355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Щепетнов » Сборник "Монах" Книга 1-3 » Текст книги (страница 7)
Сборник "Монах" Книга 1-3
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 00:02

Текст книги "Сборник "Монах" Книга 1-3"


Автор книги: Евгений Щепетнов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– Выживу – найду твою Антану. Вот только ещё и выжить надо, пока не знаю как.

– Если кто тут и выживет – так это ты, я видел, как ты дерёшься, а как выжить – это мы сейчас узнаем – грустно добавил Марк, глядя на шагающий по коридору отряд стражников – вон, сторожевые псы идут по нашу душу. Давай попрощаемся, что ли…помни о моей просьбе.

Глава 5

Решётчатые двери отъехали в сторону, отряд человек сорок стражников выстроился стальной стеной с обеих сторон прохода. Все солдаты стояли наизготовку, с обнажённым оружием, а значит никаких шансов сбежать или напасть на них для людей не было.

Это Андрей понял с первого взгляда и расслабился – всё ещё впереди, ещё не вечер. Главный из стражников глухо крикнул из-под опущенного забрала:

– Все на выход! Пора умирать!

Узники медленно и обречённо потянулись из камеры, проходя мимо стражников по длинному тёмному коридору, освещённому из узких оконцев вверху стены. В коридоре пахло прогорклым дымом от факелов, видимо горевших тут ночью, а также пОтом заключённых, теснившихся в проходе.

Через метров двадцать, они свернули налево, и оказались у большой железной двери, высотой метра три, перекрывавшей арочный проход. Перед дверью стояли два мускулистых человека, по пояс голые, в длинных кожаных передниках – вероятно служащие Круга и по совместительству палачи.

Заключённым пришлось постоять у двери минут пятнадцать, пока за дверью не пропели трубы, после этого служащие тяжело, с напряжением откатили дверь в сторону, и в проход хлынул солнечный свет, заставивший зажмуриться идущих на смерть.

Стражники сзади стали древками копий и мечами подталкивать заключённых и те нестройной группой вывалились на арену Круга.

Андрей видел это всё на картинках и в кино – трибуны амфитеатра, орущую толпу, трибуну для элиты – всё, всё как в дурном сне или дурном фильме.

Узники сгрудились в центре огромной арены, практически размером с футбольное поле.

Андрей внимательно осмотрел всё вокруг – это был, практически, стадион, только древний – никакой рекламы и травяного покрытия. Он усмехнулся – в такую минуту и думать о рекламе…вот же приучили видеть на стадионах эти дурацкие рекламные плакаты. Хорошо хоть перед смертью не придётся видеть в последнюю минуту рекламу кроссовок или костюмов.

Впереди стояла ещё одна группа – Андрей с горечью обнаружил там женщин, и самое главное – детей.

Дети были всех возрастов, от младенцев до подростков, видимо, их забрали вместе с матерями. Он вспомнил рассказ вышибалы, как тот работал бойцом круга и убивал женщин и детей – слушать это было мерзко, а уж видеть – совсем жутко.

Андрей постарался выбросить из головы все посторонние мысли и стал холодным и ясным, как ледниковая талая вода. Ему надо выжить, а всё остальное потом – жалость, переживания, страх и ненависть.

Монах осмотрел узников внимательным глазом – можно ли организовать из них хоть какое-то подобие воинской группы, и с сожалением понял – нет. Это были абсолютно гражданские люди, многие измождены содержанием в мерзкой тюрьме, а те, кто покрепче, больше чем в детских драках не участвовали. Значит, рассчитывать надо будет только на себя, и очень быстро соображать и действовать – пока бойцы Круга расправляются с остальными потенциальными покойниками – бить их в спину, завладеть оружием и попытаться уничтожить всех. Задача непомерно сложная, но возможная.

Всё-таки нужно попробовать как-то организовать этих олухов – подумал он и крикнул:

– Слушайте меня все! Шанс убить хотя бы нескольких уродов у нас есть, хоть умрём с честью, и заберём с собой несколько негодяев! Держитесь кучно, не разбегайтесь по арене, не набрасывайтесь на бойцов по одному, а только по пятеро-четверо, они не успеют всех сразу убить! Валите их на землю, душите, грызите, рвите – мы успеем убить многих, если не струсите! И не кидайтесь защищать женщин и детей – это бесполезно, а они того и ждут, чтобы вы разбежались и погибли на радость толпе! Бросайтесь группами, стаями, как волки, и вы отомстите за гибель родных!

