Текст книги "Ценный подарок (сборник)"

Автор книги: Евгений Мин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Звуки рая

Они были студентами второго курса и поженились, потому что ждать до окончания института было труднее, чем сдавать экзамены.

Жить было негде. Родители Студента жили далеко на севере, мать Студентки помещалась в одной комнате с двумя детьми школьного возраста.

Знакомая матери, любившая устраивать чужое счастье, взялась им помочь и достала несколько адресов квартировладельцев, где можно было найти жилищное убежище.

Первый адрес, по которому они направились, был в центре города.

Хозяйкой оказалась маленькая уютная старушка с рождественской улыбкой.

Она приняла их в большой круглой комнате, какая в старину называлась залой, похожей на музей мебельного искусства.

Симпатичная старушка усадила их за стол, на стулья «Александр», напоила чаем с малиновым вареньем из чашек «Гарднер» и уже после этого перешла к деловому разговору.

– Ах, – сказала она, – какие вы милые, симпатичные дети! Давно вы женаты?

– Месяц! – гордо ответил молодой муж.

– Тридцать один день, – поправила его молодая жена.

– Тридцать один! – повторила ангельская старушка и, глядя на тоненькую фигуру жены, задала вопрос, который можно было объяснить только ее преклонным возрастом.

– Вы скоро ждете детей?

– Будут, – уверенно сказал молодой муж. – Двое, мальчик и девочка.

Старушка со слезами в глазах посмотрела на синий персидский ковер, покрывавший зеркальный, как лед во Дворце спорта, паркет, и пересела в кресло «Павел», став чем-то похожей на курносого императора.

– Мальчик и девочка, – трогательно просюсюкала она. – Дети – это прелесть. Дети – это хорошо, – конфетно улыбнулась старушка-«Павел», – но, к сожалению, у меня будет капитальный ремонт.

Подняв из исторического сидения свое бывшее когда-то сдобным тело, она дала понять, что прием окончен.

– Грымза, – сказал муж, когда они вышли на улицу.

– Не нужно, – сказала жена. – Что поделаешь, старая женщина… Все мы когда-нибудь будем…

– Мы не будем, – посмотрел на нее муж глуповато-влюбленными глазами.

– Ты-то, конечно, не будешь, – засмеялась она. – Мужчина не бывает старухой.

Он тоже засмеялся и поцеловал ее под неодобрительный взгляд какого-то полковника в отставке.

Второй адрес был в новом районе, где дома похожи один на другой, как солдаты в строю.

Встретил их жилистый мрачный субъект.

Он был немногословен.

– Смотрите! Торговаться не будем. Здесь не на базаре. Жилище приспособлено.

Он провел их в комнату, которая была скорее не комнатой, а чуланом. Окна отсутствовали, потолок был рассчитан на высокорослого лилипута, площадь такая, что нельзя даже поставить односпальную кровать.

– Нет, – резко сказал молодой муж. – Это не подходит.

– Ну, тогда до побаченья, – почему-то перешел на украинский чулановладелец. – Передайте Елене Андреевне, чтобы она мне больше таких не совала.

– Кулак, – плюнул молодой муж, выйдя на улицу.

– Не нужно, – сказала молодая жена. – Разве не видишь, что у него больная печень.

Третий адрес был на набережной малознаменитой реки.

Хозяйкой квартиры была женщина шести футов роста, так что в Англии она могла быть полисменом.

Она беседовала с молодыми супругами, будто снимала с них допрос. Размеренно, по пунктам выясняла, сколько им лет, кто у них родители, имеют ли они друзей подозрительного поведения и не храпят ли по ночам.

Задав еще несколько специальных вопросов, хозяйка провела молодых супругов в комнату.

Комната оказалась небольшой. Одно окно выходило во двор, другое на реку, вдоль которой разместилось несколько разноцветных катеров.

Половину комнаты занимала огромная белая с резными амурами кровать. Еще был старинный буль и маленький, на гнутых ножках столик. На столике стоял белый телефон.

– Звонить нельзя, – предупредила хозяйка, – ни к вам, ни от вас.

