Текст книги "Сборник "Монах" Книга 1-3"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Глава 10

Зайцы прыскали из-под ног, взлетали тетерева, разлетались в стороны лесные цветы-колокольчики и брызгала роса, оставшаяся на листьях ландышей с утреннего дождя – Зверь нёсся с огромной скоростью, легко уворачивась от торчащих сучков, веток и колючих кустов шиповника между деревьями.

Потом он выскочил на открытое пространство и разогнался по-полной – оборотень легко делал больше ста километров в час и мог с такой скоростью бежать сутками, в отличие от своего земного собрата – гепарда.

Деревенька, с дымами из труб и запахом свежего хлеба, открылась как-то внезапно, когда он выскочил на бугор – всё было идиллично, всё было красиво…

Зверь пустился вниз, и сделав широкую дугу, зашёл со стороны пруда, пробежал через огород и оказался под окнами самого богатого дома в деревне – деревянного, двухэтажного, на первом этаже которого была лавка с свежей вывеской «Товары для крестьян», как будто кроме них ещё кто-то мог тут чего-то купить. Дворянами тут и не пахло, а проезжие купцы вряд ли заглянут в эту деревушку, чтобы восполнить свои запасы хоть чем-нибудь из этой убогой лавки.

Во дворе истошно залаяли собаки, почуяв Зверя, они буквально срывались с цепи, визжали, спрятавшись в конуре, чуя неведомое существо. Собаки всегда видят и ощущают много больше, чем люди…

– Иди посмотри, что там во дворе? Может залез кто? Собаки разоряются, спать не дают! – сказал женский голос и ему ответил мужской»

– Небось Агафкины щенки опять по улице бегают, поймаю – выпорю!

– Да чего тебе дались Агафкины дети? Чего ты её всё стараешься обидеть? Что, глаз положил на неё, что ли, да не дала? Ух, скотина ты старая! Всю жизнь на сторону смотришь, кобелина проклятый! Всю жизнь мне сломал, хороняка! Правильно мне мама говорила – не ходи замуж за этого придурка, а я-то, дура: «Он красавец, вон, какой нарядный да важный!» Сто раз кляла себя, что за такого выродка вышла…людей стыдно, они со мной разговаривать перестали из-за тебя! А меня все любили, и маму мою, и папу! А ты скот, даже детей мне сделать не смог, таскался по шлюхам, пока заразу не подцепил! И никуда от тебя не деться! – женщина заплакала, и потом утихла, видимо накрылась одеялом с головой.

– Дура ты! Дура и есть! Твои глупые родители нищими жили, нищими и померли! Уважаааали их! Нахрен нужно такое уважение, когда нищие? А я богаче всех! И тебя из милости держу! Давно прогнать надо было – видать дело не во мне, а в тебе, что зачать не смогла! А то, что соседи рожу воротят, зато они все у меня в долгу! Вот так – всех держу! Щас пойду прибью этого Агафкина сучонка, имею право – он на мой двор залез!

– Опомнись, Симор! Что ты творишь?! Не трогай пацанов!

Послышался звонкий удар и плач женщины:

– Будешь, сука, мне противоречить?! Убью, нищебродка! Выгоню на улицу в чём есть и молодую возьму! Живёшь из моей милости, ещё и языком треплешь! Днями выгоню суку, надоела!

По комнате затопали, и во двор вышел староста, в армяке, накинутом на плечи и с дубинкой в руках. Он оглядывался по сторонам, пытаясь разглядеть в темноте шустрого мальчишку, который, как ему представилось, залез в его двор.

Мальчишку не обнаруживался, и староста, пожав плечами, уже собрался идти обратно в дом, когда увидел горящие жёлтые глаза, приближающиеся к нему совершенно безмолвно и тихо, как смерть…

Сидор успел только тоненько завизжать, когда когтистая лапа снесла ему полголовы, вырвав глаз, ухо, оторвав щёку, обнажив чёрные гнилые зубы…ещё удар, и человек упал со сломанной шеей, как подрубленный и затих кучей тряпья.

Зверь подошёл, понюхал и фыркнул – пахло дерьмом – староста обделался перед смертью.