Люди слушали его обреченно, но он видел, как их руки сжимались в кулаки. Если даже простую дворовую собачку загнать в угол, она начнёт кидаться и кусать, а этих несчастных довели до полного отчаяния, терять им нечего.

Андрей погладил рукоятку ножа, который примотал к телу лентой в подмышке – это был один из тех ножей, что он отнял у тех, кто покушался на него. Ленту он оторвал от нательной нижней рубахи, которую носил тут каждый уважающий себя мужчина.

Несколько заключённых отделились от общей группы и побежали к женщинам и детям – видно было, как они прощались с близкими, обнимались и рыдали, понимая, что видят друг друга в последний раз.

Они не вернулись к общей группе мужчин – Андрей, конечно, их не обвинял – ну кто может обвинить человека в том, что он пытается защитить свою семью, ценой своей жизни продлив их жизнь хотя бы на минуту…

Снова заиграли трубы – теперь они ревели низко, утробно, как будто трубил слон. Открылись двери со стороны, противоположной той, с которой появились заключённые, и на арену выступили десять вооружённых мужчин. Андрей так и впился глазами в них, прикидывая свои шансы на выживание.

Он думал: «Высокие, раскормленные, накачанные – значит скорость не очень велика. Вся постановка – на силу. Будут делать упор на неё. Вооружение – прямой меч, кинжал. Щита нет – это уже хорошо. Шлем на голове, кожаная безрукавка с нашитыми на груди пластинами. Ну правильно – зачем им тяжёлое вооружение, когда им противостоят безоружные люди, тут надо наряд не воина, а мясника. Резать, рубить, колоть – практически безнаказанно. Ну что же – вы сами хотели. Мы ещё поборемся…»

Вышедшие на арену бойцы построились в ряд и пошли на заключённых, а те стали отступать к группе женщин и детей. «Что же, в этом есть резон» – подумал Андрей и последовал их примеру – «Возле женщин биться будут отчаяннее, да и те семь человек, что ушли к своим, будут уже в группе»

– Слушайте все! – крикнул он – наваливайтесь на них, как подойдут близко и вырывайте оружие, вооружайтесь и бейте их!

«Повторяюсь – но лучше повториться, взбодрить их, чтобы не резали как овечек. Чем больше бойцов они убьют, тем легче мне будет убивать остальных, тем меньше их останется по мою душу» – думал он.

Андрей достал из подмышки нож и опустил его в рукав, держа за рукоять. Он был готов.

Бойцы разделились на две группы и начали обходить сгрудившихся в кучу людей с флангов, видимо желая начать с самых безопасных жертв – женщин и детей.

Андрей понял – почему они идут на слабых – если убить семьи, то отчаявшиеся противники уже не будут так отчаянно защищаться. Что не говори – заключённых тут было около пятидесяти человек, плюс женщины, если набросятся все разом, могут и затоптать, потому – эти подонки были осторожны и готовы в любую минуту отпрыгнуть в сторону. Не зря бойцов было всего десять человек – это, якобы, уравнивало шансы и позволяло кому-нибудь из заключённых убить своего противника – а ведь зрелище интереснее, если оно более разнообразно. Убийство бойца заключёнными тоже интересное зрелище, это понятно.

На самом же деле шанс победить бойцов Круга у заключённых был совершенно минимален – бойцы обучены действовать против групп противника, они тренированы и сильны, а самое главное – в руках у них метровые мечи и тридцатисантиметровые кинжалы. Только глупец мог рассчитывать победить такого противника…или очень умелый человек.

Бойцы, как по команде, кинулись на заключённых, под рёв и визг трибун.

Первые же удары выкосили человек десять – упали несколько женщин и трое мужчин, а также два ребёнка. Заключённые бросались на палачей, но те ловко уворачивались и не давали себя схватить. Андрей уклонился от удара, кто-то за ним захрипел, получив удар в шею – вроде как это был Марк, державшийся поближе к монаху, но некогда было оглядываться и смотреть – ножом Андрей пропорол кожаную безрукавку нападавшего и выпустил ему кишки.

