Текст книги "Хорошие люди"

Автор книги: Евгений Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Но почему такая тишина стоит в доме? Неужели еще ночь? Он открыл глаза, чтобы посмотреть в окно, но окна на месте не оказалось. Станислав хотел повернуться на другой бок, приподнял голову – и волна боли ударила ему в висок. Он снова откинулся на подушку. Но успел заметить, что комната ему незнакома.

И только теперь Станислав все вспомнил. Стало понятно, откуда взялась во рту эта сухая горечь и откуда появились в голове эти адские боли. Боль пульсировала в висках, ударяла в затылок, уходила в шею, и он не мог безболезненно пошевелиться. Но еще раньше, чем он вспомнил о случившемся, Станислав испытал огромную вину перед кем-то, хоть и не знал, перед кем и чем он так сильно провинился.

Он не мог понять, что провинился перед самим собой.

Но куда делся Венька Барабанов? Или эта квартира – барабановская?

Превозмогая боль в голове, Станислав встал и подошел к окну, задернутому темно-красной гардиной. Он бросил взгляд на улицу, но ничего не увидел, кроме неясных очертаний одноэтажных строений. Снова сел на кровать, заметил маленькую полоску света, пробивающуюся в дверную щель. Прислушался. Ни один звук не доносился до него из соседней комнаты, в которой горел свет. Станислав на цыпочках приблизился к двери и приложил к ней ухо. И показалось ему, что кто-то вздохнул в смежной комнате и легонько скрипнул стулом. Он нерешительно постучал в дверь костяшкой согнутого пальца. Стул в соседней комнате скрипнул явственнее, послышались шаги, дверь отворилась, и Станислав увидел перед собой… Тамару Акимовну. Яркий свет на мгновение ослепил его – он закрыл глаза ладонью. И женщина почему-то засмеялась.

– Здравствуйте, Тамара Акимовна! Очень смешно, да?

– Конечно, Станислав. Смешно, что ты не мог самостоятельно прийти ко мне, твой друг принес тебя…

– Я не рассчитал… – Станиславу не очень понравился смех Тамары Акимовны, но уже через минуту, получив возможность хорошо видеть ее лицо, он успокоился; лицо женщины, как обычно, излучало доброту, и было бы грех обижаться на Тамару Акимовну за ее веселость. Собственно, ничего особенного не произошло.

Станислав сказал:

– Обмывали мою первую зарплату.

– Твой друг сказал уже. А я подумала: если это обязательно было нужно, взяли бы да пришли ко мне. Я бы закуски вам хорошей приготовила, у меня соленые грибочки есть.

– Вы шутите, наверно?

– Почему же? Если это обязательно надо – обмывать первую зарплату… А твой товарищ – кто он такой? Я в селе не всех знаю…

– Венька Барабанов. Станочник, как и я. Хороший человек.

– Если хороший, тогда не страшно.

Тамара Акимовна незаметно собирала на стол, водрузила в центре самовар.

– Голова болит?

– Страшно.

– Вот видишь. Похмелишься?

Станислав по-прежнему не мог решить, шутит Тамара Акимовна или говорит всерьез. По ее улыбке можно было сделать вывод, что она разыгрывает его, но ее глаза свидетельствовали об обратном.

– Я теперь, – честно признался Станислав, – буду за километр обходить все питейные заведения.

– И правильно сделаешь.

– Вениамин сказал, что так положено – обмывать получку…

– Есть много вещей, Станислав, которые нам положено делать, но мы не делаем их. Не каждый может, например, вырастить сына, посадить дерево и написать книгу. Нам положено беречь свое здоровье, но мы не всегда думаем об этом… Пей чай. Нам или всегда некогда, или просто лень.

Станислав с жадностью сделал большой глоток, обжегся, но испытал все же приятное ощущение, когда горечь и сухость ушли изо рта.

– Я дурак.

– Не казнись! Ты уже наказан. Главное, что все теперь позади. И теперь ты знаешь, что к чему.

– Знаю… Тамара Акимовна, у вас часы есть?

– Сейчас два часа.

– Ночи?! – ужаснулся Станислав и добавил тихо: – Конечно, ночи… – Он посмотрел на окно, словно хотел лишний раз убедиться в том, что на дворе ночь. – Мне нужно шагать.

– Куда?

– Домой, куда же еще… Отец, наверно, думает, что я снова сбежал. По всему свету ищет…

– Не ищет. Варвара Петровна присылала Юру… Я ему сказала, что ты ночуешь у меня.

