Текст книги "Ценный подарок (сборник)"

Автор книги: Евгений Мин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Мастер

Жил на свете Часовщик. Он был совсем не молод. Сверстники его давно отошли от дел и предавались разным пенсионным занятиям, а он все еще продолжал работать. Сколько раз жена, добрая, уютная старушка, говорила ему:

– Послушай, отец, не хватит ли тебе? Подумай о своем здоровье, живи, как живут люди.

Часовщик ласково обнимал ее.

– Умница ты моя, а самого главного не смыслишь: пока будут идти часы, которые я налаживаю, буду я жив, и пока я буду жить, будут идти часы.

Старший сын Часовщика, Философ, научно объяснил отцу:

– Будем размышлять конкретно: историческая аксиома бытия учит нас, что все имеет начало и имеет конец. Спорить с этим абсурдно.

Невестка Часовщика, жена Философа, дама с высшим юридическим, твердила свекру одно и то же:

– Извините, папа, может быть, я не имею права указывать вам, как старейшей единице нашей семейной коммуникации, но в своей практике я убедилась, что возраст не всегда является положительным фактором.

Такую тираду она заканчивала словом «дик-си». Это слово означает по-латыни «я кончила», и это слово известно всем юристам мира, даже тем, которые не знают, что жил на свете император Юлий Цезарь, изъяснявшийся исключительно по-латыни, хотя и не имел высшего юридического образования.

Младший сын Часовщика, Биолог, уже десять лет подающий надежды, говорил старшему брату:

– Напрасно ты интерпретируешь отцу элементарные истины, это у него наследственное. Дед наш, часовщик, прожил девяносто лет, не отрываясь от лупы, прадед, тоже часовщик, скоропостижно скончался на девяносто четвертом году, угодив под ломовика. Говорят, что еще перед смертью он успел взглянуть на свои часы, воскликнув: «Какой позор! Они отстают на десять секунд». Так что окончательно не установлено: умер он от лошадиных копыт или от стыда за свои часы. К сожалению, генеалогия нашего рода не прослежена дальше, но есть основания предполагать, что наши далекие предки были одними из первых часовщиков. У папы ярко выражены гены. И спорить с ним безнадежно.

Биолог был женат, но не решался завести потомства, пока не будет решена проблема управляемой генетики.

Словом, все в семье осуждали Часовщика, кроме маленького сына Философа. Он был так мал, что не имел права голоса, но думал про себя: «Не понимаю, чего они пристают к деду, пусть чинит часы, если ему хочется. Странные люди: нам они не позволяют ничего делать, говорят: „Нельзя, ты еще маленький“. Но дед-то совсем большой. Зачем они к нему цепляются».

Однажды Часовщик привел Мальчика к себе в мастерскую, раскрыл заднюю стенку каких-то часов, дал внуку лупу. Мальчик восторженно смотрел на маленькие колесики, которые стали большими, как они, цепляясь зубчиками одно за другое, двигались, будто живые. Потом он увидел, что дед, вынув из часов все колесики и пружинки, разложил их на белоснежном листе бумаги.

– Деда, а деда! – испуганно закричал Мальчик. – Зачем ты сломал их?

– Сломал? – засмеялся Часовщик. – Не бойся, все на свое место станет.

Мальчик сидел бы до самого вечера в мастерской у деда, но тут пришла с юридической службы мама и отвела его домой.

Ночью Часовщик долго не мог уснуть. Лежа с открытыми глазами, он размышлял: «Кажется, Мальчуган заинтересовался моим ремеслом. Может, из него выйдет Часовщик и род наших мастеров не прекратится вместе со мной». С этими светлыми мыслями он уснул. Сны ему снились легкие, приятные. Но утром он не мог вспомнить ни одного из них. Хотя он был здоров и крепок, память у него чуть ослабла.

С радостным чувством начал он следующий рабочий день в своей мастерской. Мастерская была маленькая, скорее похожая на чулан, чем на комнату. Да ему и не нужно было много места. На стенах висели большие часы в дубовой квадратной и овальных оправах, попадались и простенькие «ходики». На столах лежали ручные часы, на столе, за которым он работал, было много луп и разных инструментов, необходимых ему, к столу были привинчены тисочки. Выгнув шею как лебедь, над столом склонялась лампа. Была еще в одном из углов мастерской раковина, висело над ней белоснежное полотенце. Прежде чем приступить к работе, Часовщик долго мыл руки, так старательно, как моют их перед операцией хирурги.

