Текст книги "Ход конём"

Автор книги: Евгений Руднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Я, Оля, вот о чем подумал... Учитывая создавшуюся ситуацию, имеет смысл, наверно, ознакомить Андрея Платова с тем, что происходит. Нужно, чтобы он знал: главарь банды Барон – наверняка в отделе древнерусских городов НИИ археологии... Платов – парень с головой. Кандидат наук, дружинник. Год назад в партию приняли... Да и в каратэ он знает толк – первый разряд имеет...

– В феврале месяце Андрей выполнил норму кандидата в мастера...

– Тем более! – оживился Семенов и после продолжительной паузы снова вопросительно посмотрел на Ольгу: – Ну, что молчишь? Прав я или нет, как ты считаешь?

Карелина задумчиво рассматривала авторучку.

– Парень, конечно, Андрей толковый, ввести его в курс дела можно... Но ведь он, Матвей Степаныч, – не профессионал...

– Ну и что?

– Как бы не переусердствовал в своем стремлении найти поскорее Барона. Главарь банды – волк битый, чуть что не так – сразу почувствует...

На выдубленное временем и заботами лицо Семенова легла решимость.

– А ты все-таки побеседуй с Платовым! Побеседуй и скажи, как ему надо вести себя в создавшемся положении. Думаю, этот парень нам поможет. То, что Гена Стародубцев там работает, – конечно, хорошо. Но иметь еще одного своего человека в отделе древнерусских городов – это, уважаемая Оленька, не лишне.

Карелина одобрительно кивнула.

– Хорошо, Матвей Степаныч, я поговорю с Платовым.

– Поговори. Сегодня же. – Полковник встал и направился к двери.

Когда он вышел, Карелина откинулась на спинку стула, закрыла глаза. Да, Семенов, пожалуй, прав. Андрей Платов может существенно помочь нам... И все-таки: кто же Барон? Сохальский? Милованов? Наливайко?.. Володя Савченко убежден, что главарь банды – кто-то из этой тройки. Не вспугнуть бы его раньше времени... Волощук был отравлен, но знают об этом только органы прокуратуры и милиции. В НИИ археологии пущен слух, что Волощук умер своей смертью, от инфаркта. Бегал трусцой без консультации с врачом... Запутанное дело. И уже есть просчеты.

Жаль Волощука. Еще одна человеческая жизнь... За что ж они расправились с ним? Чем он им мешал? Хотели, наверно, привлечь в банду, шантажировали. Впрочем, может, дело было и не так, кто знает... Волощук, конечно же, не совсем чист, есть грехи. И все-таки они его убрали. Для чего? Решили заткнуть рот? Или была иная причина?.. Волощук сфотографировал топоплан Зеленой горы – того места, где предстоят раскопки, играл в преферанс...

Стародубцев высказал предположение, что Волощук мог сам принять яд. Самоубийство, дескать... Нет, с «Жигулевским» пивом яд нормальные люди не принимают. Его подсыпали.

Ольга тяжело вздохнула, захрустела нервно пальцами... Сначала Лукьянов, потом – Волощук... Волощук и Лукьянов... Недоглядели! Где-то просчитались. Обидно. Утешение только в том, что если бы все заранее предвидеть, то и проблем бы не существовало. Зачем возводить на себя напраслину? Они делают все, что могут.

Карелина тряхнула головой, решительно взяла телефонную трубку.

– Алло! Отдел древнерусских городов?.. Мне, пожалуйста, Стародубцева... Кто спрашивает? Одна знакомая... Приятный голос? Мерси! Добрый день. Это я, узнаешь?.. Геночка, надо бы нам встретиться. Соскучилась по тебе... Да-да, на старом месте, как всегда... Нет, все в порядке, не беспокойся. Дома тоже. Привет тебе от дяди Матвея. Гена, а кто это сейчас со мной разговаривал по телефону? Кто? Наливайко?.. Гм... Ну ладно, до вечера.

17

Пока Савченко изучал в НИИ археологии табели учета рабочего времени и отчеты по командировкам Наливайко, Сохальского и Милованова, а Карелина встречалась со Стародубцевым и Платовым, лейтенант Сергей Капица продолжал опрос квартирных соседей Волощука.

Улица Новаторов, дом 23. Почти сто квартир. Двести сорок два жильца...