Станиславу нравилось сидеть в этой уютной комнате, беседовать с Тамарой Акимовной, Пить чай с вареньем. Станислав не сразу даже вспомнил о том, что ему надо добираться до Вахтомино. Вспомнив об этом, он почувствовал, что ему совсем не хочется уходить отсюда.

Тамара Акимовна словно читала его мысли. Она сказала:

– До завтра, впрочем, еще далеко, поэтому спокойно пей чай и ложись спать.

– А отец?

– Я ж говорю: Юра прибегал. И вообще все всё знают. Успокойся. – Она повторила: – Все позади. Я надеюсь, что Клавдий Сергеевич тебя не тронет.

– Пусть только попробует.

Станиславу было легко разговаривать с Тамарой Акимовной. К концу беседы с ней он уже воспринимал эту женщину так же просто, как, скажем, Веньку Барабанова. Тамара Акимовна могла бы стать хорошим другом.

– Может, я все же пойду? Я вас стесню…

– Не выдумывай! Ложись и спи. Тебе утром в первую смену? Вот и спи. Скоро вставать…

Ночь продолжалась.

Станислав лег спать на той же самой кровати, на которой он обнаружил себя после пьянки с Вениамином Барабановым в железнодорожном буфете. Лежал и долго не мог уснуть, стараясь вспомнить, что было после того, как они покинули буфет. Но ничего вспомнить не мог, кроме ярко-красных губ Марины, которые что-то втолковывали ему, втолковывали, втолковывали…

В восемь часов утра Станислав стоял у станка и хмуро смотрел на груду заготовок, которые надо было обработать до обеденного перерыва.

– Настраиваешься?

Это был сменный мастер Вадим Кирьянович Рожков. Он улыбался, но – странное дело! – улыбка не могла смягчить серьезного выражения его глаз.

– Настраиваюсь вот, – ответил Станислав.

– Трудно, наверно?

– Почему вы так думаете?

– Ну как же… После праздника первой зарплаты… Да? Село у нас маленькое…

Станислав удивился: как быстро распространяются вести!

– Село маленькое, – повторил Рожков. – Чего бы ни случилось, все становится известно. Может, тебе сегодня лучше отдохнуть, а, Стас?

– Почему?

– Работать трудно будет.

Станислав пожал плечами.

– Это не работа. Это пустяк. И я не люблю отдыхать…

– Ну, смотри…

Рожков – высокий, сутулый – пошел по цеху, и Станислав Вахтомин смотрел мастеру в спину, стараясь справиться с угрызениями совести, которые снова дали знать о себе. Вздохнув, Станислав нагнулся и взял в руки первую заготовку из тех, которые надо было до обеда пропустить через рейсмус.

Станиславу еще не удалось переговорить с другом, который манипулировал у долбежного станка; Венька только раз, обернувшись, кивнул головой в знак приветствия и показал часы на руке, и постучал по ним пальцем, давая понять, что поговорить можно будет в обеденный перерыв. Станислав знал, что Веньку Барабанова нельзя оторвать от работы, что Барабанов очень долго раскачивается в начале смены, очень долго изучает чертеж (если операция сложная), очень долго складывает у станка заготовки, чтобы они всегда были под рукой; потом Барабанов включает станок и работает, не отвлекаясь, до обеденного перерыва.

До обеденного перерыва Станислав успел передумать о многом: о Тамаре Акимовне – она все больше и больше очаровывала его; об отце, который наверняка устроит сегодня скандал; о Веньке Барабанове (думал и смотрел на него); о Марине Фабрициевой, которая сказала ему что-то важное, но он не помнил, что именно. Станислав был уверен, что Марина действительно произнесла какие-то важные слова… Что же Марина Фабрициева сказала Станиславу Вахтомину?

В обеденный перерыв Вениамин Барабанов рассказывал:

– Ты опьянел почти мгновенно…

– Я никогда раньше не пил, – нашел нужным объяснить он.

– Потом ты стал много говорить.

– Надеюсь, не матерился?

– Обошлось без этого.

– Мне все время кажется, – сказал Станислав, надеясь, что получит отрицательный ответ, – что к нам подходила… буфетчица.

– С ней ты больше всего и говорил.

– О чем? – упавшим голосом спросил Станислав.

