Текст книги "Ход конём"

Автор книги: Евгений Руднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Молодцы! Сведения эти – чрезвычайно важные, любопытные... Но как все это практически использовать?.. Послушайте, а почему бы вашему НИИ всерьез не взяться за изучение вертикальных скважин применительно к Южному участку, а? Очень заманчивая тема! Имеет прямое отношение к охране окружающей среды!

Владимир согласно кивнул, – да, тема действительно перспективная, интересная, – и принялся объяснять Ивану Кузьмичу, в чем именно здесь загвоздка.

– Жаль, что ваш НИИ не хочет этим сейчас заниматься, – огорчился тот. – Без научных работников нам будет трудно разобраться во всех тонкостях. Дело может и вовсе заглохнуть. Нужны четкие, научно обоснованные доводы в пользу поверхностного способа осушения Южного участка. Только тогда мы можем просить Москву о пересмотре проекта...

На этом их разговор закончился. Владимир ничем больше не мог обрадовать ни Седых, ни себя. Но по дороге домой, в Киев, все время думал о своем положении. Ну и жизнь пошла! Что же предпринять? С отцом, наверно, будет легче, а вот Боков... Трудный предстоит разговор. Да и пристало ли аспиранту ругаться со своим научным руководителем? Дифференциальное уравнение со многими неизвестными. Бочка данаид.

Приехав домой, Владимир сразу же засел за статью в газету. Писал всю ночь напролет – до утра. Статья получилась большой, почти на двадцать пять страниц. В ней он показал, подкрепляя все конкретными цифрами, что вертикальные скважины на Северном участке Кедровского разреза бурили неправильно, дедовским способом: станками ударно-канатного и колонкового бурения. Ни в США, ни в Германии сейчас так не бурят. Кроме того, фильтры в скважинах ставили без учета глинистых песков и химического состава подземных вод. Ну и немудрено, что скважины эти быстро вышли из строя. Но ведь можно все делать по-другому, умно, добротно. На Южном участке глинистых песков, как показала геофизическая съемка, совсем нет. И если скважины сооружать правильно, то они, по-видимому, будут работать очень долго, с большими дебитами. Тогда и выгода от применения будет огромная. Речь идет не о каких-то шестидесяти тысячах рублей, а о миллионах. И совсем неразумно сооружать на Южном участке Кедровского разреза подземные дренажные штреки, если возможность осушения горных пород вертикальными водопонижающими скважинами там даже не рассматривалась. Проектировщики исходили прежде всего из того, что скважины эти не оправдали себя на соседнем, Северном участке. «Но мерить все одним аршином нельзя. Не по-государственному это будет», – закончил статью Владимир.

Перечитал два раза, поставил недостающие знаки препинания. Годится! Теперь надо бы дать Саше, он занимается литературой, пройдется пером. Может, что-нибудь добавит, изменит...

Владимир чувствовал глубокое, осветляющее душу удовлетворение. Он знал, что отныне между его жизнью и Кедровским угольным разрезом существует – хочет он того или нет – невидимая, но прочная связь. Заботы кедровских горняков – теперь его заботы. Одна жизнь, одна судьба. И от этого никуда уже не уйдешь...

Владимир подошел к окну, распахнул форточку. В комнату потянуло волглым осенним воздухом, в желтом прямоугольнике электрического света, бьющего из окна, обозначились скелеты яблонь и вишен в саду, мокрые палые листья на земле.

Владимир бросил взгляд на будильник. Ровно пять утра.

Он передернул плечами от свежести и, застегнув на все пуговицы пижаму, направился в Сашину комнату. Ступал осторожно, по-кошачьи – боялся разбудить спавшую на кухне чуткую на звуки тетю Фросю. Он питал к ней самые добрые, нежные чувства, почти как к матери.

Саша спал, подложив под подушку правую руку. Эта привычка укоренилась за ним с детства, он говорил, что так теплее...

Владимир улыбнулся и, присев на краешек кровати, потер устало глаза. Жалко будить, но без Саши не обойтись.

– Сашок, а Сашок... – Владимир легонько щелкнул пальцем брата по носу. Саша промычал что-то – и захрапел пуще прежнего. Хоть бы хны. Надо же!

