Текст книги "Хорошие люди"
Автор книги: Евгений Емельянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава пятая
Прощание
Центральная улица Учкента называлась именем ученого, который когда-то нашел в здешних местах руду. Улица Черкесова брала свое начало от междугородной автостанции, пересекала весь город, карабкалась наверх, в предгорья и превращалась в автостраду в том месте, где в нее «вливалась» обводная дорога; автострада заканчивалась в районе Желтого рудника; дальше, за рудником, начинались собственно горы, у подножия которых было расположено красивое Холодное озеро. На Желтом руднике работал Вениамин.
Вениамин Барабанов жил в Учкенте в двухкомнатной квартире, в которой Станислав не обнаружил никакой мебели, если не считать кухонного стола, табуретки и железной кровати.
– У тебя что, не бывает гостей?
– Бывают, но редко. Я не люблю гостей.
– Я – гость.
– Ты – свой. Я не люблю чужих.
– Неужели у тебя нет здесь друзей?
– Друзья?.. Почему же… есть неплохие парни. Только у большинства другие интересы…
Станислав не стал спрашивать, какие интересы у Веньки Барабанова.
– Первое время будешь жить у меня, – сказал Вениамин. – Свгласен?
– Вполне.
Станислав дал свое согласие, не подумав о том, что может стеснить Вениамина. Но уже было поздно брать назад свои слова. Судя по всему, Вениамин действительно вел спартанский образ жизни. «Если что, всегда можно перейти в общежитие». Под словами «если что» Станислав подразумевал возможную женитьбу Вениамина – ведь не останется же тот вечно холостым?
В первую же ночь, лежа на скрипучей раскладушке, которую Вениамин выпросил на несколько дней у соседей, Станислав испытал неприятные чувства, самым сильным из которых была тоска по Людмиле. Есть люди, которые любят много путешествовать. Они могут ночевать в любой гостинице, в любом доме, где их приютят, в любом городе или селе. Станислав не относил себя к их числу – он не мог уснуть на новом месте. Тоска была до того безысходной, что ему стоило большого труда сдержать подступившие к глазам слезы. Отсюда, издалека, казалось, что он любил Людмилу сильнее, чем кого-либо еще. Ему не хватало ее теплого дыхания, ее мягких волос, щекотавших лицо; ему на хватало ровного и тоже очень родного дыхания Оленьки, спящей в своей маленькой кроватке. Станиславу не хватало уюта – привычного и волнующего. Точно так же, как в первые дни после демобилизации из армии он долго не мог привыкнуть к новой жизни, так и теперь, оторвавшись от Людмилы, он был не в состоянии слушать голос здравого смысла о том, что тоска эта – временная, что утром от нее не останется и следа, что пройдет несколько недель – и Станислав привыкнет к своему новому положению. Но где же те счастливые времена, когда ему все, абсолютно все казалось легко достижимым? Куда ушли те беззаботные дни, когда Станислав Вахтомин верил, что сумеет построить свою жизнь именно так, как он этого захочет? Думал ли он еще пять лет тому назад, что очутится в Учкенте – городе металлургов и рудокопов?
Думая об Оле, Станислав вспомнил о письме Софьи Николаевны. Интересно было бы посмотреть на лицо Веньки, если бы тот вдруг узнал сейчас об этом письме… Но Венька никогда ничего не узнает.
Утром друг спросил:
– Как спалось?
– Как у Христа за пазухой.
– Да? Молодец… – Вениамин вздохнул: – А я очень плохо сплю на новом месте…
Весь этот день Станислав посвятил знакомству с Учкентом. Он побывал на Желтом руднике, на медной обогатительной фабрике, на медеплавильном заводе. Станислав побывал в городском парке, в кинотеатре, построенном со вкусом и из современных материалов. В конце дня Станислав смотрел на небольшом, но уютном местном стадионе футбольную встречу местного «Металлурга» с ташкентским «Стартом», и болел за спортсменов Учкента. Ему понравилось, что местные футболисты не только не дрогнули перед более грозным соперником, но в иные моменты игры даже превосходили их. Особенно это было заметно во втором тайме, когда в ворота ташкентцев был забит первый и единственный в этой игре гол.
В хорошем настроении Станислав вернулся домой. Вениамин встретил друга вопросом:
– Где шлялся?