– Марина тебя узнала, подошла и поздоровалась. А ты решил выпить с ней на брудершафт и все допытывался, как ее имя-отчество.

– Как меня… ударило по голове.

– И еще ты у ней спросил, – безразличным тоном и не улыбаясь, продолжал Вениамин, – знаком ли ей Клавдий Сергеевич Вахтомин.

Если бы Станислава обвинили в более тяжких грехах, он бы не переживал сильнее, чем теперь. Он представил себе лицо Марины, свою пьяную физиономию, тон, каким разговаривал с буфетчицей, – тон этот не мог быть доброжелательным, и ему стало не по себе. Вениамин Барабанов рассматривал свои пальцы, словно никогда раньше их не видел, и тем же скучающим голосом продолжал рассказывать о том, как Станислав спорил с алкоголиком Петрищевым о смысле жизни, как долго отказывался уйти из буфета, настаивая на том, чтобы Марина Фабрициева пошла вместе с ним к отцу выяснять отношения, как в селе, куда они пришли поздно вечером, их встретила Тамара Акимовна и испугалась…

– Она правильно сказала мне вчера, – вздохнул Станислав. – Надо было взять бутылку водки и по-людски посидеть у нее. А?

– Можно было бы, – согласился Барабанов. – И у нас можно было бы, и у вас. Но так уж положено: надо в люди идти.

– Меня теперь всю жизнь совесть мучить будет.

– Не мучайся.

– Зачем мы поперлись на вокзал? – снова вздохнул Станислав.

И услышал в ответ барабановское:

– Так положено.

Рабочий день заканчивался, когда в цехе появился отец. Он постоял в дверях, отыскивая глазами Станислава, и двинулся в его сторону. Станислав приготовился к скандалу. Он решил даже на все обвинения отца отвечать одним словом: «Виноват!» Станислав и не мог бы найти другого слова, потому что действительно провинился перед отцом, – не потому, что выпил, а потому, что завел разговор с Мариной Фабрициевой.

Клавдий Сергеевич остановился и некоторое время смотрел, как сын работает. Потом спросил обычным голосом:

– Рейсмус осваиваешь?

– Освоил уже.

– Быстрый больно… Надо так освоить, чтоб с закрытыми глазами…

– С закрытыми опасно.

Клавдий Сергеевич с любопытством оглядел фигуру сына и отвернулся. Тихо спросил:

– Рожкова не видел?

– Здесь где-то.

И все-таки Клавдий Сергеевич не мог до конца сыграть роль, которую приготовил. Он скривил губы:

– Хорошо погуляли?

– Извини, отец.

Наверно, Клавдий Сергеевич не ожидал от сына таких слов, потому что снова замолчал, хоть и хотел сказать что-то резкое.

– «Извини»… – передразнил он сына. – «Извини»… Сначала напакостит, а потом «извини»…

– Так случилось, – Станислав включил станок. – Я не хотел. Я хотел чуть-чуть.

– Ладно, потом поговорим. Не видел, говоришь, Рожкова?

– Здесь где-то, – повторил Станислав.

А через полчаса, когда вторая смена приступила к работе, а первая собралась уходить, к Станиславу подошел Рожков.

– Стас, поговорить надо!

– Пожалуйста, Вадим Кирьянович.

– Не здесь. Пойдем в «красный уголок». Там нас ждут.

В «красном уголке» находились отец и Венька Барабанов.

– Вот, – сказал Рожков. – Твой отец хочет знать, почему вы вчера напились с Барабановым.

– Отец, я же тебе объяс…

– Ерунда то, что ты мне объяснил, – грубо оборвал сына Вахтомин. – Ты думаешь, что я уши развешу, олух царя небесного…

Станислав видел, что отец снова возбужден. Чем?

– Признавайся, Стас, – сказал Вадим Кирьянович. – Легче будет. Сними грех с души. – И улыбнулся.

– Я же говорю, – прозвучал бас Вениамина, – что во всем виноват я один. Я уволок Станислава на станцию. – Он повернулся к Вахтомину. – Меня и судите.

– В нашем обществе, – сказал Клавдий Сергеевич, – каждый сам должен отвечать за свои поступки. Ты, конечно, ответишь, Барабанов, за то, что столкнул с правильного пути молодого рабочего. Мальчишку. Хоть ты и сам еще… Но пусть и Станислав узнает, почем фунт лиха. – Вахтомин повысил голос: – Ты почему напился, Станислав?