Пока детина удивлённо разглядывал сизо-фиолетовые кольца внутренностей, неожиданно свесившиеся у него до колен, монах выбил у него из руки меч, схватил за рукоять и отпрыгнул в сторону.

Его нападение не осталось незамеченным, и за ним началась охота – двое бойцов побежали на него, желая расправиться в ту же секунду. Не тут-то было – Андрей припустил бегом, по широкой дуге.

Хотя он и засиделся в камере, а кроме того, ослабел от побоев, бегал монах ещё вполне пристойно и шаги преследователей отдалились. Он оглянулся – один боец отстал от другого шагов на десять – он был очень грузный и мощный, второй был ближе и тут же поплатился за это.

Андрей напал на него, мгновенно сменив направление движения на противоположное – доли секунды, два звенящих удара и вот преследователь лежит на песке арены с разрубленным коленом и раной в боку.

«Школа Гнатьева не прошла даром!» – подумал Андрей и побежал по дуге назад, к основной бойне. Грузный преследователь так и топал сзади, не в силах догнать.

Народ на трибунах улюлюкал, свистел и смеялся, потешаясь над неповоротливым бойцом.

Андрей посмотрел на происходящее в центре арены – практически всех женщин и детей убили, полегло и половина заключённых-мужчин, но и двое бойцов Круга лежали на песке, едва шевелясь, видимо, умирая – под ними растекалась большая лужа крови.

Двое заключённых стояли с мечами в руках и рубились с остальными бойцами – с удивлением Андрей узнал в одном из отчаянных заключённых Марка – купец истово, пусть и не очень умело, рубил и колол, уворачиваясь и отбивая ответные удары.

«Купцы всегда были отчаянными людьми» – промелькнула не периферии сознания мысль и с ней Андрей на бегу подрубил ноги сзади одному из палачей, уносясь мимо них на открытое пространство.

Сзади топал громила и Андрей продолжил свой барражирующий «полёт» забирая по широкой дуге – «Пусть топает, догнать всё равно не может. Потом с ним разберусь!» – думал он.

На бегу он подхватил с пола кинжал одного из бойцов, и теперь у него было два прекрасных клинка – шансы росли. Возврат назад – и он сходу в спину заколол бойца и ранил ещё одного – теперь на ногах стояли четверо бойцов…и пятнадцать заключённых, из них двое с мечами.

Заключённые уже заметно устали – тот же Марк год просидел в этой душегубке, конечно – какие тут спортивные успехи, так что конец был близок. Андрей снова отбежал в поле, подгоняемый топанием ног – в конце концов, это ему надоело, а трибуны просто ржали в голос, глядя на то, как здоровенный мужичина гоняется за заключённым.

Андрей резко остановился и принял бой. Первый же удар этого мастодонта, метров двух ростом, и весом килограмм сто сорок, чуть не выбил из его руки меч – настолько он был силён.

Боец как будто дрова рубил, громыхая по клинку монаха своим мечом, возможно надеясь, что или меч переломится, или он тупо пробьёт защиту. Не тут-то было, хотя уровень фехтования Андрея и не дотягивал до уровня Гнатьева, но уж с таким увальнем он сладить мог. В фехтовании грубая сила стоит на последнем месте – если, конечно, это не удар двуручным мечом с коня, а потому более быстрый и ловкий Андрей имел гораздо больше шансов завалить своего противника – что он и сделал через две минуты боя – сложным отбивом увёл в сторону меч противника, увернулся от его кинжала и метнул свой кинжал, попав бойцу в печень.

Кинжал погрузился в тело врага до самой рукояти, боец прижал руку к животу и упал навзничь, грохнувшись, как Пизанская башня. На трибунах завопили и закричали: «Он убил Бешеного Быка! Он завалил Бешеного Быка! ААААА!»

«Ага, подумал мельком Андрей, видать личность-то борова всем известная, типа местная знаменитость!» – он подхватил кинжал поверженного Голиафа и побежал к группе бойцов.

