Текст книги "Ход конём"

Автор книги: Евгений Руднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Самая крупная аномалия – на этой скважине... – наклонившись к Рябинину, пояснил Боголюбов.

Наушники трещали так, что, казалось, еще минута – и эбонитовая оправа не выдержит, расколется... Где-то там, глубоко под землей, в скважине, – стремительные, обладающие колоссальной внутренней энергией лучи, которые испускали горные породы, проникали в установленный в снаряде нейтронный разрядный счетчик, усиливались специальными устройствами и попадали на пульт, где тотчас же регистрировались...

Медленно ползла вверх разграфленная на клетки каротажная лента. Перо выписывало на ней волнистую, с большими и малыми пиками, четкую линию.

«Вот, значит, как все оно делается... И получается каротажная диаграмма...» – подумал капитан, не отводя пытливого взгляда от самопишущего устройства.

– Извините, Борис Николаевич, но если я вам не нужен, то я пойду к Филимонову, на 22-ю скважину... Там у них никак не могут ликвидировать аварию... А потом за вами заеду, хорошо?

– Хорошо.

Начальник экспедиции зашагал к своему ГАЗ-69, стоявшему неподалеку. Боголюбову очень хотелось расспросить Рябинина о впечатлениях, узнать его планы – может, и впрямь помочь чем надо? – но он понимал, что этого делать нельзя. В каждой работе есть свои профессиональные тайны...

Когда каротаж закончился, Завьялов выключил мотор; Тополевский заглянул в скважину и, повернувшись к машине, крикнул;

– Вытаскивать?

– Давай! – отозвался Костя.

Семен, перехватывая руками кабель, вытащил из скважины серый, длиной метра два, блестящий от воды снаряд.

– Положи его на солнышко, пусть обсохнет, – сказал ему Шарыкин.

Костя снял каротажную диаграмму, скатал ее в рулончик и спрятал в карман пиджака. Зачехлил приборы и, насвистывая «Бирюсинку», шагнул к двери.

Рябинин глянул на свою «Каму» – по местному было пять минут второго. Капитан еще раз окинул внимательным взглядом операторский отсек и вышел на воздух. Теперь, кажется, он имел полное представление о том, как работают геофизики в поле.

Солнце пригревало все сильнее. Наступило затишье. Пылило.

– Товарищ Рябинин, может, чаю попьете с нами?.. Генка! – позвал шофера Шарыкин. – Генка, что там у нас из шамовки есть?

– Чай и галеты... больше ничего, – ответил, выглянув из кабины, Завьялов и грустным голосом добавил: – Зарплата, други-приятели, только послезавтра, а у нас на хозяйстве всего-навсего рубль... Больше одалживать у Тани не буду – пора, как говорится, и честь знать. Не надо было так шиковать. А то на день рождения и окорока, и коньяк самый дорогой, печенье песочное. Как Рокфеллеры!

– Ничего! – вставил бодро Шарыкин. – Живы будем – не помрем. Одолжу у Филимонова. А вообще, умеренность в еде – это только на пользу. На могиле одного римлянина, который прожил сто двадцать лет, было написано: «Он мало ел...»

– Ну его к дьяволу, твоего римлянина, – огрызнулся вяло шофер.

Шарыкин расстелил на траве под елью плащ-накидку; принес четыре пластмассовых стаканчика, поглядел, чистые ли. Вдохнул полной грудью пахнущий хвоей воздух: хорошо-о!

– Что, припекает? – улыбнулся Костя, взглянув на Рябинина, помахивающего перед разгоряченным лицом кепкой.

– Припекает... – подтвердил капитан. – Всегда у вас тут так жарко?

– Как вам сказать... Летом иногда бывает и плюс тридцать, и ноль... Зима же всегда холодная – почти все время минус сорок. Скаты вон у каротажки лопаются от морозов...

Он сделал паузу и, с мечтательным выражением на лице уставившись в небо, продолжал:

– Через две недели пойду в отпуск... Два года не был дома – не давали отпуск, людей не хватает... Сорок восемь рабочих дней! Эх, и отдохну же, черт подери! Поеду в Ялту, к морю. Буду купаться, загорать и ухаживать за кинозвездами...