– Мы обмыли мою первую зарплату, – и добавил словами Вениамина: – Так положено.

– Я же говорю, – снова начал Барабанов, но его перебили.

– Станислав, скажи честно, кто тебя надоумил на это? – спросил отец.

– Никто.

– Скажи, пока не поздно!

– Ты хочешь, чтобы я назвал чье-нибудь имя?

– Да! Конечно! Да!

– Тогда подскажи, чье.

Отец вскочил на ноги, потемнел лицом:

– Ты у меня попляшешь, сопляк! – Вадиму Кирьяновичу он бросил: – А с тобой, Рожков, общественность разберется. До того смену распустил, что даже ученики – и те в алкашей превратились!

– Ладно, – согласился Рожков.

– Не ладнай! Пожалеешь еще!

– Ладно.

Клавдий Сергеевич бросил устрашающий взгляд на сына, выскочил из «красного уголка» и с такой силой хлопнул дверью, что погасла лампочка.

– Вот так, – сказал Вадим Кирьянович. – Черт вас дернул пойти на станцию.

– Стас не виноват, – сказал Барабанов. – Это я.

Рожков кивнул:

– Конечно. Любой из нас может выпить в свободное от работы время. В праздник, например. Всякое бывает. Но ты еще очень молод, Станислав. И ты, Веня.

– Я больше не буду, Вадим Кирьянович.

– Он больше не будет, – улыбнулся и Вениамин.

– Рад слышать, – сказал Рожков. И добавил для одного лишь Станислава: – У тебя, наверно, с отцом еще один разговор будет, да?

– Вполне может быть.

– Так ты особо не перечь ему. Сам виноват. Если бы не пошли – ничего бы и не было. Верно?

– Конечно.

«Он напился. Ну и что? Люди пьют ежедневно, и земной шар до сих пор не перевернулся. И отец пил несколько лет», – думал Станислав, возвращаясь домой. Но он был доволен, что отца не будет сегодня дома по меньшей мере до полуночи – он только заступил на смену. А утро вечера мудренее…

– Явился, внучонок, – такими словами встретила его бабушка Варвара. – Хорош герой!

– Я первую зарплату получил, бабуля, – весело сказал Станислав. – Говорят, ее положено обмывать. Не ругай меня.

– И не думаю. Да только если бы ты видел вчера своего отца, ты бы с ним опять поскандалил. Ровно зверь лесной, не человек! Не знаю, что с ним такое происходит.

– Я тоже не знаю.

– Жениться на Тамаре Акимовне раздумал, привел в дом свою прежнюю пассию.

– То есть как – привел в дом? Марину?

– Кого ж… Она сама пришла, правда, да ведь какая разница?

– Она приходила сюда? – Станислав все еще не верил в сообщение, которым удивила его бабушка.

– Я ж говорю.

– Зачем?

– О тебе рассказала. Какие ты фокусы вытворял на станции.

– Какие фокусы я вытворял?

– Разные… Пил, скандалил…

– Я не скандалил, бабуля, это она напрасно. А может, было…

– Ну, вот…

– Но это пустяки все.

– Извиниться тебе надо, я думаю.

– На станцию идти?

– Зачем на станцию? Она сюда снова придет, Марина-то. Много раз еще.

– Почему ты так думаешь?

– Я ж сказала. На одной раздумал жениться твой отец, да надумал на другой.

– Ты шутишь, бабушка…

– Такими делами не шутят.

– Марина страшная ведь!

– Страшная! – Варвара Петровна хлопнула ладонью по своей ноге. – Для тебя она страшная, а для твоего отца может раскрасавица писаная… Он тут творил вчера дела… Грозился сослать тебя в колонию для несовершеннолетних. И многое другое что.

– При Марине?

– После… Послал Юру к Тамаре Акимовне, а когда узнал, что ты гостишь у нее, успокоился немного. Но сказал, что этого дела так не оставит.

– Пусть.

По хмурому выражению лица Варвары Петровны можно было заключить, что она и сама недовольна поведением внука. Станислав обнял ее за плечи:

– Я больше не буду, бабуль.

– Последнее это дело, Стасик, – пьянство, до добра оно не доведет… И здоровье губишь, и деньги. И скандалы в доме всегда.

Потом Станислав ужинал, а бабушка Варвара сидела рядом и рассказывала о том, что творилось в доме, когда пил ее сын Клавдий Вахтомин. Ничего нового для Станислава старушка сообщить не могла, но он слушал ее с внимательным видом, желая сделать бабке приятное.

