Текст книги "Хорошие люди"
Автор книги: Евгений Емельянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Станислав хотел сказать, что, к сожалению, ему трудно кушать даже плов, но только улыбнулся и написал: «Спасибо! Я очень люблю плов».
– Хорошо, хорошо, – счастливым голосом сказала женщина, извлекая из своей бездонной сумки варенье и… яблочный сок. – Угощайтесь! Я буду еще приходить… Обязательно буду… – И вдруг Дильдор Аскаровна снова помрачнела. – Вай, плохо, как во сне, который совсем плохой… Какая вы хорошая была семья! Вам нужно было рожать ребенка… двух ребенков… и все. И этот хулиган не приезжал бы… Правильно?
Станислав написал: «Правильно!»
Когда гостья ушла, он некоторое время неподвижно лежал на кровати, думая о том, что до сих пор ему везло в жизни на хороших людей. С самого начала! С того начала, когда в класс впервые вошла Елизавета Ивановна, и он, встретившись с ней взглядом, понял вдруг, что станет другом новой учительницы. Словно невидимая нить соединила в эту минуту взрослую женщину и мальчишку. Прошли годы, но он до сих пор не может забыть того великого ощущения. И впоследствии Станислав почти никогда не ошибался, открывая или, напротив, закрывая свое сердце при знакомстве с новым человеком. Правда, однажды он «не принял» Марину Семеновну Фабрициеву – мачеху. Он решил, что Марина очень плохой человек – и ошибся. Марина оказалась доброй женщиной, хоть и со своими недостатками; но, возможно, некоторые черты ее характера, которые казались Станиславу отрицательными, делали Марину Мариной…
Повзрослев, Станислав многое переоценил.
До сих пор ему везло на хороших людей. Марина Фабрициева, Тамара Акимовна, Вадим Кирьянович Рожков, Оля и Венька Барабановы, Елизавета Ивановна, тамбовский милиционер, старшина Соколов, Дильдор Аскаровна, Людмила Обухова… Пусть кто-нибудь посмеет отрицать, что Людмила Обухова не обладает всеми теми качествами, которые так нравятся Станиславу в людях! Людмила навсегда останется для Станислава Вахтомина хорошим человеком, хоть он так до конца и не понял и теперь уже никогда не поймет, видимо, какие по-настоящему серьезные мысли бродят в ее голове, обрамленной волнистыми локонами цвета жженого кирпича…
Ничего страшного не произошло. Трагедии не получилось. И если Людмила действительно счастлива с этим самым Костей, то пусть она будет счастлива.
Ему хотелось плакать от всех своих благородных мыслей. Вздохнув, Станислав сел в постели, установил на коленях кастрюльку и начал есть плов, а вернее, глотать рис не разжевывая, с наслаждением вдыхая в себя аппетитный запах плова.
Почти месяц пролежал Станислав в больнице. За это время у него в палате побывали снова Людмила, Дильдор Аскаровна и… следователь городской прокуратуры. Людмила снова плакала и просила Станислава не сердиться на нее; Дильдор Аскаровна сокрушалась о том, что «Люда опять живет с плохим хулиганом, а хороший человек Станислав остался без жены». Вениамин в одном из писем советовал другу забыть о том, что было у него с Людмилой и делать вид, как будто ничего и не было. «Помнишь, мы мыли полы в вашей квартире? Я тогда сказал себе: „Все понятно!“ Уже тогда я понял, что ваш брак приказал долго жить… Ну, ничего, в Учкенте я тебе такую красавицу подыщу – ахнешь!» Заодно Венька написал о том, что получил письмо от своей сестры, которое его очень и очень удивило. «Она написала, что будто бы наша мать виновата в том, что она вышла замуж. Тебе что-нибудь понятно?»
«Это Юркина работа», – подумал Станислав.
Станиславу с трудом удалось остаться спокойным, когда Вениамин сообщил ему очередную новость. Но первое мгновение прошло, и Станислав успокоился. Теперь уже ничто ничего не изменит… Тем не менее, Станислав долго размышлял о том, как сложилась бы его теперешняя жизнь, если бы Софья Николаевна не присылала ему никаких писем.
Выписавшись из больницы, Станислав поехал в Учкент.
Дверь квартиры открыла пухленькая румянощекая девушка и вежливо спросила:
– Вам кого?
