Текст книги "Евгений Шварц. Хроника жизни"

Автор книги: Евгений Биневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 50 страниц)

IX. ЭПИСТОЛЯРНЫЙ РОМАН

Келломяки, Наташа и ее семья, долги, «Каменные братья»

Драматургия была не единственным жанром, в котором работал Евгений Шварц. Как мы уже знаем, он писал стихи, сказки и бытовую прозу, вел дневник и писал «Ме»(муары). И не раз он говорил, что не следует отказываться ни от чего, о чем тебя просят, и стараться все делать хорошо и даже отлично. А иной раз, когда его спрашивали: «Над чем сейчас работаете, Евгений Львович?», отвечал: «Пишу все, кроме доносов».

Раньше Шварцы только снимали дачу в Келломяках, с осени сорок девятого года они наконец взяли в Литфонде домик в долгосрочную аренду. Наташа в Москве. Ждет ребенка. Чуть ли не два раза в неделю они обмениваются письмами. Если вдруг происходит какая-нибудь задержка, Евгений Львович впадает в беспокойство.

Он подробно описывает жизнь в Комарове, сообщает, над чем работает, кто приходит в гости и прочие мелочи. Вероятно, поэтому в этот период очень мало в «Амбарных книгах» дневниковых записей. А быть может, написав письмо Наташе, ему было неинтересно повторяться в тетради. И эти письма становятся своеобразным дневником бытия Шварцев.

А быт достаточно однообразен. Неспешное писательство, когда никто не подгоняет, малочисленные гости, безденежье, прекрасная финская природа. К тому же в этих письмах – все его литературные штудии этого странного времени. В том числе о тех, о которых мимоходом уже шла речь. А «странное время» – это потому, что в этот период – с сорок девятого по пятьдесят второй – у него ничего не написалось своего цельного, не печаталось, кроме «Первоклассницы», и не шло, кроме «Снежной королевы».

В эти годы ему приходилось осваивать новые жанры. И о них появляются кое-какие сведения в письмах. Но из всего писавшегося тогда, наиболее важными для него станут две работы, одну из которых – «Медведя» он все ещё продолжал дописывать и переделывать, а вторую – «Василису-работницу» («Каменные братья») он ещё только начинал сочинять. «Обыкновенным чудом» и «Двумя кленами» эти пьесы станут чуть позже.

Итак, письма-дневник:

24/VIII – 49: «…Чувствую себя отлично. В Келломяках идет ремонт, заново красятся стены, полы, чинится крыша и, если все будет благополучно и врачи позволят, мы переберемся к 1-му сентября туда. На этот раз с домработницей, потому что Кате ничего нельзя будет делать очень долго, даже если окажется, что инфаркта не было…

…Если это не затруднит Олега, то я попрошу его помочь мне в получении денег. Пусть он позвонит из своего издательства в мое. В Детгиз… Пусть Олег попросит к телефону Галину Владимировну Карпенко. Ей Олег пусть скажет следующее: «Здравствуйте. Я звоню по поручению Евгения Львовича Шварца. Он просил меня узнать: перевели ли ему деньги за второе издание «Первоклассницы»? У него жена захворала, и деньги крайне нужны. Ага. Ах вот как. Ну, ну. Я передам. И ещё Евгений Львович интересовался, как с книгой «Наш завод». Ага. Ах вот оно что. Ну, спасибо. Я напишу ему». Вот и все. Если Карпенко в отпуску, то пусть Олег попросит к телефону Эсфирь Михайловну Эмдем. Если и её нет, – то все вышеизложенное пусть передаст секретарше отдела. Это отдел младший школьный и дошкольный…

…Я пишу сейчас сразу две пьесы – для МТЮЗа и Центрального детского театра. Для МТЮЗа переделываю «Сказку о храбром солдате», которая была написана для кукольного театра, а для Центрального детского сочиняю новую сказку. А они и не знают об этом! Я ведь с прошлого года решил работать без договоров. Чтобы не торопили. Впрочем, если зажмет с деньгами, то от этой системы придется отказаться…».

А четырьмя месяцами ранее – 6 апреля – Евгений Львович двумя строчками рассказал в дневнике, как получился «Наш завод»: «Во время пребывания своего в Келломяках я написал книжку «Наш завод». Фрэз будет моим соавтором по этой книжке. Он приезжал дважды. Один раз жил в Доме творчества, раз – в городе, ко мне только ездил». То есть, не ахти какую книжку написал Шварц, но его, вероятно, продолжала мучить мысль, что Фрэз не стал его соавтором по «Первокласснице», хотя тогда помощь его писателю была более существенна. А тут Евгению Львовичу удалось склонить режиссера к компромиссу и стать его соавтором. Теперь, решил Евгений Львович, они квиты.