И тогда Владимир тряхнул его за плечи.

– Что?! Уже утро, да?! Пора вставать?! – оторопело проговорил Саша, разлепив веки.

– Да нет, еще рано: начало шестого... Понимаешь, я хочу, чтобы ты прочел мою статью. Это – срочно, сегодня же я отнесу ее в редакцию какой-нибудь республиканской газеты.

Саша зевнул, запустил пятерню в густую копну черных как смоль волос на голове.

– Эх, не дал сон досмотреть... Я знаешь, где побывал? На Клондайке! Джека Лондона вечером читал... – Он замолчал, мечтательно уставившись в потолок. – Ладно, я добрый. Тащи материал.

Саша читал статью вслух и тут же, в присутствии Владимира, делал исправления. Сократил ее на две трети, выбросил почти все длинные предложения.

– Краткость – сестра таланта, говорил Антон Палыч Чехов. Любое предложение должно быть понятно сразу. А если ты по нескольку раз перечитываешь его, стараясь поймать смысл, – это, братуха, уже не корреспонденция, а кроссворд... Материальчик занятный, но изложено все чересчур сухо. Надо бы его художественно обработать, довести до кондиции... А для этого я должен знать вот что... – И Саша начал расспрашивать брата о его работе на Кедровском разрезе: чем именно Владимир занимался там, куда ходил, с кем встречался. Сашу интересовало буквально все: озера, станки, горные машины, цвет кедровых шишек. Владимир охотно пояснял – брат был для него авторитетом в литературе. Начитанный, да и печатался уже не раз. Правда, Саша слабенько знает специфику – всего лишь студент третьего курса геологического факультета, но это не беда. «Техническую» сторону гарантирует он, Владимир.

Саша с беспокойством взглянул на часы.

– Ого! Начало восьмого... Извини, опаздываю на лекции... Я возьму статью с собой, а вечером принесу тебе окончательный вариант. Заодно – отпечатаю на машинке.

Как и предполагал Владимир, наибольшие трения у него возникли с Боковым. Игорь Николаевич спокойно выслушал своего аспиранта. Его ясные глаза не выражали, казалось, ничего плохого для Владимира. Фильтры на скважинах Северного участка забиты глиной и карбонатными осадками? Любопытно, любопытно... И химических анализов воды не делали?! Да, раньше в области осушения карьеров все делалось примитивно, бездумно, он с этим согласен. Впору лишь сокрушаться. Ну, а как обстоят дела с рекогносцировочными маршрутами по Южному участку? Родников там, очевидно, – тьма, и все они, наверно, уже покрылись льдом. Что-что? Владимир ничего не сделал? Вот так новость!

– Понимаете. Игорь Николаевич, – оправдывался с виноватым видом аспирант, – у меня просто не хватило времени. Уж очень увлекся вертикальными скважинами... Но ваше задание будет выполнено. Ровно через месяц Петрунин вышлет все параметры по родникам Южного участка. Я с ним обо всем договорился...

Боков нервно пощипал себя за кончик носа.

– Значит, вы... вы не выполнили основное задание, так?

– Выходит, не выполнил, – вздохнул Владимир.

– Ну и что же дальше? Что вы, вернее – мы будем делать, если ваш Петрунин заболеет, скажем, или не захочет измерять параметры родников? Как будем моделировать процесс осушения горных пород, не имея столь важных данных? Вы подумали об этом? – взъерошился Боков. Потом глубоко втянул в себя воздух, успокоился немного – так, по крайней мере, показалось Владимиру. Но это было лишь внешне, в душе Игорь Николаевич негодовал: этот непослушный аспирант – Кравчук-младший – с каждым днем наглеет все больше! Сейчас он ставит под угрозу слишком многое в его, Бокова, жизни! Нет, пора срочно принимать меры.

Подойдя к Владимиру. Игорь Николаевич подчеркнуто официально спросил:

– Каковы ваши планы?

– Хочу, чтобы наш ВНИГИ сегодня же занялся изучением возможности применения скважин на Южном участке.

– И только? – язвительно усомнился Боков.