– Мне? – Станислав растерялся, попятился назад. – Я хотел… наверно, я ошибся домом… – Он оглянулся назад, затем посмотрел в открытую дверь, не узнал квартиры. Спросил: – Это второй этаж?
– Конечно. – Девушка засмеялась. – Вы Станислав Вахтомин?
– Я?.. Да!.
– Заходите. Вы не ошиблись. Я вас сразу узнала. Веня мне сказал, что, если явится человек, который разговаривает вот так, – она скопировала речь Станислава, – то это, сказал Веня, его лучший друг Станислав Вахтомин и что я должна вас пустить. Я вас пускаю, заходите. – Девушка еще шире открыла дверь. – А меня звать Шурочка.
Станислав быстро успокоился. Перед «Шурочкой» можно было не робеть. Ему всегда казалось странным, когда девушка сама называла себя уменьшительно-ласкательным именем.
– Очень приятно, Шурочка, – сказал он и зашел в квартиру. – Я, правда, Станислав – друг Вени. А вы кто?
– А я его жена.
– Как?! – Станислав остановился, словно что-то неожиданно преградило ему путь. – Жена?.. Венька холостой!
– Был. – Шурочка весело засмеялась. – Но вы все равно заходите, не бойтесь!
– Я не боюсь. Захожу. А где сам… хозяин?
– На работе.
– У вас что, и свадьба уже была?
– Нет. Но теперь будет. Веня сказал, что, пока вы не выйдете из больницы, никакой свадьбы!
Не было ничего удивительного в том, что Станислав не узнал квартиру. Спартанского духа, который присутствовал в Венькином жилище, как не бывало. В комнатах появилось немало мебели – диван, стулья, стол; окна были прикрыты красивыми гардинами, на подоконниках расцвели цветы в горшочках… Квартира казалась обжитой, хотя еще месяц тому назад здесь жил холостой и непритязательный человек.
– Хорошо у вас, – сказал Станислав, опускаясь на диван. – Приятно глазу.
– Правда? Вам нравится? Почему вы говорите «у вас»? Ведь и вы здесь живете! – Шурочка произносила эти слова вполне искренне.
– Да-да, – согласился Станислав. – Жил когда-то.
– Живете-живете, – настойчиво повторила девушка. – Веня сказал.
Станиславу все больше нравилась веселая и разговорчивая, простая в обращении Шурочка, хоть он всегда считал, что Вениамин выберет себе такую же серьезную жену, как он сам.
Прежде, чем вернулся вечером Вениамин, Станислав узнал о своем друге много нового. Ему стало известно, например, что Вениамин – секретарь первичной партийной организации (Станислав не помнил, говорил ли ему друг когда-нибудь о том, что вступил в партию); что за хорошую работу на руднике он получил несколько почетных грамот и много раз награждался денежными премиями.
– Хорошенький сюрпризик ты мне преподнес, – сказал другу Станислав, когда тот пришел домой.
– Нравится? – выражение лица у Вениамина оставалось все таким же – равнодушным; и, хоть Станислав не первый год знал своего друга, было странно, что Веня вроде бы даже и не рад случившемуся.
– И когда ты успел завоевать такой большой авторитет?
– Успел вот… Ты считаешь, что время стоит на месте? Время бежит! Смотри, не упусти.
– Это ты мне?
– Кому же.
– Почему ты думаешь, что я должен упустить свое время?
– Я не думаю. Просто так говорится… Ты обиделся, что ли?
– Сейчас заплачу.
– Не плачь. Приходи ко мне на рудник – и дело в шляпе.
– И стану знаменитым. Как ты.
Вениамин пожал плечами, переменил тему разговора.
– Ну как твоя челюсть? Жевать можешь?
– Жевать всегда пожалуйста.
– Тогда сейчас мы попируем… Шурочка!
– Кстати, почему ты мне никогда ничего не говорил?
– Потому что ты никогда не спрашивал.
– О чем бы я стал у тебя спрашивать? О том, с какой девушкой ты гуляешь?
– Само собой.
– Ладно. Когда свадьба?
– Теперь – хоть завтра.
– Но вы расписались?