Зверь прошёл по двору, заглянул в будку с собакой – та забилась и тоненько заверещала в углу будки, понимая, что смерть её пришла. Однако оборотень собаки не тронул, и только оттянул губы в страшной улыбке, которая у собак означала удовольствие, а ещё – предупреждение противнику.

Оборотень с места перемахнул двухметровый забор и пустился по улице, принюхиваясь к следам – их было много, очень много, как будто запахи слились в клубок, и различить, где один, а где другой, было трудно.

Оборотень подбежал к тёмной хате Аграфы, и тут уже чётко уловил запахи оружия, смазанного маслом и кожи, пропотевшей под доспехами, а также легкий запах каких-то благовоний, которыми, как Андрей уловил при общении, пахло от сборщика подати.

Зверь чётко взял след, и помчался за уехавшим по тракту чиновником туда, куда он направлялся после того, как посетил Аграфу.

Лапы стучали по дороге, и оборотень, великолепная живая машина, нёсся по тракту с огромной скоростью, благо, что из-за позднего времени на дороге никого не было и никто не мог ему помешать проглатывать километры, как раллийной машине.

Запах так и висел в воздухе – не было ни ветерка, ни дождя, которые могли смыть и развеять эти молекулы вещества, улавливаемые чутким носом Зверя так, как будто он читал открытую книгу при ярком свете фонаря.

Пробежав километров двадцать, он оказался у постоялого двора, стоящего чуть в стороне от дороги, возле ручья – Андрей и компания ночевали там недавно, и он знал, что в это время суток двери гостиницы накрепко закрываются, а двери номеров оборудованы засовами и сделаны из тёмного дуба, способного долго противостоять даже тарану.

Зверь уселся на задние лапы и задумался о том, как ему проникнуть внутрь. Его жёлтые глаза внимательно сканировали окрестности, отмечая себе кусты – укрытие, двор – ауры животных, сторожей, охранников, деревья у крыльца – перескочить с них в окно?

Прыгнул с места и понёсся к двору заезжей, к стойлам, где находились лошади.

Собаки почуяли приближение Зверя и истерически залаяли, а в конюшне начали бить копытом лошади, разбуженные шумом – животные чутко чувствуют опасность.

Зверь посмотрел направо, налево и с разгону заскочил на высокую крышу конюшни, где и застыл, как изваяние, под неверным светом луны, выглянувшей из-за тучки.

Мягко сделав несколько шагов, принюхался и спрыгнул вниз, возле фургонов, застыв у земли, прижавшись, как кот, скрадывающий мышь.

Из фургона выглянул заспанный охранник, чтобы посмотреть на источник переполоха, спрыгнул на землю и пошёл вокруг осматривать фургон.

Человек заглянул под фургон и замер, глядя в светящиеся глаза Зверя.

Удар! – человек упал как подкошенный, оглушённый ударом лапы.

Андрей перекинулся в человека, положил руку охраннику на шею – кивнул головой – пульс есть, сработано чётко – нокаут, закрытой лапой, без когтей.

Быстро стащил с человека штаны, рубаху, сапоги, оделся и встал на ноги, потом прошёл в конюшню и стал открывать денники, пробежав по длинному ряду стойл.

Их было несколько десятков, и пока Андрей гремел засовами, в конюшню вошёл конюх, с фонарём в руке, видимо решивший проверить – чего волнуются кони.

Парень, завидев человека, наводившего в его хозяйстве беспорядок, возмущённо крикнул:

– Эй, ты что делаешь?! Ты с ума сошёл, что ли? – больше он сказать ничего не успел, сбитый с ног жилистым кулаком и уложенный на кипу сена в пустом стойле.

Андрей подумал: «Пожар, что ли, устроить? Нет, хозяин-то трактира ни при чём…да и парень может погибнуть…по другому сделаю!» – он схватил кнут и стал выгонять из стойл лошадей, нервно бьющих копытами и косящих глазом.

После нескольких ударов кнутов, кони вообще пришли в бешенство и рванулись наружу, громыхая подковами по деревянному полу денников.

Табун лошадей, взбешенный ударами кнута и запахом оборотня, вылетел во двор, сметая всё вокруг, ударяясь о забор, врезаясь в фургоны – лошадей было два десятка, не меньше, и они, выпучив глаза и взбрыкивая, носились по территории, подняв жуткий шум, на который выбежали постояльцы гостиницы, сонные, не понимающие что случилось.

