Текст книги "Хорошие люди"
Автор книги: Евгений Емельянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Давным-давно, когда он впервые столкнулся с обработкой дерева, Станислав поразился, насколько проста технология этого производства. Теперь он ничему не удивлялся – привык. По-прежнему лишь одно обстоятельство казалось ему странным: люди работают чуть ли не в полсилы, но деньги получают за полный рабочий день. Ему было трудно стать таким, «как все». Станислав трудился с таким же жаром, с каким начал работать в юности, когда пришел в смену своего первого наставника Вадима Кирьяновича Рожкова. Станислав не ходил на перекуры, потому что не курил и потому что считал преступлением выключать станок в разгар рабочего дня. Первое время его новые товарищи по цеху, рабочие с приличным трудовым стажем добродушно посмеивались: «Оголодал в армии по гражданке, вот и вкалывает». Но минули дни, недели, месяцы – и люди стали более внимательно присматриваться к Станиславу: может, он хочет славы и вкалывает, чтобы стать со временем с начальством накоротке? К Станиславу начали относиться настороженно и с некоторой долей отчужденности. Некоторые станочники явно сторонились его, здоровались сквозь зубы, в свои компании не приглашали. Но снова прошли дни, недели, месяцы, и снова изменилось отношение к Станиславу. Люди поняли, что, работая в бригаде, где результаты труда идут в общий «котел», один отдельно взятый станочник никак не может искать и находить для себя какую-то выгоду от своей работоспособности. Если же Станислав Вахтомин работал за двоих, то бригада только выигрывала от этого. И еще люди поняли: Станислав работает так здорово не потому, что ищет выгоду для себя, а потому, что иначе не может. Постепенно, незаметно для неопытного глаза, перекуры в бригаде стали более редкими, и показатели работы повысились. Возможно, не каждый нашел бы в себе мужество признаться в том, что его «вдохновил» пример Станислава Вахтомина, но люди действительно стали трудиться лучше. Хоть Станислав и не допускал мысли о том, чтобы выделиться, но именно это и случилось. Он стал бригадиром. Однако и теперь он не изменился, если не считать того, что у него появились некоторые новые обязанности. Бригадир Вахтомин не понукал членов бригады, не стоял у них над душой; он предоставил км полную свободу действий. И тем не менее вахтоминский коллектив стал лучшим в цехе. «Вот это бригадир!» – говорили о Станиславе. Его стали хвалить на всевозможных совещаниях и собраниях, и он, если не удавалось отвертеться от выступления, говорил: «Я не сделал ничего особенного». И он действительно считал, что не сделал ничего особенного. Часто, очутившись в цехе задолго до прихода остальных, окунувшись в море знакомых запахов, увидев перед собой пролет заготовительного цеха и ровные ряды молчащих пока станков, Станислав вспоминал отца. Теперь Станислав другими глазами смотрел на многие события, происшедшие в ту пору. Под другим углом зрения увидел он и деятельность отца. На память начали приходить слышанные когда-то Станиславом разговоры рабочих о мастере Клавдии Сергеевиче Вахтомине, о всех отрицательных сторонах в его деятельности. И, разворошив память, Станислав делал вывод: скорее всего, у отца отсутствовала добрая квалификация, а нехватку деловых качеств он старался компенсировать сверхактивной общественной работой. Станислав Вахтомин был далек от мысли судить своего отца; напротив, он давно «реабилитировал» его. Станислав хотел лишь, наблюдая за отцом издалека, возвращаясь мысленно в прошлое, понять: чем отец жил все последние годы – именно в те годы, когда сам Станислав начал познавать себя а окружающий мир? Но если Станислав не собирался судить своего отца, то теперь, увидев в новом свете многие отцовские поступки, пытался оправдать те из них, которые никому не причинили вреда (во всяком случае, видимого вреда), и от которых, если кто и пострадал, так это сам отец.
Воспоминания чаще всего приходили, когда Станислав стоял у станка и одинаковость операций (массовое производство не предусматривает частой смены технологии), и спокойный ритм убаюкивают, и забываешь о реальности.