– А меня с собой возьмешь? – поинтересовался подошедший Завьялов.

– Я бы тебя, старик, взял, конечно, парень ты ничего, хоть и проигрываешь мне каждый день по десять партий в шахматы... Но ведь тебе в августе надо экзамены сдавать в техникум, так что извини, не могу, дружище... В следующий раз.

– Когда-нибудь и у тебя выиграю, не задавайся больно, – отозвался Завьялов. – Кстати, сегодня мы еще не играли... Сгоняем, может, партию, а? Пока то да се...

– Все равно ведь продуешь, – усмехнулся Шарыкин и, глянув на ручные часы, сказал великодушно: – Ладно, тащи шахматы.

Подошел Семен Тополевский, молча поставил на плащ-накидку большой китайский термос с чаем, положил три пачки галет «Геолог».

Рябинин с интересом наблюдал за ходом партии. Ему очень скоро стало ясно, что если Шарыкин играет стратегически более или менее правильно и неплохо считает варианты, то Геннадий Завьялов принадлежит, очевидно, к категории «начинающих».

– Ну, – произнес Костя, – теперь заиграем в стиле Таля – по седьмой горизонтали... Шах вам, Геннадий Палыч... Туда нельзя – там слон... Вот так, только в угол... Еще раз шах!.. Ну, а теперь если вы, голубчик, не против, то я, с вашего позволения... объявляю вам вот этим красивым конем мат! Всё, дорогой... Всё!

Завьялов обреченно вздохнул и поскреб пальцем макушку.

– Мда... мат...

Костя кашлянул и спросил как бы между прочим:

– Какой там счет, Гена, ты не помнишь?

Не поднимая глаз, Завьялов тихо сказал:

– Восемьсот семь с половиной – на пол-очка. В твою пользу.

Шарыкин поднял кверху указательный палец:

– Все слышали? А то он завтра скажет, что я смахлевал, как Остап Бендер в Васюках.

– Не бойся, не скажу...

«Смешливые хлопцы, с юмором... Надо с ними поближе познакомиться...» – решил капитан. Покончив с чаем, он поблагодарил геофизиков за угощение и, обратившись к Шарыкину, заметил:

– А знаете, вы ведь могли кончить партию ходов на пятнадцать раньше.

– Это каким же образом? – чуть удивленно спросил Шарыкин.

– А вот каким... – Капитан быстро расставил на доске нужную позицию. – Вам следовало пожертвовать с шахом вот этого слона... Черным ничего не остается, как принять эту жертву. Тогда вы даете еще один шах – ферзем! – и следующим ходом мат...

Шарыкин долго смотрел на доску. Затем недоуменно поднял глаза. Взгляд его как бы говорил: видели мы таких, подсказывать все умеют, а вот играть...

– Вы... любите шахматы?

– Люблю.

Костя вскинул левую руку и бросил взгляд на часы.

– У нас еще есть двадцать минут обеденного перерыва... Может, сыграем?

– Что ж, давайте, – улыбнулся капитан и подумал: «Сейчас самое главное для меня – поближе сойтись с геофизиками, узнать, что они за люди. Шахматы могут мне помочь в этом деле... А на другие буровые схожу позднее».

Завьялов придвинулся поближе к капитану и, подперев кулаками голову, уставился на шахматную доску.

– Вот будет здорово, товарищ Рябинин, если вы поставите нашему уважаемому начальнику мат! – усмехнулся шофер. – Он ведь у нас – чемпион экспедиции и считает, что ему давным-давно пора играть с Карповым матч на первенство мира... Что ему там Завьялов какой-то, или Лешка Беленький, или, скажем, Игорь Высотин? Мелюзга, да и только! Ему Карпова подавай, во как!

Шарыкин улыбнулся и спокойно сказал:

– На меня, Геннадий Палыч, подобные разговоры во время шахматных партий не действуют. Так что можешь не стараться, лучше вспомни счет.

– А что – счет? Счет как счет... Бывает и хуже... Ты вон лучше гляди на доску, а то как бы не продул на десятом ходу...