Андрей, незамеченный в этой суматохе, прошёл через второй вход, ведущий из конного двора в гостиницу – сразу на второй этаж, затем, поднявшись по крутой лестнице наверх, к комнатам постояльцев, замер в коридоре, наблюдая за обстановкой, и вдруг, громко крикнул:

– Пожар! Пожар! Спасайтесь!

Его придумка увенчалось успехом – двери стали открываться и разбуженные гости начали высовываться из номеров и смотреть по сторонам, ища источник крика и переговариваясь.

В коридоре было темно, постояльцы держали в руках фонари, отсвечивающие им в глаза, а потому они не видели тёмную фигуру, застывшую в углу коридора, за составленными в в нём швабрами.

В отличие от них, Андрей прекрасно видел в темноте, потому сразу выцепил взглядом сборщика налогов – он был через две двери от него.

Монах мягко пошёл вдоль дверей – молниеносное незаметное движение – помощник мытаря влетел в комнату с свернутой головой, ещё движение – хрустнули позвонки – ещё один влетел в свою комнату, ставшую склепом.

Вот и дверь сборщика налогов – он уже закрывал дверь, когда на неё кто-то сильно нажал так, что она ударила его по голове и сбросила на пол.

Мытарь взвыл, а в номер скользнула тёмная фигура, захлопнув за собой дверь.

– Ты кто такой? Как ты посмел, негодяй?! – сборщик налогов поднялся и хромая пошёл к двери – видимо желая вызвать солдат охраны, но не успел – незнакомец сбил его с ног сильным ударом, рассёкшим губы и выбившем два передних зуба, хрустнувших, как скорлупа ореха.

У мытаря помутилось в голове, и он пришёл в себя только через пять минут – комната была освещена фонарём, а незнакомец сидел перед ним на стуле, внимательно глядя в лицо чиновника.

Мытарю показалось, что глаза мужчины странно светились в полумраке и сердце его замерло – ему померещилось, что это был совсем не человек!

«Посетитель» взял фонарь в руки и поднёс к своему лицу:

– Узнаёшь?

У мытаря на лице появилось понимание, он поморгал глазами и с удивлением и угрозой сказал:

– Как ты посмел? Да тебя же…и бабу эту…я вас в порошок сотру!

– Болван. Ты уже мёртв, и только пока этого не осознаёшь. Я не убил тебя сразу только потому, что хочу, чтобы ты знал, за что умираешь. Всю жизнь я убивал неизвестных мне людей потому, что мне приказывали это сделать, теперь – я убиваю по своему выбору, и тех, кто этого заслуживает. Я не убиваю, а казню.

– Не надо! За что? Не убивай! Я всего лишь выполнял свой долг! Неужели ты будешь убивать всех чиновников, которые выполняют долг!

– Нет. Но ты получаешь удовольствие от того, что издеваешься над людьми. И я должен тебя наказать за это. Не за твою паскудную работу. А за то, что ты паскудный человек. Ладно. Что-то заговорились мы, пора мне…

Неожиданно, мытарь откуда-то достал нож – видимо он лежал у него на столике у кровати – и бросился на Андрея. Тот нехотя, почти лениво перехватил руку нападавшего, сжал её так, что нож вывалился на пол, поднял клинок и без замаха воткнул его в сердце мужчины

Чиновник коротко вскрикнул, дёрнулся, и обмяк, свалившись на кровать и глядя в потолок невидящими глазами.

Андрей открыл дверь, вышел в коридор и постучал в соседний номер.

Ответил грубый голос:

– Кто? Чего надо?

– От начальника, просил передать вам…

Дверь открылась и в щель выглянула заспанная физиономия человека в исподнем, он с неудовольствием спросил:

– Чего ему надо?

– Просил передать, что ждёт тебя на том свете! – прямой удар ногой, и человек влетел в комнату с разбитым подреберьем.

Андрей распахнул дверь, быстрым движением вошёл в номер – солдаты уже повскакивали, и будучи людьми тёртыми, тянулись за оружием.

Монах не дал им это сделать, расправившись в считанные секунды – они даже не успели сообразить и увидеть в темноте, кто их убивает.