Размышлял Станислав не только об отце и его странной смерти, память восстанавливала многие эпизоды из доармейской жизни. Станислав любил грустить – и он грустил, вспоминая детство..
Думая о деловых качествах отца, Станислав спрашивал себя «А чем может похвастать его сын?» Его назначили бригадиром, но он не подходит для этой должности; он вообще не приспособлен для руководящей работы, как не был приспособлен для нее отец. Станислав признавал за собой только один талант – схватывать все на лету. Но такая способность тоже не приносила ему большой пользы; тот, кто схватывает все на лету, чаще всего во всем остается дилетантом, подчас даже в собственном деле. Схваченное на лету недолго задерживается в голове. Правда, у Станислава был еще один талант – талант исполнителя. Если Станислава Вахтомина и могли обвинить в каких-либо грехах, только не в лени. Он не любил когда над ним тяготела невыполненная работа, не любил «оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня», не любил, если кто-то добровольно пытается помочь ему, потому что считал: свой объем работ он сделает сам, даже если не будет понимать чего-то; если что-то и будет ему непонятно, он сумеет быстро узнать, что это такое.
Думая о своих деловых качествах, ревизируя свои интересы, Станислав убеждался, что больших и по-настоящему захватывающих интересов у него нет. Профессия станочника, например, приелась ему еще в детстве, когда он только-только познакомился с деревообработкой. Может быть, профессия эта быстро «набила оскомину» именно потому, что Станислав не увидел в ней большой сложности?
Были в теперешней жизни Станислава минуты, когда ему начинало казаться что он никуда больше не движется, и топчется на месте. Он старался убедить себя в обратном: «Почему – на месте? Я работаю, меня выбрали бригадиром. Разве это не движение вперед?..» Но обмануть себя он не мог.
Привыкнув к семейной жизни, он не охладел к Людмиле. При всей своей взбалмошности она была ему дорога. Станислав Вахтомин быстро привыкал к людям, которые ему нравились: значительно больше времени уходило у него на то, чтобы отвыкнуть от них. Он никогда не сможет до конца забыть Олю Барабанову. Даже симпатичный тамбовский милиционер, с которым Станислав общался менее часа, надолго остался в его сердце.
…Все же теперешняя жизнь Станислава Вахтомина должна измениться. Что-то должно произойти. Или надо предпринимать что-то. Надо, может быть, проявить характер и уговорить Людмилу махнуть на строительство комбината. Пока не поздно. Пока на строительстве этом, как говорил Вениамин, в юном городе Учкенте очень нетрудно получить квартиру. Пока…
Оказалось, что уже поздно.
Станислав заметил, что письма Людмиле начали приходить значительно чаще. А сама она стала задумчивой и несколько равнодушной. Если в первые, месяцы после вселения в новую квартиру Людмила часами наводила в комнатах порядок, чуть ли не по нескольку раз в день чистила порошком ванну и раковины (Людмила особенно радовалась ванне), если первое время женя могла часами говорить о том, как им повезло с квартирой, то теперь поостыла.
Выбрав удобную минуту, когда Людмила была более или менее оживлена Станислав сказал:
– Я вижу, Люда, тебе больше не нравится наша квартира.
– Мне? Почему? Ты шутишь? Очень хорошая квартира.
В другое время она бы произнесла эти слова более восторженным голосом.
– Ты стала… равнодушная, – добавил Станислав.
И, может быть, впервые в эти минуты он заметил, что лицо Людмилы выглядело несколько старше, чем обычно. При ярком дневном освещении, не «загримированное» косметикой, лицо Людмилы казалось менее гладким, чистым и юным, чем то, к которому Станислав привык.
– Конечно, ты взрослый человек, – согласился он. – Но мне кажется, что в последнее время тебя что-то смущает.
– Ты, оказывается, мнительный, мой милый солдатик, – легким тоном ответила Людмила. – Я устала, вот и все. Попробуй поработать у нас на фабрике… Я хочу отдохнуть.
– Возьми отпуск.