– Да! Нужно писать в министерство, Госстрой! В Госплан, в Совет Министров, наконец! Нужно бить в набат! Нам должны дать деньги на эту тему. Она очень актуальна! Промедление, как говорится, смерти подобно! – наступал Владимир.

Боков долго молчал. Ишь, куда повернул этот аспирантик! Чего доброго, и вправду напишет... Впрочем, ничего он не добьется: слишком сложное это дело. Пойдут комиссии, разбирательства. А может, до этого и вовсе не дойдет. Да и Назар Платонович поможет...

– Ну, а сами, сами, Владимир Петрович, что вы хотите?

– Хочу заниматься вертикальными скважинами. Дайте мне на три-четыре месяца сеточный электроинтегратор, я хочу кое-что сделать на нем для Южного участка...

– Что же именно?

– Я проведу моделирование процесса осушения скважинами. Точно рассчитаю, сколько их нужно для качественного дренажа, в каких местах лучше всего бурить. Понимаете? Буду моделировать в нерабочее время! – твердым голосом пробасил Владимир.

– Сеточный электроинтегратор загружен. Вечерами на нем работает Оверкина, – оборвал эту возможность Боков. Помолчал, прищурился: – А как же ваша диссертация? Вы что же, решили бросить все на полпути?

И тогда Владимир решился. Он давно все обдумал. Самое главное – вовремя оглянуться.

– Такая диссертация не принесет удовлетворения ни мне, ни горнякам. – Владимир смотрел, не мигая, на Бокова. Губы упрямо сжаты, брови торчат. Тронь пальцем – заискрит.

– Хорошо, Владимир Петрович. Я понял. Но поскольку вы – аспирант-заочник и тема диссертации утверждена министерством, вашу судьбу будет решать ученый совет института...

В обеденный перерыв Владимир отвез в редакцию республиканской газеты свою статью. Его принял заведующий отделом науки Сидоренко. Прочитав рукопись, оживился:

– Очень интересный материал! Думаю, что мы обязательно напечатаем эту вещь. Проблемы, затронутые в статье, весьма важные... Я бы сказал – государственные. Да и написано все вполне профессионально, живо...

Владимир смущенно заметил, что литературно статью оформил брат Александр, справедливо было бы считать его соавтором. Но Сидоренко, приглаживая рукой блестящие, тщательно расчесанные на прямой пробор волосы, расспросил немного о Саше и, уточнив некоторые детали по выполненной Владимиром в Кедровске работе, вежливо сказал:

– Понимаете, лучше, чтобы автор этой статьи был один.

Владимир не возражал, считая, что Сидоренко в таких вопросах – дока.

6

На улице стояла поздняя осень. Дымилась вода в Днепре, промозглый северный ветер гнал по тротуарам скрюченные листья каштанов. Привяли и осыпались желто-коричневые чернобривцы в сквере на Крещатике; по утрам земля дышала прозрачной стынью, трава на газонах была белой от изморози, а лужи затягивало матовыми ледяными иголками.

День у Игоря Николаевича Бокова начинался ровно в пять утра. Он вставал и, облачившись в тренировочный костюм, распахивал окно, увитое снаружи голыми плетями винограда. Все движения Игоря Николаевича были неторопливые, плавные. Он с детства усвоил, что точный, строго выполняемый распорядок дня не только укрепляет здоровье, но и позволяет человеку достичь любой цели.

Сверху виден был кусочек Крещатика: огромные электрические часы на здании Главпочтамта, серый проем подземного перехода. Игорь Николаевич любил эти утренние минуты, когда можно было, ни о чем не думая, постоять немного у окна, наслаждаясь тишиной. Город еще спал, машин почти не было.