Убедившись что все мертвы, Андрей пошёл к двери, открыл её, обернулся и сказал:

– Это вам за Волчка. И за вашу подлость.

Трупы ему ничего не ответили, да он и не ждал ответа, и очень бы удивился, если бы люди со свёрнутыми шеями могли ему что-то сказать.

Выйдя в коридор, Андрей спустился по лестнице во двор, где метались люди вылавливая взбесившихся лошадей, спокойно подошёл к калитке в воротах, открыл засов и вышел в ночную тьму, подумав: «В отсутствии уличных фонарей есть свой плюс!»

Монах спокойным шагом отошёл метров на триста от заезжей, немного понаблюдал за мечущимися огнями во дворе, послушал крики людей и стал раздеваться, сбрасывая одежду на землю.

Секунда – и вот на земле уже стоит Зверь, голодный и втягивающий носом запахи ночного леса, в надежде учуять дичь…

– Ты снова полночи бегал? – негромко спросил Фёдор, глядя на подрёмывающего на скамейке Андрея.

– Нет – олень сам пришёл, убился о камень и разделался на ровные куски мяса! – не открывая глаз ответил монах – ну чего спрашиваешь очевидное.

– Не виляй! Тебе чтобы оленя загнать надо полчаса от силы – а чего ты остальное время делал? Ну-ка смотри в глаза! Открывай, открывай зенки свои зелёные! Ага – врёшь другу, врёшь! Насквозь тебя вижу!

– Если насквозь – скажи, переварилась ли у меня оленина в желудке, или ещё там лежит? – Андрей лениво хмыкнул и добавил – отстань! Ну побегал я, да…кое-какие концы зачистил…хватит об этом.

– Нет, не хватит! Знаю всё! Ты думаешь что – после того, как ты прикончил этого чиновника, следующий лучше будет? Добрый такой, да? Этот хоть как-то закон соблюдал, а следующий может будет вообще в три горла жрать! А кроме того – заинтересуются – кто это его убил, и за что? Пойдут по его следам, будут трясти тех, кто с ним общался и узнавать – кто его мог убить. И полетят головы – им же не правду надо будет узнать, а найти виновного. А виновны всегда кто? Те, кто слабы.

– Умеешь ты, Федька, настроение испортить – Андрей уселся на скамье и встряхнулся, как собака, поймал себя на этом сходстве с животным и ещё больше испортив себе настроение, подумал: «И правда, хрень какая-то получается – чем не больше стараюсь помочь людям, тем больше они страдают! Ну почему так? Надеюсь, хоть Аграфа последует моему совету и свалит в город из этой чёртовой деревни! Иначе ей туго придётся…»

– Жизнь такая – продолжал говорить Фёдор – хочешь как лучше, получается…дерьмо одно…как всегда.

«Где-то я это уже слышал!» – усмехнулся про себя Андрей – «И ничего не меняется. Во всех мирах. Кто там сказал – делай, что должен, и будь что будет…»

– Наплюй, Фёдор…скажи лучше – до столицы ещё далеко?

– Сотню вёрст с хвостиком…скоро будет таможня графа Баданского, вот где дерьмецы-то…посмотришь, какие люди бывают. Пока не умаслишь их хорошим подношением – дальше не поедешь, хоть ты вой. Помнишь, я тебе говорил о дорожном сборе? Вот он и есть. Аккуратнее там – дежурят наёмники графа, парни злобные и задиристые.

– Да мне чего? Я их трогать не собираюсь – зевнул Андрей.

– Ты-то не собираешься, а вот они тебя собираются…не надо давать повода. В общем не будем сотрясать воздух – будь настороже и никуда не вмешивайся.

Андрей откинулся на стойку держателя тента повозки и стал наблюдать за окрестностями – пылила дорога, на горизонте накапливались тучи и было душновато – к дождю – подумал он.

Сосредоточившись монах посмотрел на окружающее новым зрением – ауры засветились ярким светом – Фёдор светился жёлто-оранжево, нога вроде как поджила, потому красного свечения там не было – только аура поменьше толщиной.