– Причем здесь отпуск? Я хочу отдохнуть по-настоящему, чтобы ни о чем не думать. Ни о какой работе, которая ждет… Каждый день, каждый день! Тебе этого не понять, потому что ты мужчина.
– Почему же? Понимаю. Если ты уволишься со своей фабрики, я не буду возражать, – сказал Станислав.
Людмила подозрительно хохотнула:
– И стать домохозяйкой, да?
– Вот именно.
– И жить на одну твою зарплату?
– Угадала.
– И ходить с протянутой рукой?
– Брось, – поморщился Станислав. – В конце концов, не так уж много нам и надо.
Презрение в голосе Людмилы сменилось гневом.
– Да ты соображаешь, что говоришь? Твой потолок – триста рублей. По-то-лок! До тебя мы жили с Олей почти на двести рублей, и то нам этих денег не хватало! Если я не буду работать, мы вылетим в трубу! У всех людей сберкнижки… накопления… А мы живем, как вороны: есть – клюем, нет – полетели дальше.
– Тогда я не знаю, что могу сделать для тебя.
Неожиданно Людмила рассмеялась.
– Ладно, не переживай, мой милый солдатик! Я пошутила. Куда мне отдыхать!.. Я, слава богу, пока еще здоровая баба, руки-ноги есть, могу работать…
– У тебя всегда… – начал говорить Станислав и замолчал, подумав, что может обидеть Людмилу своими, тоже не оригинальными, словами.
– …странные шутки, да? – закончила она за него. – Ты это хотел сказать?
– Что ж еще?
– Может быть, я тоже кое-что хотела? А? Я хотела тебя проверить, может… Может, я хотела узнать, как ты ко мне относишься… Любишь ты меня или нет?
– Ну и как?
– Любишь-любишь! – быстро ответила Людмила.
Было хорошо заметно, что на уме у нее что-то совсем другое…
Беспорядок в квартире угнетал Станислава, но он не мог решиться сказать об этом Людмиле. Наступил момент, когда Станислав обнаружил, что в шифоньере нет ни одной чистой рубашки.
– Люда, – спокойно обратился он к жене, – ты не знаешь, где моя кремовая рубашка?
– Здрасьте! – последовал ответ. – Она же в грязном белье. Надень другую какую-нибудь…
– Какой-нибудь другой тоже нет.
– Как нет, как нет! Пусти-ка, – отодвинув Станислава, она начала копаться в шифоньере, продолжая возмущаться: – Скажет тоже: нет… Рубашек этих было… Надо же… нету… все износил… Хм… Неужели… – Она выпрямилась; не глядя на Станислава, сказала: – Правда, нету… – Затем, выпятив нижнюю губу, сдунула с глаз прядку волос, спросила: – Как же так?.. – Громко хлопнула дверцей шифоньера: – Ладно, мой дорогой солдатик. Сходи сегодня еще разок в этой рубашке, а вечером я постираю… – Голос у Людмилы был скучным и бесцветным.
Станислав решил поговорить с ней.
– Люда, я тебя не узнаю, честное слово.
– Вот еще! Глупости. Я такая же, какая и была.
– Скажи мне, что случилось, я постараюсь понять.
– Что могло случиться?
– Не знаю… Ты вечно о чем-то думаешь.
– А ты вечно только и подсматриваешь, кто чем занимается..
– Раньше ты была другая, не говори. Раньше ты была веселая и красивая.
– Значит, теперь я не нравлюсь тебе?
– Какая ерунда! Ты мне всегда нравишься.
– Если не нравлюсь, то, конечно…
– Просто ты перестала следить за собой.
– Увидел!
– Конечно. И в доме…
– Что в доме? Что? Неубрано, да? Грязно? Полы не мыты?
– Люда…
– У меня всего две руки!.. Я, как и ты, работаю на производстве и тоже устаю. Я не ишак!
– Раньше ты не говорила этих слов.
– То было раньше, – Людмила покраснела. – Мог бы и сам помыть полы!..