«Наш завод» Детгиз выпустит в этом же, сорок девятом, году тиражом 45 тысяч экземпляров и благополучно почиет с миром.

15.9.49: «…Очень жалко, что ты не решилась приехать. Погоды тут стоят удивительные. Я каждый день купаюсь. Впрочем, кроме меня, никто на это не отваживается. Лежат на солнышке, а в воду не лезут. Так что, когда я отправляюсь в воду, то все, как змеи, поднимают головы и следят за мной, пока я не вылезу и не оденусь. Наверное, осуждают.

Переехали мы сюда шестого, как и предполагали… Очень похорошел садик… Вчера купили навозу (подумай только, на что деньги идут) – за 25 рублей воз… Вообще говоря, здесь очень хорошо и, главное, Катя сказу тут поправилась. Я тоже чувствую себя отлично. Работаю пока что с прохладцем. Виной тому небывалая погода. Сядешь за стол и жалко терять возможность побродить по лесу или по морю. А к вечеру до того находишься, что в голове одно желание – поспать. Но все-таки делаю кое-что…

…В Москве постараюсь быть в октябре. Попроси, пожалуйста, Олега ещё раз позвонить в Детгиз… Прости, что задерживаю тебе деньги. Переезд, ремонт, то, сё, а Москва не шлет гонорары!».

24.9.: «…Я послал Юре Герману подробное объяснение, как пройти к вам. Он обещал зайти. Был ли он у тебя? Он в настоящий момент живет в гостинице «Москва», № 1043.

Я плотно засел за пьесу для Центрального детского театра. Хочу повезти пьесу сам. И как можно скорее, по возможности в октябре. Очень я скучаю без тебя. Если с пьесой что-нибудь застопорит – все равно постараюсь непременно побывать в Москве… Пиши мне, Натусенька, пожалуйста. Когда нет от тебя вестей – нет и покоя. Если нечего писать, – пиши коротко. Но только чаще…».

21.10.: «Дорогая моя доченька, прости, что не сразу тебе отвечаю, – сижу, не вставая, над пьесой, о которой тебе писал. А кроме того мы вместе с Германом собираемся писать для Ленфильма сценарий. Комедию об автомобилистах. Денежные дела этого года меня напугали. На одно издательство, очевидно, рассчитывать нельзя. Деньги они перевели (50 % – как сухо сообщает бухгалтерия) – только после того, как я сам позвонил им по телефону. А почему 50 %, когда мне давно уже причитаются все сто? Словом, деньги ушли на уплату долгов, так что вам, дети, придется ещё немножко подождать. Я вот-вот разбогатею всерьез. И за эту пьесу, и за сценарий платят скорее, чем за книжки, как показывает опыт. А кроме того вернулся в Москву и начал с 22-го октября играть «Снежную королеву» московский Театр драмы и комедии. Так что и авторские мои скоро придут в порядок.

Материал для сценария подбирается интересный и веселый. Думаем и придумываем комедию с удовольствием. А пьесой я, дочка, пока совсем доволен… Мой приезд зависит от того, когда я кончу пьесу. А пока пишется она не с той быстротой, к которой я привык. Страшно портить. До сих пор сижу за первым актом. День проходит интересно, как всегда, когда работа двинулась… Мое открытие, что природа существует не только летом, а во все времена года, – продолжает ежедневно подтверждаться… В лесу сейчас необыкновенно хорошо, и после каждой прогулки у меня ощущение, как после важного разговора. Море и не думает замерзать. Почки продолжают наливаться. В чем дело?..

Я очень без тебя скучаю…».

Не шли поспектаклевые и за кукольные постановки. В сорок восьмом не стало Савелия Наумовича Шапиро. Без него спектакли разваливались. Их очень редко включали в репертуар. И когда главным режиссером Большого кукольного театра был назначен М. М. Королев, он 3 апреля 1950 года обратился в «Театральный отдел Управления по делам искусств Ленгорисполкома тов. Юрскому Ю. С.» с «Докладной запиской», в которой просил разрешения изъять из репертуара ряд старых спектаклей. И первые три из перечисленных принадлежали перу Евгения Шварца: «Волшебники», «Сказка о храбром солдате» и «Сказка о потерянном времени», т. к. «эти спектакли уже давно перестали эксплуатироваться. Первые два оттого, что пересмотрены зрителями и не посещаются, остальные – некачественные».