Сделав под бодрящую музыку зарядку, поставил новую пластинку. Спустя несколько секунд по комнате поплыли задумчиво-грустные, размеренные звуки «Меланхолической серенады» Чайковского. Ее он предпочитал всем остальным, полагая, что только она одна способна по-настоящему настроить его на трудовой день. Кажется, и Марина любила слушать эту удивительную серенаду... Интересно, как она сейчас живет там, в Ялте? Пять лет уже минуло с того дня, когда они развелись. Да, туберкулез – болезнь страшная. Источит тебя, как червь старый шкаф. Не завидует он ей: видная, умная, кандидат наук, а здоровья нет... Кстати, не забыть бы: пора и ему «просветить» легкие. Последний раз рентгеноскопию грудной клетки он делал ровно год назад. Надо регулярно проверяться, у него ведь тоже находили раньше затемнение в легких. На учет даже взяли...

Игорь Николаевич подошел к коричневому столику, на котором возвышался аквариум с рыбками. Несколько минут молча любовался им.

Шелковистый песок, перламутровые рапаны, широкие зонтики таиландских папоротников, пестрые нити водорослей... И среди всего этого – рыбки. Светло-коричневые юркие кардиналы; миниатюрные, черно-желтые, с широкими вуалевыми хвостами и длинными плавниками-шарфами гуппи; красно-голубые дискусы; белые, с розовыми хвостовыми отростками меченосцы... Вода в аквариуме подсвечивалась люминесцентной лампой, вмонтированной в створку моллюска, а понизу, в песке, вилась выкрашенная в голубой цвет трубочка для подачи кислорода из портативного компрессора.

Игорь Николаевич любил аквариум и его обитателей, любил давно, еще с детства. Это было его хобби, и он ни от кого не скрывал своего увлечения, напротив, даже гордился этим. В наш космический век, как считал Игорь Николаевич, человек должен как можно чаще бывать наедине с природой. И здесь ему на помощь приходит аквариум, это маленькое чудо. Глядя на всех этих разноцветных, ярких, непохожих одна на другую рыбок, завезенных в нашу страну из разных уголков планеты, ты словно бы окунаешься в теплые и прозрачные воды Индии, Бразилии. Новой Зеландии... Чудесный экзотический мир аквариума успокаивает нервы, поднимает настроение.

– Ну, что, любушки, кушать, небось, хотите?.. – Игорь Николаевич достал из холодильника алюминиевую, в дырочках банку, в которой хранился сухой корм – дафнии и гамарусы, – и стал кормить рыбок. – Ишь, как проголодались!.. Э-э, дорогой товарищ дискус, ты сегодня вялый. Ну-ка, попробуй... Вот так! Молодцом!

Приняв теплый душ, Боков плотно позавтракал и взял стопку советских и зарубежных журналов по горному делу, которые вышли в прошлом месяце. Пора было приниматься за изучение научных статей, на это выделялся ровно час. И такой распорядок дня выполнялся Игорем Николаевичем вот уже более десяти лет. Помехой могла служить разве что болезнь или командировка. Но ни того, ни другого сегодня, слава богу, не было, и все же Игорь Николаевич, удобно расположившись в кресле, журналы просматривать не стал. Точнее – не мог, потому что мысли сейчас были заняты другим. Из головы не выходила эта дурацкая история с Владимиром Кравчуком. Позавчера звонили из редакции республиканской газеты. Заведующий отделом науки Сидоренко интересовался личностью Владимира Кравчука, чем он занимается и хорошо ли выполняет порученное ему дело. А когда заинтригованный Игорь Николаевич попросил объяснить суть происходящего, Сидоренко выложил все. Оказывается. Кравчук-младший написал в газету статью, и теперь редакция проверяет изложенные в ней факты, консультируется у специалистов. Сидоренко обратился к начальнику отдела гидрогеологии ВНИГИ Петру Михайловичу Кравчуку, но тот, сославшись на родственные с автором статьи отношения, посоветовал «для вящей объективности» поговорить с непосредственным руководителем темы по дренажу. То есть с ним, Игорем Николаевичем. Хитер старый Кравчук, хитер, как снежный барс! Хочет быть кристально чистеньким. И в то же время спихивает с себя ответственность. Расчет верный. Пусть, мол, Боков решает – ему легче. Все знают, что у него есть опора в министерстве – в лице Назара Платоныча...

Игорь Николаевич попросил Сидоренко привезти статью в институт. И в те несколько часов, что оставались до прихода газетчика, составил четкий план своих действий.