Их осталось на ногах двое, и они добивали троих оставшихся заключённых – Марк уже был ранен, впрочем – как и оба остальных оставшихся в живых мужчин. На глазах Андрея, тот, что был с мечом, упал, под ударом бойца и его меч перехватил второй заключённый– теперь их было двое, Марк, и ещё один мужчина.

Эти мужественные люди дали Андрею возможность напасть на бойцов сзади, отвлекая их спереди – после нападения Андрея один боец тут же упал, подрубленный, как сосна, а второй успел воткнуть меч в Марка и обратным движением зарубить второго заключённого. Теперь их оставалось двое – Андрей и этот боец.

Судя по движением не очень высокого, длиннорукого бойца, бой между ними обещал быть сложным. Этот противник выглядел очень опасным и быстрым, и монах был сильно обеспокоен исходом сражения. Враг поднял голову и Андрей увидел, как на его губах зазмеилась тонкая презрительная усмешка:

– Ты рассчитываешь победить меня, глупец? Эти идиоты и ногтя моего не стоили, они были просто приложение ко мне, мясники! Я боец, настоящий боец. И ты умрёшь. Ничего личного – просто или я умру, или ты, другого быть не может, а я умирать на хочу. Начнём, пожалуй!

Трибуны заревели, как будто слышали их разговор: «Мясник! Мясник! Мясник!»

– Тебя Мясник звать? – усмехнулся Андрей – хорошая кличка, подходящая! Резать детей и женщин – это только настоящий мясник может, ублюдочная трусливая тварь! Ты не мужчина! Ты жалкий кастрат, у тебя давно уже нечем баб трахать, вот ты и заменил свой член кинжалом, урод недоделанный!

Насмешки достигли цели, и Мясник, в ярости, очертя голову кинулся на Андрея, желая закончить всё в первые же секунды.

Видимо он был удивлён, когда встретил жестокое и умелое сопротивление – Андрей на встречной атаке рассёк ему плечо, нанеся длинный, сильно кровоточащий порез. Сам он тоже пострадал – меч Мясника рассёк ему кожу и мясо до кости прямо над треснувшими рёбрами, что было больно вдвойне.

По боку и бедру потекла тёплая струйка крови, и Андрей задумался над тем, насколько глубока и опасна рана – надо быстрее кончать с этим уродом, иначе так можно истечь кровью до смерти. Он тут же провёл серию быстрых ударов, ни один из которых не дошёл до цели – противник все их парировал и напал сам – он был очень искусен в фехтовании – не так, как Гнатьев, но точно выше уровнем, чем Андрей.

«Что делать?» – лихорадочно думал монах – «Если затянуть схватку – неясно, кто первым истечёт кровью – что-то шибко с меня хлещет жидкость, в голове звенит и во рту пересохло – признак потери крови. Если я сейчас его не добью – мне хана» тут он заметил, что «мёртвый» Марк позади Мясника шевельнулся, подтянул к себе кинжал и сделал Андрею слабый жест – мол, гони на меня!

Андрей напал на противника, засыпав его градом яростных ударов, принуждая отступать назад. Мясник не видел, что делается сзади, а потому, сосредоточенно отбивая удары, пятился, шаг за шагом. Когда он поравнялся с лежащим на песке Марком, тот, в последнем усилии рванулся и вонзил кинжал в бедро палачу. Мясник застонал, пошатнулся, неловко повернулся, пытаясь удержать равновесие и перенося вес на здоровую ногу…и получил мощнейший удар мечом в левое подреберье, практически перерубивший его до позвоночника. Мясник упал молча, как бревно, возле Марка. Купец ещё шевелился, пуская кровавые пузыри изо рта, поманил рукой Андрея, монах наклонился к умирающему и услышал:

– Помни, что обещал!

С этими словами Марк вздрогнул, взгляд его остановился и он умер.

Андрей закрыл ему глаза, выпрямился и осмотрелся – трибуны молчали, ошеломлённые происшедшим, на арене слабо шевелились несколько бойцов Круга, тяжело раненные. Заключённые все были мертвы – после ударов профессионалов никто не выжил. На песке лежали десятки трупов – Андрею навсегда запомнилась картина – одна женщина закрывала собой своего ребёнка и их прикололи в спину – детские ножки торчали из под её тела.