Появился запыхавшийся Юрка:

– Это ты, Стаська? Ты зачем пьянствуешь?

– Ладно, помолчи, воспитатель!

– Конечно! А знаешь, что у нас будет скоро?

– Не знаю.

– Приемник!

Варвара Петровна кивнула:

– Да-да, будет…

– Давно пора.

– Стас, мы когда пойдем к тете Тамаре?

– Зачем?

– Мне учебники надо покупать уже.

– Точно! – обрадовался Станислав. – Да хоть завтра и отправимся. После обеда. Идет?

– Идет!

Лежа поздно вечером в своих постелях, братья завели речь об отце.

– Он тебя обещался поколотить, – сказал Юрка таким радостным тоном, словно сообщал приятную новость.

– Не поколотит.

После паузы Юрка снова сказал:

– К нам вчера приходила тетя Марина.

– Знаю.

– Папа хочет на ней жениться.

– Тоже знаю.

– Я ему сказал, что лучше бы он женился на тете Тамаре.

– Ну?

– А тетя Марина долго-долго смеялась.

– Ладно, Юра, давай спать, мне утром на работу.

– Давай. Я бегал вчера к тете Тамаре и видел в щелочку, как ты пьяный спишь. В одежде.

– Бывает, – вздохнул Станислав.

Станислав провел неспокойную ночь. Все ему казалось, что отец вот-вот появится в доме, начнет шастать по комнатам, ворчать и призовет сыновей к ответу. Такие мысли приходили в полудрёме и не давали покоя.

Но отец так и не появился. Станислав увидел его только утром; направляясь на работу, он встретил отца на мосту.

– Вот жизнь настала, – сказал Клавдий Сергеевич. – С родным сыном некогда словечком перемолвиться.

– Потому что мы в разных сменах.

– В разных сменах… Ты скажи лучше, зачем обидел Марину?

– Я не хотел.

Отец откашлялся, сплюнул в воду.

– Ты Марину не трожь. Ты ее наоборот уважать должен.

– За что же?

– Сам знаю, за что. Что у тебя за привычка появилась – губы поджимать?.. – Отец повысил голос. – Ты хоть и рабочий человек теперь, но все равно еще от горшка два вершка. Помни. Молоко на губах у тебя еще… И нечего губы выпячивать!.. Тебе все понятно?

– Понятно. Поздравляю…

– Иди-иди…

Станислав спиной почувствовал, когда уходил, что отец сверлит его глазами.

«Марина-то Фабрициева тебе как раз и подходит, – думал Станислав. – С ней ты споешься по-настоящему. Вон какая… яркая».

Станислав не смог не перечить отцу, как просил его об этом Вадим Кирьянович Рожков. Но что это значит? Высказать свое мнение – это значит перечить или нет? Или надо молчать на все обвинения и угрозы отца, соглашаться со всеми его доводами, даже если в доводах этих много глупостей?

Хорошо бы куда-нибудь уехать. Так далеко уехать, чтобы ничто не напоминало ему о деревне Вахтомино. Завербоваться на какую-нибудь новостройку сесть в поезд и укатить…

Юра встретил его в конце смены у проходной, как они и договорились:

– Папа женился!

– Он уже десять раз женился, – отмахнулся Станислав. – Пошли к Тамаре Акимовне.

– Он по-настоящему женился, честное слово! – горячо продолжал младший брат. – Теперь тетя Марина будет жить у нас. Она все привезла. Бо-о-льшая машина приехала!

– Ты ничего не сочиняешь? – спросил Станислав.

– Честное слово, нет!

– Ладно, пошли за учебниками.

В магазине Юрка сообщил новость Тамаре Акимовне. Она улыбнулась и кивнула:

– Вот и хорошо.

Юрка спросил:

– Теть Тамара, а почему вы не женились на папе?

Станислав закрыл рот младшему брату ладонью:

– Замолчи! Это не твоего ума дело.

– Хорошую книжку я вам тот раз дала? – спросила Тамара Акимовна.

– Отличная книга! – сказал Станислав.

– Хорошая, – отозвался Юрка. – А почему это не мое дело?

Теперь Тамара Акимовна рассмеялась:

– Придется ответить. Я не захотела, Юра, вот и все.

– Да? – Он округлил глаз. – Жалко…

– А вот вам еще одна книга о футболе, – поспешно сказала Тамара Акимовна. – Надо?