Прочитав статью. Боков перво-наперво ознакомил с ней Петра Михайловича и попросил высказать свое мнение.

Кравчук-старший, как всегда, был осторожен.

– Я бы не хотел, чтобы это появилось в печати, – сказал он меланхолическим голосом. – Хлопот тогда не оберешься. Да и врагов мы наживем немало. Особенно – в верхах!

Игорь Николаевич давно чувствовал, что начальник отдела его побаивается. Он понимал, откуда идет эта боязнь. И потому старался при каждом удобном случае недвусмысленно подчеркнуть свои связи с Назаром Платонычем. Но сейчас в этом не было никакой необходимости. Кравчук-старший занял выжидательную позицию, и это вполне устраивало Игоря Николаевича. Он так прямо и заявил Сидоренко:

– Мы с Петром Михайловичем Кравчуком – против печатания статьи в вашей газете. Многие положения спорные. Конечно, это дело газеты – печатать присланный материал или нет. Но коль вы уж обратились к нам за консультацией, то извольте считаться и с нашим мнением. Если бы автор писал только от себя, не затрагивая интересов коллектива, я бы промолчал. Но Владимир Кравчук бросает тень на весь наш орденоносный научно-исследовательский институт. Да и не только на институт. А министерство?! А Госстрой и Комитет по науке и технике?! Они ведь одобрили подземную систему осушения на Южном участке! Что же, там глупцы сидят?! Дружеский совет вам, товарищ Сидоренко: не спешите с выводами. Как бы у вас после публикации этой статьи не появились неприятности...

– Я вас понял, Игорь Николаевич, – задумчиво произнес Сидоренко. – Для окончательного решения вопроса, печатать этот материал или нет, мы дадим статью на рецензию кому-нибудь из крупных ученых-гидрогеологов. До свидания.

Боков молча кивнул. Ничего, он и там проведет соответствующую работу. Кто против него идет – редко выигрывает.

Игорь Николаевич вызвал к себе Владимира Кравчука. Поинтересовался, чем аспирант занимается.

– Строю вместе с Самсоновым и Оверкиной гидрогеологическую карту Кедровского разреза. Думаем закончить дней через десять, – пояснил Владимир.

– Ну и как ваши помощники: Самсонов и Оверкина? Справляются?

– В целом ребята толковые. Работать с ними приятно. А что? – недоуменно осведомился Владимир, стараясь понять, куда клонит заведующий лабораторией.

Но Игорь Николаевич словно уши ватой заткнул. Полистал блокнот, спрятал в стол. Тщательно заточил на специальном станке карандаш. Не поднимая глаз, сухо обронил:

– Хорошо, кончайте карту, а там видно будет.

Когда Владимир вышел, Игорь Николаевич достал пухлую синюю папку. Развернул... Там лежали исписанные четким, красивым почерком листки его докторской диссертации. Осталось совсем немного, каких-то две главы. Последнее усилие – и Эверест будет взят. Впереди, правда, еще защита, но он, Боков, верит в свою звезду. Как-никак у него на руках авторское свидетельство по сеточному электроинтегратору. Недаром же он потел ночами с Романовым над радиосхемами. Юрий Борисович сделал, конечно же, больше, но разве суть в этом? Главное, что Боков – соавтор и в его докторской диссертации интегратору посвящены два раздела.

Игорь Николаевич сложил аккуратно листки в папку и спрятал обратно в стол. Затем вызвал по телефону Самсонова и Оверкину.

Они явились минуты через две. Боков жестом указал на стулья. Дружелюбно поглядывая на своих сотрудников, весело произнес:

– Поздравляю вас с успешным выполнением плана за третий квартал. За отличную работу вам будет объявлена благодарность с занесением в трудовую книжку. Кроме того, я внес ваши фамилии в список премированных по институту...

– Спасибо, Игорь Николаевич.

– Так держать, ребятки, и дальше... Честь лаборатории – превыше всего.

– Будем стараться.

– Кстати... Был тут у меня сейчас Владимир Кравчук... О вас говорил... – Боков замолчал, криво усмехнулся.

– И... и что же он вам сказал? – забеспокоилась Оверкина.