Посмотрев на это, Андрей пошёл к живым бойцам и каждому воткнул в спину меч, поставив точку в этом бесчинстве Зла.

Последний удар меча, как будто нажал на спуск и трибуны заревели, завыли:

– Победил! Боголюб победил! Свободу боголюбу! Свободу боголюбу!

Железные двери со скрежетом открылись и на арену вышел распорядитель – важный человек лет сорока, с большим круглым чёрным амулетом на груди. Он зычным голосом крикнул:

– По правилам Круга, оставшиеся в живых заключённые, кто бы они ни были, освобождаются, им прощаются их прегрешения, им выдаются сто золотых и земля по их выбору! Каждый преступник, победивший в Круге, может рассчитывать на прощение! Славьте нашего господина Сагана! Славься, Саган! Славься, Саган! Славься Саган!

Трибуны всё громче и гроче повторяли славословие Сагану, и скоро рёв трибун напоминал рёв турбин самолёта: «Славься, Саган! Славься, Саган!» Глаза людей были вытаращены, щёки раздуты в напряжении, они вопили и вопили в экстазе, войдя в какую-то бесноватость – в нескольких местах на трибунах некоторые крикуны бились в конвульсиях, пуская пену, настолько захватила их эта истерия.

Распорядитель призывно махнул рукой Андрею, и тот пошёл за ним на дрожащих ногах – кровотечение стало поменьше – рана залепилась рубахой, но крови вытекло предостаточно и у него кружилась голова. В руке Андрей так и держал меч и шёл наготове, ожидая любой пакости, но всё было тихо, и он беспрепятственно вошёл в коридор под трибунами амфитеатра, скрывшись от глаз зрителей. Спину распорядителя маячила впереди, Андрей зашёл за угол, и тут на его голову обрушился страшный удар, выключивший его, как испорченный телевизор.

Очнулся монах в тесной клетушке, за решёткой. На нём так и был наряд, в котором он бился на арене, а под щекой лежала охапка соломы – правда, посвежее, чем в общей тюрьме.

Он застонал от боли в голове и в боку, повернулся, с трудом разлепив глаза, осмотрелся и увидел перед решёткой чашку с кашей, кусок хлеба и кружку с водой.

Андрей протянул руку и схватив кружку жадно выпил тёплую, безвкусную жидкость – ему нужно было восстанавливать кровь, организм был сильно обескровлен. Потом он заставил себя съесть холодную замазку-кашу и кусок хлеба – если он хочет выжить, нужны силы.

Сделав всё это, монах откинулся на спину и преодолевая муть в голове, стал думать: «Итак, никаким освобождением и не пахнет – это большой фарс, для черни, никто и не собирался никого освобождать. А значит – они точно меня убьют и очень скоро, чтобы никто не знал, что случилось. Мол – получил своё бабло, и уехал из города. Потому и в одиночную камеру засунули. Ну что же, скоро должно всё разрешиться – вероятно, скоро я узнаю, чего они от меня хотят».

Прошло несколько часов, прежде чем Андрея удостоили посещением. Это был тот самый адепт, который казнил семью купца.

Он подошёл к решётке, долго рассматривал узника, затем с ноткой удивления в голосе, сказал:

– Ты меня удивил. Ещё никто не выживал на арене Круга. Наверное, слабоваты стали бойцы, зажрались, заплыли жиром. Умеют только женщин и детей резать, а это мы и сами умеем неплохо, не правда ли? – он усмехнулся, показав белые острые зубы. Что так смотришь на меня? Ненавидишь, наверное, да? Представляю, каково было твоё разочарование, когда вместо ста золотых и земли ты получил одиночную камеру. А что ты думал – мы будем отпускать боголюбов живыми и награждать их? Живите дальше и славьте своего бога? Это же бред…враг должен быть уничтожен, никакой жалости и снисхождения. Твоя смерть угодна Великому Господину, от твоей смерти у нас прибавится силы. Зачем я тебе это рассказываю? А чтобы тебе было ещё мучительнее, чтобы ты умирал в бОльших страданиях, чтобы понимал, что умрёшь, а изменить ничего не можешь! Ну, что скажешь, боголюб? Как тебе тут, в камере? Как нравится у нас в гостях?