Молодой муж не услышал, что она сказала, и шепнул жене, показывая на огромную кровать:

– Трон любви.

В тот же вечер они переехали в белую комнату.

Стоя у окна, они смотрели, как освещенные окна отражаются в зеленой воде, как мчатся через мост огни автобусов.

– Париж, – сказал муж.

– Счастье, – сказала жена.

Ночью они проснулись от каких-то скрипящих, режущих звуков, казалось, не только комнату, но и весь дом перепиливают пополам.

Утром он спросил у хозяйки-полицейского:

– Скажите, пожалуйста, что это пилило всю ночь?

– Электропила. Во дворе – деревообделочный завод. Неужели непонятно? Я не могу вмешиваться в их планы, – щелкнула хозяйка зубами, как полицейский наручниками. – Если вам не нравится, мы можем расторгнуть.

– Нет, – вздохнув, сказал он.

Молодые муж и жена прожили несколько лет в белой комнате, и, хотя завод перевыполнял свои планы и электропила надрывалась все сильней и сильней, они спали крепко, и звуки адской пилы были для них, как для ангелов звуки рая.

Они кончили институт, стали кораблестроителями, у них родился сын, похожий на мать. Им дали комнату.

Они переезжали на такси, в котором поместилось их нехитрое имущество.

Потом у них родился еще ребенок, дочь, похожая на отца. Им дали отдельную квартиру.

Время шло. Муж стал известным корабелом. Он был по-прежнему крепок и здоров, но почему-то отличался слабым сном. Он принимал таблетки, пил травы – ничего не помогало.

Однажды вечером он вышел на прогулку и двигался сам не зная куда.

Сделав большой круг, он оказался на берегу малозаметной реки. «Что это, – подумал он, – кажется, мы здесь жили когда-то. Ну да, вон тот самый дом… А что, если я зайду туда, интересно, кто там сейчас живет».

Он поднялся на третий этаж, немного постоял у двери, нажал кнопку старого костяного звонка. Никто не ответил. Он позвонил еще два раза. Дверь отворилась, на пороге стоял Живот. Конечно, у него были руки и ноги, и другие части тела, но все-таки это был Живот.

– Извините, – сказал корабел, – когда-то давно мы снимали здесь белую комнату у женщины, похожей на английского полицейского.

– Она давно убыла, – изрыгнул Живот.

– Убыла, куда?

– Туда, куда мы все со временем убудем, – сказал Живот, посмотрев сначала на потолок, потом на пол.

– Убыла, – повторил он, и ему стало жаль суровую женщину. – А кто живет в белой комнате?

– Пойдите и узнаете, – выпятился Живот и ушел.

Он осторожно постучал в дверь их бывшей комнаты.

– Пожалуйста, войдите, – раздался женский голос.

Он вошел и увидел, что на диване, покрытом клетчатым пледом, сидели близко друг к другу молодая женщина и молодой мужчина.

– Простите, – сказал он, – простите меня за неожиданное вторжение. Когда-то мы с женой жили в этой комнате, и вот теперь, спустя много лет, мне захотелось побывать здесь. Я знаю, что это неудобно…

– Подумаешь, какие чепушки, – засмеялся мужчина. – Познакомьтесь, это моя жена, – гордо сказал он.

– Мой муж, – краснея, сказала женщина.

Они с таким удовольствием произносили слова «жена» и «муж», как дети, которые радуются новым игрушкам.

Нежданный посетитель продолжал стоять, осматриваясь кругом. Здесь все было по-другому, широкий диван вместо огромной белой кровати, полированный шкаф заменил старинный буль, на стене висела полка с нарядными книжками, в одном углу притулился телевизор, в другом – большое кресло. Здесь была чужая, незнакомая жизнь.

– Садитесь, пожалуйста, – еще раз попросила молодая женщина.

Он сел и молчал. Женщина и мужчина тоже молчали, не зная, о чем говорить с посторонним человеком.

И вдруг тишину комнаты прорезал визг и скрежет электропилы.

– Что это? – вздрогнул посетитель.

– Электропила, – с досадой махнул мужчина, не дает ни работать, ни спать.