В этот день все было обычным. Часовщик вымыл руки, надел белый халат, зажег настольную лампу, уселся за свой рабочий стол, взял большие ручные часы, с которых он должен был начать рабочий день, вставил лупу в глаз и, открыв заднюю крышку часов, принялся рассматривать их внутренность.

Эти часы были изготовлены очень давно искусным мастером, имя которого когда-то гремело по всему свету, а теперь его помнили даже не все часовщики.

Мастер внимательно рассматривал механизм, бормоча:

– О-хо-хо, охо-хо-хо, охохонюшки, хо-хо.

Такая у него была поговорка.

Часы были сильно повреждены, отдельные детали механизма стерлись, другие потеряны, и, чтобы восстановить их, требовалось большое искусство.

– Они должны идти, – бормотал Часовщик. – Если они будут жить, оживет их мастер.

Он вынул лупу из глаза, посмотрел на улицу и увидел, что под окнами мастерской остановилась большая черная машина. Это не удивило его. Часто к дому подъезжали большие и маленькие машины, но все клиенты часовщика обычно приходили пешком. Мастер рассеянно смотрел на машину, занятый своими мыслями, и только тогда оторвался от окна, когда услышал, как хлопнула дверь мастерской.

Перед ним стоял молодой человек высокого роста, хорошего сложения. Лицо его, чуть начинающее полнеть, было приятно той полнотой, которая располагает к себе, свидетельствуя о безупречной работе желудочно-кишечного тракта и о духовном здоровье. Глаза у посетителя были серо-голубые, волосы светлые, причесаны один к одному. На молодом человеке был черный костюм современного покроя, но без претензии на моду, галстук умеренной расцветки.

– Извините, – доброжелательно улыбнулся Молодой человек, – я к вам на минутку и, надеюсь, не отниму у вас драгоценного времени.

– Садитесь, – сказал Часовщик, – я привык разговаривать сидя.

– Спасибо, – сказал Молодой человек и сел, стряхнув носовым платком с табуретки воображаемую пыль. – Вот, пожалуйста, – вынул он из кармана пиджака ручные часы, протянул их Часовщику, – они отстают на тридцать секунд в сутки, мы хотели, чтобы вы исправили их.

Часовщик взял часы, вставил лупу в глаз, открыл заднюю стенку часов и скоро вернул их Молодому человеку, сказав:

– Извините, но вы пришли не по адресу.

– Позвольте, – приветливо улыбнулся Молодой человек, – нам известно, что вы – лучший мастер в городе, так сказать, гроссмейстер этого дела.

Часовщик нахмурился. Он был слишком стар и умен, чтобы находить удовольствие в лести.

– Зачем вы так? – сурово вымолвил он. – Есть немало мастеров не хуже меня. Есть хорошие часовые мастерские, светлые, удобные, с прекрасным оборудованием, там трудятся знатоки своего дела. Обратитесь туда.

– Нам нужны вы, – сказал Молодой человек, и мягкие губы его приобрели твердое очертание.

– Эти часы, – терпеливо объяснил ему Часовщик, – требуют совсем небольшого ремонта, а меня интересуют только сложные экземпляры. У меня нет времени заняться этим.

Улыбка растаяла на лице Молодого человека, и он сказал сухим официальным тоном:

– Извините, я не представился вам. Я – Младший помощник Начальника по быту и сбыту.

– Очень рад, – сказал Часовщик так, будто это не произвело на него никакого впечатления.

– Видите ли, – подтянул узел галстука Молодой человек, – эти часы принадлежат ему. Надеюсь, вы знаете его.

– Знаю, – сказал Часовщик. – Конечно, я не знаком с ним, но видел его по телевизору, читал его статьи в газетах. Я знаю, что он сделал много полезного для города, но какое отношение к этому имеют его часы? Кстати, он мог бы приобрести другие, более современные, я порекомендую ему хорошую фирму.

– Он не нуждается ни в чьих советах, он советует сам, – с неприятной вежливостью сказал Молодой человек. – Между прочим, эти часы у него давно, с тех пор, как он начал заниматься своей деятельностью. Вот почему он так дорожит ими. Разумеется, он мог приобрести какие угодно.