Завьялов был недалек от истины: Костя сделал всего лишь семь ходов, а положение его было критическим. Рябинин поймал его на известный теоретический вариант королевского гамбита, с которым Шарыкин, по всему, не был знаком. Через шесть ходов капитан пожертвовал подряд две легкие фигуры и выиграл ферзя. Костя сделал по инерции еще несколько ходов, но, когда Рябинин стал уничтожать одну за другой его пешки, снял с доски своего короля.

– Сдаюсь... Лихо вы меня разбомбили! – Шарыкин сконфуженно смотрел то на капитана, то на доску. Лицо начальника геофизического отряда покрылось малиновыми пятнами. Кому охота проигрывать? Да еще при свидетелях?

– Это тебе не Генка Завьялов! – торжествовал шофер.

Костя собрал в коробку шахматы, посмотрел на часы:

– Обеденный перерыв закончился... – Затем решительно повернулся к капитану: – Знаете что... приходите к нам после работы, а? Часиков этак в восемь? Сыграем еще! Вы вечером свободны?

– Пожалуй, буду свободен.

– Великолепно!

8

Вечером Рябинин отправился к геофизикам. Когда капитан, постучав в дверь, переступил порог, то первым, кого он увидел, был Костя Шарыкин – он лежал на койке и читал потрепанный номер «Огонька». Завьялов и Тополевский резались за столом в подкидного...

– Добрый вечер! – произнес капитан. – Не помешал?

– Что вы, Борис Николаевич... – улыбнулся, поднимаясь с койки, Шарыкин. – Гостям всегда рады, не так ли, ребятки? – Он весело повернулся к своим друзьям.

Те утвердительно закивали головами. В таком маленьком поселке, как Н-ск, каждый новый человек был по-своему интересен.

– Пришли, стало быть, товарищ Рябинин, расправляться с чемпионом экспедиции по шахматам? Опять, небось, разделаете его под орех... – засмеялся Геннадий.

– Не знаю, может быть, на сей раз получится наоборот: Костя расправится со мной...

Шарыкин вынул из тумбочки шахматы, подошел к столу.

Рябинин расставил фигуры и передвинул на два поля пешку. В дверь громко постучали.

– Да-да... – отозвались разом Костя и Геннадий.

Серая, обшитая спальным мешком дверь отворилась, и в комнату вошла девушка. В руках она держала продуктовую сумку.

– Добрый вечер, ребята! – поздоровалась она и, поставив на ящик сумку, подошла к Шарыкину.

– Что ж это получается, Костя?! – Девушка укоризненно, немного сердито смотрела на начальника геофизического отряда. – Встречаю час назад возле стадиона Юру Филимонова, а он мне говорит, что у вас второй день ни копейки на хозяйстве. Пьете один чай с галетами! Почему вы все молчите, будто в рот воды набрали? Гена, Семен?!

Шарыкин зачем-то дергал на рубашке пуговицу, Завьялов и Тополевский глядели в темно-фиолетовое окно. Потом Костя поднял глаза и смущенно сказал:

– Да взял я сегодня у Филимонова рубль двадцать... Больше у него не было... Так что все в порядке. Послезавтра – аванс! А у тебя, Таня, одалживать нам уже неудобно... Сколько можно? В прошлом месяце – два раза одалживали, в этом месяце – три... Цирк, да и только!

– Извини, пожалуйста, но ты говоришь ерунду! – бесцеремонно перебила его девушка. – При чем здесь «неудобно», когда вы голодные? Иначе – я буду обижаться. Вы слышали?

Геннадий вздохнул: ну что ей скажешь?

– Слышали.

– Ну вот и хорошо, – повеселела сразу девушка и, взяв сумку, поднесла ее к столу. – Я тут вам кое-что купила... – Она открыла блестящий замок-молнию и поставила на стол две килограммовые банки свиной тушенки, сгущенное молоко, кольцо колбасы и две буханки вкусно пахнущего пшеничного хлеба.

Геофизики восхищенно смотрели на этот натюрморт.

– Спасибо, Танюша... Только, право, зря ты это все покупала. Дотянули бы до аванса и так... – тихо выдавил Шарыкин.

Однако девушка пропустила мимо ушей его слова и, обернувшись к Тополевскому, спросила:

– Семен, лапша у вас есть еще?

– Есть чуток.

– Купите в магазине сушеной картошки и сварите суп. Вот деньги. – Она положила на стол десять рублей. – И вздумайте только отказаться!

