Текст книги "Ценный подарок (сборник)"

Автор книги: Евгений Мин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Сказки для взрослых

Ошибка

Человек явился на свет.

Добрые боги и богини собрались у его колыбели.

Их позвала мать новорожденного, и они пришли, потому что были отзывчивы и сердечны.

– Ори, парень, громче ори! – усмехнулся краснощекий Бог здоровья. – У тебя отличные легкие и крепкие кулаки. Я наделю тебя долголетием, и ты проживешь жизнь, не зная ни одной болезни. Расти, цыпленок, будь петухом! – громко захохотал пунцовый богатырь и шлепнул мальчишку по заду.

– Не слушай его, дитя, – велеречиво произнесла большелобая Богиня. – Что такое здоровье без мудрости? Я награжу тебя умом – величайшим богатством мира.

Богиня мудрости коснулась лба младенца тонкими, длинными пальцами, и он, почувствовав холод разума, закричал еще сильнее.

– Ты будешь прекрасен, – поцеловала ребенка в губы Богиня красоты.

– Ты будешь храбр и смел! – громовым голосом воскликнул Бог отваги и трижды подкинул к потолку красное, сморщенное существо.

Тихая, растроганная, лежала в постели мать. Еле слышно прошептала она слова благодарности:

– Спасибо вам, добрые боги и богини, за то, что вы так щедро наградили моего сына.

– Он будет счастлив! – хором вскричали небожители и удалились по своим делам.

Годы шли. Младенец стал мальчиком, мальчик – юношей, юноша – мужем, и все свершилось так, как было предсказано.

Другие люди болели коклюшем и тифом, умирали от воспаления легких и разрыва сердца, а он никогда не узнал даже, что такое насморк и несварение желудка.

Первые красавицы мира превратились в уродливых старух и боялись посмотреть на себя в зеркало, а он, дожив до седых волос, был так красив, что молоденькие девушки заглядывались на него.

Он прошел через три войны, и трижды смерть отступала, сраженная его мужеством.

Он написал много книг, и люди разных стран света – белые, желтые, черные – плакали и смеялись, благословляя его талант.

И все-таки он не был счастлив.

Злобный, завистливый критик сказал о лучшей из его поэм, что это бумажный хлам, и он расплакался как ребенок.

Политический деятель забыл пригласить его на званый обед, и он огорчился и не спал две ночи.

Любимая девушка, которой он подарил свою самую прекрасную книгу, предпочла ему спекулянта, подарившего ей кольцо с драгоценным камнем. И он страдал.

Старуха мать сокрушалась:

– Чего ему не хватает, моему бедняжке?

Бедная женщина! Это ведь она, пригласив к сыновьей колыбели добрых богов и богинь, забыла позвать Бога юмора – великого целителя маленьких огорчений и больших невзгод.

Свет в окне

Вечер перешел в ночь, но никто этого не заметил. Было шумно, весело и бестолково. Кто-то слушал магнитофон, звучал низкий, хрипловатый голос недавно погибшего артиста, длинная девушка с детским лицом старательно и неумело вытанцовывала модный танец, двое мужчин допивали остатки горячащего напитка, юная пара на лестничной площадке объяснялась в любви, и поцелуев было гораздо больше, чем слов.

Лишь один Молодой человек, который только что веселился вместе с другими, ощутил приступ тоски. Все сделалось скучным и ненужным. Это не было ранним похмельем. Он пил мало, был трезв, голова ясная, но ему показалось, что он сейчас где-то, кому-то необходим. Веселое, беспечное общество стало в тягость.

Он ушел.

Осторожно обойдя парочку, все еще неутомимо целовавшуюся на площадке, он спустился по старой лестнице со ступеньками, источенными, как фамильные серебряные ложечки.

Набережная была пуста. Корабли, закованные в черную гладь реки, дремали в ожидании рассвета.

На мосту, перегнувшись через перила, стоял сержант милиции.

По его унылой спине было видно – это рыбак, утомленно ждущий конца дежурства, чтобы заняться любимым делом.