К сожалению, ничего интересного установить не удалось, к тому же и сведения были противоречивые. Девятнадцатого апреля днем Волощука видели сидящим у дома на лавочке, под каштаном, потом он ушел. Одни соседи – пенсионер Завалов, например, из квартиры № 46, домработница Калиниченко из квартиры № 32 – утверждали, что Волощук направился к третьему подъезду дома, а вот другие – Перебийнос, Глухарев, Войтецкий – говорили совсем иное: Волощук, мол, пошел к остановке трамвая. Дворник Филимон Бульба и вовсе объяснял все по-другому: вначале Волощук двинулся к остановке трамвая, затем повернул обратно и, не доходя до своего подъезда, остановился, словно вспомнив о чем-то, хлопнул себя ладонью по лбу. После этого завернул за угол и сел в автобус, идущий в направлении станции метро «Левобережная».

Эти сведения не проясняли, а наоборот – запутывали и без того сложную ситуацию. Чтобы установить, кто из соседей Волощука говорит истину, а кто что-то путает по забывчивости или незнанию, – нужно было время. А вот его-то как раз и не хватало...

Мрачный, недовольный собою Капица вернулся в управление и доложил Карелиной о том, что узнал.

Ольга выслушала его, не перебивая, потом тихо, рассудительно заметила:

– Ну что ж, лучше хоть что-то иметь, чем вообще ничего. Не расстраивайтесь, Сережа. – Подняла голову, прищурилась. – Для нас очень важно знать, кто именно приходил вечером 19 апреля к Волощуку, с кем он пил пиво. Этот человек и отравил, очевидно, Волощука.

– Понимаю, товарищ майор.

– Должен же был кто-то видеть его!

Назавтра лейтенант Капица снова отправился на улицу Новаторов, к дому № 23. И опять начались расспросы жильцов, уточнения...

На этот раз Сергею повезло больше. Старушка Пелагея Антоновна Селезнева, проживающая в квартире № 16, оказалась человеком не только острым на язык, но и наблюдательным, смекалистым. Как только Капица завел с ней разговор насчет того, знала ли она покойного – из квартиры № 48, Пелагея Антоновна сразу же перебила его:

– Ты, милый, не вертись вокруг да около, как кот Васька! Тебя, наверно, интересует не столь Ваня Волощук, сколь те, кто ходил к нему, а?

Капица усмешливо растянул губы, отдавая дань проницательности старушки.

– А почему вы так решили, если не секрет?

– Да какой тут секрет, милый... Вани уже нет, завтра, почитай, девятый день пойдет, поминки надо справлять. Мертвый – он и есть мертвый. От него ничего теперь не узнаешь... Стал быть, ясно, кто тебе сейчас нужен. Те, с кем Ваня встречался по вечерам, играл в этот самый... как его...

– Преферанс?

– Во-во! Часто играл.

– Откуда вы знаете?

– Заходила к нему иногда, видела.

– Вы?! Кино... Да он же ни с кем из соседей не водил дружбы, ему даже прозвище дали: Чужой! Замкнутый он был, нелюдимый...

– Э-э, что ты понимаешь в жизни, милок? – сердито прошамкала запавшим ртом старушка. – Молодой ты еще и зеленый... Сколь годочков-то тебе?

– Двадцать три.

Старушка задумчиво пожевала бескровными губами.

– То-то и оно... Человек... он, милый, такое существо, что сам жить не может. Дерево тянется к солнцу, а человек – к людям... У меня, парень, никого нет – все померли, одна как перст. И у Вани – тоже никого не было. Отца и матери он не помнил, у сестры воспитывался – в Вологде она жила. Ну, а год назад и сестра энта, Агафья, преставилась, царство ей небесное. Остался Ваня один... Мы с ним познакомились аккурат, когда Агафьи не стало. Выгуливала я тогда свою кошку, а тут и Ваня повстречался – бродит, стал быть, по скверу. Ну, то да се, разговорились. Мрачный он, правда, тогда был, не шибко охоч был к разговору. Оно и понятно: единственная родная душа была – и та приказала долго жить... – Старушка сделала паузу, погладила сидящую у нее на коленях симпатичную кошку с зелеными, как крыжовник, глазами. – Стала я к нему заходить, а он – ко мне. Чем-то я ему пришлась по сердцу, потому как сладил мне полочки в кухне, починил краны. Особенно благодарна я ему за краны, потому как ежели вызывать слесаря из ЖЭКа – готовь сразу рубль, а то и три. А откель я возьму, пенсия-то не ахти, шестьдесят рубликов. А за квартиру заплати, за газ и лекарство тоже отдай, а потом же еще и Мурке надо колбасы какой-нибудь дешевой купить...