Костя улыбнулся и быстро передвинул ферзя. Покраснел, как шиповник, и снова пробормотал: «Спасибо».

– Познакомься, Таня, пожалуйста... Это инспектор по технике безопасности Борис Николаевич Рябинин. Командирован к нам Министерством геологии.

Девушка протянула капитану тонкую, маленькую руку.

– Березникова... Таня. – Опустила глаза, снова подняла. Внимательно-изучающе, с прищуром смотрела на Рябинина.

Под распахнутым окном комнаты послышались чьи-то шаги, кто-то кашлянул, затем в оконном проеме показался высокий, плечистый мужчина в спортивном костюме.

– Геофизикам – пламенный привет! – весело проговорил он. – Бой в полном разгаре?.. Вас, кажется, прижали, Константин Иваныч?

– Прижали, Олег Викторович, и еще как!

Мужчина посмотрел с любопытством на Рябинина. Потом перевел взор на Березникову:

– Танюша, вы не забыли, что сегодня тренировка?

– Отсюда иду прямо на волейбольную площадку. Форму и тапочки Люся Сидорова принесет...

Мужчина одобрительно кивнул и повернулся к Завьялову:

– Гена, а почему ты пропустил подряд четыре тренировки?

Завьялов замялся, поскреб пальцем затылок.

– Да так... разные причины...

– А сегодня придешь?

– Не знаю даже...

Мужчина улыбнулся и стал следить за шахматной партией.

– Как там меткоотбиватель на каротажной станции, Константин Иваныч? Не барахлит? – спросил он через некоторое время.

– Порядок! Работает, как штык. – Шарыкин оторвал взгляд от шахматной доски. – Вы оказались правы: второй диод не понадобился. Спасибо за помощь, Олег Викторович! Меткоотбиватель получился – люкс!

– Рад слышать такое, – произнес мужчина.

Таня Березникова глянула на часы и, взяв сумку, закрыла замок-молнию. Еще раз скользнула взглядом по Рябинину.

– Всего вам доброго... Через двадцать минут тренировка. Я побежала...

Когда дверь за ней захлопнулась, Костя усмехнулся и озорно подмигнул Геннадию.

– Разве Танюшка даст нам умереть с голоду? – И, посерьезнев, добавил: – А вообще, други-приятели, надо кончать с бесхозяйственностью... Получаем столько денег, а за душой иногда ни копейки. Так дальше не годится. Верно?

– Верно... Только об этом мы уже не раз говорили, а проку никакого, – погрустнел Завьялов.

– Так что же ты предлагаешь?

Шофер колебался, не зная, что сказать.

– Жениться всем надо... – ответил Семен и снова надолго замолчал.

Мужчина засмеялся.

– Наверное, ребята, Семен прав... – Он смахнул с рубашки тополиный пух. поправил воротничок. – Ну, ладно. Потопаю и я... До свидания!

– Всего доброго, Олег Викторович! – Шарыкин проводил его уважительным взглядом. – Это – Капустин, главный механик экспедиции и внештатный тренер по волейболу, – пояснил он Рябинину. – В радиотехнике – бог! Здорово разбирается в схемах... Если б не он, я бы, пожалуй, вчера не отремонтировал сам меткоотбиватель – повез бы в город. А он за полчаса сделал. Голова!

Пока Шарыкин и капитан играли в карты, Тополевский сходил в магазин и купил сушеной картошки. Завьялов поставил варить суп, а Тополевский вытащил из кармана штанов большой складной нож с выжженными на деревянной рукоятке буквами «С. Т.» и принялся резать хлеб...

Вскоре суп был готов. На столе появились тарелки, ложки и синие пластмассовые стаканчики. Семен пригласил всех ужинать.

Костя достал из своего чемодана бутылку портвейна и стал наполнять стаканчики. Рябинин хотел сходить в магазин и тоже взять какого-либо вина – неловко ведь как-то, все угощают, – но его не пустили.

– Сидите, Борис Николаевич... Вы наш гость, а гостям не положено что-либо приносить с собой. У нас это – закон! – произнес, став решительно у двери, Шарыкин, и капитан вынужден был согласиться.

Костя подошел к столу и поднял стаканчик.