– Понимаю, – растрогался Мастер, – твои часы – твое дитя. Ты стареешь вместе с ними, а они все равно остаются для тебя ребенком.

Решив воспользоваться чувствительностью старика, гладкий Молодой человек снова улыбнулся:

– Значит, вы принимаете заказ?

– Нет, – поднялся с кресла Часовщик. – Передайте, что, к сожалению, я не могу.

Молодой человек встал с табуретки и черство произнес:

– Прощайте, я передам.

Дойдя до двери, он повернулся и, сказав: «Привет семье», вышел на улицу, сел в большую машину и уехал. После этого Часовщик долго бродил по комнате, грустно повторяя:

– О-хо-хо, хо-хо, хо-хо, охохонюшки, хо-хо.

Потом он уселся на свое место и принялся за работу.

Вечером, во время ужина, он рассказал всем о посещении Молодого человека и о его просьбе. Он и не думал, что вызовет такое беспокойство.

– Неприятно, крайне неприятно, – сказал сын Философ обыкновенным языком, забыв ученые слова. – Так, значит, это был Младший помощник Начальника по быту и сбыту?

– Именно так он объявил себя, – сказал Часовщик, – а документа я не спрашивал, у меня не милиция.

– Документа, еще этого не хватало! – возмутился Философ. – Что ты скажешь, милая жена?

– Я полагаю, – авторитетно сказала Юридическая дама, – что в поведении папы нет криминала, предусмотренного статьями кодекса. Конечно, он поступил не слишком любезно, но страшного здесь нет. Начальник по быту и сбыту – не такая уж большая фигура…

– Не суди опрометчиво, – поморщился Философ. – В наши дни быт и сбыт кое-что могут значить, и вполне вероятно, что у начальника окажутся связи и не в добрый час это может сказаться на моей недалекой диссертации.

Позвонили по телефону сыну Часовщика Биологу.

– Гены, определенно гены, – сказал он, – тут ничего не поделаешь. Из семейных преданий известно, что наш прадед по непонятным причинам отказался чинить башенные часы замка какого-то графа и пострадал на этом.

– Глупости! – красиво пожала плечами Юридическая дама. – У нас, слава богу, графов нет и законность стоит на страже всех.

– Ну чего ты, старик, выступаешь против начальства, – сокрушалась жена Часовщика. – Говорила тебе: «Иди на отдых».

Мастер только посмеивался:

– Чего вы переполошились, ребята, обойдется.

И обошлось.

Неделю он спокойно сидел в своей мастерской, занимался часами, которые, кроме него, никто не мог починить, а в начале другой недели явился к нему Старший помощник Начальника по быту и сбыту.

Он был ростом выше первого посетителя, шире в плечах, и взгляд у него был более уверенный.

Представившись Часовщику, он не сел, а сразу перешел к делу.

– Мне известно, что с вами говорил Младший помощник и акция, предпринятая им, оказалась неудачной.

– Да, уж так получилось, – словно извиняясь, сказал Часовщик, – не смог я удовлетворить его претензию.

– Это не претензия, а реальное предложение, – четко поправил его Старший помощник. – И, разумеется, в провале миссии повинен он, не сумев разъяснить вам всю важность задачи. Сейчас я попробую сделать это.

Вынув из кармана часы, положил их перед Часовщиком и спросил:

– Видите эти часы?

– Видел, – сказал Часовщик, – и мне незачем снова рассматривать их.

Старший помощник будто не услышал слова Мастера.

– Эти часы принадлежат Начальнику по быту и сбыту. Они отстают на тридцать секунд в сутки. Таким образом они отстанут в месяц на девятьсот секунд, в год на десять тысяч восемьсот секунд, или на шестнадцать минут двадцать секунд. Так?

– Вроде, – согласился Часовщик, – давайте пробросим на счетах.

– Не нужно. Мы уже проверяли на ЭВМ. Благодаря этим отстающим часам начальник может отстать от жизни за год на шестнадцать минут двадцать секунд. В космический век это недопустимо.

– Пожалуй, – согласился Часовщик.

Старший помощник растянул губы в длинной улыбке.

– Я знал, что с вами можно договориться. Тот был слишком молод и неопытен. Нельзя было посылать его к вам. Скажите, пожалуйста, когда будут готовы часы.