Молодой человек хотел поговорить с сержантом, но, вспомнив, что пил горячащий напиток, воздержался.

Он не спеша перешел мост, долго смотрел на стадион. Тишина до краев наполняла его круглую чашу.

Молодой человек стоял у истоков проспекта, льющегося от моста до пятиугольной площади.

Он медленно пошел вдоль проспекта. Тусклый свет фонарей придавал ему сходство с коридорами зданий, где когда-то обучались благородные девицы.

Было холодно и одиноко. Он подумал, не отправиться ли домой, но увидел, как метрах в двадцати от него появился маленький мужчина, который с трудом нёс в футляре виолончель.

Он быстро догнал виолончелиста, вежливо и тихо сказал:

– Позвольте помочь вам, я вижу, как вам трудно нести инструмент.

Страх метнулся в глазах музыканта.

– Нет, нет, не нужно, я сам.

– Ну зачем же, – мягко уговаривал его Молодой человек, – я моложе, сильнее…

– Нет, нет, – пугливо оглядывался по сторонам музыкант и метнулся в переулок, с трудом волоча инструмент.

Молодой человек остановился. В свете фонаря было видно, что его чистое, гладкое лицо стало старше. Тоненькая, еле заметная черточка, которая с годами станет одним из шрамов, нанесенных временем, залегла у рта. Он стоял и думал: почему его испугался музыкант? Неужели потому, что музыкант был стар и тщедушен, а он высок и силен? Он думал о том, настанет ли время, когда не будет посторонних и каждого встретит пожатие дружеской руки. Он верил, что это будет, но когда же?

Стало холодно и пусто. Он пошел быстрым шагом. Кое-где в окнах домов горел свет, но каким-то чутьем он угадывал, что не нужен там.

Он остановился у семиэтажного, словно высеченного из гранитной скалы дома. Здание было погружено в глубокую тьму, и лишь на самом верху, под крышей, горел слабый свет.

Он вышел на середину улицы и стал наблюдать за светящимся окном. Огонь то гас, то зажигался – так, словно это был маяк, указывающий ему путь.

Он размышлял, где находится комната с мигающим светом, и решил, что она на седьмом этаже, справа от лестницы. «Я нужен там, наверное там живет больной старый человек, я могу помочь ему», – мысленно сказал он себе, направился к дому и вошел в парадную.

Дом был старый, лестница крутая, с высокими пролетами, так что семь этажей равнялись не меньше девяти нынешних строений.

У молодого человека были сильные ноги и сердце. Ему ничего не стоило одолеть высоту этого дома, но волнение охватывало его, дыханье сбивалось, он шел медленно, как старик, отдыхая на каждой площадке.

Он добрался до седьмого этажа, долго стоял у высокой резной двери, восстанавливая дыхание, затем нажал кнопку звонка, похожую на пуговицу от мужского пальто.

Никто не отозвался. Тревога охватила его. Может быть, он опоздал и уже случилось несчастье? Он нажал кнопку еще сильнее, долго не отнимая палец. Он услышал шарканье ночных туфель за дверью. Проскрипел старческий голос:

– Кто еще там?

– Извините, – смутился молодой человек, – я – никто, я – посторонний.

– Посторонний, – хрипло захохотал старик за дверью. – Плохо придумал, твои братья жулики называются водопроводчиками, монтерами, телетехниками. Меня не проведешь. Я их не пускаю. Зря, говорю, рветесь – ценностей у меня нет, бриллиантов не накопил, одна пенсия. Шагай домой, посторонний. А может, ты набрался где-нибудь?

– Нет, – смущаясь еще больше, чем раньше, сказал молодой человек. – Я выпил всего две рюмки.

– Две рюмки, – злобно захохотал старик, – знаю я ваши рюмки, стаканами хлещете, и дамочки ваши не отстают. Объясняй по-честному, кто тебя навел сюда?

– Я увидел свет у вас в окне, он то зажигался, то гас, мне это показалось тревожным.