– Ну... за знакомство, Борис Николаевич!

...Ушел капитан от геофизиков в полночь.

На улице было тепло и тихо. На столбах горели под железными шляпами уличные фонари, их окружали облачка комаров. В соседнем дворе заливалась собака.

Капитан медленно шел улицей... Итак, сегодня ему удалось познакомиться со всеми геофизиками. Симпатичная девушка эта Таня Березникова, очень даже симпатичная... Впрочем, к черту эмоции! У него сейчас не должно быть никаких симпатий и антипатий. Он – контрразведчик, и главное для него – трезвый, холодный ум... Через три дня геофизики начнут проводить на скважинах каротаж... Как он будет действовать? Что предпримет?

9

Утром Рябинин пришел к Боголюбову в контору.

– Мне бы хотелось. Иван Васильевич, побыть здесь одному. Чтоб никто сюда не заходил. Вы извините...

– Понимаю, Борис Николаевич.

Начальник экспедиции торопливо спрятал в карман пиджака лежащие на столе папиросы, взял блокнот и авторучку. Что же нового известно Рябинину, почему он молчит? Не хочет говорить или не может?

– Вот вам ключ, Борис Николаевич... Закрывайтесь, вам никто не будет мешать. А я перейду в первую комнату, где совещания проводятся...

Рябинин кивнул и, когда начальник экспедиции вышел, запер изнутри комнату на ключ. Затем вынул складную лупу и фотоснимки, которые были отпечатаны по найденной у Шнейдера микропленке. Достал из красной папки контрольную каротажную диаграмму по 607-й скважине. Рядом с ней положил диаграмму по этой же скважине, полученную 22 июня, и три копии с нее – одну «кальку» и две «синьки». Взяв лупу, капитан долго изучал их, водил увеличительным стеклом по ним, подносил к окну, нюхал зачем-то...

Так прошло часа полтора. Наконец капитан удовлетворенно хлопнул ладонью по колену, спрятал фотографии во внутренний карман пиджака, а диаграммы – в красную папку. Открыл ключом дверь и вошел в смежную комнату.

Боголюбов сидел за столом и писал месячный отчет по экспедиции.

– Извините, Иван Васильевич... У меня к вам есть несколько вопросов, – произнес Рябинин, подходя к столу.

– Пожалуйста, Борис Николаевич.

– Скажите, кому Шарыкин сдает каротажные диаграммы, когда возвращается с участка?

– Каждую каротажную диаграмму, полученную в поле, он сразу же отдает под расписку интерпретатору геофизического отряда Березниковой. Березникова переносит с подлинника на кальку каротажную кривую, затем закладывает кальку в светокопировальный станок и получает две «отсинькованные» копии, или, попросту, – «синьки». Все это сдается в спецчасть и хранится в сейфе.

– Геологическую колонку на подлинник каротажной диаграммы наносят в конторе? Точнее: «стратиграфическую» колонку?

– Да. Это тоже делает Березникова.

– В конторе у геофизиков отдельная комната?

– Угадали.

– Где она расположена?

– Внизу, на первом этаже... Третья дверь направо, если входить с улицы.

– Кто туда заходит? Кроме геофизиков, разумеется.

– Я... и Вадим Никулин... Больше никто.

Рябинин удовлетворенно крякнул и, поблагодарив начальника экспедиции, снова направился в смежную комнату. Здесь он опять вытащил лупу и принялся внимательно рассматривать подлинники каротажных диаграмм и их копии... После этого подошел к окну, закурил. По палево-желтому укатанному грейдеру старенький трактор, постреливая из трубы бурыми колечками дыма, тащил деревянный копер буровой вышки. Сзади копра бежали собаки, заливаясь неистовым лаем...