– Никогда, – спокойно ответил Часовщик. – Я уже говорил, что они нуждаются в мелком ремонте, а я занимаюсь только сложным.

Улыбка сползла с лица Старшего помощника, как кожа со змеи, но по-прежнему он был любезен.

– Понимаю, я еще не упоминал материального стимула.

– Чего? – не понял Часовщик.

– Я хотел сказать, что за ремонт этих часов вы получите такое вознаграждение, какое не получает ни один часовщик.

– Все! – резко сказал Мастер. – Оставьте меня. Я занят. Не мешайте мне работать.

Скулы на лице Старшего помощника стали такими, будто превратились в камни. Он холодно попрощался с Часовщиком, забыв даже сказать: «Привет супруге».

Этот разговор огорчил Часовщика, он не любил обижать людей. Некоторое время он ходил по мастерской, повторяя:

– О-хо-хо, хо-хо, хо-хо!.. Охохонюшки, хо-хо!

А потом принялся за работу.

Как только дома узнали об этом происшествии, поднялась паника.

– Это семейная диверсия! – кричал тонким голосом Философ. – Что ты наделал, отец!.. Через неделю у меня диссертация. Все подготовлено, а теперь меня могут провалить. Начальник обидится! Мне накидают черных шаров!.. Кажется, ты этого не понимаешь, моя дорогая супруга.

– Как это не понимаю, – обиженно чуть-чуть подняла Юридическая дама брови, – у меня самой через неделю в суде очень сложная защита.

– Подумаешь, твоя защита! – брезгливо сказал муж.

– Подумаешь, твоя диссертация, – фыркнула жена. И супруги стали обмениваться совсем не философскими и не юридическими словами.

Позвонили Биологу. Он, подумав, сказал:

– Очень интересно. Должно быть, у нашего папы взыграли гены прадеда-часовщика, который пришел в столицу из деревни, не получив светского образования.

Уютная старушка жена молча плакала, а Мальчик, сын Философа и Юридической дамы, тихо сказал Деду:

– Деда, чего они к тебе цепляются? Не хочешь ты чинить эти часы, ну и не чини.

– Не бойся, малыш, все обойдется, – сказал Часовщик.

Прошло две недели: Философ защитил кандидатскую – только четыре черных шара из четырнадцати – и Юридическая дама с блеском провела две защиты, так что о ней написали в газете.

В начале другой недели Часовщик получил казенную бумажку, где сообщалось, что в интересах быта мастерская его передается под пирожковую, а ему к такому-то числу надлежит освободить занимаемое помещение.

– Не пойму что-то, – бормотал Мастер, – какая здесь может быть пирожковая. Надо с нашими посоветоваться.

– Достукался, – сказал Философ, не найдя нужного определения поступку отца.

– Вероятно, у них есть какие-то законные основания, – сказала Юридическая дама.

Старушка жена беззвучно плакала.

– А ты, деда, принеси все домой и работай здесь, – посоветовал Малыш.

– Ничего, – сказал Часовщик, – обойдется.

Он продолжал работать в своей мастерской неделю, и вторую, и третью, никто его не трогал, а в конце четвертой недели пришла казенная бумажка, в которой сообщалось, что первая бумажка отменяется и мастерская остается за Часовщиком.

– Ничего не понимаю, – сказал Философ-кандидат. – Обе бумажки абсолютно неадекватны. Что ты думаешь по этому поводу, дорогая жена?

– Пока еще ничего, – сказала Юридическая дама, – но я постараюсь узнать по своим каналам.

Она была дама со связями, и ей удалось узнать, что Начальник по быту и сбыту не давал указаний Старшему и Младшему помощнику наседать на Часовщика. Это была их личная инициатива, за которую они поплатились понижением в должности.

Когда обо всем этом узнал Биолог, он сказал:

– Интересно, откуда такие гены у нашего Начальника по быту и сбыту.

Маленький серебряный кошелечек

МАЛЬЧИК

Мальчик постучал в дверь кабинета:

– Войдите! – отозвался Иана. Мальчик вошел в кабинет. Там кроме Папы был еще Старший брат. Он был на семь лет старше Мальчика и очень важничал. Можно было подумать, будто он сам придумал родиться раньше.