– Футбол смотрел.
– Понятно. Вспомнил молодость.
– Вспомнил…
– Клавдий Сергеевич, твой отец, как-то пожаловался на тебя твоему мастеру, что ты, мол, по-прежнему гоняешь мяч, вместо того, чтобы взяться за ум…
– Было, – неохотно бросил Станислав, снимая туфли. – Кажется, был момент, когда я мечтал стать футболистом.
– И кто выиграл?
– «Металлург».
– У «Старта»?
– Никогда не подозревал, что ты болельщик.
– Я здесь им стал. Все-таки родная команда. Наша. Комбинатская. Только и слышишь «Металлург» да «Металлург» Надо, мол, поддержать. Три года всего, как организовалась… И я «заболел». – Вениамин открыл створки кухонного стола. – У меня вот здесь даже турнирная таблица есть…
– Я только не понял, в каком чемпионате «Металлург» играет.
– Чемпионат Узбекистана. Победители выходят в класс «Б».
– Заманчиво…
– Еще бы! Но «Металлургу» пока не светит.
Станислав понимал, что в воздухе витает недоговоренность. Обмен фразами о футболе в эту минуту не был обязателен. Что-то другое держал в уме Вениамин, и Станислав заметил, что Вениамин не решается начать серьезный разговор, который – они оба это знали – давно назрел.
Серьезный разговор состоялся после ужина.
– По-моему, Веня, ты от меня чего-то ждешь, – сказал Станислав.
– Честно признаться, да.
– Ты ждешь, когда я заговорю о работе.
– Угадал. Что ты решил?
– Я решил, что у вас на руднике мне делать нечего.
– Почему?
– Потому что мне не пятнадцать лет, Веня, чтобы переквалифицироваться. К черту, не хочу.
– Это же ерунда! При твоих способностях… Сколько тебе сейчас? Двадцать пять? Да через два года ты забудешь о том, что стеснялся когда-то идти в ученики.
– Не в этом дело. Я не стесняюсь.
– В чем же? Может быть, ты не хочешь быть помощником у меня? Пожалуйста, я устрою тебя к другому бригадиру.
– Я понаблюдал сегодня за вашей работой. – Станислав чайной ложкой чертил на клеенке невидимые узоры, – и мне, честно признаться, не очень-то все это понравилось… Машины хорошие, молчу, но весь этот грохот, пыль, эта суета…
– Ты смотришь со стороны, поэтому тебе и кажется черт знает что, – не очень вежливо сказал Вениамин; слова друга задели его за живое. – Ты завтра придешь и посидишь у меня в кабине, у тебя появятся другие ощущения, даю слово.
– Конечно, появятся, – согласился Станислав и замолчал, не желая больше рассказывать другу о причинах, которые отвратили его от рудника.
– Может, в деревообработке нет грохота? – не унимался Вениамин, заглядывая Станиславу в лицо. – Я не помню, что ли? И визг, и пыль, и опилки…
– Сравнил!
– Сравнил, да! Впрочем, как хочешь. Я не имею права тебя уговаривать.
– Если ты не обидишься, я тебе скажу, на кого ты похож со своим экскаватором.
– Да? – Вениамин навалился грудью на стол. – На кого же? Говори, я не обижусь.
– На грузчика. Целый день только и знаете, что кидать породу на машины…
– Хм… – Вениамин усмехнулся. – Зато у нас хорошо платят. Даже – очень.
– Не обижайся.
– Я – нет, с чего ты взял? Я хотел сделать, как лучше, когда затащил тебя сюда… Был бы у нас, с тобой экипаж… знаешь, такая маленькая семья, как говорят – земели, ты и я…
– Я из окна автобуса видел, что у вас есть здесь ремонтный завод…
– Само собой. Такой огромный комбинат – и без ремонтной службы?
– Туда я и пойду.
– Как хочешь… Но там тоже не фонтан, я думаю. Не знаю, впрочем, как хочешь, Стас. Жаль…
Станислав устроился токарем на ремонтно-механический завод. Разумеется, ему не сразу присвоили квалификационный разряд, надо было многому подучиться.