– Клянусь, тварь, когда я выберусь, я найду тебя и убью. Ты жив сейчас только потому, что стоишь с той стороны, за решёткой. Войди сюда и ты умрёшь, чего бы это мне не стоило. Такие твари как ты не должны жить – Андрей закашлялся отбитой грудью и сплюнул на пол кровавый сгусток – давно надо было отправить тебя к твоему господину, он найдёт тебе местечко в аду.

– Приятно слышать твои грозные речи – усмехнулся адепт – это означает, что у тебя сохранились какие-то силы, и ты доживёшь до жертвоприношения, и поживёшь подольше, доставляя нам удовольствие своими мучениями. Я буду резать тебя кусками – вначале отрежу тебе все пальцы, потом уши, нос, кастрирую тебя, потом буду отрубать ноги и руки по кускам, делая так, что ты всё это время будешь жить и видеть, как мы твоим мясом кормим собак, а лучшие куски будут съедать наши прихожане. Потом мы посадим тебя на кол, и ты будешь умирать долго и мучительно.

– Да ты ведь психически больной! У тебя не бывают припадки, когда ты пускаешь пену и дёргаешься? Уверен, бывают – только больной на голову может наслаждаться страданиями существ. Тебе нельзя жить, задумайся, ты не нужен этому миру!

– Сегодня в полночь ты узнаешь, кто нужен этому миру, а кто нет – многообещающе усмехнулся адепт.

За Андреем пришли примерно через два часа. Не дожидаясь ударов и пинков, он сам поднялся на ноги и пошёл за конвоирами – от пассивного сопротивления толку никакого, а здоровья осталось не так много, надо беречь силы.

Рана на его боку не кровоточила, залепленная присохшей рубахой, но болела ужасно – её дёргало, и похоже начиналось воспаление. Он шёл за стражниками и думал: «Неужели всё? Неужели всё так и кончится, не начавшись? Зачем Господь послал меня сюда? Освободить мир от этой скверны, или отбывать наказание в этом аду? Скорее всего второе, и скоро я встречусь с сатаной, ну что же, я всегда знал, что окажусь в аду. Видимо пришло моё время…»

Андрея погрузили в знакомый фургон – теперь он был тут один. Дверь фургона захлопнулась, колёса заскрипели и он отправилс я в свой последний путь. Последний? Он выругал себя матерно – пока жив – надеюсь! Ещё не вечер! Он силён, быстр, пока что жив – что там впереди? Нечего раньше времени себя хоронить!

Фургон остановился после получаса скрипения и колыхания, дверь открылась, и перед собой он увидел самый крупный собор, который был в городе. У его дверей стояли несколько гвардейцев, лениво прохаживавшихся в отблесках горящих факелов.

Пламя факелов колебалось, трещало и воняло маслом и гарью. Вечерний лёгкий ветерок холодил тело и Андрей поёжился.

– Что, замёрз, боголюб? – хохотнул выпускавший его стражник – сейчас тебя погреют. Шагай давай, ублюдок!

Солдат двинул Андрея в спину, монаха пронзила острая боль и он едва сдержался, чтобы не застонать. «Ну нет, я не доставлю вам удовольствия своими стонами…двинуть его, что ли? Руки связаны…да ещё поломают сейчас, толку-то его бить, когда бежать нельзя – пока нельзя. Подожду, что будет дальше».

Его завели в собор – обстановка ему уже была знакома – иконы с дьявольскими ликами, сцены человеческих жертвоприношений, смрад.

Внутри находились несколько десятков прихожан – видимо из самых состоятельных семей города – они были богато одеты, холёны и обвешаны драгоценными украшениями. Его провели к столбу, укреплённому возле алтаря, и привязали к нему, заведя руки назад. Ноги стянули шнуром, довольно плотно, так, что через несколько минут он уже перестал их чувствовать – угрюмо подумал: «Часа два в такой позе, и я вообще никогда не смогу встать на ноги – просто отвалятся от гангрены».