– Тревожным? Ты с луны, что ли, свалился? Не знаешь, что помереть можно, пока электрика допросишься. Ну, ладно, топай восвояси. Устал я с тобой балясы точить, – сказал старик и разразился долгим, рвущим все внутренности кашлем.

Молодой человек обеспокоился:

– Вы больны, прошу вас, пустите меня, может быть, мне удастся помочь вам, я – врач.

Кашель еще долго мучил старика, затем он стал с натугой выдавливать из себя слова:

– Врач? Раньше посторонним объявлялся, теперь врачом. Есть у меня поликлиника, с ее божьей помощью бесплатно помру. А ты катись, пока я не позвал милицейскую службу, она тебя скоро вылечит, врач.

Молодой человек услышал звуки удаляющихся, шаркающих туфель и стал медленно спускаться по лестнице, почему-то идти ему было тяжело, каждая ступенька давалась с трудом.

Ночь стала еще темнее и гуще, черные лохматые облака закрыли луну и звезды. Молодой человек шел и думал о том, как бы скорее вернуться в свою светлую, теплую квартиру. Вдруг он увидел темный серый дом. В пятом этаже его светилось единственное окно.

Он долго стоял у этого дома, затем вошел в парадную и стал подниматься по крутой лестнице.

Счастливое семейство

Жили-были муж и жена. Звали их Смех и Правда. Они отличались характерами и поэтому были счастливы. Правда, женщина прямая и строгая, редко улыбалась, а Смех был мужчина веселый, общительный, и то и дело рассыпался смешинками.

– Знаешь, – говорила Правда своей ближайшей подруге Истине, – может быть, он несколько легкомыслен и его приятель Рассудок зарабатывает больше, но с ним всегда весело.

У счастливых супругов не было детей, и как-то Правда сказала мужу:

– Мой друг, нам пора обзавестись потомством, теперь в каждом приличном доме есть ребенок и кровная собака.

– Ты хорошо придумала, милая, – рассмеялся Смех. – Я буду папа, а ты будешь мама. Это очень смешно.

Через год у них родилась двойня – мальчик и девочка. Их назвали Сатира и Юмор.

Это событие было торжественно отмечено.

Пришел Рассудок, приятель папы Смеха, Истина, подруга мамы Правды, двоюродные сестры новорожденных Ирония и Шутка, троюродный брат Анекдот. В углу, нахмурившись, сидела бабушка Мудрость. Она трясла головой то ли от того, что думала о чем-то очень важном, то ли просто от старости.

Рассудок подарил близнецам сберегательную книжку, Истина изрекла несколько полезных истин. Ирония сказала какое-то забавное приветствие, так что нельзя было понять, говорит она в насмешку или всерьез, Шутка вместо близнецов поцеловала папу Смеха, Анекдот разразился остротой, над которой хохотали все, и даже бабушка Мудрость перестала качать головой.

Девочка и мальчик, Сатира и Юмор, росли быстро. Они были очень похожи друг на друга, но, так же как родители, отличались характерами.

Юмор был весел и беззаботен, Сатира – правдива и беспощадно остра.

– Конечно, – говорила мама Правда, – нельзя никому прощать ложь и обман, но девушка должна быть мягка и сердечна. Право, не понимаю, в кого она такая.

– В меня, душенька, – хохотал папа Смех, – пока я не женился на тебе, я смеялся над кем попало.

Язык у Сатиры был опасно острый. Доктор Ухогорлонос, к которому обратилась мама Правда, сказал, что не встречал такого острого языка и медицина бессильна.

Чем старше становилась Сатира, тем острее и умнее делалась она.

– Боюсь, она никогда не выйдет замуж, – печалилась Правда, – мужчины не любят умных женщин.

– Ничего, – успокаивала ее подруга Истина. – Все меняется, может быть, со временем ум ее уменьшится, а красота расцветет.

Бабушка Мудрость молчала. Впрочем, ее давно никто не слушал.

– Все-таки ей нужно бывать в обществе, – сказала Правда, – сейчас нет балов, но бывают приемы.