– Мы уже всюду обращались, – вздохнула молодая женщина, – и все напрасно…

– Электропила, это она, – повторил посетитель и закрыл глаза.

Прошло минут десять, а он все еще сидел с закрытыми глазами.

– Что с ним? – тревожно спросила жена. – Может быть, ему стало плохо?

– Ну нет, – сказал муж. – Он спит, наверное, он очень устал за день.

– Удивительно, так спать под такие звуки.

А он крепко спал, спал так, как он уже не спал много лет, без снотворного.

Не по Крылову

Оленька Ласточкина вертелась у зеркала. Бабушка сидела на диване. Рассеянно читая книгу, она потихоньку любовалась внучкой.

Подойдя к зеркалу, Оленька взбила густые вьющиеся волосы.

– Ольга! Что это у тебя с головой? Какая-то папаха.

– Бабуся! – снисходительно посмотрела на бабушку Оленька. – У всех девчонок такие прически. И учительницы бы носили, да они старые.

– Ольга, не забывайся! Кстати, почему ты в школьном платье?

– У нас в шесть литература. Вчера начали ремонт и старшие классы передвинули.

– Нашли время. Беда с этими строителями, всегда они опаздывают.

– Понятно, – рассмеялась Оленька, – все они пьют.

– Ольга! – строго посмотрев на внучку, возмутилась бабушка. – Так нельзя, строители – рабочий класс.

– Бабуля, если этот класс бросит пить, я его в трезвый носик поцелую.

– Перестань, это неприлично!

– Почему? Теперь все целуются, даже мужчины с мужчинами. Видела хоккей по телевизору?

Бабушка чуть не улыбнулась, но, сдержав себя, спросила:

– Что же вы проходить будете?

– Басни Крылова, – скучным голосом сказала Оленька.

Бабушкино лицо порозовело, казалось, разгладилась сетка мелких морщин.

– Басни Крылова! – воскликнула она. – Какая прелесть!

– Вы тоже проходили?

– Конечно, и я, и моя мама, и бабушка, когда мы были девочками.

– Ух ты! Можно подумать, что эти басни проходили еще до сотворенья мира.

– Оля, не балагань. Как тебе не стыдно, ты – дочь интеллигентных родителей.

Оленька посмотрела на бабушку и подумала, что она совсем старенькая и лишена чувства юмора.

– Как ты смеешь, – продолжала бабушка, – Иван Андреевич классик, гордость нашей литературы.

– Родная моя, – обняла бабушку Оленька, – я люблю басни Крылова, мы учили их в первых классах, а теперь мы должны разбирать их. Это называется литературным анализом, мы должны устанавливать, чем вызвана та или другая басня, какое происшествие лежит в ее основе, какой писатель повлиял на Крылова, и на кого повлиял Крылов. Это же очень скучно. Не знаю, зачем это придумала Мария Сергеевна. Я не хочу!.. Не буду!..

Подбежав к своему столику, она достала школьный портфель, вынула какую-то книгу и, передав ее бабушке, сказала:

– Я прочту вот что!

Бабушка надела очки и, взяв книгу, раскрыла ее. На первой странице был портрет черноволосого мужчины в бархатной блузе с большим белым бантом.

– Ой! – воскликнула бабушка неожиданно молодым голосом. – Он!

– Кто? – не поняла Оленька.

– Артист эстрады.

– Бабуля, тебе бы фантастику писать, – взяла Оленька книгу у бабушки. – Это не артист, а писатель, Козьма Прутков. Между прочим, это не настоящая его фамилия, а псевдоним. Их было трое – двое братьев Жемчужниковых и Алексей Толстой. Они выдумали Козьму Пруткова и от его имени сочинили басни, смешные стихи, острые фразы. Представь себе, их интересно читать и сейчас. Послушай!

Оленька раскрыла книгу и стала с увлечением читать, но бабушка не слушала ее. Ей пришла на память далекая юность, «Круглый сад», по которому бродили молодые люди и ни одного старого человека, открытый Эстрадный театр, маленький лысый человечек, сыпавший смешные рассказы, громкоголосый артист в бархатной блузе с белым бантом. Он нравился ей, пожалуй, она даже была влюблена в него. Но как же была его фамилия?