Посмотрел на Алёну – тоже яркое оранжевое свечение…вроде не беременна – Андрей усмехнулся и загрустил – в таком возрасте люди уже внуков имеют, а он…всю жизнь как перекати-поле, летит по ветру и неизвестно, где остановится…

Настёнка спала на одеялах в глубине фургона и можно было отдохнуть от её беспрерывных вопросов – впрочем – скрашивающих путешествие, не отличающееся большим разнообразием.

Хотя – пусть лучше так, чем какие-то опасные приключения – думал Андрей – на его долю выпало столько приключений, что обычным людям этого хватит на несколько жизней.

Монах снова впал в какое-то полусонное состояние, в котором могут пребывать животные, а может ещё и люди, привыкшие к длительным тупым занятиям – например, путешествиям за тысячи километров на повозке, со скоростью пять километров в час.

Из этого состояния через час его вывел возглас Фёдора:

– Внимание! Таможенный пункт! Всем быть настороже!

Дорога в этом месте с двух сторон была сжата горами – невысокими, что-то вроде холмов, за ними протекала река, по типу Урала – не очень глубокая и не слишком широкая, но достаточная для того, чтобы там потонул Чапаев и ещё пару купцов с грузом впридачу.

Через реку тянулся мост, классический – из грубых камней, схваченных известковым раствором, с каменным парапетом, достаточной ширины, чтобы по нему могли разъехаться две встречные повозки. Само собой – мост с двух сторон был перекрыт шлагбаумом – здоровенным бревном, выкрашенным в красный цвет, вернее – двумя шлагбаумами, с этой стороны моста, и с той.

У шлагбаума стояла будка, по типу будки стрелочника на железной дороге – двускатная избушка, достаточная для того, чтобы в ней укрыться от дождя десятку солдат. Такая же избушка стояла и с той стороны. Из этого Андрей сделал вывод, что солдат у поста должно было быть минимум десяток. Конечно, можно было обойти мост и попробовать переправиться где-нибудь в другом месте – если ты верхом на коне и не боишься плавать в холодной воде, но как быть, если ты везёшь груз, целый фургон…или предположительно везёшь груз, в общем – если ты едешь на повозке и хочешь пересечь реку по мосту, как все нормальные люди, не замочив ног – плати денег таможне.

Перед шлагбаумом, с этой стороны, с которой Андрей и его спутники подъехали к мосту, стояло пять повозок, и по унылым лицам возчиков можно было понять, что стоят они давно и безнадёжно надеются на то, что уж в этот-то раз всё пройдёт без проблем, и притом знают, что их всё равно обдерут, как липку.

Фургон встал в очередь к остальным страдальцам, а Фёдор пошёл узнавать расценки на проезд в славное графство.

Настёнка сразу проснулась и запросилась в кустики, а Андрей стал прохаживаться рядом с повозкой и привычно оценивать несение службы сотрудниками таможни.

Это были солдаты, довольно прилично вооружённые и с начищенным и смазанным ухоженным оружием, из чего монах сделал вывод, что пользоваться им они умеют и командир этих стражников следит за состоянием их вооружения.

В остальном – они не вызывали ощущения регулярной воинской части – нечто среднее между захудалым ЧОПом и провинциальным отделом милиции – потрёпанная одежда, разнузданные движения, какие-то вихляющиеся и нестроевые – например, стоя у шлагбаума, на посту, парень расстегнул рубаху до пупа, чесал во всех местах и беспрерывно харкал, отчего земля вокруг него была во многих местах помечена жёлто-зелёными сопливыми плевками.

Он свысока смотрел на мающихся у шлагбаума купцов с их охраной, и зевал, показывая, что они ему глубоко неинтересны и вообще низшие существа, недостойные и землю возле его ног целовать.

Вернувшийся Фёдор был зол и пояснил, что такое вот скопление образовалось потому, что начальник таможни и его заместитель, изволят обедать и часок отдыхать после обеда, переваривая пищу, а если нам не нравится – путники могут переправляться вплавь, держа свой груз на загривке.

Кипевший от злости солдат долго ругался, потом остыл и пояснил, что такая вот пакость здесь происходит всегда – не одно, так другое придумают, лишь бы лишние деньги содрать, или просто унизить проезжающих.