Однажды она взяла с собой дочку и сына на прием, где были разные персоны: Храбрость, Ум, Талант, Честность, Порядок и другие лица, которые обычно бывают на торжественных церемониях.

Смелая, красивая, с ясными, широко открытыми глазами Сатира понравилась всем, и все приветливо беседовали с ней.

– Милая девочка, – сказала Храбрость, – я рада, что вы такая. Без смелости нельзя жить на свете.

– Я получил огромное удовольствие от беседы с вами, – низко склонился Ум, – вы так весело и умно судите о самых сложных предметах, которых не решается касаться никто.

– Я много слышала о вас, – сказала Честность, – и представляла вас совсем другой. Я думала, вы – старая дева, обозленная на всех, а вы, оказывается, молоды, красивы и говорите только прямые слова. Это удивительно!

– Что же здесь удивительного? – улыбнулась Сатира. – Я дочь Правды.

– Нет, нет, – вмешался в разговор Талант. – Дело не в честности. Есть много порядочных и честных людей, однако они так скучны, что от разговора с ними болят зубы, а вы талантливы, блестящи и остроумны.

– Точно так! – козырнул Порядок, который был по-военному краток.

Последней к Сатире подошла могучая, полногрудая женщина. Она была одета просто и строго. Снежно-белое платье широкими складками падало до самых пят. На руках и шее не было никаких драгоценностей, волосы вокруг головы уложены косами, веки не накрашены, губы не намазаны.

– Здравствуйте, милочка, – сказала женщина, протягивая Сатире большую сильную руку.

– Я не милочка, – насмешливо улыбнулась дочь Правды, – меня зовут Сатира.

– Сатира? – переспросила женщина. – На кого?

– На всех, кто заслуживает этого.

– На всех?! – сдвинула брови полногрудая. – На всех нельзя. Надо сначала узнать, на кого можно.

– Вот уж об этом я не буду никого спрашивать, – сказала Сатира, – это мое дело.

– Подумайте, что вы говорите, – рассердилась женщина. – Вы не девочка, пора вам понять, что вы должны быть осмотрительной, осторожной, знать свое место в обществе, избегать опасных тем и вольных рассуждений. Больше молчать, чем говорить. Вы должны высмеивать только некоторых, отдельных, кое-где еще встречающихся нетипичных личностей.

– Зачем же обличать нетипичных? – рассмеялась Сатира. – Это нелепо и смешно.

Румяное лицо женщины побледнело.

– Дерзко и неумно! – топнула она тяжелой ногой. – Вы еще поплатитесь за это, Сатира. Если вас терпят, это еще не значит, что на вас нет узды. Поймите, без вас могут прекрасно обойтись. Вы приносите одни неприятности. Опомнитесь, пока не поздно. – И она ушла совсем не женским шагом.

Тотчас же к Сатире подлетел троюродный брат Анекдот.

– Что случилось, душенька? – спросил он. – Почему эта особа ушла от тебя такая рассерженная? Ты чем-нибудь обидела ее?

– Ничем, я только сказала, что она говорит глупости и что это нелепо и смешно.

– Ты так сказала? – всплеснул руками Анекдот. – Как ты могла? Да знаешь ли ты, кто она? Это – Справедливость. Ай-я-яй!.. Нагрубить ей… – закудахтал он и помчался по залу.

Вскоре поползли слухи.

– Вы слышали, она надерзила Справедливости. Она бог знает что сказала ей, – тряслась всем телом Трусость.

– Чудовищно! – дрожал мелкой дрожью Страх.

– Не понимаю, как можно спорить с самой Справедливостью, – высоко поднимал плечи Порядок.

– Эта девчонка позволила себе учить Справедливость, – качал головой Рассудок. – Боюсь, это плохо кончится для нее. Нужно принимать меры.

И он собрал все семейство, чтобы обсудить дерзкий поступок Сатиры.

– Что же мы будем делать теперь? – спросила мама Правда папу Смеха.

– Знаешь, милая, это совсем не смешно, – сказал он и, кажется, в первый раз в жизни не рассмеялся.