На трудоустройство ушла почти вся неделя, и в ближайшую же субботу Станислав помчался домой – к Людмиле. Пока ехал в автобусе – двенадцать часов – мысленно рассказывал жене о том, каким приятным оказался Учкент, хоть и окружен рудниками и промышленными предприятиями; Станислав расскажет Людмиле и о том, какие замечательные квартиры строят в этом городке: новая, современная планировка, просторные комнаты, кухни, лоджии, высокие потолки, и – горячая вода в любое время суток; в городе – своя ТЭЦ, и поэтому нет здесь котельных и мрачных коптящих труб; Станислав расскажет Людмиле о парке и об аттракционах в нем (он представил себе радость Оли).
По мере того, как автобус приближался к месту назначения, нетерпение Станислава росло. В городе он поймал такси. В микрорайоне Станислав быстрым шагом поднялся на второй этаж своего дома и позвонил. И через минуту услышал голос Оленьки:
– Кто там?
– Это я, Оля, – волнуясь, ответил Станислав. – Это я, папа. Открой, Оленька!
Девочка молчала.
– Оленька, открой, это я! – повторил Станислав, подергивая ручку двери.
– Папа дома, он спит, – услышал Станислав вовсе уже непонятные слова.
Но в то же время он услышал и звук открываемого замка.
– Здравствуй, Оленька! – Станислав шагнул в квартиру. Наклонившись, он поцеловал девочку. – Ты пошутила, да?
Как и следовало ожидать, никакой бурной радости девочка не проявила. Но он заметил нечто другое: в глазах Оли застыл вопрос. Наверное, она хотела спросить о чем-то очень важном, узнать нечто такое, что выше ее понимания…
– Какой папа спит, Оленька? – не дождавшись ответа, продолжал Станислав – он был уже уверен в том, что ему послышалось и что Оля произнесла совсем другие слова: приглушенные толщиной двери, фраза Оли исказилась, и поэтому…
– Разве два папы бывают? – спросила девочка, серьезно и внимательно глядя на Станислава. – Сначала ты у меня был папа, а потом…
Станислав Вахтомин прислонился к стене. Оля задавала страшные вопросы.
– Оленька, с кем ты тут разговаривать? – в коридоре показалась Людмила. Увидев Станислава, она застыла и побледнела. – Это ты?! – Голос у Людмилы был тихий и бесцветный. – Я тебя сегодня не… Разве вы в субботу не работа… и в такую даль… – Прервав себя на полуслове, Людмила замолчала совсем.
– Мама, два папы бывают, да? – спросила Оля.
– Доченька, иди в комнату.
– Я включу телевизор?
– Включи-включи… – Людмила тоже прислонилась к стене, скрестив на груди руки, смотрела куда-то в угол. Незнакомым голосом сообщила: – Костя освободился… приехал… Я не могла его выгнать. Он тоже человек!..
– Естественно, – сказал Станислав (через час он не мог вспомнить, какие слова произносил в первые минуты после того, как услышал новость). – Но, между прочим, ты моя жена…
Людмила пожала плечами, словно намереваясь ответить фразой: «А что я могла сделать?», но с ее губ слетели лишь короткие слова:
– Вот так…
Нельзя было придумать ситуацию, страшнее этой. Нет, Людмила разыгрывает его; сейчас она засмеется и скажет, что пошутила. «Я хотела тебя испытать! – скажет она. – Ты на меня не сердишься, мой милый солдатик?» Нет-нет, сегодня все слишком серьезно.
– Что ж мне теперь, уходить? – выдавил из себя Станислав.
Людмила не ответила. Она стояла неподвижно, лицо ее пряталось в тени, но Станислав видел, что оно по-прежнему бледно и что глаза ее опущены. Людмила была именно такой, какую Станислав больше всего любил: домашней, уютной, теплой – в старом, застиранном красном платье, в шлепанцах…
– Мы с тобой не первый год вместе, – снова сказал Станислав. И тоже с усилием – в горле стоял ком.
– Я не могла его выгнать, – тихо повторила Людмила, причем, смысл последних двух слов Станислав определил по движению ее губ.
– Но…
Станислав должен быть выше. Он должен быть крепким и мужественным. Он должен, должен… Станислав выбежал из квартиры и хлопнул дверью – как хлопал когда-то дверью его отец.