Капитан рассеянно смотрел на все это. Что же получается? Шарыкин сдает Березниковой подлинники диаграмм без «стратиграфических колонок» – она их наносит в конторе. А на каждом из четырех снимков, сделанных по микропленке Шнейдера, есть «стратиграфические колонки». Следовательно, фотографировали не в поле, а в конторе. Это раз... Затем далее. Если сравнивать фотоснимки и подлинники, то можно заметить, что на подлинниках геофизические кривые более плавные и толщина их повсюду одна и та же; на фотоснимках же отчетливо видны в лупу неодинаковая толщина каротажной кривой, разные ее наклоны и места переходов. Кроме того – и это важнее всего! – на фотоснимках нет цифровой сетки, которая есть на подлинниках. Отсюда вывод: фотографировали не с подлинника, а с копии... А поскольку все «синьки» покрыты мелкими светло-коричневыми пятнышками, – светочувствительная бумага, очевидно, не очень хорошая, а фотоснимки получились очень хорошими и чистыми, – то выходит, что фотографировали не с «синек», а с «калек»...

Рябинин долго стоял у окна, еще и еще раз повторял свои выводы, пытаясь найти в них слабое звено... Однако получалось все стройно, каждая деталь подкреплялась фактами. А это уже много значит... Итак: снимки сделаны в конторе, с «калек».

Вечером, когда закончился рабочий день и контора опустела, Рябинин взял в спецчасти ключ от комнаты геофизиков и в присутствии начальника охранной команды экспедиции лейтенанта Захарова снял с замочной скважины пластилин, на котором отчетливо была видна печать, и отпер дверь.

Комната геофизиков была большой, просторной. В ней стояло два стола. Большой стол был застелен плотной розовой бумагой, на нем лежали книги по геофизике, две батарейки «Сатурн» и перекидной календарь.

– Это стол Шарыкина? – спросил Рябинин у лейтенанта Захарова.

– Так точно.

Капитан пролистал «Промысловую геофизику» Дахнова, поглядел на забранные толстыми решетками окна.

– А это место – Березниковой, – с готовностью пояснил Захаров, вытирая носовым платком лысину. Лейтенант чувствовал себя виноватым перед капитаном (да и не только перед ним!) и старался во всем ему угодить – вчера Рябинин «потрошил» его, как говорится, по всем статьям. И поделом: в Н-ской экспедиции орудует агент иностранной разведки и под носом у Захарова фотографирует геологическую документацию! Куда же смотрит охрана?

Рябинин прошелся взглядом по большой черной готовальне на столике Березниковой, по логарифмической линейке и железному транспортиру, по выстроившимся в ряд флаконам с разноцветной тушью. Аккуратная девушка...

В углу комнаты стоял какой-то продолговатый предмет, похожий на большой ящик, он был покрыт чехлом из черного ситца.

– Что это? – поинтересовался капитан.

– Самодельный светокопировальный станок... На нем геофизики «синькуют» каротажные диаграммы... – Захаров с предупредительностью откинул черный чехол. – Детище Шарыкина...

Рябинин долго осматривал станок... Ничего особенного в нем не было. Обыкновенный сосновый ящик. Сверху лежит выгнутый в виде мостика плексиглас, его покрывает толстый, грубый брезент, устланный для утяжеления пластинами свинца. Внутри ящика – восемь мощных люминесцентных трубок, по две на каждой стенке.

– Как часто геофизики «синькуют» каротажные диаграммы на этом станке? – спросил Рябинин.

– В конце каждого месяца.

Капитан потрогал люминесцентные трубки, осмотрел зачем-то пол под станком. Еще раз провел ладонью по гладкому, прозрачному мостику из плексигласа и снова покрыл станок черным чехлом. Вскинув голову, ткнул пальцем в потолок:

– Над геофизиками – кто?

– Начальник экспедиции Боголюбов. Его второй кабинет находится как раз над этой комнатой.

– А внизу что?

– Внизу, товарищ капитан, котельная.

Рябинин подошел к столу Березниковой, снова повернулся к Захарову... Скорее всего, где-то здесь или поблизости кроется тайна фотографирования «Иксом» каротажных диаграмм. Пока он, капитан, уверен лишь в одном: снимки сделаны в конторе, с «калек»... Но где именно?

– Вы знакомы с технологией «синькования» каротажных диаграмм?

– Так точно. Это входит в компетенцию спецчасти... – отозвался лейтенант. – Процесс этот несложен...

– Расскажите.

