлело – а что, не на войне, что ли? Он шагнул к ним, сходу обнажил здоровенный тесак, но не успел – ублюдков, как ветром сдуло – только из-за пазухи показалась рукоятка оружия. Эти порождения улиц прекрасно знали, когда выступать, а когда смываться.

Холодная ярость Андрея отступила, он вернулся к упавшему мужчине и заметил, что тот постанывает, подавая признаки жизни. Заниматься с ним монаху было некогда – он и так припозднился со своей ночёвкой, за которую отдал аж три медяка, потому, решил – «Оттащу его с проезжей части к стене – посидит, оклемается, да и пойдёт по своим делам».

Так он и поступил – приподнял несчастного, оттащил к стене дома, и посадил на тротуар, оперев спиной о фундаментные камни, потом повернулся, и пошёл прочь.

– Постой, уважаемый! – неожиданно услышал он хриплый голос сзади – не уходи! Помоги мне дойти до дома, я боюсь, что меня снова ограбят и изобьют, помоги! Я заплачу тебе! Пять медяков! Серебряник! Серебряник дам! Только доведи… – мужчина закашлялся и чуть не упал на мостовую.

Андрей подумал: «Денег с него брать, конечно, грех – но и бросать его тут с деньгами, рядом с этой шпаной – ещё больший грех. Опять меня испытывает Господь? Так и придётся тащить…весь перемажусь в крови, мать его за ногу…»

Он вернулся к сидящему – того уже, пока он раздумывал, вырвало на мостовую, и мужик сидел в луже рвоты.

– Да ну что за день начался! – с отвращением буркнул монах – мне только блевотины ещё не хватало! Цепляйся за шею, аника-воин, и показывай, куда идти.

Он поднял мужчину, стараясь не обращать внимания на вонь, исходящую от пострадавшего, на кровь, заляпавшую его куртку, перекинул руку через плечо и пошёл вперёд, под разочарованными взглядами уличной шпаны, обитающей в почтительном отдалении.

Мужчина тяжело дышал, и его всё время тошнило – Андрей уверенно определил – тяжёлое сотрясение мозга. Да и не мудрено, если вспомнить, как по его голове истово дубасили саблями охранники «олигарха».

Идти пришлось довольно долго – минут сорок, не меньше, пострадавший старался передвигать ноги, но глаза его закатывались, и он время от времени пытался потерять сознание.

Наконец, они дошли, как сообщил мужик, и ткнул пальцем в вывеску: «Серый кот».

Это было какое-то питейное заведение, и ввалившись в него вместе с раненым, Андрей, как и ожидалось, увидел стойку бара, деревянные столы, с поцарапанными лакированными крышками, кучку народа, поглощавшего какую-то еду и запивавшую всё пивом из глиняных кружек.

То, что это было пиво, монах почуял сразу – в воздухе видал густой запах пролитой пенистой жидкости, знакомый ему по многочисленным пивным на земле. Этот запах нравился ему – запах хлеба, запах хмеля, запах…мужской компании.

Он любил, иногда, отправиться «в народ» – пойти в какую-нибудь забегаловку, где продавали разливное пиво, и пить его, заедая сушёной воблой с красной горьковато-солёной икрой, слушая разговоры раскрасневшихся мужиков, обсуждающих последний футбольный матч, проклятых пиндосов, сующих нос не в своё дело и продажных поляков, давших разместить пиндосские ракеты у нас в прихожей.

Такие выходы «в народ» были для него чем-то вроде релаксации, после них он возвращался в свою берлогу одинокого медведя, как будто подзарядившимся – ему казалось, что вроде как даже у него есть какие-то друзья, с которыми он может выпить, поговорить не только о ликвидациях и деньгах, а обо всём, что придёт в голову.

Не раз, и не два, такие посиделки, или «постоялки» заканчивались дракой – кто-то наезжал, кому-то не нравилось, что собутыльник болеет за Спартак, а не за Динамо – но всё было безобидно, без поножовщины – так, мордобой на уровне «ты меня не уважаешь!». Это его забавляло ещё больше, тем более что он каждый раз успевал свалить до появления милиции – практика, однако, умение – его не пропьёшь.