Станислав хлопнул дверью вполне сознательно. Он всегда сдерживался в присутствии этой… женщины; он сдерживался, даже если был сильно раздражен. Наверно, это было глупо. Он боялся сказать Людмиле лишнее слово, чтобы не обидеть ее – и это тоже было глупо. Вся беда в том, что Людмила с самого начала вызывала жалость в его сердце – ей не повезло в жизни.
Второй раз за день Станислав воспользовался услугами такси:
– В центр!
Потом он сидел в ресторане и на столе перед ним ждали своей участи графинчик водки и закуски. Нет-нет, дорогая Людмила Обухова, я вовсе не собираюсь заглушить свое горе в вине, – с легким и приятным чувством злорадства думал Станислав, рассматривая зал сквозь содержимое графина.
«Если ты не собираешься заглушить горе в вине, – сказал себе Станислав, – то к чему эта водка?» Глупые, ненужные, мелкие мысли приходили в голову; Станислав еще не до конца осознал случившееся, он не испытывал пока ужаса одиночества, которое отныне должно было стать его верным спутником. Станислав насмешливо смотрел на графин, словно тот был живым существом, врагом, который провоцировал Вахтомина на преступление. Станислав Вахтомин смеялся над собой – до графина ли ему дело? Атрофировались все чувства и желания, мир вокруг был теперь постным и нереальным. Никто ничего не ожидал от Станислава, и Станислав ничего больше не ждал от людей; ни от Людмилы, ни от Оленьки, ни от… Утопить горе в вине? Шалишь! Напротив. Он хочет, чтобы его горе стало более чувствительным, чтобы горе можно было ощутить каждой частицей тела, каждым вздохом – и каждым ударом сердца. Вот почему эта водка на столе и вот почему Станислав нальет сейчас себе полную рюмку и… Рюмку? Нет, он нальет себе вот сюда, чтобы – сразу!
Станислав налил полный фужер и, не задумываясь, выпил. И закусил огурцом из салата. И сразу же вспомнил оставшийся в детстве железнодорожный буфет и свою пьянку с Венькой – они обмывали тогда первую зарплату Станислава…
Почему память подарила ему этот кусочек прошлого? Неужели по ассоциации? Но Станиславу и раньше приходилось выпивать, и никогда он не вспоминал те годы… далекие и милые… И Оленьку Барабанову не вспоминал, которая такая хорошая девушка, и вдруг… вышла замуж… Как хорошо. Такое ощущение, словно горячая кровь несет тепло в голову… Ах ты, Людмила Обухова!.. Ах-х, ты!.. Ну ничего, все это пустяки; мы еще поговорим с тобой… Ах-х, Людмила… и Оленька, такая серьезная девочку… Странное явление: здесь Оленька и там Оленька… Там, Оленька, которая вышла замуж, а здесь Оленька, мать которой вышла замуж за рецидивиста… Какая пара… Карамель!.. Как одно дополняет другое, прошлое и настоящее, и везде… нет, не везде… и все с ним связаны… по рукам и ногам… с Вахтоминым… Все его знают… Надо же, какое совпадение! И он тоже всех знает вдоль и поперек, но никто его не любит… и никогда не любил. И Оля Барабанова не любила, и Людмила Обухова, хоть Людмила и… нет, хоть Оля Барабанова думала, что он женился на Людмиле, а он думал, что она… первая вышла замуж… Людмила Обухова с ребенком, с девочкой… такая умная девочка… Людмила… и ее рецидивист, который приехал… Приехал?! Кто?! Тот самый Костя, который в колонии? Приехал?!
Станислав вздрогнул, услышав новую мысль. Нет, мысль была не новая, он только по-новому воспринял ее. Как же так? Людмила – официальная жена Станислава. Она тоже Вахтомина! Она давно не Обухова!.. Почему же какой-то проходимец приезжает и отбирает у Станислава жену?.. Какое он имеет право? А закон?..
– Девушка, счет!..
– Минуточку…
Нет, в самом деле, есть же какие-то законы, должен же быть какой-то порядок во всей этой истории? Мало ли когда и с кем Людмила была близка? А? Станиславу нет дела до ее прошлого, он никогда не… он не любит копаться в… он не злопамятный… Но… где же справедливость? Почему какой-то рецидивист приходит в чужой дом и отнимает чужую жену?.. И почему никто не возмущается?.. Не зовут милицию?.. Почему все молчат, как будто так и надо?.. Этого нельзя допустить!.. Станислав должен принять самые экстер… экстре… самые срочные меры… Самые решительные!..