Игорь Николаевич вздохнул. У него был вид человека, который не решается произнести что-то важное, но неприятное для его собеседников.

– Понимаете... он... он наговорил тут всякого вздора о вас... Неудобно даже повторять...

– А вы, пожалуйста, повторите... Повторите! – вскинулся невозмутимый всегда Самсонов. Его, как и Оверкину, задело то, что сообщил заведующий лабораторией.

Игорь Николаевич медленно поднял голову.

– Эх, ребята, ребята... Хорошие вы люди, но только забыли, что другие не всегда на благодарность отвечают благодарностью. Мир пестр, сложен... Вот вы, к примеру, поддержали два месяца назад Владимира Кравчука насчет вертикальных водопонижающих скважин, а он вас сегодня помоями облил. Да-да, именно облил! – Игорь Николаевич бросил взгляд на дверь. – Он сказал, что вы самостоятельно ничего не можете сделать. В рот смотрите. Каков гусь, а?!

Самсонов и Света растерянно переглянулись. Ошеломленные услышанным, словно сговорившись, тихо выдавили:

– Он нам... он нам ничего такого не говорил...

– Еще бы! – подхватил с сарказмом Игорь Николаевич. – Это в его манере! Двуликий Янус!.. Вы, конечно, о нашем разговоре – никому ни слова. Особенно ему! Надеюсь, вы меня понимаете? Пойдет склока и все такое... Я-то уверен, что вы – отличные ребята и прекрасно знаете свое дело. О таких сотрудниках можно только мечтать!

7

Последние дни Владимир ходил как в воду опущенный. Он понимал, что Боков скорее даст себе руку отрубить, чем займется вертикальными водопонижающими скважинами. Нечего ждать помощи и от отца. Тот вообще, как только Владимир заводил с ним разговор о поверхностном способе дренажа Южного участка, начинал нервничать и, сославшись на дела, уходил. Несколько раз Владимир звонил в газету, надеясь хоть там получить поддержку, но Сидоренко явно «тянул резину», и по его неуверенному, тихому голосу нетрудно было догадаться, что он колеблется. А спустя несколько дней ответственный секретарь редакции газеты без обиняков заявил Владимиру, что его статью печатать не будут. Почему? Отрицательная рецензия.

Опустошенный, раздосадованный на всех и вся, он приехал в институт, где Игорь Николаевич тотчас же сделал ему замечание: обеденный перерыв кончился десять минут назад, и надо быть на рабочем месте. Трудовая дисциплина – для всех одна.

Отношения с Боковым ухудшались с каждым днем. Вдобавок и Самсонов с Оверкиной стали относиться к Владимиру отчужденно, подчеркнуто официально. Как будто черная кошка между ними пробежала... Владимир терялся в догадках. Нет, он никогда ничего плохого не сделал своим помощникам. Наоборот, везде хвалил их... В чем же тогда дело?

Владимир не ведал, что предпринять. Разуверившись во многом, ни на что уже не надеясь, он написал коротенькое отчаянное письмо Виноградовой. Он просил ее лишь об одном: разведать, где именно в Красноярске, в каком из научно-исследовательских институтов есть сеточный электроинтегратор и можно ли там устроиться на работу. А то, что в одном из НИИ Красноярска такой интегратор существует, Владимир знал давно. К Романову в Москве он решил не обращаться. Юрия Борисовича он знал плохо, да и вообще просить о помощи было не в его правилах. Совсем иное дело – Красноярск. Это – не столица, загруженность работой в НИИ там, очевидно, небольшая, и, что самое главное, в Красноярске жила Виноградова. Он часто думал о ней, вспоминал их немногочисленные встречи в Кедровске. И чувствовал, как что-то неведомое все сильнее тянет его к этой девушке...

Вечером у Владимира состоялся разговор с отцом. Причем Петр Михайлович сам изъявил желание побеседовать с сыном. Позвал его к себе в комнату, запер изнутри дверь на ключ. Сашу не пустил, буркнув, что тот сует нос в чужой огород. Владимира это задело. В последние годы отец – тот самый Петр Михайлович Кравчук, известный ученый-гидрогеолог, которым он всегда так гордился, – разочаровывал его все больше. Крут, самоуверен, как царек. Безусловно, отец – величина в научном мире. Но ведь настоящий ученый не может жить вчерашним днем. Что происходит с ним?