– Конечно! – ответили братья.

Когда настало время уходить, Станислав понял, что ему совсем не хочется этого делать. Ему страшно было думать о том, что, простившись сейчас с Тамарой Акимовной – милой, ласковой, улыбающейся Тамарой Акимовной, – придется возвращаться домой где его встретит ярко накрашенная Марина Фабрициева.

Станислав вспомнил время, когда узнал впервые о том, что отец собирается жениться на Тамаре Акимовне. Если бы это случилось в действительности! Станислав уверен, что многое, очень многое могло бы измениться в его жизни и в жизни всей семьи! Тамара Акимовна представлялась ему человеком без недостатков; к тому же он считал ее женщиной с характером – она сумела бы повлиять на отца и поставить его на место. Станислав понял, что с некоторых пор он жил мечтой о том, что Тамара Акимовна останется с ними рядом на много-много лет…

Он понял, что эта его мечта не сбылась. И теперь уже никогда не сбудется.

Станиславу не хотелось уходить отсюда. Ему показалось, что Тамара Акимовна заметила это. Она снова улыбнулась – грустно и словно бы извиняясь за что-то. И сказала:

– Пойдемте, ребята, я вас провожу.

Они шли по улицам села, и Тамара Акимовна говорила:

– Если отец женился, что из этого? Мы ведь с вами друзья, да?

– Конечно, – воскликнул Юрка, – настоящие друзья! – Лицо его сияло.

– Вы не стесняйтесь, приходите ко мне всегда – и сюда, в магазин, и домой – чай пить. Придете?

– Конечно, придем! – ответил Юрка все тем же голосом.

– Придем, Тамара Акимовна, спасибо. – Тяжелый ком застрял у Станислава в горле. Было такое впечатление, что Тамара Акимовна не о чаепитиях говорит, не о том, чтобы ребята приходили к ней в гости, но что произносит она прощальные слова, будто совсем собралась покинуть село.

Напоследок Тамара Акимовна сказала:

– Так вы приходите, Юра, Стасик, не стесняйтесь!

Братья отправились в Вахтомино.

Стоял только; конец августа, но близкая осень давала о себе знать – и желтизной листьев на деревьях, и частыми моросящими дождями, и холодными ветрами. Почти никто уже не купался в реке, только самые неистовые смельчаки решались лазить в холодную воду, но и они долго не задерживались в ней. Станислав вспомнил, что в прошлом году в это время года было намного теплее и что он сам плавал в Цне. Впрочем, Станислава мало трогало то обстоятельство, что приближается осень. Осень была у него в душе. Ему не хотелось идти сейчас домой, где надо будет вести какие-то разговоры с отцом и с… Мариной Фабрициевой, которая, как сообщил Юра, будет жить теперь вместе с ними.

Станиславу не хотелось уже и работать. Он увидел, что ничего сложного в деревообделочных станках нет; заготовительный цех надоел ему, потому что фактически приходится выполнять, хоть и на разных станках, одну и ту же операцию: строгать дерево…

Все же придется идти домой. И общаться с Мариной Семеновной придется, и выслушивать отца, и есть, и пить, и дышать. В ближайшее время никаких изменений в его жизни, кажется, не предвидится.

Надо потерпеть три года. Когда Станиславу исполнится восемнадцать лет, он уйдет из родного дома – и навсегда. Мир слишком велик, и незачем держать себя в четырех стенах.

– Папа зря женился на тете Марине, – сказал Юрка.

Голос младшего брата вернул Станислава к действительности.

– Зря, – согласился он.

Отец встретил сыновей во дворе.

– Вот что, Станислав, я хочу тебе сказать: Марина Семеновна Фабрициева, которая тебе, кажется, хорошо знакома, – отец скривил губы, но глаза его кричали все то же: «А ну вас всех к черту!» – Марина Семеновна будет жить у нас. Я женюсь на ней.

– Поздравляю еще раз. А как же Тамара Акимовна?

– Не твоего ума дело. И смотри, чтобы у тебя с Мариной не было никаких конфликтов.

– Будет исполнено.

Некоторое время отец продолжал испытующе всматриваться в лицо сына.

– Ладно. – Он кивнул, приняв какое-то решение. – Сегодня я с тобой больше ни о чем говорить не буду. Но ты еще у меня… – Он махнул рукой. – Сейчас зайдешь в горницу и извинишься перед Мариной.