– Девушка! Рассчитаться…
– С вас пять сорок пять…
Зачем столько ступеней на этой лестнице? Маленькое здание – и столько ступенек… Архитектурные излишества…
– Такси!.. Мне в микрорайон… Знаете, да? Дом такой… кирпичный, красный… около детсада…
Дом на месте. Дом никуда не исчез, хоть и стал совсем, совсем, совсем незнакомый… В нем другой папа… Второй… Сейчас мы посмотрим на этого папу! Скажем ему два теплых слова… или три… Папа!.. Приехал, нарисовался! А где ты раньше был, бандюга… где ты был, когда Людмила одна куковала? А?..
– Стасик, посмотри на себя! Ты весь белый… Стасик!..
– Так это и есть твой муж, Люська? Хорош… А ну-ка, фраер, бери ноги в руки и…
– Ага! Рецидивист!.. Папа!.. Тебя кто звал сюда?.. Сидел бы да сидел!.. А здесь тебе делать…
– Костя, не надо!
Людмила это закричала или кто-то другой? Неожиданно Станислав почувствовал сильную боль под глазом и в ту же минуту увидел, как бросились ему в лицо ступеньки лестницы; он вытянул руки, чтобы ухватиться за перила, но не успел, упал. Хотел вскочить на ноги, но рука не послушалась, а сильная боль снова уложила его лицом на холодный цемент…
Время остановилось.
Потом он увидел людей в белых халатах, увидел над собой лицо незнакомой женщины, которая участливо спросила: «Как вы себя чувствуете?» Он хотел поинтересоваться, что это за комната и как он сюда попал, но не смог произнести ни слова.
– Лежите спокойно, – сказала женщина в белом. – У вас сломана челюсть. И рука.
Станислав хотел воскликнуть: «Не может этого быть!», и снова ему не удалось раскрыть рот. Но, услышав свое мычание, он вдруг все вспомнил. Почти все. Он ощутил себя разбитым и подавленным – ему казалось теперь, что он совершил такое огромное преступление, за которое не прощают. Но Станислав не мог бы точно сказать о том, какое именно преступление он совершил.
На другой день пришла Людмила. Внешне она выглядела так, как если бы ничего, абсолютно ничего не произошло.
– Ты пришел совсем, совсем пьяный, громко кричал, ломал дверь… Костя вышел, а ты его оскорбил. Он тебя легонько толкнул… Ты на нас не сердишься, Стасенька?..
Когда Людмила ушла, Станислав знаками попросил у медсестры листок бумаги и написал: «Не пускайте сюда эту женщину!» Медсестра удивленно изогнула бровь:
– Она же ваша жена.
«Бывшая» – написал Станислав.
Приехал Вениамин.
– Стас, Стас, неужели это правда? – Пожалуй, Станислав впервые видел на лице друга какое-то выражение – это было выражение недоверчивости. – Людмила такая замечательная женшина! Почему ты мне никогда не говорил об этом человеке?.. Почему ты женился, если знал?..
Станислав молчал. Ответить Вениамину он не мог, писать записку – не хотел. Слишком много слов надо было написать, чтобы ответить на вопросы друга.
– Встанешь на ноги – и мы набьем кое-кому морду, – сказал Вениамин очень серьезно. – Твоя жена сказала, что он тебя легонько толкнул. Но я-то вижу, что он тебе сломал челюсть.
Станислав не знал, кто ему сломал челюсть. Может, это случилось именно тогда, когда он упал. Но Станислав вполне был удовлетворен Венькиным заявлением: морду кое-кому надо набить. Услышав от друга фразу «твоя жена», Станислав отрицательно помотал головой, но Вениамин не заметил этого. «У меня теперь нет жены…» Разумеется, этих слов он тоже не стал писать Вениамину.
– Впрочем, нет, – продолжал говорить Вениамин. – Морду, пожалуй, бить не стоит. Мы не дети. Мы этого человека снова засадим… Хочешь? Мы снимем экспертизу и…
Станислав взял в руки карандаш, написал: «Хватит о нем говорить».
– Не буду, – согласился друг. – Хоть ситуация и позволяет, как говорит один мой знакомый… Ты на своем заводе в каком цехе устроился?