– Конечно. Как же без этого? Положено…
Станислав задавал вопросы; но думал о другом. Это отвлекало, и минутами он не вслушивался в слова, которые произносил Вениамин. Было ясно: от серьезного разговора сегодня не уйти. Кажется, это хорошо понимал и Вениамин – Станислав не мог не почувствовать легкого напряжения в его голосе. Другу не хватало той свободы в словах и действиях, которая присутствует, когда человек ничем не скован, когда ему нечего скрывать или когда он не ждет подходящего момента для того, чтобы поразить собеседника неприятной для того новостью.
Часов в восемь друзья поужинали, потом смотрели телевизор, а после одиннадцати Шурочка отправилась спать.
– Извините, мальчики, но мне завтра вставать с петухами!..
Наконец друзья остались одни. Помолчали… Чтобы не дать паузе затянуться, Вениамин предложил:
– Тряхнем стариной?
– Как?
– Когда-то мы с тобой здорово резались в шашки.
– Когда-то… – Станислав загрустил, вспомнив те далекие времена. Ведь не мог же он не вспомнить Олю Барабанову, которая тоже любила эту игру. Удивительно складывается жизнь. И часто совсем не так, как хотелось бы. Он снова не у дел. Он решил про себя, что завтра же поедет на ремонтный завод и заберет назад свои документы. Ему поздно переквалифицироваться. – Неси свои шашки, – сказал Станислав.
– Только давай перейдем в кухню, – предложил Вениамин, – а то из спальни все слышно, и мы будем мешать Шурочке.
– Само собой.
И когда они расположились за кухонным столом, когда Станислав сделал первый ход, Вениамин сказал:
– Стас, давай хоть раз в жизни поговорим серьезно!
– Давай, – Станислав наперед знал о том, что хочет сказать ему друг, поэтому был очень спокоен. Он принял решение, и если Вениамин обидится на него за это, ничего страшного не случится. Станислав добавил: – Не люблю серьезные разговоры.
– Ты опять шутишь? – Вениамин пытливо посмотрел другу в глаза. При электрическом освещении лицо друга казалось еще более смуглым, чем было на самом деле. Казалось, что Вениамин сильно загорел, хотя ему незачем было больше загорать.
– Нет-нет, – сказал Станислав. – Я не шучу. Что там, у тебя?
– Я хочу сказать, Стас, что, хоть я и стал семейным человеком, ты должен остаться в этой квар…
– Фу, Веня, какие глупости ты говоришь!
– Постой! Ты можешь меня дослушать?
– Валяй.
– Ты должен остаться в этой квартире до того, как получишь собственную.
– Долго же мне придется жить у вас!
– Долго не придется, если ты последуешь моему совету.
– Ну?
– Я тебе сказал уже, что хотел бы видеть тебя на руднике.
– Экскаваторщиком? Мне поздно переучиваться…
– Ерунда. Никогда ничего не поздно… Если ты придешь к нам на рудник, я гарантирую тебе жилье буквально через месяц-другой.
– По блату?
– Не болтай глупостей! Какой блат? У нас есть жилье, но нет кадров. Езжай завтра на ремонтный, забирай документы и – к нам.
– Веня, стой, – сказал Станислав, машинально делая очередной ход и отмечая краешком сознания, что сейчас противник съест у него две шашки. – Я завтра поеду на завод, возьму назад трудовую…
– Молодец!
– Подожди. Я возьму трудовую и уеду.
Рука Вениамина, которую он поднял, чтобы сделать очередной ход, застыла в воздухе.
– Ходи-ходи, Веня.
– Ты отдаешь отчет своим словам?
– На сто двадцать процентов.
– Именно теперь, когда все наладилось, ты хочешь сбежать.
– Выбирай выражения, Веня.
– Мы с тобой друзья. Разве обязательно выбирать выражения. Ты хочешь именно сбежать – от самого себя… Я тебя хорошо понимаю, Стас. И все твои трудности. Приходи к нам на рудник, и я тебе гарантирую, что через полгода ты все забудешь.
– Я уеду, Веня. Мои трудности здесь не при чем… Какие трудности? Люда, что ли? Так это я пережил…
Вениамин долго молчал.
– Если ты уедешь, – наконец сказал он глухо, – я всегда буду думать, что ты уехал из-за меня…
– Глупости.
– Я буду думать, что именно моя женитьба помешала тебе остаться в Учкенте.