– Пожалуйста... Предназначенные для «синькования» кальки каротажных диаграмм кладут на плексигласовый мостик, покрывают светочувствительной бумагой, а сверху устилают брезентом со свинцовыми пластинами, чтоб «кальки» плотнее были прижаты к плексигласу. После этих манипуляций накидывают на станок чехол и включают на некоторое время освещение. Бумагу вскоре забирают – и в аммиачную камеру. Через пятнадцать минут «синьки» готовы...

– Понятно...

– Как же ему удалось сфотографировать, товарищ капитан? Где я допустил оплошность? Когда?.. Надо было, наверно, держать в конторе не два охранника, а четыре...

– Сейчас, лейтенант, поздно об этом говорить. Время повернуть вспять невозможно. Но выводы... вам следует сделать. Очень серьезные выводы!

– Я уже сделал... – тихо ответил Захаров.

Капитан внимательно взглянул на лейтенанта, но сказать – ничего не сказал. Побыв еще некоторое время в комнате геофизиков, он поднялся к начальнику экспедиции.

Дел было невпроворот, и Боголюбов остался сегодня после работы. Чтобы не мешать начальнику экспедиции, капитан прошел в смежную комнату... Здесь он вытащил из внутреннего кармана пиджака фотоснимки каротажных диаграмм и снова принялся изучать их под лупой... Пока сомнений не вызывало лишь одно: вражеский разведчик фотографировал где-то здесь, в конторе. Кому легче всего это сделать? Очевидно, тому, кто непосредственно связан с каротажем, то есть геофизикам – Шарыкину, Березниковой, Завьялову, Тополевскому... Предположим самое худшее: кто-то из этих четверых – агент иностранной разведки. Но тогда зачем бы он фотографировал каротажные диаграммы? Ведь конечной целью для агента является подсчет с помощью геологической карты месторождения запасов редких металлов, а такая карта, как говорит Боголюбов, у геофизиков есть, и они часто ею пользуются, когда обрабатывают каротажные диаграммы. На кой же бес вражескому разведчику усложнять дело, терять попусту время? Зачем составлять геологическую карту по каротажным диаграммам, если можно сфотографировать ее – уже готовую – и дело с концом? Не-ет, тут что-то не то. Если бы агентом иностранной разведки был кто-то из геофизиков, он бы, пожалуй, избрал второй вариант – фотографирование уже готовой карты, – это наиболее логичный путь... Но если не геофизики, то кто же тогда? Надо подумать... В конторе к геофизикам в комнату никто из посторонних не заходит, кроме Боголюбова и Никулина. Начальник экспедиции и секретарь партбюро – надежные, проверенные люди. Они, значит, тоже отпадают. А между тем, каротажные диаграммы были сфотографированы... Кто же это сделал, кто?.. «Дифференциальное уравнение в частных производных», – сказал бы по этому поводу любящий говорить математическими терминами майор Тищенко... Где же искать отправную точку решения этого уравнения?.. Шарыкин, Завьялов... Тополевский, Березникова... Неужели, черт подери, я в своих рассуждениях допускаю где-то ошибку? Но где же, где?

Рябинин вздохнул, прошелся по комнате. Что же получается: геофизики вне подозрений? Нет, такой вывод делать пока рано. Вражеский разведчик – умный, хитрый человек. Недооценивать его нельзя. Он тоже, пожалуй, знает о том, что геофизикам проще всего фотографировать уже готовую карту, а не составлять ее по каротажным диаграммам. И если предположить, что враг – среди геофизиков (эта версия тоже имеет право на существование!), тогда он нарочно может избрать второй путь получения геологической карты, чтобы снять с себя подозрение. Но не слишком ли это громоздко? Не усложняю ли я дело? Может, все гораздо проще?..

Капитан долго еще разглядывал под лупой фотоснимки каротажных диаграмм, тасовал...

Поздно ночью из дому Рябинин связался по коротковолновому передатчику с Никоновым. Тот сообщал, что проведенная в лаборатории областного управления госбезопасности геологическая экспертиза грунта, взятого в тех местах, где неизвестный человек оставил отпечатки своих сапог, установила следующее: по минералогическому составу данный грунт весьма пестр. Кроме глинистых частиц и крупинок кварца, в нем были обнаружены желтые зернышки минерала аурипигмента и красные зернышки минерала реальгара. Принимавший участие в экспертизе кандидат геолого-минералогических наук, главный инженер геологоуправления Синихин считает, что крупинки этих минералов были принесены в Н-ск откуда-то со стороны. Подобных веществ при проведении изысканий для строительства автомагистрали Т. – Н-ск установлено не было...