– Могу и помыть, – спокойно сказал Станислав и вдруг тоже взорвался: – Хватит! – Людмила замолчала, остановила на его лице испуганный взгляд. – Ты в последнее время превратилась в палача!..
– Спасибо…
– Ты ведешь себя так, что я боюсь тебе слово лишнее сказать, не дай бог обидишься! Что тебе не нравится? Если я – я могу и уйти!
– Ага! – повысила голос и Людмила. – Понятно теперь, к чему ты завел этот разговор… «Могу уйти»… Ты только об этом и мечтаешь, наверно… – Она заплакала. – Ты только и ждешь удобного случая, чтобы бросить нас с Оленькой… Ты сам стал, как посторонний человек. «Могу уйти…» Ну и уходи. Думаешь, мы пропадем? Не дождешься!
Но Станислав подавил уже свою вспышку. Миролюбивым голосом он сказал:
– Людочка, зачем мы ругаемся? Неужели нельзя спокойно во всем разобраться?
Она не ответила.
– Хорошо, – Станислав кивнул. – Ты скажи, чем именно ты недовольна, и я постараюсь исправиться. – Но пока он произносил эту фразу, в голове появились другие мысли: «Это же все ерунда. Спектакль. Семейный скандал, в котором никто не нуждается… Нас всего двое, а мы создаем проблему…»
– Чем недовольна… Всем! У нас с тобой вообще жизнь серая… В гости – и то не ходим. В кино – тоже… Сидим, как два старика, в четырех стенах. Даже Дильдор Аскаровна перестала приходить к нам!
– Почему же она перестала приходить?
– Да потому, что ты как бука… «Здравствуйте, Дильдор Аскаровна!», а потом молчит и молчит весь вечер.
– У вас, наверно, свои разговоры. Женские. Зачем я буду вмешиваться?
– Дильдор Аскаровна и к тебе приходит, не только ко мне! А когда мы последний раз были у нее в гостях, ты помнишь?
– Давай сходим. Я жду, когда ты пригласишь меня пойти в гости..
– Ждешь… – Людмила тяжело, со стоном вздохнула. – Все же, наверно, не нужно было мне выходить за тебя замуж…
– Почему?
– Ну… как тебе сказать… Ты многое не понимаешь… Оля, например, всегда останется для тебя чужой девочкой…
– Я к ней привык, как к своей.
– Ага! Привык… Но не полюбил.
– Полюбил!
– Не верю. Когда любят, относятся иначе.
– Что я должен сделать, чтобы доказать это?
– Что? – Людмила невесело улыбнулась каким-то своим мыслям и покачала головой, отрицая что-то. – Ничего делать не надо, милый Стасик. – Ее голос смягчился, подобрел. – Пусть все идет так, как есть. Оставайся таким, каким был всегда… Зачем нужно стараться делать что-то? Никогда ничего нельзя изменить, запомни.
В комнате быстро темнело, за окном шел холодный октябрьский дождь, деревья стояли желтые, пригорюнившиеся, мокрые – не скоро теперь увидят они весеннее солнце, не скоро зашумят юными зелеными листьями.
Станислав тоже вздохнул и поднялся с места:
– Ладно, Люда, не будем толочь воду в ступе. Но – пожалуйста! – накручивай свои волосы, мне очень приятно, когда они волнистые…
Людмила не ответила. Она задумчиво смотрела в окно, за которым плакала осень.
В конце октября в гости приехал Вениамин. Как всегда, он появился неожиданно и в тот самый момент, когда Станислав и Людмила собирались идти с визитом к Дильдор Аскаровне. Увидев улыбающуюся физиономию друга, Станислав решил, что Людмила будет недовольна визитом Вениамина. Но, как ни странно, случилось прямо противоположное. Лицо Людмилы осветилось радостью, и она приветливо сказала:
– Здравствуйте, Вениамин! Я очень рада, что вы приехали… Мы рады… Заходите, будьте как дома!