Время текло муторно, противно и тошно – неприятно было осознавать, что оно бездумно утекает из-за таких вот идиотов, взявших и перекрывших дорогу.

Настёнке надоело сидеть в повозке, и она, под наблюдением матери стала носиться между фургонами, не обращая внимания на её крики и увещевания.

Наконец, Алёне надоело вопить ей вслед и она погналась за ней, с криком: «Вот я сейчас тебе задам, засранка эдакая!» Девочка восприняла это как элемент весёлой игры, затеянной матерью и бросилась бегать по мосту, весело смеясь и хохоча во весь голос.

Андрей ухмыльнулся, глядя на это бесчинство, повернулся, и полез в фургон, чтобы залечь в спячку на одеялах – всё быстрее время пройдёт – когда услышал сзади вскрик, плач и ругань – ругался мужчина, грубым хриплым голосом понося этих проезжающих, и именно – Алёну и её дочь, которые бродят там где не надо, и так им и надо, поделом!

У Андрея сразу захолодело сердце от предвкушения неприятностей – он выпрыгнул из фургона и увидел бледную Алёну, прижимающую к груди плачущую навзрыд Настёнку.

Монах с Фёдором сразу подошли к женщине и спросили, что случилось и выяснили – из будки вышел какой-то таможенник, девочка случайно врезалась в него на бегу, и он ударил её по голове, отбросив в сторону. У девочки пошла носом кровь, и на скуле стал наливаться огромный синяк – видимо удар был довольно сильным – а может она ещё ударилась и тогда, когда падала на землю.

Алёна прижала к себе девочку, успокаивая её, а Андрей и Фёдор переглянулись и одновременно сделали шаг в сторону будки.

Фёдор, опомнившись, хрипло сказал, сквозь сжатые зубы:

– Андрей, нельзя! Тогда нам придётся перебить их всех! Остановись!

Монах остановился и спросил:

– Какой способ есть наказать его официально? Так, чтобы не докопались?

– Дуэль. Но надо сделать так, чтобы он вызвал сам. Если его ударить – это будет нападение на представителя власти.

– Хорошо. Будет вызов. Не вмешивайтесь – только покажите мне его – Андрей сжав зубы зашагал к фургону, подошёл к Алёне, утешавшей всхлипывающую девчонку и спросил:

– Покажешь мне, кто из них?

Она кивнула головой, и сказала:

– Может не надо? Уедем, и всё? Заживёт…

– Я не могу просто так это оставить, извини. Покажешь мне его.

Минут через двадцать из будки вышли двое мужчин, один постарше, с властным и тоже высокомерным лицом, второй лет тридцати, худощавый и высокий, молодцевато перехваченный перевязью, на которой висела сабля, с рукоятью, украшенной золотыми узорами. Его сапоги были начищены до блеска, и весь он был такой напомаженный, что явно мнил себя завзятым сердцеедом, но притом при всём, отметил для себя Андрей, его сабля была вложена в потёртые ножны, видавшие виды от частого ношения, за поясом был заткнут кинжал, и видно было, что он умел пользоваться и тем, и другим.

– Кто из них? – спросил Андрей Алёну и она, как он и ожидал, указала на высокого таможенника с напомаженной головой.

Андрей медленно пошёл к беседующим таможенникам, выстраивая план действий.

Подойдя к мужчинам, он обратился к старшему:

– Прошу прощения, что отвлекаю вас от важной беседы, не подскажете, кто тут начальник таможни?

– Я начальник! – с неудовольствием сказал человек постарше – а что хотели?

– Понимаете в чём дело – я бы хотел привнести жалобу на то, что какой-то умственно отсталый психопат ударил маленькую девочку, следующую с нашим фургоном. Мне сказали, что этот дебил из числа ваших подчинённых. Мы не могли бы выяснить, кто это, чтобы я мог посмотреть в глаза этого труса?

– Хммм… – начальник таможни замялся и покосился на стоящего рядом медленно краснеющего заместителя – вы можете подать жалобу графу Баданскому на действия моего подчинённого, если выяснится, что это был один из наших людей.