Вот и эта пивнушка была что-то вроде тех «Зеркалок», «Штанов» и «Красненьких», в которых иногда зависал. Такие злачные места частенько имели свои, народные имена – Зеркалка – кафе «Зеркальное», «Штаны» – кафе без названия между двух сходящихся улиц, на острие их, «Красненькое» – из такого кирпича сложено…

Навстречу ввалившейся в пивнушку парочке грозно шагнул вышибала, парень лет тридцати, может, конечно, ему было и меньше, но из-за многочисленных шрамов и повреждений на лице, он выглядел старше. Увидел, кого внёс на себе вошедший, он закричал:

– Матрёна, скорее сюда, тут Василия принесли! Побитый весь!

Потом обратился к Андрею:

– Кто его? Грабители?

– Нет. Охрана какого-то важного чина. Кучер его кнутом перетянул, он и обматерил их.

– Я ведь ему говорила, я ему говорила – не связывайся! Сдерживай язык! – дородная румяная женщина средних лет всплеснула руками и приказала – несите его в комнату, сейчас я его отмывать буду. Похоже рана на голове.

Андрей и вышибала потащили раненого за барную стойку, где за бочками, бутылками и мешками виднелась дверь в подсобное помещение. За ней оказался длинный коридор, приведший их к нескольким комнатам, направо и налево. В одну из них и было внесено тело несчастного бунтаря, уложено на постель.

Через полчаса Андрей сидел за столом в пивной ел горячее рагу из баранины со специями, запивал холодным шипучим пивом, ласково пощипывающим нёбо, и думал по превратностях судьбы: «Ещё три года назад, я легко прошёл бы мимо лежащего заблёванного мужика – его беда, его проблема, зачем вмешиваться? А после монастыря стал мягче, как-то потёк, что ли…не привело бы это к непредсказуемым последствиям. Этот мир не любит мягких и добрых. Василий, даже не сомневался, что я помогу ему только из-за денег…тут не принято помогать просто так. Не проколоться бы на этом….если будет предлагать деньги – надо брать. Маскироваться и ещё раз маскироваться – помни, что ты здесь чужой, ты здесь враг! Любой неверный шаг – и ты труп. Хорошо хоть, что смыл с себя блевотину…а всё равно какой-то кислый запах остался.» – Андрей поморщился, отхлебнув пива.

– Что, плохое пиво? – заботливо спросил вышибала, подсевший за его столик – да вроде они только вчера новую парию свежесваренного привезли, не должно было прокиснуть

– Нет – отмывался, отмывался, а вонь всё равно немного осталась – посетовал Андрей – как кружку правой рукой подношу к губам, так сразу блевотину чую!

– Хе хе…блевотина, она такая! Не сразу отмоешь! Ты сам-то откуда будешь? – перешёл к делу вышибала, видимо решив, что они уже познакомились, раз блевотину же обсудили– считай, дружбаны!

– Я? – Андрей про себя выругался – болван, легенду не отработал! – я с юга пришёл. Работу ищу в городе.

– Работу? – А что делать умеешь? – сразу переключился на животрепещущую тему вышибала – тут с работой в городе не очень-то хорошо, всю хорошую горожане делают. Пришлых только на грязную работу берут. И дорого всё тут – комнату снять очень дорого. Хорошо вон, хозяин предоставляет жильё. Мы в комнате вдвоём живём, с конюхом Федькой. Василий с Матрёной живут, они повара. А хозяина щас нету…он к вечеру приходит, смотреть, чтобы порядок был. Его Пётр Михалыч звать. Поговори с ним, может пристроит куда-нибудь, он так-то дядька неплохой, тоже не без придури, правда, но разумный дяхан. И это…смотри по улицам ночью не болтайся. Можешь или к охотникам за рабами попасть, или тебя исчадья заберут для принесения в жертву – у нас в городе не любят одиноких бродяг.

– А чего так бродяги насолили исчадьям – вскользь поинтересовался Андрей, нарочито равнодушно.

– Хмм…ну они ходят зря…бездельники. А Сатану нужны новые жертвы, чтобы спасти человечество. Да ну ты сам же знаешь – облегчённо засмеялся вышибала – подкалываешь меня! Кстати, меня Петька звать, а тебя?

– Я Андрей. Скажи, Петя, а что, неужели больше нет работы в городе? Только грязная?

– Нууу…можно в армию пойти. Сейчас, вроде, войн нету, будешь сопровождать важных людей, да разгонять бунтовщиков, тех, что против власти Сатана бунтуют. Только тебя сразу-то в армию не возьмут, вначале обучать будут полгода. Ничо хорошего – будешь сидеть в казармах днями и ночами, да по плацу скакать. Муштра одна. Хммм…есть ещё одно – можешь пойти на Круг.