Как правило, Людмила встречала Веню Барабанова с некоторой долей подозрительности; в минуту очень хорошего настроения она призналась, что «ничего против Вениамина не имеет и только боится, как бы он не увез Станислава в Учкент». И вдруг – такая неподдельная радость! Станислав ломал себе голову: что случилось с его женой?
– Проходи в комнату, Веня!
– Спасибо. – Вениамин проследовал в комнату и сел в кресло. Спросил: – Ну как, обмывали новую квартиру?
– Обмыли! – весело ответила Людмила. А Станислав бросил взгляд на пол, который был серым от пыли, и смутился.
Людмила продолжала:
– Теперь нам кажется, Вениамин, что мы здесь жили всегда.
– Ты не совсем вовремя появился, – шутливым тоном сказал Станислав другу. – Мы только что собирались приняться за уборку… Видишь, какой у нас беспорядок?
– Стасик, разве ты собирался… – начала было говорить Людмила, но запнулась. – Мы попозже займемся этим, Стасик, хорошо? – закончила она совсем другим тоном.
– Вы меня не стесняйтесь! – сказал Вениамин. – Давайте, я вам помогу.
– Давайте! – снова неожиданно сказала Людмила.
– Вы что, серьезно? – Поначалу Станислав Вахтомин не понял, что Венька Барабанов сделал свое предложение не только для того, чтобы добыть в глазах Людмилы несколько очков а свою пользу, но и для того, чтобы прийти Станиславу на помощь; в эту самую минуту, когда Людмила запнулась, Вениамин Барабанов многое понял. – Веня, не выдумывай, запачкаешь костюм, – продолжал Станислав. – Без тебя управимся.
– Ты мне дашь какие-нибудь старые брюки?
– Сейчас принесу! – Людмила скрылась в другой комнате.
– Веня, что с тобой? – спросил Станислав.
– Желаю понравиться твоей жене.
– Она уже! Встретила тебя, как родного брата.
– Значит, я должен оправдать доверие.
Людмила вернулась:
– Вот! – Она протянула Вениамину какое-то тряпье. – Одевайтесь! И сейчас мы… Оленька играет во дворе, она нам не помешает.
– Я пошел переодеваться, – Вениамин скрылся в ванной.
– Люда, – сказал Станислав. – Я снова тебя не узнаю.
– Это хорошо или плохо?
– Пожалуй, хорошо. Я вижу, что теперь ты доверяешь моему другу.
– Конечно! Я ему всегда доверяла.
– Не всегда.
– Значит, когда тебе казалось, что я Вениамину не доверяю, я просто шутила. Ты же знаешь, я люблю иногда пошутить.
– Ох, да, – Станислав вздохнул.
– Удивляюсь, что ты до сих пор не можешь ценить юмор.
– Я стараюсь, но у меня ничего не получается.
– Очень жаль…
Станислав успел заметить – и это обстоятельство его удивило, – что жена надела старый, но приличный брючный костюм, подкрасила губы и привела в порядок волосы.
– С чего начнем? – Вениамин вышел из ванной. – Наверно, надо трясти этот персидский ковер? – он наклонился и поднял с пола край паласа. – Я трясу, вы моете пол. Договорились?
– Договорились! – непринужденно ответила Людмила.
– Порядок… Где выбивать, на улице?
– Да, там увидите… Оленька покажет!..
И довольно быстро они навели в квартире относительный порядок. Были вымыты полы, и вся посуда, исчезла паутина в углах, вычищены до блеска все водопроводные краны и раковины… И когда с уборкой было покончено, Вениамин, Станислав и Людмила поочередно приняли ванну и начали готовить обед.
С улицы пришла Оля – раскрасневшаяся, радостная:
– Мама, я каталась на роликовых коньках!
– Молодец, Оленька, замечательно. Разденься и пока поиграй в своей комнате.
– А кушать будем?
– Обязательно! Вот приготовим – и будем обедать. И ты, и папа, и дядя Веня.
– А ты?
– И я, и я… Все будем!
– Мама, я пока буду рисовать!
– Хорошо, доченька.