29 апреля театр получает ответ: «1) Спектакли «Волшебники», «Сказка о потерянном времени» (…) снимать с репертуара не разрешается. (…) 3) О спектакле «Сказка о храбром солдате» Управление решит после его просмотра. (…) Начальник управления по делам искусств Исполкома Ленгорсовета Загурский».

Накануне нового театрального сезона, 11 августа, на очередном Худсовете театра третьим пунктом повестки дня рассматривался вопрос «о спектаклях «Сказка о храбром солдате», «Сказка о потерянном времени» и «Мастер на все руки»…».

Из протокола:

«Королев: Есть спектакли, качественно низкие и отслужившие свой срок… Они дискредитируют наш театр. У меня предложение снять их.

[В.] Козлова: Я согласна с Королевым. Говорю, как исполнительница главных ролей в «Мастере на все руки» и в «Потерянном времени». Материалы низкого качества…

[С.] Рубанович: В «Сказке о храбром солдате» тот порок, что решение абстрактно, формально, пьеса разорвана на 2 части. Считаю, что надо снять её…

[В.] Розенвассер: Согласна с тем, что надо снять все три спектакля…

Постановили: Рекомендовать снять спектакли, как художественно неполноценные».

И 18 апреля Королев вновь направляет «бумагу» в Управление по делам искусств, но на этот раз «зам. начальнику тов. Фиглину И. И.», в которой говорится: «Просим Вашего разрешения снять три спектакля с репертуара нашего театра: 1) «Мастер на все руки» – Туберовского, 2) «Сказка о потерянном времени» – Е. Шварца и 3) «Сказка о храбром солдате» Е. Шварца. Первые два спектакля не отвечают идейно-художественным требованиям нашего театра и не популярны у нашего зрителя. Спектакль «Сказка о храбром солдате» решен не в жанре кукольного театра (семь персонажей – актеры без кукол), мрачен по колориту и громоздкий в установке…

Решение о снятии этих трех спектаклей было единогласно поддержано Художественным советјм театра».

24.10.49: «…Это хорошо, что ты описываешь все, что произошло? в подробностях. Все это не вспоминать надо, а забыть по возможности. Помни, что в гневе человек бывает несправедлив. Только в гневе можно сказать, что ты погубишь Олега. Несомненно Нина Владимировна сама понимает, что ты очень мало похожа на женщину-вампира. Какая же ты погубительница! Ты никогда и ничего от Олега не требуешь, да и не потребуешь, не в твоем это характере. Разве что потребуешь любви и внимания, но ведь это не только жены требуют, и от этого никогда человек не гибнет. Ты ещё неважная хозяйка, ты только что начинаешь учиться жить, ты ещё будешь переплачивать за продукты, бить посуду, – но и это ещё ни одного мужа не убивало… Есть самое главное: ты любишь Олега, думаете вы одинаково, у него душа лежит к тебе, у тебя – к нему, ну, значит, все и наладится. Все будет хорошо, только любите друг друга, не отступая. Мало ли что ещё будет. Жизнь не легкая вещь. Будет и такое, может быть, по сравнению с чем ваши недавние семейные события покажутся пустяком. Но вы и тогда не сдавайтесь, а верьте друг в друга, и все будет отлично. Главное – не растрачивайте счастье, не придавайте бытовым неприятностям больше значения, чем они того стоят. Они неизбежны. Я вас предупреждал.

Ну вот и все, дорогие мои. Простите, что вмешиваюсь – ведь все-таки я ваш папа. А в университет тебе в будущем году нужно во что бы то ни стало! Слышишь?»/

30.10.: «…Спасибо тебе за письмо, Натуся. Помни только, что я взял с тебя слово писать мне правду, без умалчиваний. Рад, что чувствуешь себя счастливой. Насчет занятий я вот что тебе скажу. Великая сила упражняться в чем-нибудь… Занятия не даются тебе пока временно, по отсутствию гимнастики. Не сдавайся, упорно занимайся химией и физикой, и все пойдет отлично. Все уложится в голове. А голова у тебя хорошая. Сколько, к примеру, стихов ты знаешь, не уча и[наизусть. Да и понимаешь ты самые сложные вещи, если не внушать себе заранее, что того-то и сего-го тебе не понять никак. И второе – иногда человек опускает руки не потому, что не выходит, а потому, что так спокойнее. Помни, что тебе в этом направлении я успокоиться не дам. У меня есть своя профессия, но отсутствие высшего образования, отсутствие навыков работать систематически – мешает иногда ужасно. Прости, что пишу такие общеизвестные вещи. Мне просто хочется напомнить, что их общеизвестность не мешает тому, что они совершенно верны. Биологический факультет интересен, но – смотри! Обратно хода не будет!..