Мама ласково посмотрела на него, потому что не так уж часто ее любимый муж говорил правду, а главным для него было посмеяться и посмешить других.

– А может быть, она пошутила, – сказала Шутка, – и решила припугнуть нашу милую Сатиру.

– Я пойду к ней, расскажу какую-нибудь забавную историю, – предложил Анекдот, – она рассмеется и простит мою сестренку.

– Милые дети, – грустно улыбнулась Правда, – вы так мало прожили на свете…

– Все это пустяки, будем жить, как прежде, – сказал беззаботно Юмор.

– Нет, – потер лысину Рассудок, – она вам этого не позволит.

– Не позволит, – вздохнула Правда.

– Не позволит, – стряхнул слезу Смех.

И все загрустили. Вдруг бабушка Мудрость, которая тихо дремала, спросила:

– Что это вы все встревожились? Покажите мне эту Справедливость, которая вас так перепугала.

– Вот, – сказала Ирония, – видите, там у колонны стоит женщина, и непонятно, то ли она поддерживает колонну, то ли колонна ее.

– Эта? – спросила старушка, вглядываясь своими дальнозоркими глазами. – Какая же это Справедливость? Это Ханжа.

– Ханжа! – воскликнула Правда. – Подумай, что ты говоришь, мама!

– Ханжа! Вот потеха! – захихикал Анекдот. – Кто это придумал, что она Справедливость? Вот чепуха, вот вздор!

Правда посмотрела на него строгими глазами.

– Молчи, это твои выдумки. Вечно ты сочиняешь всякую ерунду. Послушай, мама, – обратилась она к бабушке Мудрости, – ты сказала, что – Ханжа, но где же тогда Справедливость?

– Вон, – показала Мудрость высохшей рукой на женщину, сидевшую в углу зала на маленьком диване.

На женщине было строгое платье до пят, волосы уложены косами вкруг головы, губы не накрашены, щеки не нарумянены.

– Что ты говоришь, мама?! – воскликнула Правда. – Разве могут быть так похожи Справедливость и Ханжа, и почему Ханжа так же одета, как Справедливость?

– Девочка моя, – прошамкала Мудрость, – ты зрелая женщина, у тебя взрослые дети, а ты еще ребенок и не знаешь, что Ханжа, Глупость, Жадность, Злоба одеваются в одежды Справедливости, иначе им не прожить на свете.

Услышав это. Юмор подпрыгнул от восторга и начал обнимать и целовать Сатиру.

– Умница! – танцевал он вокруг сестры, которая до сих пор стояла устремив взгляд в пол. – Молодчина! Как ты догадалась, что это Ханжа?

– Я ни о чем не догадалась, – сказала Сатира, – просто я не могу их спутать. Я близко знаю Справедливость.

– Ха-ха, хи-хи! – рассыпался смешинками папа Смех. – Она близко знает Справедливость!

– Ой, смешно… Ой, умру от смеха… – вертелся волчком Анекдот. – Надо будет всем рассказать!

– Она знает, что ничего не знает! – тонко улыбнулась Ирония.

Мама Правда покраснела и наставительно сказала:

– Дочь моя, мне стыдно за тебя. В нашей семье никто не лгал.

И тут бабушка Мудрость прошамкала:

– Тише вы, несмышленыши! Неужели вы не знаете, что наша Сатира – первая подруга и помощница Справедливости? Та без нее обойтись не может.

Смысл жизни

Когда он был маленьким, он вечно спрашивал: «Зачем?», «Почему?». И никто не находил в этом ничего странного. Так спрашивают все дети, которые в отличие от взрослых хотят дойти до самой сути вещей.

Он вырос. Новый вопрос возник перед ним: «В чем смысл жизни?»

– В науке, – сказал старый профессор, у которого были все награды и ни одного открытия.

Юноша усердно занялся наукой, но скоро понял, что она существует сама по себе, порой даже для себя.

– Смысл жизни в любви, – улыбнулся его друг-красавчик.