– Ты сам знаешь, что это не так.
Воцарилось молчание.
– Ты бы лучше чайник поставил… если не трудно, – попросил Станислав.
– Не трудно, – Вениамин встал из-за стола, набрал в чайник воды, поставил на плиту. Сел и спросил все тем же отчужденным голосом: – Куда ты собираешься ехать? В деревню?
– В деревне мне нечего делать… Для начала собираюсь махнуть в Ташкент.
– В Ташкент? – удивился Вениамин.
Станислав кивнул, а Вениамин продолжал:
– Ну да, понятно. Там очень нужны рабочие руки.
– Нужны.
– Только я не знаю, что ты будешь делать в Ташкенте. По-моему, там требуются строители… дома строить… Ты знаешь, кстати, сколько было разрушено домов? Восемьдесят тысяч!
– Знаю.
– Там нужны строители, – повторил Вениамин.
– Конечно, – согласился Станислав. – А стройки «жрут» очень много леса. Половых досок, например…
– Понятно… Значит, ты вернешься в деревообработку?
– Угадал.
Станислав с облегчением вздохнул. Идея упомянуть о Ташкенте пришла ему в голову только в последнюю минуту. Может быть, инстинктивно Станислав хотел успокоить друга…
Упомянув почти случайно о Ташкенте, Станислав вдруг понял, что это как раз то, что ему надо. Ну конечно же! Вот оно, пришло, решение всех его проблем. Почему он раньше не подумал об этом? Надо ехать в Ташкент – и больше никуда.
Неожиданно принятое решение успокоило Станислава и придало ему твердости. Сомнения, которые донимали его весь последний месяц, исчезли, превратились в ничто…
– А ты не боишься землетрясений? – спросил Вениамин, делая наконец свой ход и забирая у Станислава две шашки.
– Не боюсь… В твоем экскаваторе посильнее трясет!
– Ну, что ж… Тогда другое дело, – Вениамин улыбнулся. – Дай лапу. – И он пожал Станиславу руку.
Глава шестая
Ташкент
Комбинат, на котором начал трудиться Станислав Вахтомин, до землетрясения выпускал самую разнообразную продукцию, в том числе и мебель. Но прошло несколько месяцев после того, как подземные толчки разрушили город, и комбинат начал перестраиваться. Отныне ему предстояло полностью переключиться на производство изделий, необходимых для восстановления Ташкента. Именно в эти дни и пришел сюда Станислав.
Станислав вернулся к делу, к которому привык с детства. Но теперь он не задумывался о том, что в его работе мало сложности. Станислав давно (тоже – с детства) убедился а том, что самая трудная задача перестает быть трудной после того, как ты ее решил. И почему-то всегда, после непродолжительной радости по поводу успешного решения проблемы, наступает легкое разочарование. Где искать причину вахтоминской неудовлетворенности? Он всегда старался делать свое дело так, как лучше. И ему всегда казалось, что в достигнутом чего-то не хватает, какой-то, может быть, мелочи, без чего радость не могла быть полной.
Начав трудиться в Ташкенте, Станислав не задумывался больше о том, почему его не удовлетворяет работа. Может, впервые в жизни он почувствовал, что делает нужное дело.
Ташкент оправился от землетрясения и… начал заново отстраиваться. Со всех концов страны поступали сюда эшелоны с оборудованием и строительными материалами. В поте лица трудились железнодорожники, обрабатывая многочисленные составы. Однако наибольший объем работы выпал на долю строителей – и ташкентцев, и тех, кто приехал ташкентцам помочь. Станислав относил себя к последним. И он помогал, как умел. Деревообделочному комбинату не трудно было перейти на производство изделий узкого ассортимента – оконных и дверных рам, половых досок и некоторых других деталей, необходимых при возведении жилья. Понадобилось лишь несколько месяцев для того, чтобы комбинат вышел в число «стабильных» предприятий Ташкента.