Больше не буду писать о неприятных вещах. У нас с 29-го числа – морозы, 5–6 градусов. Небо ясное. Хожу гулять знакомыми тебе дорогами, и все думаю, думаю о тебе, говорю целые речи, которые ты никогда не услышишь, потому что в них, надеюсь? миновала необходимость… Умоляю тебя – держи меня в курсе всех своих дел. И помни, что я всегда с тобой…

Звонил (из Москвы. – Е. Б.) мне Юра Герман. Говорит, что ты пополнела, хорошо выглядишь, в хорошем настроении. Жалко, что ты не пошла знакомиться с Гариными. Я говорил с Хесей Локшиной, женой Эраста. Тебя бы там чудно приняли, дом интересный. Но, впрочем, дело твое. Мне хотелось, чтобы у тебя в Москве были свои знакомые. Да и Олегу они понравились бы… Очень тебя прошу, позвони Наташе Григорьевой. У Олега записан её телефон. Приеду – поведу тебя к Маршаку. Целую тебя. Твой папа».

Читать наставления Евгения Львовича Наташе насчет подготовки к поступлению в университет смешно, если вспомнить, как Женя не мог и не хотел заставить себязаниматься, учась в Московском или Ростовском университетах. Какое отвращение вызывали они у него. Потому он и не завершил высшего образования. Правда, Наташа, в отличие от нас, этого не знала, ибо не имела возможности прочитать его письма Варе Соловьевой, да и его воспоминания о той поре.

3.11.: «…Жизнь у нас идет помаленьку… Появился у нас новый жилец – трехмесячный щенок Томка. Он принадлежит сторожу гастронома. Вернее, принадлежал. Сначала пес приходил в гости, потом стал жить под террасой, а теперь (ты знаешь наш характер) живет в доме и спит на диванной подушке, которая положена для него возле печки, в уголке, на полу в Катюшиной комнате. Пес необыкновенно живой, умный и для своего возраста воспитанный. Очевидно, на наше счастье, бывший хозяин лупил его в свое время нещадно…

Я работаю. Довольно много. Еще больше – брожу, что тоже, в сущности, является частью работы. Голова на ходу работает лучше… Вчера, гуляя, я думал о том, что не научился писать письма тебе взрослой. Пишу, как маленькой, как привык, как писал всю жизнь. Но ты из моих писем, что бы я ни писал, – должна понимать главное. Что я без тебя скучаю, что ты для меня в моей жизни самое главное и что я все время о тебе думаю. В последние дни думаю о тебе спокойнее.

Я здоров. Чувствую себя, как всегда, когда живу за городом, – отлично. Но катюшино здоровье – все не налаживается. Главное – она не может не работать, когда увлечена чем-нибудь, как теперь нашим садом. Целый день копается в саду, не выпускает лопаты из рук, а к вечеру – сердце болит…

Пиши мне, доченька, пиши почаще… Береги себя. Сейчас это не эгоизм, а высшая сознательность. Тем самым ты детей бережешь…».

9.11.: «…Я работаю… Пьеса как будто получается. Это сказка: «Каменные братья». В этой сказке Баба Яга превращает в камень братьев, которые пошли искать счастья и доли. На розыски отправляется не третий брат, как это обычно бывает в сказках, а мать. Женщина смелая, живая, веселая. Она после ряда приключений побеждает Бабу Ягу и всех врагов. Вот и все. Никому не рассказывай пока об этом. Я из суеверия последнее время не люблю рассказывать о своей работе, пока не кончу. Но тебе можно. Доволен я характером матери. И тем доволен, что сделал её главной героиней. Как мне кажется, это педагогично. Впрочем, посмотрим…

…День у нас обычно проходит так. Утром я работаю. Потом, примерно часа в два, иду гулять по морю до композиторского дома, потом наверх, через лес домой. Это, как ты помнишь, занимает два часа. Потом обед. Потом борьба с привычкой к послеобеденному сну. Утомленный борьбой, я обыкновенно засыпаю. Вечером опять работаю. Попозже – играем в карты. Катюша раскладывает пасьянсы… Спать ложусь, к сожалению, поздно. Часа в три. Пишу немножко. Читаю. А встаю самое позднее в девять. Жизнь, как видишь, по возрасту…».

2.12.: «…Будущее, Натуся, похоже немного на дорогу от шоссе к нам в Комарово. Когда только тронешься в путь, – подъем кажется совершенно недоступным, отвесным, как стена… А подойдешь ближе и видишь, – подъем, как подъем. Даже на велосипеде въезжают люди. Когда придет время, которое сейчас пугает тебя, то ты увидишь, что кроме трудностей, в нем найдутся и свои прелести… Гуляешь ли ты? Все знатоки утверждают, что тебе просто необходимо гулять не менее двух часов. Как ты ешь?..