Станислав написал: «В механическом. Сообщи им, что я заболел».
– Будет сделано.
Вскоре Вениамин простился с другом.
Не успела захлопнуться за другом дверь, как появилось тягостное чувство одиночества. Теперь, когда к Станиславу вернулась ясность мысли, он мог не спеша проанализировать случившееся. Только сейчас он осознал, что потерял Людмилу Обухову навсегда. Буквально за несколько дней он лишился главного – семьи; он был уверен в том, что движения назад не будет. Если даже случится что-то непредвиденное, если вдруг Людмила явится сюда и скажет, что она «пошутила», что хотела всего лишь проверить его чувства… Станислав грустно усмехнулся. Последний год-два Станиславу казалось, что Людмила настолько к нему привязана, что уже ничто не сможет разлучить их. И Оленька, думал Станислав, привязалась к нему… Он ошибся. Достаточно было Людмиле сказать, что этот вот дядя – «твой настоящий папа» (Станислав не сомневался в том, что были сказаны именно такие слова), как Оленька поверила в это сообщение. Станислав ошибся и в отношении Людмилы. В течение всех лет совместной жизни со Станиславом Людмила Обухова помнила о Косте и переписывалась с ним. Напрасно Станислав не придал этому факту большего значения. Людмиле удалось убедить его, что письма в «Почтовый ящик» она посылает только лишь из жалости к рецидивисту. «Он тоже человек…» – это был главный аргумент Людмилы. Почему же Станислав никогда не задумывался над тем, что Костя не просто «живой человек», которого надо пожалеть, но что он к тому же и отец Оленьки? Ведь именно этот факт многое объясняет в поведении Людмилы. Но Станислав игнорировал его. Трудно судить о том, чего добивалась Людмила, какие она ставила задачи перед собой, когда решилась пойти в загс с Вахтоминым. Что дало это ей? Допустим такой вариант, она сделала это из желания связать свою жизнь с человеком, который мог бы заменить Оле отца – у девочки должен быть отец; Людмила в какой-то небольшой отрезок времени (именно тогда, когда ей попался на пути Станислав) решила окончательно порвать с прошлым, с человеком, которого она любила и в котором, если судить по ее собственным словам, она разочаровалась. Но выяснилось, что она не может безоговорочно отмести от себя это прошлое. Если она и разочаровалась в ком-либо, то вовсе не в Косте, а в Станиславе. По всей видимости, он не оправдал ее надежд на легкую «денежную» жизнь; а в том, что она жила такими надеждами, Станислав не сомневался. У него у самого было немалое желание осыпать Людмилу золотом. Он хотел стать ей добрым мужем (и хорошим отцом – Оленьке); он мечтал о крепкой семье и почти убедился в том, что мечта сбылась. Ему хотелось думать, что Людмила, жизнь которой была сломана с самого начала, обрела, наконец, покой, и теперь все встанет на свои места. Станислав переоценил себя и недооценил Людмилу. Впрочем, возможем и другой вариант: Станислав Вахтомин переоценил Людмилу Обухову. Он считал всегда, что все те нюансы в поведении женщины, которые выходили за рамки его понимания, – все они от ее плохого или хорошего настроения; он не верил, что она хочет «просто повеселиться» иногда. Станислав Вахтомин, кажется, принимал Людмилу не такой, какая она есть, а такой, какой он хотел видеть ее. Став взрослой, она оставалась не просто девочкой, как он считал, но – легкомысленной девочкой, которая думает только о сегодняшнем дне. Впрочем, когда она переписывалась с Костей-«рецидивистом», думала ли она лишь о настоящей минуте?
Станислав вздыхал и ворочался в постели, хоть и мог поворачиваться только на один бок – правая рука была в гипсе.
Лежа в больнице, Станислав начал подводить итоги.
Итак, на двадцать шестом году жизни он не имеет ни семьи, ни твердого положения в обществе. Кто он, Станислав Вахтомин? Никто. Кому он нужен? Младший брат в Вахтомино и Вениамин в Учкенте – вот люди, которые были ему близки. Правда, в стране живет немало родственников Станислава, но они такие далекие, что он не знает их даже по именам. Затем Станислав поймал себя на размышлении о людях, которые, лишь один раз выйдя на сцену, никогда больше не сыграют никакой роли в его судьбе… Зачем же думать о них?