Однажды, когда Старший брат чем-то обидел его, Мальчик спросил Маму:

– Мама, почему ты не родила меня первым?

– Милый, – ласково улыбнулась Мама, – знаешь, я как-то не подумала об этом.

– Надо было думать, – серьезно сказал Мальчик, – ты ведь тогда уже была большая.

– Ну, конечно, – прижала Мама к груди голову Мальчика, – я была глупенькая. Ты не сердись на меня.

– Я не сержусь, – сказал Мальчик, и ему даже стало жалко Маму, которая так промахнулась.

В кабинете кроме Папы был Старший брат. Он сидел на диване, прямой, как доска, на которой Мама гладила белье, и смотрел куда-то поверх головы Мальчика.

– Пришел, так усаживайся, – показал Папа на свое место за письменным столом, – будешь у нас самым главным.

Мальчик быстро забрался в кресло. Сидеть было неудобно: ноги не доставали до пола, все равно как на взрослом велосипеде до педалей. Но Мальчик был рад – он сидел в Папином кресле, а Старший брат всего только на диване и смотрел на потолок, как будто там есть что-то интересное. «Фасонит, – подумал Мальчик, – а сам завидует».

– Ну, что же, – сказал Папа, – продолжим симпозиум, теперь уже с привлечением молодой общественности нашей семьи.

Папа любил непонятные слова, но Мальчик догадался: они о чем-то говорили до него.

– С ним, – усмехнулся Старший брат.

Мальчик испугался. Сейчас Папа скажет:

«Иди-ка ты спать». Почему-то взрослые, начав разговаривать о чем-нибудь интересном, отправляли его спать.

Но Папа строго посмотрел на Старшего брата.

– Ты не очень-то заносись. Ты его всего на семь лет старше, а я тебя на двадцать шесть и разговариваю с тобой.

Старший брат ничего не ответил, а Мальчик обрадовался: «Заткнулся! Так ему и надо».

– Так, значит, малыш, – обратился Папа к Мальчику, – какой у нас сегодня день?

– Вторник, – бодро ответил Мальчик. – А завтра среда, послезавтра четверг, потом пятница.

– Стоп! Полный назад! – скомандовал Папа. – Скажи, что хорошего будет в четверг?

Мальчик задумался и стал таким же серьезным, как Папа, когда он подсчитывает, сколько выгорело электричества за месяц.

– Не спеши, – сказал Папа, – подумай хорошенько.

Мальчик задумался еще больше и стал серьезным, как мама, когда в квартире уборка. И вдруг он захлопал в ладоши:

– Вспомнил! В четверг у нас не будет пения. Учительница заболела.

– Вот тип! – хмыкнул Старший брат, а Папа сказал:

– Так, значит, ты не любишь петь.

– Нет, не люблю, – учительница говорит, что у меня – ни голоса, ни слуха, а петь заставляет.

– Ситуация, – сказал Папа, – со мной такое же было. История развивается по спирали. А радоваться болезни другого человека нельзя.

Мальчик не понял, при чем тут спираль, которую опускают в воду, чтобы вскипятить ее, но не стал спрашивать, боясь, как бы Старший брат не захохотал над ним.

– Так, – сказал папа, – ты не знаешь, какой у нас в четверг день, хорошо, я напомню тебе: в четверг день рождения мамы. А ты не знал?

– Откуда мне знать? Когда она родилась, меня еще не было на свете.

– Логично, – кивнул головой папа. – И все-таки в четверг – ее день. Мы должны сделать ей подарок от всей нашей мужской популяции, то есть от всего мужского населения нашей семьи. Посмотри, что я купил.

Он открыл ящик письменного стола и достал маленький серебряный кошелечек, сделанный из мелких колечек.

– Красиво? – спросил Папа.

– Вещь, – важно сказал Старший сын, а Младший долго не отрывал глаз от сверкающих колечек, а потом сказал:

– Красиво. Только он маленький, а Мама, когда идет на базар, говорит, что нужно взять две сумки. В этом продукты не поместятся.

– Да, – сказал Папа, – как говорится, здесь форма не соответствует содержанию. Ничего, на базар она станет ходить с другим, а этот будет у нее как игрушка.

Мальчик не понял, зачем взрослой Маме игрушка, но опять не спросил.