Прожита четверть века, а он, Станислав Вахтомин, нетвердо стоит на ногах и не знает, что ему делать дальше. Конечно, он построит Ташкент, а куда денется после этого? Что, действительно, делать дальше? Что предпринять, когда город Ташкент больше не будет нуждаться в его помощи? Уехать? Куда? В Учкент к Вениамину? Как много вопросов возникало в голове. Вопросы нанизывались один на другой, вопросы вели между собой бескомпромиссную борьбу за право занять наиболее важное место, вопросы мешали спокойно отдыхать, читать, спать… Мысль о том, что Ташкент только начал отстраиваться и что конца-края этому строительству не видно, почти не успокаивала Станислава Вахтомина. Рано или поздно, город залечит раны и уже сегодня надо думать о том, как устраивать свою дальнейшую жизнь. Или махнуть в деревню? Принимай, Юра, гостя! А у Юры своя семья, и вряд ли Станислав будет чувствовать себя в своей тарелке, хоть и приедет в родной дом. Конечно, отцовский пятистенок с антресолями в состоянии вместить не одну семью, но… но все же не стоит усложнять жизнь и себе, и – в особенности – младшему брату. Да и что станет Станислав делать на родине? Снова пойдет на поклон к Владимиру Петровичу? Мол, хочу к вам на комбинат, сами хвалили когда-то… Нет-нет, это невозможно. Никогда Станислав не сумеет войти в цех, с которым связано столько воспоминаний – и добрых, и грустных… В минуты, когда память возвращала Станислава в детство, невозможно было заставить себя не грустить, не тосковать, не вздыхать. Нет, на родину ехать нельзя.
В одном из своих писем Вениамин сообщил о том, что «сестра вернулась из Москвы домой (Ольга разошлась с мужем) и живет теперь с родителями».
Станислав еще раз вздохнул, читая письмо Вениамина. Трудно было выразить чувства, которые появились в душе. Впрочем, одно из чувств было довольно ярким и до конца понятным – жалость по отношению к Оле Барабановой. Теперь она осталась одна. Она вернулась в родительский дом, но никогда не сможет вернуть юношеских лет; Вениамин не упомянул в своем письме о том, что собирается Оля делать дальше, думает ли она оставаться в селе навсегда, или у нее есть другие планы?
Теперь понятно, что остановилась и вернулась назад не только Оля, но и сам Станислав Вахтомин. И если его теперешнюю работу в заготовительном цехе деревообделочного комбината можно назвать возвращением к исходным рубежам, он не станет утверждать обратное. Случались минуты наваждения; Станислав шагал по цеху, вдыхая в себя древесные запахи, и ждал: вот-вот встретится ему Вадим Кирьянович Рожков и скажет: «Ты уже отработал, Стас?» Или выйдет из конторки отец, щелочками глаз уставится Станиславу в лицо, хрипло спросит о чем-нибудь… Разумеется, наваждение быстро исчезало, но чувство утраты оставалось.
Но, возможно, жизнь специально сделала свой виток, чтобы он, Станислав Вахтомин, приобрел наконец ту единственную цель, ради которой и стоит жить на земле?
Стоп! – сказал он себе. – Что ты имеешь в виду? Ольгу Барабанову? Вернуться в деревню и…
Мысль была настолько неожиданна и в то же время естественна, что не могла не смутить. Неужели возможно то, о чем он подумал? Но это… это не совсем порядочно – думать так. И неужели ты думаешь, дурак, что Ольга Барабанова с радостью бросится в твои объятия только потому, что ты позовешь ее?!
Станислав презрительно хмыкнул, постарался переключить мысли на другое. Вениамин сообщил ему еще одну удивительную новость: он больше не экскаваторщик, потому что закончил наконец вечерний факультет политехнического института (Учкентский филиал); во-вторых, теперь Вениамин Барабанов – партийный работник, инструктор промышленного отдела горкома партии. «Прошу учесть…» Далее Вениамин писал: «Ты не можешь себе представить, Станислав, как меня увлекла эта работа. Еще тогда, когда я был секретарем на руднике (цеховым), я понял, что партийная работа – это то, что мне требуется. Конечно, я люблю свое дело, на что другое я бы никогда не променял свою профессию, но теперь я убедился, что партийная работа для меня – все…»
Чувствовалось, что Вениамин мечтал теперь лишь о том, чтобы кто-то разделил его радость. И не просто «кто-то», а именно он, Станислав Вахтомин, друг детства. И Станислав написал в ответном письме: «Поздравляю! Очень рад за тебя. Желаю тебе большой дороги. А что? Не боги горшки обжигают. Если тебе нравится партийная работа, значит, ты будешь стремиться к тому, чтобы посвятить ей всю свою жизнь. Разве не так? А если ты будешь к этому стремиться, значит, ты должен делать эту работу очень хорошо – настолько хорошо, чтобы твои коллеги в твое отсутствие чувствовали себя одинокими и беспомощными…»
С тех пор Станиславу стало казаться, что Вениамин еще дальше отдаляется от него. Сам по себе Учкент находился не очень далеко – полтора часа автобусом, а то и меньше. Но вся беда в том, что не расстояния играли теперь роль, а обстоятельства, которые были сильнее человеческих желаний. Станислав Вахтомин иногда и хотел бы махнуть к другу в Учкент, но не мог этого сделать, потому что деревообделочный комбинат должен был ежедневно производить продукцию.