– И не подумаю, – возразил Станислав. – За что мне извиняться?

– За то, что ты нагрубил ей, черт возьми!

– Нормально разговаривал…

– У тебя что, язык отсохнет, что ли?

– Она не имеет права подходить к столику и вмешиваться в разговор посетителей.

– Она знала, что ты мой сын!

– Зато я не знал, что она твоя… невеста.

– Дурак!

– Я для нее чужой человек, и пусть не лезет, куда не надо.

Станислав понимал, что снова грубит, но теперь он не мог не отвечать грубостью на грубость. Он считал себя правым – и этого было достаточно для того, чтобы почувствовать себя смелым.

Отец шагнул в сторону дома, но, вспомнив о чем-то, остановился. Наверное, он вспомнил о том, что в доме сидит его новая жена, которая ждет, что перед нею появится сейчас улыбающийся пай-мальчик Станислав и бросится в ее горячие объятия.

Наверное, отцу понадобилось много силы воли для того, чтобы пойти на попятную. Он миролюбиво, но голосом, в котором хрипела ярость, сказал:

– Не будем ссориться в такой день… Сейчас у нас вроде как помолвка, что ли… В общем, хотим посидеть… Не будем ссориться, Станислав. Можешь не извиняться… Но, – он нашел необычное для своего лексикона слово, – но джентльменом ты можешь быть? Ради всех нас…

– Могу, – сказал Станислав.

На грубость Станислав отвечал грубостью.

На зло – злом.

Но и на вежливость он ответит вежливостью. Добром ответит за добро. Станислав может быть джентльменом. Почему же нет?

Он вошел в горницу:

– Здравствуйте!

– Вот все и в сборе, – сказал отец бодрым голосом из-за спины сына. – Можно и за стол садиться. Матушка, где ты там?

– Здесь я, – бабушка Варвара выглянула из кухни, кивнула Станиславу и снова исчезла, чтобы через минуту появиться со стопкой тарелок в руках. – Куда же я денусь, здесь я, – отвечала она, расставляя тарелки на столе.

– Здравствуйте, – почти одновременно с бабушкой Варварой сказал Станислав, приятно улыбаясь Марине Фабрициевой.

– Марину звать Марина Семеновна, – подсказал отец.

– Здравствуйте, Марина Семеновна!

– Здравствуй, Станислав! – она тоже ярко улыбнулась, и на этот раз в ее улыбке была жизнь.

– «Ну, еще бы! – мелькнула мысль. – Все-таки замуж выходит! А там, в буфете – работа… Всем надо улыбаться, алкашам всяким…»

– Как поживаете? – Станислав был очень вежлив – пусть отец радуется.

– Спасибо, Станислав. А как вы?

– Если не ошибаюсь, – сказал Станислав, – вы работаете на станции…

– Какой ты шутник, – Марина Семеновна смеялась.

– Он у меня шутник, – сказал отец, бросив на сына недовольный взгляд. – Он очень большой шутник…

– Между прочим, я тоже люблю шутить, – сказала Марина Семеновна. – Я очень люблю смеяться, ха-ха-ха! Я люблю веселых людей!

– Марина Семеновна, пожалуйста к столу, – сказала бабушка Варвара светским тоном. – Клавдий, Станислав, садитесь… Юра, ты где?

– Иду! – Юрка вышел из своей комнаты, где он рассматривал новую книгу о футболе.

– Садись с нами, матушка.

– Сейчас, Клавдий, подожди минуточку, жаркое томится…

– Давайте, я помогу вам, Варвара Петровна! – предложила свои услуги Марина Фабрициева.

– Сидите уж, – ответила бабка Варвара. – Помощи особенной от вас не требуется…

И по лицу бабки, и по ее разговору, и по всему ее поведению Станислав сделал вывод о том, что она недовольна случившимся. Станислав понял, что он не одинок.

Наконец, все сели, бабушка Варвара – с самого края.

Стрельнула пробка из-под шампанского. Клавдий Сергеевич разлил вино по стаканам.

– Итак, товарищи Вахтомины, – отец поднял стакан. – Хоть и не мне полагается говорить речи в подобных ситуациях, ничего не попишешь, придется говорить. Уважаемая матушка, мои дорогие сыночки, перед вами сидит Марина Семеновна Фабрициева – моя жена, прошу, что называется, любить и жаловать. Я не могу требовать от вас какого-то особого отношения к ней, но вы должны всегда помнить, что Марина – это я, а я – это… Короче говоря, мы давно знакомы с ней…

– Знаем, – вставила бабушка.