Оля выглядела такой же серьезной девочкой, как и тогда, когда Станислав впервые увидел ее. До сих пор Станислав не мог привыкнуть к ее глазам – умным и словно бы изучающим; когда Станислав ловил на себе взгляд Олиных глаз, ему начинало казаться, что он чем-то провинился перед девочкой и она знает об этом, хоть и молчит. Все же Людмила напрасно обвинила его в том, что он равнодушен к девочке. Неправда. Он привязался к Оле, и порой ему казалось, что эта девочка – его родная дочь. Станиславу всегда хотелось сделать для нее большое доброе дело, но он не знал, какое дело для Оленьки будет выглядеть добрым. Когда Станислав приносил девочке какую-нибудь куклу, заводную машину или любую другую игрушку, Оля спокойно принимала подарок, говорила: «Спасибо, папа!» и уходила в другую комнату играть. И ни разу Станислав не был свидетелем буйной радости, хоть и успел заметить, что Оля отдает предпочтение механическим игрушкам – автомобилям, мотоциклам и другой движущейся технике.
– Итак, мы все хорошо поработали и все очень вымытые, – сказала Людмила, появляясь перед мужчинами. – Почему бы нам по этому поводу не устроить маленький семейный праздник?
– Обязательно надо, – сказал Вениамин.
– Я тоже согласен на праздник, – кивнул Станислав.
– Тогда вкусное блюдо за тобой, – предложила Людмила.
– Согласен. Но ты у меня будешь подсобницей.
– А я, – сказал Вениамин, вставая, – проинспектирую ближайший гастроном.
– Возьми деньги, – Станислав сунул руку в карман.
– Я не привык обижать маленьких, – Вениамин направился к дверям. – С меня причитается к тому же…
– Да? – Людмила с любопытством взглянула на гостя. – Это интересно! И что ж у вас произошло?
– Я получил премию.
– Поздравляю! Стасик, дай ему сумку побольше.
Людмила была весела и радостна; Станислав отметил мысленно, что так бывает всегда, когда она держит про запас какую-нибудь новость и ждет только подходящей минуты, чтобы высказать ее.
Вениамин ушел.
Мгновение – не больше – Станислав и Людмила молчали; потом Людмила сказала:
– Ты меня не узнаешь, да, мой милый солдатик? Между прочим, когда ты мне хочешь что-то сказать и не говоришь, я уже все знаю и понимаю.
– Я не ожидал, что ты такая проницательная.
– Такая вот. И даже лучше. А зато ты кое-чего не понимаешь.
– Папа, – в кухню вошла Оля, – я возьму со стола твою ручку?
– Возьми, Оленька, конечно… – Станислав спросил: – Чего я не понимаю?
– Меня, например. Я приняла, Стасик, одно великое решение.
– Интересно будет узнать.
– Я решила, что рано или поздно нам придется перебираться в Учкент.
Это было невероятно. Действительно, никогда нельзя знать наперед, какой сюрприз приготовила для тебя Людмила. Станислав давно уже не заводил серьезный разговор о том, что нужно ехать на строительство комбината, а если и заикался иногда, что рядом с хорошим другом было бы веселее жить, то делал это скорее по инерции, чем сознательно; Станислав привык к мысли, что Людмила никогда на комбинат не поедет.
– Когда же ты хочешь поехать в Учкент? – спросил он.
– Хоть когда.
– Скоро зима, сама видишь…
– Зима страшна только для семейных.
– А мы не семейные?
Людмила задала новую загадку.
– Я думаю, что сначала ты мог бы поехать один.
– А вы?
– А мы весной.
– Я не могу вас оставить, – решительно сказал Станислав, хоть и не успел еще обдумать предложение жены. – Как вы будете здесь одни? Я буду думать черт знает что…
– А зачем тебе думать? – спросила Людмила более твердым голосом. – Ты забыл, что я прекрасно жила раньше без тебя? И не пропала…
– Прекрасно? – усмехнулся Станислав и крепко сомкнул губы, чтобы не сказать лишнего.