Последнее время Станислав все чаше и чаще вспоминал о Людмиле. Ни Людмилу нельзя было забыть, ни Оленьку, – с ними, несмотря ни на что, он был одно время очень счастлив. Рассматривая издали свои отношения с Людмилой, Станислав считал, что отношение эти были прекрасны. Переписка Людмила с Костей почти не играла, собственно говоря, никакой роли для Станислава. То обстоятельство, что Людмила в конце концов предпочла Костю – отца Оленьки – вовсе не говорит о том, что это стало следствием переписки Людмилы. «Рецидивист» в любом случае попытался бы, вернувшись из мест заключения, занять утраченные позиции… И он их занял. А Станислав лишился семьи и твердой почвы под ногами, хоть он и не считал в те времена, что под ногами у него – твердь. Но у Станислава Вахтомина во всяком случае были жена и дочь (Оленька называла его «папой» и он был счастлив); у него была квартира и работа, которую он хоть и не любил так сильно, как хотелось бы, но которую добросовестно выполнял.
В свободное время Станислав бесцельно разгуливал по улицам Ташкента, вдыхая запахи разогретого асфальта, цветов, пыли. Пыль была везде: и на строительных площадках, и на деревьях, и под ногами на самых центральных улицах. Только в районах, где Ташкент почти не пострадал, – в районе аэропорта, в Шумидовском городке и в некоторых других местах – было чисто и уютно.
В центре же застраивался и в отдельных случаях приобретал свои будущие черты новый Ташкент, который станет «одним из лучших городов страны», как писали местная и союзная пресса.
Станислав не подозревал, что он так быстро привыкнет к своей новой жизни. Теперь ему казалось; он так давно приехал в Ташкент, что точную дату невозможно вспомнить. Он чувствовал себя ветераном. Он трудился на большом комбинате, совершенно не отличающемся своей структурой от комбината, оставшегося в детстве (может, Станиславу потому и казалось, что он давно трудится в Ташкенте – все было знакомо с детства!); он любил все то же, что было дорого ему в далекой юности. Прежним в общем-то осталось и мировоззрение Станислава Вахтомина, и он, в частности, продолжал считать, что многие проблемы, без которых можно легко прожить, выдуманы людьми только для того, чтобы делать хорошую мину при плохой игре, ломать словесные копья в поединках, которых не было бы вовсе, не приди в голову тому или иному субъекту та или иная пустопорожняя затея…
Правда, эти свои мысли Станислав держал при себе. Он был уверен в том, что комбинат не нуждается в его идеях, но нуждается в его руках. Свидетельством тому были премии, которые Станислав ежемесячно получал. Кроме этого, он несколько раз награждался почетными грамотами – от горсовета, от Узсовпрофа, от ЦК Комсомола Узбекистана… Станислав не мог бы сказать, что он равнодушен к наградам. Но он по-прежнему считал, что не так уж много сделал для того, чтобы заслужить их.
Но его заметили.
И вскоре он приступил к обязанностям бригадира.
Спустя много лет Станислав с хорошим чувством вспоминал ташкентский отрезок времени в своей жизни. Именно в Ташкенте он по-настоящему почувствовал, что нужен кому-то – не отдельному человеку нужен, а обществу; и даже то обстоятельство, что Станислав был одинок в своей личной жизни, не могло испортить этого впечатления.
Ташкентский отрезок жизни был наполнен многими событиями – большими и малыми. Одна только встреча с Людмилой Обуховой выбила его на некоторое время из колеи, заставила его грустить и сомневаться, и жалеть о потерянном.