– Простите, Пелагея Антоновна, но кто же все-таки приходил к Ване в последнее время, с кем он играл в преферанс? Может, наведывался кто-либо из дальних родственников, а?

– Да нет, милый, не было у него родственников... ни близких, ни дальних... А в карты он играл с мужиками из его же института... Одного Глеб звать, другого – Семен... Сеня... а третьего – Федор...

Капица одобрительно закивал: старушка ему нравилась все больше.

– А вот девятнадцатого... во вторник вечером... вы случайно не видели, кто к нему приходил?

Пелагея Антоновна вытащила из кармана старенького байкового халата чистый носовой платочек, вытерла уголки губ.

– День энтот помню хорошо... Я тогда пошла к Сысоевне телевизор цветной смотреть – в пятидесятую квартиру. Было это в восемь вечера... Дочь с мужем у Сысоевны в отпуске – в Ялту укатили, с собой и пятилетнего Саньку взяли. Опять же, море, воздух. А у Саньки – гланды...

– Квартира Сысоевны, если мне не изменяет память, рядом с квартирой Волощука?

– Да, так и есть... Ну, попили мы, значит, с нею чаю, покалякали самую малость – и стали смотреть фильм по телевизору...

– Какой, не помните?

– Ну, энтот... как его, про Штирлица... Когда фильм кончился, Сысоевна выключила телевизор, и мы выпили напоследок еще по стакану чаю, с клубничным вареньем... Ступила я на лестничную клетку и вижу, как из Ваниной квартиры кто-то вышел. Свет там горит не все время, ЖЭК поставил это... что щелкает... как его...

– Реле?

– Во-во... Оно самое... Экономия электроэнергии... Так вот, когда я захлопнула дверь квартиры Сысоевны, то увидела, что от Вани вышел какой-то человек. Разглядеть его не смогла, потому как свет на лестничной клетке в этот момент не горел, я даже споткнулась. А потом, когда лампочка сызнова вспыхнула, человек энтот скрылся в кабине лифта. Спину только и узрела...

Сергей передвинул стул поближе к старушке, потемнел лицом.

– А как выглядел этот человек, Пелагея Антоновна?

– Высокий такой... В полосатой куртке... одна полоса белая, другая – красная, а воротник – синий...

– Кого он вам напоминает? Я имею в виду тех, кто ходил к Волощуку... Глеба? Федю? Семена?

Старушка скособочила острые плечи.

– Я же тебе говорю: спину ведь только видела! А они, милый, все высокие – и Глеб, и Федор, и Семен... Вот ежели по куртке судить...

– Ну-ну... – дугой выгнул бровь Сергей.

– Такие куртки я видела раньше только у двоих: у Глеба и Федора...

«Та-ак, неплохо... Глеб – это Сохальский, а Федор – это Милованов...» – Капица встал, прошелся по комнате.

– Скажите, Пелагея Антоновна, ну а на зрение... на зрение вы не жалуетесь?

Старушка хмыкнула, покачала головой.

– Ты, милый, опять сумневаешься, по лицу вижу, – обиженно произнесла она. – А коль сумневаешься, не надо было и вовсе приходить ко мне.

– Видите ли, Пелагея Антоновна...

– Я, любезный, – перебила старушка Сергея, – восьмой десяток уже разменяла, а очков не ношу. Не нужны они мне, понимаешь? И муравьев в лесу самых махоньких без линз твоих вижу, грибы лучше всех ищу... Вру, думаешь?

Сергей смущенно переминался с ноги на ногу.

– Зря вы так, Пелагея Антоновна... Ни о чем таком я не думаю. Не обижайтесь, пожалуйста. А то, что про зрение спросил – так ведь поймите и вы меня: в ваши годы у многих с глазами неважно.

– Это верно... верно говоришь...

– Я очень вам признателен за все! Спасибо!

18

Андрей Платов любил свою работу.