Через несколько минут после того, как его привели, началась чёрная месса.

Вначале все прихожане подходили к исчадью и пили какую-то жидкость – вероятно наркотическую, потому, что у них сразу стекленели глаза, краснело лицо и их тела покрывались потом. Андрею это было хорошо видно, так как большинство прихожан уже были голыми до нитки – они скинули с себя одежду, оставшись только в украшениях. Всё эта возбуждённая толпа скакала, орала, славила Сагана, многие совокуплялись прямо возле алтаря, оглашая пространство собора криками и стонами.

Один из исчадий, присутствовавших на этой оргии, ушёл внутрь собора и скоро вернулся с розовым комочком – Андрей с ужасом обнаружил в его руках младенца, мальчика, шевелящего ручками и ножками и кричавшего во весь голос.

Младенца положили на алтарь и все снова начали гнусаво завывать:

– Саган! Оооо! Саган! Оооо! Саган!

Исчадье занёс над младенцем кривой воронёный нож и толпа начала скандировать:

– Бей! Бей! Бей!

Нож опустился и крик младенца оборвался. Исчадье вознёс вверх окровавленные руки, провёл ими по своему лицу, оставляя кровавые полосы, и запел:

– Саган, прими жертву! Оооо Сатан! Оооо Саган!

Толпа забесновалась ещё больше, некоторые падали в судорогах и пускали пену, на Земле бы сказали, что они одержимы бесами. Впрочем – а разве это было не так?

Те, на ком ещё были остатки одежды, сбросили её, и всё переросло во всеобщую оргию, где уже не разбирали, с кем совокупляются – все свивались в клубки, как змеи.

Это продолжалась минут двадцать, потом исчадье подошёл к привязанному Андрею, с отвращением наблюдавшим за происходящим, и сказал:

– Теперь, твоя очередь отправиться к нашему Отцу! Ты будешь служить ему, ползать у его ног, вылизывать плевки, проклятый боголюб! Что, страшно, ничтожество? Ну где твой бог, чего он тебя не защищает?

Андрей понял, что настала его последняя минута, и взмолился про себя: «Господи, дай мне силы умереть достойно, как человеку, и дай силы убить хоть одного из этих мерзавцев!»

Исчадье полоснул ножом по связывающим монаха верёвкам и Андрей упал на помост, не в силах устоять – его ноги затекли так, что он их не чувствовал, как будто это были деревяшки.

Исчадье засмеялся:

– Смотрите, он уже начинает ползать на брюхе! Скоро он отправится к нашему господину, и будет ему прислуживать! Ведите его к алтарю!

Потные голые люди с перекошенными мордами вцепились в Андрея и поволокли к окровавленному алтарю, с которого, как мусор с кухонного стола, сбросили тело ребёнка. Монах пытался сопротивляться, ударить рукой или ногой, но десятки рук вцепились в него с силой душевнобольных и тащили, даже не позволяя прикоснуться к полу, по воздуху.

По дороге они его пытались ударить, ущипнуть, расцарапать, любым способом нанести какое-то увечье – но небольшое, так как исчадье-распорядитель крикнул, чтобы его не калечили – каждый кто нанесёт несанкционированное увечье, тоже займёт место на жертвенном алтаре. Какие бы ни были эти обдолбанные люди, страх они понимали и не решались выдавить ему глаз или сломать палец.

Как бы то ни было, но к тому времени, как Андрей достиг алтаря на плечах сатанистов, его тело представляло собой сплошной синяк, а из открывшейся раны на боку сочилась кровь. Его положили на алтарь и стали срывать с него одежду, через несколько секунд он был гол, как при рождении.

Одна из женщин, участвовавших в сатанинской оргии, хрипло закричала:

– Я его хочу! – и влезла на Андрея верхом, дёргаясь в сладострастных конвульсиях и оставляя на нём полосы слизи и пота. Другая стала оттаскивать первую, и тоже полезла на него, потом третья, и над его телом возникла драка возбуждённым похотливых сатанисток, визжащих и треплющих друг друга за волосы.

Внезапно дверь за алтарём открылась и вышел адепт.