Однажды дверь в комнату открылась и на пороге возникла незнакомая женщина. Она потому показалась незнакомой, что наступал вечер, за окнами сгустились сумерки, из коридора бил свет, освещая спину гостьи, но не ее лицо. Правда, Станислав быстро понял, что перед ним именно Людмила, потому что кто же еще, кроме нее, мог очутиться здесь?
Прищурившись, Людмила смотрела в темную глубину комнаты:
– Можно?
– Люда! – Станислав поспешил гостье навстречу. Он испытал вдруг такую радость, что едва справился с желанием обнять свою бывшую жену. – Конечно, проходи! Откуда ты взялась? – Станислав щелкнул выключателем.
– Приехала вот… – Она снова прищурилась, но на этот раз от яркого света, который вспыхнул в комнате. – Еле тебя нашла! Я Ташкент более или менее знаю, но после землетрясения еще не была здесь… Ужас! Все не то.
– Ничего, – сказал Станислав, прибирая на столе. – Все будет «то», подожди маленько. – Он не фиксировал памятью слова, которые произносил; он мог сказать сейчас, что угодно, и тут же забыть об этом. Появление Людмилы было настолько неожиданным, изумление и радость были настолько сильными, что Станислав некоторое время словно во сне пребывал. – Ты одна приехала? В смысле, без Оленьки?
Людмила рассмеялась:
– Неужели же я Олю в Ташкент, потащу? Во-первых, она в пионерском лагере, во-вторых, я в служебной командировке, – Людмила постреляла глазами по сторонам, а потом остановила взгляд на лице Станислава: – Ты пополнел.
– Разве?
– Очень. Такой солидный. А ты знаешь хоть, как я тебя нашла?
– Ума не приложу.
– В справочном бюро узнала.
– Неужели в справочном бюро дают адрес?
– Конечно. Только надо знать фамилию-отчество и год рождения.
– А ты знала?
– Твой-то?
– Странно, – сказал Станислав. – Кого угодно ожидал, но только не тебя…
– Я тоже… То есть, я хочу сказать, что тоже не ожидала, что ты окажешься холостой. Я очень боялась, что у тебя есть жена.
– Почему?
– Очень, очень боялась. Думаю, приеду, а твоя жена откроет дверь и спросит: «Что надо?» Со стыда сгоришь!.. Я ведь не знала, что это общежитие.
– Кофе хочешь?
– Хочу, если можно…
– Почему же нельзя?.. – И уже более спокойным тоном Станислав спросил: – В командировку, говоришь?
– На десять дней.
– Зачем?
– Обмен опытом.
– С кем?
– В Ташкенте есть комбинат такой. Текстильный. Может, слышал?
– Кто о нем не слышал.
– Вот с ними… Приехали пять наших лучших работниц.
– Значит, ты лучшая?
– Значит так, раз послали…
– Как дочь поживает?
– Если бы ты видел, какая она стала! Мне с ней иногда очень трудно разговаривать, больно серьезные вопросы задает. А что будет, когда она станет полностью взрослая?
– Оля – очень умная девочка. Это было заметно уже тогда, когда она почти не умела говорить… Чем хоть она увлекается?
– Мотоциклами.
– Чем? – Станиславу показалось, что он неправильно понял ответ Людмилы.
– Мотоциклами, – повторила та. – И вообще техникой. Но на мотоциклах просто помешалась. Купи, говорит, который самый дешевенький… А я боюсь.
– Чего ты боишься?
– Ну как же! Это же смертники – мотоциклисты!.. Недавно около нашей фабрики, – помнишь, там такой поворот опасный, и никакого светофора, – так вот, на том самом месте мотоцикл в машину врезался… Страх, что было!
– Случайность, – сказал Станислав.
– Мне не надо таких случайностей. Я хочу быть спокойна за свою дочь.
Больше Станислав не знал, о чем спрашивать гостью. На смену радости, которая захлестнула его в первое мгновение, пришла скованность.
– Как твои… зубы? – поинтересовалась Людмила.
– Нормально.
– А рука?
– И рука.
– Я очень рада… Я тот раз очень испугалась, думала, что у тебя это останется навсегда… Извини, меня, Стасик, ладно?
– Я давно забыл.