Делая раскопки, ты находишь ноздреватые, источенные временем фундаменты домов, в которых жили твои предки пятьсот или тысячу лет назад, картографируешь площади и целые улицы, извлекаешь из земли старинные амфоры, искусные фрески, потемневшие кольчуги и тяжелые мечи воинов, напечатанные на папирусах и вымоченных в специальном растворе овчинных шкурах творения знаменитых летописцев. Ты полностью окунаешься в ту далекую, как звезды на небе, эпоху, видишь обширные древние городища и святилища, видишь людей, которые ходили тогда по узким деревянным улочкам, их экзотическую одежду, длинные – до земли – платья; браслеты из слоновой кости, золотые пекторали (нагрудные украшения) на женщинах; бородатых мужчин в холщовых рубахах и лаптях; столы, заставленные глиняными горшками с хлебным квасом и выточенными из березы квартами с хмельной пенящейся медовухой...

«Но все-таки о чем же мечтали люди тогда? К чему стремились, чем жили? Каков был образ их мышления? – не раз спрашивал себя Платов. – Ведь люди эти – мои предки! Я должен знать о них все...»

Вот и сейчас – накануне раскопок на Зеленой горе – он испытывал те же чувства. А тут еще эта загадочная смерть Волощука, разговор со следователем Карелиной...

В отделе древнерусских городов – сто двадцать три человека, раскопки ведутся на восьми участках. Поди знай, где именно находится этот змей подколодный... От него можно ждать любой подлости, об этом Карелина предупреждала... У них, значит, целая банда. Цель, видимо, одна – захватить старинные предметы из золота, которые будут извлечены при раскопках на Зеленой горе. Будут, очевидно, золотые монеты, браслеты, кольца, колты, пекторали. Геофизики говорят, что клад потянет килограммов на сорок, не меньше. Лакомый кусочек для банды... И пронюхали же, сволочи! Уже и археологию хотят использовать для личной наживы! Оборотни, спруты...

На новый участок Платов приехал в девять утра. Здесь же были начальник отдела Гущин, Омельченко, Кравцов... Чуть поодаль сидели на бревне рабочие, завхоз Сохальский. Ярко светило весеннее солнце, поблескивали золотые купола Воздвиженской церкви. Вокруг одевшихся в зеленую листву лип и каштанов кружили птицы. Пахло суглинком.

– Ну что, Андрей Захарыч, будем начинать? – вопросительно взглянул на Платова Гущин.

– Да, Николай Палыч, пора, – кивнул тот. – Чем раньше, тем лучше. Днем обещают плюс двадцать девять. Жарища будет.

– Почти как в Сахаре. Непривычная для Киева температура, особенно в апреле, – вставил Омельченко.

– Меняется климат, меняется... – Гущин перевел взгляд на Андрея. – Где именно будем начинать раскопки? Показывай карту.

Платов вытащил из портфеля сложенный вчетверо, наклеенный на марлю топоплан Зеленой горы.

– Вот здесь... в этом месте... – Он ткнул незаточенным концом карандаша в коричневый эллипс карты. – Здесь мы наметили пройти два разведочные шурфа и четыре профиля. А затем используем уже существующий строительный котлован, который заглублен на восемь метров, и продолжим раскопки. В процессе работы будем отбирать пробы для проведения различных анализов...

– Что именно думаете использовать?

– В первую очередь – радиоуглеродный метод... попытаемся определить точный возраст культурного слоя по остаткам древесных угольков и обугленных костей. Кроме того, большие надежды возлагаю на археомагнитный метод, дендрохронологию, споро-пыльцевой и петрографический анализы. Ну и, конечно же, – древние монеты кое-что расскажут...

– Ну, а как со снаряжением? Ничего не забыли?

– Да нет, все вроде есть... Буссоль Стефана, теодолит, полевые буры, щупы, шанцевые лопатки, флейцы... Завхоз позаботился.

– Отменно. – Гущин помолчал. – Не мне объяснять вам, Андрей Захарыч, насколько важен для нас этот объект. Еще раз напомните, пожалуйста, рабочим: копать только тонкими срезами, чтобы земля не сыпалась с лопаты. Землю из щелей выдувайте мехами. Обнаруженные при расчистке предметы не сдвигать с места, землю с них удалять с помощью ланцета или штукатурного мастерка. Все это – азбука археологии, вещи давно известные, но увы! – порой о них забывают. А урон от этого – невосполнимый!

– Не беспокойтесь, Николай Палыч, все будет хорошо. Краснеть за нас не придется, – успокоил начальника отдела Платов.

Гущин придирчиво и долго смотрел то на топоплан, то на местность перед собой.

– Два шурфа, значит, и четыре профиля?

– Именно так, Николай Палыч.

Начальник отдела расстегнул пиджак и ослабил немного галстук: становилось все жарче. Одобрительно пожевал губами:

– Ну что ж, разумно, разумно, коллега... Держите меня в курсе событий. Желаю удачи! – Гущин заторопился к стоявшей внизу, у подножья горы, серой «Волге».

Платов спрятал топоплан и направился к рабочим.

– Давайте, ребята, начинайте. Сначала первый шурф...

Подошел завхоз Сохальский. Поздоровался, обнажил крепкие белые зубы.

– Шикарный денек, Андрей Захарыч, правда? Солнышко, все цветет и благоухает. Не погодка, а мечта!

– Погодка и вправду что надо. Лучше не придумаешь, – согласился Платов.

– Все радует глаз! А какие я вам флейцы чудесные достал, а? Любо-дорого проводить ими расчистки! А лестницы веревочные, щупы, тачки?!

– Да, потрудились вы, Глеб Михалыч, на славу. Обеспечили нас всем необходимым. Спасибо!

Завхоз снова заулыбался, подмигнул Платову: знай, мол, наших. Потом посерьезнел и деловито сказал:

– Просите, что нужно. Все достану. Интересная тут, говорят, тема. Хочу помочь науке. Золото там, говорят, будет...

– Заранее признателен, – кивнул Платов.

От высокой фигуры завхоза падала короткая черная тень. «С чего такое служебное подобострастие? Раньше Сохальский этим не отличался. Надо бы рассказать обо всем Карелиной...» Платов стряхнул странное оцепенение после разговора с завхозом и пошел к шурфу.

19

Владимир Савченко дотошно рассматривал под лупой квитанцию оплаты за проживание в гостинице. Он вертел ее в руках, подносил к свету. То хмурил редкие, белесые брови, то улыбался загадочно.

«Гостиница «Верховина», г. Черновцы... Номер комнаты 82... Цена за сутки – 3.50... Дата приезда: 14 апреля... Срок проживания с 14.04 по 19.04... Оплачено 19 рублей 25 копеек... Гм... Значит, оплачено за пять с половиной суток. Почему? Ага, вот здесь... За 14 апреля – 1 рубль 75 копеек, то есть прибыл после полуночи... Ну, а билет? Поезд № 13 Черновцы – Киев... Компостер за 19 апреля. Отправление – в 23.52, прибытие в Киев – в 7.40, то есть уже 20 апреля... Вот и алиби!.. Так-так... За 19 апреля уплачено полностью, а расчет в гостиницах страны – с 12 часов дня. Это – расчетное время... Уплачено полностью, хотя отправление в 23.52, то есть до 12 часов ночи...»

Владимир долго смотрел в одну точку. Потом подошел к красному телефону спецсвязи, заказал Черновцы, Главное управление внутренних дел.

– Моринец?.. Здравствуй, Вася! Савченко беспокоит... Да нет, все в порядке... Как Наташа? Прооперировали?.. Ну, слава богу. Передавай ей привет от меня и Нины. Пусть побыстрее выздоравливает... У меня к тебе просьба, Вася. Ведем тут одно запутанное дело, надо кое-что уточнить... Возьми бумагу и авторучку. Записывай. С 14-го по 19 апреля сего года в черновицкой гостинице «Верховина» проживали два сотрудника НИИ археологии из Киева – Глеб Михайлович Сохальский и Федор Кузьмич Милованов... Записал? Проверь, пожалуйста, не уехал ли кто-либо из них раньше 19-го... Это очень и очень важно! Да-да. И сразу же позвони... Спасибо! Ну, будь.

Опустив трубку на рычаги, Владимир взял железнодорожный билет на поезд № 13 Черновцы – Киев и отправился в научно-технический отдел УВД.

НТО был на третьем этаже. В трех больших высоких комнатах, выходящих окнами на тенистую каштановую аллею парка, работали люди в белых халатах. Лаборанты, эксперты-криминалисты, математики, инженеры-программисты. На длинных столах стояли бутылки и колбы с разноцветными химическими реактивами, пробирки, аптекарские весы, различные микроскопы. У одного из окон – на тумбочке – большой букет сирени... Таинственно поблескивали белые индикаторы замысловатых приборов с множеством кнопок, выключателей и ручек, приветливо светился зеленый экран осциллографа, по которому бегала желтая змейка. Пахло сернистым ангидридом, сиренью...

Медленно продвигаясь вдоль столов, Савченко здоровался с сотрудниками НТО и искал глазами Кудрявцева. Илья стоял у помигивающего компьютера – разглядывал какую-то диаграмму. Белый халат расстегнут, галстук снят...

– Ну что... снова принес кроссворд?

Владимир чуть заметно усмехнулся и протянул Кудрявцеву железнодорожный билет.

– Поколдуй над этой бумажкой, пожалуйста.

– Что-то есть?

– В лупу плохо видно, но на обратной стороне, по-моему, была какая-то запись карандашом. Ее стерли...

Кудрявцев смотал в рулон диаграмму и, положив ее на стеллаж, взял пинцетом железнодорожный билет.

– Тебе срочно?

– Это по делу банды Барона.

– Ясно.

Ровно через полчаса Илья вручил Савченко отпечатанное на стандартном бланке предварительное заключение по билету. Билет – настоящий, компостер и тарифная сетка – в порядке. На обратной стороне билета карандашом ранее было написано: «Б. 444-24-83» Запись стерта твердой, с примесью стекла, резинкой.

– Вроде как номер телефона... – повел плечами Кудрявцев.

– Похоже.

– Проверь, старик, проверь...

– Ну а буква «Б» что обозначает?

– Много хочешь.

– Ладно, спасибо и на том.

Савченко направился к себе. «Судя по количеству цифр, телефон этот либо московский, либо ленинградский, либо киевский, – размышлял Владимир. – Начну-ка я с Киева, как-никак этот билет на поезд Черновцы—Киев...»

Через центральный телефонный узел Савченко узнал, что номер 444-24-83 присвоен абоненту по адресу проспект Космонавта Комарова, дом 26, квартира 73, и числится за Долматовым Евгением Борисовичем, инженером киевского завода «Арсенал».

Навели справки о Долматове. Оказалось, что инженер третий месяц пребывает в заграничной командировке – на Кубе. В Киев вернется лишь в августе.

– Любопытно... – произнесла задумчиво Карелина, когда Савченко доложил ей обо всем. – Очень любопытно... Ты не узнавал, Долматов женат?

– Женат. Двое детей. Жена – Бронислава Казимировна (до замужества – Пшимановская), работает редактором в издательстве. 18-го, 19-го и 20 апреля находилась в Киеве.

– Запутанная ситуация. И чем больше думаешь над всем этим, тем больше возникает вопросов. Запись на билете мог ведь сделать не только владелец его... Да и вообще, железнодорожный билет можно приобрести и не в кассе...

– Понимаю.

«След может оказаться ложным, но довести версию до конца все равно надо, – размышлял Савченко. – Этот человек либо знает кого-то из Долматовых, либо тут что-то другое... Ну что, что?»

Черные глаза Карелиной полыхнули решимостью:

– Данный ребус надо обязательно разгадать... Знаешь что, Володя... Поезжай-ка ты к Долматовой и поговори с ней!

– Рискованно... А вдруг она связана с бандой?

– Не думаю. Но если она действительно поддерживает с преступниками связь, то от Брониславы Казимировны обязательно потянется ниточка. Что-то да будет у нас! В любой версии нужна отправная точка. А дальше – в зависимости от обстоятельств. – Ольга внимательно взглянула на Савченко. – Если я в чем-то ошибаюсь, скажи. Обсудим, выберем лучшее.

Владимир задумчиво покачал головой.

– Да нет, ты, пожалуй, права. Надо ехать к Долматовой.

...Савченко одернул по привычке клетчатый пиджак, нажал кнопку электрического звонка. Мягкие мелодичные звуки. Торопливые шаги...

Дверь открыла молодая миловидная женщина с белокурыми волосами.

– Здравствуйте. Мне нужна Бронислава Казимировна Долматова...

– Это я... – Большие серые глаза женщины приветливо взирали на гостя. – Вы, наверно, из Киевгаза, да? По поводу замены газовой плиты, угадала?

– Прошу прощения, Бронислава Казимировна, но я не из Киевгаза. – Савченко показал удостоверение.

Долматова удивленно задвигала длинными пушистыми ресницами. «Волосы не красит, и ресницы не приклеенные, а настоящие...» – тотчас же зафиксировал наметанный глаз оперуполномоченного уголовного розыска.

– О, Езус-Мария... Не понимаю, право... Не знаю даже, что и подумать...

– Может, вы все-таки... пригласите меня в квартиру? Как-то неудобно на пороге разговаривать.

– Ах, да, конечно... Извините, ради бога! – спохватилась Долматова и покраснела. – Проходите, пожалуйста... Проходите, товарищ милиционер...

Савченко поблагодарил и двинулся следом за хозяйкой. Вошли в просторную, со вкусом обставленную комнату. Низкая мебель, цветной телевизор. На столе – большой букет огненно-красных тюльпанов, перепоясанная шпагатом коробка с тортом, духи «Рижская сирень» в красочной упаковке.

Перехватив взгляд Савченко, обращенный на стол, Долматова улыбнулась и пояснила:

– У меня сегодня день рождения... Сослуживцы поздравили...

Владимир смущенно потер кончик носа.

– Извините, что не вовремя... Разрешите и мне поздравить вас.

– Спасибо! – Вспышка белых ровных зубов осветила ее круглое, с ямочками на щеках лицо.

– Еще раз прошу извинить меня... Вопросы, которые я хочу задать, могут показаться вам странными, несуразными даже. Но для нас все это очень важно... Я могу рассчитывать на вашу помощь?

– Да-да, конечно, – отозвалась с готовностью хозяйка. – Все, что могу, сделаю. Спрашивайте.

– У вас телефон в квартире давно?

– Да лет десять уже, а что?

Савченко достал из папки железнодорожный билет и положил на стол перед Долматовой.

– Скажите, Бронислава Казимировна, каким образом на железнодорожном билете на поезд № 13 Черновцы—Киев за 19 апреля мог оказаться номер вашего телефона? Подумайте, пожалуйста, не спешите.

Она недоуменно взирала то на билет, то на Савченко.

– Ума не приложу... Я ведь целый месяц никуда из Киева не выезжала... – Она пожала плечами. – А чей это билет?

– Да так, одного человека.

– Он... он совершил что-то плохое?

Владимир промолчал.

– Извините, – смущенно произнесла Долматова. – Мой вопрос неуместен.

– У вас есть знакомые или родственники в Черновцах?

– Я родом оттуда... У меня там мама, отец, родной брат Юрась... Юрий Пшимановский. Ему 24 года... Погодите, погодите... – Она быстро взяла билет. – Когда, вы говорите, поезд отправлялся? 19 апреля?.. О матка бозка Ченстоховска... Так ведь этим же поездом Юрась ехал! В Киев ехал, у них тут гастроли...

– Вы уверены?

– Конечно! Я ему 19-го около восьми вечера звонила в театр... У нас номер телефона изменился, поэтому я продиктовала ему новый номер... теперешний – 444-24-83.

– А где работает ваш брат?

– Он артист черновицкого Государственного гуцульского ансамбля танца «Черемош». Их гастроли в Киеве продлятся до 15 мая. Выступают во Дворце культуры «Украина»... Наверно, эту запись на билете Юрась сделал. У него, очевидно... – Она вдруг осеклась на полуслове, в глазах запрыгали тревожные огоньки. – А почему, простите... этот билет у вас? С Юрасем что-то случилось?!

Савченко покачал головой, успокоил женщину как мог:

– Думаю, с вашим братом все в порядке. Но мне нужно с ним встретиться. Сегодня же! Для меня это очень важно!

– Я дам вам его телефон в гостинице «Киев». Я все понимаю...

– Буду вам очень признателен.

Долматова взяла авторучку, вырвала из блокнота листок бумаги и написала номер.

– Пожалуйста.

В гостинице «Киев» Юрия Пшимановского не оказалось. Савченко разыскал его лишь в десятом часу вечера во Дворце культуры «Украина», где ансамбль «Черемош» давал концерт. Разговор происходил в гримерной, во время антракта. Потный, раскрасневшийся, все еще мысленно пребывающий на сцене, в искрометном танце, Пшимановский долго не мог понять, чего именно добивается от него этот сосредоточенно-серьезный, мрачноватый даже немного сотрудник уголовного розыска с усталыми глазами. Сняв короткополую гуцульскую шляпу-крисаню и расстегнув вышитую кожаную безрукавку-кептар, он с наслаждением опустился в глубокое кресло.

– Фу-ух, хоть отдохну немного... Так что же вы хотите, товарищ милиционер? Конкретно?

– Хочу, чтобы вы еще раз вспомнили 19 апреля... свой отъезд на гастроли в Киев...

Артист скользнул по Савченко недовольным взглядом.

– А что, собственно, случилось? При чем тут Пшимановский? Свет клином на мне сошелся, что ли?

– Совершено тяжкое уголовное преступление, Юрий. Мы ищем виновных.

– Помилуйте, но какое отношение имеет к этому Пшимановский?!

– Объясню, но потом.

Юрий нервно потер подбородок.

– Что же, в конце концов, произошло, может, вы скажете, наконец?

– Убит человек.

Пшимановский заволновался:

– Это кто же? Броня?! Отец?! Мать?!

– Нет-нет, там все в порядке.

– Фу-ух, ну и напугали же вы меня... Но кто же тогда убит, кто?

– Человек. Человек, понимаете?

Юрий покашлял в кулак, помрачнел.

– Значит, так... 19 апреля у нас была генеральная репетиция. Закончилась она вечером, в начале восьмого... Потом худрук выступал, давал последние наставления. Потом я уехал домой. Доро́гой забежал в универмаг – это было перед самым закрытием, примерно в 20.30, купил Броне подарок ко дню рождения: перстень с бирюзой. Бирюза, как считают древние, приносит счастье в любви и примиряет супругов... Дома я собрал вещи и заказал по телефону тачку... простите, такси... на вокзал. А в 23.52 поездом Черновцы – Киев мы отбыли всем гуртом в Киев... Вот, пожалуй, и все.

– Вам кто-нибудь звонил в тот вечер в театр?

На широком лбу Пшимановского зарябили морщинки.

– Вроде были звонки... Да-да, точно! Сестра моя, Бронислава, звонила, сообщила новый номер телефона...

Савченко показал артисту железнодорожный билет.

– Это ваш?

Юрий взял билет, повертел в руках. Где-то за дверью настойчиво задребезжал звонок...

– Ничего, это первый. Время еще есть, – успокоил то ли себя, то ли Савченко Пшимановский. И снова прилип взглядом к билету.

– Гм... Как вам сказать... Двенадцатый вагон, двадцать третье место... Нижняя полка, да? Вроде мой...

– Вроде или точно? – качнулся Владимир.

– Мой! Вот и запись: «Б. 444-24-83». Это я писал! «Б.» – значит «Бронислава», и новый номер ее киевского телефона... Карандаш, правда, какой-то плохой, еле видно... стерся, что ли... А я тогда, помнится, записывал хорошим карандашом...

– Вашу запись вообще стерли. Пришлось восстанавливать.

Пшимановский почесал макушку.

– А кто же убрал... запись эту?

– Тот, кому это было выгодно.

– Ну и ну! – Юрий встал, озадаченно потер лоб. – Чем я могу помочь милиции?

– Скажите, когда вы подъезжали двадцатого апреля к Киеву, проводница вернула вам билет?

– По-моему, там была не проводница, а проводник... Да-да, проводник! Я вспомнил... Худощавый такой, спортивного вида старик. Лицо морщинистое – видно, что не первой молодости, а волосы черные как смоль. Ни единой сединки! Я еще подумал: красит, наверно, дед. Спросить об этом напрямик было как-то неудобно, и я поинтересовался, сколько лет ему. «Семьдесят три», – говорит. Представляете: восьмой десяток пошел, а фигура и волосы – как у юноши! Работает!.. Старая гвардия... Старик принес мне перед Киевом билет, но я не взял. Зачем он мне?

– А разве вы не отчитываетесь по командировке? – подивился Савченко.

– У нас по-другому...

Раздался второй звонок. За дверью гримерной затопали шаги, всплеснулись звонкие девичьи голоса. Пшимановский надел шляпу-крисаню, поправил безрукавку-кептар...

– Извините, мне пора. Надо подготовиться к выходу...