В палате появилась медсестра:
– Там ваша жена пришла…
Станислав помахал в воздухе левой рукой, давая понять, что не хочет видеть Людмилу. «Я же вас просил!» – промычал он;. мычание теперь было более членораздельно: в нем присутствовало больше звуков, похожих на слова, чем раньше…
Медсестра ушла, но Станислав недолго оставался в покое. Дверь распахнулась, и в палату влетела раскрасневшаяся Людмила Обухова:
– Стасенька, милый, почему меня не пускают?
Разгневанная медсестра шла следом, пыталась схватить Людмилу за руку, но безуспешно.
– Сейчас я приведу санитаров, и мы вас выведем! – Медсестра не обращала внимания на жесты, которые подавал ей Станислав. – Вы хулиганка! Сказано вам русским языком: больной не хочет вас видеть!
– Как это не хочет, если он мой муж! Стасик, она врет, да? Я буду жаловаться на вас главврачуі. Вы не имеете права меня не пускать!.. Мало ли что взбредет больному в голову!.. Паспорт вам показать, что ли?.. Вот! – Людмила полезла в сумочку.
– Не нужно мне вашего паспорта, гражданка, а только ведите себя приличнее, – медсестра начала сдавать завоеванные позиции. Интересно, что ее остановило? Угроза Людмилы пожаловаться главврачу или паспорт, который так и остался лежать в сумочке? Если он там был, конечно… – Тут много бывает посетителей, – заключила медсестра более спокойным тоном, – и никто так себя не ведет…
– Ладно, – успокоилась и Людмила, – вы меня извините, на меня тоже нашло… не буду я жаловаться… Но это, – сочла она нужным добавить, – действительно мой муж… Стасенька, как ты? Я тебе яблочного соку принесла…
Медсестра вышла из палаты, и Станислав приготовился к долгому общению с Людмилой. Он скосил глаза на тумбочку, где лежали бумага и карандаш, и Людмила поняла его:
– Ты не можешь говорить, да, Стасик? Бедненький мой Ты не говори, не говори, лежи спокойно. Я только посмотрю на тебя и уйду… Ты знаешь, Костенька очень, очень, очень извиняется перед тобой. Он не хотел так… он не рассчитал, что ты очень слабый, потому что пьяный… Ведь ты его простишь, милый мой Солдатик? – Станислав закрыл глаза, давая понять, что ни на кого не сердится и в то же время облегченно вздохнув при мысли, что никакого объяснения не состоится. – Если ты хочешь, Стасенька, Костя придет извиниться… – Людмила помолчала и затем, глядя куда-то в угол, сказала: – К нам следователь приходил, интересовался, что да как… Я ему объяснила, что ты оступился, упал на лестнице… Это ведь так и было, Стасик, правда? – Он снова закрыл глаза, и не потому, чтобы показать Людмиле, что согласен с нею, а потому, что ему не хотелось видеть ее раскрасневшегося лица. Станислав понял (только сейчас!), что она краснела всегда, когда лгала. – Ты не подведешь меня, Стасик? Я так тебе верю! Очень-очень, как никто другой! Тебе Оленька привет передает. Хочешь, я к тебе приду с Олей?
Здоровой рукой Станислав дотянулся до тумбочки, взял карандаш. Людмила, увидев это, поспешно схватила и подала ему чистый лист бумаги. Станислав написал: «Я пьяный упал с лестницы. Все. Поцелуй Оленьку. Привет Дильдор Аскаровне. Больше не приходи. До свидания».
– Стасик, милый! – более горячо заговорила Людмила. – Как же мне не приходить, если ты здесь… Ведь все это из-за меня, понимаешь? Зачем так получилось?.. Но я не могла! Он пришел, и я поняла, что… И Оленька – она так похожа! Стасик, я не могу разорвать свое сердце!.. Прости меня, не сердись… Я… я… Не знаю, что мне еще говорить. Я готова все сделать для тебя!.. Я… правда… Господи, почему я такая несчастная! – Людмила заплакала и, кажется, эти слезы были искренни. Станислав взял ее руку, сжал пальцы. Но это не только не успокоило Людмилу, а еще больше расстроило ее. – Что мне делать? – воскликнула она сквозь слезы. – Что мне делать?.. Мне всегда всех жалко, и я не могу… не могу…
«Успокойся! – написал Станислав. – За меня не волнуйся, я не пропаду».