– Стало быть, – торжественно произнес Папа, – этот кошелечек мы преподнесем маме в четверг, в день ее рождения, а пока – молчок, пусть это будет для нее сюрпризом. Понятно?

– Могила, – сказал Старший сын, – а вот как он… – и подозрительно посмотрел на Младшего.

– И я – молчок, – сказал Мальчик.

На другой день, когда Мальчик пришел из школы, он взглянул на Маму и подумал: «Вот она такая же как всегда и не знает, что ее ждет завтра».

Мама, конечно, заметила, что он необычно на нее смотрит, и спросила:

– Миленький, тебе что-нибудь нужно.

– Нет, ничего, – сказал он и ушел, чтобы не проговориться.

Вечером Мама пекла пирог с яблоками. Она всегда позволяла Мальчику сидеть на кухне и наблюдать за ее работой. Она месила тесто, потом тоненько раскатывала его на доске, ровными рядами укладывала кусочки яблок, похожие на тонкий серп луны, загибала углы пирога, ставила все это на противне в духовку, садилась на табуретку и ждала, и Мальчик, волнуясь, ждал, когда она вынет из духовки розово-желтый, вкусно пахнущий пирог.

На этот раз все было точно так же, только Мама почему-то засиделась на табуретке, наверно, думала, что ей подарят завтра. И вдруг она воскликнула:

– Ой, что же это я?!

Она кинулась к плите и вынула из духовки яблочный пирог. Он весь сгорел: корочка была черная, как уголь, дольки яблок сморщились и стали похожими на высохшие стручки гороха. Мама поставила противень с пирогом на стол и заплакала, как самая обыкновенная девочка, и даже шмыгала носом. Она плакала и плакала и не могла остановиться, как осенний дождик.

Мальчику стало жаль Маму, и он прижался к ней.

– Подумаешь, не видели мы пирогов! Не плачь, завтра мы подарим тебе маленький серебряный кошелечек. Они сказали, чтобы я – молчок, но я не хочу, чтобы ты плакала.

– Не буду, – смеясь, поцеловала его мама, и казалось, что она совсем забыла об испорченном пироге.

Завтра мама проговорилась, что она уже знала о подарке.

– Эх ты, – посмотрел на Мальчика Папа, – не скоординируешь с тобой действий.

– Лопух он. – мрачно сказал Старший брат.

ЮНОША

Папа по-прежнему был профессором. Мама, как всегда, мамой, Старший брат – инженером, а бывший Мальчик – студентом первого курса.

Как-то за вечерним чаем, когда Старшего брата не было дома, родители затеяли разговор о том, не пора ли ему жениться. Младший брат хотел уйти, но Папа сказал:

– Оставайся, поприсутствуй при нашем семейном коллоквиуме, мне интересно твое мнение как представителя молодого поколения, которое…

– Ему еще рано думать об этом, – вмешалась Мама, – он только на первом курсе, это почти школа.

– Да, разумеется, – согласился Папа, – но мне хотелось бы уяснить, как у них в Университете обстоит дело в этой немаловажной сфере человеческой деятельности. Понимаешь, на лекциях я не могу установить этого. Скажи ты, чисто эмпирически, то есть с опытной точки зрения, – обратился он к сыну.

Младший брат немного замялся, а потом ответил:

– Видишь ли, по-разному. Иногда ребята женятся на первом курсе, а на третьем уже разводятся.

– Вот, – обрадовалась Мама, – вот к чему приводят ранние браки.

– Позволь, – возразил Папа, – наш Старший не студент, ему уже двадцать пять лет, и он может засидеться в девках.

Папа думал, что он сострил, но никто, кроме него, не засмеялся.

– Если я не ошибаюсь, – сказала Мама, – когда мы поженились, тебе было двадцать семь.

– Именно, – подтвердил Папа, – но тогда еще не было мужской акселерации, – и опять засмеялся в одиночестве.

– О нем можешь не беспокоиться, – с гордостью сказала Мама. – Он красивый, умный и нравится девушкам. Они тоже нравятся ему, особенно эти две – высокая блондинка и маленькая черненькая.

– Ну, если нравятся сразу две, он женится на третьей, такова мужская логика.

– Нет, это у него серьезно, – сказала Мама, – только он еще не знает, на ком остановить выбор.

– Разве так бывает? – спросил Папа.

Мама иронически посмотрела на него.