– Понимаете в чём дело – я не сторонник кляуз. Мне бы хотелось посмотреть ему в глаза, глаза труса и подонка, который только и может, что поднимать руку на маленьких детей, и сказать ему всё, что я думаю о нём – а думаю о нём я очень плохо, считаю, что такой трусливый идиот ещё и импотент, потому он так и ненавидит маленьких детей, ведь сам не способен произвести ничего подобного своим маленьким гнилым отростком!

– Ты, скотина! Да, это я ударил эту маленькую поганку, которая вертелась под ногами и мешала! А ты, деревенский увалень, ответишь за свои слова! Я вызываю тебя! – заместителя начальника таможни перекосило от злости, он покраснел так, что казалось – сейчас лопнет.

– Ах вот как! Господин начальник – зафиксируйте где-нибудь – он меня сам вызвал, при всех, я его не трогал! Эй, трус, на чём будем биться?

– На саблях, деревенщина! Сабля, и кинжал! – высокий посмотрел на столпившихся рядом подчинённых, купцов с охранниками, жадно наблюдавших за скандалом и свысока бросил – через полчаса, на площадке за мостом, на той стороне. Бой до смерти! Я тебя научу уважать воинов, деревенская скотина! Впрочем – наука тебе впрок не пойдёт. Я тебя убью!

Красуясь перед подчинёнными и купцами, высокий пригладил волосы, повернулся и пошёл чуть ли не строевым шагом на тут сторону моста.

Начальник таможни поманил Андрея к будке, крикнув толпе:

– Разошлись все! Это вам что тут, представление? Делами займитесь!

Он слегка подтолкнул Андрея в сторонку, и сдавленным голосом сказал:

– Вы чего делаете? Это Карнак, из дворян, его сослали сюда за дуэли при дворе, когда он убил какого-то там высокопоставленного дворянина! Другого бы за это повесили, или на жертвенный алтарь, а он отделался лишь ссылкой, и то – ставлю свою саблю против медяка, через полгода вернётся в столицу на белом коне! Если он убьёт вас – а скорее всего так и будет – пойдут жалобы, что на посту творится безобразие, дуэли, таможенники убивают купцов! Дойдёт до императора, могут устроить проверку – лишь бы повод был денег с графа стрясти, а он обрушится уже на нас. А если вы убьёте его – я вынужден голубиной почтой отправить графу сообщение о гибели моего офицера, и его семья обязательно сотрёт вас в порошок! Вы соображаете что делаете?! Тут все люди графа, и он через полчаса уже будет знать, что его двоюродного брата убили!

– И что вы предлагаете? – холодно осведомился Андрей.

– Что? Сейчас быстренько оплачиваете проезд – я вам даже скидку сделаю, и уезжаете отсюда подобру-поздорову, а я постараюсь утихомирить Карнака, чтобы он не пустился вслед! Честно – он мне сам вот где уже сидит, но я потерплю и через полгода, а может раньше, его здесь не будет. Вы же мне можете такую свинью подложить…

– А кто ответит за разбитое лицо девочки? Кто накажет поддонка?

Начальник таможни осёкся и тускло посмотрел в лицо Андрея:

– Похоже, что вы ничего не поняли. Делайте что хотите – я всё что мог – сделал. Оплачивайте проезд и поезжайте. Как поступите – не моё дело – человек сам выбирает свою судьбу – таможенник вздохнул, махнул рукой с досадой и пошёл в домик следить за приёмкой пошлины.

Андрей вернулся к фургону – Настёнка уже успокоилась, но её личико раздулось с одной стороны и перекосилось.

– Её не тошнит? – спросил Андрей – вглядываясь в ауру ребёнка, отливающую красно-чёрным с правой стороны головы.

– Да, вырвало два раза – озабоченно ответила Алёна.

– Похоже сотрясение мозга… – пробормотал себе под нос Андрей и уже громче добавил – положи её и не шевели, пусть отлёживается. Увы, её и трясти нельзя – но тут деваться некуда – ехать-то надо. А Фёдор где?

– Пошёл пошлину оплачивать. А ты чего с этими разговаривал? И с тем, что Настёну ударил?

– Да так…дуэлиться будем сейчас. С этим подонком. Сейчас переедем на ту сторону, и я пойду, и убью его.

– Ай! – Алёна посмотрела на Андрея вытаращенными глазами – это чего будет-то? Это ничего хорошего не будет! Уж перетерпели бы мы, не надо было…

– Извини, Алёна, я бы себя не уважал после этого.