Они сели друг напротив друга. На осунувшемся, небритом лице Владимира застыли отчуждение и угрюмость. Но Петра Михайловича в эти минуты меньше всего волновало состояние сына. Он явно был взбешен.

– Ты ведешь себя, как ребенок из детского сада! Этим вот – я хочу заниматься, а вот этим – не хочу! – с гневом начал он. – Боков дал тебе задание по Южному участку – ты его не выполнил. Ты позоришь нашу фамилию! Неужели ты не видишь, что идешь против течения?! Самсонов и Оверкина пришли сегодня ко мне и заявили, что работать с тобой больше не будут... Что там у вас, в конце концов, произошло? Почему люди отворачиваются от тебя?

– Самсонов и Оверкина объяснили тебе что-нибудь? Отчего они не хотят со мной работать?

– Они сказали, что ты – самый умный в лаборатории и им с тобой работать просто не под силу... Одним словом, дали понять, что ты своим поведением поставил себя вне коллектива. Ты хоть понимаешь, куда докатился, кем стал?! – продолжал возмущаться Петр Михайлович.

Владимир молчал. Ничего не объяснял, не перечил. Пусть выговорится. Тогда и он кое-что скажет. Возможно, он прав не во всем, но иметь свое мнение – никому не запрещено... И видя, что сын молчит, не оправдывается, Петр Михайлович разошелся еще больше. С угрозой стал напоминать, против кого Владимир идет (при этом Кравчук-старший поднимал указательный палец и недвусмысленно смотрел в потолок), сыпал цифрами почем зря. Коль уж Кедровскому разрезу отпущены деньги на осушение Южного участка подземным способом, то на попятную теперь никто не пойдет. Слишком туго здесь все завязано. Машина заработала, и остановить ее теперь практически невозможно!

Владимир, не перебивая, спокойно выслушал все доводы отца, а потом тихо, с укором сказал:

– Спасибо. На этот раз ты хоть был откровенен до конца. Боишься министерства, Бокова! Ты ни с кем не хочешь ругаться. У тебя принцип такой. Только знай: принцип этот когда-нибудь крепко подведет тебя!

– Ну, а если бы я переругался со всеми, какой толк был бы? – поморщился Петр Михайлович. – Жизнь требует гибкости! Только в кино да в книгах героев изображают рубаками. А сила действия на бюрократа равна силе противодействия. И в итоге таких «героев» снимают с работы. Правда ведь может победить по-разному. Эволюция лучше, чем революция. Ведь жертв в ней нет. А обозлишь людей – и делу конец!

«Предлагает не дразнить гусей», – беззлобно подумал Владимир и язвительно сказал:

– Всю жизнь думать, чтобы ничего не сказать? Ты ведь знаешь, что кое в чем я прав.

– Ну и что? Нужна новая смета, новые расчеты параметров. Чтобы заказать через соответствующие инстанции и перебросить в Кедровск буровые станки, нужен не один месяц и даже не два. А сколько времени уйдет на проходку скважин, оборудование их насосами и фильтрами?! Ты думал об этом?

– Значит, надо обождать с вводом в эксплуатацию Южного участка, – сопротивлялся Владимир.

– Что ты понимаешь, молокосос?! Есть же государственный план по углю! Есть, наконец, сроки строительства разреза, установленные правительством! – Петр Михайлович не мог принять романтические фантазии сына. Для чего, собственно, Владимир затеял всю эту кутерьму с вертикальными скважинами? Лезет на рожон, наживает себе врагов. Боков прав: надо спокойно защитить кандидатскую по подземной «дренажке», а потом и за черта можно браться. Сейчас же заниматься скважинами – по меньшей мере, неразумно!

– Странно ты живешь, отец. Послушаешь тебя – и все в нашей жизни правильно. Полная идиллия, процветание. Никаких проблем!