– Разве ты не помнишь?..

Папа растерялся и перевел разговор на другую тему.

Младшему брату из этих двух девушек нравилась Черненькая. Когда она приходила в гости к Старшему брату, она весело болтала и шутила с Младшим, так, будто они были ровесниками. Старший брат, не выдерживая, говорил ему:

– Ну, довольно, иди займись своими делами.

Высокая Блондинка, здороваясь с ним, чуть склоняла голову на своей красивой гибкой шее и никогда не удостаивала его беседой. Еще бы, о чем было ей, такой красивой и умной, разговаривать с каким-то первокурсником.

Однажды во время обеда Старший брат встал и торжественно, так, будто он собирался сделать доклад, сказал:

– Дорогие папа и мама, завтра я уезжаю в командировку, а когда вернусь, я женюсь…

Тут он назвал имя Черненькой девушки и продолжил:

– Я твердо решил жениться на ней, но пока не говорите этого никому, даже она не должна знать этого сейчас. А ты, – посмотрел на Младшего, – не сболтни.

Старший брат задержался в командировке, и как-то в квартиру, где жила вся семья, пришла Черненькая девушка.

Узнав, что Старшего брата нет дома, Черненькая девушка хотела сразу же уйти. Младший брат увидел, что она чем-то огорчена, уговорил ее раздеться и пройти в комнату Старшего брата. Там они сидели на диване и молчали. Младший заметил, что Девушка непохожа сама на себя. У нее были печальные глаза, и брови, и губы.

– Вам нездоровится? – спросил он.

– Нет, просто погода плохая, – сказала Девушка и отвернулась в сторону.

– Да, плохая, но метеорологи обещают солнце, – сказал он, чтобы утешить Девушку.

Девушка промолчала, и он понял, что погода нисколько не интересует ее. Он хотел сказать еще что-то хорошее и доброе, но девушка встала с дивана, поднялся и он.

– Я прошу вас, я очень прошу, – тихо сказала Девушка, стараясь говорить спокойно, но голос ее дрожал. – Я прошу вас, скажите ему, что я никогда больше не увижусь с ним, пусть он будет счастлив с ней, с той, другой.

– Что вы говорите! – вскричал Младший брат, крепко взяв за руку Девушку, которая хотела убежать. – Он любит вас. Он сказал, что женится на вас, как только вернется из командировки.

– Ты хочешь утешить меня? – недоверчиво спросила Девушка.

– Он женится на вас, – повторил Младший брат. – Я это слышал своими ушами, и Папа, и Мама тоже слышали. Он сказал при всех.

– Милый! Какой ты хороший! – обняла и поцеловала Младшего брата Девушка.

Старший брат вернулся из командировки спустя месяц, женился на Черненькой девушке. У нее, как у всякой настоящей жены, не было секретов от мужа.

– Так, – сказал Старший брат Младшему, – болтун ты, тебе сказано было «держи язык за зубами». Хорошо, что все обошлось, а я ведь мог жениться на той, другой.

ВЗРОСЛЫЙ

Младший брат кончил занятия в Университете и стал работать в одном Учреждении. Были здесь люди талантливые и бездарные, усердные и ленивые, удачливые и неудачники.

Был и один Служащий – работник неплохой, но ему как-то не везло. Был он слишком скромен и никогда не выпячивал себя вперед других, поэтому другие о нем не вспоминали, обходили его и премиями.

Однажды на заседании Комиссии Младший брат выступил в защиту этого Служащего, произнес короткую, но толковую речь, и Комиссия постановила дать премию скромному Служащему.

На другой день после заседания Младший брат встретил этого Служащего. Тот был тихий и мрачный. Решив обрадовать его, Младший брат сказал:

– Почему вы такой задумчивый? Между прочим, вам премию присудили, и довольно значительную.

– Спасибо, – сказал Служащий и в первый раз за свою работу в Учреждении улыбнулся.

А потом случилось так – всякое ведь бывает в учреждениях – премию вместо этого Служащего отдали другому.

Младший брат пошел объясниться со Служащим, а тот его и слушать не стал, посмотрел презрительно:

– Трепач ты, парень, балаболка!

Не раз его еще называли «длинным языком», болтуном, балаболкой.

А он просто был добрый человек, и ему доставляло радость первым сообщать людям приятные известия.