Оленька упоенно читала Козьму Пруткова, бабушка, сняв очки, закрыла глаза. Они не услышали, как открылась дверь в передней, и только потом увидели, что в комнате появились Оленькина мама Нина Викентьевна и отчим Сергей Антонович. Впереди шла мама, прямая с высокой, похожей на башню, прической, сзади – Сергей Антонович, большой, с круглыми плечами и лицом как плохо выпеченный хлеб.

– Что это, Оля? – ровным голосом спросила мама. – Что ты читаешь?

– Козьма Прутков, – робко сказала Оленька, – я взяла у тебя в шкафу. Не бойся, я буду осторожно обращаться с этой книгой.

– Козьма Прутков? – переспросил Сергей Антонович. – Лауреат?

– Нет, – едва удержалась от смеха Оленька, – Козьма Прутков знаменитый писатель прошлого, сатирик.

– Сатира нам нужна, – сказал Сергей Антонович, – но смотря какая. Болтался тут у нас в «Кожгалантерее» несколько дней один сатирик и, вот вам результат, бухнул в газете фельетон, и теперь нашего директора снимают, а человек он полезный. Пусть уж лучше писатели про наши достижения пишут.

Нина Викентьевна подняла брови, забыв, что мимика ведет к преждевременным морщинам.

– Сергей, – сказала она все тем же ровным голосом, – литература не твоя сфера.

– Это почему же? – обиделся Сергей Антонович. – Литература, в газетах пишут, она для народа.

– Сергей! – чуть громче сказала Нина Викентьевна, и послушный муж отошел в сторону.

Тут вмешалась бабушка:

– Знаешь, Нинуля, этот Прутков как две капли воды похож на одного артиста, которого я в юности видела в «Круглом саду». И волосы такие, и бархатная блуза, и большой белый бант, а как его фамилия – вспомнить не могу.

Нина Викентьевна выслушала бабушку, а потом сказала с той неприятной вежливостью, с которой часто говорят интеллигентные дочери со своими родительницами.

– Это очень интересно, мама, но, извини, мне нужно поговорить с Ольгой на профессиональную тему.

– Конечно, конечно, это не по моему уму, – пробормотала бабушка, – пойду к своим кастрюлям, – и ушла на кухню.

Оленька стояла, прижимая книгу, как солдат личное оружие перед боем.

Нина Викентьевна окинула Оленьку холодным проницательным взглядом, чуть задержавшись на ее «папахе».

– Садись! Боже мой, в кого ты так вымахала?

– Мамочка, я еще не самая длинная в классе. Во мне всего метр семьдесят шесть, а в Ляле Воронихиной – метр восемьдесят.

– Садись! – потребовала Нина Викентьевна. – С тобой невозможно разговаривать.

Они сели на диван.

– Ну, – сказала Нина Викентьевна, – зачем тебе понадобился Прутков?

– Видишь ли? – зачастила Оленька, – сегодня у нас литература, все будут анализировать басни Крылова, а я хочу – Пруткова.

Тут вступил Сергей Антонович:

– Так, значит, все одно, она – другое. Это же нарушение принципа дисциплины. С детства не хочет читать Крылова, потом вырастет, не пожелает читать существенные документы.

– Сергей Антонович, я просила вас… нервно сказала Нина Викентьевна, и он умолк, втянув голову в плечи, зная, что когда жена называет его на «вы», – это высшая мера немилости.

– Оленька, – подозрительно ласково спросила Нина Викентьевна, – чем тебя заинтересовал Прутков?

– Ну, как же, ты ведь читала, он такой веселый, умный. Помнишь басню про цаплю?

Оленька поднялась с дивана, вытянула шею, выбросила вперед одну руку и стала похожа на какую-то птицу.

– «Цапля и беговые дрожки», – звонко прочла она.

 
На беговых помещик ехал дрожках,
Летела цапля, он глядел.
Ах! почему такие ножки…
 

– Сядь! – посмотрела Нина Викентьевна в зеркало, поправляя прическу. – Это скучно и сейчас совсем неинтересно.