Я много работаю. Меньше, чем надо, вернее медленнее, чем надо, но это со мной произошло уже давно. Я стал к себе строже. Во всяком случае, утешаю себя этим…

Настроение у меня ничего себе. Ужасно соскучился по тебе… Часто в город езжу через Разлив и вспоминаю, как мы там жили. И почему-то предчувствую, что мы ещё поживем на даче вместе. Хорошо бы и с твоей дочкой. Впрочем, можно и с сыном… Жить далеко от тебя я никогда в жизни не привыкну…».

17.12.: «Дорогая доченька, опять не удалось мне выехать в Москву и все по тем же причинам. Москва перевела мне 500 рублей авторских, хотя сам бухгалтер, когда был здесь в командировке, говорил, что мне причитается много денег. Не то что ехать, а не знаю, как мы обернемся до новой получки здесь. Впрочем, это временно.

«Снежная королева» пошла в Драматическом театре, в Пассаже (тот самый, что здесь называют «блокадным»). Я опять был на реперткомовском просмотре, потом на премьере, как полагается. Пьеса прошла с успехом. Это отразится на моем бюджете, – театр-то взрослый. Детгиз, я надеюсь, тоже наконец расплатится. Кончаю пьесу, пишу сценарий – словом, все будет в порядке…

Вечерами здесь тихо, темно, и я все думаю, думаю о тебе, вспоминаю, как ты была маленькой, как встретила меня в Кирове на лестнице, словом, всю жизнь… Я приеду при первой возможности. Потом приеду в феврале, когда приблизится срок, и пробуду в Москве столько, сколько понадобится…

В городе видаю только Германов. Не помню, писал ли я тебе в прошлом письме, что у них едва не разыгралась катастрофа. Лёшка заболел гнойным апендицитом. Врач установил диагноз не сразу. Наконец наш хирург Стучинский понял, в чем дело, мальчика срочно повезли в больницу Эрисмана и – сразу оперировали. Стучинский потом говорил, что опоздай операция на полчаса, и Лёшка мог погибнуть. Три дня у него температура держалась около сорока, впрыскивали пенициллин, морфий. Таня не выходила из больницы. Теперь Лёшка уже дома и бегает…

Мне очень понравилось твое большое письмо. Пиши, доченька, так же подробно. Пиши все, ничего не скрывая. Слышишь? Передавай приветы всему твоему семейству…».

11 декабря 1949 года Драматический театр, который позже назовут именем В. Ф. Комиссаржевской, сыграл премьеру «Снежной королевы». Поставили спектакль В. Мойковский и Г. Легков, художник А. Мелков. В основных ролях были заняты бывшие новотюзовцы: Бабушка – Т. Волкова, Герда – Г. Горячева, Кей – Е. Деливрон, Советник – С. Юрьевский, Король – Б. Коковкин и др.

Через 10 лет В. Мойковский с художником А. Мелковым и композитором В. Когтевым создаст второй вариант спектакля. Некоторые артисты выйдут на сцену в тех же ролях, для остальных это будет премьерой (собственно, как и для первых). Теперь состав исполнителей будет выглядеть так: Сказочник – В. Соболев, бабушка – Т. Волкова, Герда – Г. Горячева, Кей – А. Фрейндлих, Снежная королева – Е. Андерегг, Советник – С. Боярский, Атаманша – В. Глухова, маленькая разбойница – А. Деливрон, Король – Г. Кранерт, принц Клаус – А. Яйцовская, принцесса Эльза – Н. Петрова, Ворон – А. Швец, Ворона – М. Самойлова.

В сорок девятом же сыграет «Снежную королеву» и Центральный Детский Театр. Поставят её О. Пыжова и Б. Бибиков (художник Я. Штоффер, композитор В. Оранский). В заглавной роли выступила К. Коренева, Сказочника сыграл Е. Перов, Герду – Г. Новожилова, Кея – В. Сперантова, Советника – М. Нейман, Атаманшу – Т. Струкова, маленькую разбойницу – А. Кудрявцева, и др. После премьеры С. Богомолов писал: «Постановщики пересказали пьесу Е. Шварца живым, взволнованным сценическим языком. Каждый акт имеет свой внутренний сценический ритм, в целом же создается гармоническое звучание спектакля… Спектакль апеллирует к высоким, благородным чувствам. Зрители покидают театр с крепкой верой, что «верность, дружба и горячее сердце» всегда победят…» (Вечерняя Москва. 1949. 4 янв.).