Он не был особенно красив, но свободные девушки и женщины охотно дарили ему любовь, и он понял, что не в любви смысл жизни.

– Общественная деятельность, – пояснил ему преуспевающий политик, – делать добро людям и получать от них благодарность.

Он попробовал себя на этом поприще, но не нашел в нем смысла.

– Истина в вине, – похлопал его по плечу пьяница-весельчак, знавший лишь одну эту строку из всей поэзии.

Он стал пить, но только испортил желудок и расстроил нервы.

– Семья, мой милый, семья, – сказал ему счастливый муж, – продолжение себя в потомстве.

Он женился, развелся, опять развелся, вернее жены уходили от него, потому что не видели смысла жить с ним.

Он изучил десятки языков, прочел тысячи книг и нигде не нашел того, что искал.

Он путешествовал по разным странам, наблюдал нравы и обычаи разных людей, и всюду его ждало разочарование.

Он старел, бежал человеческого общества, поселился в нагой пустыне, вел жизнь отшельника, постиг язык птиц и змей.

Однажды, когда он уже был совсем стар, он набрел на огромный камень, испещренный какими-то надписями. Собрав угасающие силы, десять лет он трудился, пока не прочитал таинственные знаки.

В них заключался смысл жизни, но он забыл все человеческие языки и умер, так и не раскрыв этого никому.

Полководец и смерть

Смерть собиралась в поход. Она стояла в кладовке и перебирала оружие. Долго она отбрасывала в сторону ржавые косы, пока не нашла новенькую, блестевшую, как серебро при луне.

– Эта, пожалуй, будет хороша.

– Куда ты поплелась, старуха? – спросила ее соседка по квартире, Вечность.

– Я иду к Полководцу. Говорят, никто не может победить его. Но я-то справлюсь.

– Посмотрим, – сказала Вечность.

Враг жестокий, беспощадный напал на мирную страну. Воинами стали кузнецы и учителя, хлебопашцы и музыканты. Полководец вел их в бой.

Полководец был ранен. Он лежал в палатке и бредил. Он просил налить ему стакан солнца, зажечь море и называл главного толстого доктора принцессой.

Когда Смерть подошла к палатке, врачи совещались.

– Надо впрыснуть ему морфий, – сказал младший врач.

– Вы думаете? – сказал тот, что был постарше.

– Пожалуй! Только покой может спасти его, – сказал главный толстый доктор.

А за палаткой кипела война, рвались снаряды, генералы ждали приказов Полководца и боялись войти к нему, потому что врачи запретили это.

Смерть откинула полог палатки, вошла и приблизилась к Полководцу. Смерть увидела его глаза и прочла в них страх.

– Ага, – засмеялась Смерть, – он такой же, как все. Он боится меня.

Смерть занесла косу над головой Полководца.

В это время в палатку ворвался Гонец. Он упал на колени перед постелью Полководца и прошептал:

– Полководец, скажи хоть слово, скажи, что делать?

Полководец взглянул на Гонца и сказал:

– Дай мне карту.

Смерть отошла и села у порога:

– Ладно, пусть он отдаст свой последний приказ.

Полководец нарисовал на карте три кружка, провел три длинные стрелы и что-то сказал Гонцу.

Гонец ушел. Смерть снова приблизилась к постели Полководца, но в палатку вбежал другой Гонец. Он упал на колени перед постелью Полководца и прошептал:

– Полководец, скажи, что делать? Скажи хоть слово.

Полководец взглянул на Смерть, и ей показалось, что он усмехнулся и подмигнул одним глазом.

Смерть отошла в сторонку.

– Дай мне карту, – сказал Полководец Гонцу.

Полководец и Гонец долго беседовали. Смерти стало скучно слушать их. Она закрыла глаза, зевнула и захрапела.

Когда Смерть проснулась, она увидела, что Полководец стоит окруженный толпой генералов и отдает приказы. Полководец взглянул на Смерть и презрительно улыбнулся.

Смерти стало обидно и стыдно. Она положила косу на плечо и отправилась домой. У нее было плохое настроение. По пути она скосила тысячи голов.