– Мамочка, а какие у него афоризмы! – вскричала Оленька и, боясь, что мать перебьет ее, стала выстреливать одним афоризмом за другим: – Если у тебя есть фонтан, заткни его, дай фонтану отдохнуть! Болтун подобен маятнику, того и другого надо остановить! Если на клетке слона увидишь надпись «буйвол», не верь глазам своим. Девицы вообще подобны шашкам: не всякой удается, но всякой желается попасть в дамки.

Сергей Антонович захохотал, но сразу стал серьезным, сказав:

– Аморально.

– Оля, – наставительно сказала Нина Викентьевна, – тебе еще рано думать о таких глупостях.

– Да нет же, я не думаю, а у нас некоторые девочки говорят: провалимся на экзаменах в институт, выйдем замуж. Послушай вот еще два афоризма: легче держать вожжи, чем бразды правления. Бди!

– Бди! – серьезно сказал Сергей Антонович. – Это точно, по-современному. А остальные его афоризмы забудь. Сомнительные они.

– Мама, – твердо сказала Оленька, – я пойду в школу и буду читать произведения Козьмы Пруткова.

– Не рекомендую, – сердито сказала Нина Викентьевна. – Нужно делать то, что делают все.

– Я хочу быть сама собой, – вскричала Оленька. – Ты же делаешь то, что хочешь, вышла замуж за Сергея Антоновича и не спросила, нравится ли он мне.

Нина Викентьевна забыла про вред мимики, брови высоко взлетели, рот искривился.

– Девчонка, ты сравниваешь себя со мной!

Сергей Антонович отошел в сторону.

– Я не девчонка, я человек! – вскричала Оленька. – Извини, мне пора в школу.

Она спрятала книгу в портфель и выбежала из комнаты. Дверь в передней глухо хлопнула.

Нина Викентьевна задыхалась от волнения.

– Человек!.. Ты слышишь, Сергей, она считает себя человеком, а на днях меня вызовут в школу, и я буду краснеть из-за этого человека. Почему я одна должна заниматься воспитанием этой вздорной девчонки! Бабушка ей во всем потакает. Ты совершенно безразличен.

– Прости, Ниночка, – мягко сказал Сергей Антонович, а глаза его стали жестокими. – Я к тебе пришел, когда ей было двенадцать лет, учить ее уже поздно было. Пораньше бы лет на семь, я бы ее поучил, не посмотрел бы, что она – девочка. Была бы она у меня послушной. А теперь…

– Молчи, – зажала уши Нина Викентьевна, – мама, я голодна, корми нас!

Класс был полон гулом, которым всегда бывают полны классы перед началом урока. Оленька сидела у окна, не принимая участия в болтовне подруг. Отворилась дверь, и в класс вошла Мария Сергеевна, молоденькая, кругленькая учительница с деревенским румянцем во всю щеку. Она работала в школе всего второй год, еще стыдилась своей молодости, яркого румянца и поэтому держалась нарочито строго.

Мальчики и девочки встали, разноголосо крича:

– Здравствуйте, Мария Сергеевна.

– Здравствуйте, ребята, – очень серьезно сказала учительница, – садитесь.

– Ребята, – сказала Мария Сергеевна, – сегодня мы будем читать и анализировать басни Крылова. Миша Селезнев.

Поднялся маленький мальчик с подвижным лицом.

– Что ты приготовил?

– «Волк на псарне».

– Читай!

Миша, шепелявя, скороговоркой читал басню. Казалось, что рот его набит камушками, сквозь которые с трудом пробирается его толстый язык.

Ребята не могли понять Мишу, но Мария Сергеевна видела, как он старается. Выслушав его, сказала:

– Умница.

Тотчас же румянец на ее щеках стал гуще, и она подумала, что применила слово, обычно не принятое в педагогике.

– Анализ, – строго сказала она.

Миша, теперь уже спокойно, потому что больше не нужно говорить стихами, когда кажется, что едешь по кочкам, объяснил, что в образе волка Иван Андреевич Крылов имел в виду захватчика Наполеона Бонапарта, а в образе ловчего – Михаила Илларионовича Кутузова, героя Отечественной войны. Он еще остановился на том, как стихи Крылова повлияли на других поэтов.