– Я имею в виду, что мы с Олей не пропали ведь, а ты сразу…
– Ладно, это не проблема, – сказал Станислав. – Чисть картошку. – Он ополоснул казан и поставил его на огонь. – На хлопковом масле готовить?
– Смотря, что готовить…
– Кавардак.
– На хлопковом, конечно, – Людмила стала доставать из сетки картошку, и вдруг картофелины попадали на пол, покатились во все стороны – Людмила, бросив сетку, горячо обняла мужа. – Стасик, милый мой, я тебя так люблю, ты мне так сильно дорог, что не можешь себе представить! Я тебя очень, очень, очень…
– Людмила, осторожно, казан опрокинешь.
– Ты на меня не сердишься, правда? Я очень, очень плохая последнее время… на меня иногда находит такое… ты не обращай внимания… я тебя очень прошу!..
– Спасибо, Людочка, но мне нужна картошка…
– Какой ты… скучный, – Людмила ущипнула его, и это тоже входило в арсенал ее действий, когда она желала показать, что Станислав действительно ей дорог.
Вскоре квартира наполнилась запахами жареного мяса, а спустя еще часа полтора хозяева и их гость сидели за столом, уставленным бутылками и закусками; Вениамин принес водку и шампанское, прихватил несколько бутылок пива и – для Оли – лимонад.
Подняв рюмку, Вениамин сказал:
– Я хочу выпить за здоровье всех и каждого!
Выпили и закусили.
Налили.
Следующий тост провозгласил Станислав:
– Я пью за то, чтобы Веня как можно быстрее устроил меня к себе на работу.
– Стоп! – Вениамин поставил свою рюмку на стол. – Что ты сказал?
– Тебе не послышалось.
– Ты… серьезно?
– Он очень серьезно, – ответила за мужа Людмила. – Вениамин, мы решили перебраться в Учкент.
Вениамин перевел взгляд с лица Станислава на лицо Людмилы. Сказал:
– Все же я вас убедил, да?
– Да-да! – сказала Людмила.
– Ну в таком случае… сам бог велел, как говорится, выпить по этому поводу!
Людмила некоторое время молча наблюдала за гостем, и вдруг заявила:
– По-моему, Веня, вы не в очень большом восторге от нашего решения.
– В большом!
– Я сужу по вашему лицу.
– Не суди по его лицу, – сказал Станислав.
– Правильно, – кивнул Вениамин. – Ребята, вы в самом деле решили ко мне?
– Да, – Станислав покосился на Людмилу; Людмила была немного возбуждена, но, кажется, не собиралась идти на попятную.
– Вениамин, скажите, только честно, вам самому нравится город, в котором вы живете?
– Учкент? Конечно. И Ташкент рядом.
– А рудники? Ведь там рудники?
– Они за городом…
– А это… фабрики?.. Наверно, трубы вовсю дымят – пых-пых пых… вовсю коптят…
– Трубы тоже за городом… обогатительные фабрики за городом…
Людмила не сдавалась:
– А если ветер с той стороны?
– Фабрики построены с той стороны, откуда ветер меньше всего дует…
– А зелень у вас есть?
– Обязательно.
– А… – Людмила поморщилась, думая, о чем бы спросить еще. – А как насчет школы для Оленьки?
– В городе много школ… – Вениамин отложил вилку. – Я вижу, Люда, что вы плохо информированы. У нас большой город, почти сто тысяч населения. Он давно существует, еще и комбината не было…
– Правда? А я думала: стройка, она стройка и есть: пыль, грязь, ни одного дерева…
– Ошибаетесь.
– Почему вы раньше мне не сказали этого?
– Я всегда об этом говорил. Просто вы не слушали…
– Потому что она и не хотела слушать, – довольно рискованно заметил Станислав.
Но бурной реакции на эти его слова со стороны Людмилы не последовало. Она только вздохнула.
– Потому что мне не хотелось уезжать отсюда.
– А теперь?
Людмила пожала плечами:
– И теперь не хочется… А что делать?
Станислав ждал, что в эту минуту Людмила взглянет на него, но ее глаза были устремлены в другую сторону.