– А что такое Круг?

– Да ты чо? Не знаешь, что такое Круг? Откуда же ты пришёл? У вас там Кругов нет? – вышибала недоверчиво прищурился и стал внимательно разглядывать монаха.

– Петь, я издалека, из глухой деревеньки, сажал да полол, по огороду ползал. Я и не знаю про круги какие-то. Наломаешься за день, придёшь, и спать. Какие там круги – Сатан его знает.

– А чего же сюда подался? Чего дом-то бросил? Грядки-огород? – продолжал подозрительно исследовать Андрея вышибала.

– У нас мор был, умерли пол деревни, чума какая-то… я и сбежал в город, тут искать пропитания.

– Аааа. бывает. Видно у вас против Сагана были выступления, вот он вас и наказал. Ну ладно. Расскажу. Круг – это когда пойманных еретиков выпускают на круглую площадку, а с ними бьются избранные бойцы. Бойцам за это платят деньги, за то, что они убивают еретиков. Они против Сагана бунтовали, вот и страдают. Я тоже работал бойцом в Кругу – похвастался вышибала – пока один еретик чуть меня зрения не лишил, гад, злостный попался. Правда я всё равно его убил, боголюба мерзкого, но решил после – больше не буду в Круге биться. Лучше вышибалой пойду. Денег поменьше, зато спокойно. Выкидывай из трактира подгулявших гостей, да сиди в углу, девок разглядывай! Безопасно, весело, сытно.

У Андрея встал в глотке кусок, и он стал сосредоточенно его запивать, проталкивая внутрь. Потом подумал: «Нет – а что я хотел от мира, где правит Сатана? Было это всё уже – первых христиан кидали на арену и травили львами. Чем тут-то отличается?»

– Скажи, а какой резон этим еретикам драться с тобой? Вот тот, еретик, что тебе чуть глаза не выдрал, он чего на тебя так кидался? Зачем им драться вообще?

– Ну как зачем – своих детей, жену защищают – их же тоже выпускают на арену. Я как его жену и детей подрезал, он на меня и кинулся. Думал убьёт, вроде худой был, вот как ты, а столько силы оказалось. В вас, худых, сила таится, сразу не увидишь, а когда начнёшь бороться, иногда и не сладишь. Вот помню как-то пришёл один наёмник в трактир, стали мы с ним на руках тягаться….

Андрей слушал болтовню вышибалы, окаменев как скала, и думал: «Если сейчас воткнуть тебе нож в глаз, ты, сучонок, сильно будешь верещать? Господи, дай силы сдержаться! Если сейчас я его положу, мне отсюда надо будет бежать. Но ведь как хочется прирезать ублюдка! Он и сам не понимает, какой он подонок…ведь казалось бы – простой парень, даже незлобивый, но ведь тварь! Нет – твари, они Божьи, они не убивают ради развлечения, только люди это могут. А ведь я не сильно от него отличался…»

– Ну вот, это и есть Круг – важные господа сидят, смотрят, делают ставки – сколько продержатся еретики. И простой народ пускают, там есть кассы – принимают ставки, сколько минут продержатся. Мой деверь как-то целую кучу денег выиграл на одном еретике, бывшем вояке, как оказалось! Он трёх бойцов положил, прямо голыми руками, пришлось его исчадьям убивать – напустили на него чуму, он так и сгнил на Кругу – покрылся чёрными язвами, и всё хулу на Сагана кричал, чего-то про Бога, про веру, мы так смеялись – лежит, гниёт, а всё про Бога своего болтает! Не помог ему его Бог! Ну да ладно, ты доедай, а я пойду проверю, как там Василий, да надо уже за залом смотреть. Народ собирается, вечером вообще шумно будет. Дождись Петра Михалыча, он што-нить придумает.

Вышибала ушёл, а Андрей сидел у остывшего горшка с мясом – есть ему совершенно не хотелось. «Как мог образоваться такой мир, в котором всё перевёрнуто с ног на голову? И усмехнулся – ты же сам жил, перевёрнутый, чему удивляешься? Тому, что тут нет морали? Или такой вот, пОходя, жестокости и подлости? Что, на Земле такого нет? Ладно, надо укрепиться тут – обживусь, приму решение, как мне жить. Неужели тут все вот такие подонки, как этот парень?»