– Конечно, Стасенька! Конечно, ты не пропадешь, ты сильный и умный, и очень молодой, тебе будет легче… Ты найдешь себе жену, правда? Обязательно найдешь! – Людмила понемногу успокаивалась. – А мне, видно, на роду написано жить с этим рецидивистом… Когда я его долго не видела, я думала, что я нашла в нем?.. А когда он приехал, я чуть в обморок не упала… Понимаешь? Стоило мне на него взглянуть, как сразу все вернулось… Все-все! Я думала, что я его ненавижу… но я… нет… И он обещал, что больше… что теперь никогда не оставит меня ни на минуту… Он меня любит, Стасенька! И я… – Теперь Людмила прижала ладонь Станислава к своей груди – Стасик, милый мой, ведь ты на меня не сердишься, да?.. Ты очень, очень… умный и хороший… я знаю, что ты будешь счастливым… Я пойду, да? Он там ждет меня… Ты никогда не будешь на меня злиться?.. Да?.. Ты не будешь хранить зло, правда?
Он написал: «Желаю счастья!»
– Спасибо, Стасенька! Большое-пребольшое!.. До свидания! Ты очень, очень, очень благородный человек!.. Я к тебе еще обязательно приду!..
Он отрицательно покачал головой, но Людмила Обухова не увидела этого. Она быстро пошла к двери и, спустя мгновение, только легкий запах духов да банки с яблочным соком напоминали о том, что в палате у Станислава была гостья.
«Все, – сказал себе Станислав. – Теперь уже окончательно все». Но почему-то он не хотел полностью верить тому, что «теперь – все». В то же время Станислав надеялся, что ситуация может еще тысячу раз измениться, что Людмила Обухова одумается. Ведь Оленька называла Станислава «папой»! И разве сама Людмила не говорила много раз о том, что не может себе представить, как она жила без него?
Теперь – все…
На другой день пришла Дильдор Аскаровна; едва войдя в палату, она всплеснула руками, вернее, одной рукой, потому что в другой женщина держала большую хозяйственную сумку.
– Станислав, почему же вы такой? – Он усмехнулся, похлопал рукой по своему рту и отрицательно покрутил головой, показывая, что не может говорить, и промычал приветствие. – Вот, Станислав, какой Костя очень плохой человек, я его знаю уже давно, и я думала, что Людмила забыла его давно, и сильно радовалась, а он снова приехал! Такой плохой хулиган… Что же теперь будет? Его надо было выгонять из дома!.. Его надо было выгонять, когда он первый раз приходил в мой дом!..
Дильдор Аскаровна была по-настоящему расстроена, в ее глазах появилась неподдельная горечь.
Станислав написал: «Спасибо, Дильдор Аскаровна!»
Она прослезилась:
– Как плохо, Стасик, такая хорошая была семья. Я хотела, чтобы Люда стала счастливой. Я сразу тогда говорила ей: «Это очень хороший человек! Пускай солдат, это будет хороший муж. А твой Костя, говорила я, хулиган, ты его бросай». – Дильдор Аскаровна сняла с головы платок, разгладила его на коленях. – Я хотела, чтобы все были счастливые и хорошие люди – и ты, и Люда – все! Пускай и Костя будет счастливый, только чтобы Люда не жила с ним, чтобы он совсем уехал… Она меня не хотела слушать. Люда говорила, что она очень слабая женщина, поэтому не может, чтобы… Не может, чтобы Костю домой не пускать, ты понимаешь?
Станислав написал: «Я тоже женюсь. Будем приходить с женой к вам в гости».
– Конечно, обязательно, всегда! – снова прослезилась Дильдор Аскаровна. – Вы хороший человек, Станислав!.. Всегда!.. Теперь вы будете в Учкенте жить? Там есть один мой родственник. Я дам вам адрес, хорошо? Очень он хороший человек… Он на заводе работает, его зовут Юсуп Шарипов… В гости ко мне всегда! Я тоже приеду… – Она раскрыла сумку, и из вороха полотенец достала кастрюльку: – Вот… это вам… кушайте! Плов еще очень горячий!