Таковы были сообщения о результатах экспертизы.

Рябинин откинулся на спинку стула. Откуда же все-таки попали в Н-ск крупинки реальгара и аурипигмента? А может, он занимается не тем, чем нужно? Где гарантии, что эти крупинки связаны с делом «Автотурист»?

10

Двадцать второго июля геофизики начали проводить гамма-каротаж остальных шестнадцати скважин месторождения. По указанию Рябинина лейтенант Захаров организовал скрытое наблюдение за машиной геофизиков непосредственно в поле.

Побыв на участке, капитан вернулся в поселок и первым же делом зашел в контору, к Боголюбову.

Поздоровавшись с начальником экспедиции, Рябинин сразу приступил к сути:

– Мне, Иван Васильевич, нужно знать, в каком месте или... в каких местах... вблизи Н-ска встречаются минералы реальгар и аурипигмент?

Боголюбов, покряхтывая, вылез из-за стола.

– Минералы реальгар и аурипигмент?.. Гм... – Некоторое время начальник экспедиции неподвижно смотрел на разложенные папки. – Что-то я не припоминаю, чтобы возле Н-ска их находили... Нет, этих минералов мы тут не встречали... Никогда!

– Ну, а если не возле Н-ска, а... подальше? В горах, например?

– В горах? – Боголюбов недоуменно поскреб пальцем над ухом. – Насчет гор, Борис Николаевич, дело посложнее... Сразу я вам сказать ничего не могу, надо посмотреть геологические профили и разрезы – а их довольно-таки немало! – пораскинуть мозгами. Горы вокруг Н-ска я в свое время облазил вдоль и поперек, но реальгара и аурипигмента, насколько мне помнится, там тоже нет... Впрочем, надо будет подумать, вспомнить кое-что... Вам это срочно?

– Срочно, Иван Васильевич.

– Хорошо. Буду думать.

В тот же день, после работы, Боголюбов пришел к Рябинину.

– Вспомнил! – обрадованно проговорил начальник экспедиции. – Реальгар и аурипигмент встречаются в Волчьей пади! Есть такое местечко в горах... Его даже не все знают, разве что старые охотники, вроде Брянцева...

– Та-ак... – протянул, взвешивая услышанное, капитан. Вытащив блокнот, спросил: – Далеко до этой пади?

– Ну... прямой дороги туда нет... А так – километров двенадцать будет, не меньше... – Боголюбов достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенную крупномасштабную карту. – Вот, смотрите... Волчья падь находится на юг от Н-ска... Она примерно вот здесь... где берет начало ручей Ледовый... Раньше тут водилось много волков, да и сейчас иногда встречаются, хоть и не так часто... Место – довольно-таки глухое: густая тайга, горы. В трех километрах от Волчьей пади расположено Черное озеро. Вода там загрязнена, поэтому рыба не водится...

– Ясно... Ну, а в других местах реальгар и аурипигмент не встречаются?

– Нет... Я посмотрел множество геологических разрезов и отчетов по съемке. Вспомнил свои маршруты по горам. И со всей ответственностью могу заявить следующее: реальгар и аурипигмент встречаются в нашем районе только в Волчьей пади – и нигде больше.

– И много там... этих минералов?

– Одно-единственное обнажение – на склоне горы. Никакого практического интереса не представляет, – пояснил Боголюбов.

Расспросив у начальника экспедиции, как лучше всего идти в Волчью падь, Рябинин крепко пожал ему руку:

– Спасибо, Иван Васильевич!

11

Утром двадцать седьмого июля (это было воскресенье) Рябинин взял ружье, карту, компас и двинулся к Волчьей пади.

Капитан шел по глубокому распадку; слева и справа высились горы: зеленые, струящиеся стеклянными ужами летнего марева. Идти было нелегко – чем дальше от поселка, тем все гуще и гуще становилась тайга. То и дело доводилось обходить стороной большие кучи валежника и поваленные бурей деревья, высокие мшистые валуны и маслянисто поблескивающие на солнце бочаги, в которых отражались деревья.