– Ну что тут у вас? – запыхавшийся Фёдор запрыгнул на облучок и тронул фургон к открывающемуся шлагбауму – всё, оплатил – по пять серебряников за лошадь, и пять за фургон! Дерут, скоты, безбожно! Этот граф совсем охреневший, то-то сюда купцы и не едут! Если бы он держал нормальный уровень пошлин – тут от купцов не протолкаться было бы! Ты как, Андрюха, до чего договорился с этим хлыщом?

– Дуэлиться сейчас будем. Переедешь мост, остановись на площадке. Дай мне саблю получше и кинжал. Дуэль до смерти. Плохо то, что это двоюродный брат графа, сосланный за проступок, тип вредный – слушай, что мне начальник таможни рассказал!

Андрей передал жадно слушающему Фёдору всё, что узнал от командира таможенного поста, и солдат очень опечалился:

– Никак мы не можем просто так доехать до столицы, без проблем – и осталось-то каких-то сто вёрст с небольшим! Вот демонские проказы! Сейчас подберу тебе чего-нибудь пристойное, и не играй с ним – просто заруби и быстро валим отсюда, а то и так уже задержались. Похоже, и ещё в пути задержаться придётся…вот, раздумываю – где нам спрятаться, отсидеться бы пару-тройку дней…пока гроза не пройдёт.

– Подумаем…потом – давай выруливай сюда, на площадку!

Фургон, наконец, догромыхал по каменным блокам до конца моста, за ним открылся шлагбаум с той стороны, и повозка выехала на тракт, чуть сбоку от которого виднелась утоптанная площадка, поросшая мелкой травой с проплешинами – что-то вроде волейбольного поля. Как понял Андрей, эта площадка применялась здешними солдатами для тренировок в воинских умениях. Сегодня она должна была послужить ареной для дуэли…

Повозка остановилась, и Фёдор полез внутрь, изыскивать пристойный клинок для Андрея – через минуты три поисков он вылез на облучок и положил Андрею на колени одну из сабель и длинный кинжал:

– Возьми-ка мою, я её хорошо знаю, баланс у неё отличный – дряни не держу. Простенькая…на вид, но великолепной стали. Кинжал тоже мой – в случае чего его и метнуть легко. Ещё раз – не заигрывайся с ним, я знаю, что ты может с ним покончить за секунду, и знаю, что ты не устоишь перед соблазном испытать свои возможности. Просто проткни ему горло, и всё! Ну, иди! Удачи!

На площадке уже стояла группа солдат, любопытные купцы и охранники – Андрею это было на руку – чтобы не говорили потом, что тут произошло банальное убийство. А насчёт не заигрывайся – Фёдор был не вполне прав – не стоило показывать противнику, насколько монах быстрее и сильнее этого Карнака – могут пойти нежелательные слухи.

Андрей вышел на площадку и подошёл к кучке зевак, в центре которой стоял Карнак:

– Я готов. Ты подтверждаешь свой вызов?

– Подтверждаю, деревенщина! – Карнак усмехнулся и его лицо осветилось радостью – вот сейчас он покажет этому недоумку! И заодно этим придуркам – кто тут всех сильнее, пусть боятся! Вовремя этот идиот попался на пути Карнака, надо будет для отстрастки его разделать, как повар рыбу.

Эти мысли как будто высветились на лбу Карнака бегущей строкой, и Андрей улыбнулся тому, как всё это было очевидно.

– Чего улыбаешься, придурок? – недоумённо спросил негодяй – что тебе показалось смешным в моих словах?

– Всё. Ты, например, со своим чванством и глупостью. Я готов. Кто подаст сигнал к началу?

– А никто! – крикнул Карнак и напал на Андрея, рассчитывая покончить с ним в первые же секунды боя.

Таможенник сходу нанёс три удара – два саблей, один раз кинжалом – что было необычно, кинжал всегда использовался только для отбива ударов, ну и в ближнем бою, а также для добивания противника – это ему ещё давно объяснял Фёдор.

На удивление Карнака, его противник легко, и даже лениво отбил молниеносные наскоки, и потом, не ответив атакой, замер в ожидании.