– Хорошо! – сказала Мария Сергеевна. – Садись!

Увидев, что Рита Казачонок высоко взбивает волосы, Мария Сергеевна вызвала ее:

– Казачонок.

Рита поднялась. Она была самая красивая девочка в классе, все мальчишки безнадежно влюблялись в нее, и поэтому она вела себя гордо и независимо.

– «Стрекоза и Муравей», – сказала Рита, повернувшись вполоборота к Марии Сергеевне, так, чтобы та любовалась ее безукоризненным профилем.

– Стань как следует! – приказала учительница.

Рита нехотя выполнила приказание учительницы и стала читать басню.

Читала она звучным, глубоким голосом, нараспев, подражая какой-то актрисе.

Ребятам нравилось, но Мария Сергеевна, выслушав Казачонок, сказала:

– Плохо, совсем плохо! Зачем ты завываешь? Я знаю, что ты собираешься в театральный, но артист прежде всего следит за смыслом литературного произведения. Анализ!

С анализом было еще хуже. Звучным красивым голосом Рита несла такую чушь, что Мария Сергеевна не выдержала:

– Довольно! Стыдно! Взрослая девушка, собираешься в актрисы, а двух слов связать на можешь. Садись!

Рита, невозмутимо гордая, села и опять повернулась в профиль к учительнице, думая: «Колобок, противная, завидует мне».

– Архангельский… Клебякина… Бобович… – вызывала она одного за другим учащихся.

Оленька была последней, губы у нее дрожали.

Держа книгу в руках, она прочла с отчаянной смелостью:

– Козьма Прутков. Сочинения.

– Что ты сказала? – удивленно спросила учительница.

– Козьма Прутков, сатирик прошлого века, – твердо повторила Оленька.

– Читай, – махнула головой Мария Сергеевна.

Оленька вытянула шею, отбросила одну руку и прочла басню «Цапля и беговые дрожки».

Кончив читать, она спросила учительницу:

– Можно еще – афоризмы, а потом уж анализ?

Мария Сергеевна молчала, но тут раздался звонок.

– Ребята, вы свободны, а ты, Ласточкина, останься.

Все с шумом и веселыми выкриками выбежали из класса, а Боря Архангельский сказал свое-му другу Сене Бобовичу:

– Будет Ольке! Разгром немцев под Сталинградом.

Когда Мария Сергеевна и Оленька остались одни в классе, учительница сказала:

– Садись!

С минуту они молчали, затем Мария Сергеевна спросила:

– Значит, тебе понравилась эта басня?

– Эта, и другие, и афоризмы.

– Читай!

Оленька стала читать афоризмы. Мария Сергеевна сказала:

– Пожалуйста, дай мне книгу.

Оленька протянула ей книгу, и Мария Сергеевна молча читала афоризмы и басни, а порой у нее вырывался смех.

Дома бабушка, мама и Сергей Антонович скучно пили чай.

Бабушка волновалась:

– Боже мой, где она? Уже поздно, а на улице всякие…

– Ничего, – хохотнул Сергей Антонович, – девицу такого роста никто не решится обидеть.

– Наверное, ее поставили в угол, – кисло сострила Нина Викентьевна. – Впрочем, такие меры теперь не применяются даже для маленьких.

Щелкнул замок в передней, и в комнату в плаще и берете влетела Оленька.

– Мамочка! – размахивала она портфелем. – Мария Сергеевна похвалила меня.

– Учительница? – удивился Сергей Антонович. – Впрочем, теперь разные учительницы бывают, надо еще проверить, кто она и откуда.

– Мамочка, – не обратив внимания на отчима, продолжала Оленька, – ты не сердись, она взяла у меня на несколько дней Пруткова, у нее такой книжки нет.

– Вспомнила, как этого артиста фамилия была, – громко сказала бабушка. – Степанов-Спокойский. Как я могла забыть!

– Что это она? – испуганно спросил Сергей Антонович.

– Заговаривается, – вздохнула Нина Викентьевна, – ничего не поделаешь, возраст.