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что так жить дальше нельзя! Государственный план по углю не должен закрывать для нас все остальное, не надо им прикрываться, как щитом. Прости меня, но ты сейчас выглядишь этаким безмерно усталым, безучастным ко всему путником, который хочет на заслуженный отдых и покой...

Петр Михайлович внимательно, изучающе посмотрел на сына, вздохнул.

– Да, я действительно устал, ну и что? Устал говорить одно, а думать другое. Устал приспосабливаться...

– А ты... ты не делай этого. Кто тебя заставляет?

Владимир быстро подошел к отцу. В глубоких голубых глазах сына Петр Михайлович прочел участие, неподдельное желание помочь. И оба – и отец, и сын – почувствовали на миг, что этот острый, так откровенно зазвучавший сейчас, важный для обоих разговор в чем-то сблизил их, объединил.

«Слава богу, хоть дома не надо притворяться...» – раскованно отметил про себя Петр Михайлович и, испытующе поглядывая на сына, честно признался:

– Если я, Володя, не буду этого делать, меня уберут. А на мое место возьмут более сговорчивого. Лбом стену не прошибешь.

– Но еще хуже, если вообще сидеть сложа руки... ждать у моря погоды. За нас никто этого не сделает! – взволнованно возразил сын.

– А что мы можем? – пожал плечами Петр Михайлович. – Посмотри, сколько вокруг равнодушных людей! Вот говорят: в магазинах нас обвешивают, обсчитывают. А почему? Да потому, что мы молчим! Стоит ли, мол, портить нервы из-за каких-то пяти граммов колбасы, одной-двух копеек! А потом удивляемся: почему это на вступительных экзаменах в Высшее техническое училище имени Баумана чуть больше одного человека на место, а в торговые и пищевые институты – по двадцать человек?! Что посеешь, то и пожнешь! Непреложная азбука жизни...

– Это верно, отец. Очень верно ты подметил, – тихо заметил Владимир.

А Петр Михайлович уже разошелся: забегал по комнате, зажестикулировал. На щеках у него появился румянец, глаза заблестели. Владимир впервые за последние годы видел отца таким.

– Дети видят все и становятся такими же прагматиками, как и мы. Равнодушие и прагматизм – вот что сейчас в почете, дорогой Володечка!

– Значит, надо бороться, отец! Бороться с этим...

Петр Михайлович усмехнулся, как-то сразу обмяк. Потух в глазах живой огонек. Он не спеша подошел к креслу, опустил в него свое грузное тело. Он снова стал прежним Кравчуком: усталым, сонно-равнодушным, медлительным. И сын тотчас же заметил эту перемену.

– У меня, Володя, уже нет сил на такую борьбу. Да и не верю я в то, что можно победить. Не верю, понимаешь? Слишком все прочно в нашей теперешней жизни, устойчиво. Потому и хочу, чтобы ты спокойно дописал диссертацию по подземным системам осушения, не ссорился с Боковым.

– Ничего ты так и не понял, отец. Жаль, – вздохнул Владимир.

Письмо от Виноградовой пришло очень кстати. Она сообщала, что задержалась немного в поле и в Кедровск приехала лишь пять дней назад. Очень рада, что Владимир не забывает ее в своем стольном граде Киеве. Все, что он просил, – выполнила. Сеточный электроинтегратор есть в научно-исследовательском и проектно-конструкторском институте теплофизики. С устройством на работу – дело похуже. Временно, сроком на четыре месяца, этому институту нужен только техник-электронщик. Если Владимира устраивает подобный вариант, то пусть он немедленно даст ей телеграмму. С жильем все улажено. Жить он будет в однокомнатной квартире на пятом этаже. Владелица уезжает на два года в Монголию (она строитель по профессии) и оставляет ключи. С ней полная договоренность...

Теперь Владимир знал, что предпримет. Главное сейчас – провести моделирование процесса осушения Южного участка вертикальными водопонижающими скважинами. Тогда разрешатся многие вопросы. И можно будет топать дальше. Он чувствовал, как в душе поднимается нежная благодарность к Виноградовой. «Хорошо, когда есть где-то человек, который понимает тебя с полуслова», – со странным волнением подумал Владимир. Он снова ощущал под ногами твердь.