– Да. Так вот. Мы давно знакомы с Мариной, и вот теперь… Э-э… – Отец запнулся, но вскоре продолжал: – И вот теперь мы решили пожениться. Прошу учесть это обстоятельство и сделать выводы.

– Сделали уже, – снова заметила бабушка Варвара.

– Учли уже, – в тон ей сказал Станислав.

– Я хочу со всеми жить дружно, – сказала в свою очередь Марина и посмотрела на Станислава. – Чтобы все было хорошо. Да, Юрик? – Она положила ладонь мальчишке на голову.

Юрка отодвинулся, сказал:

– У меня голова грязная, тетя Марина.

– Что? Ха-ха-ха!

– Юрий, не сочиняй! – строго прикрикнул отец.

– Я же в футбол играл. На улице, – сказал младший брат. – А там пыль.

– Короче говоря, – продолжал Клавдий Сергеевич, – вы слышали мой тост. А теперь давайте выпьем.

Они выпили.

И молча ели вкусное жаркое.

И Станислав удивился, что отец выпил целый граненный стакан шампанского вместо того, чтобы выпить томатный сок, который в стакане же стоял перед ним.

Ночью Станислав снова долго не мог уснуть. Он слышал голоса отца, бабушки Варвары, Марины Фабрициевой; они ходили по горнице туда-сюда, что-то переставляли, хлопали дверьми, стучали молотком, и казалось, что так будет продолжаться всю ночь.

Не успел Станислав уснуть, как пронзительно зазвенел будильник. Это было невероятно. Неужели ночь кончилась? В горнице стояла тишина. Станислав вышел – и увидел: ночью сделаны кое-какие перестановки. Стол переехал к окну, сервант переместился к другой стене, исчезли табуретки. В углу стоял на тумбочке большой блестящий радиоприемник. Когда успели его привезти? Но тут Станислав вспомнил о большой машине, о которой говорил ему Юрка, и все стало ясно. В комнате появилось много новых вещей, которые Станислав заметил не сразу. Новые стулья, новые занавески на окнах, небольшой коврик на полу… Совсем чужой стала комната.

Пришла с улицы бабушка Варвара:

– Уже проснулся? Вот и хорошо. Самовар так и пышет, вас дожидаючн. А там словно повымерли… – Бабушка Варвара неодобрительно сомкнула губы.

– Вы что, всю ночь носили ее вещи? – спросил Станислав, кивнув на дверь, за которой спали отец и его новая жена.

– Всю не всю, но потаскали много всякого добра – нужного и ненужного, половину выбросить можно… – Бабушка Варвара понизила голос. – Скажи мне, Станислав, я старая уже, не понимаю многого; скажи мне, зачем человеку три зимних пальто?

– Не знаю…

Станислав пил чай, а бабушка Варвара тихим голосом жаловалась ему на своего сына и на Марину; Станислав ничего не слышал. Он был далеко от этого дома…

Три года – вот что нужно Станиславу Вахтомину. Ему нужно прожить три года, и такой отрезок времени никак не уменьшить, вот что плохо.

Незаметно наступил сентябрь, Юрка пошел в школу, но Станислав дальше учиться не стал.

Станислав приохотился бывать у Тамары Акимовны. Он приходил сюда в те дни недели, когда работал во вторую смену. Они вдвоем пили чай и болтали о пустяках, слушали музыку. Сначала Станислав стеснялся женщины, но после двух-трех визитов больше не робел. Станиславу нравилось копаться в книгах, которых у Тамары Акимовны было великое множество; некоторые из них она давала ему домой почитать. Станислав узнал о любви Тамары Акимовны к Салтыкову-Щедрину, Чехову, О. Генри, Ильфу и Петрову. Он начал брать у нее книги этих авторов и прочитывал их залпом.

Станислав стал невольным свидетелем отцовского визита к Тамаре Акимовне. Это случилось вскоре после того, как отец женился на Марине Фабрициевой. Станислав направился в гости к своей доброй знакомой и вдруг увидел, что возле ее дома остановился грузовик; знакомые парни спрыгнули из кузова на землю, из кабины вылез отец. Все трое вошли в дом и некоторое время не показывались. «Сейчас шифоньер вынесут», – решил Станислав.