Он был в какой-то немыслимой тиаре, состоящей из человеческого черепа, костей, засушенных пальцев и скальпов, его лицо раскрашено полосами красной краски, видимо, долженствующей изображать кровь. А может это и была кровь? На его обнажённом теле был накинут плащ цвета запёкшейся крови.

– Тихо все! Молчать! Держите его крепко, сейчас будем совершать обряд жертвоприношения нашему Господину!

Все затихли, глядя на адепта в жутком наряде. Он обвёл тяжёлым взглядом всех участников оргии, и они отпрянули от него, страшась, как будто перед ними стоял сам сатана. Женщины слезли с Андрея, оставив его окровавленное тело в покое.

Адепт подошёл к простёртому монаху и спросил с сумасшедшей улыбкой:

– Удобно ли тебе? Как тебе наши женщины, понравилось с ними? Предлагаю тебе – сейчас ты встанешь на колени, вылижешь мне ноги, потом с тобой совершит акт кто-нибудь из мужчин и ты отречёшься от своего бога – и тогда будешь жить, будешь одним из нас, у тебя будут деньги, лучшие женщины, у тебя будет всё, что ты пожелаешь. Глупец, неужели ты думал, что богатство, власть, даётся просто так? Все эти люди – самые богатые и успешные люди города, служат моему Господину! Они все давно уже принадлежат ему, и за это у них нет никаких ограничений – они берут всё, что хотят, для них нет закона, нет никаких моральных устоев, они живут всласть! А остальные пусть идут в зад! Живи, как хочешь! Ну что, боголюб, готов проклясть своего бога? Готов отречься?

Адепт повернулся к своим последователям и сказал:

– Поднимите его на ноги.

Андрея потащили с алтаря и поставили перед адептом.

– Ну что, боголюб, опускайся на колени, лижи мне ноги! Тебе показать, как это делать? Эй, сюда! – адепт схватил одну из тех, кто ранее ползал по Андрею, и бросил на колени – вылизывай меня!

Молодая женщина с распущенными волосами начала истово вылизывать ступни адепта, переходя всё выше и выше, пока не занялась его гениталиями.

– Видишь, как старается! Это жена графа Мастунского, главы городского совета! Старайся лучше, сука! Видишь, боголюб, что значит власть Сагана?! Бери что хочешь, живи как хочешь и не думай о последствиях! Ну что, отрекаешься от бога?

– Пошёл ты на… – выдавил с ненавистью Андрей и рванулся, попытавшись ударить адепта ногой, но только попал в женщину, удовлетворявшую того во время разговора. Женщина завизжала и отлетела в сторону. Адепт досадливо поморщился и спокойно сказал:

– Ну вот, испортил ей удовольствие. Тогда ты умрёшь, идиот, умрёшь страшно и мучительно, а уж об этом позабочусь. Ну что, хочешь что-то сказать перед началом? Чего-то желаешь перед смертью, чего-то хочешь?

Андрей впился глазами в адепта и медленно сказал:

– Хочу, чтобы ты сдох!

Внезапно адепт пошатнулся, схватился за грудь и рухнул с возвышения, как будто его сбили палкой. В соборе настала мёртвая тишина, потом кто-то пискнул женским голосом:

– Он умер! Боголюб убил его! Он убил его!

Руки, державшие Андрея, разжались, толпа отхлынула в ужасе, а он повернулся к ним, вытянул руку и указывая пальцем на одного из них, сказал:

– Умри, тварь! – тот упал как подкошенный. Все завизжали и начали бегать по храму, пытаясь укрыться за колоннами, падая за скамьи, за возвышение алтаря, а Андрей, как снайпер с винтовкой, поворачивался на месте и «стрелял» из пальца:

– Умри! Умри! Умри! – сатанисты падали, как подкошенные, ложась на пол штабелями. Он не жалел никого – ни мужчин, ни женщин, эти твари не имели права жить. Господь дал ему Силу, и он использовал её по-полной. На ногах остались только четверо исчадий, они попытались использовать силу Сагана против него, попытались, как и он, убить на расстоянии – но на Андрея их потуги не оказали никакого воздействия, кроме того, что его крестик, чудом сохранившийся на шее, нагрелся, будто в печи. Андрей закричал:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю