Текст книги "Ход конём"

Автор книги: Евгений Руднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Владимир, который еще час назад ни на что хорошее не надеялся, воспрянул духом. Начальник разреза его приятно удивил. Сам Михаил Потапович ничего, конечно, не решает. Кроме него, существуют главный инженер разреза, главный геолог, маркшейдер. И все-таки уже есть что-то конкретное. Затеплилась надежда. Маленький родничок.

Но то, что произошло дальше, крепко разочаровало Владимира, припечатало к стулу.

– Итак, давайте не будем спешить с выводами: обождем еще недельку... – рассек ребром ладони, как саблей, воздух Сидоров. – Надо еще раз тщательно взвесить наши возможности. И, если вы меня поддержите, вынесем этот вопрос на общее собрание разреза. Пусть люди скажут свое слово... А потом можно будет и в Москву снова написать. Поймите меня правильно: дело здесь не только в том, быть или не быть проекту Владимира Кравчука. Все гораздо сложнее. Опять же, новую технику нам быстро дадут только в том случае, если мы по-новому будем работать...

Снова надо повременить! Сколько уж раз Владимир слышал это ненавистное ему слово: «повременить». И вот теперь – опять то же самое. Боишься, Михаил Потапович!

Расходились, как и в прошлый раз, поздно; Курнаков – иронично изогнув редкие брови (он по-прежнему не очень верил в затею Сидорова); Редкоус – с благодушным, удовлетворенным выражением на мясистом лице. Гурашвили много шутил, заговорщицки подмигивал Владимиру, угощал всех мандаринами – накануне он получил посылку из своей родной Грузии. Главный инженер Томах вздыхал. Кончилась спокойная жизнь. С Михаилом Потаповичем не соскучишься. Все в его рассуждениях правильно. Но почему Сидоров слепо доверяет Владимиру Кравчуку? Сооружение разреза на Южном участке взято под контроль правительства. Любая осечка с осушением недопустима. А Михаил Потапович верит в этого мальчишку, как в самого себя...

И если Вадим Ильич Томах вздыхал, сомневался, то Федор Лукич Галицкий был обеспокоен не на шутку. Сидоров хочет писать в Москву. Но оправдан ли такой шаг? Пойдут комиссии, разбирательства... И все из-за этих скважин! Стоят ли они того?

Федор Лукич не любил, когда кто-либо писал письма – пусть даже хорошие! – в вышестоящие инстанции. Зачем привлекать к себе внимание? Высокий полет требует высоких целей!

Был Федор Лукич по натуре осторожным, как царь Берендей, аккуратным и щепетильным в мелочах. Не дай бог кому-нибудь из домашних перенести журналы «Партийная жизнь» с тумбочки, куда он их положил, на столик... Всегда собранный, в тщательно выглаженном костюме и галстуке, которые он не снимал даже в сильную жару, Федор Лукич при первом же знакомстве невольно заставлял собеседника подтянуться. Он принадлежал к числу людей, твердо уверовавших в то, что лучше чего-то недоговорить, чем сказать абсолютно все – от «аз» до «ять». А вдруг обещанное нельзя будет выполнить – жизнь ведь противоречива? Сегодня ратуют за одно, завтра – за другое... На профсоюзной работе, которой он отдал два десятка лет, все-таки легче, нежели сейчас – на партийной. Секретарь парткома, как считал Федор Лукич, – лицо особое. Он не имеет права ошибаться, потому как это подрывает авторитет партии.

Утром Сидоров сам разыскал на Северном участке Владимира.

– Есть конкретное предложение... Пока суд да дело – займись выбиванием необходимой для проходки стволов техники... Что тебе надо для сооружения вертикальных водопонижающих скважин? По самому последнему слову техники, разумеется?

– Но... но ведь... Москва не разрешает? Как же... где мы возьмем деньги? – выдавил в замешательстве Владимир: он не ожидал такого поворота событий. Сидоров удивлял его все больше.

– Деньги будут! Во всяком случае, на три рекогносцировочные скважины я гарантирую. Пока на три, а дальше даст бог день, даст черт работу. Ежели эти скважины будут хорошо качать воду, развернем дело шире. Тут самое главное – не зарываться. Осторожность прежде всего... Однако ты не ответил на мой главный вопрос... – Сидоров глубоко, напряженно затянулся папироской. – Коль сказал «а», говори и «бэ»... Насколько я знаю, у нас в Союзе станков для проходки скважин всасывающим способом пока нет?

– Да, это действительно так, – вздохнул Владимир. – Но для этих же целей с успехом можно использовать роторную приставку, по этому поводу есть даже специальная статья Романова в журнале «Уголь». Если мне не изменяет память, с первого января нынешнего года такие приставки выпускает Рязанский опытно-механический завод... Нужен также антикоррозионный лак, – скорее всего, его можно достать в Ленинграде. Ну, а гравий для обсыпки фильтров приготовим сами...

Сидоров удовлетворенно щелкнул пальцами. Улыбнулся.

– Вот и оформляй с завтрашнего дня командировку. Поезжай в Рязань, Ленинград... Доставай все. Чем скорее – тем лучше. Лады? Ну что? Почему молчишь – губы бантиком?

Владимир задумался. Браться за дело без официального разрешения? Без соответствующих бумаг? Кого же он будет представлять? Кедровский разрез? Жидковато... Но другой такой возможности может больше и не быть. Сидоров ему верит и на карту ставит гораздо больше. Да, Сидоров рискует больше, хотя и осторожничает. Пристало ли отступать?

– Согласен, Михаил Потапыч!

Подъехал, грохоча траками, вездеход. На заднем сиденье в окружении каких-то ящиков, мешков и металлических коробок восседал Галицкий – махал Сидорову рукой.

– Ну, Володя, желаю удачи! – Сидоров подмигнул Кравчуку и пошел к вездеходу.

Владимир провожал взглядом сухопарую фигуру Сидорова, пока ее не поглотила кабина. Подвывая, скрежетнул стартер. Вездеход выплюнул из выхлопной трубы синее колечко дыма и толчком взял с места... Владимир с благодарностью думал о Сидорове. Хорошо, что хоть начальник разреза в решающую минуту стал его поддерживать! Иначе – поверхностная схема осушения так бы и осталась на ватмане. Даже Седых не помог бы. Все-таки у начальника разреза – и трактора, и машины. И плюс ко всему – счет в стройбанке...

Владимир Кравчук думал о Сидорове, а в пропахшей соляркой кабине вездехода начальник разреза думал о своем главном гидрогеологе. Сидоров, испытывая, в свою очередь, симпатию к Владимиру, отлично понимал, что в вопросе применения вертикальных водопонижающих скважин для осушения Южного участка до сих пор все зыбко, неясно. А дело это – перспективное, нужное!

– Эта роторная приставка, работающая в режиме всасывания воды, даст фору самому лучшему буровому станку. Вторая космическая скорость! Прима-люкс! Достал бы ее только Володя! – повернувшись вполоборота к сидящему рядом Галицкому, произнес весело Сидоров.

Лицо секретаря парткома было непроницаемо. Он сдержанно сказал:

– Узнает директор комбината Волович – добра не жди. – И перевел разговор на другую тему: – Этот... второй Кравчук – Александр – пишет рассказы. Опубликовал уже несколько, так, по крайней мере, Петрунин говорит... В центральных журналах печатался...

– Ты это к чему?

– А к тому, что горняки попросили его написать жалобу в газету. На нашу столовую, а значит – и на нас с тобой... Невкусно готовят там. Повара говорят, что ассортимент продуктов мал...

– Знаю. Сам обедал там несколько раз, – не задержался с ответом Сидоров.

– Тем лучше. Нужно выделить специальную машину, чтобы ездила в город за продуктами, помимо ОРСовской. И обязательно завести своего собственного доставщика-экспедитора, знающего толк в этом деле. Не сумеем наладить хорошее питание – люди будут разбегаться от нас. Сейчас одними деньгами уже не заманишь. Нужны отменные клубы, столовые. Потребности, понимаешь, и культура растут.

– Все это, Федор Лукич, ясно. Только не всегда удается сделать то, что хочешь, – помрачнел Сидоров. – Был у меня разговор с директором столовой еще зимой. Тогда лишних машин на разрезе не было, ты это прекрасно знаешь. Третьего дня мы получили пять новых ЗИЛов. Один дадим столовой – навсегда. Пусть ездят и достают огурцы, мясо хорошее, рыбу. И послушай, займись ты сам, профбогом был, я в этом деле профан. Ну, а на новый клуб денег у меня пока нет, понимаешь? – Сидоров вздохнул, печально добавил: – Ну... почти нет! Вертикальные скважины сейчас для меня важнее.

Перед самым отъездом Владимир получил заказную бандероль от отца.

– Ну-ка, ну-ка, что же пишет наш батя... – с интересом произнес Саша.

Петр Михайлович рассказывал о домашних новостях. Ирина по-прежнему работает в Северной геологопоисковой экспедиции. У Фроси снова обострился проклятый радикулит: почти месяц пролежала в больнице. Боков через неделю защищает докторскую, а Самсонов уехал на два месяца искать воду в монгольских степях. По телевизору вместо трех программ стали показывать четыре.

Петр Михайлович писал, что очень соскучился по сыновьям. Вечерами постоянно стала побаливать голова (раньше такого не было). Участковый врач требует, чтобы он ежедневно измерял в медпункте ВНИГИ артериальное давление, но он этого не делает. Так спокойнее. Они переписываются с Сидоровым, и тот подробно сообщает о новостях на разрезе. Одним словом, Петр Михайлович в курсе всех дел.

Месяц назад возвратился из служебной командировки по буроугольным карьерам ГДР. Видел много интересного... И далее – Петр Михайлович на тридцати страницах машинописного текста излагал особенности проходки скважин на буроугольных карьерах ГДР.

«Думаю, Володя, все это может тебе пригодиться, – писал в заключение Петр Михайлович. – Не обижайся, пожалуйста, на меня, я о многом передумал за это время. Ты – на верном пути, но учти: пробить проект будет нелегко. Продолжай свое дело и присматривай за Сашей. Пусть поменьше пьет холодной воды – у него бронхи больные...»

Братья долго просматривали присланные Петром Михайловичем материалы. Ценные сведения! Обязательно нужно их использовать.

...Оба думали об отце. Обиды на него сейчас не было. И тот, и другой испытывали странное чувство грусти: хотелось съездить домой, в Киев, повидаться с отцом, Фросей, взглянуть на днепровские кручи, густые каштаны... Интересно устроен человек! Все мало-помалу проходит, сглаживается и с расстояния кажется каким-то другим, не таким острым. А может, это и к лучшему?

13

Антикоррозионный лак удалось раздобыть сравнительно быстро и легко. В Ленинградском НИИ силикатов, где он был изобретен, Владимиру сразу же дали нужный адрес.

Покончив с делами, он выехал в Рязань...

И вот опытно-экспериментальный механический завод, где делают роторные приставки к обычному ударно-канатному буровому станку. Главный инженер Тюлькин – горбоносый, с острым кадыком, – долго читает бумаги Владимира. Хмурится, качает головой. Голос у него тонкий, как у мальчика.

– У вас ведь, дорогой товарищ, совсем другое министерство... А мы работаем от Московского НИИ строительных изысканий. Улавливаете разницу? Мы – от министерства строительства...

– Разве это имеет значение? Мы из одной страны и делаем общее дело. Нам позарез нужна приставка. Позарез, понимаете?!

Тюлькин, молча достав из внутреннего ящика письменного стола синюю папку, кладет перед Владимиром пухлую пачку бумаг.

– Вот видите, сколько у нас заявок на роторную приставку? И все это – от строителей... – Главный инженер трубно высморкался в белоснежный носовой платок. Снисходительно-вежливо добавил: – Если хотите, я могу ваш Кедровский разрез внести в список получателей. Но говорю сразу: роторную приставку вы получите не раньше, чем через три-четыре года... Что, не устраивает? Дело ваше, дело ваше... К сожалению, ничем помочь больше не могу. У нас, знаете, директива: в первую очередь снабжать техникой предприятия строительных министерств...

Владимир горько усмехнулся. Дьявол бы побрал все эти ведомственные преграды. Кто их только устанавливает? В жизни ведь все взаимосвязано, нет ничего чисто «нашего», так же как и чисто «вашего». Строители занимаются большим и нужным делом: строят жилые дома, предприятия, фабрики. Но разве то, что делают горняки, менее важно? Неужели из-за роторной приставки все зачахнет, так и не успев разгореться?

Владимир в отчаянии смял в руках командировочное удостоверение.

– Могу, молодой человек, дать вам один дельный совет... – Тюлькин с сочувствием вздохнул. – Поезжайте в Ташкент. Там есть завод буровой техники. Этакое большое современное предприятие. Стиль модерн. Рядом с корпусами – чудесная фисташковая роща, речка... Они там тоже с января нынешнего года начали выпускать роторные приставки. Улавливаете? Авось и выбьете. А заодно и поглядите на солнечный Узбекистан, а? Экзотика все-таки!

– Спасибо. Вам бы по совместительству экскурсоводом работать. – Кравчук огорченно хлопнул дверью.

Система выталкивала из своих недр чужаков...

Целый день провалялся Владимир, не раздеваясь, на кровати в гостинице. Размышлял о будущем. Оно рисовалось ему туманным, не предвещало ничего хорошего. Ехать в Ташкент? А если и там – шиш с маслом? Скверное положеньице. Может статься, что он так и не выбьет роторную приставку. Сидеть сложа руки тоже нельзя. Никто, кроме него самого, это дело не провернет. На разрезе все заняты, все при деле. «У каждого свой компас», – так, кажется, говорил когда-то Коля Сочнев...

...Вечером Владимир дал Сидорову телеграмму и, получив от начальника разреза разрешение, вылетел в Ташкент.

Завод буровой техники действительно был большим, современным предприятием – в этом Тюлькин оказался прав. Добротные белые корпуса, мощные погрузочные механизмы, высоченные портальные краны, снующие по заводской территории новенькие автокары с девушками-водителями в синей униформе. Вдоль корпусов – молодые саженцы тополя, чинары, карагача и узкая, никелем полыхающая на жгучем южном солнце лента арыка.

Помня о неудачном визите в Рязань, Владимир к главному инженеру завода буровой техники решил не идти. Лучше сразу к директору... Вот и приемная. На обитой дерматином, простеганной кнопками двери табличка: «Директор завода А. Н. Саидов». Кажется, повезло, посетителей нет, если не считать вот этого смуглолицего парня в тюбетейке, что стоит возле девушки-секретарши...

– Скажите, пожалуйста, как я могу попасть к товарищу Саидову?

Секретарша стрельнула, как птичка, на Владимира обведенными зеленой тушью глазками.

– Ашира Ногмановича нет. Он в Андижане, и когда будет – сказать трудно... А вы, простите, по какому вопросу?

– Я приехал к вам из Сибири... за роторной приставкой... Деньги – по безналичному расчету, хоть сейчас, чековая книжка и доверенность – при мне, – сразу же перешел в наступление Владимир.

Парень улыбнулся, а секретарша невозмутимо заметила:

– Боюсь, что у вас ничегошеньки не получится... Насколько мне известно, по роторным приставкам мы принимаем заявки лишь на следующую пятилетку. Я правильно говорю, Нишан? – Она повернулась к парню.

– Дело обстоит именно так. На ближайшие три года все забито, – кивнул тот. Говорил он по-русски чисто, без акцента.

Лицо у Владимира померкло. Неужели опять неудача? Господи, до каких же пор это будет продолжаться? Видать, ему на роду написано быть невезучим.

– Где вы работаете? Сибирь-то большая... – улыбнулся парень.

– На Кедровском угольном разрезе, – оживился Владимир. – Понимаете, не могу я уехать отсюда без роторной приставки! Она нам как воздух нужна! От нее сейчас зависит все, понимаете?! Вы даже не представляете, как много от нее сейчас зависит!

– Ну, а конкретно? Зачем она вам так срочно понадобилась? Может, заменим ее другим станком, хоп? – Парень поднял чуть ли не под самую тюбетейку тонкие, как у женщины, смородинные брови. Он был настроен дружелюбно. И по тому, как задавал вопросы, уточнял детали, чувствовалось, что делает он это не из вежливости или любопытства, а из желания помочь.

И Владимир торопливо стал рассказывать: о ситуации, сложившейся на Кедровском разрезе; о том, как осушаются в ГДР буроугольные карьеры (вот когда сослужили добрую службу материалы отца!); о выгодах, которые сулит применение на Южном участке поверхностного дренажа...

– Роторная приставка вам действительно нужна. Позарез, хоп! – согласился парень, когда Владимир кончил рассказывать. – Что же ты посоветуешь, Ниночка? Надо выручать посланца далекой Сибири. Иначе скважин у него не будет. Хоп?

Секретарша разгладила ладонью салфетку на кондиционере – сером, мерно гудящем ящике. Недовольство источали ее подведенные тушью птичьи глазки.

– Без Ашира Ногмановича этот вопрос никто не решит... И не смотри, Нишан, пожалуйста, на меня так. Я все прекрасно понимаю, не думай, что только один ты сознательный. Между прочим, звонить в Андижан тоже бесполезно: Саидов все время на испытательном полигоне.

Парень взял Владимира за локоть:

– Пойдем. – Когда вышли на улицу, протянул гостю такую же смуглую, как и лицо, руку: – Давай знакомиться. Нишан Мирабалиев.

Назвал себя и Владимир.

Они медленно двигались по раскаленным бетонным плитам вдоль заводских корпусов. Нишан шел, опустив голову, сосредоточенно морщил лоб. Молчал... Не спрашивал ни о чем и Владимир, боясь нарушить ход мыслей своего спутника. Одна-единственная надежда на этого парня. Он, только он один союзник Кравчука в этом большом городе... Уловил главное. И хочет помочь. Но получится ли?

Нишан вдруг резко остановился.

– Послушай, Володя. Есть идея, да. Завтра я вылетаю в Андижан. Повезу Саидову документацию на новые буры. Поехали вместе! Тут недалеко, час лету. Потолкуешь с Аширом Ногмановичем. Человек он ворчливый, но хороший. Думаю, выручит тебя. Да. А с билетом на самолет все будет в порядке: я сейчас же позвоню Ибрагимбекову. Ну так что, хоп?

– Салям алейкум... – Саидов кивком головы пригласил гостей к столу. Молча налил в пиалы чаю, поставил перед каждым. И так же молча взял в обе ладони свою и стал продолжать чаепитие.

Владимир чувствовал себя стесненно. Маленькими глотками тянул чай, не отрывая напряженного взгляда от директора завода. Начинать первым деловой разговор было неудобно... А Саидов, судя по всему, тоже не спешит спрашивать. Ашир Ногманович одну за другой опорожнял пиалы, глядя в одну точку. Молчал и Нишан.

Прошло десять минут, потом – еще два раза по столько (Владимир украдкой следил за часами). Наконец директор завода положил на стол вверх дном пустую пиалу и шумно вздохнул.

– Хороший чай. Давно такого не пил. – Смочив в минеральной воде носовой платок, вытер маслянистое лицо. – У-ух, жара, шайтан бы ее побрал... – Быстро взглянул на Владимира. – Знал я твоего ата... отца. Пресную воду в сорок шестом искали в пустыне. Он – начальник экспедиции, а я – буровой мастер. Два выговора мне вкатил. За невыполнение плана. Строгий был начальник. Не все его за это любили! – Сдвинул темные, как чадра, брови. – Трудное было время. Хлеба не хватало, воды – тоже. За день маисовую лепешку съешь – и все. От жары и голода сознание теряли на буровой... Отец твой новшество ввел. Раньше, когда делали фильтр, проволоку наматывали прямо на дырчатую трубу. А он предложил наматывать ее на приваренные к трубе стержни. Чтобы не так засорялась песком... Из Москвы специалисты даже приезжали. Сказали: не рисковать. А мы не послушали. Сделали все, как твой ата советовал. И скважины воды дали в три раза больше. Якши! – Покусал нижнюю губу. – Сейчас проволочными фильтрами на стержнях никого не удивишь. А тогда – это была революция в гидрогеологии. Но главное, конечно, не это. Главное, что мы воду нашли. Очень нужную воду! Ордена получили. – Помолчал, прищурился с хитринкой. – За роторной приставкой, значит, приехал? Ну а где я тебе ее возьму, где? Почему раньше заявку не прислал, а?

Владимир не успел ответить: за него это сделал Нишан. Порывисто встал, шагнул к директору.

– У него не было такой возможности, Ашир-ака! Не было, понимаете? Я вам уже рассказывал всю эту историю...

– Помню, помню, – поморщился Саидов. – Все уши мне на полигоне прожужжал: надо дать Владимиру Кравчуку приставку. Можно подумать, Нишан. что он тебе – брат родной, а? Где я возьму ему приставку, ну скажи? Кому-то нужно не дать, так?

– Совершенно верно, – учтиво, но настойчиво сказал Мирабалиев. – Верхоянская экспедиция вполне может получить роторную приставку и в следующей пятилетке. Если бы она им действительно была нужна, они бы не только подтвердили заявку, но и прислали бы уже давно своего представителя... В первом квартале, если помните, ездил к верхоянцам наш Омаров. Бурение там на ближайшие три года не предвидится. Только аэрогаммасъемка и гравиразведка. Так зачем же им посылать приставку сейчас? Чтоб лежала на складе?

– Но ведь мы же обещали... – вздохнул Саидов, и по его голосу Владимир понял, что директор завода колеблется.

– Надо помочь человеку, Ашир-ака...

Саидов выстукивал карандашом по столу. Покряхтывая, встал, подошел к окну. Долго рассматривал что-то на улице.

– Ладно. Кравчук. Дам тебе приставку. Давай быстро бумаги, пока не передумал. – Подписывая документы, Ашир Ногманович все время морщился, косил воспаленным белком на улыбающегося Нишана.

Владимир облегченно вздохнул.

«Ну, кажется, и этот рубеж взят! Хороший парень этот Мирабалиев...»

Но если Владимир был искренне благодарен Нишану, то Саидов. – по крайней мере, внешне, – был далеко не в восторге от своего сотрудника. Протянул Кравчуку бумаги, хмуро кивнул на Нишана:

– Вот кого благодари... О аллах, где же правда на этой земле?!

– Рахмат, Ашир-ака! Спасибо за приставку. Вы сделали доброе дело!

...Перед дорогой, по обычаю, они с Нишаном провели несколько часов в ташкентской чайхане. Пили чай, беседовали. Владимир не знал, чем и отблагодарить нового товарища. По старинному узбекскому обычаю в знак дружбы они выпили из одной пиалы.

Кравчук с удовольствием сделал глоток. Задумался.

– Постой... Ты говорил, что вам нужна эпоксидная смола для приготовления гравийных фильтров...

– Да! Очень нужна... Хотя бы килограммов сто. Срывается важный заказ. А что? Можешь достать?! – встрепенулся Нишан.

Владимир не решался сказать ни «да», ни «нет». Месяц назад на материально-технических складах Кедровского разреза он видел штук двадцать бочек с эпоксидной смолой. И, кажется, она лежит пока без дела...

Глянул на желтоватый циферблат своей «Ракеты».

– До вылета моего самолета – еще три часа. Время есть... Ну-ка, показывай, где тут у вас в Ташкенте Главпочтамт?

Спустя двадцать минут Владимир заказал срочный разговор с разрезом. А спустя еще десять – дали Кедровск... Сидорова в конторе не было, и к телефону подошел Гурашвили. Владимир похвастался: роторную приставку выбил, и она уже отправлена по назначению, скоро будет на месте. А потом – прозондировал почву насчет эпоксидной смолы.

– Им нужно хотя бы килограммов сто... Месяца через три они вернут, понимаете?! Надо помочь им, Тенгиз Вахтангович! Обязательно, понимаете?! – надрывался в трубку Владимир. – А если завхоз заартачится, пусть запишут все на мой подотчет... Поговорите с Сидоровым. Очень вас прошу!

Гурашвили долго не отвечал. Звонкий женский голос все время повторял: «Говорите... Алло, говорите!.. Не будете говорить – выключу линию...» И вот снова мягкий баритон Гурашвили.

– Володя, слушаешь?! Да-да... Я совэтовался тут кое с кем, уточнял. Смола будэт, дорогой. Положись на старика Гурашвили... Приезжай поскорее. Соскучился, понимаешь, по тебе кое-кто здесь. Очень соскучился! Давай, дорогой, спэши!

Он летел в самолете, и светлое настроение не покидало его. Небо было обжигающе синим, а солнце – пронзительно ярким. Все ему нравилось: и вежливая, симпатичная стюардесса, и белоснежные чехлы на креслах, и даже тучный подвыпивший сосед слева, который беспрерывно чихал и просил «пардону».

А потом – уже перед самой посадкой в Тайгинске – снова вспомнился Коля Сочнев. И сразу защемило сердце, Владимир переменился в лице. Как-то здесь без него? Что Аня?

14

Три рекогносцировочные водопонижающие скважины пробурили довольно быстро. Но если первые две работали хорошо и дебит на них не падал, то третья на второй же день после подписания акта о сдаче закапризничала. Вместе с водой из ствола пошел песок, с каждым часом его становилось все больше, и вскоре дебит упал до нуля. Ствол полностью забило породой, погружной электронасос, как показывали поверхностные датчики, сгорел... Это было уже ЧП. На третью скважину приехали Сидоров, Томах, Галицкий, Гурашвили... Ну а Владимир, Саша и Петрунин были здесь уже давно.

«Только этого не хватало! – думал в отчаянии Владимир. – И так все на волоске... Где же выход? Начинать все сначала? Но кто это разрешит... Да и вообще: каким образом вести теперь работу дальше? Как перестроиться, спокойно во всем разобраться? Тоскливо, сумрачно... И главное – нет былой уверенности. Будто снова что-то надломилось в душе...»

Саша был сильно удивлен: все шло как по маслу – и на тебе. Завалило скважину, сгорел насос... Этот прискорбный факт был для Саши полной неожиданностью. Запутанное дело. С ходу и не разберешься.

Митя Петрунин чертыхался, злился на себя за то, что не углядел, допустил аварию. Он понимал: все эти упреки никому сейчас не нужны, они ничего теперь не изменят и будут лишь слабым утешением для него. Вдобавок они еще и не по адресу. Правда, он был в Кедровске, когда шуровали эту злополучную скважину, когда ставили в ней насос и засыпали гравий. Пусть он был и далеко от нее – на Северном участке, но все-таки был. А значит, в какой-то мере виновен в том, что произошло...

Обступив скважину, люди потерянно смотрели на железную трубу.

– Доосушались... – съязвил Томах. – Я давно предупреждал – меня не слушали... Рано нам еще бурить такие скважины! Да и вообще...

– Нэт, нэ рано, – насупившись, перебил главного инженера Гурашвили.

– Но факты, тем не менее, говорят именно это...

– Нэ спэшите с выводами, дорогой Вадым Ильич! Нэ спэшите... – поморщился Гурашвили.

Масла в огонь подлил Галицкий. Став подле извлеченного из скважины сгоревшего электронасоса, заметил как бы между прочим:

– Новейшая модель. Импортный, из Чехословакии. Цена – три тысячи восемьсот сорок два рубля и четырнадцать копеек. А датчики уровней – шведские, за валюту. Все тленно...

– Вот-вот, – тотчас же подхватил Томах. И понес, понес... О государственных деньгах и валюте, о никому не нужных экспериментах. О том, что экономика должна быть экономной.

«А ведь Галицкий – против скважин... Да-да, против...» – грустно усмехнулся Владимир. Теперь эта мысль уже не казалась ему странной. И то, что Федор Лукич говорил о скважинах всегда спокойно, не проявляя ни радости, ни досады, не вводило больше Владимира в заблуждение. Можно ведь по-разному выражать свое отношение к делу, но суть от этого (по тончайшим, не сразу, правда, уловимым оттенкам) не изменится. Есть такой тип людей: хитрые нейтралы. Плохого они не делают, но и хорошего – тоже. И всегда чистенькие. Неврастенией не болеют, врагов у них нет...

Петрунин, прикусив нижнюю губу, молчал. Саша пристально-задумчиво смотрел на буровиков – Кротова и Гречуху. Словно хотел выяснить что-то очень важное для себя.

Сидоров повернулся всем корпусом к Владимиру.

– Какова же причина аварии? В чем дело?

– Пока не знаю. – Владимир не любил опережать события. И подозрениями своими ни с кем не хотел делиться. А вдруг они беспочвенны? Он знал, что скважины «пескуют» чаще всего в том случае, когда в межтрубное пространство засыпают плохой, непросеянный гравий...

Сидоров продолжал смотреть на Владимира в упор. И столько было в его взгляде напряжения, невысказанной боли, что Кравчук невольно смешался...

В тот же день на разрез приехал директор комбината Волович. То ли просто так (он часто совершал инспекционные поездки на объекты), то ли кто-то уже накапал о ЧП. Пока со скважинами все было хорошо, в Кедровск никто из крупных «шишек» не наведывался. А стоило только Владимиру споткнуться – и колесо завертелось. Над головой враз навис дамоклов меч.

Илья Захарович Волович не только хорошо знал горное дело, угольные шахты и разрезы, но и слыл человеком крутым, бесцеремонным. Терпеть не мог людей, которые делали что-либо вопреки директивам министерства или комбината «Сибирьуголь». Правда, это не мешало ему смотреть сквозь пальцы на различного рода отклонения от этих же директив, когда устанавливали рекорды по добыче топлива. «Угольные шахты и разрезы – это централизованные государственные предприятия. Анархию у нас разводить нельзя. Дисциплина в шахтерсном деле нужна, как в армии. Слишком дорогой ценой мы платим за самодеятельность – жизнью шахтеров!» – назидательно говорил он каждый раз ослушникам и тут же диктовал секретарше, которая сопровождала его на объектах, соответствующий приказ: «Имярек... занимающий должность такую-то... за нарушение директивы такой-то... сего числа... месяца... года переводится на должность (более низкую, естественно!)... с объявлением строгого выговора».

Илья Захарович остался верен себе и в тот день, когда посетил Кедровск. Еще в свой первый приезд сюда месяц назад он без обиняков заявил Сидорову:

– Твои предложения о переустройстве Северного участка полностью поддерживаю. Молодцы, что нашли внутренние резервы! Тысячу раз молодцы! Но на Южном участке – без всяких экспериментов... Осушать будем подземным способом, как рекомендует наше министерство. Должна быть стопроцентная гарантия успеха!

И все же, несмотря на эти предупреждения, Сидоров начал бурить рекогносцировочные водопонижающие скважины. Слухом земля полнится. Да и до города недалече – двести километров. Одним словом, деяния Михаила Потаповича дошли до Воловича. А тут еще авария, будь она неладна...

Приехав в Кедровск, Илья Захарович сразу же направился в сопровождении свиты – Сидорова, Томаха, Галицкого и гидрогеологов – на Южный участок, осматривать водопонижающие скважины.

И тут начал метать громы и молнии.

– Кто тебе, господин хороший, разрешил бурить? – гневно отчитывал он Сидорова. – Я тебе что говорил: никаких экспериментов! Объект очень важный, можно сказать, уникальный по мощности. Деньги, небось, на роторную приставку и бурение взял из общего фонда? Нет, дорогуша Михаил Потапыч, так дальше не пойдет! Работник ты хороший, но я обязан тебя наказать. Чтоб другим было неповадно. Да-да, иначе с вашим братом нельзя! На голову сядете! – Илья Захарович вытянул шею к сопровождающей его секретарше. Величественно и грозно отчеканил: – Заготовьте приказ... С завтрашнего дня товарищ Сидоров будет работать... начальником геологического отдела разреза. Для первого раза – поставим ему на вид, дабы не своевольничал... А дела, товарищ Сидоров, передадите Вадиму Ильичу Томаху. И никаких скважин больше не бурить! Ясно?!

Владимир терялся в догадках. Отчего же произошла авария? Кто виноват? Если скважина, как говорят гидрогеологи, «запесковала», то ее уже не починишь. Только – перебуривать, сооружать заново. Но об этом сейчас не могло быть и речи.