– Зато я не могу забыть. Как вспомню – так прямо злая становлюсь! А ты где работаешь?
– В деревообработке.
– Наверно, начальник уже?
– Такой же, как и был. Бригадир.
– Все равно начальник… А помнишь, как ты уезжал в Учкент?
– Помню.
– А помнишь…
Они пили кофе и вспоминали ушедшие дни и совместную жизнь. Когда-то Вениамин утверждал, что человек всегда грустит по прошлому; Вениамин предсказал, что настанет время – и Станислав будет грустить по армии, по армейской службе. Так оно и вышло. Станиславу хотелось сейчас снова вернуть те годы, когда он был всего лишь рядовым солдатом и мог по выходным ездить к Людмиле в гости. Иногда даже катастрофы, случившиеся с нами в прошлом, начинают казаться в наших воспоминаниях смешными происшествиями, в которых не мешало бы снова принять участие, потому что случились они в прекрасной и ушедшей юности…
Людмила вспомнила о пожаре, во время которого она впервые увидела Станислава, а Станислав почувствовал грусть и желание вернуть этот день. И чтобы пожар был, и чтобы снова чей-то голос – а это был голос Людмилы – крикнул ему: «Солдат, спасите ребенка!»
– А потом я тебя встретила, когда ты ел мороженое в кафе. Мне сначала показалось странным, что солдат любит мороженое… Потом я смотрю, а это, оказывается, тот самый солдатни, который тогда на пожаре… Ну и…
Словно и не было этих долгих лет разлуки. Людмила осталась такой же красивой, веселой и разговорчивой. Станислав любовался ее улыбкой, наслаждался ее голосом, смотрел ей в глаза и знал, что и Людмила испытывает примерно те же самые чувства.
– Сказать тебе секрет? – спросила она.
– Скажи.
– Я очень, очень, очень жалею, что мы с тобой разошлись. Честное слово, Стасик! – Она покраснела. – Только ты ничего не подумай, ладно?
– Чего я должен думать?..
– Дильдор Аскаровна правильно мне говорила: дура ты… Она, правда, не так говорила, но все равно… А почему ты не женился?
– Нет подходящей невесты.
– В Ташкенте-то? Да тут на одном Текстильном такие девчонки!..
– То – девчонки…
Людмила снова повела взглядом по комнате:
– Значит, так и живешь?
– Так и живу.
– А помнишь…
Наверно, она хотела снова уйти в воспоминания, но вспоминать было больше нечего. Да и настроение у обоих изменилось. И Людмила, и Станислав поняли вдруг, что встреча подошла к концу, что Людмиле пора уходить. В комнату то и дело заглядывали. Пришла дежурная; попросила для чего-то ключ.
– Пожалуй, мне пора, – сказала Людмила, вставая и непонятно улыбаясь. – Проведала – и ладно.
– Я тебя провожу.
– Не нужно. Я Ташкент знаю.
– Все равно.
Они ехали трамваем до Саперной площади, болтали о пустяках и были более далеки один от другого, чем полчаса тому назад.
– Обязательно передай привет Оле и Дильдор Аскаровне.
– Конечно!
На Саперной Людмиле надо было пересесть на одиннадцатый номер. Они долго стояли на остановке – трамвая не было. В полусумраке лицо Людмилы было более юным и более родным. В самый последний момент, когда Людмила вошла в вагон, она сказала фразу, удивившую Станислава:
– А Костю снова забрали!
Трамвай дернулся и поехал.
– Стасик, до свидания!..
Костю снова забрали!
Значит, Люда опять одна?
Станислав продолжал стоять на остановке, переживая мгновенно вспыхнувшее в душе чувство жалости. Значит, Людмила снова одинока! Неужели в этом мире нет счастливых людей? Жалость стала еще больнее, когда Станислав остался один у себя в комнате общежития; он мысленно вернулся в годы совместной жизни с Людмилой, начал раскладывать по полочкам ее и свои поступки, пытался даже ответить на вопрос, почему у него с Людмилой не было своих детей. Возможно, если бы в те времена у Оленьки Обуховой появилась маленькая сестренка или братишка… если бы союз Людмилы и Станислава был закреплен подобным образом, стала бы Людмила поддерживать связь со своим «рецидивистом»? И пошла бы она на тот разрыв со Станиславом, который произошел?
